я раскидывала эти намеки все же не зря...
*-) вам))))но я все, объясню...попозжее....

Черт, ну чего все молчат, если читают <_< ну хоть бы отметились: "я тут былъ"

Он искал ее пять дней. У нее, у себя дома, в Ритце, даже в Опере – он вернулся туда, обошел все огромное здание, не думая ни о чем, кроме как о Блэки. Эрик был уверен, что она в Париже, и приходил в отчаяние от невозможности найти ее в этом огромном городе, от незнания того, куда ему идти. Куда она исчезла и почему? Неужели она больше не хочет его видеть? Ее слова, ее признание, которое он вырвал у нее – правда ли это? И что она хотела ему рассказать?
Дни были невыносимо длинны и тоскливы, он страдал от одиночества и волновался за Блэки.
Эрик спрашивал себя, что же будет, если она не вернется, и не знал ответа. Без нее его жизнь не значила ничего, она была единственным ее наполнением, единственным развлечением старого отшельника. Он не мог без нее жить. И она любила его! Или же нет? Но он помнил, как целовал ее, как она сама пожелала этого. Как могло случится так, что он потерял ее сразу после того, как получил?..
Он не спал все эти пять дней, практически не ел, и если не упрямое его убеждение, что он найдет ее – практически помешательство – он бы давно свалился с ног от изнеможения и голода.
А сегодня утром ему пришло счастливое, как ему показалось, озарение: он вспомнил ту таверну, где произошла его вторая встреча с Блэки. Она должна быть там, ждать его!
И он пошел туда, и, разумеется, никого не нашел, кроме как нескольких пьяных с ночи посетителей, Бесси за барной стойкой и того мужчины в котелке, что он видел в первое посещение.
Наклонив голову, чтобы шляпа скрывала маску, он подошел к стойке, по которой Бесси водила грязной тряпкой, сел прямо напротив нее, так что женщина подняла на него внимательно прищуренные глаза, и спросил тихо:
- А Блэки вы не видели?
Бесси вздрогнула и прищурилась еще больше, словно пытаясь проникнуть в его мысли. Она была большой, засаленной, в белой кофте, расстегнутой на ее массивной груди. Пахло от нее ужасно: смесь алкогольного угара и пота. И, что удивительно, запах этот, отвратительный, раздражающий, привел его в чувство. Эрик закрыл и открыл глаза, этим физическим действием стряхивая иллюзии с разума, и окинул быстрым взглядом помещение: грязно, темно, несмотря на солнечный день, затхло…и он как-то понял, что Блэки здесь нет. Что нет ее в Париже, что он не найдет ее, что все – кончилось, вот так, сразу, что он не успел, упустил, что больше ничего не будет, что это был последний шанс…и Господь посмеялся над ним опять, очень злая шутка. Все было кончено. И, в подтверждение этого, он услышал хриплый шепот наклонившейся к нему женщины:
- С осени не видела.
Эрик встретил взгляд ее ясных голубых глаз – таких чистых и глубоких, что он удивился сам, как они могли принадлежать подобной женщине. И он почему-то в одно мгновение осознал, что Бесси эта – человек хороший, несмотря на всю ее внешность.
- Блэки? – просипел вдруг рядом другой, мужской голос, и он обнаружил рядом с собой мужчину в котелке, - та шлюшка, что не стареет?
- Шарль! - с угрозой начала Бесси.
- Уйди, - отмахнулся мужчина.
И, словно по мановению его руки, из дверцы за стойкой вылетел маленький тощий парнишка и, испуганно переводя взгляд с Бесси на Шарля, залепетал:
- Мадам, там ваша помощь…ну очень нужна, мадам…
- Идиот! – замахнулась на мальчика женщина, но не ударила, а пихнула его назад в дверь и ушла сама, бросив последний предупреждающий взгляд Шарлю.
Эрик повернулся к нему.
- Что вы имели в виду, - в ярости процедил он сквозь зубы, - называя ее так?
- Как? – равнодушно спросил мужчина, сложив руки на барной стойке и окидывая Эрика любопытным взглядом маленьких круглых глаз, - а кто же она еще? Наверное, водила вас за нос, уважаемый господин. Небось аристократическая шишка, что в маске расхаживаете? – бесстрашно хохотнул Шарль, - ну так давайте я вам расскажу: шлюха, вот и все, что она есть. И сюда с осени приходила играть и пить – а пьет она похлеще некоторых мужчин! Впрочем, вы должны были это знать, раз пришли сюда. Сам знал ее, и Бесси тоже знала, пятнадцать лет назад, в одном из пригородов Парижа…А еще, знаете, - он понизил голос, - что странно: она с тех пор вообще не изменилась. Я как увидел ее осенью, так чуть от изумления не помер – ни морщинки новой, ни волоса седого, ничего! Не постарела ни на день.
- Неужели? – с деланной иронией переспросил Эрик, в душе изумляясь новой загадке, которую подкинула ему Блэки. Хотя стоило ли верить словам какого-то пьянчуги?
Ему отчаянно захотелось уйти отсюда. Он ненавидел темную, страшную атмосферу трущоб и заведений, подобных этому, она, словно воронка, затягивала в порок, в мир низменных и пустых желаний, душила его.

