Вот первый рассказ, еще не самый маленький по размеру и не самый жуткий...

ОБЩЕСТВО МЕРТВЕЦОВ
Здесь всегда очень темно. За круглым столом сидят люди. Они никогда не видели друг друга, да и не хотят видеть. Их нет, они мертвы.
Они сидят и иногда говорят друг с другом.
– …Я умер легко. Я просто жил, просто работал и однажды перестал дышать…
– … А я умерла в дождь. Помню, в тот день любимый оставил меня, начался дождь, и я умерла…
– … Я устал от суеты жизни. Для меня смерть стала благом…
– … И мне смерть принесла успокоение…
– … А мне больно. За холодную душу, за пустые мысли.
– Уходи.
– Почему?
– Ты еще жив. Уходи.

А чтоб никто не думал, что я такая непонятная и мрачная...

ЕНОТ И ПОЛЯНА

По солнечной поляне шел енот. Поляна эта была в глубоком, дремучем, тенистом лесу, где растет множество сосен и елей. Стоял жаркий летний день, и древесные смолы источали густой, пряный аромат.
На сухой земле хвойного леса росли лишайники, мхи, под соснами зрела в изобилии черника, кое-где виднелись островки кислицы.
Енот шел, мягко ступая своими маленькими, черными лапками. Он был толстый, и шерсть на его широкой спинке лоснилась от солнца.
Где-то вдалеке щебетали птицы, теплый ветерок покачивал верхушки деревьев.
Спросите, в чем суть? Ни в чем. Просто толстый, счастливый енот шел по залитой солнцем поляне…

ПРОГУЛКАСтояла сырая пора золотой осени… Воздух пах грибами и увядающей листвой…
День шел на убыль. Свет за полотном облаков, застилавшим небо, по-степенно затухал…
Он шел по улочкам спальных районов, через уютные, обжитые дворы, вороша ботинками золотые листья, устлавшие дорогу. Прошел мимо школы. В нескольких окнах горел свет и виднелись силуэты учеников за прозрачными занавесками.
Он шел и смотрел в окна домов, в окна чужих миров. Большинство бы-ло наполнено теплым желтым светом, некоторые – агрессивным крас-ным, реже – холодным голубым. Он смотрел на то, какие шторы на ок-нах, какие обои, мебель, люстры, картины и прочее… Смотрел и, казалось, начинал понимать немного людей, живущих там.
… Вот здесь живет кто-то пожилой и старомодный, но любящий уют и порядок…
… Здесь кто-то с деньгами и со вкусом – интерьер как из фильма…
… А здесь, наверное, поклонник Жюля Верна. Иначе почему у него столько книг на полках, экзотических растений и копия штурвала на стене?..
… А здесь – неизвестно. На все окно видно только мерцание экрана те-левизора…
Он вышел к вокзалу. Почему бы и нет? Он подошел к кассе.
Мне билет, пожалуйста…
Куда? Куда-нибудь…
Нет, дальше.
А еще дальше?..
Ладно, подойдет. Не сердитесь, дама…
Он сел в полупустой вагон. Со вздохом вытянул ноги, прислонился к раме и его сознание растворилось в пейзаже за окном. Картины мелька-ли, сменялись перед взором, как дни его жизни.
… Каменные пятиэтажки, мелькнув несколько раз, исчезли вовсе. Один за другим проносились деревянные домики с огородами. Хорошие, крепкие, словно зовущие постучать в их дверь, с дымом, вьющимся из печных труб. Но были и совсем иные – покосившиеся, с разрушенным крыльцом, заколоченными окнами. Брошенные , сырые, спящие бедола-ги, чьи хозяева умерли или уехали насовсем в город. При виде их тоска сжимала сердце…
… За окном все менялось и менялось… Вот все реже стали появляться дома и в свои права вступил лес. Какое-то время мимо летели одни лишь мачтовые сосны. Тропинки вились и бежали куда-то, под тонкую зана-весь дымки соснового леса.
Затем меж ними стали появляться осины и березы. Иногда они возни-кали совсем рядом с железной дорогой – солнечно-золотое кружево на фоне грязно-белого осеннего неба.
Когда он наконец сошел на своей станции, наступили сумерки. На платформе никого не было, только качался одинокий фонарь. Где-то в поселке за лесом завыла собака…
Он огляделся, застегнул поплотнее куртку и пошел куда глаза глядят: через холмы, через лесок, в поселок. Там горели огни в домах, из труб шел дым, откуда-то пахло костром. Одна-две беспокойные собаки гавк-нули на него, просунув морду сквозь забор. Да и люди, попавшиеся на пути, как-то недоверчиво поглядывали на чужака. Нет, не надо никого беспокоить. В лес…
Он вернулся в лес и пошел по одной из его троп. Видно становилось все хуже. В сумерках деревья сливались в сплошную серо-синюю массу, пелену и лишь взгляд на высокое небо мог вернуть к реальности.
О, какое здесь и сейчас было небо! Облака исчезли куда-то, их обрывки еще несли стремительные небесные ветры. А за ними то и дело появля-лись вспыхивали хрустально-яркие звезды.
Тропа привела его прямиком к причалу на берегу круглого лесного озера. Дальше идти было некуда, да и незачем.
Он сел на доски пристани и стал смотреть на звезды…

