Обещанный кусочек. Недописанный. Совсем кроха.

- Скажите, вы на меня очень сердитесь? – проговорил он наконец, не меняя позы.

- А сам ты как думаешь? – ответил я сухо.

Он тяжело вздохнул.

- Значит, очень… Вот и мама говорит, что я хорошего человека обидел, - мальчик вновь замолчал, не отрывая от воды удручённого взгляда, и вдруг резко развернулся ко мне и пытливо посмотрел мне в глаза. – А вы и правда хороший человек?

Я несколько опешил от такой прямоты.

- Не знаю. Об этом не мне судить.

Он сердито тряхнул головой.

- Это не ответ.

«Маленький наглец», - подумал я про себя, однако мои губы помимо воли произнесли:

- По крайней мере, я стараюсь быть хорошим.

Кристиан серьёзно кивнул.

- Понимаю… Вот и папа старается. Вы зря о нём плохо думаете.

Внезапно в моей уснувшей душе шевельнулось забытое раздражение.

- А я совсем ничего не думаю, - бросил я резко. – Мой рассудок отказывается понимать этот бред. Весь опыт моей жизни говорит мне, что существуют Добро и Зло, Божий Закон и законы природы, а теперь меня пытаются убедить, что небо зелёное, а трава голубая, что тёплый воздух опускается книзу, а солнце восходит на западе!.. Что ж, если так, тогда, действительно, Эрик – ангел небесный, а я коварнейший из злодеев!.. Ты это хотел мне сказать?

Я перевёл дыхание и лишь тогда сообразил, что моя неожиданно пылкая речь, должно быть, слишком сложна для сознания ребёнка. Однако во взгляде Кристиана я увидел не растерянность, а непонятную мне надежду, почти радость.

- Да будет вам, - заговорил он с явным облегчением, - вы не злодеи и не ангелы, а люди… И я вот то же самое чувствую. Я ведь про вас давно знаю, уже года два. И я думал про вас… много чего думал, а оказалось всё по-другому. Так что для меня мир тоже словно встал с ног на голову.

- И что же ты думал? – спросил я, невольно увлекаясь этим странным разговором.

Мальчик слегка смутился.

- Ну, я вам тогда уже говорил… Я ведь как представлял: раз вы аристократ, то непременно этакий избалованный белоручка, а у вас вот лицо обветренное, и я начал читать вашу книгу об Арктике и понял, что будь вы неженкой, вам бы там нипочём не выдержать.

- Которую из моих книг? – уточнил я. – У меня их несколько.

- Ту, что вы написали для юношества – «Два года в полярных льдах», папа сказал, она интереснее всех и в ней много рисунков. Только вы не подумайте, я и взрослые книги могу читать, без картинок, просто…

Но я уже перебил его:

- Эрик позволил тебе читать мою книгу?

Мальчик усмехнулся, совсем по-отцовски.

- Позволил, вернее, он сам её дал. У него ведь про вас чего только нет: и книги, и научные доклады, и статьи из газет.

- Невероятно, - я едва мог поверить своим ушам.

Кристиан снова кивнул.

- Вот и я вообразить не мог, что вы… ну, например, способны любить музыку.

- Отчего же?

- Да я думал, раз вы с папой враги, то у вас ничего не может быть общего… Скажите, а вы правда учились музыке?

- Конечно же, учился, как все дети моего круга, и удивляться тут нечему, - пояснил я и тут же пожалел о сказанном, ибо при словах «моего круга» Кристиан болезненно сморщился и тряхнул головой.

Однако спорить со мной он не стал.

- Да, но мама говорит, что вам давал уроки мой дедушка, и что вы умеете играть на скрипке.

- Не знаю, умею ли, - произнёс я, - мы занимались с ним всего одно лето. – И, не удержавшись, добавил: - А вот на фортепиано я играл неплохо – до школы Борда. Я лет пятнадцать не садился за инструмент.

Его глаза широко распахнулись.

- Надо же! Так вы, может быть, и поёте?

- Так, как твой отец – нет. Но в хоре когда-то я пел.

- Когда-то.., - повторил он задумчиво. – А теперь?

- А теперь, Кристиан, - ответил я, начиная уже сердиться, но не желая молчать, - я не играю, не пою и не слушаю музыки – вот уже десять лет. И не спрашивай меня, почему.

