Бабиды
Б середине XIX в. в Иране произошло событие мирового значения. Прорвавшись сквозь ортодоксальные доктрины ислама, словно вулкан. Божественное откровение с ошеломляющей быстротой распространилось на территории страны и за ее пределами.
Самые передовые и просвещенные люди Ирана были готовы к принятию Нового откровения и, благодаря их мужеству и вере, благородству и самоотверженности, учение было принято, поддержано и распространено. "Накал света" в душах этих людей был так велик, что возжег огонь любви и понимания в сердцах миллионов во всем мире.
Многие века Иран занимал исключительно важное место в мировой культуре. Он дал миру великих пророков, реформаторов, философов, поэтов, ученых; его ремесленники славились своим утонченным искусством на весь мир.
Однако в 18-19 вв. Иран пришел в состояние упадка. Правящие круги были развращены, а священники, как правило, лицемерны и нетерпимы.
И, как сказал Бог через Пророка Кришну: "Там, где происходит упадок основного Закона и торжествует несправедливость, там делаюсь Я видимым и рождаюсь в образе человека, чтобы восстановить Закон и справедливость".
Б ночь с 19 на 20 октября, в первый день Мохарама 19 года 19 столетия на территории Ирана родился мальчик, потомок Пророка Мохаммада, Юношей он отличался необыкновенной красотой и мягким очарованием в общении, а также исключительной набожностью и благородством. Мирза Али Мохаммад, так звали мальчика, впоследствии принял имя Баб ("Брата").
Его образование было поручено шейху Абиду, ученику известного суфийского шейха Ахмада. Абид распознал природную мудрость ребенка и понял, что ничему не сможет его научить. Он вернул его в семью со словами: "Я привел этого удивительного ребенка назад и вверяю его вашей неусыпной опеке. С ним нельзя обращаться, как с обычным ребенком, ибо уже сейчас я могу различить в нем ту таинственную силу, которая раскроется лишь через откровение Повелителя Эпохи".[16]
Затем мальчик учился у шейха Мохаммада и радовал его своими успехами. Б одиннадцать лет он выучил наизусть Коран и слагал стихи, пока не подозревая о своей судьбе.
Но его прихода ждали. И когда он родился, многие суфийские шейхи провидели его дальнейшую миссию. Жизнь посылала им знаки, подтверждающие близость прихода "зари божественного откровения". Б те времена многие из них наставляли своих последователей: "Будьте бдительными, чтобы мирская суета не отвлекла вас от истинной цели — поисков Обещанного!"
Ученики ходили по городам, проповедовали о скором пришествии и искали явителя; им были известны его приметы.
Шейх Ахмад, когда ему исполнилось сорок лет, стал общепризнанным авторитетом в толковании священных мусульманских писаний. Он снискал себе такую славу, что правитель Персии провозгласил его "славой нации" и "украшением народа" и обратился к нему с письмом, Б котором просил разъяснить некоторые непонятные доктрины ислама, пригласив его ко двору. Шейх Ахмад отправил свои толкования, но от приглашения вежливо уклонился. Главным своим делом он считал возвещать о скором приходе Обещанного.
В двадцать пять лет Баб осознал свою миссию, но хранил ее в тайне. Согласно откровению свыше, восемнадцать учеников независимо друг от друга должны были найти его, следуя своей интуиции. Баб должен был провозгласить о своей миссии, когда они соберутся все вместе.
Бот как описывает встречу с Бабом первый из восемнадцати — мулла Хусейн.
"Утомленный долгим путем, я приближался к Ширазу. Юноша в зеленой чалме вышел мне навстречу. Его лицо светилось. Он с улыбкой приветствовал меня и обнял, как доброго знакомого. Я подумал, что это один из учеников моего учителя Сеида Казима вышел встретить меня. Юноша осыпал меня знаками своего благорасположения и радушно пригласил в дом, чтобы я мог отдохнуть после трудного пути. Сославшись па то, что два моих спутника уже позаботились о месте для ночлега и ожидают моего возвращения, я вежливо отказался. "Вверь их попечение Господу, — ответил он. — Не сомневайся, Бог не оставит их без защиты". После этих слов он пригласил меня следовать за ним. Меня глубоко поразил тон его обращения — мягкий и одновременно властный. Когда я шел за ним, его походка, чарующий голос, величественная осанка усиливали первые впечатления от этой неожиданной встречи.
Вскоре мы оказались перед воротами дома. Юноша постучал в дверь, которую открыл слуга-эфиоп. "Войди сюда с миром, в безопасности!" — произнес он суру из Корана и пригласил меня войти. Эти слова, произнесенные властно и величаво, тронули меня до глубины души. Я подумал, что услышать такие слова на пороге первого дома в Ширазе — хорошее предзнаменование."Не приблизит ли меня эта встреча к цели моих поисков?" — подумал я.
Когда я вошел в дом и последовал за хозяином в его комнату, меня охватило чувство неизъяснимой радости. Как только мы расположились, он приказал принести кувшин с водой и предложил мне омыть руки и ноги от дорожной пыли. Я попросил разрешения удалиться и совершить омовение в соседней комнате. Но он велел остаться и сам стал поливать мне из кувшина. Затем он подал освежающий напиток, приказал принести чайник и, заварив чай, предложил его мне.
Я был чрезвычайно растроган сердечным приемом юноши. Наконец, я поднялся, чтобы проститься. "Наступает время вечерней молитвы, — осмелился вымолвить я. — Л обещал своим друзьям, что присоединюсь к ним в этот час в мечети". Очень любезно и спокойно он ответил: "Не ты сам, а Бог должен выбрать час твоего возвращения. Кажется, по Его воле предписано тебе задержаться в моем доме. Не нужно беспокоиться, что ты нарушишь обещание, данное спутникам". Его смиренное величие и уверенный тон заставили меня замолчать. Я приготовился к молитве. Юноша встал рядом со мной и тоже стал молиться. Молитва принесла облегчение моей душе, которая была взволнована и измучена напряжением последних дней.