Полнейшая дурь. В этом и прелесть.  :na:

Альтернативный вариант судового журнала
ИЛИ
Если бы DRACULA плыл в Англию на русском судне

День 1.
На море страшный шторм, качка невыносима. Команда в страхе. У нас на корабле кто-то или что-то есть.

День 2.
Качка усилилась. Куда-то пропал первый помощник. У нас на корабле точно кто-то или что-то есть.

День 3.
Я так и знал, что у нас на корабле что-то есть – оказалось, это груз. Тара с какой-то грязью.
Нашелся первый помощник. Третий день лежал возле канистры из-под медицинского спирта, скотина. Утверждал, что видел в трюме вампиров. Канистра пуста.

День 4.
Вампиров видела уже вся команда. Обыскал корабль от носа до кормы. Спирта не нашел. Откуда берут?.. И откуда же вампиры?

День 5.
Сегодня нашел запасы спирта. Странно: штиль, а качает совсем немилосердно. Команда пыталась скрыть факт многодневного пьянства, путем уничтожения существующей заначки.
(далее неразборчиво)

День 6. Или 10…
Спирт кончился. Теперь уже совсем. При осмотре судна, в трюме обнаружился тощий бледный, пьяный мужик. При попытке вытащить его наружу, шипел, кусался и утверждал, что он – князь. Хорошо, что спирт кончился…

День следующий.
Пытались вспомнить курс. Не смогли. Спросили князя. Ругался по-румынски. Кажется, хочет в Лондон и чего-то еще. Совсем больной, по-моему.

Лео прордолжает валять дурака... 

БЕССМЫСЛЕННОСТЬ И СОЛНЦЕ
Бессмысленность бытия отражалась в осколках стекла, разбросанных по полу…
Лишь минуту назад они представляли собой единое целое и преломляли свет солнца. Солнце… О, каким далеким и бездушным стало ты теперь!
Теперь ты злорадно слало свои жестокие лучи, чтоб они искрились на этих осколках, лежащих среди грязи и хлама. Ставших грязью и хламом!
Алкоголик Петров сел и заплакал над разбитыми пол-литра.

жуткая, инцестуально-суицидальная вещь. Слабонервным не читать! (ой, значит, и мне тоже!)

__________________________________________________________________

СТРАСТЬ

«Феб де Шатопер тоже кончил трагически. Он женился»
Виктор Гюго
«Собор Парижской Богоматери»
___________

3 сентября.