- Зря вы так, - сказал мальчик тихо. – Папа говорит, музыка даже умирающего возвращает к жизни. Не стоит её отвергать. Да вы к ней уже и вернулись – вы же целый месяц ездили в Оперу.

- А ты всегда указываешь взрослым, что им делать? – спросил я его с досадой.

Он вновь недовольно наморщил нос.

- Ну вот, и вы такой же… Не понимаю, какая разница: ребёнок, взрослый – главное, что мы люди. А два человека всегда найдут, что им сказать друг другу.

- Очень хорошо, - подхватил я, - потому что если у тебя есть, что мне сказать, то и мне есть, о чём тебя спросить… Скажи мне, это ты шпионил за мной всю неделю?

- Ну что вы, - живо возразил Кристиан, - и вовсе не всю неделю, когда мне? Я же учусь до обеда, а бывает, и дольше, я не могу целый день за вами следить. Это Надир-хан с Дариусом, а я только час или два, после уроков.

- И тебе не стыдно? – спросил я его сурово.

Кристиан вздохнул.

- Стыдно. Я знаю, что подсматривать нехорошо. Но только, понимаете, когда мне мама велела перед вами извиниться, я ей всё пытался объяснить, что не могу, а она возразила: «Раз ты сумел наговорить человеку обидных слов, значит, сможешь сказать и хорошие».  Я тогда пошёл к папе, думал, он маму переубедит, говорю: «Мама хочет, чтобы я извинился перед капитаном Шаньи», а папа мне: «Если мама сказала, значит, надо извиниться». Я снова к маме, спрашиваю: «Ну, хорошо, только как я его найду?» «Вот тебе адрес, съездите с Надир-ханом, отыщете его, если он не дома, и ты попросишь у него прощения». Я решил послушаться, и не только чтобы маму не огорчать, но и потому, что подумал, а не понаблюдать ли мне сначала немного за вами, вдруг я узнаю про вас что-то плохое, вернусь и расскажу маме, и она поймёт, что вы не стóите того, чтобы просить у вас прощения.

- И Надир-хан согласился? – спросил я, обескураженный его откровенностью.

Кристиан подтянулся на руках и уселся на парапет.

- Ну, не сразу, но всё-таки я его уговорил. Ведь он много лет разыскивал разных людей, а теперь он в отставке, заняться ему почти нечем, а Надир-хан не любит без дела сидеть… Вообще-то он обычно за папой следит – знаете ли, просто по привычке, а папа последние дни сочиняет, так что с ним даже не поговоришь, а Надир-хану скучно… Так что мы ходили и ездили за вами до самой ночи, но так и не узнали про вас ничего дурного, и тогда я предложил ещё за вами понаблюдать. Вот мы за вами целую неделю и шпионили по очереди, но всё без толку. Ничего нехорошего мы не выяснили про вас: и подозрительных знакомых у вас нет, и деньгами вы не сорите, и не напиваетесь, даже трубку – и ту не курите. Меня это больше всего поразило.

- Почему?

- А я думал, что все капитаны – любители трубок… А вчера мы наблюдали за вами, как вы у сестры в саду с племянниками играли почти полдня - совсем, как мы с папой. Я ведь даже представить не мог такого.

Seraphine, Vika SP, Марти, Alekstraza, Donna, Astarta, спасибо вам всем большое за такие тёплые слова. :give: Просто бальзам на душу.
Марти, для меня любимый и лучший пример отношений между родителями и детьми в искусстве - "Убить пересмешника" Харпер Ли (и книга, и замечательный старый ч/б фильм с Грегори Пеком). Там хотя действие происходит и не так давно, как в моём фике, но всё-таки ещё до 2-й мировой войны, но дети находятся рядом с отцом даже в самых принципиальных и критических, совсем недетских ситуациях. И разговоры ведут очень откровенные.
А Кристиан у меня ещё не со всех сторон пока раскрылся. И вообще, если всё получится, то у меня ещё будет в этом фике для вас сюрприз.

Donna, зато Аттикус очень близок духовно к Ренару у Марти, они одной породы. А вообще-то это почти идеал, у меня если кто-то как-то ему и соответствует, то только Перс, пожалуй, и то не в полной мере.
Марти, бывает, это не дремучесть, а особенности восприятия, у меня вот так всю жизнь не идёт Толстой (всё творчество целиком), а Достоевского читаю чуть ли не с открытым от восторга ртом.