Глава третья. Через лес…
Утро выдалось чуть пасмурным и теплым. Испарина поднималась от устланной хвоей земли, кое-где меж сосняка редкие осины желтели беспокойными палитрами с красками осени – красками увядания.
– Как же здесь хорошо, - только и прошептал Эдмунд, в очередной раз оглядываясь кругом. – Жаль, что мне уже сегодня уезжать, так бы навек и поселился…
Питер только хмуро кивнул, выражая согласие. Он вообще все утро ходил хмурым  и чем-то озабоченным. Им прошлось пройти еще метров сто, чтобы он решился заговорить о том, что так его тревожило.
– Эд, я ночью словно голоса слышал…
– Какие голоса?
– Из библиотеки. Вы с Джейн о чем-то говорили?...
– А, ну да! Мне что-то не спалось, я вниз спустился. Она там уже сидела, ну и перемолвились парой слов по-родственному.
Тут Питер приостановился и спросил уже полушепотом:
– Она меч не находила?
– Насколько мне известно – нет, - честно ответил Эдмунд.
Двинулись дальше. Лесная тропа стала совсем узкой, сырой, заросшей с обеих сторон мелким кустарником, жестким, как проволока. Эдмунд искренне порадовался тому, что надел резиновые сапоги.
Так, продираясь через северные дебри, они вышли к гигантскому валуну. Хотя, это был даже не валун, а обломок скалы, почти плато, гребнем встающее из земли. Многие века пролежал он среди лесов, оброс мхами и лишайниками, который пружинили под ногами, как ковер, кустами брусники, можжевельником и мелкими соснами, цепляющимися за камень оголенными корневищами. Рядом с валуном высились вековые ели, колоссы, выше сосен, а с края валуна открывался вид на неглубокий, болотистый овраг, поросший папоротником и вереском.
Они сели прямо на лишайник и, ни слова не говоря, сидели так полчаса, а может и дольше – прислушиваясь к лесу, словно пытаясь понять его, став в этой тишине с ним единым целым.
Эдмунд закрыл глаза, силясь представить себе девственные леса начала мира, тенистые и чистые, населенные древними тварями – столь же невинными, сколь и жестокими. Мир простой, ясный и совершенный, как сочинение Моцарта…
Но ветер настойчиво доносил даже сюда слабый запах дыма печей и костров из деревни, из всей округи – как напоминание о существовании и близости человека…
Сигналом к прекращению молчания стал тяжкий вздох Питера. Эдмунд потянулся, словно просыпаясь, и приготовился слушать.
– Как думаешь, это правда, что Нарния зародилась из песни?
– Почему бы и нет? Некоторые физики говорят, что музыка – есть первооснова Вселенной.
– А наш зародился из Слова. Как думаешь – поэтому Нарния совершеннее нашего мира?
– Я думаю, что мы все же слишком мало знаем Нарнию, чтобы понять, насколько она совершеннее нашего мира… К тому же, если верить индуистам, то и наш мир рождался в музыке – в танце. Песня и танец – по-моему, замечательная пара.
Питер только махнул рукой.
– То индуисты. Ты еще жрецов Таша припомни!
– Ого-го! Это ты загнул, братец.
– Ты что же – не помнишь Таша и вообще земли Арченланда?
– Помню! Извини, Питер, но ты не прав…
Питер снова махнул рукой и очень недовольный уставился куда-то в сторону. Эдмунд, словно подводя итог разговору, тоже тяжело вздохнул. Затем он поднялся на ноги и стал прохаживаться по плато то в одну, то в другую сторону, искоса поглядывая на брата. Тот по-прежнему сидел, ссутулившись, с открытыми глазами, но отрешившись от мира.
«Мхом бы тебя облепить, - подумал украдкой Эдмунд. – И кусты в уши вставить… Как бы органично смотрелся».
Он и сам замер, на самом краю валуна, над обрывом, смотря, как легкий ветер колышет листья густого моря папоротника.
– Эд, - сказал наконец Питер. – Давай уже к дому пойдем. Джейн будет волноваться…
– Иду, - откликнулся Эдмунд.
Он уже поворачивался, прочь от края обрыва, но вдруг расслышал тот же звон, что мерещился ему во сне. Вернее, не совсем тот – еще звонче и чище.
Оглянувшись, как ему казалось, на звук, Эдмунд как-то неловко оступился, вдобавок наступив на скользкую поганку, – и на ногах не устоял.
– Эд! – услышал он возглас Питера, успел заметить его смутный, смазанный силуэт.
И, как всегда в такие мгновения, мир опрокинулся, бросился прочь из-под ног, а затем и вовсе пропал куда-то…

Глава 4. Король рухнул… Да здравствует король!
Сознание и память медленно поднимались из тьмы забвения, как алкоголик поутру – из милой лужи.
