Глава  28.

Одиль лежала в постели и размышляла о событиях уходящего воскресенья. Для одного дня их было слишком много: встреча с Призраком-Норманном, затем приход доктора Марти. Потом Омели отправилась на рынок за продуктами и пропала на весь день…
После этого Одиль отправилась за дровами и промочила ноги. Дрова она тоже замочила, хотя и не так сильно, как сказал Призрак и как думалось ей самой поначалу. В конце концов, Одиль знала, что выбирает: хоть это и был мусор, но мусор «элитный» - ломаные венские стулья, подлокотники от кресел «чиппендейл», половинка крышки от рояля, произведенного очень известной австрийской фирмой…
Все эти предметы были изготовлены из добротной древесины подлинными мастерами своего дела и много лет хранились в сухом помещении, так что сгнить и превратиться в труху не могли. К тому же, от сырости их предохранял особый мебельный лак, рецепт которого оберегался производителями не менее ревностно, чем рецепт лака для скрипок Амати и Страдивари. То есть, вязанка, которую Одиль проволокла по всем лужам, намокла только снаружи, оставшись внутри абсолютно сухой.
Одиль знала это, но, встретив насмешливый взгляд Призрака-Норманна, растерялась и обо всем позабыла. Этот странный человек обладал способностью воздействовать на сознание. Стоило ему посмотреть на Одиль своим холодным гипнотическим взглядом, и у нее холодели пальцы, а язык прилипал к нёбу.
Так было и на сей раз. Поддавшись внушению мужчины, Одиль поверила, что ее дрова намокли и никуда не годятся, и оставила их в вестибюле в луже воды. Но позже, когда в голове наступило просветление, она вернулась за своей вязанкой и была весьма удивлена, не обнаружив ее там. Из этого Одиль сделала вывод, что Призраку понравились ее дрова и он решил завладеть ими с помощью хитрости.
Впрочем, хватит об этом. Камин Одиль все-таки разожгла. Не сразу, конечно, а после того, как побывала на крыше и Призрак-Норманн освободил каминную трубу от вороньего гнезда. Кстати, гнездо действительно оказалось хорошей растопкой, и вскоре  камин в комнате Одиль запылал веселым, потрескивающим огнем. 
В заботах о создании тепла и уюта Одиль забыла даже о гложущем внутренности голоде; напомнила о нем заглянувшая в комнату Омели.
- Мадмуазель, что же вы? Обед давно готов, ждем только вас!
- Обед? – Одиль потерла пустой живот. – Очень кстати…
Наскоро ополоснув руки принесенной служанкой водой, Одиль пригладила растрепанные волосы и вместе с девушкой поспешила на кухню.
За столом уже сидели мужчины и вели оживленный разговор. Впрочем, говорил, как и прежде, Эмиль Бедье, а Призрак-Норманн внимательно слушал.
- А вот и мы, - радостно провозгласила впорхнувшая в кухню Омели. – Садитесь, мадмуазель!
Как и опасалась Одиль, ее место оказалось рядом с Призраком; Омели и улыбающийся Эмиль Бедье устроились напротив.
- Как успехи, мадмуазель? – Бедье протянул ей плетеную корзиночку с хлебом. – Камин разгорелся?
Одиль улыбнулась.
- Даже лучше, чем я рассчитывала.
- Да, я слышал, - Бедье хохотнул, - Норманн порассказал о вашей войне с вороной.
Одиль неприязненно покосилась на своего соседа.
- Никакой войны не было, мсье Норманн, как всегда, преувеличивает. Просто бедная птица лишилась своего гнезда, а заодно и своего птенца.
- Не жалейте, мадмуазель. Погодите, вот станет теплее, этих тварей налетит столько, что сами будете не рады.
- Откуда налетит? Ведь вороны – постоянные жители, разве не так?
- Так, да не так. Те, что живут здесь зимой, летом улетают на север, а к нам пожалуют те, кто зимовал южнее.
- Не может быть!
- Еще как может, мне об этом рассказывал знакомый орнило… оргито… в общем, специалист по птичкам… Да вы ешьте, ешьте!
Одиль не заставила себя упрашивать. Еда оказалась вкусной и восхитительно горячей. Тушеная телятина со специями просто таяла во рту, а салат из свежих овощей был приготовлен со знанием дела.
После основных блюд Омели разлила чай в тонкие фарфоровые чашки, а Эмиль Бедье торжественно водрузил на стол свой главный шедевр: блюдо с горячими пирожками, поджаренными прямо на сковороде. Пирожки были вкусные и имели разнообразную начинку, - от рыбной до фруктовой, - но Одиль была в состоянии съесть только один. Ей достался пирожок с творогом. Она проглотила его мгновенно и даже украдкой облизала пальцы, - до того понравилось.
После обеда-ужина Омели осталась на кухне мыть посуду, а Одиль повела нового жильца выбирать комнату.
- Да мне много не нужно, - отнекивался Бедье, - бросьте старый ковер под лестницу, и все.
- Под лестницей в этом доме живут пауки, а люди – в комнатах, - внушительно сказала девушка, и новый квартирант умолк.
Но когда увидел предназначенное для него помещение, даже присвистнул от восторга: комната была большая и светлая и находилась в восточном крыле, неподалеку от той, что занимал Призрак. Правда, стоявшему в простенке между окнами дивану не хватало ножки, а стекло в одном из окон было разбито, но Бедье это не смутило.
- Вместо ножки поставим вот этот чурбачок, - он откатил от камина какую-то деревяшку, - а окошко заткнем диванной подушкой, и проведем ночь по-королевски.
- Но вы не можете жить так вечно! Давайте поищем другую комнату.
- Ни в коем случае, мадмуазель, - возразил гость, - одну ночь можно провести и так. А завтра вы эту комнатушку не узнаете.
Оставив устроенного «по-королевски» Бедье осваивать новое место обитания, Одиль отправилась к себе. По пути она зашла к Омели. Девушка заканчивала уборку, - она выметала мусор из комнаты в коридор. В помещении было достаточно тепло, - натопленный камин хорошо прогрел воздух, и Одиль еще раз похвалила себя за умные и своевременные действия на крыше.
Удостоверившись, что все вновь прибывшие в дом устроены достаточно удобно, она вернулась в свою комнату, разделась, прочитала коротенькую молитву – на длинную уже не было сил – и  улеглась в постель.
И сразу утонула в мыслях. Они были разные, и было их очень много, так что размышления заняли почти полночи.
Конечно, основополагающей была мысль о Призраке-Норманне. Одиль корила себя за то, что обращается с мужчиной  неправильно. Она понимала это, но ничего не могла с собой поделать. При одном взгляде на Призрака в ее душе словно что-то вскипало, хотелось сердить, раздражать, выводить его из себя. А ведь надо было делать как раз наоборот. Для той цели, которую наметила Одиль, необходимо относиться к мужчине лояльно, дружески. Но как это сделать, пока оставалось загадкой.
Наверное, после истории с дровами и вороной Призрак считает ее глупой, взбалмошной девчонкой, не способной мыслить по-взрослому. Конечно, он ошибается, Одиль рассудительная девушка, она умеет принимать взвешенные решения.
Как, например, было с этим домом. Приняв решение покинуть квартиру на улице Дарю, Одиль поступила продуманно и весьма своевременно. Теперь она надежно защищена от притязаний Антуана Арди и своего дядюшки. Правда, дом пока находится не в лучшем состоянии, но теперь, когда здесь поселилось столько людей, среди которых мастер на все руки Эмиль Бедье, все должно измениться.
Конечно, процесс восстановления особняка будет идти медленно, потому что две даже очень умелые руки Эмиля Бедье не заменят артель сноровистых строителей, остальные же могут быть только «на подхвате».  Но Одиль не может нанять рабочих, так как не хочет привлекать внимания к особняку. Кроме того, деньги в саквояже исчезают быстрее, чем она планировала, а новых поступлений в ближайшее время не ожидается. Так что, придется использовать средства только на самое основное, то есть, на еду, а также другие нужные для проживания вещи, такие, например. как посуда, постельное белье, а также необходимые для проведения ремонтных работ орудия труда. 
Успокоенная этими мыслями, владелица особняка «Розен палас» в последний раз глубоко вздохнула, повернулась на бочок и заснула.
Но совсем не до сна было другим обитателям этого благословенного поместья.

