Тучка, мне очень-очень приятно, что вам понравилось Спасибо за прекрасные слова ny_sm

Что редко, то правда Но пишу я по мере появления Музы :dn: А ее насильно прийти не заставишь

Кэрис, я постараюсь)))

Приятно слышать (читать), что Эрик выходит живым и реальным, это не может не радовать Буду стараться не испортить его

Думаю, люди такой профессии по-большому счету сами выбирают такую жизнь. Не может не притягивать романтика дорог, новых встреч, приключений. Чем работать, например, уборщиком в каком-нибудь кафе, получать гроши, тратя их на оплату квартиры, они предпочитают заниматься делом всей их жизни, в компании друзей, а то и родственников, получать массу впечатлений. Конечно, не все это понимают, вот Армель не желала такой жизни)))

И спасибо, что читаете мое творение ny_sm

О, какой вопрос! Спасибо за него)))

На самом деле, этот фик я пишу иногда без музыки. А если включаю ее, то что-то наподобие тех композиций, что рекомендовала к предыдущему фику, но более веселое, так скажем))) А вообще, это обычно музыка инструментальная, практически без слов, ненавязчивая, не мешающая думать и создающая правильное настроение)))

Вот несколько композиций, что мне нравятся:
Mono - Ashes In The Snow
Mono - Follow The Map, даже с подходящим клипом)))

А вот от этой я вообще в последнее время тащусь))):
Clint Mansell & Peter Broderick - Not At Home

Ну а эта композиция под настроение, иногда и к фику добавляю:
Anathema - Angels walk among us

Иногда добавляю в список Within Temptation, но редко)))

Отредактировано Pandora (2011-09-17 23:37:56)

Thorn, спасибо за комплимент))) Все-таки приятно сознавать, что текст по душе не только автору)))
Мышка, я называла его мужчиной, но потом подумала, что слишком по-взрослому звучит, и решила обозвать юношей Но раз смущает - могу исправить)

Отредактировано Pandora (2011-09-26 08:49:15)

Кэрис, спасибо ny_sm

А на сколько постарше? Вроде каноничной Кристине было 18, если я не ошибаюсь, киношной, по-моему, тоже. Я недалеко увела свою в детство

Сложновато, да. Можно, конечно, назвать молодым человеком, но как-то мне не понравилось это словосочетание. Но обещаю подумать, с подачи своей беты)))

Мышь_полевая

Для моего фика не важно, согласна)))

От девочки уже избавилась. Она и встречалась-то раза три всего.
А что предложишь по поводу Эрика? Парень, молодой человек, мужчина?

*

Эрику было жарко, несмотря на то, что он находился посреди сырого подземелья. Где-то вдалеке капала вода и тикали часы, эти тихие звуки смешались в один непонятный гул, но сейчас Эрика это не заботило. Раньше он часами мог сидеть в мягком кресле, не ощущая рук и ног, не испытывая голода и жажды, и наблюдать за неторопливым бегом стрелок часов, чувствуя при этом некую торжественность и грусть, будто он был в состоянии повелевать временем и повернуть его вспять, если пожелает. Раньше этого времени было предостаточно. Теперь же он на самом деле желал всем сердцем иметь возможность вернуть стрелки часов назад и все исправить. Вернуться в прошлое, хотя бы на день, и не позволить себе сделать ужасные, непоправимые ошибки, одну за одной, шаг за шагом убивая крохотную надежду. Но он не мог. И сейчас он отчаянно вслушивался в тишину, созданную им самим, у себя в голове, не обращая внимания на посторонние шумы, даже на тихие всхлипы его Кристины.

Она стояла на берегу, в свете сотен свечей, как никогда похожая на ангела, спустившегося с небес, но претерпевшего земные испытания, отчего белоснежные одежды ее замарались и истерлись. Шелковое платье местами порвалось, от пышной прически не осталось и следа, фата безжизненно свисала на ее дрожащие плечи и руки. От этой дрожи кольцо на ее пальце немилосердно слепило Эрику глаза зловещими бликами.