Тот памятный вечер был накануне 23 мая 1844 г. Примерно через час после захода солнца юный хозяин завел со мной разговор. Он спросил: "Кого после Сеида Казима Бы считаете вашим главой и преемником?". "Перед смертью, — ответил я, — Мастер велел нам покинуть дом и разойтись по городам в поисках Обещанного. Исполняя его волю, я совершил путешествие в Персию и все еще занят поисками". Юноша продолжал расспрашивать: "Сообщил ли вам учитель, каковы черты облика Обещанного?". "Да, — ответил я. — Происхождение его не вызывает сомнений, он потомок прославленного рода и от рождения наделен знанием. Что касается возраста, то ему за двадцать; среднего роста, хорошо сложен". Какое-то время юноша молчал, а затем с трепетом сказал: "Смотри! Ваш Мастер говорил обо мне". Затем он рассмотрел каждую названную черту и убедительно доказал мне, что описание облика Обещанного соответствует его облику. Я очень удивился и вежливо заметил: "Тот, чье пришествие мы ожидаем, человек непревзойденной святости и его дело — дело великой силы. Тот, кто скажет, что является Его зримым присутствием, должен непременно выполнить множество различных требований. Сколь часто наш Мастер произносил: "Мои знания всего лишь капля по сравнению со знаниями, коими он наделен. Все мои прозрения всего лишь пылинка по сравнению с его безграничностью". Не успели эти слова слететь с моих уст, как меня охватил такой страх и такое раскаяние, что я уже не мог их скрыть, но не мог и понять их причину. Я упрекал себя и в этот самый момент решил изменить свое отношение к хозяину и смягчить тон. Я решил, что если юноша еще раз затронет эту тему, я отвечу ему с величайшим смирением: "Если ты докажешь, что твои утверждения справедливы, то, несомненно, избавишь меня от беспокойства и сомнений".
Хусейн назвал два знамения и попросил юношу объяснить загадочные и непонятные отрывки в сочинениях шейха Ахмада и Сеида Казима, а также растолковать суру "Юсуф" из Корана.
Юноша благосклонно согласился и за несколько минут объяснил их. Затем он высказал такие истины, которых нет в писаниях имамов веры и дал толкование суры "Юсуф" в стихах. Хусейн был покорен написанными стихами. Он слушал, как зачарованный, позабыв о сне и отдыхе.
Затем юноша сказал Хусейну: "О ты, который первым уверовал в меня! Воистину Я говорю — Я — Баб, Брата Бога, а ты — Баб уль-Баб, врата этих Брат. Первые восемнадцать человек добровольно и независимо друг от друга должны принять Меня и признать истинность Моего Откровения. Каждый из них сам по себе будет стремиться найти Меня, следуя своей интуиции. Когда все соберутся, я объявлю Послание Господа. Твой долг — никому не рассказывать о том, что ты видел и слышал".
Неожиданное откровение привело Хусейна в полное изумление. Б то же время он ощущал в себе необычайную внутреннюю силу. Следуя наставлениям своего возлюбленного, он начал встречаться с последователями шейха Ахмада. Он проповедовал, собирая вокруг толпы людей, беседовал с духовенством и городскими властями. За это время он несколько раз посетил Баба. Такие встречи продолжались всю ночь. Утром Хусейн с сожалением покидал его дом.
Постепенно еще 16 человек независимо друг от друга отыскали Обещанного. Баб сказал ученикам: "До сих пор под стяг веры встали шестнадцать Букв Бога Живого. Не хватает только одной. Эти Буквы Живущего поднимутся, дабы провозгласить Мое Дело и утвердить Мою Болю. Завтра пребудет последняя Буква".
На следующий день Баб и Хусейн вышли на прогулку и увидели усталого от долгого путешествия юношу. Юноша остановил Хусейна и, обняв его, осведомился, достиг ли тот своей цели. Хусейн предложил ему сначала отдохнуть с дороги, но юноша отказался. Он обратил свое лицо к Бабу, который стоял в стороне и спросил Хусейна: "Почему Бы стремитесь скрыть его от меня? Я могу распознать его даже по походке. Я с уверенностью свидетельствую, что никто, будь то на востоке или на западе, не может являть такие силу и величие, какие я вижу в этом святом человеке". Хусейн, дивясь этим словам, поспешил рассказать Бабу о юноше. Тот заметил: "Не удивляйся его странному поведению. Через царство духа мы общались с ним. Призови его ко мне". Этот юноша — Куддус Мухаммад Али был прямым потомком Мухаммада.
Таким образом, сбылось предначертанное, и теперь Бабу предстояло во всеуслышание заявить о своей миссии в Мекке. Хусейн надеялся сопровождать его по святым местам, но Баб призвал его и сказал, что его спутником будет Куддус, он же должен остаться, чтобы отражать нападки недоброжелателей, которые, без сомнения, выступят против него. Баб также просил Хусейна направиться на север и дойти до Тегерана, распространяя Послание. Он сказал Хусейну, что в Тегеране скрыта тайна; как только она станет явной, все на Земле начнет меняться; старый порядок будет свернут и на его месте будет развернут Новый Мировой Порядок.
Вслед за Хусейном был послан проповедовать Слово Божье мулла Али. Труден был его путь. Он был обвинен в неверии и нарушении законов ислама, его били и жестоко истязали, а затем выслали в Константинополь; никто не знает, как в дальнейшем сложилась его судьба.
