Дамы, спасибо за отзывы =)
Лен, книжку сделаю и пришлю =) Но где-нибудь не раньше первых чисел июля.
А пока - ловите окончание =)
_________________________________________________________
Глава 6
Эрик стоял, прислонившись плечом к стене, и барабанил пальцами по дубовой панели. А я даже сейчас не могла не подумать о том, какие они красивые. Видимо, пережитое лишило меня остатков разума.
- Вы хотели меня видеть? – Тихо спросила я.
Не ответив, мужчина извлёк из внутреннего кармана сюртука сложенный вчетверо листок и протянул мне. Я машинально взяла его, но развернуть так и не посмела.
- Может, всё-таки прочтёте? – Раздраженно спросил Эрик.
Я подчинилась. Буквы плыли перед глазами, но первую строчку разобрать всё же удалось: «Мы, граф Филипп Жорж Мари де Шаньи, Этьен де Констан…»
- Что это? – Тихо спросила я.
- Ваши гарантии, мадемуазель. Я решил, что будет лучше, если они останутся у вас.
- То есть, вы отдаёте это… мне?
- Завидую вашей сообразительности. Да, это – ваше. Но есть одно условие.
- Какое?
- Вы никому – слышите? - никому не расскажете, что расписок де Шаньи у меня больше нет. Это для вашей же безопасности, понимаете? И не храните расписку дома.
- А где же…
- Абонируйте сейф в каком-нибудь банке. Например, в банке Франции – одна наша прима держит там свои драгоценности. А она, пожалуй, ценит их куда больше жизни. Так что не беспокойтесь, место надёжное... И не машите запиской, как флагом. Спрячьте её куда-нибудь.
Я торопливо засунула «гарантию» за корсаж.
- Эрик, но тогда… зачем? - Признаться, я не хотела ни о чём спрашивать, но как-то само вырвалось.
В первый момент мужчина казался слегка обескураженным, а, поняв смысл вопроса, усмехнулся.
- Вам интересно, почему я вас спас? Действительно, почему? Надо было досмотреть представление хотя бы до середины. А там глядишь, и присоединиться. И как я сразу не…
Эрик осёкся. Действительно, трудно говорить гадости, тому, кто в это время улыбается как пациент клиники отца Катрин.
Ирония Эрика, довольно злая, между прочим, подействовала, как ромашковый чай – она меня успокоила. Теперь я знала: нет никаких интриг, подлостей, ловушек... Эрик не использовал ситуацию в своих целях. Он просто хотел помочь. Из-за нас, совершенно чужих людей он рискнул жизнью и нажил влиятельных врагов. И сделал это только по одной причине – потому что был благороден. И пусть Катрин думает что хочет, а линии на его ладони рассказывают безобразные истории. Я не верю им. Я верю своему сердцу. Как бы банально это ни звучало.
Я всё ещё продолжала глупо улыбаться, когда он вновь заговорил.
- Не питайте иллюзий, мадемуазель. Я сделал это не ради вас. Очень скоро в эту артистическую должен придти один человек. И я не хотел, чтобы она… он испугался. Вот и всё.
Вот и всё.
Улыбка медленно сползла с моего лица, а на душе стало так холодно и пусто, будто я забыла поужинать. Но я точно помнила, что перед поездкой в оперу плотно поела. Значит, дело было в чём-то другом…
Краем глаза я наблюдала за Эриком. Кажется, он уже собирался уходить, но что-то его удерживало.
- Ладно! – Со злостью сказал мой спаситель. - Если вы так хотите чувствовать себя героиней авантюрного романа, извольте! Я сделал это не только из-за… Неё. Довольны?
- Да… – Обиженно пробормотала я. Потому как довольной себя совсем не чувствовала.
Что же он за человек такой? Сначала совершает хороший поступок, а после боится признаться, что сделал это по велению сердца! Таких людей мой дед называл отважными трусами. И ведь правильно называл!
Некоторое время мы с Эриком молча смотрели друг на друга. Он - со злостью, я – с обидой… Но потом в его взгляде что-то изменилось. Что именно, я так и не поняла – Эрик быстро отвёл глаза. Я же продолжила таращиться, будто передо мной стоял самый интересный экспонат музея Гревена.
- А это откуда? – Неожиданно даже для самой себя спросила я, дотронувшись до левой стороны своей головы, там, где у него был ожог.
Эрик коротко взглянул на меня. Будто уколол. Сказал:
- Моя мать. Утюгом. Она надеялась, что родится нормальный здоровый младенец. А появился я. Такое разочарование…
Я ошарашенно моргнула, не до конца веря, что родная мать могла сотворить такое со своим ребёнком.
- Я… Вы… Но как?!
Он развёл руками.
- Простите, подробностей пересказать не могу. Мне тогда не было и месяца, а в таком возрасте сложно что-нибудь запомнить.