Он чувствовал в своих руках туго натянутую веревку и знал, зачем держит ее.

- Выбирай! – хрипло крикнул Эрик, удивляясь собственной злобе.

Он перевел взгляд вправо и увидел, что, вернее, кто находится на другом конце веревки: юноша с длинными, потемневшими от влаги волосами, в разорванной рубахе, пропитанной кровью, коротко вдыхал, делая тщетные попытки набрать в легкие побольше воздуха. Веревка, один конец которой был зажат в руках Эрика, жестко обхватывала покрасневшую шею виконта, заставляя вздуваться набухшие вены и бледнеть его идеальное лицо. О, это ненавистное прекрасное лицо и лучезарные синие глаза! Эрик с удовольствием увидел бы сейчас, как из них утекает душа, - медленно, по капле, не оставляя больше для Эрика никаких преград, обращая в прах все его сомнения.

Но кровожадным мыслям не дано было развиться дальше. Он услышал тихий голосок, принадлежащий той, в чьих руках так доверчиво трепетало его сердце. Она взывала к нему, своему Ангелу, она жалела его и звала.

- Ты не одинок… - намокшее платье затрудняло ей движения, но она смело шагала навстречу ему, создавая неровные круги на воде, заставляя своего мерзкого жениха тихо вскрикнуть, вынуждая Эрика ослабить хватку крепких рук.

В ее глазах трепетали невыплаканные слезы, ладони несмело тянулись к лицу Эрика, а он стоял неподвижно и дрожал. Дрожал от ненависти и любви, от жгучих слез, разъедающих горло и лицо, от страсти и той красоты, что предстала перед его глазами. 

Она взяла его лицо в ладони - до чего же холодными они были… Она приподнялась на носочках, отчего Эрик ощутил себя громадной глыбой… Дернулся в бесполезной попытке отпрянуть, боясь обрушить невыносимый поток эмоций на нее, боясь растоптать ее хрупкое тело и душу… Она доверчиво посмотрела ему в глаза и… о, Боже!.. прикоснулась губами к его губам…

Эрик затрясся от страха и неожиданности, от страсти и немой радости. Ее губы так мягко прижимались к его сухим губам, они были такими желанными, но…

Какое же он чудовище! Монстр! Правы были те, кто боялся его. Он любил Кристину, но подвергал ее жестокому испытанию, будучи эгоистичным созданием и бездушной тварью. Быть может, он действительно заслуживал такой кары за все те слезы, что она пролила по его причине, за все страдания, что она испытала за все это время. Но она не должна мучиться. Пелена озлобленности спала с него, словно ее рывком стянули с его сердца, и он понял, что не может больше так удерживать свою ученицу, свою прекрасную Кристину. Пытка должна прекратиться, хотя бы для нее…

Эрик отпрянул от девушки, вгляделся еще раз, самый последний, в ее блестящие от слез глаза, запоминая ее образ навеки, выжигая его печатью у себя на сердце, чтобы никогда уже не забыть…

- Уходите… - хрип сорвался с его губ, оцарапав то место, где все еще оставалось благословенное тепло ее поцелуя.

Кристина в отчаянии смотрела на него, не понимая, что он говорит, не отнимая рук от его щек.

Что же она делает? Зачем она мучает его? Зачем мучает СЕБЯ? Быть может, она действительно сделала осознанный выбор? Но как этот выбор может быть осознанным, когда шею ее избранника сдавливает лассо, принадлежащее самому Призраку Оперы?! Как можно выбрать монстра, когда по ту сторону веревки стоит прекрасный принц, призванный освободить принцессу из лап чудовища? Все это фальшь! Не может быть иначе!

