***
2. Нью-Йорк
- Мистер Уай никого принима…о, бога ради, простите, мадам Жири!
Секретарь даже выскочил из-за стола, подобострастно кланяясь высокой и очень стройной даме средних лет в простом темном платье, смотревшемся на ней не хуже королевской мантии. Мадам Жири позволила себе едва заметную снисходительную улыбку и легким жестом дала понять, что не сердится. Секретарь вздохнул с заметным облегчением и сразу же снял трубку телефонного аппарата. Короткий обмен фразами, и вот уже с новым поклоном он открывает перед гостьей двери:
- Мистер Уай ожидает вас. Если позволите, я вас провожу.
- Благодарю вас, я знаю дорогу.
Миновав секретаря, женщина прошла в длинный коридор, завершающийся лифтом. Загорелся огонек, и стрелка принялась отсчитывать цифры этажей, поднимая мадам Жири на самую верхушку башни посреди знаменитого парка аттракционов, туда, где обитал «кони-айлендский затворник», загадочный господин, общавшийся с внешним миром посредством телефона и передаваемых через доверенных лиц приказов. Даже вездесущие нью-йоркские журналисты, для которых, казалось бы, не существовало непреодолимых преград, не сумели взять штурмом эту твердыню и узнать тайну его личности.
Звонок, дверцы раскрылись. Прежде чем выйти из лифта, мадам Жири посмотрелась в небольшое зеркальце, поправила и так безупречную прическу и вступила в новый коридор. Здесь она не бывала уже давно и поэтому даже остановилась полюбоваться новой отделкой из причудливо сплетающихся линий…цветочные заросли из металла – промелькнула удивившая её саму мысль. Еще несколько шагов – и она достигла цели. Дверь бесшумно открылась.
За окнами бушевал майский полдень, и даже легкие портьеры на окнах не стали преградой безжалостным солнечным лучам. Но хозяин этого кабинета научился любить солнце. Это получилось не сразу, но в конце концов – справился.
Мадам Жири прошла вперед, мимо кресел на модно изогнутых ножках, стоявших у стены под навешенной на неё чертежной доской (одно из кресел было завалено каким-то папками и свернутыми в трубку листами ватмана), к почти пустому столу у окна. Единственными предметами на нем были лампа с пестрым плафоном в форме цветочного венчика, телефонный аппарат, да дорогущий граммофон – громоздкий, отделанный красным деревом и серебром. Женщина чуть склонилась, рассматривая черный диск, уже поставленный в устройство, привела в действие механизм – и кабинет заполнил низкий мужской голос, густой, но словно летящий, четко выпевающий каждую ноту.
Le veau d'or est toujours debout!
On encense
Sa puissance,
D'un bout du monde а l'autre bout!
Pour fкter l'infвme idole
Roi et peuples confondus…
- Это Шаляпин, знаменитый русский бас, - сказали за спиной мадам Жири, и она обернулась навстречу вошедшему в кабинет высокому мужчине. – Надеюсь, что когда-нибудь он споет и в «Метрополитан», снова вместе с Карузо. Хотелось бы вновь это услышать. Здравствуйте, мадам Жири, рад вас видеть.
- Здравствуй, - произнесла она, делая шаг навстречу хозяину.
Одиннадцать месяцев прошло со времени их последней встречи, подумать только, почти год! Конечно, они с мадам Жири переписывались, а временами даже – удивительно, что создает наука – общались на расстоянии благодаря новомодному телефону. Она рассказывала о постановках в Метрополитан Опера, где они с дочерью работали последние восемь лет, он – делился будущими планами в своем парке развлечений, и в его голосе временами звучали очень знакомые нотки. «Это будет восьмое чудо света! - говорил он. – На окончательные расчеты уйдет еще много времени, но когда все будет готово.…Обещаю, вы будете присутствовать на открытии!» Совсем как в былые времена, когда его захватывала идея – и больше не отпускала.
Мужчина поклонился ей, она коснулась пальцами его щеки – но не маски, прикрывающей правую половину лица. Её он по-прежнему не снимал. Иногда мадам Жири казалось, что он держится за нее, как за часть своего прошлого, которое хочет забыть, но точно знает, что не может себе этого позволить.
Сбоку раздалось негромкое шипение и металлический перезвон, и мужчина, которого когда-то называли Призраком Оперы, быстро извинившись, бросился на звук, отодвигая настенную панель.
- Я подумал, что вы не откажетесь от чашечки кофе, - пояснил он, доставая поднос и предлагая гостье присесть. – Поэтому отдал распоряжения.
Да, кофе. Они любили его горьковатый вкус и дивный аромат. Когда они случайно встретились в Нью-Йорке восемь лет назад, а в таком огромном городе подобная встреча равносильна чуду – или шутке судьбы – он, с трудом подбирая слова, пригласил мадам Жири в кофейню, чтобы впервые просто поговорить. Они просидели там почти три часа.