Я нахмурилась. В словах Эрика слышалось нечто странное. Не фальшь, но что-то сродни ей. Бравада, вот что! Он явно бравировал своим несчастьем. Так закалённые ветераны, что собираются у нас дома каждую третью среду месяца, с гордостью показывают друг другу боевые шрамы. Эрик же, делал по-другому. Свою внешность он ненавидел, это ясно, но ненавидел с каким-то изощрённым наслаждением. Ему нравилось эпатировать благодарную публику, играя на контрастах. Вот как сейчас – простые слова, спокойный тон, которым он рассказывал ужасные омерзительные вещи.
Видимо, удивление от моего странного открытия отразилось на лице. К несчастью, Эрик правильно истолковал мои округлившиеся глаза.
Скривив рот, он дёрнул головой, так резко, что из гладко зачёсанных назад волос выбилась тонкая прядь. Казалось, он хотел сказать что-то злое, колкое, но почему-то в последний момент передумал. Устало убрав своевольную прядь за ухо, он опустил голову и как-то весь поник, став как будто ниже ростом. И в этой перемене было столько простого, неподдельного трагизма, что мне отчаянно захотелось повернуть время вспять, чтобы воспринять слова Эрика так, как ему бы понравилось.
- Простите. – Отчуждённо сказал он. – И прощайте.
Быстро поклонившись, он развернулся на каблуках и пошёл прочь. А я просто стояла и смотрела, как он уходит по тёмному коридору. Всё дальше и дальше…
От меня.
- Эрик!
Бегущая я – зрелище не для слабонервных. Даже в детстве, когда свободная от условностей и этикета малышня могла позволить себе носиться по улицам, я по настоянию мамы не принимала участия в подобных играх. Теперь, разумеется, о беге на людях не шло и речи. К счастью для меня и окружающих.
Но обстоятельствам наплевать на чужие сложности. И сейчас они вынудили меня со всех ног броситься вслед за человеком в чёрном сюртуке.
Я догнала его уже в конце коридора. Разумеется, он слышал мой топот – надо быть глухим, чтобы не услышать – но почему-то не обернулся. И даже не замедлил шага.
Что ж, мы не гордые. Обежав мужчину с левого фланга, я встала прямо перед ним, и ему поневоле пришлось остановиться.
- Мадемуазель…
- Эрик, прошу, выслушайте. То есть - не перебивая. Я сама собьюсь, а так мы потратим куда меньше времени. Я понимаю, у вас есть невеста. Вы любите ее, и она вас любит… Наверное. То есть, конечно, любит! И всё у вас будет замечательно. Но я не претендую на место в вашей жизни! Вовсе нет. Я прошу лишь об одном вечере. Мы где-нибудь посидим… П-поговорим. – От волнения я начала заикаться. – Нам же нужно обсудить создавшуюся с-ситуацию! На бульваре Мадлен есть неплохое кафе. Там подают отличный кофе по-арабски. Вообще-то, он мне не нравится, он ужасно горький. Но вам, кажется, должен… Эрик, я ведь не о многом прошу, правда?
Некоторое время он молчал, глядя на меня сначала ошеломленно, а потом с открытой неприязнью.
- Чёрт побери, мадемуазель, я думал, вы умнее! – В его голосе звучала досада, плавно перешедшая в ледяную, учтивую ярость. – Но раз так, видимо, объяснений не избежать. Мне бесконечно льстит ваше внимание, но, увы, должен сказать нет. Сами видите, я занятой человек и в скором времени собираюсь покинуть Париж. Но перед тем как мы навсегда расстанемся – простите за пафос, вы сами задали этот тон - я должен сделать одно признание. В ответ на ваши предложения, так сказать. Видите ли, то, что вы видели вместе с костюмом Красной Смерти, и верно, как и все приняли за маску… - Он сделал драматическую паузу. – Моё лицо.
- Ага.
Казалось, сейчас он снова начнёт кричать. Но нет, не начал. Напротив, зашипел, как злой кот или змея.
- Моё настоящее лицо.
Я кивнула.
- То есть это НЕ маска, понимаете?!
Что же он меня совсем за дурочку принимает? Я ведь всё понимала. Тем не менее, готова была подписаться под каждым словом.
Да, лицо Эрика ужасно. Увы, это факт. Но лицо – это ещё не человек. Оставим в покое красоту души, о которой так любят писать теперешние романисты. Я существо приземленное, и в первую очередь обращаю внимание на внешние проявления. И понаблюдав за мужчиной несколько минут, могу точно сказать, привлекает он меня или нет. И лицо в этом играет далеко не главную роль. Я смотрю на человека в целом: на его осанку, мимику, движения... Так же и с Эриком. Сложно понять, почему, но он притягивал меня, как магнит железную гайку. Его движения, походка, жесты... Обычно высокие люди двигаются как-то неуклюже, будто не знают, что делать со своим не в меру разросшимся телом. Эрик же, напротив, напоминал огромного кота, ступавшего по тонкому льду. Была в его манерах какая-то вкрадчивость, и в то же время уверенность и сила. А его руки! Кажется, я могла бы смотреть на них бесконечно, как на огонь в камине. А что бы я отдала, чтобы снова держать их в своих руках! На ладони я бы смотреть не стала. Ни в коем случае. Я бы просто любовалась этими пальцами, гладила их… Очень-очень осторожно.
Нет, я вовсе не влюбилась в Эрика. Но, кажется, могла бы...