Эмиль Бедье улегся на свой диванчик и пытался уснуть, но сон, на удивление, не приходил, хотя обычно у него с этим проблем не было. Эмиль не переставал удивляться изменениям в своей судьбе.
Последний год он спокойно жил и радовался жизни в подвале под магазином мадам Ламьер, пока упомянутая дама не отправила его в больницу, отравив крысиным ядом. Попав на больничную койку, он радовался тому, что остался жив. Потом мадам разыскала его там, некоторое время обхаживала, принося деньги и подарки, а когда поняла, что он не собирается умирать, успокоилась и перестала с ним знаться. Несколько дней Эмиль горевал, - сильно горевал, даже помышлял о самоубийстве, потому что поверил тому, что женщина обещала; а обещала она много чего.
На поверку же оказалось, что мадам Ламьер беспокоилась в первую очередь о том, как бы ее не привлекли к ответственности за попытку отравления человека. Когда же Эмиль пообещал не подавать судебный иск, мадам поняла, что бояться нечего, и в спешном порядке пересмотрела планы в отношении своего незаконного квартиранта. Итак, выйдя из больницы, Эмиль мог считать себя свободным как птица и не рассчитывать на возвращение в любимый, обжитой подвальчик.
Но жизнь тем и хороша, что похожа на африканскую лошадку под названием «зебра», у которой черные полоски перемежаются с белыми. Когда Эмиль считал, что надежды больше нет, и что по выходе из больницы ему придется пополнить ряды парижских клошаров, появилась малышка Омели, подняла его с больничной койки и привезла в этот странный дом.
Домом владела мадмуазель Пуатье, девушка, с которой Эмиль познакомился в больнице, куда она приходила проведать Норманна. Из отрывочных рассказов соседа он узнал, что тот спас Одиль Пуатье во время пожара в Опера Популер, но сам обгорел и попал в больницу.
Девушка была прехорошенькая, хоть и напускала на себя строгий, неприступный вид. Видя, с каким вниманием и уважением она относится к Норманну, Эмиль радовался за соседа: слава богу, хоть этому бедняге улыбнулась удача. Кто знает, может, после выздоровления он найдет успокоение в объятиях хорошенькой мадмуазель?
Сам же Эмиль с тоской представлял, как будет бродить по улицам, соперничая с бродячими собаками, кто первым схватит брошенный из окна кусок хлеба.
Но жизнь опять удивила, заменив вожделенный домик мадам Ламьер на большой и запущенный особняк, «замок», как Эмиль назвал мысленно дом, принадлежащий Одиль Пуатье.   
Много лет назад он сам жил в таком замке, только очень недолго. Замок принадлежал одному важному и богатому маркизу. Мать Эмиля работала в замке горничной. Маркиз бывал в своем поместье нечасто, так как оно находилось далеко от Парижа, но когда приезжал погостить в родные места, всегда вызывал к себе Аделину, так звали мать Эмиля. Впрочем, в те далекие времена она еще не была его матерью, а просто хорошенькой деревенской девушкой с белозубой улыбкой и тугой русой косой, уложенной короной на голове.
Однажды после отъезда хозяина Аделина почувствовала себя нездоровой и была отослана в дальнюю деревню, где в положенный срок родила Эмиля. Поскольку после этого маркиз потерял интерес к своей бывшей симпатии, Аделину обратно в замок не взяли, и она так и осталась в деревне с маленьким сыном.
Эмилю было лет пять, когда к ним приехала настоящая карета, запряженная четверкой вороных. Их с матерью посадили в нее и куда-то повезли, а когда выпустили наружу, Эмиль впервые увидел замок своего отца. То есть, он, конечно, не знал, что этим замком владеет его отец. Эмиль вообще не знал, что у него есть отец, - в деревне они жили вдвоем с матерью в доме местного священника, где мать исполняла обязанности горничной и кухарки, и об отце никто никогда не говорил.
В замке их провели по красивым залам и коридорам, от одного вида которых у Эмиля захватывало дух, и оставили одних в огромной комнате, посередине которой на возвышении стоял затянутый синим бархатом… гроб.
Мать подошла ближе и взяла Эмиля на руки.
- Смотри, сынок. Это твой отец.
Эмиль испуганно прижался к матери и поглядел на бледное, неживое лицо человека, лежащего в гробу.
- Нет, мама, это не мой отец, ведь он мертвый.
- Да, сынок, твой отец умер.
Потом к ним подошли какие-то люди и вывели из комнаты.
Их оставили жить в задних комнатах замка и даже приставили слугу, чтобы он одевал Эмиля и гулял с ним в саду. Мальчика это очень тяготило, - он не привык чинно бродить туда-сюда по аккуратным, посыпанным мелким песком дорожкам и кормить с мостика лебедей в пруду. Ему было скучно без деревенских ребятишек, без веселых игр и проказ. Иногда, когда слуга отвлекался, Эмиль тут же ускользал от его неусыпного ока и бежал туда, где ему было интересно.
Чаще всего это оказывалась новая пристройка к замку, где, по слухам, должны были поселиться они с матерью. Но это предполагалось нескоро, - помещение было только-только подведено под крышу, предстояла еще масса внутренних работ.
Эмилю очень нравилось наблюдать, как трудятся плотники, столяры, отделочники-краснодеревщики. Он мог часами наблюдать, затаив дыхание, как из грубой деревяшки возникает нечто чудесное, похожее на львиную голову, изящную женскую фигурку или парящую в небе птицу. Мастера не прогоняли смышленого мальчугана из мастерской, а некоторые даже давали подержать в руках рубанок или маленькую пилку со смешным названием «лобзик».
Работа с деревом Эмилю нравилась, и весь следующий год жизни в замке он потратил на то, чтобы постигнуть азы мастерства своих учителей. Служители замка тоже полюбили любознательного мальчика и охотно рассказывали ему историю создания той или иной картины или гобелена. Эмиль узнал имена знаменитых художников, музыкантов и писателей, - кроме слуг и горничных, с ним занимались и настоящие учителя, нанятые для обучения юного бастарда всему тому, что обязаны знать дети в знатных семействах.
Когда Эмиль спрашивал мать, почему их жизнь так чудесно изменилась, она говорила, что он достоин этого по праву своего происхождения, но никогда не получит всего, что мог бы получить, если бы… если бы не был бастардом.
Мать не объяснила, что означает это слово, а Эмиль почему-то стеснялся спросить. И решил для себя, что бастард – это человек, у которого имеется какой-нибудь порок, недостаток, например, горб на спине или косые глаза на лице.
Ни горба, ни косоглазия Эмиль у себя не находил, но пришел к выводу, что его недостаток – некрасивое лицо. Оно не было уродливым, но не было и прекрасным, как у того же лакея, который за ним присматривал: мсье Жан обладал отличными черными кудрями, черными глазами и роскошными усами, делавшими его похожим на большого, породистого кота.  Он казался Эмилю самым красивым мужчиной на свете, не зря же на него заглядывались все горничные в замке.
А вот мать на мсье Жана не заглядывалась: она все время чего-то боялась. Когда Эмиль спрашивал о причине ее страхов, мать прижимала сына к себе и говорила, что их чудесная жизнь в замке может кончиться в любой момент, и Эмиль должен быть к этому готов.
Она была провидицей, его мать: через три года беспечной и, в общем-то,  счастливой жизни в замке умершего маркиза, Эмиля и его мать грубо оттуда прогнали, не дав времени даже на то, чтобы собраться. Вот как это случилось: в один из теплых осенних дней к замку подкатила блестящая карета, вроде той, на которой Эмиля с матерью привезли сюда. Из кареты вышла высокая, красивая женщина, которая тоже вся блестела и переливалась от множества драгоценностей, свисавших с ее рук, ушей и груди. Вместе с ней приехал мальчик. Он был возраста Эмиля, с большим родимым пятном на лице, и одет в бархат и атлас. Спрятавшийся в кустах Эмиль видел, как приехавшая женщина распекала управляющего замком, тыкала пальцем в привезенного мальчика с пятном и кричала:
- Это он, он хозяин, он и больше никто!
Управляющий только униженно кланялся и что-то несвязно бормотал в ответ.
Эта картина Эмилю очень не понравилась, и он побежал к матери рассказать о неприятной даме в драгоценностях. Но не успел произнести и пары слов, как в комнату вошел бледный управляющий и сообщил, что им велено покинуть замок. Таков приказ госпожи маркизы, вдовы покойного отца Эмиля.
Мать не спорила, только сунула в узелок шкатулку с кое-какими драгоценностями и немного денег. Потом одела потеплее Эмиля, накинула на плечи теплый шарф и взяла сына за руку.
- Идем, сынок.
- Куда, мама?
- Мир велик; может и нам найдется уголок.   
Уголок нашелся в соседней деревне, где трактирщику нужна была женщина для работы. Днем и вечером мать Эмиля прислуживала полупьяным посетителям, а на ночь они запирались  в маленькой комнатушке позади «зала». В комнатушке не было камина, зато она одной стеной примыкала к хлеву, где зимой жили  животные, и всегда было тепло. В холодные же зимние ночи хозяин давал им жаровню, которую мать и сын придвигали к кровати, на которой спали.
Эмиль не раз с сожалением вспоминал о прежней жизни в замке. Когда он однажды заикнулся об этом матери, та на него сердито прикрикнула.
- Не разевай рот на то, что тебе не принадлежит и никогда не будет твоим.   
- Но мы ведь там жили, значит, замок был наш.
- Нет, Эмиль, этот замок тебе не принадлежал.
- Потому что я некрасивый, да? Потому что я бастард?
Мать вдруг смутилась.
- Не говори этого слова, сынок.
-Ты ведь говорила, и другие тоже. Но я не такой уж урод, мама. Бывают люди куда страшнее меня, я видел. Тот мальчишка с пятном…
- Ты не урод, милый, - мать крепко его обняла, - для меня ты самый красивый мальчик на свете. Просто…
- Что – просто?
- Просто твой отец…
- Знаю, он умер.
- Понимаешь, сынок, у него была другая жена, и он не мог жениться на мне, не мог дать нам свое имя. Поэтому ты – Эмиль Бедье, а не… 
Дальше последовало очень известное имя, которое Эмиль часто слышал, живя в замке. Он знал, что это имя отца, но как-то не связывал его с собой.
Мать умерла через два года во время пьяной драки между подвыпившими посетителями трактира. Какой-то пьянчуга промахнулся и по ошибке запустил бутылкой с вином не в голову своего врага,  а в замешкавшуюся у стола служанку. Удар пришелся в висок; мать Эмиля умерла сразу, даже не охнув. С этой минуты Эмиль стал сиротой.
Трактирщик не захотел держать мальчика у себя, так как тот был еще мал, чтобы прислуживать в трактире, - Эмилю исполнилось десять лет, он был слишком худ и мал ростом. Выгоняя ребенка на улицу, хозяин даже не выплатил ему жалование погибшей матери, сказав, что и так потратился на похороны покойницы. Так в десять лет Эмиль лишился матери и крова над головой.
Поразмыслив, мальчик решил отправиться в какой-нибудь большой город, где много людей и есть чем заработать себе на пропитание. Кроме того, ему хотелось попробовать свои силы в каком-нибудь деле, например, стать мебельщиком, ведь эта работа так нравилась ему во времена проживания в замке.
Время шло, жизнь менялась, а вместе с ней менялись и пристрастия Эмиля. Он успел поработать и столяром, и резчиком по дереву, и стекольщиком. Пару лет Эмиль провел у плиты в одном известном своими закусками кабачке Барселоны, постигая таинства испанской и португальской кухни. Он изучил множество языков, путешествуя по свету, и везде узнавал что-то новое для себя.
В последнее время неизвестно почему Эмиль почувствовал тоску по родине и поспешил вернуться во Францию, в Париж. Там его никто не ждал, и лучшее место для обитания, которое он смог найти, оказалось подвалом магазина готового платья, который принадлежал очаровательной мадам Ламьер.
Из этого подвала год спустя он был насильственно переселен в больницу, а теперь вот получил пристанище в красивом, но сильно запущенном доме с замечательным названием «Розен палас». И если хозяйка мадмуазель Пуатье позволит остаться здесь, Эмиль не пожалеет сил, чтобы восстановить запущенный дом и сделать его снова красивым и блестящим.   
Интересно, малышка Омели привезла его сюда по приказу хозяйки, или это было ее собственное желание? Если вспомнить сдержанность мадмуазель Пуатье при первой встрече, появление Эмиля было для нее неожиданностью. Выходит, Омели взяла его из больницы на свой страх и риск? Но это говорит о том, что девушка…
Дальше в мыслях пошла путаница, и Эмиль решил отложить раздумья по этому поводу до другого раза.