После ухода муллы Али из Шираза, Баб призвал к себе остальных учеников и обратился к ним со словами: "Бы были избранными хранителями божественной тайны. Пришло время и каждый из вас должен явить миру божественные качества и своими делами и словами утвердить Его справедливость, Его Могущество и Славу. Все в вас должно свидетельствовать о благородстве вашей цели, чистоте вашей жизни, искренности веры и о возвышенной природе вашего служения. Вдумайтесь в слова Иисуса, с которыми он обратился к ученикам, когда посылал их проповедовать дело Бога. Он призывал их выполнить свое предназначение: "Бы — люди, подобные огню, зажженному в темноте ночи на горной вершине. Пусть ваш свет сияет пред глазами людей. Таковыми должны быть ваша непорочность и степень самоотречения, чтобы люди Земли через вас признали Отца Небесного — источник чистоты и милосердия, и приблизились к нему. Бы, Его духовные дети, должны своими делами подтверждать Его добродетели и свидетельствовать о Его славе. Бы должны отрешиться от всего земного, и в какой бы город вы ни пришли провозглашать и проповедовать дело божье, не ждите от его жителей пищи или заботы. Уходя же из города, отряхните прах с ваших ног. Как вошли вы в него чистыми и незапятнанными, так должны этот город и покинуть. Истинно говорю я. Отец Небесный всегда с вами и хранит вас". О, мои возлюбленные! Истинно говорю я, кончились дни, когда было достаточно поклонения, не радея. Пришло время, когда только наиблагороднейшие побуждения, подтверждённые поступками незапятнанной чистоты, помогут людям приблизиться к престолу Самого Возвышенного и стать угодными Ему. Разойдитесь во все концы страны, непоколебимо и чистосердечно готовьте путь тому, кто явит миру новое Откровение в эпоху зрелости человечества. Не думайте о своих слабостях и бренности, обратите свой взор к непоколебимой державе вашего Всемогущего Господа". Такими словами Баб напутствовал своих учеников и они, полные решимости выполнить наставления Возлюбленного, покинули Шираз.
В октябре 1844 г. Баб отправился в Мекку и Медину, чтобы совершить паломничество по святым местам и возвестить о скором приходе Нового Божественного Откровения. Там он исполнил все необходимые обряды поклонения и проповедовал о скором пришествии Нового Богоявления и о своей миссии. Сопровождал его в этом путешествии Куддус. Возвратившись в Бушир, Баб объявил ему, что вскоре им придется разлучиться и соединиться суждено только в мире ином. Он сообщил Куддусу, что его ждут преследования и гонения, а в конце пути — мученическая смерть во имя Бога. Но перед кончиной он удостоится чести встретиться с тем, кто является предметом их любви и поклонения.
После этого Баб направил Куддуса в Шираз, где тот встретился с посланником муллы Хусейна Исмуллахом. Куддус вручил ему послание Баба, в котором говорилось о необходимости прибавлять к ежедневной молитве особые слова о Пришествии Ожидаемого. Не колеблясь, Исмуллах провозгласил их с кафедры мечети. Все молящиеся были удивлены, а затем разгневаны.
Куддуса и Исмуллаха схватили и привели к губернатору провинции, человеку известному своей жестокостью. То, что они осмелились уверовать в Баба, вызвало ярость губернатора. Он приказал дать им по тысяче ударов плетью, затем проколоть носы, вдеть веревку и водить по улицам. Никто не заступился за них; очевидец описал сцену их бичевания и засвидетельствовал, с какой стойкостью они переносили эту пытку. Никто не ожидал, что Исмуллах, немолодой уже человек, выживет после первых пятидесяти ударов, но те, кто видел это избиение, рассказывали, что он не потерял самообладания даже после девятиста.
Но губернатор не утолил этим свой гнев, он обратил его против Баба.
Солдатам был дан приказ отправиться в Бушир и арестовать его. Баб, узнав об этом, вышел им навстречу. Командир отряда был безмерно удивлен этим поступком; он проникся к Бабу такой любовью, что стал уговаривать его бежать. Баб отказался и просил его не беспокоиться, говоря, что ни один человек на Земле не сможет причинить ему вред, пока не пробьет его час.
Баб проследовал в Шираз впереди своей охраны. Когда они добрались до города, весь канвой испытывай к нему чувство любви и восхищения.
По прибытию в Шираз Баб был приведен в дом губернатора. Тот встретил его с подчеркнутым высокомерием и начал грубо допрашивать. Баб же отвечай вежливо и учтиво. Это привело губернатора в ярость, он приказал одному из слуг ударить Баба по лицу. Удар был настолько силен, что у Баба слетела чалма. Присутствующий при этом главный богослов Шираза осудил поступок губернатора и велел подать Бабу чалму. Он также сказал, что Баб произвел на него хорошее впечатление, и решил задать ему несколько вопросов. Когда Баб уверил его, что он не является Обещанным посланником и его миссия состоит в том, чтобы предвещать скорый его приход, главный богослов сказал, что вполне удовлетворен его ответами. На какое-то время Баба оставили в покое и он мог жить под родной крышей.
Желающих увидеться с ним было очень много, так как прошел год со дня провозглашения им его миссии. О нем говорили по всей Персии и за ее пределами. Эта тема волновала всех: и власть имущих и простых людей; даже правитель Персии Мухаммад-щах решил, что настало время ознакомиться с новым учением. Посему шах уполномочил Сейида Дабари, самого образованного и авторитетного из своих подданных, лично встретиться с Бабом и затем доложить ему свое мнение.
Сейид Дабари прибыл в Шираз и встретился с Бабом. Он проявил большую почтительность, но в то же время около двух часов задавал вопросы. Баб отвечал коротко и ясно, и его ответы привели Сейида в восхищение. С него слетело все его высокомерие. На следующий день он снова пришел, но совершенно забыл подготовленные вопросы. К своему удивлению, он обнаружил, что Баб отвечает именно на те вопросы, которые он подготовил. Сейид решил, что если при следующей встрече Баб без всяких просьб прочтет задуманный им отрывок из Корана, а затем напишет к нему комментарий, отличный от общепринятого, он без колебаний поверит в его дело. На следующий день, когда он предстал пред очами Баба, его охватил безотчетный страх. Баб сам обратился к нему со словами: "Итак, если я прочту Вам комментарий к одной из сур Корана, признаете Бы, что мои слова от Святого Духа?" Сейид не мог сдержать слез. Тогда Баб принялся толковать тот самый отрывок, о котором думал Сейид. За несколько часов он написал около двух тысяч стихов, которые и составили его комментарий. Сейид пришел в неописуемый восторг и написал письмо шаху, в котором сообщал, что он уверовал в истинность святого положения Баба, а сам отправляется проповедовать его учение.