Эрик встал без каких-либо слов прощания и вышел на улицу.
Где она, когда ему надо о стольком ее расспросить! И он, закрыв глаза, представил, как они вдвоем, по обыкновению сидя у его камина, разговаривают, и Блэки, конечно же, все ему рассказывает и ничего не утаивает, и раскрывает все свои секреты.
Секреты. «Не постарела ни на день». За пятнадцать лет. Эрик обратился к своим воспоминаниям: к ее появлению в его доме, к странному поведению и расспросам. « А мы ведь во Франции?» - неуверенно спросила она тогда, он хорошо это запомнил, хоть и решил не придавать значения – ведь некоторые загадки мы предпочитаем разгадывать до того времени, пока обстоятельства жизни не заставят нас сделать это. Глупый вопрос для того, кто проник в его дом с улицы Скриба или из Оперы. Неужели она появилась, как и исчезла,  внезапно, ниоткуда? И ушла в никуда. Кто она, эта маленькая, непонятная девушка со смешной привычкой носить только белое, почти ребенок по внешности, но с глазами опытной старой женщины, с ее непомерной любовью к алкоголю, с ее тонким, крикливым голосом, который преображался в глубокий, чарующий, приковывающий к себе внимание, как и ее взгляд: чуть исподлобья, всегда с лукавством и с неразгаданной им грустью. Блэки пришла в его жизнь именно тогда, когда он больше всего нуждался в поддержке, когда в одиночестве он бы просто не выжил, и она, сколько бы он не говорил ей обратное, не пытался ее разубедить, поняла это. Он догадывался, что с помощью своего призрачного друга Александра, - его существование Эрик тоже принял без особых раздумий. Но как бы там не было, она не обращала внимания на его скверный нрав, а просто была рядом. И зачем он ей нужен? Этого Эрик не знал, но знал, что она была права, говоря ему, что он постоянно проверяет ее. Да, он проверял ее, каждый день, каждую минуту, проведенную вместе -  и она ни разу не дала в себе усомниться. Словно она не способна сделать ему больно, словно она только и создана для того, чтобы быть спутницей такого угрюмого раздражительного человека, как он. И урода к тому же, что немаловажно. Что вообще-то должно играть главную роль, но Блэки на его внешность не обращала внимание. Привыкла. Захотела привыкнуть. И в ее поведении никогда не было ни жалости, ни снисходительности – если забыть их первую встречу, прошедшую при взаимном раздражении и неприятии. А потом он встретил ее опять, совершенно случайно. А потом она пришла в Оперу и спрашивала про него, а потом пришла к нему, ища помощи, а потом привела к себе, помогая ему. И он так и не узнал, почему она выбрала именного его, но одно было точно: с ней было хорошо, просто, легко и спокойно. Но он отчего-то не чувствовал, что это знакомство надолго, навсегда, словно в ней самой было что-то непостоянное, изменчивое, не дававшее никаких гарантий на будущее.
Она приблизилась слишком близко. Глупый выпад с его стороны: « любите ли вы меня?», но она сказала, что любит, и он до сих помнит ее поцелуй, отложив его, словно драгоценность, в свою шкатулку воспоминаний и ощущений. Вот оно как…Когда целуешь и постепенно начинаешь забывать обо всем, становясь абсолютно безумным. Не останови Блэки его…
Он чувствовал целую гамму чувств к этой девушке, из которой вычленить какое-либо одно было невозможно.
Но любил ли он ее?
Так он размышлял, идя по улице. Совершенно неожиданно для Эрика он оказался на мосту через Сену. Мужчина дошел до его середины и остановился, глядя на свинцовую, изрезанную волнами воду. Пронизывающий ветер задувал в плащ и пришлось придерживать край шляпы, чтобы она не слетела.
Он подумал о том, прыгал ли кто-нибудь с этого моста в отчаянном желании покончить с жизнью. Наверняка. Любопытно, что он никогда не предпринимал подобных попыток своей собственной персоной. Думал, разумеется, но стоило представить все возможные варианты: пулю в висок, от которой столько неаппетитно будет выглядеть его и так непривлекательная голова, яд, от которого он будет страдать перед смертью, удушье перед смертью в воде, резанье вен – тоже весьма и весьма не эстетично.
А Блэки пыталась покончить с собой.
Что-то ужасное привело эту девушку к нему, заставило искать убежища в обществе отверженного урода. И разрешить ему прикоснуться к ней, поцеловать.
Неужели он больше никогда с ней встретиться? От этой мысли хоть действительно с моста прыгай. Она значила для него так много, а он так и не успел ей это сказать.