Омели свернулась клубочком и закрыла глаза. Сегодня она устала так, как не уставала, кажется, за всю свою жизнь. Утренний приезд доктора Марти, которого она видела из окна комнаты, где  пряталась, взволновал сильнее, чем хотелось. Омели надеялась, что недели, проведенные вдали от этого человека, остудили ее когда-то пламенные чувства к нему.
Но оказалось, что это не так. При первом же взгляде на мужчину Омели поняла, что ничего не изменилось: она по-прежнему любит этого жестокого человека. Трепещет, боится… и тянется к нему, как выросший в темноте цветок тянется к жаркому солнцу, сознавая, что оно способно не только согреть, но и опалить…
Спасение от этого наваждения было только одно – умный и сострадательный Эмиль Бедье. Если он будет рядом, Омели успокоится и перестанет мечтать о том, другом. И девушка поехала  в больницу. Она знала, что Эмиль Бедье ей симпатизирует, никогда обидит, не сделает больно. И если он будет рядом, Омели позабудет все свои страхи и волнения.
Воспользовавшись тем, что хозяйка дала денег на поездку в экипаже, Омели на свой страх и риск отправилась в больницу и уговорила Эмиля Бедье ехать с ней. Теперь мужчина здесь, и Омели должна чувствовать то, к чему стремилась, - удовлетворение и покой.
Но чувствует ли она это, - вот вопрос…