О да, ее выбор осознан, и этот выбор - в пользу Рауля! Ведь это он висит сейчас на волоске от смерти, хрипит и беспомощно пытается защитить Кристину взмахами бессильных рук. Ведь это ради него она согласна остаться с уродом, лишь бы только спасти своего любимого. Это ради него она сейчас целовала Эрика, преданно смотрела в глаза и говорила такие красивые слова, в которые он уже почти поверил…

Но кого, как ни Рауля, могла она выбрать? Ее решение более чем понятно.

Он убрал ее потеплевшие ладошки от своего грубого лица, боясь замарать их своим несовершенством, впитывая последние моменты прикосновений ее нежной кожи к своей огрубевшей, вбирая в легкие больше воздуха, чтобы суметь сказать нужные слова, чтобы не сбиться и не дать ей шанса опровергнуть их.

- Уходите оба… Прочь…

Так и должно быть. Все, как и предначертано. Ее место рядом с виконтом, в окружении красоты и роскоши. Это лучшая жизнь для нее. И он должен отпустить ее.

Словно кинжалом резануло по коже, когда он выпустил ее руки из своих, понимая, что никогда больше не прикоснется к ним.

А она стояла и смотрела на него, не замечая освобождающегося из пут виконта, будто не слышала его слов и не верила им.

Эрик пошел прочь от них, в глубь своего подземелья, сгибаясь под тяжестью навалившейся слабости и ощущая в груди чудовищные спазмы сердца. Он слышал всплески воды и голос виконта, произносившего имя его любимой. Оборачиваясь, он надеялся не увидеть больше ни ее, ни мерзкого юнца. Но она все еще стояла, смотрела полными слез глазами на его изуродованное лицо, не обращая внимания на уговоры Рауля поскорее покинуть это место.

- Уходите прочь! – рявкнул Эрик что было мочи, надеясь напугать Кристину, в последний раз, спасти ее тем самым от бегущей сюда толпы и от себя самого. Если она протянет еще хоть секунду, он не сдержится, ринется навстречу ей, скомкает в своих объятьях и никогда уже не отпустит….

Крик подействовал на Кристину. Она вздрогнула, отчего бусинки слез испуганно скатились по бледным щекам, приняла руку виконта, оторвав взгляд от Эрика, и вскрикнула, дотронувшись несмелыми пальцами до измученной шеи Рауля.

Эрик отвернулся. Не было смысла терзать себя еще больше. Он с самого начала знал концовку этого спектакля, так чему же теперь удивляться?

Но он надеялся. Глупо и жадно. Как ребенок.

Эрик зашагал прочь от разворачивающейся сцены нежности, не чувствуя в себе сил больше ни на что. Он шагнул в последний раз в спальню, окинув взглядом кровать, на которой когда-то лежала Кристина, что уже было неописуемо само по себе, такого Эрик не представлял даже в самых смелых снах. Сжав кулаки, он подошел к столику, где восседала обезьянка с тарелочками. Услышать напоследок мелодию и уйти…

Механизм покорно закрутился под умелыми пальцами музыканта, и зазвучала мелодия. Все кончено. Музыка будто напутствовала его, уговаривая не грустить, напоминая о тех днях, когда он был почти счастлив. Легкая улыбка Кристины, ее тяжелые каштановые кудри, матовая кожа, карие глаза… Все казалось таким близким и далеким одновременно.

Он услышал шаги - осторожные, легкие. Кристина!

Эрик обернулся, надежда загорелась в его глазах тоненьким пламенем. Быть может, она вернулась к нему, за ним, быть может…

Но она протягивала ему кольцо. Подаренное виконтом, но надетое Эриком.

Она не сказала ни слова. За нее говорило ее лицо: бледные, сияющие от слез щеки, подернутые влажной поволокой глаза, трепещущие, облизанные несметное количество раз губы и страдальчески сведенные брови – все выдавало ее намерения. Кольцо на ее ладони подрагивало, ловя гранями камней смешливых зайчиков, пытаясь продлить жизнь свету хотя бы в частичке себя. Эрик на это был уже не способен.