- Я знаю, что это не маска. – Мягко сказала я. И немного покривив душой, добавила: – Для меня это не важно.
Он странно дёрнулся, как будто бы воздух вокруг него стал твёрдым, и начал сдавливать этого сильного и такого хрупкого, на первый взгляд, человека.
- Но это не может быть не важно! – В его красивом голосе звучала неподдельная мука.
- Может.
Он не ответил, задумчиво глядя на меня, будто видел впервые. Потом медленно поднял руку и легко коснулся моей маски. И тихо произнёс:
- Спасибо.
«Спасибо». Именно это слово я однажды сказала своему кузену, который признался мне в любви. Жоффрей слеп от рождения, но почему-то два года назад он вбил себе в голову, что его кузина Мари самая прекрасная женщина Парижа. Наверное, потому, что в отличие от других женщин, она иногда заходила в его унылую комнату и рассказывала разные забавные глупости о своей жизни. Но этим моё благородство и ограничивалось. Я не святая, и не могу принять любовь калеки, особенно если это не любовь вовсе. Я не могла ответить на его фантазию чем-то более существенным, чем «спасибо». Как теперь Эрик не мог ответить ничем другим мне… А ведь я даже не просила о любви, упаси Господь. Мне нужен был всего один вечер!
- Это значит «нет»? – спросила я, борясь с подступающими слезами.
Он промолчал. Но молчание это было красноречивей любых слов.
С огромным трудом я улыбнулась.
- Что ж, вы не первый мужчина, который не желает выпить со мной кофе. Но… но я могу что-нибудь сделать? – Надежда умирает последней. - Ну, хоть что-нибудь? Я ведь должна как-то отблагодарить вас!
Немного подумав, он кивнул.
- Да, есть одна вещь. Видите ли, там в гримёрной такой беспорядок… И Она может испугаться, когда увидит всё это. Вы не могли бы… прибраться там?
Ощущение было такое, что меня с размаху ударили огромным пыльным мешком, набитым картофелем.
- Что?
- Простите, мне неловко просить. – Смутился Эрик. - Я бы сам этим занялся, но у меня просто не хватит времени. И если бы вы…
- То есть вы хотите, чтобы я поработала горничной у вашей невесты? – Уточнила я, свирепея.
Мужчина сложил руки на груди и, глядя на меня в упор. Он был явно не из тех, кто берёт свои слова назад. Но, видимо, из тех, кто без зазрения совести использует людей для своих целей.
Кажется, я увидела ещё одну грань его характера. И она мне совершенно не понравилась.
- Мне казалось, вы сами вызвались помочь. – Холодно сказал Эрик.
- Ну, разумеется! Просто хотелось бы уточнить: я должна только убраться или ещё и постирать занавеску?
- Постирать? Эта мысль не приходила мне в голову. – Он картинно коснулся указательным пальцем лба, как это делают плохие актёры, изображая глубокое раздумье. – Нет, пожалуй, не стоит. Лучше зашейте в ней дырочки. А то это уже не занавеска, а какое-то решето! Впрочем, на это у вас не хватит времени. Ладно, сегодня не трогайте занавеску, ею займётесь в следующий раз… Но что же вы стоите, Мари? Работа не ждёт!
Сказав мысленно пару слов, которых по определению не могло быть в лексиконе приличной девушки, я развернулась и, печатая шаг, пошла обратно. Такой злости я не испытывала уже давно. В голове всё ещё звучали последние слова Эрика про занавеску. Конечно, не нужно ничего зашивать! Как же тогда он сможет подглядывать за своей треклятой невестой, когда та переодевается?! Иначе её прелестей ему не видать, как своих ушей. Урод несчастный!
Подойдя к злополучной гримёрной, я устыдилась своих мыслей, удивляясь, как можно так быстро возненавидеть человека, которого всего несколько минут назад почти любила.
***
Войдя, я сразу увидела Люсиль. Она стояла посреди комнаты, и с отсутствующим видом смотрела в зеркало. При моём появлении она даже не вздрогнула. Катрин, хлопотавшая вокруг подруги, отреагировала несколько живее.
- Ну, что он сказал?! – Спросила она, подбегая ко мне.
Я машинально коснулась груди, где за несколькими слоями ткани и кружев находились жизни пяти человек. То есть восьми. Мы с подругами тоже зависели от этой глупой бумажки.
- Ничего. Попросил, чтобы мы держались подальше от де Шаньи и его друзей.
- И всё это время вы говорили только об этом? – Сузила глаза Катрин.
- Нет. Ещё он просил меня здесь прибраться.
- Зачем? – Удивилась подруга.
Я пожала плечами:
- Видимо, хочет, чтобы я уничтожила улики. Или просто не любит беспорядка.
- И что ты сделаешь?
Действительно, что? Убирать гримёрную какого-то Чёрного домино, откровенно не хотелось. Особенно после всего, что я сказала Эрику. Но, так или иначе, он спас нам жизнь. И уборка – меньшее, чем я могла отблагодарить за всё, что он сделал.
