Один очень хороший человек с форума предложил мне продублировать здесь баааальшой и не до конца выложенный фик... эээ... ну вариацию на тему ПО. Это была моя первая проба клавиатуры в этом жанре и в жанре написательства вообще. Поэтому имейте снисхождение к юному и наивному графоману, коим я тогда была....
выкладываю здесь - мало ли кому захочется прочитать.
а вот приеду домой и к концу феврали положу уже все по конца

итак:
шапка:

название:
"Играя "Фауста""

пейринг - сама запуталась, все со всеми и понемногу
рейтинг - всем можно
описание - ну...большой фик... немного ОЖП, трупы..куда ж я без них? новые персонажи... немного дюдюктива... да, это...флаффа нет!
И самое главное - Призрак - из фильма!

поеееееехали!!!

…Мег держала в руках белую маску… Тайна, та самая тайна, о которой она мечтала всю свою жизнь, наконец-то оказалась в ее руках. Вот он, ключик в руках Алисы, а вот она – маленькая дверца в таинственный сад, где исчез Белый Кролик. Все, чего она была лишена, все, о чем она мечтала – было сейчас у нее. Достаточно сделать шаг – и она будет знать то, что не знает никто. Маленькая девочка из балета будет обладать Знанием Тайны. Той самой тайны, которая была Легендой Оперы, и которая только что огненной лавой прокатилась по зданию. Только что на глазах Мег произошло нечто, что она не совсем была в состоянии осознать. Но она какой-то женской интуицией и детским чутьем понимала, что вот..здесь..рядом…что-то такое..что-то…что она должна понять. И все – безумие «Дон Жуана», пожар Оперы, таинственный холод подземелья, страх за Кристину… - все отступило на второй план. Она просто поняла, что она должна пойти. И поняла – куда...
…Она не испугалась даже тогда, когда заметила движение. Не испугалась и тогда, когда поняла, что этот человек тоже заметил ее. Она просто подошла. И протянула маску. Человек взял ее двумя пальцами.
- Почему? – глухо спросил он.
- Что почему?
- Почему ты пришла?
- Не знаю…
- Почему пришла ТЫ?
- То есть?
Человек встал, стараясь стоять к Мег спиной.
- Почему, когда мы чего-то очень хотим, происходит совершенно по-другому?
Мег села на камень, стараясь украдкой в лужах разглядеть отражение лица незнакомца. Она чувствовала, что он не причинит ей зла, и поэтому совершенно не боялась. Это не значит, что он был добрым, просто он был таким…опустошенным, что ли…
- Мама говорит: «Все будет так, как должно быть, даже если это будет иначе»…
- Мама.. – в голосе человека прозвучала горечь – Мама…Твоя мама очень смелая, очень мудрая и очень добрая…Когда-то и она сделала так, и стало то, что есть… Но почему все наши желания оборачиваются крахом?
Мег свернулась поудобнее. Ей начинал нравиться этот разговор. Она знала, что сказать. Она понимала, что этот человек сейчас больше разговаривает сам с собой. Но именно она сейчас отвечала ему его же мыслями.
- Мама говорит: «Самое страшное – когда наши желания и мечты становятся правдой».
- Да? Хотя… Нет. Этого не может быть. Она – идеал, она – голос, душа….
- Мама говорит: «Когда достигаешь идеала – значит больше некуда идти»…
Это была поистине странная картина. Темное подземелье, в котором метрономом целовали камень холодные капли … Хрупкая балерина на камне и темная тень в углу. Тихий разговор полу-вопросов, полу-ответов. Девочка росла на глазах. То, что отвечала она, были мудрыми ответами. То что, спрашивал человек в углу – было вечными вопросами. В один момент они поняли, что знают, что спросит один, и что ответит другой. Они плели тонкую вязь боли и сострадания. И в тот момент их чувства были искренними. Потому что один не видел другого. И словно разговаривал со своей душой. Не важен был их возраст. Не важно было то, что пережил один, и что не успел пережить другой. Два одиноких существа. Два существа, связанные одним общим именем, одним общим человеком. Это был разговор на краю Вселенной и на исходе века. Потому что для одного все закончилось, а для другого все только начиналось…
- Что такое любовь?
- Сострадание.
- Что такое сострадание?
- Разделение боли.
- Что такое боль?
- Ощущение себя человеком.
- Что такое человек?
- Самое жестокое существо на свете.