Не в силах сдержать слез, он принял из ее рук украшение, страстно желая отвести глаза и не видеть больше этого зловещего блеска и страдающих глаз, но сильнее желая хотя бы еще раз прикоснуться к ней, к своей мечте, к своей Кристине…

Его желание будто было услышано. Кристина напоследок чуть дотронулась кончиками пальцев его доверчиво раскрытой ладони - легко, почти незаметно, как невесомое дуновение, но для Эрика этот жест был подобен порыву одичавшего ветра. Он крепко сжал веки, от чего накопившиеся озера слез пролились ручьями по щекам, судорожно вдохнул воздух и боялся его выдохнуть, чтобы не спугнуть накатившие ощущения. Это прикосновение он запомнит навсегда…

Открыв глаза, он не увидел ее. Лишь шелест юбок неподалеку напоминал о ее присутствии здесь. Все кончено…

Эрик зарыдал. Ведь все кончено, зачем сдерживать себя? Глупо.

Тупая боль пронзила виски, он тер глаза и свою изуродованную кожу, будто пытался стереть все следы уродства, но слезы не заканчивались, они не исцеляли, не давали хотя бы секундного облегчения. Становилось только горше, и с каждой секундой удары в груди становились все сильнее и болезненней.

Эрик сорвался с места, вцепившись в ворот своей рубашки, и закричал, подняв лицо туда, где должно было быть небо.

- Все кончено!

Зачем он это повторяет? Зачем наносит себе этими словами еще большие удары? Не потому ли, что пытается заставить себя поверить во все случившееся? Ведь иначе он не поверит, не захочет его сердце и не примет душа.

Шатаясь, Эрик выбежал из спальни, схватил стоявший поблизости канделябр, и, снося все на своем пути, ринулся к накрытым зеркалам. Он разбивал их методично и с остервенением, пока не увидел, что ступает не по камням, а по ковру из стекла. Последнее зеркало, и он будет свободен…

Звон стекла, блеск осколков, всплески воды, звук его дыхания и мученические хрипы… Все стихает и наступает темнота. Кромешная.

Но что-то в этой тьме не так. Звуки. Еле различимые человеческие голоса, пение птиц, шум автомобилей и шелест травы. Звуки просыпающегося города. Тонкий ненавязчивый шум, монотонный и усыпляющий, такой знакомый. Откуда они в подземелье?

Эрик резко открыл глаза и тут же инстинктивно прищурился, когда солнце игриво бросило ему в лицо охапку ярких лучей. Оглядевшись, он понял, что лежит на траве. Земля, залитая солнцем, грела его похолодевшее тело, утренний ветер трепал волосы, и было так тепло и хорошо лежать здесь. Вот только горечь продолжала хищно сдавливать его горло.

Как он здесь оказался?

Эрик облизнул губы и почувствовал соленый привкус. Дотронувшись до щеки, он понял, что это слезы. Он плакал, и соленая влага еще не успела высохнуть.   

Внезапно он вспомнил. Все встало на свои места.

Он помнил, что уснул здесь вчера ночью, больше не в силах совладать с воспоминаниями, но еще он помнил подземелье, и Кристину, и весь ужас, произошедший с ними этой ночью… Или ночью из прошлого…

Похоже, воспоминания прокрались в  его сны и теперь пытаются напомнить о себе таким образом. Что ж, Эрику остается только принять их.

Он понимал и чувствовал, что все это часть его самого, бывшая когда-то реальностью, мрачной и ужасной. Теперь ему нужно все вспомнить и понять это. И, возможно, принять. Что было мучительно трудно, ведь заполонившие его душу чувства не щадили теперь ни его сердце, ни разум, ни тело. Из-за накативших воспоминаний саднило в горле, в груди болезненно билась самая главная мышца, обливаясь кровью. Похоже, теперь он не избавится от этой боли, ставшей частью его самого.