Господь услышал его страстные мольбы. Когда Эрик спускался с моста по узкой дороге для пешеходов, навстречу ему шла пара – молодой человек под руку с девушкой, лицо которой было скрыто тенью от капора. Они пересеклись как раз под фонарем, установленным у самого начала моста, и молодой человек, увлеченный беседой с девушкой, весьма ощутимо толкнул Эрика в плечо, так что лицо – то есть маска – его попала как раз под свет фонаря. Девушка охнула и остановилась. Эрик чертыхнулся и уже было хотел быстро скрыться в ближайшей темной улочке, как его окрикнул знакомый ему голос:
- Мсье Эрик, постойте!
И он не ушел, а обернулся. Девушка теперь стояла под фонарем и он увидел рыжие кудри, выбивающиеся из-под ее головного убора и чуть смущенную улыбку на скрытом тогда маской лице. Эмили, та девушка, с которой он танцевал на новогоднем балу.
Она, оставив своего спутника, подошла к нему.
- Это вы, мсье, я не обозналась? Я – Эмили, вы помните меня?
- Да, - кивнул он.
- Я сразу подумала, что это вы, как увидела издали. Сразу догадалась.
Эрик бросил взгляд на переминающегося в ревнивом нетерпении юношу и вновь посмотрел на девушку.
- Да, меня сложно не заметить, - ухмыльнулся он.
- Таких высоких господ в Париже немного, а уж когда я маску вашу увидела – ну вы точь-в-точь как на балу!
- Так вы что-то хотели мне сказать? – прервал поток ее слов он. Приятная встреча, да, но он не расположен сейчас к общению с прекрасной половиной человечества.
- Ах, ну да… - Эмили помялась немного, потом шепнула: «Тетя меня убьет», и, решившись наконец, подняла на него глаза и спросила:
- А помните свою партнершу на балу? Ту девушку, с которой вы танцевали после меня?
- Блэки? – прошептал он в изумлении, чувствуя, как  сильнее забилось его сердце, - вы знаете где она?
Эмили расплылась в довольной улыбке.
- Так вы все-таки ее потеряли. А она все повторяла ваше имя и порывалась в Париж ехать, бедная…
- Что с ней? – в невероятном волнении воскликнул он.
- Ну, моя тетя, синьора Веньер…
- Ваша тетя? Та, что устроила бал?
- Ну да, - кивнула она, - ох, и рассердится же она на меня…но я вам доверяю, представьте себе, да и Блэки ваша, хотя тетя ее еще и Адрианой называет, все о вас говорила… Так вот, мы сразу же после Нового года уехали в Венецию – а я у тети на воспитании, вот и живу с ней, и, представляете, третьего января, два дня назад, посреди ночи к нам стучится ваша Блэки – я сразу ее узнала, хорошо запомнила ее на балу, где вы так замечательно вдвоем танцевали, - и, лишь ей открыли, без чувств прямо на руки дворецкому падает. Бледная, худая, грязная…оказывается, она с моей тетей давние подруги. Мы позвали врача, а она в жару все ваше имя повторяла и пыталась встать и, по ее словам, срочно уехать в Париж. Врач сказал – переутомление. Постельный режим и покой. Она на следующий день, когда пришла в себя, больше о вас не говорила, никуда уезжать не хотела, но такая несчастная была, словно в любую секунду расплакаться могла. А я в тот же день уехала в Париж…по делам, - она едва заметно кивнула в сторону ожидающего ее молодого человека, - но все о вас думала, даже представляла, что, если встречу вас, то обо всем расскажу.
- Так она в Венеции, - выдохнул Эрик.
- Да, думаю что так. Вы поедете к ней?
Он внимательно вгляделся в глаза этой девушки. Ничего плохого она не желает, только стремление помочь. Романтическая история, в которой ей удалось принять участие – разве это не интригующе для молодой мадмуазель вроде нее?
- Немедленно, - кивнул он, чувствуя, как перехватило у него дыхание от одной мысли, что он увидится с Блэки.
- Подождите секунду, - и Эмили подошла к юноше, что-то сказала ему, на что он выдал недовольный возглас, и, поцеловав его в щеку, вернулась к Эрику.
- Следуйте за мной, мсье.
- А ваш спутник?
- О, ему полезно помучаться ревностью, - улыбнулась она, - да нет, конечно же,  я просто встречусь с ним через некоторое время. Моя тетя ни за что не впустит вас в свой дом без моего поручительства, сейчас мы зайдем ко мне домой – это близко – и я напишу ей небольшое письмо и дам вам адрес.

И через полтора часа Эрик был уже на вокзале, с сумкой, полной денег и нескольких ценностей, с которыми он не желал расставаться, со скрипкой в другой руке, с письмом и адресом в кармане и с надеждой в сердце. Он едва не забыл выкупить себе целое купе, чтобы избавить себя от назойливых спутников. Ключи от квартиры он кинул под дверь своей домоуправительницы, оставив там все свои вещи, а ключ от квартиры Блэки он просто сунул под коврик у входной двери.
В полночь он сел на поезд и уехал из Парижа.

Конец II части.

Отредактировано Blacky (2007-08-28 12:55:13)

Благодарю, исправила.

