Вот. Еще .
____________________________________________________________

Вылив остатки из бутылки в бокал, я пригубил выдохшееся тепловатое шампанское и, вздохнув, откинулся на спинку дивана. Длинный день кончался, и я только сейчас почувствовал, насколько устал. Устал…

«Ну, а дальше-то что? Не хочешь же ты сказать, что весь твой опыт ограничивается этим сомнительным приключением?» О небо! Он все еще тут! «Что ты от меня хочешь? Можно подумать, что ты — это не я и тебя не было рядом во время всех моих приключений». — «Давай, давай… Ты так трогательно рассказываешь… Переходи ко второму разу, не тяни».

Второму? Что ж… Да, был второй раз. Правда, он мало чем отличался от первого… Нет, отличия, конечно, были. Прежде всего, в географии. Да и Эрик ко второму разу стал несколько старше и храбрее… Однако это мало что изменило.

Вторая попытка состоялась годами тремя-четырьмя позже, в Нижнем Новгороде, дня через два после того знаменательного события в зеркальной комнате, когда Эрик в течение нескольких минут держал на руках бесчувственную женщину… Девушку… Девочку?.. Впрочем, какая разница? Мне никак не удавалось забыть тех ощущений, того невообразимого состояния, в которое привело меня соприкосновение с этой доверчивой юной плотью, и, промаявшись пару дней, я в конце концов отважился на повторный эксперимент.

В тот вечер весь нижегородский бомонд собирался у генерал-губернатора, дававшего прием по случаю открытия ярмарки. Я тоже был удостоен сей великой чести: приглашение выхлопотал мне полковник Батурин, которого немало раздосадовал мой категорический отказ им воспользоваться. Он пытался меня уговаривать, но я был непреклонен, ибо уже имел на тот вечер иные планы.

Когда именитые гости съехались под крышу губернаторского особняка, я отправился к реке, к пароходной пристани. Вооруженный некоторым опытом, приобретенным благодаря распутнику Альфредо, я храбро прошел внутрь аляповатого дома из красного кирпича, о назначении которого нельзя было не догадаться. На этот раз мне самому предложили выбрать девицу, и я остановился на юном, нелепом конопатом создании, разряженном и размалеванном как кукла. Тогда мне казалось, что я действую спонтанно, по наитию, но теперь-то я понимаю, что всему виной было неуловимое сходство этого падшего существа с бедной дурочкой, которую за несколько дней до того я держал на руках, а потом утешал, сидя на полу в своем зачарованном замке. Нет, она не была похожа на нее лицом — боже упаси! Юность, наивность, неопытность, робость — вот, что привлекло меня в этом почти ребенке, вот что напомнило маленькую племянницу моего покровителя.

Ну, а дальше все пошло как по писаному. Я проследовал за ней в номер и там вновь вдохнул «запах похоти», вновь отбивший у меня всякую охоту к продолжению приключения. Однако в свои двадцать четыре года Эрик был уже не тот пугливый болван, что чуть не помер от страха в покоях дивной Чечилии. На сей раз ему удалось проявить и определенную решимость, и присутствие духа.

Оглядевшись по сторонам, я несколько раз молча прошелся из угла в угол, стараясь ни к чему не прикасаться в этом зловонном вертепе.

— Как тебя зовут? — спросил я дурочку, в крайнем изумлении взиравшую на мои расхаживания.

— Жо… Жо… Жозефин, — неуверенно пролепетала она.

Я расхохотался. Жозефин! Нелепей трудно себе представить!

— Так мы, стало быть, соотечественники? И откуда же ты тут взялась? Из Парижа, небось?

— Нееет, — протянула она. — Мы из Лиственки. Это тут, недалеко…

— Ясно. Я так и думал. Так вот, Жозефин, я передумал. Ты сейчас покажешь мне черный ход, и я уйду. Но я вернусь, обещаю тебе… — Я нагнулся над ней и, глядя ей прямо в испуганно вытаращенные глаза, перешел на вкрадчивый шепот. — Я вернусь, как только узнаю, что ты болтаешь о том, что произошло здесь сегодня. И если мне придется вернуться, — я немного повысил голос, — то обещаю, что после этого ты никогда и никому уже не сможешь ничего разболтать. Никогда и никому. Ты ведь знаешь, кто я… ммм… Жозефин?