Олег сидел в пустой квартире, в глубоком кресле, в пустоте…
Окно было открыто, звуки проспекта заполняли пространство комнаты, хоть немного спасая его от реальности.
На столе замигал и заерзал мобильный. На дисплее вспыхнуло имя – Юля. Ну почему он не написал «сестра»? Хотя так было бы еще хуже…
Он с невозможным усилием воли взял трубку.
– Алло…
– Не разбудила? – зазвенел колокольчиком ее голос.
– Нет, - улыбнулся он ей, через эфир. Даже сейчас был рад слышать ее голос. – Как в институте дела?
– Все хорошо.
– Как всегда…
– Ну прям-таки. А с тобой что?
– Со мной? Ничего.
– Правда, Олег, ты можешь сказать. Я всегда знаю, если с тобой что-то не так…
– Не сегодня. Сегодня все в порядке. Правда, Юль! – странно, как естественно и правдоподобно удалось ему это сказать. А ведь лицо было страшнее любой театральной маски – он видел его в отражении оконного стекла.
Юля молчала минуту, если не больше.
– Миллионерша, что ли?
– Ну, ладно… Завтра позвони мне.
– Ага.
– Обязательно позвони, слышишь!
– Позвоню, Юль. Не бойся!
– Спокойной ночи.
– Спокойно ночи…
Он выключил мобильный, совсем.
Он уже давно забыл что это – спокойная ночь, мирный сон, тихая жизнь. Сейчас с трудом верилось, что он мог быть когда-то безмятежно счастлив.
Нет, хватит! Пора. Раз решил, нужно действовать.
Он вынул чистый лист из пачки под компьютером, выбрал ручку из стоящих в подставке. Мелькнула мысль – не набрать ли на компьютере. Нет, это уже фарс какой-то получится. Да и не охота было ничего включать, распечатывать – снова ввязываться в рутину жизни. 
Он сел за стол и писал долго – минут сорок, а затем пошел на кухню, взял спички и сжег письмо дотла над раковиной.
Включил воду в ванной – теплую, обязательно теплую. Прошел по квартире, проверяя, не забыл ли чего выключить. Взял из серванта графин с коньяком, а из аптечки – снотворное и бритву. В ванной подождал, пока воды наберется достаточно, затем лег туда прямо в одежде, одну за другой запил таблетки коньяком и взял в руку лезвие.
Как там в кино показывают? Лучше не поперек, а вдоль? Хорошо, будет вдоль. Он вонзил угол лезвия в запястье левой руки и понял, что не сможет – слишком больно, да и лекарства начинали действовать. Лекарства от жизни…
Ранку на запястье щипало, желудок жгло.
В глазах темнело. Олег чувствовал, что сползает в ванной все ниже и ниже. Зачем-то, повинуясь инстинкту, он сделал последний рывок, поднимаясь и хватая ртом воздух. Последнее усилие… Тело не понимало, что разум устал и не может больше бороться.
Впрочем, разум уже угасал, погружаясь в безвременье, небытие, оставляя боль и страдания телу, мучительно медленно скользящему на дно ванной…

16 июля.