Правда? *-p
ну, наверное, это даже фанфик про ОЖП, а не про Эрика по крайней мере она придумалась раньше фанфика, но именно для нашего любимого персонажа) Я как-нибудь, когда "раскрою все карты", расскажу про истторию ее создания, если вам интересно будет

Со следующим кусочком - а к этому времени,я надеюсь, мне сделают наконец-то выделенный интернет! - выложу картиночки
До апогея еще как до Эвереста пешком, хотя...смотря до апогея чего -0 но обещаю в следущем кусочке рассказать про Блэки все)
Бастет, тогда дашь свое мыло? или куда тебе удобнее всего высылать. Буду ОЧЕНЬ благодарна.

Как вы точно угадали причину терзаний героини. Все сложно, сложно...но это же сказка)

Часть III

La Serenissima

«Меня провезли по большой улице, которую они называют Гранд Канал. Улица сия очень широка, ее часто пересекают галеры, и мне случалось видеть корабли водоизмещением до четырехсот тонн, стоящие у домов. И это чрезвычайно красивая улица, и украшенная лучшими домами, что есть на свете, и проходит она через весь город. Дома большие и высокие и построены из хорошего камня. Старые дома все раскрашены, остальные, те, что построены за последнюю сотню лет, все облицованы белым мрамором, который привозят сюда из Истрии, что в сотне миль отсюда, и немало также больших плит порфира и серпентина на фасадах... И никогда еще мне не доводилось видеть такого торжествующего города»