Эрик поднялся с земли. Он не знал, что ему делать и как быть. Неверными шагами музыкант направился в сторону парка - благо, путь туда он помнил.

Спустя минуту его обступила толпа людей, спешащих прокатиться на аттракционах, отведать сладкой ваты и попкорна, людей веселых и жизнерадостных, жаждущих удовольствия. А Эрик прикрывал рукой маску, чтобы пройти незамеченным. Первобытный страх внезапно обуял его разум, он ускорил шаги, словно безумный, преодолевая расстояние до парка шагами человека на ходулях. Этот страх был ему незнаком, ничего похожего он прежде не испытывал. Да, он скрывался от людей, не любил видеть их заинтересованность при виде его лица, скрытого маской, отвращение или жалость, но он никогда не боялся их. Теперь же ужас просто замораживал его внезапно сделавшееся непослушным тело. И он понимал, что все это пришло из прошлой жизни.

Отчего он так просто принял это бредовое объяснение своим снам и видениям? Ведь версия с сумасшествием тоже может быть не менее интересной и правдоподобной. Но почему-то он чувствовал, что все это происходит на самом деле, это не плод его больного воображения, не фантазия умалишенного.

Он верил. В то, что в прошлой жизни был самым несчастным человеком на земле, отвергнутым и никому не нужным, которого боялись даже собственные мать и отец. В то, что вся эта боль и унижения – это главная часть его никчемной жизни. В то, что никто никогда его не любил и не полюбит, и даже та слабая надежда, что посетила его при первой встрече с Кристиной - той Кристиной, из прошлого, - никогда не имела возможности быть оправданной и исполненной. Он верил в то, что лицо его действительно уродливо. А если кто так и не считает, то он просто дурак и слепец, раз не видит очевидного.

Эрик примчался в парк. Его колотила дрожь, но он уже не замечал тремора в руках и ногах. Он хотел лишь поскорее спрятаться от вездесущих глаз, казалось, собравшихся вокруг него ради одной цели – смотреть на его лицо. Он даже не увидел Леона, напряженно скрестившего руки на груди, и лишь только окрик остановил его.

- Эрик, притормози!

Музыкант отнял ладонь от лица и повернулся на голос.

Леон походил на неприступную скалу, в одной ладони он крепко сжимал любимую трубку, которую, впрочем, он редко выпускал из рук, глаза его сурово смотрели на запыхавшегося парня.

В любое другое время Эрик встревожился бы от непривычной жесткости в голосе пожилого мужчины, но не в этот раз.

- Что с тобой происходит, скажи мне на милость? – Леон, кажется, был очень взволнован, даже дымок, исходящий из трубки, нервно приплясывал.

Эрик молчал, лишь только тяжело дышал и не смел поднять глаза на старика.

- Где ты был этой ночью? – Леон подошел к нему и заговорил уже чуть спокойнее.

Эрик не ответил, испуганно проводив взглядом проходившую мимо Мелису с охапкой полевых цветов. Женщина взмахнула свободной рукой в приветственном жесте, но взъерошенный музыкант ей не ответил.

- Так, пойдем, прогуляемся.

Леон приобнял Эрика за плечи и настойчиво повел его в сторону уединенного места за заброшенной постройкой, когда-то представлявшей собой крытую беседку. Там он присел на поросший мхом камень и выжидательно посмотрел на Эрика.

- Скажи, какой бес в тебя вселился? В последние дни ты сам не свой.

Добрые глаза старика доверительно просили рассказать правду, но Эрик боялся говорить. Он теперь многого боялся. А больше всего - самого себя.

Эрик помотал головой, не зная, что ответить.

- Я… не знаю… Я ничего теперь не знаю… - он схватился влажными ладонями за голову, сжал пряди волос между пальцев, глаза предательски защипало от внезапных слез.

Леон положил тяжелую ладонь Эрику на плечо, тихо прошептал:

- Ты можешь мне все рассказать. Доверься мне.