Эрика снова мучила бессонница. Она думал, что давно избавился от этой неприятной спутницы ночей, но вот поди ж ты: она вернулась и снова принялась грызть внутренности тупыми зубами, - не то чтобы больно, но как-то утомительно и досадно.
На сей раз причиной досады была девчонка по имени Одиль. Она появилась в доме всего сутки назад, но даже за столь краткий промежуток времени умудрилась испортить ему жизнь.
Началось с разговора за столом, потом продолжилось, когда девушка отправилась за дровами для камина. Эрик видел из окна комнаты, как она неприкаянно бродит от сарая к сараю, но спуститься вниз и показать, где находятся поленья, пригодные для топки, не позволила гордость. Зато он с удовольствием посмеялся над нелепой вязанкой, которую Одиль Пуатье притащила в дом. Он чувствовал себя великолепно, высмеивая мокрые дрова на мозаичном полу вестибюля, и это было вполне логичное выражение эмоций. Но потом вдруг совершенно непоследовательно Эрик предложил дать сухих дров, пока ее «хворост» не подсохнет. Девица, естественно, отказалась, демонстрируя всем своим видом, что в его помощи не нуждается, и это взбесило его еще больше. Он понимал, что теперь его действиям не хватает логики, и разозлился на самого себя.
Но вылил всю злость и язвительность на девушку.
А потом эта несуразная история с крышей и вороньим гнездом. По-настоящему умный, рассудительный человек не должен ставить в неловкое положение другого, менее умного человека. А Эрик это сделал, заведя дурацкий разговор о птичках божьих, устроивших гнездо в каминной трубе. И, похоже, попался на собственную удочку. Послушай кто-нибудь их беседу, среди ночи, да еще на крыше, - подумал бы, что это бред двух больных, сбежавших из лечебницы для умалишенных.  Впрочем, что сделано, то сделано,  теперь поздно  об этом сожалеть. Однако стоит подумать, как вести себя дальше с этой девицей.
Странно, но Одиль Пуатье раздражала его даже в мыслях, а уж в ее присутствии хотелось грубить, говорить неприятные и обидные вещи, - в общем, казаться хуже, чем есть на самом деле. Конечно, Эрик и раньше мало кого жаловал своим расположением и добрым словом, но неприязнь к Одиль Пуатье стала почти болезнью. И излечиваться от этой болезни он не хотел.
Он чувствовал, что девушка относится к нему с не меньшей «любовью», и ломал голову, почему она оставила его жить в своем доме? Неужели только для того, чтобы сделать приятное доктору Марти?
Кстати, о докторе: Эрик до сих пор не решил, хочет ли принимать участие в медицинском семинаре - или как там его? – в качестве наглядного подтверждения его теорий. Может, лучше не ждать, а уйти отсюда, пока не поздно? Кто знает, что будет на этом семинаре? Вдруг туда явится убийца Реми Ландо, питающий  ненависть к Призраку Оперы, - непонятно только, из-за чего?
Взять бы у девицы Пуатье обещанное вознаграждение да махнуть из Парижа куда-нибудь подальше, например, в Руан, в собственное имение! В конце концов, это – реальная возможность обрести собственную крышу над головой.
Но… просить деньги у женщины?! – О нет, так низко он еще не пал!
Значит, придется ждать, когда она предложит сама.
Если только предложит…

Глава  29.