Филипп де Комин

Венеция… Эрик никогда не был в этом городе. Слышал множество историй о нем, полных восторженных восклицаний и цветастых восхищений, думал посетить как-нибудь…но – не сложилось.
И вот теперь, стоя на лестнице, ведущей с вокзала, он впервые вдохнул сырой воздух этого «волшебного города, созданного морем на потеху человечеству». И сразу перед ним, за привокзальной площадью, канал. Гранд канал, так, кажется. И розовый особняк прямо напротив вокзала, на другой стороне канала, как объясняла Эмили. Действительно, она не обманула. Розовый особняк с двумя нишами в фасаде, стянутыми колоннами.
Эрик сделал еще несколько шагов вниз по лестнице и окунулся в толпу. Повсюду звенела итальянская речь – он до безумия любил этот язык, музыкальный, переливчатый, ладный, и знал его чуть ли не лучше родного.
Он вспомнил, что Блэки сама родом из Венеции. И – глупая мысль – он спросил себя, а вдруг ее уже нашли ее родители, вдруг, пока он добирался до города, ее уже перевезли в другое место, подальше от опасных знакомых вроде него. Или еще хуже – неужели ему предстоит встреча с ее родителями? А если ее и не было в этом особняке, если все это шутка его больного воображения?
Обычные страхи, чушь.
Эрик по мосту перешел канал, свернул направо, к предполагаемому дому синьоры Веньер. Теперь надо было найти вход. Мелькнуло неприятное подозрение, что единственная возможность проникнуть внутрь – приплыть на украшенной шелками и родовым гербом гондоле. Но ведь Блэки – по рассказу Эмили – пришла пешком, значит, должен быть вход и для простых, скромных пешеходов.
Чтобы обойти все здание, ему пришлось свернуть на маленькую узкую улочку, в конце которой виднелся Гранд  Канал, и здесь он обнаружил в стене высокую, изрядно обшарпанную дверь, с медным молотком в виде львиной головы.
Эрик трижды постучал. Не открывали долго – так, что липкий страх предчувствия худшего начал уже овладевать им, но вот дверь осторожно приоткрылась ровно на столько, чтобы была видна круглая лысая голова дворецкого, который, оглядев не внушающую доверия фигуру Эрика с головы до ног, задал полагающийся вопрос,  что, собственно, синьор тут делает и кого ему нужно. В ответ ему был протянута записка от Эмили и было сказано, что он к синьоре Веньер и просит передать ей это.
Дворецкий записку взял и попросил подождать на улице, а буквально через пять минут вернулся и пригласил Эрика пройти в дом.
- Прошу вас за мной, синьор, - заложив одну руку за лацкан красной ливреи, а другой сделав гостеприимный жест, важно промолвил он.
В прихожей ему пришлось расстаться с шляпой, плащом и сумкой. Дворецкий постарался скрыть свое удивление при виде его маски, следуя важнейшей из добродетелей слуг – невозмутимости.
Эрика провели через просторный холл, откуда поднималась лестница на второй этаж, в гостиную. Шелка, стекло, мрамор, ковры – именно так, как может выглядеть интерьер богатого венецианского особняка на полотне какого-нибудь художника. Именно то, что он ожидал…но богатство поражало. И красота каждой отдельной вещи – тоже. Он долго оставался в одиночестве и получил возможность рассмотреть каждую мелочь интерьера – от огромного зеркала над секретером, на котором стояли искусной работы часы и две фигурки женщин в масках, до великолепной люстры в виде нескольких сплетенных вместе цветов, выполненной из розового стекла. Кушетка посредине комнаты, обитая шелком, два кресла напротив нее, массивные бордовые шторы на узких стрельчатых окнах, ковер на мраморном полу, картина на стене – женщина и мужчина в маске, сжимающий край ее платья, посреди толпы венецианцев.  Эрик подошел к полотну и, чтобы как-то скоротать время ожидания и победить волнение, стал внимательно рассматривать каждую из фигурок.
- Пьетро Лонги, - раздался вдруг сзади спокойный женский голос, - люблю эту картину. Любопытна, не находите?
Эрик обернулся.
Да, он помнил эту женщину – ее строгую красоту, ее высушенную фигуру. И то, о чем он догадывался и в чем не ошибся – цепкий, пронизывающий взгляд.
Мужчина, обычно несколько ссутулившийся, выпрямился, желая представить весь свой рост аристократической правильности осанки синьоры Вероники Веньер.
- Очень любопытное полотно, - пропел он, - к сожалению, я не знаком с творчеством этого художника.
- Что не удивительно, он писал картины жизни Венеции и его полотна быстро раскупила городская аристократия. Он не получил широкого распространения вне города. Но, - она сложила усыпанные кольцами руки, - вы ведь не об искусстве пришли говорить со мной, я верно понимаю? – женщина сдержанно улыбнулась, - прошу извинить меня за столь долгое ожидание. Присаживайтесь, - она рукой указала на кушетку, а сама села в одно из кресел.
- Синьора Вероника Веньер, - вдруг, спохватившись, быстро представилась она, и эта поспешность, столь не подходившая под медлительность и размеренность ее речи, выдала в ней особу порывистую, но пытающуюся сохранять аристократическую холодность. Эрику хватило разума скрыть улыбку от этого неожиданно открытия, и, чуть склонив голову, представиться самому:
- Эрик, - после чего он сел на кушетку.
- Эрик? А фамилию вы предпочитаете скрывать? – новая эмоция в ее голосе: насмешка. В этот момент она ужасно напомнила ему Блэки и он отчасти понял, как смогла зародиться дружба между этими столь непохожими друг на друга женщинами
Он внимательно посмотрел на Веронику. Волосы убраны заколкой, простое зеленое платье, рукава и ворот украшены серебряной нитью, кольца и подвеска на шее, тяжелые серьги белого золота в ушах. Домашняя одежда в сочетании с дорогими украшениями: показать неформальность приема и богатство хозяйки.
- Да, синьора, я бы предпочел умолчать свою фамилию, - сдержанно улыбнулся он.
- А маску снять вы тоже не желаете?
- Боюсь, что это невозможно.
- Как и невозможно доверять человеку в маске.
- Скажите, - решил перейти к делу Эрик, - Блэки у вас?
- Блэки, Блэки, - поморщившись, повторила женщина несколько раз ее имя, - Адриана. Неужели она не называла вам своего настоящего имени?
- Боюсь что нет,- он нетерпеливо поджал губы, - так я смогу с ней увидеться?
- А кто вам сказал, что она все еще здесь? – она устремила на него ледяной взгляд, - если моя не в меру впечатлительная племянница может рассказывать о ней каждому встречному, это не значит, что я собираюсь последовать ее примеру.
Он не почувствовал негодования за то, что был назван первым встречным. Она имеет полное право не доверять ему, он был благодарен ей за ее осторожность. Осталось только завоевать ее доверие и как можно быстрее.
- Я вполне понимаю ваше недоверие…и даже не знаю, что мог бы сказать в свою пользу…спросите Блэки…Адриану. Спросите, хочет ли она видеть меня, боюсь, это единственное, чем я мог бы развеять ваши сомнения.
- Я не собираюсь ее будить… - пылко начала было Вероника, но тут же осеклась и не смогла скрыть недовольства, поняв, что проговорилась.
Значит, Блэки здесь, в этом доме!
Она бросила на него очередной проницательный взгляд и, решив видимо, что лукавить с ним бесполезно, откинулась в кресле, раскинув руки по подлокотникам, и спросила:
- А скажите, синьор Эрик, это не из-за вас ли она убедила меня переделать условия новогоднего бала и заставить всех гостей не снимать маски?
- Ничего об этом не знаю, - удивленно покачал он головой.
- Тогда у вас появился еще один повод обожать ее, - тихо, словно сама себе, проговорила женщина, - и что же, когда приехали в Венецию?
- Сегодня утром.
- И сразу сюда? – с неожиданной мягкостью улыбнулась она, - вещи внизу?
- Да, - он почувствовал себя школьником на допросе.
- А кто вы ей вообще? – неожиданно спросила она.
- Близкий друг, смею надеяться, - сдержав дрожь в голосе, ответил он.
- Да…Мсье Эрик… - задумчиво протянула она его имя, перейдя на французский, - как вам удобнее говорить? Хотя ваш итальянский впечатляет.
- Благодарю. Давайте говорить на языке той страны, в которой находимся. Да, к тому же, я очень люблю ваш язык. Так я могу встретиться с ней?
- Она спит сейчас. Она очень устала, врач запретил ей вставать по крайней мере неделю.
- Что с ней случилось?
- Думаю, она сама вам все расскажет, если захочет. Ведь не думаете вы, что я стану вам что-то рассказывать, не зная, желает ли она этого или нет, - Вероника улыбнулась кончиками губ.
- Разумеется не думаю, - устало вздохнул Эрик, - когда я ее увижу?
- Знаете, мсье, - назвала она его на французский манер, - я еще не завтракала, и хочу предложить вам разделить трапезу со мной, и, возможно, к тому времени, как мы утолим нашу потребность в пище, ее организм утолит потребность во сне.