Она знала. За несколько месяцев пребывания в Нижнем, моя маска примелькалась в городе, и многие из горожан знали, что она принадлежит эксцентричному магу и чародею, выписанному из столицы попечительским советом Нижегородской ярмарки.

— Впрочем, если ты умеешь держать язык за зубами, тебе нечего бояться. Я очень строгий, но я могу быть и очень добрым.

В подтверждение последних слов я выложил на стол банкноту, вдвое превосходившую сумму, о которой было условлено с хозяйкой заведения, и жестом велел проводить меня до выхода.

«Великолепно! Так ты, оказывается, не только записной распутник, но еще и транжира каких поискать! Это ж надо! Так швырять деньги на ветер — и все ради плотских утех! Ну, ты меня и насмешил!!!» — «Не беспокойся, денег у меня хватит», — недовольно отозвался я. «Хватит, конечно. Благодаря мне, прошу заметить. Это моими стараниями у тебя не переводятся деньги, которые ты пускаешь на разные глупости». — «Можно подумать, что ты — это не я», — снова буркнул я и отпил из бокала. «Ну, валяй, продолжай. Хочу теперь послушать про третий раз». — «Третий? Никакого третьего раза не было, ты сам знаешь. Так что и рассказывать не о чем». — «Это как посмотреть. Сам только что сказал, что я — это ты, а ты — это я. Так что я-то не хуже тебя знаю, что было, а чего не было. — Этот болтун решил, очевидно, отыграться за долгое молчание, на которое был обречен в течение последних недель. — Ну, давай, не упрямься. Смотри, скоро уже совсем рассветет. Давно пора спать. Расскажи про третий раз — и я оставлю тебя в покое». — «Ну, разве что так…»

Третьего раза действительно не было. Ни разу в жизни Эрик не переступал больше порога подобных заведений… Не переступал… Но на пороге стоял.

…Это случилось на следующий день после того, как, сияя широко распахнутыми голубыми глазами, Она поделилась с Ангелом Музыки своей радостью: вернулся тот, рядом с кем прошло Ее детство, кого Она нежно любила еще девочкой! Во время спектакля Она увидела его в одной из лож: он не спускал с Нее глаз, он узнал Ее, он не забыл Ее!.. До того дня я и не подозревал, что способен на такое… Каких только мерзостей не наговорил я Ей в тот вечер… Она настолько опешила, что не могла произнести ни слова в ответ на дикие обвинения и нелепые упреки, которыми осЫпал Ее Ангел Музыки. Излив на безвинное дитя все свое бешенство, я ушел посреди урока, пообещав себе впредь не заниматься столь неблагодарной работой — учить пению глупую пигалицу, у которой на уме одни ухажеры! На следующее утро, в час нашего обычного утреннего занятия, я ворочался в своем гробу, тщетно пытаясь уснуть после бессонной ночи. Провалявшись почти до обеда, я поднялся наконец с гудящей головой и твердой решимостью начать новую жизнь. Я буду работать, решил я, работать, как прежде, больше, чем прежде, но мне нужны и развлечения. Оперы мало. Я слишком привык к этим вечерним спектаклям, я знал наизусть весь репертуар, и, если этот факт доселе не слишком раздражал меня, то он все же не исключал возможности — и даже необходимости — развлечений иного рода. Довольно ангелов, довольно призраков! Эрик — мужчина, полноценный мужчина из плоти и крови. И пусть эта плоть отдает мертвечиной, но в остальном он ничем не хуже, например, того, чье появление вызвало столь буйный восторг в этой глупой девчонке.

Ближе к вечеру я облачился в лучший свой сюртук, надушился, надел новую шляпу, перчатки и отправился на поиски приключений. Выйдя на улицу Скриба, я подозвал проезжавший мимо фиакр и, легко вскочив в него, велел кучеру ехать на Большие бульвары. Иллюзия свободы была столь упоительна, что все внутри меня пело, а голова кружилась как от шампанского.

Мы проезжали ворота Сен-Мартен, когда в голову мне пришла шальная мысль. Почему бы и нет? — решил я. Должен же я когда-то это сделать — почему не сейчас? К черту всё! К черту затворничество! К черту целомудрие! К черту робость! К черту уроки! К черту привязанности! Я казался себе сильным, неуязвимым — всемогущим! Особенно грело мне душу одно видение: маленький печальный белокурый цыпленок, напрасно ожидающий в убогой гримерной своего учителя — Ангела Музыки. Пусть ждет. Она его больше не дождется!