Эрик поднял покрасневшие глаза на мужчину, он даже чуть приоткрыл рот, собираясь выпалить в один миг все, всю правду, все случившееся, но что-то его останавливало.

Леон ждал. Он даже отложил в сторону трубку, что делал крайне редко и только по возникновению весьма серьезных причин.

Эрик переводил взгляд с живописной трубки на Леона и обратно, горло немилосердно сдавливало судорогами.

- У тебя бывало ощущение… будто ты переживаешь чувства, но они словно… не твои… - осторожно подбирал слова Эрик, пытаясь справиться с разболевшимся связками и не выглядеть сумасшедшим, но при этом как-то объяснить то, что мучило его все эти дни.

- Да. При каждом выходе на сцену. Я же актер, Эрик, - Леон чуть усмехнулся, но быстро убрал улыбку с лица, видя, что музыканта это вовсе не радует.

Эрик спрятал лицо в ладонях. Бессмысленно рассказывать. Все равно он не поверит. Никто не поверит.

Леон почувствовал его замешательство.

- Эрик, ты можешь мне хотя бы пообещать, что с тобой все будет в порядке?

Ответа он не дождался, лишь только почувствовал сильнее напрягшееся плечо под своими пальцами. Он отстранился от парня, понимая, что бессилен, пока тот находится в столь растрепанном душевном состоянии. Возможно, позже он сам подойдет к нему и все расскажет, как делал в детстве.

Леон поднялся с бугристого камня и зашагал прочь от Эрика. И только через пару десятков шагов он услышал еле различимый вопрос:

- Та девушка… у фонтана… что поет с мужчиной со скрипкой… ты знаешь их?

Леон остановился и улыбнулся. Так вот почему он так странно себя ведет. Похоже, Эрик влюбился. Леон всегда знал, что с этим мальчиком будут проблемы, что он не такой, как все, но не предполагал, что эти проблемы будут так странны и неожиданны.

- Да, я знаю этого бродячего музыканта, - Леон вернулся на приглянувшийся ему камень. – Его зовут Густав, а девушка, что с ним выступает, – его дочь Кристина.

Эрик задышал очень часто, будто у него внезапно случился приступ астмы. Леон, не замечая перемен в музыканте, продолжал:

- Талантливый человек, а у девчушки приятный голосок, я предлагал ему присоединиться к нам, но он отказался. Мы – кочующая труппа, хоть и обосновались надолго в Париже, у них же здесь дом.

Эрик застыл в попытке успокоиться, не выдать своих чувств, не показать реакцию на прозвучавшее имя девушки. Значит, Кристина…

Крохотная надежда, что это все-таки неправда, ждавшая хоть какого-нибудь подтверждения, рассеялась.

Эрик тихонько застонал. Заметив, что Леон заинтересованно смотрит на него, он постарался перевести вздох в попытку откашляться, будто у него запершило в горле. По возникшей на лице старика улыбке он понял, что получилось у него плохо.

- Эрик, хочешь, я познакомлю тебя с ними… с ней? – после непродолжительной паузы предложил Леон.

Эрик от этих слов резко вжался в кирпичную стенку, возле которой сидел, запачкав светлую рубашку терракотовой пылью.

- Если желаешь, мы даже можем наведаться к ним прямо сейчас, думаю, они будут рады гостям, - Леон, казалось, был полон решимости. В отличие от своего молчаливого собеседника.

Эрик не реагировал. Ему казалось, что если он вот так просидит здесь, пытаясь слиться со стеной, не произнося ни звука, страшное предложение Леона потеряет силу, сам Леон перестанет смотреть на него так, и Эрику станет легче.

Пожилой мужчина видел реакцию молодого музыканта. Он понимал, что для такого парня, как Эрик, эта реакция если не нормальна, то вполне объяснима, однако Леон с детства учил его, что Эрик такой же, как все, что его лицо – это не наказание, а просто испытание для сильного духом человека. Он всегда учил Эрика быть таким человеком. Но его часто преследовали мысли о том, что же будет, если парнишка влюбится. И теперь он это увидел.