Иногда она спрашивала себя, являлось ли преступлением то, что она сделала, покрывая преступника, разыскиваемого по всей Франции, и помогая ему уехать далеко, прочь из Старого Света? Уголовный кодекс давал событиям в парижской Опера Популэр вполне однозначную оценку. Но когда измученный и потерянный человек постучал в двери съемной комнаты, где поселились бывшая мадам главный хореограф Оперы и ее юная дочь, она не позвала полицию и не велела ему убираться прочь. Мег не было дома, она не знала о госте и так и не узнала.
Бывший Призрак Оперы уехал через несколько дней, и в ответ на вопрос «Куда?» - только пожал плечами и добавил: «Может быть, в дивный новый мир»,.
Через год мадам Жири получила приглашение из Метрополитан Опера, еще некоторое время ушло, чтобы уладить все дела в Париже, а потом они с дочкой поднялись на борт огромного пассажирского корабля, шедшего из Гавра в Нью-Йорк. Новая страна, новая жизнь, но однажды, когда она просто стояла в задумчивости возле своего нового театра, кто-то окликнул её по-французски, она машинально отозвалась «Vraiment?» - и, обернувшись, увидела человека из прошлого.
От рабочего на стройках Кони-Айленда, где не спрашивают документов и редко обращают внимания на лица – до мистера Уай, богача, владельца крупнейшего парка развлечений, кони-айлендского затворника, легенды. Ему не привыкать.
- Как поживает Маргарита? – спросил экс-Призрак, разливая кофе по чашечкам. – Я, к сожалению, не видел её последних выступлений, но читал в газетах восхищенные отзывы.
- Она…у неё все хорошо, - мадам Жири пригубила кофе. – Я… надеюсь. Моя дочь собирается замуж.
- Мои поздравления.
- Благодарю. Но… - она снова помолчала, прежде чем продолжить. – Её жених намного старше её, но он богат, влиятелен и очень заботлив и внимателен к ней.… Это прекрасная партия.
Призрак уселся напротив неё и взял свою чашку.
- Жених вашей дочери вам не нравится, - сказал он.
- Он мне не нравится, - согласилась мадам Жири. – Но Мег любит его, и… я не знаю, - вздохнула она.
- Назовите его имя, и я постараюсь узнать о нем больше. Обещаю вам.
Мадам Жири кивнула, с трудом сдерживая вздох облегчения. Несколько раз они обсуждали с Маргаритой её избранника, каждый раз тон обсуждения становился все выше, и заканчивалось все неизменно слезами. Пока в последний раз Мег не крикнула в запальчивости: «Есть ли у нас, актрис, выбор? Не каждой удастся встретить благородного виконта… или ангела». И мать поняла, молча обняла дочку и вытерла её слезы.
Зазвенел телефон, Призрак снял трубку, выслушал, рявкнул: «Я же сказал, что не принимаю!» и повесил её обратно.
- Посланцы Эдисона, - коротко пояснил он, - снова зовут меня работать в его компании. И как только он пронюхал?
- Ты отказываешься?
По его губам пробежала давно знакомая усмешка:
- Я, мадам Жири, мистер Уай, эмигрант без документов. И меня устраивает нынешняя жизнь.
- Твой балаган? – она встала и подошла к окну.
- Да, - он остался сидеть в своем кресле. – Эти люди – такие же, как я. Был когда-то и остаюсь до сих пор, и мы вместе выстроили этот мир, в котором можем жить.
- И это приносит деньги, - закончила мадам Жири. – Ты все еще пишешь музыку?
- Да.
Женщина вернулась, прошла к чертежной доске и провела кончиками пальцев по тонким четким карандашным линиям, образующими силуэт огромного колеса, по столбикам синих цифр. Верхние бумаги, сваленные на кресло, зацепились за складку юбки и с шуршанием заскользили вниз. Она успела подхватить несколько листов и склонилась за остальными.
- Что это? – удивленно произнесла она, рассматривая чертежи.
- Пока только наброски, - сказал Призрак, мягко, но решительно забирая их у нее. – Не имеет значения.
Мадам Жири взяла с кресла свой ридикюль.
- Мне пора, - сказала она. – Я была очень рада повидаться с тобой, мальчик мой.
- И я, - искренне ответил тот, кого звали когда-то Призраком Оперы. – Хочу, чтобы наша следующая встреча случилась раньше, чем через одиннадцать месяцев.
Мадам Жири улыбнулась ему.
- До свидания. Не провожай меня, я знаю путь.
…когда за ней закрылись двери, он вернулся к столу. Свежие газеты с самого утра дожидались, пока он ими займется. Биржевые сводки, международные новости, светская хроника, театральные новости. Открыв нужную страницу, Призрак потянулся к граммофону.
Au bruit sombre des йcus,
Dansent une ronde folle
Autour de son piйdestal!…
Et Satan conduit le bal!
…кивнув на прощание секретарю мистера Уай, мадам Жири вышла на улицу. Нью-йоркская жара сильнее парижской, но даже ей не под силу заставить ссутулиться балерину – немолодая уже женщина шла по выложенной пестрыми плитками дорожке со столь же ровной спиной и высоко поднятой головой, как и когда-то, выступая по сцене лучшего театра Франции.
Человек, который наблюдал за ней, скрывшись в тени, тоже это отметил.
. 