Музыка из бум-бокса грохотала не только на весь участок, но и на всю улицу, вызывая явное недовольство соседей. Сгущались прохладные, свежие сумерки, и вся компания подтягивалась поближе к костерку, жарко горящему в кольце из красных кирпичей. Олег и так весь вечер просидел напротив него, так что просто потеснился подпуская остальных.
Хозяин дачи (вообще-то сын хозяев, отсутствующих в данный момент), его старый друг Леха, уже основательно «поддал», как и его избранница. Так же тут имелись еще двое нормальных ребят. И Юля. Один из ребят так и увивался вокруг нее весь вечер, и теперь, похоже, был вознагражден благосклонностью. На низкой скамейке возле костра они сидели, обнявшись и накинув одно на двоих покрывало.
Парень, оставшийся в одиночестве (тоже изрядно принявший на грудь), увлеченно рассказывал какую-то историю о своей нелегкой студенческой жизни, обильно сдабривая ее малоцензурной лексикой, отчего история приобретала размытый и несколько безличностный характер.
Олег сидел и не понимал, почему же все происходящее раздражает его все больше и больше. Просто какой-то Везувий клокотал под легкими.
Отчего-то пришло в голову, как забавно было бы надеть этому треплу на голову вон то ведро из-под навоза, что стоит рядом с сараем. Нет, лучше прямо с навозом.
– Я не понял ,че ты ржешь? – сказитель вдруг умолк и вперился в него.
– Я? Ничего, это я о своем, – отмахнулся Олег.
Но тот и не думал униматься. Видно алкоголь добродил до самых кулаков.
– Че ты гонишь! О каком своем?
Слегка встревожился Леха.
– Стас, ну хватит уже. Иди, приляг.
– Какое приляг! Че он ржет надо мной?
– Никто над тобой не ржал.
– Козлина. Урод!
– Чего сказал? – Олег поднялся с места.
Юля, зная брата, не на шутку перепугалась, однако сказать ничего не успела.
Стас, от одного удара, пролетел через грядки, по склону участка, в самую канаву за туалетом. Девчонки завизжали, соседи стали активнее выглядывать из-за своих заборов.
Леха обреченно простонал:
– Ну мужики, с меня ж мать за кабачки голову снимет! Ёкарный бабай!
Стас, изрыгая проклятия, барахтался в мутной жиже, а Олег, больше ни слова не говоря, развернулся и пошел в дом. Там он лег на кровать и забылся на некоторое время. По правде сказать, ему и самому было противно то, что он только что сделал…
Наверное полчаса спустя, пришел Леха. От него несло «Ягуаром» за метр. Сев на соседнюю кровать и закурив, Леха пару раз выругался в пространство.
– Ну че ты потерпеть не мог? Я, блин, не могу…
– Чего не можешь? – спросил Олег после двухминутного молчания.
– Чего тебе надо обязательно кулаками махать.
– Ты знаешь, я материться не люблю.
– Ну и молчи. Не видел – у него башню снесло.
– И поэтому я должен слушать, как меня грязью поливают? А назавтра улыбаться как ни в чем не бывало?..
– Иногда и выслушать можно. А ответить потом.
– Когда потом? И как?
– Когда возможность подвернется. Я, ты меня знаешь, в драку никогда не полезу, я стерплю. Зато потом устрою и тот, кому надо, получит так, что мало не покажется.
– Подло.
– Зато людям спокойнее. Вон, твоя сестра сидит, как кролик, напуганная, Илья ее все никак расцеловать не может…
– Это его проблемы, – резко ответил Олег и отвернулся к стенке.

27 августа.

Шумная свадьба гуляла…
Кафе было простым, в одном из спальных районов, поближе к дому жениха. Шел уже второй час ночи, обитатели соседних домов выглядывали из своих окон, поглядывали со своих балконов, на которые выходили покурить. Олег долго смотрел на то, как невеста исполняет в центре залы танцевально соло под очередной хит Сердючки, как Юля со своим кавалером танцует в углу, не внимая новому ритму, все еще слыша прошедший медляк и как светится ее лицо.
А потом резко встал, допил залпом белое кислое вино и вышел прочь. На улице из курильщиков остался только жених – Леха, кто ж еще.
В перерывах между затяжками он широко зевал.
– Салат рыбный какой-то говеный, тебе не кажется? Меня от него мутит… Ох, и надоело же мне все. Скорее уже спать завалиться.
– А как же брачная ночь?
– Да че я там не видел?  А ты чего такой?
– Какой?
– А какой ты в последние месяцы? Это ты мне скажи… Проще надо к жизни относиться – проще. Вот, как я, например.
– Я люблю ее, – вдруг прошептал Олег. А потом отошел и сел на высокий паребрик тротуара.
Леха подошел. На лице у него отражалась непривычная задумчивость.
– Кого?
– Юлю.
– Ну дык, она твоя сестра.
– В том-то и дело, идиот!..
Леха огляделся кругом, пнул носком ботинка пустую пивную банку и та с лязгом покатилась по асфальтовым колдобинам.
– Давно?
– Всю жизнь. Только понял полгода назад.
– А тебе это… Лечиться надо.
– Как?
– Не знаю Лекарствами там или, может, операции какие делают…
– Какие? Кастрация? Лоботомия?!
– Ну или лекарства…
– И кем я стану? Овощем?
– Лучше овощем, чем психом.
Из кафе явилась хмельная невеста и обиженно протянула:
– Лееееш! Ну иди сюда! Ди-джей нашу песню ставит!
– Иду! – ответил Леха и быстро шепнул Олегу. – Моя мать хорошего психолога знает. Сходишь к ней, она скажет че надо дальше делать…

2 сентября.