- Зачем ты здесь?
- Потому что я должна здесь быть.
- Ты меня боишься?
- Нет.
- Почему?
- Потому что в жизни мы должны бояться только самих себя.
- Почему?
- Потому что наши поступки могут доставить боль другим людям.

- Что значит музыка?
- Дыхание... Биение сердца… Душа в ладонях… Жизнь и смерть…Перерождение…Просто Музыка

- Что такое ревность?
- Страх.
- Что такое страх?
- Основа жизни.
- Что такое жизнь?
- Путь к смерти.
- Что такое смерть?
- Сон жизни.
- Что такое сон?
- Одиночество, окутанное иллюзиями.
- Что такое одиночество?
- Просто жизнь.
- Что такое жизнь?
- Маскарад.
- Что такое маскарад?
- То, чего сейчас здесь нет.
Да, именно так. Сейчас здесь не было именно маскарада. Сейчас здесь была обреченность последних минут. Обреченность последней исповеди, последнего причастия. Оба понимали это. Они сняли все свои маски. Маски смелости, ярости, наглости, высокомерия... Сняли одеяния страха, ненависти, неловкости... Их маски стояли кругом и смотрели на них со стороны. Были только два человека. Два человека, доведенные до отчаяния - один тем, что рухнуло у него в руках, другая тем, что она увидела и поняла. В этот момент своими маленькими ручками Мег брала мамину эстафету. Мадам Жири знала только то, кем был Призрак. Мег же теперь знала, кем он стал. И она понимала, что теперь по-иному будет относиться к сплетням девочек из балета… Возможно, даже будет запрещать их, угрожать, пугать... И еще одну вещь она теперь знала. Больше она никогда не сможет посмотреть в глаза Кристине. Она понимала все и в тоже время не могла понять ничего. Просто потому что Сострадание проснулось в ней раньше Любви…

Глава 1. В которой оказывается, что ничего еще не закончилось.

…Когда в подземелье повисла тяжелая мгла молчания, Мег поняла, что разговор окончен. Драгоценный гобелен вопросов и ответов был доплетен. Ни у нее, ни у ее собеседника больше не оставалось сил и боли разговаривать. Мег соскользнула с камня и проворно посеменила к выходу. На пороге она оглянулась и еще раз посмотрела на фигуру, которая все так же обреченно стояла, прислонясь лбом к холодной стене. Стояла к ней спиной. И тут Мег, повинуясь безотчетному импульсу сострадания, бросилась обратно и обняла этого человека. Обняла со всей детской непосредственностью и взрослой любовью. Тот вздрогнул от беззвучного рыдания. Мег попятилась к выходу…
… В дверях спальни балетных девочек она столкнулась с матерью. Мадам Жири вопросительно подняла бровь. Мег залепетала про удивительные макеты оперного театра, красивые рисунки и интересные механизмы в подземелье. Мадам подняла вторую бровь. Мег замолчала. Две женщины посмотрели друг на друга и поняли все без слов (1). Мадам Жири вздохнула и покачала головой.
- Не стоит, право, не стоит… Ты уже ничем не сможешь помочь ему…
- Но…
- Ему уже никто не сможет помочь… Наверное, даже он сам… Мег, девочка, разве ты не понимаешь, что ты можешь сделать ему еще больнее? Ты ведь напоминаешь ему о Кристине... Не стоит…

