Окончание главы 22.

***
Антуанетта Жири выслушивала страдальческий рассказ Эрика, а про себя думала, что будет, если она рассмеётся прямо здесь? Он, наверное, не поймёт. Лучше потерпеть немного, выпроводить этого нескладного обольстителя, а потом нахихикаться вдоволь, без ущерба для репутации. Куда выпроводить? Знамо куда!

Эрик смеха и впрямь не оценил бы.
- Как она не понимает? Не думает?  Ведь мы… ведь я… а она… Это же конец, конец всему, понимаете?! Ну зачем она это сделала? Теперь не будет возврата…
Нет, эти двое и впрямь созданы друг для друга! Одна устраивала истерику, обнаружив, что возлюбленный оказался Призраком, другой же теперь страдает по поводу того, что Кристина, видите ли, девушка, женщина! – Мадам повертела палочку в руке, так, что Эрик непроизвольно отшатнулся: он прекрасно помнил, кто именно научил Кристину всяческим недевичьим штучкам, поэтому от вида увесистого стека в руках собеседницы ему стало немного не по себе – кто знает, как мадам оценит его отношения с собственной воспитанницей.

Интересно, понимает ли он, что натворил? Видел ли Кристину с того момента? Стек крутился в руках; на сцене, отгороженная от них кулисами, разнервничалась Карлотта, переходя, как всегда в такие моменты, на родной язык.
- Эрик, - начала мадам Жири, тщательно подбирая слова. – Ты понимаешь, что вёл себя как…
- …Bastardo! Merde*! – колоратурное сопрано ввилось в уши, едва заглушаемое тяжёлой кулисой. С такой постановкой вопроса в соавторстве с Ла Карлоттой мадам Жири не была уверена на сто процентов, но всё же общую суть это отражало. Кроме, разве что, первого определения: как никак, а обвинение серьёзное.
- Но для Кристины это всего лишь игра! Я так не могу!
- Откуда ты знаешь, Эрик? – Антуанетта замолкла на мгновение, ожидая подмоги с итальянской стороны, но её не последовало. – Ты же просто…
- …Stupido**! – примадонна, как всегда включилась в партию вовремя.
- Вот, действительно! Эрик, я не собираюсь выслушивать твои жалобы на судьбу и внешность! И мне совершенно не нужны слёзы Кристины! – Призрак напрягся. Неужто он и вправду с тех пор её не видел? – И если ты и дальше собираешься так её мучить, продолжая в том же духе, то лучше не стоит! Оставь девочку в покое! В конце концов, у виконта де Шаньи есть прекрасный брат, он давно хотел с ней познакомиться!

Если вы хотите заставить ребёнка что-либо сделать – обязательно строго-настрого ему это запретите! А если ребёнку за тридцать лет, он носит маску, плащ и отзывается на имя “Эрик”, то для пущего эффекта, напомните ему имя “де Шаньи”… Через мгновение его уже не будет рядом!

Эрик исчез быстрее, чем мадам Жири успела всё это подумать… Эффектно взмахнул плащом, заставив Антуанетту глубоко вздохнуть, зажмуриться – и чихнуть от поднявшейся пыли! Чох заглушило только громогласное сопрано:
- Убальдо, мы уходим! Не забудь собачку! И Теру тоже! И перестань страдать, что ты боишься крыс!
______________________________

*Bastardo – переводимо, но по русски звучит грубовато. Смысл и так понятен.
Merde – дерьмо (простите).

**Stupido – идиот.

вот. по заявкам трудящихся. глава техническая, действия не происходит..
но это только полглавы! 
тапки и претензии приветствуются и коллекционируются!
______________________________________________________

Глава 23.

Никто и никогда не узнал бы, какие муки испытывал Призрак Оперы в течение прошедших трёх дней. Да, в общем-то, никто и не спрашивал…

Ни одна женщина по своей воле… ни одна… Он заучивал это вот уже тридцать с лишним лет, как самый прилежный ученик – но так и не додумался узнать, а верным ли был урок? Ведь Кристина…
Да нет,  просто Кристина, она… она… Ух, Пандора! Вот вечно так! Сама не ведает что творит! А потом весь театр страдает – из-за неё, между прочим!

В том, что страдать опере придётся, Эрик не сомневался: он давно приметил держащуюся на честном слове люстру и как раз собирался применить её по назначению, когда на него наткнулась мадам Жири… Да, встреча однозначно была судьбоносной!

