2

Мадам Ф. встречала гостью на крыльце.

- Дорогая, прошу извинить нас за то, что эта поездка обернулась столь глубоким потрясением для вашего сына! – с искренним сожалением проговорила она после обмена приветствиями. – Поверьте, мы сделали всё возможное, чтобы исключить их нежелательные прогулки, но эти мальчики… Вы же знаете, в их возрасте они думают только о приключениях.

Гостья печально улыбнулась и мягко взяла её за руку.

- Не беспокойтесь, Адель, вам не нужно ни в чём извиняться. Я знаю, никто не сможет удержать моего сына, если он захочет чего-нибудь. Но расскажите мне, как он?

- О, моя дорогая, ваш Кристиан вёл себя совершенно как взрослый. Он рассказал мне всё, на удивление спокойно, попросил немедленно позвать комиссара и кюре, очень чётко ответил на все их вопросы… Ах, Кристина, он даже вызвался проводить их до этого страшного места, и мы втроём едва смогли убедить его, что в этом нет необходимости, - его описания были достаточно подробны, чтобы комиссар смог найти тело сам.

- Очень хорошо, Адель, - кивнула Кристина. – Ему совсем не стоит видеть это снова.

- Именно, именно так, дорогая! – подхватила Адель, провожая гостью в дом. – не стоит, как бы он ни храбрился. Знаете, Кристиан очень долго беседовал с нашим кюре, и теперь отец Августин хотел бы переговорить с вами лично.

- Конечно, Адель.

- Он ждёт вас.

- Так вот вы какая, мадам Даэ, - тихо сказал пожилой священник, с отеческой лаской окинув взглядом стройную фигуру молодой белокурой женщины с прозрачными голубыми глазами. – Я прежде видел вас лишь на страницах газет.

- Похоже, я вас чем-то удивила, отец Августин, - отвечала та, усаживаясь в кресло.

- Я полагал обнаружить у вас сходство с сыном. Близость ваших имён ввела меня в заблуждение.

- Что ж, тогда вы должны быть разочарованы, - слегка улыбнулась Кристина. – Мой сын чрезвычайно похож на отца.

- Кто выбрал для него такое имя?

- Мой муж.

- И взял себе вашу фамилию, - пробормотал кюре. – Очевидно, супруг очень вас любит… А вот каковы его отношения с сыном?

В ясных светлых глазах появилось встревоженное внимание.

- Почему об этом спросили, отец Августин?

- Ваш сын довольно общительный мальчик, но стоит задать ему даже самый простейший вопрос об отце, как он мгновенно замыкается.

- Ах, вот что! – Кристина облегчённо вздохнула. – Не беспокойтесь, отец Августин. Это как раз хороший признак. Кристиан знает, что его отцу неприятно, когда его обсуждают с кем-то, даже со священником. И мы оба, мой сын и я, уважаем его желание.

- Я понимаю, мадам Даэ. Но я спросил не из праздного любопытства. После разговора с комиссаром ваш сын подошёл ко мне и засыпал меня вопросами о милосердии Господа, о смерти и загробной жизни. Затем он попросил меня научить его заупокойной молитве. Из его расспросов я понял, что вы иногда беседуете с ним о вере, но ваш супруг, по-видимому, избегает подобных разговоров, хотя они чрезвычайно необходимы для вашего сына.

Кристина не отвечала, и он продолжал:

- Я понял также, что ваш муж не посещает церковь. Скажите мне, он атеист?

- Нет, отец Августин. У моего мужа своеобразные отношения с Богом, но я уже сказала вам, что не могу говорить о нём, даже с вами. Прошу вас простить меня, - голос спокойный, но твёрдый.

- Я ценю вашу преданность мужу, мадам, - склонил голову священник. – Я задал вам этот вопрос потому, что ваш сын остро нуждается в серьёзных беседах о Боге, особенно после сегодняшнего случая. Конечно, мальчик вёл себя очень мужественно, но, тем не менее, чувствуется, что он глубоко потрясён. Всё-таки это крайне тягостное зрелище, даже для такого опытного и глубоко верующего человека, как я. А ваш Кристиан, как бы ни опережал он в развитии своих сверстников, пока остаётся ребёнком. Ему необходимы ваше участие и пристальное внимание к самым тайным тревогам его души. Один он не справится с ними.

- Мы справимся вместе, все втроём, отец Августин.

- Мадам Даэ, - священник пристальней взглянул в чистые голубые глаза, - от вас веет такой гармонией и покоем, что я не уверен, в полной ли мере вы осознаёте, насколько пылкий, порывистый, я бы даже сказал, необузданный темперамент даровал Господь вашему сыну, и насколько велики его сокровенные страхи. Беседуя с ним, я ощутил, что его не испугало само зрелище смерти, как это случилось бы с любым малышом его возраста. И, тем не менее, он боится. Ваш сын панически боится потерять какого-то близкого человека, и у меня сложилось впечатление, что этот человек – его отец.