…Мег лежала в кровати. За окном шел снег (2). Крупные белые хлопья, столь редкие этой зимой в Париже, перьями архангельских крыльев осеняли Нотр-Дам, пробивались сединой в золотых кудрях Аполлона, и тихо падали в объятия Сены. Безумно одинокие, снежинки долго не таяли на плащах и цилиндрах таких же одиноких и случайных прохожих, словно стараясь подольше побыть с человеком. Если бы это был день, то они бы целовали прохожих в губы и дрожали на ресницах. Но была ночь. Поэтому снежинки покоились на молитвенно сложенных ладонях кладбищенских ангелов, царственной мантией покрывали худые спины уродливых горгулий Нотр-Дама, заглядывали через окна в удушающие своей роскошью залы Лувра… Они снова вернулись… Снег возвращался сюда каждый год… Он покрывал дорожки Версаля и помнил, как много лет тому назад, во времена славы и блеска Версаля, светоносный и пресыщенный Людовик XIV недовольно морщился, завидев его. Он помнил, как еще раньше, заглядывая в окна дворца на улице Сент-Оноре, слышал, как тихо играл на лютне гроза Парижа – кардинал Ришелье, и какую нежную мелодию рождали его тонкие пальцы, украшенные массивным кардинальским перстнем. Он помнил, как много, много лет назад целовал золотую головку новорожденной девочки в Домреми, как потом расстилался мягким ковром перед ее рыцарским конем и как потом дождем тщетно пытался потушить ее костер в Руане. И вот сейчас, через маленькие окошки Оперы он видел еще одну такую девочку…
…Мег думала. Она понимала, что не сможет теперь беззаботно танцевать на сцене в костюмчике очередной нимфы, зная, что под сценой томится и страдает человек. Человек, который столь же одинок, как и она. Человек, даже более одинокий, чем она. Человек, которого предали и забыли. Тот самый, которого они все боялись, и на самом деле, который должен был бояться их. Мег стало стыдно за все те жуткие истории, которые она рассказывала девочкам из балета. По большей части, она, конечно, их выдумывала сама. И воспоминания об этом покрывали ее щечки жарким румянцем. Ей было просто стыдно. И она понимала, что должна как-то помочь. Но как? И что она сможет сделать? Все, отвечала она сама себе. Она сможет сделать для этого человека все. Кристина? Да, она приведет Кристину к нему. Или приведет его к Кристине…

…Маленькие амурчики на вышитом покрывале невинно улыбались. Малышка Мег мирно дремала. В этот момент она влюбилась. Не в мужчину, не в ангела музыки, не в таинственного призрака оперы… а в страдающего человека. Самым чистым и самым светлым чувством маленькой балерины было это - новое, незнакомое еще ей, и неизвестное многим людям, чувство чистой любви…Бескорыстной любви….любви-сострадания.. Наверное, именно такую любовь Бог испытывает к людям (3)… И именно эта любовь приносит больше всего страданий. Потому что в нее не верят, ей не доверяют… Но малышка Мег пока об этом еще не знала. Она мирно дремала. Наивная девочка, которая тоже прошла точку, за которой нет возврата…