Где он лежал, как туда лег – Эдмунд не помнил… Но лежать было удобно. Под ним была мягчайшая, просто-таки обволакивающая пуховая перина – не чета его обычному жесткому матрасу. И все-таки где он?
Пересилив себя и приоткрыв глаза, Эдмунд увидел расписанный под небо высокий потолок с резными балками. Далее – стены, также украшенные росписью они являли собой панораму прекрасных пейзажей – долин, рощ, речной дельты…
Окно этой комнаты, напоминавшей скорее небольшую залу, было стрельчатым, на манер готики, витражом. И с этого витража на Эдмунда глазами-стекляшками взирала благообразная морда льва. Вернее сказать – Льва.
Эдмунд резко сел на кровати и встряхнул головой. Трясти головой было больно.
Так же он обнаружил, что совершенно не одет.
Своих вещей он нигде в комнате не обнаружил, так что просто обернулся простыней на манер тоги и подошел к окну. Оглядев раскинувшийся перед ним вид на море и на поросший густым лесом берег, на разделявшую их золотую песчаную полосу, Эдмунд вынужден был признать, что находится в Кейр-Паравеле.
Какая-то частичка его сердца в этот момент тихо потеплела от радости. Другая же – зажгла страстное желание выскочить на этот самый золотистый песок и бежать по нему на закат с криками: «Выпустите меня отсюда!».
Отворилась дверь и в спальню вошла светловолосая девушка в простом платье служанки. Увидав Эдмунда бодрствующим, она так и ахнула.
– Ваше Величество, - пролепетала она, склоняясь в поклоне.
Эдмунд, завернутый в простыню, почувствовал себя просто-таки Юлием Цезарем.
– Доброе утро, - поприветствовал он девушку. – Не подскажете ли, мадемуазель, как я здесь оказался?
– Вас нашли возле леса. Вы были без сознания. Вас послал Аслан! Слава Ему! Мы Вас так ждали, Ваше величество, - девушка так расчувствовалась, что даже слезы заискрились в ее ресницах.
– Значит, опять что-то случилось?
– Да! О, случилось нечто ужасное…
– А почему я здесь оказался?!
– Вас послал Аслан.
Эдмунд хотел было спросить про то, что есть еще трое Певенси, кроме него и Питер из них старший, да и вообще Верховный король – почему же их не призвал сюда Аслан? Хотел уточнить про возрастное ограничение для призыва в Нарнию… Но потом понял, что у этой куколки все это спрашивать бессмысленно и даже нелепо.
– А где же сам Аслан?
– Аслан не являлся уже многие века. Но в прошлый четверг, говорят, его видел на морском берегу (на том самом месте, где Вас нашли!) маленький мальчик. Он говорил с ним и Аслан рек, что пошлет Нарнии одного из легендарных королей – одного из истинных сынов Адама! Потом мальчик рассказал все матери, а та – придворному звездочету и он сказал, что положение звезд подтверждает это. Сказал, что скоро к нам явится король!
– Но почему именно я?
– Аслан сказал, что из них остались в живых только Вы.
– Что?! Но это не так! Мои сестры и брат живы: двоих я видел за последние сутки.
– Так сказал Аслан! – настойчиво прошептала девушка. И тут же взвизгнула от ужаса: - Ваше Величество! Вы ведь не одеты…
– О, вы заметили?
– Простите меня! Сейчас позову силенов – они помогут вам одеться.
Вскоре действительно вошли четверо силенов, а за ними трое сатиров с медной ванной, ведрами с холодной и кувшинами с горячей водой, а так же прочими банными принадлежностями. Затем сатиры, кланяясь, ушли, а силены принялись смешивать в ванной воду с травяными настоями. Один из них подошел к Эдмунду, поклонился и принялся, ни слова не говоря, стаскивать с него импровизированную тогу. Эдмунд по плебейской привычке вцепился в простыню.
Силен взглянул на него чуть испуганно.
– Ваше величество, мы должны помочь Вам принять ванну.
Эдмунд оглядел слуг, обреченно чувствуя, что краснеет.
– Ладно, помогайте. Надеюсь, мальчики, что у вас… правильные жизненные приоритеты.
Силены рассмеялись, но не оттого, что шутка короля показалась им смешной, а оттого, что некрасиво было не засмеяться над королевской шуткой.
В ванной Эдмунд просидел долго. Силены суетились вокруг, разминали ему плечи, причесывали волосы, подливали горячей воды и травяных настоев. Эдмунд, собственно, не возражал…
Заодно королю прямо под руку поставили и блюдо с фруктами.  Конечно, он бы предпочел что-либо посущественнее, но в ванной есть было бы неудобно, да и не имел он привычки отказываться от нарнийских фруктов.
После принятия ванны и вытирания королевского тела шелковым полотнищем, Эдмунда наконец-то одели. Он всегда любил нарнийские одежды, единственным, что его неприятно поразило, была корона – уж очень неудобно она села на голову… Он спросил – нельзя ли обойтись без нее? Оказалось, что нет. Ведь придворные просто-таки умрут от горя, увидав древнего короля Эдмунда, истинного сына Адама, без надлежащей ему по праву короны.