По мере того, как он говорил, в ещё недавно безмятежных глазах проявлялось всё больше горечи, но ни оттенка недоумения.

- Вы правы, вы во всём правы, отец Августин, - печально сказала Кристина, - но ваши слова для меня не новость. Конечно, мы с сыном – люди разного склада, но его характер мне известен, как и его тревоги. И поверьте, я делаю всё возможное, чтобы облегчить их. И сейчас я приехала именно для того, чтобы быть с моим сыном и, если он того захочет, увезти его домой… Где сейчас Кристиан?

Отредактировано amargo (2008-07-31 21:30:33)

4

Когда они подъезжают к воротам, уже царит ночь. Он помогает маме спуститься и, разглядев во тьме спешащего из флигеля слугу, взволнованно спрашивает:

- Мама, Дариус проводит тебя. Можно, я побегу скорей к папе?

- Беги, дорогой.

Он горячо целует её в щёку и мчится вперёд по дорожке. Вот и глухая стена, разделяющая сад на две половины, вот плотно закрытая дверь и, наконец, потаённый выступ, найти который несведущему человеку практически невозможно. Дверь отворяется, и он бежит дальше. Один поворот, качели, второй поворот, дуб с крошечным наблюдательным пунктом, в который папа всегда не забирался – взлетал, как будто именно он был мальчишкой… Бедный папа! В его детстве не было ни качелей, ни домиков на деревьях, ни товарищей для игр. Да и сейчас у него немного близких людей: старый знакомый, который однажды пробрался в его дом с пистолетом, а потом стал писать о нём мемуары только для того, чтобы отнести их в полицию, любимая жена, в чувствах которой он никогда не был уверен, и ещё он – его сын. Он его сын и будет на его стороне, что бы ни произошло. И папа должен это знать.

Окна дома темны. Хорошо это или плохо? Правда, папе свет не очень-то нужен, но он ведь знает, что они вот-вот вернутся. Или он опять им не верит, опять думает, что они могут его покинуть?..

Он торопливо нащупывает кнопку звонка, и под быстрыми движениями его пальцев оживает мелодия. Эту мелодию сочинил папа, и сейчас он поймёт, что ничего страшного не случилось – его сын, наконец, вернулся домой, и ему не нужно другого дома и другого отца.

Дверь приоткрывается, совсем бесшумно. Во мраке коридора сияет не лампа – два золотых огонька, живых, полных почти осязаемой боли – глаза его папы. Забыв поздороваться, он кидается ему на шею.

- Милый папа, я тебя так люблю!

Тонкие руки цепко сжимают его в объятиях. «Мёртвая хватка» - это про его папу.

- Я тоже тебя люблю, - отвечает папа с трудом, как будто забыл, как произносятся звуки. Голос слегка приглушён… Он что, надел маску?

- Что с тобой случилось, папа?

- А что со мной может случиться? – папа уже справился с собой, фраза звучит, как песня, только какая-то невесёлая, с горькой иронией. 

- Ты чем-то расстроен. Скажи мне, что тебя огорчило?

- Это секрет Эрика, не твой.

- Если ты расскажешь мне, то будешь уже не один. Нас станет двое, папа!.. А, может, и трое, если ты поделишься с мамой.

Папа резко размыкает объятия. Но он не обижается, он знает, папа просто пытается скрыть, в какой трепет приводит его любое упоминание о маме.

- Кристина вернулась? – спрашивает папа, отведя глаза.

(Какой странный вопрос! Ведь мама отсутствовала всего один день).

- Да, папа. Они с Дариусом сейчас разбирают багаж.

Папа шумно вздыхает. «Как тюлень», писал в своих записках Надир-хан. Неужели никакие слова не могут его утешить?

- Папа, это же я, твой сын! Зачем ты от меня прячешься? Зачем тебе маска?

Неожиданно папа взрывается:

- Где здесь ты видишь папу?.. Тебе нужен другой отец – живой, настоящий, от которого никто не отворачивается в ужасе, который может, не пряча лицо, зайти в твой лицей, который.., - папа с нечеловеческой силой встряхивает его за плечи. – Только не надо лгать мне, не надо говорить, что после того, как сегодня утром ты вдоволь налюбовался на полуразложившийся труп, тебе будет приятно видеть меня без маски! Не надо превращать меня в инвалида, который может рассыпаться в прах от слова правды!.. Неделя страданий Эрика убила бы любого представителя рода человеческого, но Эрик всё ещё существует – хотя это противоречит всем законам природы!

- Я знаю, папа, - произносит он спокойно, когда папа выдыхается.

В золотых глазах появляется какое-то ошалевшее выражение. Он находит в темноте холодную папину ладонь, такую же тонкую, как его детская рука, крепко сжимает её и решительно тащит папу за собой в гостиную. Здесь немного светлее, и ему почти сразу удаётся разглядеть их любимый персидский диван и усадить на него папу рядом с собой.