Олег сидел в уютном кабинете, закинув ногу на ногу, и ждал, пока психолог, почти пожилая, но стильная дама, расставит папки с файлами на четко отведенные им места на полке. Вчера они уже побеседовали по телефону и Олег, не сдержавшись, выложил ей всю суть своей проблемы, а теперь жалел не только об этом, но и вообще о том, что согласился на встречу и разговор.
Вот, она села напротив него, улыбаясь. От этой улыбки кожа собралась в морщины вокруг ее глаз, похожих на маленькие льдинки.
– Итак… - произнесла она мягким, шелестящим тоном.
А дальше понеслось: начались вопросы про детство, про взаимоотношения в семье, с друзьями. Олегу так и хотелось наплести этой даме кошмаров, чтобы хватило на Оскар за лучший сценарий. Что она ожидает услышать? Кошмарную трагедию? Не дождется – детство было как детство. Ему хотелось узнать, что с ним не так. А лицо дамы не выражало никаких эмоций – только абсолютное внимание, ровное и холодное. Через пятнадцать минут ему уже хотелось, чтобы она ахнула от ужаса или расхохоталась, но она словно вообще не была на это способна.
– А что есть человек? – вдруг спросил он.
– Человек? – дама снова надела масочную улыбку. – Человек, по определению – биологический индивид.
– А чуть конкретнее?
Улыбка по уголкам рта осела, став похожей на оскал.
– Есть концепция личности по Фрейду. Существует бессознательное – инстинкты, желания человека; существует  Сверх «Я» - моральные ценности и установки; и есть «Я» - человеческая личность, зажатая между ними. И в личности всегда происходит борьба между бессознательным  и Сверх «Я». Инстинкты рвутся к осуществлению желаний: убей, укради, возьми свое. А Сверх «Я» - то, что продиктовано обществом, его нормы, запреты – все время вынуждено его сдерживать.
– Стойте! Выходит, все изначально человеческое – плохое, а все, хорошее – это запреты. Так выходит?
Дама секунду-другую выдержала мхатовскую паузу и продолжила.
– Личность можно изучать годами. А нам нужно узнать, что делать сейчас, в конкретной ситуации.
– Но как я могу понять, что со мной, когда я не знаю, что я такое? Если во мне изначально нет ничего хорошего, зачем вообще исправлять что-то. Может, то, что со мной происходит вообще – вполне естественно. Пойду, женюсь на собственной сестре и скажу, что это закон природы!
- Проблемами происхождения инцестуального влечения Фрейд так же занимался, обосновывая их…
- Да пошел бы к черту ваш Фрейд! С чего взяли, что он прав? Что есть человек, если от «Я» можно оторвать и темное, и хорошее. Что останется? Робот?.. Пустое место?
– Молодой человек, вы не воспринимаете то, что я говорю. Вы не правильно меня поняли.
– Значит хреново объяснили…
– Так, – мягко прошелестела дама и, поднявшись с места, подошла к письменному столу. Там она вязла желтый квадратный листок из аккуратной стопки таких же и стала что-то выводить на нем ровным почерком.
– Вот, – протянула она листок Олегу. – Здесь телефон и адрес. Очень хороший специалист, вам следует к нему обратиться.
– Спасибо, – ответил Олег, кладя листок в карман.
Возле первой же урны он разорвал его и выбросил.

4 сентября.

«Труповозока» только что уехала.
Юля, отчаянно рыдая, умывалась над раковиной на кухне. Потоки воды смывали клочья какого-то серого пепла. Юля уже почти готова была вылезать на улицу через балкон, лишь бы не проходить мимо ванной.
Илья терпеливо сидел на табурете позади нее и ждал, пока она хоть немного придет в себя.
Мать сейчас лежала в комнате на диване, соседка отпаивала ее корвалолом.
Пока тут был участковый, пока приезжал врач засвидетельствовать смерть, они еще как-то держались, а теперь, когда жизнь была готова покатиться по инерции в обычном русле, стало по-настоящему страшно.
Юля подошла к окну, подставив мокрое лицо еще теплому осеннему ветру, стараясь надышаться, чтобы суметь сказать хоть слово.
– Леша не приедет?
– Нет, – покачал головой Илья. – Сказал, не может – дела.
– Подонок. Илья… Ну скажи, я не понимаю, зачем он это сделал? Почему? Где мы с матерью момент упустили?
– Я не знаю.
Илья хотел сказать еще что-то весомое, важное, серьезное, но не смог найти таких весомых, важных, серьезных слов. Он просто подошел к девушке и обнял ее, гладя по голове, как испуганного, растерянного  ребенка.

