ПЕЩЕРА

Автор: Thomas Millstead

- Поразительно, - выдохнул Клейтон, простирая руку в типично театральном жесте. - Эти яркие цвета - такие свежие, словно нарисованы на прошлой неделе!

- Осторожней, - проворчал Ренфельд. - Порода здесь очень ненадёжная.

Исследователи медленно продвигались по узкому проходу, освещая стены пещеры фонариками.

- Невероятно! - восхитился Клейтон, увидев огромную фигуру мамонта, весьма эффектно изображённого красной охрой: светлые бивни загнуты вверх, похожий на змею хобот с вызовом поднят.

Дрожа от возбуждения, Клейтон посветил фонариком дальше и обнаружил трёх громадных скачущих бизонов. За ними виднелись несколько крупных туров - их передние ноги были подняты, навечно застыв в стремительном беге.

- Грандиозно! - сказал Клейтон. - Какое мастерство! Подумать только, что они были созданы сорок тысяч лет назад!

Он взволнованно потряс Ренфельда за плечо.

- Да эти рисунки великолепнее, чем в пещерах Ласко и Фон-де-Гом, или даже Альтамира! Сохранились нетронутыми за все эти тысячелетия!

Ренфельд повёл плечом, освобождаясь от хватки Клейтона.

- Вне всяких сомнений, это важное открытие. Поздравляю вас.

Всего лишь несколько недель назад Ренфельд был готов махнуть на всё рукой, вернуться в музей и снова заняться анализом кроманьонских образцов, добытых другими археологами. В конце концов, после тех раскопок, что были проведены в прошлом веке, представлялось крайне маловероятным, что здесь, в этих пустынных предгорьях Пиреней поблизости от испанской границы, могут всё ещё оставаться необнаруженными какие-нибудь скрытые пещеры ледникового периода.

Они с Клейтоном уже посещали другие пещеры, открытие которых в конце девятнадцатого и в начале этого века* столь кардинально изменило научные представления о первобытных людях. Они тщательно изучали прекрасно сработанные наскальные рисунки. Но Клейтон всегда упорно твердил, что должна существовать ещё одна подобная пещера, не обнаруженная археологами, и продолжал без конца прочёсывать горный рельеф, как одержимый.

До тех пор, пока не ступил в небольшую расщелину под кристаллической щеткой, попав в этот мир чудес.

- Идём! - крикнул он, ныряя в проход.

Ренфельд с трудом ковылял позади. Он был крупным, неуклюжим и никогда не любил полевые археологические работы. Он предпочитал опрятную стабильность своего маленького офиса днём и предсказуемые жизненные блага в виде хорошей еды и вина, а также любимой коллекции классических записей по вечерам.

Но теперь он с нетерпением следовал за Клейтоном. Эта пещера прославит их имена, понял он. Эта находка ошеломит их коллег, она может привлечь внимание всего мира. Галерея животных, изображённых в натуральную величину, тянулась дальше, каждый поворот сырого холодного коридора готовил новый сюрприз. Их окружали изображения давно вымерших животных, но, поблёскивая в полумраке, они словно двигались, скребли лапами и вскидывали головы. Клейтон резко остановился и ахнул.

- Ренфельд, смотрите!

Оба направили фонарики на то существо, что нависло над ними. Оно было человекоподобным, однако на голове у него красовалась маска оленя с ветвистыми рогами, и завёрнуто оно было в толстую шкуру. Верхняя часть тела была полусогнута, будто в танце, а круглые немигающие глаза смотрели прямо на них.

- Шаман, - наконец сказал Клейтон. - Колдун. Чародей первобытного племени. Автопортрет, созданный на заре нашей расы.

Неожиданно откуда-то донёсся звук голоса, отчетливо резонирующий в неподвижном холодном воздухе пещеры.

Высокий голос, мелодичный, нежный, мучительно чистый.

Ренфельд потряс головой, уверенный, что это неврологические выкрутасы внутреннего уха.

Но мелодия лилась непрерывно, паря внутри и снаружи пещеры, отражаясь от стен.

Клейтон стоял неподвижно, склонив голову набок и прислушиваясь.

- Господи, - пробормотал Ренфельд. - Кто...?

- Сюда! - крикнул Клейтон, бросившись в глубь пещеры.

Ренфельд последовал за ним в известняковый проход, размахивая фонарём так, что начинала кружиться голова. Похожая на лабиринт дорожка то и дело изгибалась коварными зигзагами, и он несколько раз спотыкался. Завернув за угол, они очутились в просторном зале. Ренфельд слышал где-то поблизости топот лапок грызунов, вспугнутых их появлением.

Клейтон был уже далеко впереди, быстро шагая по ровному участку.

Голос зазвучал сильнее, отражаясь от стен и невидимого потолка. В танце теней двигалось что-то ажурно-белое, порхало и трепетало, то появляясь в поле зрения, то исчезая. Это было какое-то свечение, которое тянулось следом за мягкими ниспадающими одеяниями, а выше, над ними, - бледный овал лица. Плавные ноты сопрано взлетели в безупречном крещендо, от которого грозило разорваться переполненное сердце.