«Они разговаривают одинаково» - усмехнулся про себя Эрик, пристально смотря на синьору Веньер.

- Я был бы польщен, - он склонил голову, - если вид человека в маске вас не смущает, конечно.
- Поверьте, на званых ужинах насмотришься и не на такое, - женщина пожала плечами, - вы ни в коем случае меня не смутите, тем более что Адриана действительно…

Договорить ей не удалось. Эрик различил своим острым слухом торопливое шлепанье босых ног, приближающееся к двери, которая через секунду распахнулась и появилось сонное личико Блэки, - совсем как тогда, в подвалах Оперы, когда она осторожно заглядывала к нему в комнату. Только тогда лицо ее не было так бледно и худо, а под глазами не было синяков.
Взгляд девушки сначала зацепил Веронику и она, как-то разочарованно вздохнув, начала:
- А Виктор сказал, что пришел господин в маске… - и осеклась, увидев Эрика.

Он встал, не выказывая внешне никаких признаков волнения, но внутри трепеща всем своим существом, подошел в двери, в то время как Блэки, словно не до конца уверившись, что это он, сделала шаг назад, в холл, где, придя в себя, бросилась ему в объятия.
- Эрик, Эрик, это ты… - едва расслышал он ее слабый голос, прежде чем девушка лишилась чувств.
Эрик поднял ее на руки, с тревогой заглянул в ее лицо, откинув с него длинную прядь темных волос. Блэки была боса,  ночной рубашке и накинутом на нее белом шелковом халате, и через эту тонкую одежду он чувствовал, как сильно она похудела. Она была совсем легкой, как маленький ребенок.
- Надо отнести ее наверх, в спальню, - раздался сзади голос Вероники, в котором была усталость и грусть, - я покажу, куда идти.

Эрик, с Блэки на руках, мучая себя лишь одним вопросом, что же произошло с ней за время их краткого – хотя ему уже начало казаться, что они не виделись несколько невыносимо долгих лет – расставания, стал подниматься вслед за хозяйкой дома по лестнице.
Преодолев половину пути наверх, он почувствовал как девушка зашевелилась в его руках и остановился на мгновение, чтобы убедиться, что Блэки пришла в себя и с непонятной ему тревогой смотрит на него.
- Ах, простите меня, я в последнее время такая впечатлительная, - она попыталась улыбнуться, но на ее похудевшем лице радость выглядела вымученной и фальшивой.
- Ну, ничего, вам стоит отдохнуть, - он слегка подкинул ее  на руках, чтобы перехватить поудобнее, и продолжил восхождение по лестнице.
- Да, стоит. Мне все так говорят, - Блэки отвела глаза.
- И есть побольше вам бы тоже не мешало, - он попытался пошутить, но девушка не поддержала его даже улыбкой, все так же пряча от него взгляд.
Неужели она не рада их новой встрече? Не рада ему?..
То, о чем Эрик и не думал, обрушилось на него и сбило всю его радость с ног. А с чего он вообще взял, что она должна быть ему рада, с чего взял он, что она не сбежала на самом деле тогда, в Париже, от него? И он вспомнил, как слова Эмили о том, что Блэки сначала порывалась в Париж, но потом, придя в себя, забыла всякую мысль об этом. Придя в себя…стоило и ему придти в себя, идиоту несчастному, примчавшемуся, словно влюбленный мальчишка, в этот город, к той, что даже не желает его видеть.
Эрик внес девушку в просторную, но плохо освещенную из-за наличия всего двух небольших окон комнату, уложил на просторную постель, хотел уйти, но Блэки задержала его руку в своей и, когда он обернулся, смотрела на него со своей обычной теплотой.
Она как-то неуверенно улыбнулась ему, и улыбка эта сжала его сердце в ледяные тиски.
Что теперь ему делать, что говорить? Больше всего хотелось сбежать из этого дома, от этой, внезапно ставшей такой чужой, Блэки.
- Вы приехали за мной из Парижа? – раздался ее дрожащий, больше похожий на мяуканье котенка голос, она потянула его вниз, заставив присесть на край постели.
Эрик быстро оглянулся через плечо – в комнате никакого не было – и про себя поблагодарил деликатность синьоры Веньер, оставившей их наедине.
- Да, - тихо, ласково, словно с маленьким ребенком, заговорил он, - приехал, как только узнал, где вы.
Она еще сильнее сжала его ладонь, словно искала у него защиты и тепла – но, хоть он и мог дать ей первое, то во втором его вечно ледяные руки должны были ей отказать.
- Куда же вы исчезли, друг мой? Я так волновался.
Блэки не ответила, спрятав лицо в подушку, но ладони его не отпуская.
- Вы ведь совсем не рады меня видеть, - сглотнул мужчина.
Рука девушки дернулась.
- Нет, - подушка заглушала ее голос, и Блэки вновь открыла ему свое лицо, -  я очень, очень рада вас видеть, - но вместо радости в ее голосе был вымученный стон, - но я…если бы вы знали…больше всего на свете я не хочу, чтобы бы думали, будто бы я не рада вам. Если бы вы знали все…
- Ну так расскажите мне все, Блэки.
Их глаза встретились.
-  Расскажу, - кивнула она.