- Я выполню его просьбу. – Решительно ответила я, не давая себе передумать. – Ты ведь сможешь вывести Люсиль самостоятельно?
В том, что Люсиль придётся именно «выводить», я не сомневалась. Пока мы говорили, подруга даже не повернула головы, продолжая бездумно смотреть в зеркало.
Я подошла к ней и осторожно дотронулась до оголённого плеча. Никакой реакции.
- Давно она так? – Шёпотом спросила я.
Катрин тяжело вздохнула.
- С тех пор, как пришла в себя. Ни словечка не сказала. Может быть, завтра ей станет лучше. А может, и нет. Отец говорил, что после подобных стрессов большинство приходит в себя, но некоторые навсегда остаются в таком состоянии. Тут всё зависит от человека.
- Они сделали с ней… самое плохое?
Подруга помотала головой.
- Кажется, нет. Они всегда оставляют ЭТО на десерт.
- А ты неплохо их знаешь.
Не ответив, Катрин вернулась к Люсиль и разгладила последние складки на юбке. Потом направилась к будуару и исчезла за занавеской. Вскоре она вернулась с изящной шляпкой в руках. Водрузив её на голову Люсиль, Катрин опустила вуальку на лицо. Теперь, если не присматриваться ни синяков, ни кровоподтёков видно не было. Приобняв подругу за талию, Катрин осторожно повела её к двери. На пороге она бросила на меня долгий, пристальный взгляд, но я сделала вид, что увлечена изучением потолка.
Когда дверь за ними закрылась, я ещё некоторое время стояла в задумчивости, пытаясь понять, о чём именно догадалась подруга. Она не поверила мне, это точно. Но чем мне это грозит, и грозит ли вообще, непонятно.
Так и не придя ни каким конкретным выводам, я занялась устранением следов недавнего побоища. Первым делом расставила мебель по своим местам – вроде даже ничего не перепутала. Потом собрала разбросанные цветы обратно в вазу и определила её на столик. Кое-как затёрла воду рядом с креслом старой газетой и затолкала её под диванчик в будуаре. Судя по слою пыли под ним, туда редко кто заглядывал, значит и газета обнаружится не скоро. Напоследок я постаралась разложить вещи на туалетном столике в прежнем порядке и придирчиво оглядела дело рук своих. Безусловно, человек, который считает эту комнату своей, может заметить кое-какие изменения. Например, влажные следы на ковре, или ещё что-нибудь в том же роде. Но меня это не слишком волновало. Эрик просил убраться – я убралась. Остальное – не моя забота. Для очистки совести я прикрутила газовый рожок, чтобы изменения не слишком бросались в глаза, и направилась к выходу из артистической.
Я уже взялась за дверную ручку, когда услышала чьи-то шаги. В первый момент, я подумала, что Катрин что-то забыла. Но характерного стука каблуков слышно не было. По коридору явно шёл мужчина. Звук всё усиливался, и это мне очень не понравилось. «А если это де Шаньи?» - Мелькнула в голове пугающая мысль.
Человек остановился прямо напротив моей двери и постучал.
Борясь с подступающей паникой, я метнулась вглубь комнаты, лихорадочно ища глазами место, где спрятаться. Не найдя ничего лучшего, я юркнула за занавеску, отделяющую гримерную от будуара. И как раз вовремя. Дверь с шумом отварилась, и я услышала тяжёлые мужские шаги. Недавний страх показался сущим пустяком, по сравнению с тем ужасом, который я испытывала теперь. Это был де Шаньи, я чувствовала!
Тут я заметила, что в занавеске есть маленькая дырочка. Видимо её мне и следовало зашить, - при наличие времени. Стараясь двигаться как можно тише, я припала к ней глазом и чуть не расплакалась от облегчения. По артистической бродил вовсе не Филипп, а тот самый поклонник Чёрного домино – Белое домино. Интересно, они специально выбрали себе такие костюмы? Вероятно, да. Для контраста.
Юноша оказался весьма недурён собой. Дурацкий костюм немного портил общее впечатление, но голубые глаза и нежный румянец на щеках выглядели очень мило. Сама того не желая, я представила себя на месте невесты Эрика. Что бы я сделала, если б передо мной стоял выбор между загадочным мужчиной с безобразным лицом и пышущим красотой и здоровьем юношей? Я не знала. Правда, не знала. Лицо – это ещё не человек. Но ведь есть ещё характер. Я знала Эрика часа три, от силы. Но уже успела увидеть его с разных сторон. И далеко не все из них мне понравились. Воистину, жизнь с таким мужчиной могла обернуться адом. Невооружённым глазом видно, что он сложный, как китайская головоломка. Юноша за занавеской же, напротив, казался простым и чистым как горный родник. И с ним…
Додумать мысль я не успела, ибо в коридоре вновь послышались шаги. На этот раз женские, сомнений не было. Белое домино вздрогнул, и ринулся… Нет-нет-нет! Только не сюда!
Конечно, подлец ринулся именно к будуару. Мысленно ругая Белое домино последними словами, я закрутила головой в поисках нового укрытия. К счастью, оно быстро нашлось. Ветхая ширма с вытканными идиллическими пастушьими сценами подошла как нельзя лучше. Уже не заботясь о соблюдении тишины, я юркнула за неё и уселась на пол. В следующее мгновение в будуар ввалился поклонник Чёрного Домино.