Губернатор Шираза прилагал все силы, чтобы ухудшить положение Баба. Однако судьба распорядилась так, что он был смещен с должности и закон-чип свою жизнь в нищете.
Затем Баб покидает Шираз и направляется в Исфахан. Приближаясь к городу, он направляет письмо губернатору провинции Манучер-хану с просьбой сообщить ему, какое место тот изберет для его препребывания. Изысканная манера письма и учтивый тон побудили губернатора обратиться к главе духовной общины Исфахана с просьбой оказать гостеприимство, приняв Баба в своем доме.
Очень скоро обаяние и манеры Баба покорили хозяина и он начал оказывать гостю всяческие почести.
Однажды к Бабу пришел Манучер-хан и застал там всех ученых богословов города. Губернатор попросил Баба истолковать один отрывок из Корана. На вопрос, предпочитает ли он устный ответ или письменный, Манучер-хан ответил, что хотел бы иметь толкование на бумаге, ибо в этом случае потомки тоже смогут извлечь из него пользу. Баб быстро написал такой удивительный трактат, что все присутствующие не могли не признать, сколь совершенным он был. Манучер-хан не мог удержаться и заявил, что свято верит в божественную миссию Баба и пригласил погостить его в своем доме.
Популярность Баба вызывала зависть и ревность у некоторых представителей высшего духовенства. Главный визирь завидовал Манучер-хану, который пользовался доверием шаха Персии; он понимал, что если губернатор устроит встречу Баба с шахом, он, великий визирь, окажется в невыгодном положении и утратит свое влияние, Он вступил в заговор с влиятельными представителями духовенства, катастрофически теряющими свой авторитет в народе. Ортодоксальное духовенство решило, что только смерть Баба поможет им вновь обрести власть над умами и сердцами людей.
Когда Манучер-хану сообщили о заговоре, он распорядился, чтобы Баба под охраной вооруженного канвоя вывезли из города, а затем в сопровождении особо доверенных людей тайно вернули в дом губернатора.
Несколько месяцев Баб жил в доме губернатора, и, однажды, хозяин сказал своему гостю, что готов отдать все свое состояние и, если надо, жизнь, чтобы послужить делу распространения Нового Откровения.
Но Баб ответил ему: "И твои и мои дни сочтены; их осталось слишком мало. Мне не увидеть, а тебе не достичь исполнения желаний. Не теми путями, о которых ты тщетно размышляешь, Всемогущее Провидение приведет наше дело к торжеству. С помощью бедных и униженных этой страны, кровью, пролитой на его стезе, всемогущий укрепит основы и сохранит Дело. Он же, Господь Всемогущий, коронует тебя в грядущем мире венцом бессмертной славы и изольет на тебя Свои бесценные благодеяния. Тебе остается лишь три месяца и девять дней земной жизни, а потом с верой и убежденностью ты поспешишь в обитель вечности. За меня не беспокойся, я вверил себя в руки Господа. Он вложил в меня такое могущество, что будь на то моя воля, я мог бы превратить эти камни в бесценные самоцветы, мог бы вселить в сердце самого отъявленного преступника возвышенные мысли о честности и долге. По своей воле я решил переносить гонения врагов, дабы свершилось предписанное Богом".
В предсказанный срок Манучер-хан занемог и вскоре с миром отошел. Все свое состояние он завещал Бабу. Но его племяннику это не понравилось и он сразу же отоспал курьера шаху. Шах, убежденный в преданности Манучер-хана, приказан привезти Баба в Тегеран.
Канвой, сопровождавший Баба, был настолько очарован его смирением и благородством, что изо всех сил старался угодить ему и допускал к нему всех, кто просил об этом. Несколько раз они останавливались на ночлег в домах знатных людей, где им оказывали гостеприимство.
Когда ночью, накануне прибытия в Тегеран, путники расположились в небольшой крепости, из столицы прибыл гонец великого визиря с приказом отвезти Баба в небольшую деревушку Кулайи и ждать там дальнейших распоряжений.
1 апреля 1847 г. в палатку, разбитую на склонах холма, утопающего в цветущих садах, прибыл ученик Баба и принес подарки и письмо от Баха-Уллы. Баб был чрезвычайно обрадован; после чтения письма на его лице не осталось и следа печали.
В тот же вечер лагерь охватило смятение — Баб исчез. Обнаружив, что его палатка пуста, солдаты ушли на поиски, но вернулись ни с чем. Офицер успокоил их, сказав: "Баб знает, что его побег доставит нам много неприятностей и никогда не пойдет на это". Затем он отправился один на поиски Баба по дороге в Тегеран и под утро встретил человека, идущего навстречу. Это был Баб. Выражение спокойного величия было на его светящемся лице в тот рассветный час; это вызвало у офицера такой благоговейный трепет, что он не осмелился ничего спрашивать.
Баб пробыл в Кулайи две недели и в один из дней получил от шаха письмо; ссылаясь на свой временный отъезд из Тегерана, шах уведомлял его о том, что их встреча не состоится. Баба перевели в крепость Макху, где он должен был оставаться, пока его не пригласят в Тегеран.
Несомненно, это было дело рук визиря, который страшился свидания Баба с шахом. Занимая пост визиря, этот человек подрывал устои государства, ослабляя его, и ввергал народ в нищету. Он накопил огромное состояние и во всех своих поступках руководствовался только собственной выгодой. Но нет более тяжкого греха, чем грех против Духа Святого. Через некоторое время визирь будет смещен с должности, лишится своего состояния и умрет в нищете.