Следующая неделя промелькнула незаметно. Дни были заполнены работой в поместье, работой, которой занимались все обитатели особняка. На правах хозяйки дома главным распорядителем считалась Одиль, но ее решения рассматривались и обсуждались всеми членами их маленькой «коммуны».
В результате совместных размышлений, а также методом проб и ошибок к концу недели выработался определенный распорядок жизни. Так, обязанности по заготовке продуктов взял на себя Эмиль Бедье. Обычно он отправлялся на рынок один, но иногда брал с собой Омели.  Омели хозяйничала на кухне, готовя еду три раза в день: утром, днем и вечером. Она также мыла посуду и наводила порядок в помещении, затем шла помогать хозяйке.
На долю Призрака-Норманна выпала работа по переноске тяжестей: он выбрасывал мусор из дома (любимое занятие!), перетаскивал мебель из комнаты в комнату и с этажа на этаж и был на подхвате у Бедье, помогая в строительно-восстановительных работах.
Кроме того, будучи строителем, Эрик внес свой вклад в облагораживание усадьбы. Поскольку он специализировался на производстве земляных работ, то и объектом для приложения своих сил выбрал сад.
Первым делом Эрик выяснил, что дренаж в усадьбе сделан из рук вон плохо, и переделал все по собственному разумению. И не напрасно: в пятницу с утра зарядил дождь, и остальные обитатели особняка «Розен палас» были приятно удивлены, когда увидели, что к вечеру на двух главных дорожках, - ведущей от дома к воротам, а также той, что шла к хозяйственным постройкам, не образовалось ни одной лужи.     
Обследуя сарай, где валялась куча ломаных механизмов, мужчины нашли среди прочего хлама механический насос для воды, наладили, смазали движущиеся части маслом и привели устройство в действие. За неимением труб для подачи воды Эмиль Бедье приспособил найденные в сарае деревянные желоба, установив их на деревянных подпорках от колодца до террасы. Девушки оценили работу мужчин очень высоко, - теперь для того, чтобы помыться или приготовить еду, не нужно бежать к колодцу за водой,- достаточно выйти на террасу, где возле кухонной двери стояла новенькая бочка, изготовленная Эмилем Бедье из подручных материалов, найденных все в том же щедром на подарки сарае.
Самодеятельный механик сетовал, что в сарае не нашлось настоящих труб, - он загорелся идеей провести воду прямо в дом.
Одиль взяла на себя заботы по облагораживанию «мягкого» убранства особняка, - занавесей, гобеленов, ковров, а также мягкой мебели. Она выколачивала пыль из стульев, кресел и диванов через влажную тряпку, - научилась этому еще в родительском доме, наблюдая за работой служанок, - а потом промазывала их (кресла, конечно, а не служанок) водяным раствором уксуса, чтобы вернуть поблекшим узорам прежнюю яркость и четкость рисунка. Чихая от пыли, девушка угрожающе трясла с балконов пыльными занавесками и скатертями, распугивая местных воробьев и ласточек, а потом бросала их (занавески) в мыльную воду, добиваясь первозданной чистоты.   
К концу недели все четверо обитателей особняка едва держались на ногах от усталости, но были довольны и даже горды своими достижениями. Восемь комнат второго этажа были очищены от пыли и грязи, а четыре, в которых проживали обитатели дома, полностью приведены в порядок.
Но было еще нечто, на что «коммунары» вначале не обратили внимания, но когда осознали, то пришли в изумление: их отношения изменились, причем в лучшую сторону: исчезли недомолвки, исчезли косые и недоверчивые взгляды, которые прежде они постоянно бросали друг на друга.
В первую очередь это касалось Одиль Пуатье и Призрака-Норманна. К концу недели их разногласия сгладились, угасли, как костер, не получающий питания для дальнейшего горения, - ничто так не примиряет людей, как общее дело, общие интересы.
Встречаясь за столом во время завтрака, обеда и ужина, они не сидели, уткнувшись каждый в свою тарелку, как бывало в первые дни, а подводили итоги того, что было сделано за день и планировали, что еще предстоит сделать.   
К полудню субботы дождь кончился, небо очистилось от туч и выглянуло солнце. Одиль, закончив работу на кухне, - она заменяла Омели, отправившуюся вместе с Эмилем Бедье на рынок пополнить запасы продуктов, - решила выйти на террасу. Она устала в душной, жаркой  кухне и хотела немного отдохнуть, посидеть на солнышке и кое о чем подумать, - в последнее время, ложась вечером в постель, она не размышляла часами, как прежде, а мгновенно засыпала, едва голова касалась подушки.
Сейчас же предстояло обдумать одну очень важную проблему, которая волновала более всех прочих, - проблему денег. Сегодня утром Одиль посмотрела в саквояж и убедилась, что денег там осталось меньше половины. Это факт ее ужаснул: деньги убывали с головокружительной быстротой, а Одиль еще ни на йоту не приблизилась к осуществлению своей главной цели.
Но как, скажите на милость, ее осуществить? Нельзя же ни с того, ни с сего подойти к Призраку-Норманну и попросить на ней жениться! Это ведь не на прогулку по саду позвать!
Одиль вышла на широкую каменную террасу, охватывающую  западную сторону дома, и села на деревянную скамью у стены. Сухое дерево, вобравшее в себя тепло солнечных лучей, приятно согревало спину. Закрыв глаза, девушка откинула голову назад и подставила лицо солнцу. От мокрой травы еще подымался пар, неся с собой запахи влажной земли; Одиль вдохнула их полной грудью и сладко потянулась: воспитанная в предместье, а не в каменных лабиринтах большого города, она любила это время года, любила запахи просыпающейся весенней природы.
Мысли снова вернулись к наболевшей проблеме. Да, решение нужно принимать немедленно, и выбор придется делать из двух имеющихся кандидатов: Призрака или Эмиля Бедье. Конечно, предпочтительнее, чтобы это был Призрак, в конце концов, Одиль обещала ему деньги за свое спасение. Но если он откажется, придется обратиться за помощью к другу Омели. Эмиль Бедье не столь щепетилен и, возможно, быстрее согласится на предложение стать временным супругом мадмуазель Пуатье. Но тогда придется платить дважды: сначала Эмилю за его согласие стать мужем, а потом Призраку, чтобы отправить его за границу.
Интересно, что скажет Омели, если ее друг переметнется к Одиль? – Наверняка, не захлопает в ладоши от радости. Придется ей все объяснить, и дай бог, чтобы девушка поняла. Поняла и поверила…
Но это, так сказать, запасной вариант.
- Не помешаю? – Раздался звучный мужской голос, и перед Одиль возникла высокая фигура Призрака.
Девушка вздрогнула и внутренне сжалась в комочек: ей вдруг показалось, что мужчина подслушал ее мысли. Но, этого, конечно, не могло быть.
Мужчина по-прежнему стоял в ожидании. Одиль спохватилась.
- О, нисколько! Присаживайтесь, мсье.
Она мгновенно собралась и села, как учили гувернантки: прямая спина, скромно сложенные на коленях руки… что же еще… ах, да! опущенные долу глаза.
Со спиной и руками еще как-то получалось. Но глаза упорно не хотели глядеть в пол, они желали смотреть вверх и только вверх – наверное, на небо… не на него же, в самом деле!
- Спасибо. – Призрак опустился на скамейку в отдалении. – Что у нас хорошего?