Но их опять прервали. В комнату, без стука, без предупреждения, ворвался старичок с морщинистым, гладко выбритым лицом, в черном сюртуке и серой рубашке, волоча за собой внушительных размеров сумку.
- Так, а это что такое? – увидев Эрика, замер он.
- Это Эрик, синьор Спаветти, мой самый лучший друг, - тихо ответила Блэки, чуть улыбнувшись.
- Друзья – это замечательно, это важнейший компонент жизни, но я ведь запретил вам любое общение, любые физические нагрузки…
- Синьор Спаветти, я уже замечательно себя чувствую, – слабо возразила девушка, а доктор к этому времени уже занял место вставшего Эрика на краю ее кровати и с сосредоточенным выражением лица держал ее за запястье.
- О да. Просто чудесно. Вы опять лишились чувств.
- Я просто перенервничала…
- Да, да… - недовольно запричитал врач, а потом обернулся на Эрика с таким лицом, словно он был причиной всех зол на этой планете.
- А вас, синьор, я бы попросил выйти и не вводить даму в состояние крайнего возбуждения, если вас не затруднит, - прошипел он.
Бывший призрак Парижской Оперы бросил на синьора Спаветти ледяной взгляд, но возражать или препятствовать его требованию он не собирался: слишком велико было его желание поскорее покинуть этот дом и уединиться с собой и со своими мыслями. Блэки здесь, рядом, и – смел он надеяться, - больше исчезать никуда не собирается, так что он может позволить себе небольшую прогулку в целях, так сказать, приведения своих чувств в порядок, столь необходимый для разрешения проблем, которые уже маячили на горизонте.
- Я приду вечером, - ободряюще улыбнулся он затерянной в ворохе одеял Блэки, - отдыхайте, - и добавил почему-то, - я никуда не денусь, друг мой.

Вещи он, впрочем, в доме синьоры Веньер не оставил, а забрал с собой, обрекая тем самым себя на таскание тяжелого, набитого деньгами и несколькими безделушками чемодана и скрипки.
Пускай Венеция – город масок, но, увы, нет на свете того идеального для него города, где все носили бы эту необходимую для него деталь одежды. Не создано еще того города, где не пришлось бы ему скрываться плащом и шляпой от назойливых взглядов прохожих.
Но сейчас Эрик не обращал на них внимания. Он шел по улице, полностью погруженный в себя, и не замечал ничего, не дивился поминутно открывающимися ему чудесам нового для него города, не обращал внимания на каналы, мосты, которые он пересекал.
Он думал, он боялся и спрашивал себя: «А что же дальше?»
О да, признание в любви, вымоленное у этой девочки и его к ней привязанность – просто потому, что привязываться больше не к кому. Вот и все, чем он располагал на данный момент. А еще внушительной суммой денег и скрипкой, за которую можно выручить сумму еще большую и с которой он не расстанется ни за что на свете.
И на что он надеется? Чего желает? Да ничего, если очень честно спросить себя. Он так устал… Ничего больше не хочется. Ни-че-го. Встреча с Блэки окончательно доломала его – все бессонные ночи, что он провел, в мыслях об ее таинственном исчезновении, все его поиски  - они утомили его и физически и душевно. Не стоило сразу отвергать все, что могло предложить ему его положение, лишь из-за минутной слабости, но, в данный момент времени, больше всего ему хотелось остаться одному, не видеть больше никогда в жизни ни Блэки, ни кого-либо еще.
А еще он постоянно спрашивал себя, что за чувства связывают его с этой девушкой и не мог найти вразумительного ответа. Отчего-то он знал, что любит Кристину, это было так просто и понятно, но Блэки…
Перед мысленным взором встало ее похудевшее лицо, ее усталый, грустный взгляд.
По чему она грустит? Или по кому?
И что она должна ему рассказать?
И как изменит это его жизнь?
И не стоит ли ему оборвать все это самому, пока еще не слишком поздно?
Удивительное противоречие: он был готов расстаться с ней, лишь бы избежать того неизвестного, что надвигалось на него, но в то же время совершенно не хотел с ней расставаться, он…он… он очень привязан к этой маленькой девочке, но он трус! Большой трус и  боится опять ошибиться.
Господь Всемогущий, что же ему делать?!