Баб продолжал оставаться в крепости, а тем временем в небольшом городе Бедаште собрались Буквы Живущего и ближайшие последователи, их было восемьдесят один; к ним присоединился и Баха-Улла. Каждому участнику этого совещания Баха-Улла дал новое имя. Именно здесь Айн назвали Тахирой ("Чистая") и она смело сняла чадру и впервые предстала перед своими товарищами с открытым лицом. На совещании был провозглашен приход эпохи Нового Мироустройства и положено начало установлению главных законов и заповедей, которые должны были стать основой Нового Завета. Совещание продлилось двадцать два дня; затем друзья распрощались и многие из них отправились в Мазендаран.
Во время их путешествия произошли небольшие беспорядки, о которых Мухаммад-шаху доложили в преувеличенном виде и на основании этого он приказал своему сыну арестовать Баха-Уллу и препроводить его в Тегеран. Однако, прежде, чем его смогли арестовать, умер Мухаммад-шах и приказ потерял силу.
Но враждебно настроенные священнослужители начали подстрекать народ против верующих в Баба, предлагая им грабить их имущество, а хозяев, отступивших от их веры, убивать.
По всей стране начались беспорядки. Там, где верующих было много, они устраивали баррикады и защищали себя с оружием в руках.
Баб не уставал напоминать своим последователям, что тот, кто не готов отдать жизнь за веру, должен его покинуть. Он говорил, что лучше быть убитым, чем убивать. Однако, вооруженных столкновений не удалось избежать. Тысячи людей встали на защиту тех, кого любили больше жизни.
Молодой шах был растерян и не знал, как относиться к людям известным и уважаемым, которые взяли в руки оружие, чтобы защищать свои жизни; все события были представлены ему в искаженном виде; духовенство утверждало, что последователи Баба хотят свергнуть власть. Против людей, которые взяли оружие, чтобы защищать свои жизни, несколько раз выступали правительственные войска и каждый раз были разгромлены.
Мулла Хусейн был убит в бою, а Куддус, который возглавил отряд после его смерти, еще несколько раз вступив в битву с правительственными войсками, сдался на милость молодого шаха, который пообещал справедливо рассмотреть дело. Смерть Куддуса была ужасной: его отдали на растерзание черни.
Из другого источника:
Шах Мохаммад был человеком слабым и нерешительным; к тому же он страдал заболеванием, которое через год свело его в могилу. Кроме того, он находился под сильным влиянием своего первого министра, Хаджи Мирза Агаси, который был одной из самых необычных фигур в истории Ирана(7). Первый министр был наставником шаха, когда тот был ребенком, и пользовался полным его доверием. Опасаясь, что встреча шаха с Бабом приведет к подрыву его собственного влияния, первый министр распорядился, чтобы Баба тайно отправили в крепость Махку, что находилась на севере страны, в провинции Азербайджан, на границе с Россией. Шаху он объяснил это тем, что прибытие Баба в столицу могло привести к столкновению между его сторонниками, с одной стороны, и ортодоксальным духовенством - с другой; вслед за этим могли начаться общественные беспорядки, в те времена нередкие(8).
Как бы то ни было, трудно усомниться в том, что первый министр, сам выходец из Азербайджана, случайно остановил свой выбор на данной местности: он явно ожидал, что проживавшие там курды - дикий горный народ - враждебно отнесутся к Бабу и его проповеди. К неудовольствию первого министра, произошло обратное. Новая вера начала распространяться и в Азербайджане, а губернатор и другие чиновники из крепости Махку не устояли перед обезоруживающей искренностью своего узника. Последней попыткой избежать того, что Хаджи Мирза Агаси считал надвигающейся опасностью, стало его распоряжение перевести Баба из Махку в другую отдаленную крепость - Чехрик. Но и там повторилось то же самое. Комендант крепости Яхья-хан, выходец из курдов, стал одним из восторженных почитателей Баба.
Понимая, что шах доживает последние дни, и опасаясь мести со стороны представителей влиятельных кругов Персии, недовольных его правлением, Хаджи Мирза Агаси попытался заручиться поддержкой могущественного мусульманского духовенства, которое яростно преследовало Баба и добивалось официального осуждения новых религиозных идей. По требованию мулл первый министр приказал препроводить Баба в Тебриз, дабы он предстал там перед судом высшего духовенства.
Суд состоялся летом 1848 года. По единодушным свидетельствам очевидцев, он вылился в настоящий фарс, цель которого была очевидна: унизить подсудимого(9). Обвиняемого приговорили к телесному наказанию - палочным ударам(10). Судебное решение имело непредвиденные последствия: Баб оказался в непосредственном контакте с представителем западного мира, который был единственным европейцем, кто общался с ним и оставил письменное свидетельство об этой встрече. А произошло это так. Во время наказания один мулла ударил Баба по лицу; потребовалась медицинская помощь, за которой обратились к английскому врачу, доктору Уильяму Кормику. Вот его рассказ:
"Он (Баб) человек очень кроткий, хрупкий на вид; довольно мал ростом, для перса очень светлокож, голос поразительно нежный и мелодичный... И внешность Баба, и манеры располагают к Нему. О доктрине Баба от него самого мне услышать не пришлось, но говорят, что в его религии есть некоторое сходство с Христианством... Ясно, что учение Баба свободно от мусульманского фанатизма в отношении к Христианству; нет в нем и господствующего в наши дни [в Исламе] стремления урезать права женщин"(11).