- Все хорошо. Если работа и дальше пойдет так же быстро, восстановление дома закончим недели через три-четыре. – Одиль помолчала. Прежней легкости общения как не бывало, каждое слово опять давалось с трудом. – Как ваше здоровье? Нога не беспокоит?
- Спасибо, неплохо, - он с удивлением посмотрел на девушку, - с чего вдруг такая забота?
- Ни с чего, - Одиль пожала плечами, стараясь, чтобы ее жест выглядел небрежным. – По сути дела, вы мой подрядчик, и я несу за вас ответственность. Кстати, как ваша рана? Что говорит доктор Марти?
- Завтра узнаем. Во всяком случае, в прошлый раз все было нормально. – Мужчина едва заметно улыбнулся. – Что вас еще интересует  в моем бренном теле, мадмуазель?
Одиль покраснела.
- Будьте спокойны, больше ничего.
Призрак проводил взглядом стремительно пролетевшую над садом ласточку.
- Вот и птицы вернулись, уже апрель. Значит, через четыре недели будет середина мая.
- И что же?
Он неопределенно покачал головой.
- Так, ничего… 
Но Одиль поняла: это был намек, и она знала, на что: когда Призрак лежал в больнице, Одиль пообещала, что с наступлением теплых дней увезет его за границу, в  Италию или Испанию, - то есть, пришло время выполнить обещание.
Намек мужчины подтолкнул ее к действию.
- Неправда, мсье, вы знаете, зачем сказали об этом, и я тоже знаю. Но…
- Но…? – Насторожился мужчина.
- Обстоятельства изменились. Я не могу отвезти вас за границу. Пока не могу.
- Вот как? И сколько же продлится ваше «пока»?
- Это зависит не от меня.
- А от кого?
- От вас, мсье.
- От меня?!
- Да, от вас. – Одиль сжала кулаки, стараясь придать себе твердости. – У меня нет денег, мсье Норманн.
- У меня тоже, - мужчина усмехнулся, - а Опера Популер, как известно, сгорела дотла и больше нам не поможет.
- Помочь можете вы, мсье.
- Я? – Удивился он. – Чем, интересно? Ограбить банк? Или особняк вашего дядюшки?
Одиль набрала в легкие побольше воздуху.
- Вы должны жениться на мне.
Мужчина издал звук, словно поперхнулся воздухом.
- Простите, не расслышал. Я должен… что?
- Жениться. На мне. – Одиль посмотрела ему прямо в глаза. – И как можно скорее.
- К чему такая поспешность? Или… – Призрак скользнул взглядом по ее тонкой фигурке, затянутой в строгое серое платье, –  на то есть причины?
Одиль вспыхнула под оценивающим взглядом мужчины, но не отвела глаз.
- Если позволите, я все расскажу.
- Сделайте одолжение.
Рассказ не занял много времени. Когда девушка закончила, Призрак долго молчал, потом покачал головой.
- По-моему, это безумие. И почему именно я?
- Мне не к кому больше обратиться, мсье Норманн. Ведь я приехала в этот дом, чтобы скрыться от всех. Если дядя или Антуан Арди найдут меня, все будет кончено.
- Отчего же? Выйдите замуж за одного из них, и будете распоряжаться своим имуществом.
- В том-то и дело, что не буду! Они заберут наследство в свои руки, не оставив мне ничего!
Мужчина хмыкнул.
- Почему вы думаете, что я поступлю иначе?
Одиль вздрогнула. Эта мысль приходила ей в голову.
- Потому что предварительно вы напишете расписку, в которой откажетесь от любых претензий по поводу наследства.
- Тогда какой резон мне жениться?
- Резон есть. Я тоже дам расписку, в которой обязуюсь в случае заключения брака выплатить вам определенную сумму…
- Какую?
- А какую вы хотите?
- Какую хочу… - мужчина в задумчивости почесал подбородок. – А вот какую!
Сумма, которую он назвал, была запредельной. Она не могла разорить Одиль, но пробивала серьезную брешь в ее капитале. Собрав волю в кулак, девушка сумела остаться спокойной, во всяком случае, внешне.
- Что ж, я согласна.
- Согласны?! – Мужчина был поражен. – Вы согласны?!
- Если вы согласны,  то я – тем более.
- Постойте, постойте, - забеспокоился Призрак, - не так скоро. Мы же не обсудили другие вопросы.
Девушка нахмурилась.
- Какие именно?
- Например, вопрос нашего совместного проживания.
Одиль пожала плечами.
- По-моему, тут все ясно: мы можем поселиться в этом доме или в моем орлеанском поместье.
- Вдвоем?
- Конечно. – Одиль отвела глаза. – Не беспокойтесь, я буду жить на одной половине дома, вы – на другой. Места хватит.
- А как насчет… - устремленный на нее взгляд мужчины был весьма красноречив, - как насчет любви? Вы уверены, что сможете полюбить меня, мадмуазель?
Одиль вспыхнула.
- Не будет никакой любви. Наш брак останется фиктивным.
- То есть, каждый из супругов после свадьбы будет иметь полную свободу в выборе партнера?
Одиль стиснула зубы.
- Считайте, что так.
Мужчина пожевал губами.
- Не годится. Тогда все поймут, что наш брак ненастоящий, и мсье Моншармен его оспорит.
- Вам-то какая разница, мсье?! – Не выдержала девушка. – Свои деньги вы все равно получите. Что же касается подозрений дяди… В конце концов, после венчания мы можем уехать за границу, пожить там некоторое время, чтобы усыпить мнение общественности, а потом тихо, без шума развестись.
- Только не в Италии, там разводы запрещены.
- Значит, сделаем это в другом месте.
Призрак-Норманн встал со скамьи и прошелся по террасе.
- Что ж, я все понял, мадмуазель. Предположим, я соглашусь на ваши условия. Не могу понять лишь одного: как вы, такая чистая, цельная девушка, решились на сделку с Призраком, который творит только зло, - мужчина неожиданно шагнул к ней и наклонился к самому ее лицу, - с человеком, которого люто ненавидите и готовы убить собственными руками?!   
Одиль показалось, что она падает в пропасть с высокой-высокой горы, и будет лететь до скончания века, никогда не достигнув дна. Ответа на вопрос мужчины у нее не было. И не могло быть. День, когда она произнесла эти страшные слова, давно канул в небытие. Но слова остались, и вот они снова произнесены.
Одиль зажмурила глаза, крепко-крепко, как будто это могло  спрятать ее от испытующего взгляда мужчины. Она инстинктивно уподобилась ребенку, который закрывает лицо ладошками, считая, что если он не видит никого, то и его никто не увидит.
- Вы ответите, мадмуазель?
Она понимала, что должна ответить, только не знала – что.
- Мне нечего сказать, мсье… кроме того, что я заблуждалась.
- Когда? Раньше или теперь?
- Раньше. Я ругала Призрака, потому что переживала за вас.
- Но с тех пор ничего не изменилось. Призрак перед вами, и он совершил все те злодеяния, за которые вы его ненавидите.
- Нет, нет! - Вскричала девушка. - Все не так!
- А как?
- Не знаю! Но вы не злодей! Вы не можете быть злодеем!
- Почему? – Мужчина холодно рассмеялся. – Потому что спас вас от смерти? Так знайте, дорогая мадмуазель Пуатье: это произошло случайно. Я поднялся наверх за деньгами вашего дядюшки. Вы же просто оказались рядом.
- Но вы оставили деньги мне!
Он на мгновение смешался.
- Это тоже вышло… случайно. Я потерял сознание, когда возвращался с саквояжем из горящего театра. Кто-то подумал, что он ваш и вложил вам в руки.
Одиль вскочила со скамьи и оказалась лицом к лицу с мужчиной.
- Но с тех пор прошло много времени, я узнала вас лучше. – Она прижала руки к груди, пытаясь унять гулко бьющееся сердце. - Не знаю, мсье, какие еще злодеяния вам приписывает людская молва, но могу поклясться на библии: три четверти из этих рассказов – выдумки.
- Допустим, - он насмешливо посмотрел на девушку, - но остается еще четверть. Как быть с ней?