26.06.07.

Историки

Лене Б.

Электрички грохотали и уносились прочь, мерцая огнями в вечерней дымке. С перрона сходили поздние пассажиры и разбредались в темноту по обе стороны от полос рельсов.
Невдалеке от путей располагался тихий пустырь, весь в вялых деревцах, кустарниках и обледенелых проплешинах.
Посередине пустыря, в проржавевшей жестяной бочке, жарко пылал костер. Над пламенем грел руки человек, одетый не по погоде легко. Он то смотрел на огонь с медитативной сосредоточенностью, то вдруг оглядывался по сторонам, то все же запахивал поплотнее поношенную кожаную куртку.
Наконец, на затихшем, опустевшем полотнище шоссе показалась явно знакомая ему фигура.
К пустырю быстрым шагом направлялся молодой светловолосый мужчина.
Мужчина в куртке отскочил от огня и поспешил ему навстречу.
На границе пустыря они обнялись, как старые добрые друзья и стояли, пока не умчался вдаль целый товарный состав.
– Как же я рад тебя видеть!.. – выдохнул тот, что только пришел.
А тот, что грелся у огня в ожидании, лишь уперся лбом ему в плечо.
– Встали тут на дороге, – проскрипела, проходя мимо, старушка с нагруженной тележкой.
– Доброго вам вечера, дама! – рассмеялся ей в ответ светловолосый.
Она, опешив, заспешила прочь, скрипя тележкой.
– Пойдем к огню, - сказал рыжеволосый (а у человека, ждавшего весь вечер на пустыре, были именно темно-рыжие волосы), словно радушный хозяин.
Они подошли к огню. Рыжий подбросил в бочку еще ворох газет и улыбнулся новым искрам и всполохам. Глаза его оставались уставшими и печальными.
А взор светловолосого был направлен вверх, к звездам.
- О, Большая медведица!
– Все звезды считаешь?..
– Полезная привычка. В любое время пригодиться.
– И то правда… - рыжий долгое время молчал. – Ну, и как тебе?
– Медведица? В Галилее была ярче.
– Ох! Предварительный просмотр.
Светловолосый опустил взгляд в пляшущее пламя. Вздохнул…
– Я не хочу возвращаться в мир сейчас.
Рыжий закивал:
– Сейчас все по-другому. Нам такого счастья еще не выпадало.
– Грубо говоря, да. А ты тоже не хочешь возвращаться?
– Ха! Я никогда не хочу сюда возвращаться. Я всегда гадом выхожу!
– Ну не сетуй! Мы же с самого начала все решили. Да и мне нет смысла приходить без тебя… Трижды мы приходили и трижды наши истории создавали цивилизации… Жаль, что первую нашу историю никто не помнит…
– Вторая уже сказка…
– Зато третья!..
– О, третья! До сих пор дерутся!
– Не понимаю я их…
– Я людей вообще не понимаю! Чего им надо?
– Меня спрашиваешь?.. Они никогда не могли понять, что мы пытаемся сказать им…
Над пустырем долгое время царила тишина, только ветер перебирал сухие, холодные прутья веток.
- То есть, в этот раз мы не приходим, - как бы подводя итог, сказал рыжий.
Светловолосый кивнул.
– Да.
– А знаешь, даже жаль…
– Вот всегда ты так!..
– Правда, жаль. Снова пожили бы, собрали компанию. Уж сколько-нибудь интересных людей нашлось бы…
– Так хочешь прийти?
– Нет!
– Я серьезно – если ты хочешь…
– Нет-нет! Я просто в сантименты ударился… Пойдем, что ли пройдемся по городу? Когда еще выпадет…
– Да. Я с радостью, - живо согласился светловолосый.
Они покинули пустырь, оставив пламя в бочке догорать, меркнуть, сходить на нет, и он задумчиво промолвил:
– Этот город больше Иерусалима, но, кажется, спокойнее…
– Это только кажется, - заверил рыжий. – О, последний трамвай! Пробежимся?..

29.01.08