Старший силен взял на себя честь препроводить Его Величество в тронный зал Кейр-Паравела.
Все встреченные ими люди и нелюди с благоговением кланялись Эдмунду. В ответ он сначала кивал и улыбался, но затем припомнил более королевский жест и стал всех с важным видом благословлять, как Папа Римский.

И снова тронный зал… Часто, стоит нам вернуться в хорошо знакомое место, нам кажется, что мы его не покидали. Так же и Эдмунд, войдя в тронный зал, ощутил изумление и трепет на одну лишь секунду, а затем все вдруг стало на свои места. Да, вот тронный зал, он – король, а рядом придворные. Все почтительно склонились перед сыном Адама…
Из толпы выступил статный светловолосый молодой человек, с венцом на голове. Придворные почтительно расступились, взирая на монархов.
– Приветствую, Ваше Величество! Я – король Эорис Третий, правитель Нарнии. Король Эдмунд, как же мы ждали вас…
Рука об руку они прошли через зал и сели на два трона: Эдмунд – на золотой, отделанный красным бархатом, Эорис – на серебряный, отделанный зеленым атласом.
– Так что же… - едва заговорил Эдмунд, но тут под сводами прокатился глас королевского церемониймейстера:
– Да славится вовеки король Эдмунд, истинный сын Адама!
Все придворные разом преклонили колени.
Тут Эдмунд смог рассмотреть толпу, которая на поверку оказалась не такой уж разношерстной, как он ожидал. Преобладали тут все-таки люди, так же были гномы, несколько фавнов и штук пять кентавров неуверенно переминались с копыта на копыто возле входа – для них преклонить колени было весьма затруднительно.
Над самим же входом в тронный зал красовался золоченый барельеф – Аслан, грозно рычащий и воздевающий лапу, дабы поразить врага.
– Так что же все-таки случилось? – спросил Эдмунд, когда придворные поднялись с колен и с несколько пугающим благоговением воззрились на него.
– Нарнии вновь грозит беда, - изрек Эорис. – В лесах за Фонарным углом кишит и множится мерзость, грозящая уничтожить все, что мы знаем и любим… Ныне там собрались  самые гнусные твари, каких только знала Нарния. Раньше в этом осином гнезде были только инородные чудища или нарнийцы буйного, скверного нрава, а теперь они словно дурманом заманивают к себе невинные, заблудшие души. Их поистине – множество. Само существование этого змеиного гнезда может напугать любого человека или нарнийца, но в последние месяцы положение становится все тревожнее. Поползли слухи, что эти чудовища хотят захватить Кейр-Паравел. А сие значит, что Нарния погрузится во тьму безумия. Но самое главное, что возглавляет этих чудовищ, по слухам, сама Бледная Ведьма – в новом своем воплощении…
Тут раздалось осторожное старческое покашливание.
К престолам подошел древний, сухой старик с удивительно ясными глазами. Одет он был в иссиня-черный длиннополый балахон, поясница его была обмотана старой, побитой молью старушечьей шалью.
– Разрешите, молвить словечко, Ваши Величества… 
Эорис вопросительно поглядел на Эдмунда. Тот кивнул, выражая свое решительное согласие.
– Что ж, говорите, мастер Греджори.
– Осмелюсь заметить, Ваши Величества, что о предводительнице этой рати ходит множество слухов. Но родом она из дворца – из самого Кейр-Паравела. Ее зовут Лилиан и когда-то она была фрейлиной вашей матушки, сир Эорис.
– Да, - поспешил подтвердить юный король. – Да, действительно, эта несчастная, прежде чем лишиться рассудка и собственной воли, и пасть жертвой древнего колдовства, прислуживала при дворе. Несчастная, она ведь была полукровкой. Придворный камердинер влюбился в русалку и каким-то образом смог… доказать и совершить свою любовь. От этого странного и недолгого союза и родилась Лилиан. Матушка была еще совсем юна, когда эта бесовка поступила к ней в услужение. О, слава Аслану, она уже не может знать, что за змею пригрела она на своей доброй груди! Но Лилиан не одна возглавляет эту шайку. У нее есть двое приближенных – кентавр Магнус и джинн Джусуф, чудовище из восточных пустынь.
Стоило королю упомянуть имя джинна, как по залу прокатился ропот – кто-то охнул со страху, кто-то скривился от омерзения. Многие оглянулись на барельеф с Асланом.
Эорис продолжил:
– Этот Джусуф настолько редкая и жестокая тварь, что даже в тех краях его не стерпели. Теперь он в Нарнии – один из ближайших соратников коварной ведьмы.  Народ в смятении и страхе. Хитростью Лилиан уже сломлены многие деревни людей и сообщества прочих нарнийцев. Поможешь ли ты нам, король Эдмунд, сын Адама?