А затем фигура растаяла, исчезнув из огромного зала. Клейтон растворился в том же сгустке мрака.

Задыхаясь, Ренфельд тяжело побежал за ним. Голос по-прежнему струился где-то впереди. Потолок пещеры здесь понижался, и ему пришлось нагнуться.

- Клейтон! - закричал он. - Подождите!

Слева шероховатый коридор изгибался петлей. А в отдалении отчаянно метался из стороны в сторону луч от фонаря Клейтона.

На мгновение он высветил фигуру в белом: её платье цвета сливок, обнаженные атласные плечи, мягкий овал лица, надменные скулы, тёмно-золотистый отблеск на её каштановых волосах.

В этот момент она посмотрела на Клейтона, широко раскрыв блестящие глаза, губы раскрылись, в то время как её голос опустился в трепетном диминуэндо. Она протянула к нему руки, словно о чём-то умоляя.

Но это продолжалось не дольше одного удара сердца, после чего видение исчезло.

Словно сквозь туман Ренфельд услышал, как Клейтон зовёт её, а затем его тоже поглотила тьма.

Побежав, Ренфельд споткнулся и упал на пол, головой вперёд. Фонарик вылетел из руки. Он отчаянно попытался схватить его, но фонарик покатился от него и куда-то упал, мелькнув и тут же канув в небытие.

Откуда-то издалека донёсся мягкий всплеск, словно что-то ударилось о воду.

Ренфельд застонал. Он сильно подвернул ногу, и теперь жгучая боль пронзала всё тело. Одной рукой он стал ощупывать усыпанный камнями пол, пока пальцы не повисли в пустоте.

Его затрясло. Пропасть! В какой-то паре футов от него. И, судя по времени, которое потребовалось фонарику, чтобы упасть, глубина её была просто ужасающей.

Пение стихло, ещё несколько секунд был слышен глухой отражённый звук, но потом исчез и он. Темнота и тишина поглотили его. Это были такая темнота и такая тишина, с которыми он никогда прежде не сталкивался. Он подумывал о том, чтобы дозваться Клейтона, но боялся даже услышать собственный слабый дрожащий голос.

Время тянулось бесконечно, но сколько его прошло, он не знал, потому что реальным для него сейчас были только страх и боль. Вокруг по-прежнему стояла полнейшая тишина - поэтому, когда его руку сжали чьи-то пальцы, тело от ужаса дёрнулось в судороге, скатившись ближе к краю пропасти.

- Клейтон? - прохрипел он.

- Пожалуйста...

Она сказала это очень тихо. Ее пальцы скользнули вниз, прикоснувшись к его руке. Он почувствовал возле уха её дыхание, отдающее лёгким ароматом свежей гвоздики и жасмина.

- Вы!

- Пожалуйста...

- Что?

- Помогите мне!

- Как?

- Помогите мне уйти от него! Пожалуйста!

- Уйти от кого?

Она замолчала, тревожно впившись ногтями в его запястье.

- Маэстро. Вы знаете о нем? В Парижской опере? Вы слышали о нём?

- Он? Здесь?

- Он сбежал. Нашёл это убежище. Он заставил меня присоединиться к нему, - глубокий голос сопрано в спешке зачастил. - Я должна уйти от него, немедленно! Но он не позволит! Он следит за мной, даже сейчас! Сквозь эти расщелины, эти проходы. Он знает их все. Пожалуйста!

Она потянула Ренфельда вверх, поставив его на ноги.

- Я не уверен, - замялся он. - Насчёт дороги, я имею в виду. Я потерял координаты. И в этой кромешной тьме...

- Я знаю! - она обхватила его рукой. - Я знаю это место почти так же хорошо, как он. Пожалуйста, идёмте! Помогите, пожалуйста! Я знаю, что он приближается!

Он похромал, тяжело опираясь на неё. Они с трудом продвигались вперёд, петляя по серпантину бесконечных поворотов, периодически ушибаясь о твёрдые камни, нащупывая путь заострённым за прошедшие годы осколком породы.

Наконец Ренфельд остановился, привалившись к сырой стене, изо всех сил пытаясь восстановить дыхание.

- Нет, мы должны торопиться! - настаивала она. - Он может быть где угодно! Знаете, что он со мной сделает?

- Вы - Жизель Маршан? - спросил Ренфельд.

- Вы меня знаете!

- Вы пели "Ritorna vincitor". Я сразу же узнал ваш голос. У меня есть запись вашего исполнения "Аиды". Я часто её слушаю.

- Да? Но теперь мы должны идти...

- Но потом вы покинули сцену. Там была какая-то загадочная история.

- Он забрал меня сюда. Я говорила вам! Чтобы я пела для него! Пожалуйста, уходим! Опасность огромная! О, Mon Dieu.