Не стоит мучить беднягу еще больше.

Леон поднялся со своего камня.

- Что-то на меня сегодня весь день накатывает дрема, - Леон с усердием отряхнул свои брюки ото мха и с непосредственностью ребенка посмотрел на музыканта. - Я хочу большую чашку горячего кофе. Ты со мной?

Эрик отрицательно мотнул лохматой головой, все еще вжимаясь в холодные камни. Со стороны Леона это выглядело немного смешно, но он постарался не выдать своей улыбки, видя, что Эрику совершенно не до смеха.

- Все будет хорошо, - старик положил свою жилистую ладонь на плечо музыканту и чуть сжал его, заглянув парню в глаза. – Поверь мне.

Эрик проводил взглядом удаляющегося актера, повторяя про себя только что сказанные им слова. Все будет хорошо? Для кого? Уж точно не для Эрика.

Он тронул пальцами свою маску, погладил грубо выделанную поверхность кожи, прошелся пальцами по тонким швам. Руки его потянулись к завязкам, те легко поддались, и маска слетела с лица Эрика. Он медленно, словно боясь уронить, положил ее себе на колени, поднял руки и накрыл лицо ладонями, неуверенно, будто все еще надеясь не найти там ничего необычного и уродливого. Пальцы нащупали шершавую поверхность с правой стороны, чуть дрогнули от соприкосновения, изучили каждый сантиметр, каждую неровность кожи.

Все будет хорошо? Как же! У такого человека, как Эрик, не может быть все хорошо! Эта тупая боль в груди возрастает с каждой минутой, стоит только вспомнить Ее блестящие глаза и пушистые локоны, стоит только представить Ее голос… Горло сдавливает, не хватает воздуха, голова идет кругом, руки и ноги перестают слушаться…

Эрик поднялся с камня, прикрыв на всякий случай лицо маской, прошел по ярко освещенной утренними лучами траве, которая, казалось, светится изнутри, незаметно подошел к фургону и посмотрел в боковое зеркало. Маска неплохо скрывала ту часть его лица, которой он стал так сильно стыдиться в последнее время. Если не отнимать ее от лица никогда, он будет красивым постоянно. По-крайней мере, не уродливым. А вот если ее снять…

Эрик опустил руку, в которой находился кусочек кожи, умеющий хранить его секрет. В зеркале появилось расколотое надвое лицо. Поворот вправо – и перед вами стоит вполне нормальный мужчина, с прямым носом, глазами-хамелеонами и четкой линией губ. Поворот влево – и вы с криками убежите прочь от этого урода.

Эрик сжал кулаки и ударил по прозрачной поверхности зеркала, издав рык. Он набрал в легкие воздуха, словно собираясь закричать, но вместо этого резко выдохнул и схватился за железную ручку двери фургона. Открыв дверь, поднялся по ступенькам и, устроившись среди привычных ему вещей, прикрыл глаза в надежде никогда больше не увидеть своего лица.

Эрик просидел в фургоне до заката. Он не вышел на репетицию, хотя прекрасно слышал, как Фабьен делает замечание Леону, попросившему не тревожить сегодня Эрика, ссылаясь на плохое самочувствие парня. Фабьен вещал, что придумал новую занимательную сценку, к которой молодому музыканту было бы интересно сочинить музыку, а, может, и принять участие в самой постановке. Но, к великой радости Эрика, Леон упорно стоял на своем и не желал звать «приболевшего» музыканта. Мысленно Эрик соглашался с актером – сейчас его ничего не интересовало, и это равнодушие было похоже на недуг.