Эдмунд окинул зал внимательным взором, словно пытался посмотреть в глаза каждому из присутствующих. На него смотрели во все глаза – с благоговением, восторгом, любопытством…
– Я, разумеется, постараюсь помочь, - отвечал Эдмунд. – Хотя, пока и не знаю, как именно…
По залу прокатился ликующий рев.

После встречи народа с правителями, начался королевский пир.
В огромном зале были поставлены длинные столы со скамьями, которые заняла большая часть придворных. Для наиболее важных персон был поставлен другой стол, уже со стульями.
Для королей накрыли стол на возвышении, чуть раздвинув оба трона и усадив монархов друг напротив друга. Прислуживал им пожилой сатир.
Эдмунд тут же накинулся на еду, даже несколько позабыв о правилах этикета. Впрочем, в Нарнии, как и средневековье, можно было несколько пренебречь манерами. Особенно, королю…
Эорис, не скрывая своего почти фанатичного интереса, таращился на него. Еще бы – живое ископаемое сидит перед тобой и уплетает телятину (разумеется, заколот и зажарен был специально выращенный для этой цели, совершенно неразумный теленок).
– А соуса поострее нет? – поинтересовался Эдмунд.
– Нет, - с сожалением констатировал Эорис. – Велеть слугам приготовить?
– Не надо! Сатир, миленький, подлей-ка мне вина.
Но не успел Эдмунд вновь отпить из своего бокала, как из дверей зала раздались полные ужаса крики:
– О, Ваше Величество! Они сожрали его! Сожрали! Милосердный Аслан, что же творится?! Они сожрали его…

Глава 5. Великий мастер.
Все в зале переполошились, повскакивали с мест. Всем было интересно узнать, кого же сожрали? А так же – кто и зачем.
Кричавший вошел наконец в залу и пал перед монархами. Это был молодой человек, весь взлохмаченный, с безумным взором, в некогда дорогой, но теперь изодранной одежде…
– Они сожрали мастера Горфиса! ОН сожрал мастера Горфиса!... Ох, горе нам…
– Мастер Горфис – это придворный алхимик и изобретатель, - быстро шепнул Эорис Эдмунду и обратился к несчастному юноше: - Расскажи нам, друг, что случилось.
Юноша взял себя в руки и, дрожа, стал рассказывать:
– Мастер Горфис давно хотел съездить на Фонарный угол, посмотреть, где и как расположены стойбища этого сброда… Его все отговаривали – и вы тоже, Ваше Величество!
– Истинно так, я умолял его этого не делать.
– Но ведь он такой упрямый… Вчера он собрался, взял провизию, меч… Но что может меч против этих тварей? И сегодня утром мы подобрались к лесам за Фонарным углом…
Тут юноша замолчал, попросив вина, чтобы смочить горло. Все прочие за столами снова принялись за еду, по-прежнему внимательно прислушиваясь.
Эорис тем временем пояснил Эдмунду и то, что перепуганный молодой человек – ученик мастера Горфиса. По-видимому, уже бывший.
– Итак, мы подошли к лесам… Рассвет еще не настал, было сумеречно. Вдруг я понял, что мастер Горфис заметил что-то или кого-то возле леса. Он выхватил из ножен свой меч, воскликнул «Сейчас или никогда! Во имя Аслана и Нарнии!», и ринулся вперед. Я даже не успел ничего сообразить, как из оврага возле леса поднялась гигантская змея и проглотила мастера Горфиса целиком. Вместе с мечом и одеждой! Я насилу унес ноги.
Придворные по залу зароптали над своими тарелками.
– Но что же то был за змей?
– Это был джинн Джусуф, Ваше Величество! Его глаза светились, как янтарь, и узоры по всему телу – тоже…
– О, черный день! – заломил руки король.
Все, кто стоял поближе, схватились за головы и принялись горевать вместе с Его Величеством.
– А какого бельмеса он потащился за Фонарный угол? – спросил король Эдмунд.
Ученик мастера поклонился до самого пола и принялся объяснять.
– Мастер Горфис решил проверить расположение вражеских позиций…
– Что, простите?...
– Тшшшшш! – поспешил остановить их Эорис. – Король Эдмунд, Ваше Величество, я думаю, нам стоит поговорить с глазу на глаз…

Они удалились прочь от подданных, но не в королевские покои или кабинет, а в подземелья Кейр-Паравела. Эдмунд, даже в бытность свою королем, крайне редко бывал здесь, разве что в сокровищнице. Теперь же либо подземелья стали обширнее,  либо новые обитатели открыли такие закоулки пещер, какие доселе были неведомы.
«Еще бы ниши со скелетами – и будут точь-в-точь римские катакомбы», - думалось ему…
Так они вышли в пещеру, сравнимую с домом или даже с небольшой деревней. Да и небольшие домики тут стояли – то были времянки, больше похожие на шалаши или хижины.