Остановив фиакр напротив известного всему Парижу заведения, я расплатился с возницей и легкой, непринужденной походкой взбежал по ступеням… Изнутри доносилась развеселая музыка, сквозь застекленные двери виден был роскошный холл, и люди, люди, люди… Представители рода людского обоих полов во множестве сновали туда-сюда, разговаривали, смеялись… И тут я представил себе, как сейчас должен буду влиться в эту толпу, смешаться с ней, стать ее частью, разделить с ней ее веселье, ее мысли, желания… Стать одним из них… Как все люди… К такому я был явно не готов…

Впрочем, не стану утверждать, что голову Эрика в тот момент посетили именно такие мысли — разве это важно спустя столько лет? Важно то, что он повернулся на каблуках и сошел с крыльца, даже не попытавшись открыть дверь в новую жизнь.

«Так что, как видишь, третьего раза не было», — заключил я в надежде, что мой альтер эго наконец-то оставит меня в покое. «Не было, так не было, — подозрительно миролюбиво отозвался он. — Хотя обидно. Учитывая русскую пословицу «Бог Троицу любит». А может, посчитаем за третий тот раз?.. Ну, помнишь?.. В Мазендаране?.. В самом начале?.. После первого аттракциона?.. Когда великий государь милостиво соблаговолил отблагодарить «мага и чародея» за труды… а заодно и развлечься», — добавил он с издевательской кротостью.

Кровь бешено застучала в висках. Я так и знал! Я же знал, что ничем хорошим откровения с этим умником не кончатся! Опять он незаметно подобрался к больному месту и нанес подлый удар исподтишка. Я прижал ладони к глазам в тщетной попытке прогнать видение, преследовавшее меня все эти долгие годы, — одно из видений… Роскошные полуобнаженные тела, едва прикрытые тончайшими восточными тканями, — груды живой плоти, колыхающейся в такт назойливой, чувственной музыке… Плотным кольцом обступают они Эрика — все ближе, ближе, голова его кружится от пряных ароматов, тонкие руки, словно змеи, тянутся к нему, цепляются за одежду, а там, высоко на галерее, несколько пар агатовых глаз с жадным любопытством ожидают начала спектакля под названием «любовные забавы придворного урода»…

«Впрочем, возможно, ты и прав… — Мой мучитель вновь подал голос. — Вряд ли тот случай можно поставить в один ряд с остальными. Ведь тебе тогда пришлось выступать совсем в другом амплуа: не клиент, а скорее… ммм… исполнитель?..»

«Хватит!!! — в полный голос рявкнул я. — Не было ничего! Не было!!! Никогда ничего не было! Я забыл об этом!!! Забыл!!! Вон отсюда! Убирайся, я сказал!!!» — и я со всей силы ударил по столу ладонью. Испуганно зазвенели бокалы, пустая бутылка из-под шампанского опрокинулась, свалилась со стола и покатилась по навощенному дубовому паркету. Произведенный ею шум вернул меня к действительности.

Черт! Сбросив туфли, я в одних носках осторожно подкрался к запертой двери в спальню и прислушался. Тихо… Хотя этот грохот разбудил бы и мертвеца… Я бесшумно открыл дверь и вошел внутрь. Роскошная кровать, белевшая в глубине залитой молочным сумеречным светом комнаты, казалась пустой. Однако, подойдя ближе и приглядевшись, я различил под белым атласом одеяла внушительную возвышенность, обозначавшую, по-видимому, ту самую впечатляющую выпуклость, что составляет одно из главных достоинств фигуры моей сестры милосердия.

Она лежала ничком, обняв шелковую подушку, уткнувшись в нее носом и подобрав под себя одну ногу. При этом вторая нога ее непостижимым образом торчала из-под одеяла в самом неожиданном месте, на невероятном отдалении от нее самой. Тщетно пытаясь воссоздать в воображении эту более чем странную позу, я подумал было забраться самому под одеяло, чтобы там, на месте, уяснить для себя все детали сей с позволения сказать акробатики, однако вовремя вспомнил о незавершенных еще делах. Не в силах сдержать вздох сожаления, осторожно, двумя руками я взял маленькую смешную розовую ступню, засунул ее под одеяло и крадучись прошел в дальний конец гигантской спальни.