Пока Баб находился в заточении, его сторонники подвергались все более ожесточенным нападкам со стороны фанатичных толп, подстрекаемых муллами. Перед последователями новой веры встал вопрос о самозащите. В Исламе, в отличие от Христианства, существует доктрина (часто неправильно трактуемая) священной войны, или джихада. Эта доктрина допускает обращение язычников в истинную веру силой оружия. Она также разрешает мусульманам защищать себя от нападения, но запрещает им какие бы то ни было вооруженные действия или попытки насильственного обращения, направленные против других людей Книги (то есть сторонников других религий Откровения, к которым обычно относят иудеев и христиан)(12). Воспитанные в рамках мусульманской системы ценностей, бабиды считали, что они вправе защищать себя и свои семьи от нападок мулл. Возможно, кое-кто из них ожидал, что Баб провозгласит свою собственную доктрину джихада.
Но их постигло разочарование. В Каюм уль-Асма Баб подробно рассмотрел основные положения, касающиеся джихада, и призвал своих приверженцев уважать основные законы общества, в котором они живут. Таким образом, посягать на мусульман, людей Книги, бабиды не могли. Вооруженные действия в любой форме допускались только с разрешения самого Баба, которого, однако, так и не последовало, несмотря на конфликт с шиитским духовенством, становившийся все более ожесточенным.
С данного ограничения и начался постепенный подрыв концепции джихада, одной из фундаментальных доктрин Ислама. В более поздней книге Байан (Пояснение), излагавшей законы Веры баби, доктрина джихада отсутствует. Таким образом, бабиды получили право защищаться, когда на них нападают, но был наложен запрет обращать в Веру баби огнем и мечом, как разрешал это делать своим последователям Пророк Мухаммад, что было оправдано историческими условиями доисламской Аравии, населенной дикими племенами. Защита и конечное торжество веры, утверждал Баб, в деснице Божией.
Пока Баб пребывал в заключении на севере Ирана, где над ним вершился суд, количество его сторонников внутри страны продолжало расти. Примерно в то же время, когда Баб оказался в Тебризе, в селе Бедашт собралась группа его приверженцев. Эта встреча оказала большое влияние на дальнейшее развитие движения бабидов. Одной из наиболее заметных фигур на встрече была необыкновенная женщина по имени Куррат-уль-Айн, известная в истории бахаи как Тахира (Чистая).
Тахира происходила из семьи, в которой было много известных ученых и богословов. Ее причисляли к самым одаренным поэтам Персии. Чтобы по достоинству оценить подобное признание, нужно не забывать о том, какую уединенную жизнь вынуждены были вести в то время женщины-мусульманки, насколько ограничены они были в правах. Через своего дядю и двоюродного брата, учеников шейха Ахмада, Тахира познакомилась с первыми приверженцами Веры баби. С Бабом она не виделась ни разу, но вела с ним переписку и объявила себя сторонницей его веры. Баб причислил ее к истинным Буквам Живущего.
Встречу в Бедаште первоначально назначили для того, чтобы обсудить, как добиться освобождения Баба, заключенного в крепость Чехрик. Однако пламенная речь Тахиры, в которой она смело растолковывала скрытый смысл миссии Баба, породила волнение среди собравшихся. По-видимому, некоторые новообращенные рассматривали основателя их веры как религиозного реформатора, других ввело в заблуждение общепринятое в Исламе понимание термина "баб". Тахира подробно разъяснила собственные слова Баба, произнесенные им впервые в тот вечер, когда он открылся Мулле Хусейну: он - долгожданный имам Махди, отпрыск дома Мухаммада. Это означает, что Баб - посланник Всевышнего, основатель нового независимого вероучения. Подобно ранним христианам, которым пришлось отринуть законы и предписания Торы, бабиды должны объявить себя свободными от требований шариата (канонического закона). Баб явил новое общественное учение, и законами именно этого учения должны руководствоваться его последователи.
Демонстративно отказываясь следовать шариату, Тахира явилась на одно из заседаний встречи с открытым лицом, без чадры, ношение которой предписывается мусульманской традицией. Этот ее поступок и подобные ему подвергли суровому испытанию веру многих более консервативно настроенных бабидов и вызвали еще большую враждебность со стороны ортодоксальных мусульман. Муллы с готовностью принялись распространять нелепые выдумки, будто бабиды - это атеисты, проповедующие распущенность нравов и общность имущества, то есть делали все, чтобы представить сторонников нового движения врагами благопристойности и общественного порядка(13).
Положение еще более усугубилось в сентябре 1848 года, когда многочисленные недуги свели в могилу шаха Мохаммада. За его смертью последовал обычный период политического разброда, связанный с вопросом о преемнике властителя(14). Хаджи Мирза Агаси был повержен его политическими соперниками, и муллы воспользовались возникшей ситуацией, предприняв еще одну попытку искоренить еретическое вероучение.
Казни бабидов
В провинции Мазендаран отряд из трехсот верующих, во главе которого стояли Мулла Хусейн и молодой человек по имени Куддус, ближайший из учеников Баба (именно он сопровождал Баба во время паломничества в Мекку), оказался осажденным в небольшой крепости, поспешно возведенной бабидами в пустынной местности, у гробницы мусульманского святого шейха Табарси. До этого они обошли всю провинцию, горячо убеждая народ, что обетованный Каим явился, и приглашая всех следовать за ними. Местное шиитское духовенство заклеймило их как еретиков и подстрекало местное население выступить против бабидов. Проповедники новой веры вынуждены были воздвигнуть вокруг гробницы шейха Табарси укрепление, служившее им укрытием. Воспользовавшись этим, муллы тотчас объявили их виновниками общественных беспорядков, которые сами же и разожгли, натравливая народ на "еретиков и отступников". Это новое лживое обвинение, выдвинутое против бабидов в напряженной обстановке борьбы за власть между наследниками шаха Мохаммада, подействовало как спичка, брошенная в пороховой погреб. Мирза Таки-хан, человек недюжинных способностей, но отличавшийся жестокостью и крайней подозрительностью, вновь поставил Хаджи Мирзу Агаси на пост великого визиря. Решив, что пришло время покончить с движением бабидов, новый визирь отправил войска на помощь муллам и их приспешникам.