Короли направились вглубь пещеры, а им навстречу выходили и кланялись гномы.
– Они здесь живут? – спросил Эдмунд.
– Живут и трудятся на благо Нарнии, - ответил Эорис. – Раньше их работой руководил мастер Горфис…
Огромное пространство в центре пещеры было огорожено высоким частоколом. Тяжелые кованые двери распахнули перед Их Величествами и стражи склонились, пропуская их внутрь.
Вот теперь Эдмунд не поверил своим глазам! То, что предстало теперь перед ним, было немыслимо. Вернее, это было вполне мыслимо, но только не здесь, не в Нарнии, не в подземельях Кейр-Паравела!
Пахло свежей древесиной, смолой, маслом. Вокруг возвышались громоздкие, нелепые, а то и жуткие конструкции, словно сошедшие с чертежей да Винчи: черепахоподобные повозки и множество летательных аппаратов.
Эорис лучезарно улыбался:
– Все это – творения мастера Горфиса. Вечная ему память, во славу Аслана!
– Во славу Аслана! – вторили гномы по обе стороны от частокола.
Далее Эдмунда провели мимо каждого деревянного страшилища, объясняя, как велик был гений погибшего мастера и как его творения помогут в борьбе со скопищем чудовищ за Фонарным углом.
– И как же теперь велико значение каждого из этих шедевров! – восхищался Эорис. – Как символично – творения отомстят за своего творца! Ведь вы убедились сегодня, король Эдмунд, что за мерзкие твари, эти приспешники полукровки Лилиан…
Король Эдмунд лишь неуверенно кивал. Видимо от духоты подземелья, от переизбытка впечатлений за один этот день, голова его начинала кружится, желудок холодел… А в переходах пещер ему слышался протяжный, ровный, как гудок, вой. И звон разбитых стекол.

После посещения подземелий королю Эдмунду стало действительно не по себе. Его отвели наверх, в его покои и уложили на королевскую перину. Окно приоткрыли, свежий вечерний ветерок впорхнул в комнату. Уже почти стемнело, но последние золотые отблески мягко ложились на стеклышки витража – львиная морда словно горела мерным, теплым огнем.
Отворилась дверь и на пороге возник король Эорис. Он снова улыбался. В руках он держал длинный и узкий лакированный ларец, украшенный узором из золотой фольги.
– По-моему, вам лучше, король Эдмунд. Во всяком случае, вы уже не так бледны. А у меня есть кое-что, от чего вам сразу станет совсем хорошо!
– Да? Ну, удивите меня.
– О, еще как удивлю! Погодите минуту…
Эорис приблизился и сел на край его кровати. Открыв ларец, он сунул его Эдмунду прямо под нос. Внутри оказалась старая, если не сказать старинная, ветхая веревка, скорее напоминающая бесформенный ворох волокон.
– Что это? – брезгливо спросил Эдмунд.
Эорис перестал улыбаться и удивленно поглядел на него.
– Это великая реликвия, Ваше Величество! Это веревка Аслана.
– Веревка Аслана?
– Да, веревка, которой он был связан на Каменном Столе.
– О… Чудно. Правда, прекрасно. Мне заметно полегчало.
– Вот видите! Это все сила Аслана. Она бережет нас, даже когда его самого нет рядом. Не правда ли, король Эдмунд?
– Да, воистину так.
Наконец, пожелав королю Эдмунду доброй ночи, король Эорис пошлепал прочь, очень нежно прижимая к груди ларец.
– Это уже не выходные. Это каникулы получаются… - вздохнул Эдмунд и угнездовался под одеялом.
Некоторое время спустя, он уже сквозь полудрему услыхал, как вошли силены и погасили светильники.

Глава 6. Сны.
Песчаная равнина и синее небо простирались перед ним, как два ровных полотна. Вот и все – более тут ничего не было. Вернее было что-то за его спиной – что-то громоздкое и неправильное, словно древние руины, или же так и недостроенный людьми колосс. Но Эдмунду очень не хотелось оглядываться. Он стоял на каменном выступе и смотрел на ровную линию горизонта. Вскоре там, вдали началось какое-то движение. Сначала едва уловимое, затем оно переросло в настоящий поток – в поток из сотен тысяч людей. Стекаясь ото всюду, словно реки, они образовали темное полчище. Чем ближе они подходили, тем яснее Эдмунд видел, что одеты они в богатые, но совершенно одинаковые одеяния. Головы их были обриты, а взоры сияли восторженным и раболепским огнем.
Когда толпа приблизилась, Эдмунд зажмурил глаза, готовясь к тому, что его сейчас разорвут на части в приступе эйфории. Но ничего подобного не произошло – его всего лишь подтолкнули наверх. Затем еще чуть выше, еще и еще…
Люди, копошась, как муравьи, складывали не то курган, не то башню из обломков, лежащих повсюду. Эдмунда они толкали все выше, чтобы он постоянно оставался на вершине. На то, чтобы спуститься, а тем более бежать от этой чудовищной массы, нечего было и думать. Так что Эдмунд покорно лежал, пока рабы пихали его все выше и выше, под самое небо.