Путь мой лежал к занимавшему целую стену огромному гардеробу, в левом отделении которого я с удовлетворением обнаружил свой повседневный костюм: сюртук, жилет, панталоны, свежую сорочку и даже свои любимые ботинки шевровой кожи, весьма удачно приобретенные мной в Баварии. Правая же дверца скрывала «чудо», приготовленное мною на завтра с помощью мадам Лепельтье и незаменимого охламона. Легкий, пенящийся белоснежным кружевом пеньюар висел на плечиках по соседству с прелестным в своей скромной простоте платьем серой шерсти, отделанным по вороту и обшлагам кроваво-красным бархатом. Оба сиротливо дожидались минуты, когда они смогут объять небогатые формы баронессы фон Беренсдорф. Отлично. Бедной скромной сестре милосердия не придется, разгуливать утром по номеру в вечернем туалете, а потом, сгорая со стыда выйти в нем же на всеобщее обозрение в вестибюль гостиницы. Эрик позаботился о том, чтобы уберечь от ее позора. Вынув платье из шкафа, я придирчиво осмотрел творение самой модной портнихи имперской столицы, прикидывая, не ошиблась ли она в размерах. Хотя ошибки быть не должно. Не имея возможности снять мерку, не привлекая внимания глупой синицы, я прибег к остроумному и единственно возможному способу: выкрал у нее из комода комплект белья — батистовую сорочку и отделанные кружевом панталоны, — и вручил их модистке в качестве образца. Кстати… Я снял с соседней вешалки бумажный сверток, достал из него вышеупомянутые предметы и быстро сунул в карман. Не хватало еще, чтобы она обнаружила их завтра вместе с «чудом». Представив себе изумленно-растерянное лицо маленькой баронессы, оказавшейся в столь неприличной — боже! какой ужас! — ситуации, я вынужден был зажать самому себе ладонью рот, чтобы не рассмеяться в голос. Ничего, Эрик потихоньку положит эти тряпки  на место — она и не заметит. Хотя… Почему бы не оставить их и у себя? Вряд ли она вообще хватится — у этой растяпы можно вынести полдома, она и глазом не моргнет, — а у меня останется сувенир на память…

Ну вот. Опять этот Эрик не знает, чего хочет. То собирается делать предложение, то готовит сувениры на память… Впрочем… А, бог с ним, пусть будет что будет. Всё в моих руках. Всё! Абсолютно! Захочу — сделаю предложение, не захочу — нет. Пока не хочу. А посему завтра вместе с платьем сестра милосердия получит не кольцо с бриллиантом, а другую вещицу.

Достав из кармана футляр, я вынул из него цепочку, на которой болталось маленькое серебряное сердечко, усыпанное кроваво-красными гранатами. Нет, все-таки у Эрика прекрасный вкус! Вот это уж чудо так чудо! Прелесть что за вещица! Я сразу заприметил ее в каталоге, когда выбирал кольцо. А как удачно цвет гранатов сочетается с отделкой нового платья. Вот, небось, восторгов-то будет! «Сударь?!. Как это?!. Что это?!.» И вновь я представил себе ее изумленное лицо — на сей раз радостно-изумленное, — и вновь чуть не рассмеялся ее радости.

С кровати раздался шорох. Я инстинктивно бросился на пол. Проснулась?! Но нет, все тихо. Я осторожно приподнялся. Она просто перевернулась на другой бок, зеркально сменив позу, так что розовая пятка высунулась из-под одеяла с противоположной стороны. Однако хватит рисковать. Да и дела еще не все закончены.

Тихонько притворив створки шкафа, я на карачках, полуползком добрался до двери, выскользнул из спальни, позвонил вездесущему лакею и велел принести письменные принадлежности и адрес-календарь по Петербургу за последний год.
________________________________________

Может быть, конец этого куска малость сыроват. В смысле формы, естественно. Мне как-то не понять самой...  

Отредактировано Seraphine (2009-04-27 22:08:25)

Уже и читатели подтянулись .
amargo, Metatron, спасибо вам -- вы всегда меня поддерживаете посреди моих мук творчества :give: .

Leo, как я рада, что Вы тут проявились. А я думала, что Вы совсем забросили моего Эрика .
А Чечилию я, кстати, слизала. Не сцену, а именно персонажа. Есть у нее конкретный прототип . Интересно, узнает кто-нибудь, кого я имела в виду .

Metatron, "ещеооо" будет, но не так сразу. Правда, судя по тому, что мне сегодня сосватали суперсрочную и серьезную работу, у меня как раз начнется прилив вдохновения с Эриком. Так обычно и бывает .