Забавно. Он был призраком для обитателей оперного театра, а мадам Жири была духом для него самого – исключительно добрым духом. Эдаким чёртиком из табакерки с длинной, тугой косой и неизменным лукаво-непроницаемым выражением лица, который всегда встречался на пути в самые неожиданные моменты и направлял события в определённое, только ему ведомое русло. Это качество характера было присуще ей всегда, даже в бытность совсем юной девушкой. Только однажды…

Только однажды Эрик увидел её совсем с другой стороны. Давным-давно, в прошлой жизни, наверное, добрую сотню лет назад. Тогда её звали ещё Антуанеттой – уже Жири (к своему стыду, он даже и не знал её девичьей фамилии), но пока без эдакого волнительного придыхания, что теперь постоянно сопровождало имя наставницы балета.

Тогда они случайно столкнулись в коридоре. Случайно – потому что никто не ожидал увидеть здесь другого: Эрик считал ночь своим временем, оперу – своими владениями, а посему вассалы не должны были попадаться на пути господина в это время. Вассалы не были осведомлены об этом, но, тем не менее, по ночам Призрак никого на своём пути не встречал. Какого же было его удивление, когда он понял, что нарушила его уединение никто иная, как его спасительница.
Он знал, что девушка вышла замуж: даже если бы не хотел узнать, ему бы об этом донесло шушуканье по углам её менее везучих товарок. Но он сам хотел знать, очень хотел: то, как она исчезла, сбежала, бросила его, как и все другие, просто перевернуло ему душу! Она была счастлива – а он скрипел зубами. У неё родилась дочь – а он бесновался!

И теперь, увидев её, он не смог сдержаться.
- Мадам?... – вежливое обращение было произнесено тоном, от которого, по идее, волосы должны были вставать дыбом и самопроизвольно заплетаться в косички. – Что привело замужнюю женщину в такое место – в такой час?
- Вдову. – Антуанетта повернулась и он смог наконец рассмотреть её лицо как следует: осунувшееся, с тёмныит кругами под веками от невыплаканных слёз. – Вдову, Эрик.

И он почувствовал себя злым глупым мальчишкой, который сотворил наконец-то ближнему желанную гадость, но не почувствовал себя от этого лучше. А когда женщина не выдержала и расплакалась при нём – вообще не знал куда себя деть.
А она плакала, ничуть не стесняясь. Натянутые как струна нервы не выдержали этой встречи, которой она очень хотела и очень боялась, чувствуя одновременно и страх и стыд за оставленного на попечение судьбы мальчика. Мальчик же вырос, возмужал – и был зол. Но только молча слушал её бессвязные всхлипы, когда она рассказывала про то, как муж попал в больницу с непонятной болезнью, как её не пускали к нему, сумбурно отнекиваясь и приводя какие-то непонятные причины, как через несколько дней сообщили о его смерти – совершенно будничным тоном… Как похоронили, так и не открыв его лица, не дав даже попрощаться… И ещё многое, многое другое…

Мальчик слушал и молчал. И только протянул потом женщине руку, медленно, сомневаясь, взял её ладонь. И чуть склонился, будто хотел поцеловать тонкое запястье,  но не осмелился, передумал. «Простите, мадам…» - прошелестело в воздухе, а через мгновение он уже исчез, подтверждая данное ему оперным людом прозвище – Призрак.
- Ты повзрослел, Эрик. – Антуанетта улыбнулась бы, если б были силы улыбаться.

Он и вправду повзрослел, а теперь наблюдал, как росла её дочь – ещё та девчушка, самая отчаянная проказница на весь театр! Да какой там, на весь Париж, наверное!
Мэг училась, танцевала, хулиганила, заводила подруг… Подруг…

Кристина… Вот так все мысли постоянно сводятся к Кристине. Тут уж ничего не поделаешь…

Пока Эрик успел передумать всё это, ноги сами принесли его к винтовой лестнице, ведущей на крышу. Лестница была настолько узкой и шаткой, что в опере шутили между собой, что пройти по ней может только Ангел – человека она не выдержит.

Подтверждая свою ангельскую сущность, на ступеньке лестницы, повернувшись спиной к нему, сидела Кристина.