…Пламя лизала свиную кожу, которая сворачивалась в тугой клубок. Такой же клубок душил и Призрака. Он жег партитуру «Дон Жуана»… Жег свои мечты, надежды, желания. Ему хотелось выколоть себе глаза, лишить себя слуха, чтобы навсегда покончить с этим миром. Он не думал о самоубийстве. Просто потому, что совсем не ценил свою жизнь. И не думал, что она может иметь какое-то значение.
- Но ты же знал, что она уйдет... – раздался тихий голос.
Призрак повернулся. В кресле сидел мужчина. Лет 25-30…Лицо, почему-то непреодолимо знакомое… Чеканный профиль. Глаза, цвет которых невозможно было разобрать за густыми ресницами…. Светлые, словно седые волосы. Темные брови. Шрам, пересекающий левую бровь и щеку и три шрама поменьше – на правой брови, придавали лицу жесткое и при этом немного скорбное выражение. Правая рука в перчатке лежала на серебряном набалдашнике трости. На левой руке – старинный перстень. Немного надменная посадка головы и в то же время – горькая усмешка в уголках губ. Странно… откуда он здесь взялся? Но Призрак совсем не удивился. Он настолько отупел от боли, что его ничего не удивляло… Это было похоже на дурной, кошмарный сон..
- Ты же знал, что она уйдет, - повторил человек.
- Позвольте узнать, с кем имею честь?
Человек встал, тяжело опершись на трость. Поклонился:
- Можете называть меня Родерик.
- А…. – Призрак, словно припоминал старую повесть в книге в переплете из свиной кожи, книге, откуда он взял идею костюма Красной смерти.
- Нет. Но не только же ВАМ выбирать имя случайно.. – в голосе человека прозвучала горечь и усмешка.
- Так кто же вы?
- Какая, в сущности, разница? - человек присел на подлокотник кресла, вытянув правую– видимо искалеченную - ногу вперед. – Какая разница – наш род, происхождение, да, в конце концов, и имя… Важно то, что мы представляем на самом деле.
Призрак тоже сел в кресло. Его стала забавлять это софистика. Если это сон, то он будет играть по правилам этого сна.
- А что же вы представляете на самом деле?
Человек пожал плечами.
- Ничего.
- Но так невозможно!
- Даже более, чем ничего.
- Так невозможно.
- Возможно. Чем больше человек предает свою природу, тем он более ничего… Но вернемся к нашему разговору…
- Нет, пока вы не скажете, кто вы!
- Вернемся к нашему разговору, – мягко, но настойчиво повторил человек.
Призрак вздохнул.
- У меня ощущение какого-то безумного сна.
- Нет, - покачал головой человек – Вы как раз проснулись. Ведь вы же знали, что она уйдет.
- Нет.
- Знали...
- Нет!
- Прислушайтесь к себе.
- НЕТ!
Человек наклонил голову и внимательно посмотрел в глаза Призраку.
- Да… опустил голову тот. – Но я надеялся!
- Надежда – это яд. Надежда – это медленная смерть. Надежда ведет нас на самые безумные поступки. Надежда окрыляет нас… Но когда она умирает – то вместе с ней умираем и мы… «Надежда была бы величайшей из сил человеческой души, если бы не существовало отчаяние»…
- Кстати, суть вопроса – как вы здесь оказались?
Человек улыбнулся.
- Пришел.
- Но я вас не звал.
- А меня никто никогда не зовет….И не звали… - помолчав, добавил он. - И не ждали… - у него дернулось лицо - Поэтому я прихожу сам. Я стою в тени и вижу все, что происходит.
- Но где вы были! – он взглянул на трость.
Человек перехватил взгляд.
- Да, грацией кошки я не обладаю..
Он внезапно встал и бесшумно и гибко обогнул кресло
- … но разве в этом суть?
- Но все-таки…Хоть на один вопрос вы дадите ответ? Зачем вы здесь?
- Ты в отчаянии. «А отчаяние есть ад в душе, прежде низведения души в ад». Я пришел вытащить тебя из этого ада…
- Иоанн Златоуст не знал, что значит жить в аду, потому что он никогда не был на моем месте!
- Никто никогда не может стать на место другого человека! Но не стоит разжигать адское пламя в своей душе…его и так достанется на нашу долю…
Эрик закрыл глаза и откинулся к стене.
- Я очень, очень устал. Чего же ты хочешь?
Человек присел на корточки перед обуглившейся рукописью Дон Жуана.
- На пепелище всегда остаются угли... – он перевернул страницу и опустил горсть ладони на торец партитуры. – Они могут либо сжечь дотла все, что осталось…Либо возродить новое пламя…А еще их можно потушить… - Он повернул ладонь. В ней лежал тлеющий уголек.. – Выбирай.
Призрак подошел ближе и сел на корточки.
- Я тоже умею говорить загадками, цитатами и метафорами. Это не такое уж большое достоинство.
Человек мягко улыбнулся. Все-таки в нем было что-то неуловимо знакомое…где-то он его видел..
- Возможно… Но достоинств никогда не бывает слишком много. Выбирай. Потому что огонь все-таки больно жжет, какой бы банальной метафорой он ни был.
- Что выбирать?
- Выбирай, как ты поступишь с угольком.
- Ты дьявол?
- Не больше, чем другие люди.
- Ты ангел?
- Не меньше, чем другие люди.
- Что я должен сделать?
Человек посмотрел ему в глаза. Призрак нерешительно протянул руку к ладони незнакомца. Маленький огонек замигал, находясь на последнем издыхании. Вот-вот – и ладонь Призрака потушила бы его. Незнакомец опустил голову, словно ему стало мучительно больно. И тут Призрак резко потянулся к огарку свечи. Последним всхлипом уголька был маленький язычок пламени, который возродился на свече…

…Мадам Жири наблюдала за всем этим из-за портьеры (4). В первый раз в жизни она была в растерянности. Она не знала, кто это был за человек. Ей тоже показалось знакомым его лицо. Но как он попал сюда? И почему она его не видела раньше? И что вообще происходит здесь? Впервые у «Железной Мадам» дрожали руки. Она понимала, интуитивно чувствовала, что этот парень ничем не повредит ее внезапно постаревшему за этот вечер питомцу, даже более того, он помогает ему…но тем не менее… Все происходившее было в высшей степени странно… Она понимала, что происходит какое-то священнодействие…. И понимала, что сейчас начнется другая история. Что колесо событий не остановилось. Оно лишь тихо скрипнуло… Но что принесет его очередной поворот? И самое главное – что и кого он унесет?