- Никак. – Одиль подняла руку и, помедлив, коснулась кончиками пальцев обезображенной груди мужчины, видневшейся в вырезе рубашки. – Вы расплатились за нее. Пусть бросит в вас камень тот, кто сам не грешил.  Я этого не сделаю.
- Мне выдают индульгенцию?
- Нет, но… 
Он схватил ее за руку, сжал до боли так, что девушка вскрикнула, потом оттолкнул от себя и, метнувшись в сторону, замолотил кулаками по каменным перилам террасы.
- Черт, черт, черт! Не могу понять, мадмуазель, кто вы: великая святая  или просто… сумасшедшая? – Он резко обернулся, сверля лицо девушки безумным взглядом. – Должно быть, сумасшедшая! Такая же, как я!
И бросился прочь.   
Остолбеневшая от неожиданной вспышки Призрака, Одиль несколько мгновений беззвучно стояла на месте и глядела ему вслед, потом вздохнула и медленно пошла в другую сторону. Она была потрясена всплеском чувств мужчины, но в то же время испытывала удовлетворение оттого, что все ему сказала.
Согласится ли Призрак на ее более чем оригинальное  предложение? – Одиль не была до конца уверена, но склонялась к тому, что он скажет «да». В конце концов, у него нет другого выхода, и получить обещанные деньги он может только таким путем.
Одиль прослонявшись по особняку до самого ужина, не зная, чем себя занять: за какую бы работу она ни бралась, все валилось из рук. В конце концов, девушка взяла книгу и вышла на балкон почитать, просидев там почти до сумерек. Но одному богу известно, смогла ли она почерпнуть хоть что-нибудь из бессмертного творения господина де Мольера…
Ближе к вечеру Одиль отправилась на кухню узнать, как обстоят дела с ужином, и пришла очень вовремя, - за столом ожидании трапезы собралась вся компания. Одиль молча села на скамью рядом с Призраком-Норманном. Он по обыкновению привстал, приветствуя девушку, но даже не посмотрел в ее сторону. Сердце у Одиль болезненно сжалось: неужели он передумал?
Омели водрузила в центр стола супницу с чем-то дымящимся и аппетитно пахнущим:
- Сегодня у нас луковый суп по-итальянски.
Она взялась за поварешку, но Призрак-Норманн ее остановил.
- Минуту, друзья мои. Сегодня, пока вы занимались покупкой этих вкусных вещей, - он указал на стол, уставленный едой, - мы с мадмуазель Пуатье занимались не менее серьезным делом. У нас состоялся очень серьезный разговор, результатом которого явилось решение соединить наши судьбы. То есть, мы с мадмуазель Пуатье решили сочетаться законным браком… Я правильно излагаю, дорогая?
«Дорогая» повернула к мужчине побледневшее от волнения лицо. Она хотела что-то ответить, но язык будто прилип к нёбу, и девушка просто кивнула, подтверждая сказанное.
В кухне повисла гробовая тишина. Омели и Эмиль Бедье ошарашенно уставились на своих визави, потом поглядели друг на друга, и  снова – на новоиспеченных «жениха» и «невесту».
- Это правда… мадмуазель?!
- Конечно, правда, - ответил за девушку Призрак-Норманн и с ловкостью фокусника водрузил на стол бутылку вина, - а потому предлагаю отметить столь знаменательное событие бутылкой старого, доброго вина. – Омели, подайте бокалы.
Девушка поспешила исполнить приказание своего будущего… хозяина.
Эмиль Бедье ловко откупорил бутылку и наполнил бокалы вином. В солнечных лучах золотистое токайское светилось янтарем.
- Что ж, выпьем за жениха и невесту. – Он поднял свой бокал.   – Признаться, я поражен. Не думал, что все произойдет так быстро. И от этого рад еще больше. За вас, друзья!
Бокалы, соприкоснувшись, запели хрусталем.
Призрак-Норманн достал что-то из кармана и коснулся руки невесты. Одиль поглядела на свой палец… и ахнула: на нем красовалось уже знакомое золотое колечко с розеткой из мелких бриллиантов, - то самое!
Мужчина наклонился к ее уху.
- Кажется, невесте принято говорить, что она достойна большего, но у меня другого нет. Так что, придется вам принять это. Уж извините.
- Оно прекрасно!
- Правда? А вот другие так не считали. – В  словах мужчины слышалась горечь.
Одиль вдруг вспомнила, как дорожил этим кольцом Призрак, видимо, с ним была связана самая большая любовь и трагедия его жизни.   
- Я с ними не согласна.
- Что?
- Я не согласна. – Одиль помолчала. – Если кольцо дарится с истинными чувствами, оно всегда прекрасно, пусть даже сделано из медной проволоки.
Лицо мужчины окаменело.
- Оно дарится без истинных чувств, мадмуазель. Так что, вам еще не поздно отказаться.
- Нет, нет! – Одиль прижала руку с кольцом к себе. – Не отдам!
Должно быть, со стороны это выглядело забавно, потому что плотно сжатые губы мужчины раздвинулись в улыбке.
- Что ж, владейте. Тем более, что мне оно больше не понадобится.
«Зато мне – очень даже…»
Омели пригубила вино. Оно было приятным: в меру сладким, с едва заметной горчинкой.
- Нравится? – Поинтересовался «жених».
- Пожалуй.
- Это – токайское, мое любимое вино.
- Любимое? – Подал голос Эмиль Бедье. – Помнится, в больничке ты называл другое… шардоне, кажется.
- Запомнил? – Усмехнулся мужчина. – Верно, шардоне. Это вино хорошо тогда, когда хочется залить тоску.
- А токайским, значит, заливают радость?
- Токайское годится на все случаи жизни. Просто этот напиток слишком хорош, чтобы пить его в больнице. К такому вину требуется особое оформление.
- И я даже знаю какое, - Бедье шутливо притянул к себе сидящую рядом Омели, - общество прекрасных дам. Давайте же выпьем за них!
Тост был поддержан и выпит.
Эмиль проницательно поглядел на обрученную парочку.
- Ну и хитрецы же вы, други мои! Сколько ни видел вас вместе, думал, что вы друг друга терпеть не можете. Ведь вы только и делали, что ругались и портили себе и другим настроение.
«Так и есть, - промелькнуло в голове у Одиль, - во всяком случае, он мне портил точно».
- Так и есть, - Призрак широко улыбнулся. – Во всяком случае, мадмуазель Пуатье до последнего времени меня точно ненавидела. В чем признавалась во всеуслышанье.   
- Правда? – Эмиль Бедье рассмеялся. – Что же послужило причиной столь резкой смены настроений? 
- Ума не приложу, - Призрак, улыбаясь, покачал головой, - на память приходит лишь изречение кого-то из мудрых: от ненависти до любви – только шаг.
- Ну да, верно! А еще мудрецы говорят, что браки свершаются на небесах. – Бедье снова наполнил бокалы. – Давайте же выпьем за то, чтобы брак, заключенный сегодня, продлился до того дня, пока вы оба не окажетесь на небесах! Хорошо я сказал?
- Отлично. – Одиль помолчала. – Но сегодня не заключение брака, а только помолвка.
- А разве это что-то меняет? – Промурлыкал вкрадчивый голос Призрака. – Или вы уже передумали, моя дорогая?
Его бархатный голос сводил с ума, лишал мыслей и воли. Кажется, прикажи он сейчас… Одиль помотала головой, стряхивая с себя магию этого удивительного голоса.
- Нет, не передумала. Я никогда не меняю своих решений.
- Я тоже, - выдохнул он ей в ухо, - особенно, если эти решения  подкреплены внушительной суммой наличных.   
Эти слова были сказаны очень тихо, но Одиль показалось, что они прогремели, словно гром. На миг она забыла, что их помолвка – всего лишь представление, шутовская игра, рассчитанная на зрителей.  Слова мужчины вернули ее к реальности.
И ей вдруг стало очень грустно…