Отредактировано Цирилла (2006-03-25 14:48:51)

дорогим моим читателям с поклоном и благодарностью за добрые отзывы несу кусманчик..)) чуток, чтоб не скучали  *-p 

Глава 24.

Когда, несколько дней спустя, мадмуазель Дааэ в обстановке крайней секретности поведала мадмуазель Жири историю с кодовым названием «Хроники шатких ступенек», последняя не смогла сдержать восторженных восклицаний, сводящихся к бессвязному: «да неужели!»… «а он?»… «а ты?»… «да не может быть!!!»…
Историю пришлось повторять «на бис» четыре раза: отчасти из-за её увлекательности, отчасти – из-за того, что Мэг Жири всё старалась выстроить для себя чёткую логическую цепочку событий, которая, почему-то, всё время ускользала от её понимания, ибо Кристина, несомненно, оставляла странного рода провалы в повествовании, касающиеся, в особенности, периода времени от обрушения лестничных конструкций и до возобновления музыкальных занятий. Она отнекивалась, отмалчивалась и только излишне громко возмущалась в ответ на  двусмысленные намёки Мэг.

А что ей ещё было делать?

Ведь не рассказывать же, в самом деле, что она свалилась (в буквальном смысле с небес на землю) хоть и неожиданно – но крайне удачно, то есть, прямо на Эрика. Призраку, соответственно, повезло чуть меньше, хотя по нему этого видно не было: всем своим видом мужчина выражал крайнее удовольствие происходящим. А потом, помешкав немного, выразил это не только видом, но и действием, отчего Кристине пришлось забыть на несколько минут о технически небезопасной конструкции, нависшей над ними. Ох, да ну её вообще! Не до того сейчас…

Нет, конечно же потом, когда Эрик вытащил её таки из кучи этого хлама, она напустила на себя самый серьёзный вид, который только могла принять девушка, у которой порвано в двух, нет, в чётырёх местах платье и волосы стоят дыбом – и постаралась высказать своему кавалеру претензии по поводу его неджентельменского поведения. Не учтя при этом только тот момент, что Призрак был мужчиной крайне быстро обучаемым, и теперь чётко знал способ противостоять чарам женских обид. Способ сей сводился к заключению возлюбленной в объятия – ну и дальше по плану.

Как оказалось, его возлюбленная явно не возражала против такой меры пресечения конфликтов…

…Поэтому Маргерит пришлось всё же довольствоваться неполной версией событий. Но ничего страшного, зато теперь она с полной уверенностью могла заявить кому угодно, что в постигших оперу разрушениях повинен Призрак Оперы! Именно он и никто иной! Сомнений быть не может! И вообще, радуйтесь, господа директора, что упала всего лишь лестница, а ведь мог бы и люстру свалить, между прочим!

Господа скромно радовались. И, затаив дыхание, отсчитывали дни второго месяца безмятежной жизни Опера Популер.
Ибо как по окончании месяца предстояла выплата жалования многоуважаемому мсье Призраку. Письмо с напоминанием уже было доставлено – и ввергло сначала Андре, а потом и Фирмена в состояние, схожее с чувствами новобранца в армии: когда не хочется, а надо! Но в армии хотя бы приказы отдаются не столь чудным тоном…

Директора честно полагали, что прошлое послание останется верхом издевательства над их скромными персонами, которое повторить, а тем более превзойти, будет просто невозможно.
В лексиконе Призрака слово «невозможно» не наблюдалось…

самым долгонеспящим..))
__________________

Глава 24.

Вернувшись с очередной подвальной экскурсии, Кристина застала Мэг за несвойственным её занятием: та сосредоточенно отжёвывала кончик пера, склонившись за столом над исчёрканным листом. Лишним в этой картине был не процесс планомерного поедания письменной принадлежности, а вообще весь набор «юный каллиграф» - среди множества неоспоримых достоинств младшей Жири любви к чистописанию никогда не наблюдалось.