Эрик неподвижно сидел в куче хлама, перебранного Мелисой и очищенного от пыли, за что он мог быть ей безмерно благодарен, если бы только не пребывал в совершенно разбитом состоянии. Молодой музыкант смотрел в маленькое окошко, зашторенное выбеленной долгим пребыванием на солнце занавеской. Он видел Мелису, как обычно, занимающуюся хозяйством. В этом было ее женское призвание, и даже удивительно было осознавать, что у нее нет детей. Из нее вышла бы прекрасная мать. Но те, кто стоят выше нас, не дали ей такого шанса, создав ее женщиной, не способной рожать. В насмешку ли или из сострадания, они наделили ее теми самыми качествами, что присущи великолепной жене и матери, и которые она была не в состоянии использовать по назначению. И она выбрала судьбу актрисы, гордо глядя вперед, и у нее неплохо это получалось.

Парнишка Камиль заменял ей сына. Его судьба была незавидна. Родители отказались от него еще в роддоме, после чего ребенка приютил его родной дедушка, бедный старичок с богатым прошлым и грандиозным актерским талантом. Мужчина не смог дать ему счастливого безбедного детства. Зато он подарил ему возможность увидеть мир и прикоснуться к прекрасному, забрав однажды с собой в труппу бродячих актеров. К тому моменту старый опекун потерял все свои сбережения и жилье, но получил поистине бесценное предложение от Леона присоединиться к ним. Старик умер пять лет назад, а мальчик стал всеобщим любимчиком, и в частности, фаворитом Мелисы, которая буквально заменила ему мать. Вот и сейчас он помогал ей развешивать постиранное белье, щурясь от яркого солнца и прячась от его шаловливых лучей за сохнущей одеждой.

Фабьен театрально расхаживал по периметру их дворика, живописно размахивая правой рукой с зажатым в ней длинно заточенным карандашом, делая пометки в сыром сценарии, добавляя новые диалоги, а особо важные проговаривая вслух. В другой день Эрика бы позабавил вид увлеченного актера, но сейчас у него не было сил на смех и радость.

Леон же сидел в стороне, покуривая свою трубку и изредка вступая в диалоги с актерами. Даже на репетиции он не оставил своего места, делая замечания со стороны, хвалил Камиля и спорил с Фабьеном по поводу текста, иногда поглядывая в сторону фургона.

Эрика все это не интересовало. Боль чуть утихла, уступая место злости и ненависти. Смешиваясь в бурный коктейль, эти чувства грозились сжечь ему сердце и выесть душу до дна. Теперь он смотрел на своих соседей чуть по-иному, оценивая все с позиции своего уродства. И откуда только взялась эта навязчивая мысль?! Вероятно, пришла из прошлого. Не давая покоя его усталому разуму, злость кипела в нем и, казалось, скоро перельется через край, появись только достойный повод.

Как ему теперь жить с этими чувствами? Как жить с таким лицом и с этим пожаром в груди, что усиливался при мысли о девушке у фонтана, о Кристине?

Эрик не заметил, как приблизился вечер и наступило время выступления. Музыкант сделал над собой усилие и вышел на сцену, ни с кем не разговаривая и не отвлекаясь ни на что, кроме своей скрипки. Играл он в этот вечер очень натяжно и надрывно, инструмент словно впитал в себя его страдания и пел с пронзительной тоской, позволяя Эрику слиться с музыкой и отделиться от внешнего мира, на короткое время позабыв обо всем.

Выступление было окончено, а Эрик желал еще сладкого наркотика.

Он вернулся на то же самое место, где уснул вчера, в сопровождении верного инструмента. Он терзал его весь оставшийся вечер и почти всю ночь, и только выжав из измученной скрипки последние ноты, он почувствовал, что и сам полностью вымотан. Уже падая в спасительный сон, он вспомнил, что сегодня так и не побывал у фонтана.

Отредактировано Pandora (2011-10-22 00:42:30)

Thorn, очень рада, что вы отметились, и вам понравилось ny_sm

Мне самой нравится Леон. От него веет добром и спокойствием. По-крайней мере, для меня))) И жаль, что у не моего Эрика не было такого друга(((