Дверь снова хлопнула, и я услышала усталые шаги, тихий удар и шорох ткани. Мысленно я попыталась представить, что делала пришелица. Получилось, что она вошла, сняла маску, бросила её куда-нибудь на стол и села. То есть, вела себя здесь как хозяйка. Значит, сюда явилась та, ради кого я примерила на себя роль поломойки. Невеста Эрика.
- Бедный Эрик…
Прошептал нежный девичий голос, будто бы в подтверждение моих мыслей. И снова:
– Бедный Эрик.
Белое домино в футе от меня угрюмо задышало. Я и сама едва сдержалась, чтобы не фыркнуть. Конечно, Эрик бедный, если всякие там… куклы расхаживают по опере с другими мужчинами! Внезапно у меня появилась лихая мысль «нечаянно» уронить ширму. Фривольная девица безусловно зашла бы посмотреть, что здесь твориться. И увидела бы своего кавалера и незнакомую девицу, притаившихся в её собственном будуаре!
Никогда ещё не играла роль сердцеедки-разлучницы, но всегда мечтала попробовать себя в этом амплуа. Впрочем, сейчас случай неподходящий. Расстроенная вероломностью возлюбленного, девушка непременно кинулась бы к Эрику в объятья. А этого нам совсем не нужно.
Я задумалась. А почему, собственно, мне претит мысль об их счастье? Расставаясь с Эриком, я готова была его убить, а теперь боюсь, что он свяжет свою жизнь с этой девушкой…
Тем временем Чёрное домино подозрительно притихла, а я почувствовала, что от сиденья в одной позе начали затекать ноги. Изо всех сил напрягая слух, я уловила скрип пера. Служительница муз решила написать письмо? Этого только не хватало! Оставалось только надеяться, что послание окажется не слишком длинным. Долго так я не выдержу.
Увы, канцелярский ангел и теперь меня подвёл. Судя по всему, девица сочиняла не письмо, а роман. В трёх частях. С прологом, эпилогом и несколькими ПостСкриптами. Очевидно, Белое домино тоже устал стоять в одной позе и начал едва слышно переминаться с ноги на ногу. И как только девушка его не услышала? Или напротив – она с самого начала знала, что её поклонник находится за перегородкой? Всё возможно.
Наконец до меня донёсся шорох бумаг. Неужели всё? В тоже мгновение до моих ушей донёсся странный ритмичный звук. Прислушавшись, я поняла, что это приглушённое пение. Наверное, я сходила с ума, но, кажется, оно исходило от самих стен.
Пение становилось все более отчетливым, и вскоре я уже могла понять, что поёт мужчина. А потом разобрала и слова – это была свадебная песня из "Ромео и Джульетты". Голос был потрясающе красив. Мужественный и в то же время удивительно нежный, он покорял своей страстью, силой и возвышенной, непередаваемой красотой. Мягко, и в то же время настойчиво проникания в сознание, он словно обволакивал, уносил куда-то, властно подчиняя своей воле. И в то же время, в нём сквозила какая-то… не то чтобы неуверенность… Скорее надежда. Светлая и в то же время полная отчаяния, словно была последней в жизни.
Каким-то образом голос проникал сквозь стену. Теперь он был рядом с нами, в маленькой артистической.
Внезапно всё стихло. Я едва не застонала от острой, почти физической боли. Ведь так не честно! Я должна слышать ещё… Да, чёрт побери, должна!
Но таинственный певец смолк. И в этой пустой, холодной тишине неестественно громко и как-то даже несуразно прозвучал голос девушки:
- Я здесь, Эрик, я готова. Это вы, мой друг, опоздали.
Эрик! Ну, конечно, кто же ещё мог так петь!
Потрясающей красоты голос зазвучал с новой силой, но совсем иначе. Теперь трагическая надежда уступила место ослепительно яркой радости. В пении Эрика слышался триумф победителя. Его голос, как горная лавина, сметал всё на своём пути, увлекая всё дальше и дальше… вниз7 а может, наверх? Это было трудно понять.
Нормальные люди не способны так петь. Точнее: им нельзя, запрещено, заказано. На такой голос имеют право только высшие существа. Веке в тринадцатом даже за намёк на подобное сжигали бы на костре. Но никакой костёр, даже самый сильный, не шёл ни в какое сравнение с тем пламенем, в котором корчилась моя душа. В устах Эрика даже лёгкая пошловатая мелодия, сплавленная с непритязательными словами, становилась чуть ли не божественным откровением:
«Судьба навечно приковала вас ко мне!»
Да, это была чистая правда. Судьба навечно приковала меня к нему. И не важно, что его слова обращены к этой белокурой кукле - цепь уже не порвать, как бы мне ни хотелось.
Краем уха я уловила, как юноша в белом домино вышел из будуара, но меня это уже не волновало. Пусть делает, что хочет, лишь бы не мешал пению.
«Судьба навечно приковала вас ко мне!»