Однако осада укрепления у гробницы шейха Табарси обернулась позором и унижением для противников Веры Баба. В течение последующего года туда посылали все новые отряды подкрепления; осаждавшие исчислялись уже тысячами - против нескольких сотен защитников крепости, но войска терпели поражение за поражением. В конце концов, маленькому отряду, сильно поредевшему, потерявшему среди многих других и Муллу Хусейна, пришлось сдаться. Бабиды поверили торжественной клятве, данной на Коране, что их отпустят на свободу, не причинив никакого вреда. Но стоило защитникам крепости выйти из-за стен укреплений, как осаждавшие напали на них. Многие были убиты на месте, многие - подвергнуты пыткам и замучены; оставшиеся в живых были ограблены, а позднее проданы в рабство. Куддус попал в руки главы местного духовенства. Тот приказал протащить Куддуса по улицам города, подвергнуть мучительным пыткам и затем казнить.
Подобные же события произошли в двух других крупных центрах, Нейризе и Зенджане. Всякий раз каджарская династия посылала войска на помощь толпам фанатиков, доведенных до исступления шиитским духовенством, стремившимся истребить всех приверженцев новой религии. Даже тот факт, что во главе бабидов в Нейризе стал такой выдающийся человек, как Вахид, не остановил местное духовенство и подстрекаемую ими озлобленную толпу. Вахид погиб во время резни, когда пала небольшая крепость, где укрывались бабиды. В Зенджане, как и при обороне крепости у гробницы шейха Табарси, осажденные получили обещание, что их встретят миром; обещание было написано на Коране и скреплено печатью. Но и оно оказалось лживым - и вслед за сдачей крепости последовала кровавая расправа.
Волна насилия прокатилась по всей стране. В преследованиях бабидов нередко принимали участие местные власти; по совету мулл они конфисковали собственность "отступников". Высокое общественное положение не служило защитой. В Тегеране приблизительно в то же время, когда произошла резня в Зенджане, с изощренной жестокостью были публично казнены семеро весьма видных и уважаемых представителей купеческого и ученого сословий, которые не пожелали отречься от своей новой веры. О царившей атмосфере злобной непримиримости можно судить хотя бы по тому факту, что один из казненных, Мирза Курбан Али, имел репутацию человека святого и являлся духовным наставником как шахской семьи, так и некоторых членов правительства(15).
Ответственность почти за все эти зверства, а также за те, которые произошли позже, следует возложить не только на шиитское духовенство, но и на нового первого министра - Мирзу Таки-хана. Новому правителю, Насир-ад-Дин-шаху, в то время не исполнилось еще и семнадцати, и, вследствие этого, монаршья власть снова оказалась в руках очередного первого министра. Мирза Таки-хан стоял во главе той группировки, которая возвела нового правителя на трон, одолев сторонников двух других наследников престола. Решив, что и собственное могущество и устойчивость режима можно укрепить, подавив движение бабидов, Мирза Таки-хан стал виновником кровавых событий у гробницы шейха Табарси и резни в Нейризе и Зенджане, и казни "Семерых Мучеников из Тегерана", как их стали впоследствии называть. Затем первый министр вознамерился поразить новое религиозное движение в самое сердце.
Еще продолжалась осада Зенджана, а Мирза Таки-хан отдал приказ губернатору Азербайджана доставить Баба в Тебриз, где его должны были предать публичной казни(16). Отдавая такое распоряжение, Мирза Таки-хан превысил свои полномочия. Кроме того, он не согласовал своего решения с другими членами правительства. По этой причине губернатор Азербайджана, успевший преисполниться уважения к своему пленнику, отказался выполнить приказ. Первому министру, в конце концов, пришлось послать в Азербайджан с этим поручением своего собственного брата - Мирзу Хасан-хана. Баба поспешно перевезли в Тебриз. Муджтахидам предложили вынести решение по делу Баба на основании религиозных законов, а не гражданского права. Как и предвидел Мирза Таки-хан, духовенство с готовностью пошло ему навстречу и подписало смертный приговор Бабу, обвинив его в ереси. 9 июля 1850 года на одной из площадей Тебриза, на глазах у тысяч людей, теснившихся на крышах и у окон домов, начались приготовления к казни. За этим последовали весьма необычайные события.
Главный визирь торжествовал; многих сторонников Баба удалось арестовать.
Визирь просил дядю Баба отречься от веры, потому что ему не хотелось казнить потомка Пророка Мухаммада. На это Мирза Сеид Али ответил: "Мое отречение от истин, заключенных в этом Откровении будет равносильно отречению от всех откровений прошлого, которые явили Моисей, Иисус и Мухаммад. Единственное, о чем прошу тебя, позволь мне первому отдать свою жизнь на стезе моего возлюбленного племянника". Когда его вели к месту казни, он воззвал к собравшейся толпе: "Больше тысячи пет люди молятся о приходе Обещанного. А теперь, когда он пришел, вы изгнали его, и принялись истреблять его товарищей. Если бы мне суждено было призвать на вас проклятие Божье, я уверен, гнев Его был бы ужасен. Но не об этом я молюсь, а о том, чтобы Всемогущий простил вас и помог пробудиться ото сна беспечности". Сеид Али повернулся к палачу и велел исполнить приказ.
Следующим к месту казни был приведен знаменитый поэт Мирза Курбан Али. Вдовствующая мать шаха была его другом и попыталась заступиться за него перед визирем. Она сказала, что поэт не является последователем Баба. Когда об этом спросили его самого, он ответил: "Я считаю себя слугой и последователем Его святости, хотя лично не знаком и не знаю, принял ли он меня".
Визирь посмеялся над Курбаном Али, который стал последователем человека, по его мнению, уступавшего ему по положению, уровню знаний и влиянию, но тот громко произнес:
Мне не страшно отдать жизнь свою за любовь, Вряд ли это поймешь, о глупец! Так сомкни же уста, отойди, не мешай -Третий лишний всегда для влюбленных сердец.