Но вдруг перед ним, вместо очередной темной улочки, оказалась широкая площадь, и внезапность открывшегося вида приковала Эрика к месту.
Площадь Сан-Марко, без всякого сомнения. Это одно из тех мест на планете, которое знает любой, пусть он даже и видел его своими собственными глазами.
Собор Святого Марка в профиль прямо перед ним, Дворец Дожей чуть поодаль, а налево – огромное пространство прямоугольной площади, полное голубей и заставленное стульями кафе, и высокая башня из красного кирпича напротив Собора.
Затянутое тучами небо облачило площадь и все здания на ней в серый цвет – вовсе не унылый, а какой-то мягкий, приветствующий, возвышенный, придающий всему какой-то сказочный свет.
С Лагуны подул холодный зимний воздух, от которого Эрик поежился и плотнее запахнул плащ. Но сырость – вечный бич этого города – на которую мужчина не обращал внимания во время своей бесцельной прогулки по Венеции, в одну секунду, словно голодная стая собак, накинулась на него и он понял, что руки и ноги его онемели и что оставаться на улице он не имеет более никакого желания.
Он зашел под гостеприимный покров арочного ряда, тянувшегося в фасаде здания, обрамлявшего прямоугольную площадь. Порывшись в памяти и вспомнив все книги по архитектуре, что ему доводилось читать, он вспомнил, что здания, образующие единый фасад,  называются Старыми и Новыми Прокурациями, но какая из них Старая, а какая Новая он не помнил.
В это пасмурное утро площадь, как и окружающее ее пространство, была почти безлюдна – никто не желал надолго задерживаться на ней и подставлять себе безжалостному  ветру.
А спрятался он, кажется, в Галереях Прокураций…Да, попался ему в далекой молодости один труд об архитектуре этого города…Он даже вспомнил его название:  «Камни Венеции», Джон Рескин.
Впрочем, не это было сейчас главным, а то, что было просто необходимо найти какое-нибудь малолюдное место, где можно было бы согреться и – голод, столь же внезапный, как и холод, скрутил желудок – поесть.
Впереди было кафе – сквозь витрину он увидел богатый, в бежево-розовых тонах интерьер, хорошо освещенный просторный зал, где множество посетителей приводили себя в чувство кофе и алкоголем.
А он-то надеялся на что-то более…пустынное, хотя что можно ожидать от заведения на главной площади города?..
Эрик решил поискать еще какую-нибудь альтернативу этому многолюдному кафе и двинулся дальше по Галерее.
И не прогадал. На другой стороне, прямо напротив первого кафе, оказалось еще одно, в теплых золотых тонах, с отделанными деревянными панелями стенами,  и через окна он увидел, что все кафе состоит из небольших комнаток, в которых дай Бог шесть человек поместятся. И людей гораздо меньше.
Эрик без раздумий открыл стеклянную дверь, на которой сверкала золотая надпись «Флориан» и вошел внутрь.
К нему тут же с важным видом подошел служащий кафе и провел его в отдельную, пустую комнату. Эрик сел за маленький столик с мраморной столешницей, просмотрел предложенное ему меню. Заказал кофе, какие-то сладости…и граппу, разумеется, граппу. Виноградная водка, от которой по венам разлилось тепло и он с энтузиазмом принялся поглощать принесенную ему еду.
Осталось блаженно вытянуться на красном диванчике, где он сидел, и закурить.
Эрик усмехнулся. Закурить…Он бросил эту вредную привычку лет пять назад, с такой же легкостью, как и начал и не разу не думал о том, чтобы вернуться к потреблению табака…Но почему бы и нет?
А на сытый желудок и мысли мрачные в голову не идут.
Что  ему делать, в принципе, вполне ясно: вернуться к Блэки, расспросить ее обо всем и объясниться, наконец. Внести ясность. А сейчас бесполезно терзать себя какими-либо догадками, ибо основанны они будут лишь на его домыслах, а не на истинном положении вещей.

На столе лежала стопочка белоснежных салфеток. Эрик сквозь окно смотрел на площадь, но внимание его привел странный звук, и он перевел взгляд на стол.
Чья-то невидимая рука писала, оставляя большие дырки в непослушной невидимому перу салфетке – так что текст был едва различим:
« В церкви Сан-Симеон через пятнадцать минут. Пройдете под Часовой Башней и налево до конца улицы. Александр»

Покой ему только снится...
Стоило заказать еще граппы.
-----------------------

Найти эту церковь оказалось просто и к указанному времени Эрик был там, терзаемым любопытством и предчувствием чего-то очень важного.
В церкви было душно, пусто и темно. Перед алтарем – свечи, деревянные скамьи занимают все пространство. Обычная церковь.
- Ну наконец-то вы пришли, - раздался сзади мужской голос и Эрик молниеносно  обернулся.
Перед ним стоял красивый светловолосый юноша в очень странной одежде – синем военном мундире, который выглядел столь не ко времени и ни к месту, что сразу появлялись мысли об исключительности существа, его носящего.
- Здравствуйте, - улыбнулся юноша, - позвольте представиться. Александр.