- Да, Эрик. – Одними губами произнесла я.
Глухой удар и звонкий как колокольчики девичий смех очень органично вплелись в музыку, которая, к моему ужасу начала стихать.
«Судьба навечно приковала вас ко мне!»
Аминь.
В комнате снова повисла тишина, нарушаемая лишь судорожными всхлипами Белого домино. Кажется, я ещё слышала далёкое пение стен. Или оно звучало только в моей голове? Вполне возможно. Интересно, отпустит ли оно меня когда-нибудь, или мне суждено до конца дней своих слышать это чудовищную, нечеловеческую музыку?
Наконец я поняла, что всё действительно стихло, и почувствовала себя совершенно опустошённой. Будто меня выжали, досуха, до капли, как мама обычно выжимает стираные наволочки, перед тем как развесить их в гостиной. Не в силах даже пошевелиться, я сидела на полу, обняв колени руками, и бездумно уставясь в одну точку.
Нечаянно коснувшись щеки, я поняла, что она влажна от слёз. И когда я успела разреветься? Не помню…
Не знаю, сколько времени я провела в этой прострации. Может минуту, а может и час. Но всё когда-нибудь заканчивается. Закончился и мой ступор. Усилием воли я заставила себя подняться на онемевшие ноги и крадучись вышла из-за ширмы. Молодой человек за перегородкой, сидел за туалетным столиком, уронив голову на руки. Плечи его сотрясались от рыданий. Внезапно он оборотил лицо к перегородке и громко спросил:
- Кто этот Эрик?
Моя пустая, как супница после обеда, голова вдруг заработала со скорость экспресса Париж-Стамбул. Этот юноша не на шутку влюблён в Чёрное домино. И, похоже, готов сделать все, дабы обрести счастье со своей возлюбленной. А я… я пока не знала, на что готова ради Эрика… Сейчас, немного придя в себя от дурмана его голоса, я даже не была уверена, хочу ли быть на что-то готовой ради этого мужчины. Однако упускать возможность выяснить побольше о Чёрном домино не следовало.
- Я бы тоже хотела узнать, кто он. – Сказала я, отодвигая занавеску.
Мое появление вышло весьма эффектным. От неожиданности юноша чуть не свалился со стула и выглядел так, будто увидел настоящее привидение.
- Добрый вечер. – Вежливо поздоровалась я, пока он хватал открытым ртом воздух.
- Д-добрый. – Пробормотал молодой человек. – Я не покажусь чересчур бестактным, если спрошу, кто вы и как тут оказались?
Я прижала руку к груди.
- Даю честное слово, также как и вы – вошла через дверь.
- Простите, это был не самый умный вопрос. – Улыбнулся юноша, явив очаровательные ямочки на щеках. – Простите ещё раз, я не представился. – Он поднялся со стула и отвесил изящный поклон. – Виконт Рауль де Шаньи к вашим услугам.
На мгновение мне показалось, что земля уходит из-под ног. Де Шаньи? Он – де Шаньи?!! Чтобы не упасть, я схватилась за занавеску, но та, не выдержав моего веса, оборвалась, и я полетела на пол, запутавшись в ветхой ткани.
- Мадемуазель, вам плохо? – Воскликнул виконт с неподдельной тревогой в голосе. Оттолкнув стул, он бросился ко мне. – Позвольте, я помогу вам!
- Не приближайтесь! – Взвизгнула я, выставляя вперёд руку.
Опешив, юноша замер в нерешительности, явно не разумея, что он сделал не так. Я же в это время лихорадочно выпутывалась из занавески и оправляла верхнюю юбку, открывшую кружевные панталоны. Одновременно я лихорадочно соображала, чем может грозить мне новое знакомство. Де Шаньи! Вероятно, молодой человек является родственником Филиппа, но не близким, иначе негодяй непременно предложил бы ему участвовать в своих безобразных забавах. И если я не раскрою молодому человеку своего имени, то он, в свою очередь, не расскажет Филиппу, что видел меня в опере. А если и расскажет, то ни мне, ни подругам всё равно не о чем беспокоиться. Благо «гарантии» находятся у меня.
- Простите, я иногда бываю такой неловкой. – Нервно улыбнулась я. – Вы кажется, были так любезны, что предложили свою помощь...
Я манерно, как учила Катрин, протянула руку вверх, и всё ещё немного испуганный Рауль схватился за неё. Не без труда он поставил меня на ноги и усадил на стул около туалетного столика.
Некоторое время мы молча изучали друг друга, при этом юноша явно испытывал неловкость. Не обучен, видимо, общению с дамами, бедняжка. Прямо как я – с кавалерами.
- Так значит, ваша фамилия де Шаньи. – Прервала я молчание.
Молодой человек кивнул, радуясь что неловкая пауза наконец закончилась.
- Да. Возможно, вы знаете моего брата. Его имя Филипп, он известный человек в обществе.
Я судорожно вцепилась в сиденье стула.
- Нет, не имела такого счастья. Вы с ним верно очень дружны?
Рауль замялся.