Глава II. В которой появляются воробей и кошка. А также еще один персонаж.

Наступило утро. Обычное зимнее утро, нисколько не отличающееся от десятков других. Утро, когда тот самый нежный белый снег сжимается от стыда за свое ночное буйство и грязными ручьями убегает как можно дальше от нескромных взглядов, прячется в мутных водах Сены, юркими ручейками сбегает через решетки улицы Скриба и в конце концов оказывается в подземном озере Оперы присоединяясь к сотням таких же изгнанников.
Призрак проснулся. Он не помнил, как закончился тот безумный день. Он помнил незнакомца. Помнил, свечу, разговор… Что-то очень смутное…
Он обвел взглядом свое жилище. Все в нем было, как и всегда. Те же самые макеты театра… Те же самые портреты Кристины… Но было как-то тихо и пусто..Было одиноко и грустно..Было ясно, что больше здесь никогда не появится живая душа. Хотя..хотя… Тут Призрак заметил, что какая-то живая душа, помимо его собственной, все-таки находится в этот мрачном подземелье. Давешний незнакомец сидел в кресле, положив ноги на стол. С его стороны это было, по меньшей мере, неучтиво. Кроме того, в руках у него была полуобгоревшая партитура «Торжествующего Дон Жуана». Незнакомец отбивал ритм тростью по полированной поверхности стола, причем не четко следовал задуманной мелодии, а витиевато импровизировал свою. Это было еще большей наглостью и неучтивостью. Призрак подошел и рывком опрокинул стол.
Незнакомец поднял глаза и улыбнулся.
- Доброе утро. Сегодня, как я погляжу, тебе уже лучше. Кстати, в партитуре есть небольшая ошибочка. Вот здесь лучше начинать с ля-минор… - Он показал пальцем место в партитуре, где, по его мнению, находилась, ошибка. Призрак и сам понимал, что тут у него не совсем идеально, но никак не мог определить, где же он промахнулся. То, что незнакомец сразу указал на слабое место, еще больше обидело и разозлило его.
Призрак резко схватил человека за руку и повернул ее ладонью вниз. Он пытался разглядеть перстень, но человек громко расхохотался, даже не попытавшись выдернуть руку. С перстня был стерт, а точнее сколот находившийся там герб.