- Папа, ты слышал, что я тебе сказал? – спрашивает он, не выпуская ледяные пальцы. – Ты ведёшь себя так, как будто ты по-прежнему один в мире, но ведь на самом деле нас двое… И ещё я хочу, чтобы ты знал: я спросил сегодня маму, и она дала мне слово, что любит тебя и никогда не покинет.

- Я уже слышал такие клятвы, Кристиан, - устало говорит папа.

- Ты не веришь маме?

- Я не верю даже себе.

- Я помню, папа: «Клятвы даются для того, чтобы ловить в капкан глупцов и ничтожеств!»

Папа срывается с места, глаза из огоньков превращаются в молнии.

- К чёрту Надира! Я засуну ему в глотку эти проклятые мемуары!

- Очень поучительные и увлекательные мемуары, папа, - он тянет его за руку к себе.

- Из-за них ты узнал слишком много такого, что детям совсем не следует знать, - папа ещё весь дрожит от гнева.

- Нет, папа, благодаря им у тебя появился ещё один друг, который любит тебя таким, какой ты есть, и этот друг – я… Ведь мы друзья, папа?

- Допустим.

- Папа, ты мне сказал очень много обидных вещей. Но я не могу на тебя обижаться. Я хочу, чтобы ты понял: во-первых, ты живой и настоящий, во-вторых, мне не нужно другого папы, и на твоё лицо мне смотреть намного приятней, чем на эти дурацкие маски. Это и есть моя правда, другой у меня нет.

Папа долго молчит, но он чувствует, что тот слегка успокоился. Наконец, жгучий свет в золотых глазах становится мягким, и он обнимает папу за узкие плечи.

- Папа, мир? – требовательно спрашивает он.

- Мир, - отвечает папа рассеянно, как будто одновременно прислушивается к чему-то.

- Тогда, пожалуйста, скажи, что произошло.

Гробовое безмолвие. Но папу что-то гнетёт, он уверен.

- Папа, если ты что-то натворил, мы просто не будем говорить маме, и она ничего не узнает.

- Я ничего не натворил, - возражает папа мрачно. – И скрыть мы тоже ничего не сможем, - добавляет он тихо, почти про себя, - об этом напечатано во всех газетах.

- О чём напечатано во всех газетах, папа?

- Ты говоришь, что ты мой друг, Кристиан?

- Да, папа.

- И ты думаешь, что уже взрослый?

- Я?.. Ну, конечно.

- Тогда читай сам!

Не выпуская его руки, папа в два шага пересекает гостиную и распахивает дверь в кабинет. Щелчок выключателя, и в ослепляющем электрическом свете становится очевиден беспорядок, обычный для периодов папиного сочинительства, только вместо нотных листов на полу, рояле и всех предметах мебели рассыпаны обрывки парижских газет. Несколько листов скомкано в шары, пара уцелевших номеров заброшена за кресло. Он присаживается на корточки, подбирает один измятый клочок, другой, извлекает сохранившиеся газеты. «Отважный путешественник», «рыцарь науки», «героический полярный исследователь», «триумфальное возвращение в Париж» - и везде одно, одно и то же имя…

- О, папа! – потрясённо выдыхает он.

Папа торжественно возвышается над сугробами бумажных хлопьев – длинная, как хлыст, фигура в чёрной маске, руки по-наполеоновски скрещены на груди. Как же ему хочется научиться выглядеть так же величественно, научиться выдерживать любые удары судьбы, научиться сочинять прекраснейшую в мире музыку, научиться…

- Читай, читай! – почти приказывает папа.

Он послушно усаживается прямо на пол и погружается в чтение, всё глубже и глубже, всё с большей и большей тревогой. Как сквозь сон, доносится до него мамин голос, бесшумно проскальзывает мимо папа, и плотно закрывается дверь. А он всё пожирает глазами строки, и папино беспокойство всё сильней и сильней овладевает им самим…

Отредактировано amargo (2009-02-07 21:35:03)

Изольда, Astarta, Ангел в Аду, Alekstraza, спасибо!
Я рада, что меня не стали "бить" за такое внимание к Раулю. Тем более, что дальше весь текст до самого конца пойдёт от его имени. Только прода будет лишь через несколько дней - у меня заканчивается отпуск, и я стараюсь написать побольше, а делаю я это не в компьютере, а дедовским способом - ручкой за письменным столом.  %#-) Уж потерпите, пожалуйста.

Ангел в Аду

Я этот роман не читала, но знаю о нём и одно время раздумывала, не взять ли мне для мальчика другое имя. Но просто не смогла представить, чтобы Эрик колебался, как назвать сына. ИМХО, это имя самое естественное.

Iris, спасибо  Правда, не знаю, как будет текст восприниматься дальше. Он будет написан в другом стиле, примерно как у Леру.