- Что пишем? Записку матушке: «не ждите, буду поздно»? А-а, нет, наверное, любовные записки! Ну-ка, Мэгги, признавайся, кому?! Не Раулю же – он с детства письма ненавидит… Мадмуазель, ау!
Мадмуазель с трудом вышла из состояния сосредоточенности, попытавшись сфокусировать взгляд на подруге.
- Тише Кристина. Я думаю.
- Вот это да! Действительно, я буду вести себя потише. Я даже пойду и отмечу сегодняшнее число: это великий день – День-Когда-Мэг-Думала!
- Чшш! Хватит смеяться. Кристина у меня серьёзная проблема.
- Молчу-молчу, – при всё желании Кристина не смогла бы прекратить смеяться. Она что-то целый день сегодня хихикала: то ли от того, что на улице выглянуло солнышко и было прямо очень мило и радостно… То ли от того, что Эрик забыл с утра побриться и так щекотал её щетиной, когда… поцеловал… гхм… Ну в общем ладно, будем считать, что это всё солнышко виновато. – А что случилось?
- Скажи мне, что подарить Раулю?
- В смысле?
- В смысле на Новый Год!
- Мэгги, да когда он ещё будет, ты что!
- Уже через месяц, между прочим! – Мэг надулась. – Кристина, это же кошмар, я уже битый час сижу, ничего в голову не приходит.

В последней фразе малютка слегка покривила душой: исписанный лист явно свидетельствовал о бурном мыслительном процессе. Кусая губы, Кристина изучала предложенный список:
Пуанты (вычеркнуто)
Лента для волос (вопросительный знак)
Гребешок (злостно вычеркнуто)
Чул… (жирная клякса на полуслове)
Пуанты (очень злостно вычеркнуто)
Перчатки (вопросительный знак)
…

Список ещё тянулся и тянулся, в нём, кажется, даже присутствовали скрипка и комнатная собачка, но Кристина уже просто не могла читать дальше.
- Боже, Мэг, ты что, серьёзно вот это всё?
- А что делать! Этим мужчинам куда проще с выбором: нам и надо всего-то какое-нибудь колечко… Или серёжки… Или колечко с серёжками… Или…
- Стоп, спокойно, мадмуазель! Давайте по порядку. Конечно, пуанты и заколки мы опускаем, но вот чем, например, тебя не устроили перчатки?
- У Рауля уже есть перчатки.
- Это не перчатки, это варежки.
- Неважно. Он с ними расставаться не хочет, я уже ему намекала, но он отказался.
- Ну тогда… Ну подари ему шарф – к перч… к варежкам! – на минуту в комнате воцарилось молчание, а затем, как солнце из-за туч (что-то у Кристины всё сегодня ассоциировалось с солнцем, не к добру…), промелькнуло на лице малютки Жири ярким лучиком понимание. Не усидев на месте, она вскочила, проделала несколько па, уронила чернильницу и, довольная произведённым эффектом, упала обратно на стул.
- Замечательно, Кристин! Точно! Шарфик, я подарю ему шарфик! Свяжу – и подарю!
- Ну вот, Мэгги, налицо существенная экономия средств!
- Вечно ты так. Я же хочу, чтобы от души, а ты… О, Кристин, а что ты будешь дарить Эрику? – вопрос, прямо скажем, пришёлся не в бровь, а в глаз. Девушке даже захотелось этот самый глаз зажмурить покрепче.
- Я… ну… пока не знаю, но… но потом обязательно придумаю! Кстати, ты определилась уже с цветом?
- Наверное, лучше всего будет красный! Угу, красный – он так здорово будет сочетаться с его варежками…

Проглотив замечание по поводу того, что варежки у Рауля зелёные, Кристина покивала головой. Эрик рассказывал как-то, что дальтонизм – болезнь, свойственная исключительно мужчинам, но, как бы она ему ни доверяла, сейчас девушка сильно засомневалась в истинности этого утверждения…
Эрик. Что же ему подарить? Вот Мэг хоть как-то нашла выход из этого положения, а что делать ей? Да, мужчинам действительно в этом смысле проще…

***
Эрик, которому должно было быть проще, тем временем наблюдал за реакцией директоров на его послание. Помня о действенности предыдущего письма, это он составил в том же тоне. Фирмену это понравилось, без сомнения!
- Дорогие… мм… Жилюшка и Ришарчик… Жиль, он опять!
- Читай, не томи!
- Так…  искренне ваш… угу… очень надеюсь… Жи-иль!
- Что случилось?
- Он издевается? Нет, ну ты скажи, он над нами издевается?
- Что?
- Слушай: оставить в ложе номер пять конверт с двадцатью семью тысячами двумястами сорока пятью франками. Всё, это выше моих сил! Чего он опять задумал?...

А Призрак ничего не задумал. Он просто тоже хотел сделать любимой девушке подарок…