Вот, уже стемнело. Или же это башня стала столь высока?... По линии горизонта ничего было не понять – все та же пустыня, все то же (уже потемневшее) небо. Казалось, что весь мир стал громадной пустыней.
Было ужасно холодно. Несчастный король лишь смотрел на бледные лысые головы вокруг вершины и стучал зубами.
Наконец, он не вынес неизвестности. С усилием поднявшись, он направился к краю, к обрыву вершины, но тут башня покачнулась. Словно от одного его неверного шага посыпались камни из самого основания. Вокруг раздались визги и плач. Колосс вновь рушился, и Эдмунду предстояло падать с самой его высоты.  Масса людских тел и камней летела под ним, земля была где-то далеко внизу…
И он летел сквозь жуткий холод, сквозь небесные ветры, путаясь в складках тяжелого плаща…

На поверку все оказалось много банальнее – запутался он в собственной ночной рубашке и покрывале, а ледяной ветер свистал в распахнувшееся окно.
Выпутавшись из королевской постели, Эдмунд подбежал к окну и поскорее закрыл его. Правда, для этого ему пришлось ступить босыми ногами на каменный пол, под окном словно оледеневший. От остроты ощущения он даже заорал и в один прыжок оказался на коврах посреди комнаты.
– Сквозняк, холодно… Снится всякая мерзость… - недовольно пробурчал он.
На ощупь найдя в темноте сундук и сдернув с него волчью шкуру, король утащил ее себе в постель и укрылся ею поверх одеяла.
Разумеется, он не позабыл перевернуть подушку, как учила его мама, – чтобы дурные сны сменились хорошими.

Утренний лес окружал его светлой резьбой листвы ив и берез и не развеявшейся дымкой тумана. Жаворонок и прочие пернатые уже проснулись. Кроны деревьев полнились их радостным щебетом.
Эдмунд постоял немного, наслаждаясь совершенством этого крохотного уголка Вселенной, а затем побрел по извилистой лесной тропе. Одет он был легко и просто идеально для прогулки по утреннему, еще туманному, лесу. Правда, несколько старомодно, в духе «старушки Англии».
На нем были шерстяные бриджи, темные гольфы, и высокие ботинки с круглым носом, а так же легкий свитер и куртка. Ни дать, ни взять – студент Оксфорда на прогулке. Да что там – молодой профессор!
Он шел и шел через лес. Деревья порою словно расступались перед ним, указывая дорогу. Наконец, он оказался на огромной поляне, почти лугу, поросшем мягкой, высокой травой. А посреди этого луга стояла дверь – просто обычная, крепкая дверь, без каких-либо прилегающих к ней стен или пола.
С легким сердцем Эдмунд пересек луг, подошел к ней, но в последний момент замер в нерешительности. Он огляделся, будто ища поддержки, но кругом не было ни души. Он коснулся медной ручки двери и тогда услышал – то ли где-то поблизости, то ли в порыве ветра, то ли просто в своей голове – знакомый глубокий и мягкий голос: «Король Эдмунд, открой эту дверь!»
И он открыл.
За дверью оказалась маленькая комната. Стены и потолок в ней были отделаны панелями из темного ореха, окно было забрано по-зимнему, двумя рамами, а между ними – вложены засушенные ветви шиповника со сморщенными темно-рыжими ягодами. За окном и вправду стояла настоящая зима – вековые ели и холмы, были совсем запорошены снегом. Тем уютнее потрескивали дрова в небольшом камине.
Посреди комнаты стоял круглый стол и стул, отодвинутый чуть в сторону, будто зовущий присесть. Что ж, почему бы и не присесть? Пройдя ранним утром по летнему нарнийскому лесу и попав через одиноко стоящую дверь в уютную комнатку с зимним пейзажем в окне, попросту глупо не перевести дух, любуясь огнем в камине.
Однако едва Эдмунд сел, перед ним оказалась пузатая бутыль с вином – оплетенная соломой, с горлышком, залитым сургучом. К этому самому горлышку был привязан большой, блестящий опал. Опал был такой большой, что Эдмунд даже взвесил его на ладони, ощущая его гладкость и тяжесть.
Затем он отпустил опал, и тот со звоном ударился о бок бутылки…

На самом деле звон доносился откуда-то из коридора. Слуги суетились, готовясь в предрассветных сумерках к пробуждению хозяев. Суетились и что-то ненароком обронили, нарушив хрупкий сон короля Эдмунда. Впрочем, перевернувшись на другой бок, его древнее Величество скоро вновь заснул и проспал чуть ли не до полудня – уже безо всяких сновидений.