Отвечала Айрин

Елена
Наши мысли идут параллельно, как трамвайные рельсы. Ловите проду =)

Miss
Всегда пожалуйста =)

Hell
Я представляя своего персонажа таким, каким описываю. Мне он кажется сильным человеком, способным выйти победителем из всех жизненных передряг.

AvalonTree
Про Эмиля и Омели не забываю, но о них – позже.

Наш ответ Чемберлену
(старому, доброму зануде Opera)

1. К вопросу о дренаже.
Полагаю, мсье, что вам как творческой личности, к тому же  архитектору, известно, что одного и того же эффекта можно добиться, идя различными путями. Призрак, который мог рассчитывать только на собственные силы, решил проблему путем проведения локального дренажа, то есть, выбирая грунт в тех местах, где грунтовые воды близки к поверхности. Это не требует больших физических и временных  затрат и в то же время достаточно эффективно. Описанный метод апробирован мною лично  (правда, не в «Розен паласе») и дал хорошие результаты.

2. По поводу З. Фрейда, Ф. Пинеля и Э. Марти.
Похоже, обсуждение этой проблемы приобретает затяжную форму и для большинства читателей не представляет особого интереса. Посему предлагаю поставить точку, и пусть каждый останется при своем мнении.

3. К вопросу об оголенности некоторых частей тела Призрака.
Если помните, в одной из глав доктор Марти рекомендует своему пациенту прооперированные места (те, что выше пояса, конечно) открывать солнечному свету и свежему воздуху для скорейшего заживления. Если застегивать рубашку каждый раз при появлении женщин, могут оторваться пуговицы =)

4. По поводу глубинных чувств  главного героя.
А тут, простите, моя епархия. Призрак-Норманн – мой, и я описываю его таким, каким представляю. По моей версии, он – сильный человек, который в состоянии преодолеть свои прежние фобии… и приобрести новые.

5. Касаемо пирожковой проблемы.
Позволю себе ответить вопросом на вопрос: как поступить, если ваши гости хотят выпить чаю, а у вас на шестерых только три чашки  (кружки, стакана)?   Примечание: магазины уже закрыты, а добрых соседей нет дома =)
… Правильно. Вот вы и ответили на свой вопрос.   

6. О разводах в 19 веке.
Согласна, в то время (и ранее) развод не был распространенным явлением, и прибегали к нему немногие. Но, как явствует из 30-й главы (см. ниже), такие факты имели место много раньше, и не только в аристократических кругах. Вспомните французский фильм «Большие маневры» (время действия – середина 19 века) с Жераром Филиппом и очаровательной Мишель Морган. Ее героиня, владелица небольшого шляпного салона, отклоняет ухаживания блестящего офицера, потому что разведена и опасается осуждения общества, зорко следящего за поведением женщины, посмевшей расстаться с мужем, - то есть, развод, конечно, не приветствовался, но был доступен и представителям среднего класса, к которому принадлежит Одиль Пуатье.

А вообще меня начинают утомлять эти комариные укусы. Если уж кусать, то по-настоящему, чтоб кровь фонтаном. И по поводу действительных несоответствий в фике.   

7. К слову о явных несоответствиях в фике.
Странно, мсье, что вы, так досконально разбирая мое творение (что для меня, конечно, весьма лестно), ни словом не обмолвились о действительных несуразностях, по крайней мере, об одной.
Так, в первых главах у меня появляется персонаж – доктор Шарье, делавший операцию Призраку. А в следующих главах он фигурирует уже как доктор Марти.
Удивительно, но ни один из моих читателей не обратил на это внимания. Когда я сама заметила, то пришла в ужас и срочно запустила в фик новый персонаж, - господина Шарье, которому суждено было стать отчимом Этьена Марти.
Такая вот история…

             Данке шён за внимание 

Цирилла
Я сама не люблю розовых соплей и стараюсь их не допускать. Хотя не всегда получается =/

Отвечала Айрин

Sunset
Спасибо на добром слове. Оно, как известно, и кошке приятно =)

Цирилла, Miss
Спасибо, хвалю за бдительность. Думала, номер с Бойе снова пройдёт, ан нет.
(см. предыдущий ответ Опере)

ореrа
Про дренаж: извиняю.
По поводу пуговиц и тому подобного: мой закомплексованный герой, тем не менее, достаточно циничен, именно в силу своей закомплексованности: пренебрежение условностями – его метод собственной защиты. 
По поводу  постели: вы опять запрягаете телегу впереди лошади. Всему свое время.
Насчет платья: признаюсь, прокол. Я восприняла его как некий символ, а не как вещественное подтверждение матримониальных намерений мужчины.
Про развод: пришлось заглянуть в словарь иностранных слов, чтобы выяснить значение страшного слова «релевантный». Что до хладнокровного обсуждения брака, то героям восторгаться или ужасаться поздно, ибо они идут на это с открытыми глазами, преследуя вполне определенные цели. Так что, сантиментов тут быть не может. Во всяком случае, в личных беседах.