Он подошел к телу Сейида Али, обнял его, потом, выпрямившись, приказал палачу исполнить приговор. Но, видимо, рука палача дрогнула и удар пришелся по чалме. Тогда поэт с воодушевлением прочел;
Мы себя забываем, познавши любовь; Счастлив тот, кем она овладела Посмотрите скорей на счастливца, ему -Голова иль чалма, все равно, что слетело.
Всего в тот день было казнено семь человек, знатных и уважаемых в народе. Каждый из них мог отречься от веры и был бы помилован. Но все они сознательно отдали свои жизни.
Баб в это время находился Б Тебризе, под охраной, в доме губернатора, который оказывал ему всевозможные почести. В один из дней губернатор через брата визиря получил приказ о том, что Баба следует незамедлительно казнить; казни приказано было подвергнуть и его последователей.
Губернатор был потрясен до глубины души и отказался выполнять приказ. Тогда брат визиря приготовился к его исполнению,
На тридцать первом году жизни Баб пал жертвой фанатичной ярости. Вместе с преданным учеником, который страстно умолял разрешить ему разделить участь со своим Учителем, Баб был брошен в тюрьму, где их били палками. Ученик Баба был юным и недостаточно закаленным. Когда его били, он не мог молча переносить истязания и громко кричал. Баб, видя это, умолял палачей, чтобы они оставили невинного юношу в покое, а били его.
9 июля 1850 г. Баб и его ученик были возведены на эшафот на старой казарменной площади в Тебризе.
Баба и одного из его учеников подвесили на веревках к стене казармы. Участвовать в расстреле должен был полк из семисот пятидесяти армян-христиан. Полковник, некто Сам-хан, боясь прогневить Бога, хотел отказаться от выполнения приказа. Однако Баб, по рассказам очевидцев, успокоил его словами: "Выполняй приказ, и если помыслы твои чисты, Всевышний не оставит тебя в затруднительном положении"(17).
То, что произошло далее, подтверждено свидетельствами множества очевидцев(18). Полк выстроили, прогремел залп из семисот пятидесяти ружей. Дым окутал площадь, и она погрузилась в темноту. Когда дым рассеялся, присутствующие не поверили собственным глазам: ученик Баба стоял у стены невредимый, а сам Баб исчез! Веревки, на которых они были подвешены, оказались перебиты пулями. После лихорадочных поисков Баба нашли в той самой комнате, где он ночевал накануне. Он сидел там, живой и невредимый, и спокойно отдавал последние распоряжения своему секретарю.
На площади началось столпотворение. Армянский полк отказался принимать участие в повторной казни. Мирзе Хасан-хану приходилось считаться с тем, что переменчивая в своих настроениях чернь, которая то приветствовала, то проклинала Баба, увидит в его спасении знак свыше и встанет на его защиту. Срочно вызвали полк, состоящий из мусульман; Баба и его товарища вновь подвесили к стене; раздался второй залп. На этот раз тела осужденных были изрешечены пулями. Последние слова Баба, обращенные к толпе, были:
"О заблудшее поколение! Будь у вас вера в Меня, все вы как один, последовали бы примеру этого юноши, который выше большинства из вас по рождению, и по доброй воле принесли бы себя в жертву на Моем пути. Придет день и вы поймете, кто Я, но в тот день Меня уже не будет с вами"(19).
Необычайные обстоятельства смерти Баба вызвали новый всплеск интереса к его учению. Рассказы о происшедшем с быстротой молнии распространились не только среди местного населения, но и среди западных дипломатов, торговцев, военных советников, журналистов, - всех тех, кто составлял в то время довольно многочисленную европейскую общину в Персии. Слова чиновника из французского консульства А.. Л. М. Николя позволяют понять, насколько потрясла эта драма образованных представителей западного мира:
"Это один из самых великолепных образцов мужества, известных человечеству, а также свидетельство необыкновенной, заслуживающей восхищения любви нашего героя к своим соотечественникам. Он пожертвовал собой ради человечества, во имя блага людей отдал он и тело свое, и душу, ради них претерпел он лишения, пытки, оскорбления и мученическую кончину. Он скрепил своей кровью призыв к всеобщему братству и, подобно Иисусу, отдал жизнь, дабы возвестить грядущее торжество мира, справедливости и любви к ближнему"(20).
Для общины бабидов, однако, смерть Баба, которой предшествовало массовое истребление его последователей (среди них были и многие выдающиеся его ученики, в том числе почти все Буквы Живущего), оказалась сокрушительным ударом. Община лишилась руководства, которое ей было необходимо не только для того, чтобы противостоять все более ужесточавшимся преследованиям, но и для того, чтобы сохранить в неприкосновенности те нормы общинной жизни, которые предписал Баб.
Бабиды всегда подчеркивали, что их единственная цель - распространять то духовное и общественное учение, которое принес Баб. В то же время основные религиозные понятия и убеждения бабидов покоились на фундаменте Ислама, и поэтому они полагали, что, отказавшись от насилия в достижении своих религиозных целей, они сохраняют полное право с оружием в руках защищать себя и свои семьи от преследований. Теперь, когда в результате жестоких гонений, развязанных Мирзой Таки-ханом, бабиды лишились руководителей, которые обладали верным пониманием истин, провозглашенных Бабом, можно было ожидать, что в общине найдутся неуравновешенные люди, способные нарушить изначально предписанную дисциплину.
Так и оказалось. 15 августа 1852 года двое юношей-бабидов, которые стали свидетелями издевательств над своими единоверцами и были доведены до отчаяния отношением властей, совершили покушение на шаха. Пистолет, из которого они стреляли, был заряжен дробью, и серьезных ранений монарх не получил; однако покушение навлекло на бабидов новую волну гонений, превосходивших в жестокости все прежние. Страну захлестнуло насилие.
. А все почему? Потому, что очень сложно, практически невозможно грамотно писать о том, чего не знаешь. 
:friends: 
Ладно, продолжаю. 