Глава 7. Королевская охота.
В этот день весь королевский двор отправился на охоту. Вышли шумно и целым караваном: не позабыли ни музыкантов, ни шутов, ни даже троны для Их Величеств.
Идти пришлось недолго – обогнув три холма, караван оказался на поляне перед молоденьким леском. Здесь и разбили лагерь.
– В этом лесу полно неразумных зверей, – уверял Эдмунда радостный Эорис. – Я специально велел изловить их по всей Нарнии и поселить здесь, чтобы они размножались. Теперь тут можно охотиться сколь угодно долго и часто…
Кликнули загонщиков – то оказались болтливые борзые. В помощь им выдали соглядатаев-белок.  Глядя как свора скрывается из виду за рядами деревьев, Эорис уже довольно потирал руки.
– Итак, пока можем отдохнуть. Но не расслабляться – они очень скоро загонят кого-нибудь. Вина, король Эдмунд?
– Нет, благодарю.
Эдмунд сам не знал, почему, но ему становилось очень тревожно и неуютно – а это было уже совершенно новое ощущение для досуга в окрестностях Кейр-Паравела. Чувство чего-то неправильного, почти уродливого, подкрадывалось из будущего.
Вскоре к королевскому шатру прискакала запыхавшаяся белка.
– Загнали, Ваши Величества! Загнали зверя. Кота – дикого, здорового такого! Шуба знатная… Сюда гонят. Быстрее, Ваши Величества, быстрее!
Эдмунд и Эорис со свитой пажей тут же вскочили в седла и устремились вслед за белкой. Вернее, за белкой поспевал лишь Эорис, за ним – Эдмунд, далее – пажи. На развилке сразу нескольких лесных дорог вся кавалькада замерла. Было удивительно тихо… Через секунду-другую из листвы развесистой липы выглянула еще одна белка.
– Тише! – прошептала она еле слышно.  – Туда – на запад! Его загнали туда…
Охотники спешились и направились по указанной белкой тропе. Ощущение нелепости происходящего не покидало Эдмунда. И дело было не в белках…
Он первым увидел зверя. Огромный – больше рыси! – дикий кот прятался в зарослях папоротника и был почти незаметен в тени подлеска. Но, разглядев животное, Эдмунд заметил так же и то, что передняя его лапа ранена и кровоточит – видно, загонщики перестарались.
А кот в упор смотрел на Эдмунда – на одного из своих будущих убийц. Смотрел так внимательно, невозмутимо и обреченно, как «разумный» зверь никогда не сможет смотреть.
– Вот он! – завизжала белка, указывая на кота.
Прежде чем Эдмунд опомнился, мимо просвистели пять стрел, две из которых угодили в кота, убив того наповал. Лес огласили восторженные вопли Эориса.
Пажи тут же приволокли тушу к ногам монархов. Морда кота еще была искажена в последнем оскале, глаза закатились, кровь больше не текла из его раны. «Знатная шуба» поблескивала от солнца, ветер чуть колыхал тонкие волоски на острых ушках и дубовый листок, прилипший к спине кота.
Повинуясь какому-то наитию, порыву, Эдмунд склонился и коснулся ладонью широкого, мягкого бока зверя, с содроганием чувствуя сохранившееся в тушке и шкуре тепло.
– Король Эдмунд, раз вам так полюбился этот кот, я велю постелить его шкуру в ваших покоях! – заверил Эорис.

Вернулись отдохнуть в лагерь, под сень шатров, к столам, ломящимся от кушаний, только что доставленных из дворца.
Эдмунд тоскливо взирал на жирный, горячий ломоть осетрины и чувствовал, что аппетита у него нет совсем. А меж тем придворные живо обсуждали начало охоты, сравнивая с прошлым опытом. Слушая их, Эдмунд понимал, что действо затянется до ночи. Хотя, с такими мастерскими загонщиками – с чего бы не поохотится в темноте?..
Какой-то паж хвастался тем, что застрелил двоих белок (тут же поясняя, что это не соглядатаи, а неразумные, не говорящие белки), попутно недоумевая, что же ему теперь делать со шкурками…
За одним столом с Эдмундом сидел и король Эорис. Чуть погодя к ним подсел бывший ученик мастера Горфиса. Он долго шептался с юным венценосцем, показывая какие-то рисунки, и оба были в совершеннейшем восторге.
– Король Эдмунд! – позвал Эорис. Эдмунд уже чувствовал, как у него бегут мурашки по спине от его тона, голоса и вообще присутствия. – Взгляните, что молодой человек придумал – специально для вас! Всю ночь не спал…
Эдмунд взял в руки листок пергамента и всмотрелся в замысловатые линии какого-то грубого, судя по всему, солярного символа.
– Что это?