- После смерти родителей он заменил мне отца. Но не могу сказать, что мы особенно близки. Видите ли, меня долгое время не было в Париже. И, конечно, за время моего отсутствия многое изменилось. В том числе и в наших отношениях. Но… вы так и не назвали вашего имени.
Я улыбнулась.
- И не назову. Уж простите, но в силу некоторых обстоятельств я не должна этого делать. Слишком уж высоки ставки. – Для вящей убедительности я кивнула. – Да, слишком высоки. Могу лишь сказать, что нахожусь здесь по заданию Сюртэ.
Юноша хлопнул светлыми ресницами, слипшимися от слёз.
- Но зачем? Или это тоже тайна?
Я задумалась. Наверное, не будет беды, если виконт узнает о моём интересе к Эрику. Природу-то этого интереса я всё равно не раскрою.
- Я здесь из-за человека, который носит имя Эрик.
- Вы знаете его?! - Воскликнул Рауль. - Кто он?! Что ему нужно от Кристины Дааэ?!
Я мысленно потирала руки. Всё-таки не зря мне пришла в голову умная мысль – показаться Белому домино. Всего несколько минут, - и мне уже известно имя девушки. Осталось лишь узнать кто она такая. Вне всякого сомнения, Кристина служит здесь, в опере…
Внезапно я вспомнила. Как-то я видела пару тумб с афишами оперы «Фауст». На них ещё была намалёвана белокурая девица, в свободном тёмном платье, а внизу красовалась надпись «Кристина Дааэ».
Значит, Эрик увлёкся оперной дивой. Что ж, этого следовало ожидать. С таким голосом и таким лицом, он мог обратить внимание – почему-то мне ужасно не хотелось, даже мысленно произносить слово «влюбился» - только в чрезвычайно талантливую девушку и, вероятно, красивую.
Я посмотрела на расстроенного юношу.
- Что ж, давайте попробуем разобраться вместе. Признайтесь, вас привела сюда надежда увидеться с прелестницей в чёрном домино, с которой вы так мило ворковали в фойе балета?
- Да… - Глухо ответил юноша. – Только я опоздал. Она исчезла… Растворилась в воздухе, понимаете?! Ах, вы не верите мне…
- Отчего же, верю.
- Тогда послушайте, мадемуазель. Я в полном замешательстве. Я чувствую, что попал в какую-то ужасную паутину интриг, и не могу понять, что за роль в ней отведена мне и Кристине. Кто она, жертва или напротив, расчётливая дря… женщина, готовая играть чужими чувствами ради собственной забавы?! Мадемуазель, возможно, вы сумеете разобраться в этом лучше меня, вы всё-таки женщина...
Я мысленно пожала плечами. Однако, у нас с молодым виконтом много общего. Я испытывала примерно те же чувства, хотя знала об Эрике больше, чем он.
- Я готова помочь, мсье, только объясните, в чем причина ваших страданий.
- Я влюблён, мадемуазель. И не испытывал подобного никогда в жизни, но Кристина… Она чего-то не договаривает, в её жизни есть какая-то тайна. Другой мужчина, которого бедняжка боится, но почему-то не может оставить. Вдруг она действительно любит его? Если это так, по мне уж лучше броситься в Сену, чем дальше испытывать такую муку!
Я про себя облизнулась, как кошка, учуявшая мышь. Ах как интересно! Значит, боится и не может оставить одновременно? Что ж, уже неплохо.
- Не смейте никуда бросаться! Она любит вас, сударь. – Уверенно сказала я. – Однако мы – женщины, не всегда готовы признаться в своих чувствах так прямо. А ещё мы любим интриговать своих поклонников, чтобы усилить интерес к себе. Есть у нас такая маленькая слабость.
Для вящей убедительности я тихонько похихикала. Но, похоже, собеседник не разделял моего веселья.
- Вы хотите сказать, что она лжёт мне?! – Вскинулся он.
- Нет-нет. – Испугалась я. – Ни в коем случае! Ваша возлюбленная попала под дурное влияние ужасного человека, который играет с ней, как с… тряпичной куклой. Как с марионеткой пустоголовой! У которой вместо мозгов твёрдое дерево.
Для наглядности я постучала костяшками пальцев по темной полированной столешнице.
- Но вы только что сказали, что играет именно она…
- Я ошиблась. Мы – женщины часто ошибаемся. В отличие от вас, мужчин. Только вы способны направить нас на путь истинный, помочь найти свет в конце туннеля, объяснить, что делать в трудной ситуации, простить и образумить.
Кажется, я несла уже полную околесицу. Но Рауль был настолько поглощён своим горем, что ничего не замечал. Или мужчинам свойственно принимать любые, даже самые грубые комплименты за чистую монету?
- И потому, сударь, вы обязаны помочь вашей возлюбленной. – Продолжила я. - Протяните ей руку помощи, вы же мужчина! Мужчина, я спрашиваю?
- Да… - Неуверенно пробормотал Рауль.
- Так спасайте же её!
Я стукнула ладонью по столику, так сильно, что мсье де Шаньи вздрогнул.
- Но как? От кого… От этого Эрика?
- Возможно, и от него. – Задумчиво протянула я. – Расскажите обо всех странностях, происходящих с Кристиной, и мы вместе попробуем понять, кто может быть тому причиной.