Тишина внезапно была нарушена, разорвана, после чего снова сомкнулась вокруг них.

Это был Клейтон. Ренфельд не мог сказать, насколько он был близко, из-за искаженной и приглушенной акустики.

Но это был Клейтон. Он крикнул только один раз. После чего раздался шум осыпающихся камней и громкий всплеск. Больше ничего.

- Быстрее!

Жизель потянула Ренфельда вперёд. Пошатываясь, он цеплялся за её руку, в то время как она вела их по какому-то переходу, в котором Ренфельд ощущал скользкий, изгибающийся уклон. Он услышал, как она закряхтела, отодвигая какую-то преграду. И тут же его втолкнули в центр ярких, мечущихся огней, которые моментально ослепили его.

Ренфельд заморгал, пытаясь приспособить глаза к свету. Когда это произошло, он издал какое-то хныкающее блеяние и рухнул на колени.

Факелы пылали по всей окружности сводчатой пещеры. А над ним стояло живое воплощение того шамана, того колдуна, который был нарисован на стене четыре тысячи лет назад.

Этот человек возвышался над ним, его лицо было скрыто под маской какого-то чёрного рогатого существа, которое могло существовать лишь в далёком прошлом, скрытом многовековым туманом. Его огромное тело было покрыто грубо выделанной пятнистой шкурой. Глубоко посаженные глаза - словно бездонные подземные озёра.

- Это - Пещера, - произнёс он низким рокочущим голосом. - Здесь проводились первые обряды наших далёких прародителей. Это место священно. Ведь именно здесь, в этой Пещере, они создали искусство. Здесь, в своих обрядах и ритуалах. Настоящее искусство, подлинное искусство. Язык. Живопись. Музыка. Это место священно. И я сделал его своим!

Он ткнул пальцем в Ренфельда.

- В Париже они изгнали меня из места, которое было для меня самым ценным. Выгнали оттуда, что было самой сутью моей души. Дураки!

Его смех стал ниже, в нём появились какие-то резкие ноты.

- Но я вновь обрёл свою душу! Видите, что я нашёл здесь? Именно здесь тупые звери выбирались из грязи и превращались в создания, наделенные чувствительностью, воображением и творчеством. Это случилось здесь. Я чувствую это, в сем древнем святилище! Я улавливаю эти эманации! Видите, я стал таким же, как один из тех гениальных чародеев, которые дали начало всему, что только есть благородного в нашем виде - всему, что отличает нас от братьев наших меньших. Культуре, искусству! А знаете, почему я так сделал?

Ренфельд покачал опущенной головой, не в силах поднять взгляд.

- Потому что я создаю произведение, беспрецедентное по своим масштабам. Оперу, которая воплотит в себе это самое зарождение человеческой души. Произведение, которое проникает в самое сердце первобытного начала человечества, показывая его переход от скотского состояния к благородству и величию. Не правда ли, Жизель?

В безжалостно-ярком свете потрескивающих факелов Ренфельд увидел, что её лучистые глаза сияют от гордости, обожания и безумия. Ее взгляд был прикован к Призраку, а губы растянулись в тонкой хитрой улыбке.

- Это будет шедевр! От величайшего маэстро из всех, кого знает мир! Моего маэстро!

- Я не понимаю... - Ренфельд захлебывался словами. - Зачем вы сделали это... Почему Клейтон...

- Он ничего не понимает в великой музыке, - Жизель пожала плечами. - Мы проверили его и решили, что он нам не подходит. Но вы... Ах! У вас есть слух!

- Эта опера! - страсть наполнила голос Призрака. - Это всё, ради чего я существую! Но создание непревзойдённых гениальных произведений требует много времени. Они появляются постепенно: несколько нот тут, аккорд там. Скрупулёзно соединяются вместе. Отбрасываются. Заменяются. Она создаётся. Но медленно, медленно. На протяжении многих лет. Многих, очень многих лет.

Он подошёл к огромному валуну и откатил его к входу, заперев их внутри.

- Может потребоваться целая жизнь, чтобы завершить её. Но разве это не лучший способ потратить оставшиеся мне годы? Тот факт, что я не могу выйти отсюда, не имеет никакого значения. Это просто позволит мне полностью сконцентрироваться на моём сочинении всё то время, пока я бодрствую. А голос Жизели, к счастью, можно использовать как инструмент, способный воплотить в жизнь мои идеи, мои аккорды, мои арии.

Всё ещё стоя на коленях и чувствуя, как пульсирует от боли его воспалённая нога, Ренфельд прошептал:

- А как же... я?

- Самое главное, чего нам не хватало до сегодняшнего дня, - ответил Призрак, - это благодарной аудитории.

Конец.
____________________________

* Напоминаю, что рассказ был написан в 80-х годах XX века. (прим. пер.)

Отредактировано Мышь_полевая (2012-01-06 11:07:04)