– О, это будет символом нашей победы! Нашей победы и торжества разума над сбродом и нежитью за Фонарным столбом. Это – древний символ солнца. Он из… Откуда же он? Если честно, не помню. Да это и не важно! Он ведь станет символом нашей победы. В Ваше имя, Ваше Величество, король Эдмунд! Во имя истинного Сына Адама! И победа наша не за горами. Послезавтра вечером (самое позднее – после-послезавтра утром) творения мастера Горфиса наконец будут пущены в дело!
Эдмунд побледнел. И не просто побледнел – он ощутил, как кожа всей головы вдруг обескровилась и похолодела.
Он молча сунул листок обратно в руки бывшему ученику мастера Горфиса, встал и вышел прочь.
Проходя через лагерь, он заметил, как силены освежевывают тушу кота.

Море было гладким, как стекло; штиль царил над окрестностью. Эдмунд долго сидел на высоком песчаном обрыве, словно утащенном в Нарнию из «Острова сокровищ», и размышлял.
Он чувствовал себя Алисой, вокруг которой не лопнула ставшая не по размеру сказка. Зачем Аслан притащил его – сюда – теперь? Ведь те же Юстейс и Джил тоже бывали в Нарнии, и они гораздо младше его… Питер прозябает в глуши без дела. Жене его, кстати, очень пошла бы корона и нарнийские одежды. Их мальчишки от радости свихнулись бы! Это вам не машина дяди Эдмунда.
А Люси, Люси! Любимица Аслана, мудрая не по годам и бесконечно добрая. Каждую секунду он тоскует по Нарнии.
Но притащили именно его.
Горше всего ему становилось при мысли о жизнерадостном короле Эорисе, о покойном мастере Горфисе и его субтильном, припадочном ученике.
Великий и легендарный король Эдмунд, истинный сын Адама! До чего же омерзительны стали для него теперь эти слова…
В какой-то момент он так разозлился, что сорвал с головы собственную, древнюю корону и, размахнувшись как следует, зашвырнул в море. Уже задним числом понадеявшись, что не зашиб никакую русалку…
Еще несколько секунд бежали круги по воде, но затем и они пропали. Море все приняло – и очередной кусок золота, и очередной гнев человеческий.
Удивительно, до чего же природа терпелива к своему бестолковому, беспутному и злому детищу. Она терпит, любит и ласкает его, несмотря на все мерзости, которые он творит, несмотря на то, какую чудовищную боль он ей причиняет… Хотя, здесь, в Нарнии все иначе. Здесь все возникло и расцвело в единый миг, по воле всемогущего Аслана. Как букет фокусника – бац! И все цветы на месте в полном составе.
Но на родной Земле Эдмунда все было иначе. Чтобы букет расцвел потребовались миллиарды лет, бесчисленное количество столетий. Удивительно, что каждая живая частичка мироздания (и крохотный, зеленый росток, и шустрый заяц, и тщеславный человек) является потомком и естественным продолжением облаков горячего, сияющего эфира, видавших начало Вселенной…
На Земле все складывалось по крупинке, осторожно, бережливо, трепетно, не в пример единому волеизъявлению и мановению мохнатой лапы. Да, когда тупой кот есть лишь тупой кот, и назначено ему быть лишь тупым котом, его можно и убить, и коврик, и стельки из шкуры сделать. А если и ты, и кот вышли из одной отправной точки, из одной крохотной живой точки, впервые воплотившейся в кипящем котле океана юной Земли, то спорный вопрос – кто кому стельки.
И, если уж на то пошло, то мирная выдра, дрейфующая и грызущая моллюсков среди водорослей, намного милее для природы, чем двуногая дрянь, готовая выпотрошить саму Землю и всех ее обитателей, чтобы удовлетворить себялюбие  и набить свое брюхо…
Вдруг сзади раздалось уже знакомое старческое покашливание. Короля осмелился потревожить мастер Греджори, приведший к тому же под уздцы гнедого жеребца.
– Простите, Ваше Величество, что, верно, отвлекаю вас от великих дум. Но, увидав, как вы удалились из лагеря, я решил, что – быть может – вы хотите совершить более длительную прогулку… Впрочем, я мог ошибиться. Простите, ежели что, Ваше Величество.
– Нет! Вы поняли верно. Сегодня я как никогда хочу совершить более длительную прогулку. Благодарю вас.
И Эдмунд вскочил в седло. Седельная сумка оказалась набитой до отказа, и мастер Греджори поспешил пояснить:
– Я взял на себя смелость собрать кое-что в дорогу для Вашего Величества. Хлеб, вино, копченая оленина. Рахат-лукум из восточных земель.
– Недолюбливаю я рахат-лукум.
– А вы все равно возьмите, Ваше Величество… - это мастер сказал как-то весьма многозначительно, так что даже королю было неловко ослушаться.
– Спасибо, мастер Греджори, - кивнул Эдмунд и пришпорил коня.
Он промчался через весь лагерь, под удивленными взорами подданных, и устремился на запад, к самому старинному и укромному уголку в Нарнии…