И Рауль начал свой рассказ, перемежаемый проклятьями, страстными словами любви и полузадушенными всхлипами. Сначала я слушала, отчаянно борясь с зевотой, но по мере повествования сон как рукой сняло. А когда история дошла до происшествии в Перрос-Гереке, едва сдержалась от гневных восклицаний.
Признаться, история показалась мне омерзительной. Я знаю о любви только из романов и рассказов подруг, но ни в одной книжке или сплетне отчаянный влюблённый не отправлялся на кладбище, чтобы дурить голову своей избраннице игрой на скрипке. Это же низко, в самом деле! Впрочем, человеку с лицом Эрика, если это действительно был он, такое, наверное, простительно…
Но нет. Даже в его случае, это непозволительная подлость.
Я так разозлилась, что всерьёз захотела стать купидоном для виконта и певицы, именно ради их счастья, а не преследуя свои ужасные, низменные цели.
Когда Рауль закончил свой рассказ и немного успокоился, мы вышли из гримёрной и, минуя коридор, спустились по лестнице в холл. По дороге юноша говорил что-то ещё о своей любви к Кристине, но я его почти не слушала, глядя на людей в опере. Маски продолжали веселиться, так же как и прежде, но теперь они не вызывали у меня ничего кроме удивления. Я ловила себя на мысли, что не могу воспринимать их как живых людей. Скорее, как картонных кукол, бездушных марионеток, чьи нити тянулись вверх, в непроглядную тьму, к чьим-то тонким и удивительно красивым пальцам.
Впрочем, странное ощущение нереальности происходящего прошло уже в гардеробе, когда молодой де Шаньи помогал мне надеть накидку.
- Вы позволите вас отвезти? – Спросил юноша на заснеженных ступенях оперы. – Мой экипаж стоит у ротонды, и если вы подождёте несколько минут…
- Нет-нет. – Виконту не стоило знать, где я живу, так спокойней как-то. – Я найму фиакр.
Рауль не упорствовал.
- Что ж, в таком случае жду вас через два дня, в Кафе Де Ла Пэ ровно в семь вечера. Если вы согласны объединить наши усилия.
- Согласна. - Кивнула я. – И, безусловно, буду там.
Галантно поклонившись, виконт отбыл в сторону ротонды. А я засеменила в сторону вереницы наёмных экипажей, мечтающих предоставить участникам маскарада свои скромные услуги. Сговорившись с кучером, я влезла в фиакр и мы тронулись в путь.
Повинуясь внезапному желанию, я попросила остановиться возле Кафе де Ла Пэ. Выбравшись из экипажа, я оглянулась на оперу. Огромная, с десятками светящихся окон, она чем-то напоминала многоглазое чудовище, в чреве которого копошились мелкие и ужасно голодные паразиты. Наверное, каждый из них чувствовал себя чуть ли не властелином вселенной, венцом мироздания, относясь к каменному исполину Гарнье не более, чем к временному пристанищу, груде камней - холодных и бездушных. Я тоже так думала, как же иначе? Но сейчас, глядя из морозной ночи на сияющую огнями оперу, я уже не была в этом так уверена. Сей храм искусства был живым, я это чувствовала. И он только терпел всех нас у себя внутри, как легендарное морское чудовище из «Тысячи и одной ночи», поглощавшее корабли. Но в один прекрасный момент его терпение могло лопнуть. И горе тем, кто станет свидетелями или жертвами его гнева, ибо гнев чудовищ – ужасная вещь. Особенно вот таких, прекрасных и сильных.
От пугающей мысли я почувствовала, что задыхаюсь, и одним рывком сорвала маску. Зелёная бабочка мягко опустилась в сугроб. Ледяной ветер тут же кинул на неё пригоршню искрящихся в лунном свете снежинок. Наверное, к утру она исчезнет под слоем снега, как и все воспоминания о празднике «любви и свободы»…
Пожалуй так всё и будет, если только… Если только у меня не хватит смелости не забывать.
Вся моя жизнь, была подчинена простым, строгим и логичным правилам. Я не допускала до себя и толики Приключения, да и как я могла, если вдуматься. Но этот вечер словно бы открыл мне ещё одну дверь, которая, поманив, тут же закрылась. За эту ночь я пережила больше, чем за все минувшие двадцать лет. И еще смертельно пугала мысль, что все последующие годы мне придётся лишь вспоминать один единственный вечер в опере, потому что ничего более захватывающего со мной уже не произойдёт.
Хочу ли я этого? Чёрта с два! Теперь у меня есть цель. И я не успокоюсь, пока не суну свой любопытный нос в каждый закоулок этого сверкающего огнями здания. Пока не узнаю всё до мельчайших подробностей. Пока не увижу хотя бы еще раз человека с прекрасным голосом и безобразным лицом…
И я это сделаю, черт возьми! Иначе буду жалеть всю оставшуюся жизнь.
Конец
Отредактировано Мышь (2007-06-27 22:07:43)
), то пусть знает, что в нём они есть. Да. 
), и многое забылось. 
тоесть продолжения не будет?