- Итак, нам надо разобраться. Во-первых, с кем имею честь? Во-вторых, что вы здесь делаете? В-третьих, когда вы отсюда уберетесь?
- Как много вопросов! Начну, пожалуй, в обратном порядке. Во-первых, убраться могу прямо сейчас. Во-вторых….Понимаете… Бывают такие случаи, когда человека нельзя оставлять одного, иначе он может погибнуть. Он съест сам себя, сгорит…Волей случая, я оказался в курсе всего того, что происходило здесь последние полгода. Видите ли… Я по характеру таков, что мне всегда больше нравилось то, что делается за кулисами. Поэтому я с детства обожал всякие подземелья, тайные коридоры и тому подобные вещи…Это однажды мне пригодилось…- помолчав, добавил он. - Оказавшись… не по своей воле…в Париже…я понял, что могу воплотить свою страсть. Я знаю здесь каждую дыру. Даже цыгане и нищие не столь хорошо осведомлены о закоулках этого большого муравейника, чем я узнал за полгода. Позавчера…да-да, не смотрите так, именно позавчера..вы проспали два дня…Так вот, позавчера я был на премьере и когда начался пожар, то, совершенно естественно для ..в общем, для моего положения… пошел не вместе с толпой, а решил выйти черным ходом. Да-да, я знаю и ваши черные ходы. Так вот, позавчера я оказался здесь и был невольным свидетелем трагической развязки… Естественно, не зная всей подоплеки, я решил не вмешиваться, дабы не наломать дров в вашу поленницу. Ну не надо так смотреть на меня! Ну, представьте себе, вы подвешиваете этого милого виконта, Кристина рыдает в углу – и тут появляюсь я с репликой: «Господа, давайте решим все дипломатично!». Рояль в кустах! Deux ex mashina! Немая сцена! Вы бы первый проломили мне голову канделябром, дабы я не отвлекал вас всех от содержательной и учтивой беседы, а потом бы как ни в чем не бывало, продолжили душить Рауля…Вот..А потом… Честно говоря, я знал, что все закончится именно так. Да-да… Вот…И потом…Понимаете, я не захотел оставлять вас одного. Та девочка, с которой вы разговаривали вчера…она тоже была очень вовремя. Она успокоила вас… А я просто заморочил вам голову. Человек в состоянии аффекта способен на самые безумные и жестокие поступки…
- А если бы я убил вас?
Человек пожал плечами.
- Я бы не особенно расстроился.
- Вы - нет. Но мне бы приписали еще одно ужасное убийство! Как вы благородны!
- Да… дело в том, что все считают, что я мертв. Так что никто ничем не рисковал… А кое-кто сказал бы вам и спасибо – задумчиво и горько произнес он
- А кто вы?
- Какая разница? Зовите меня Родерик.
- Родерик….
- Нет. Не Родерик Ашер – усмехнулся незнакомец. – Хотя….Мистер По удивительно хорошо описывал события. Не правда ли, рассказ «Маска Красной Смерти» чрезвычайно красив? И ведь он же натолкнул вас на идею столь эффектного появления на маскараде? Вот и в чем-то в моем случае он был прав. Впрочем… Я бы хотел начать жизнь с чистого листа. Советую и вам сделать то же самое.
- То есть?
- Вы прекрасно понимаете меня. Кристина прекрасная девушка…
- ..откуда вы это можете знать?
- Ваши чувства…Человек, который пишет такую прекрасную музыку не может обманываться… Но вы должны начать жить заново...Забыть все, что здесь было…
- Как? Как? – Призрак вскочил - Когда все напоминает о ней! Когда каждая нота, каждое дыхание воздуха… Когда я помню каждый час. Когда часы …
- «…эбеновые часы, заслышав которые, пары переставали кружиться в вальсе…»
- Когда часы пробьют десятый час, то я рванусь, чтобы пойти к ней на наш традиционный урок пения…но внезапно вспомню, что ее больше нет рядом…и больше не будет..
- Когда каждый восход будет напоминать о том, что нет, а каждый закат говорить, что этого уже не будет…
- Когда я буду слышать ее шаги…
- …и оборачиваться в пустоту…
Призрак замолчал и с удивлением взглянул на пришельца. Тот смотрел остекленевшим взглядом в пустоту. Затем он тряхнул головой, и словно смутившись возникшей паузы, мягко рассмеялся.
- Поверьте, начать жизнь сначала можно. Можно научиться жить без того, что вы потеряли.
- Но разве это будет жизнь?
- Нет. Это будет Чистилище. Между адом Отчаяния и раем Надежды. Иного не дано. У нас нет другого пути.
- У нас?
- А вы думаете, что я предлагаю вам то, что не пережил сам? Поверьте, это можно сделать. Не творите глупостей. Подарите мне немного времени вашей жизни. А потом посмотрим.
- Почему я должен это делать?
- Потому что вы этого хотите!
- Да неужели?
- Потому что я единственный, который пришел к вам сам. И вы это знаете.
- ..да….
- Не надо пытаться обмануть меня. Поверьте, я видел смерть и перешел через порог. И очень многое я знаю и вижу наперед. Так что не надо мне лгать. Вы можете обмануть только себя. Но стоит ли это делать?
- Хорошо…
- Что?
- Хорошо.
- Хорошо.
- Кстати..мне бы хотелось, что бы как можно меньше народу знало, что я здесь.
- То есть? Тут и так никто ничего не знает.
- Да ну конечно. О вашем существовании знала лишь пара человек, не считая половины Парижа.
- Но мне это было нужно!
- А вот мне, да и вам тоже, известие о моем существовании совершенно не нужно. Я пришел из ниоткуда и вернусь в никуда. Поэтому не надо лишних слов обо мне….
- Но все-таки мне бы хотелось знать – из-за портьеры жестким шагом вышла мадам Жири. – Мне бы хотелось знать кто вы, и что вы здесь делает.
Призрак, как отчаявшийся ребенок, бросился к Жири. Она обняла его: «Мой мальчик».
Родерик вздохнул.
- Леди, - очевидно от волнения, в его правильной французской речи прорезался английский акцент. – То есть, мадам, простите, но кажется, даже местными летучим мышам уже должно быть понятно, что я бы не хотел распространяться на эту тему. Вы же гораздо более красивы, чем летучая мышь, хотя двигаетесь так же бесшумно. – Подобная наглость была сказана с таким бронебойным обаянием, что никакие комплименты не могли произвести большего эффекта.
- Но мне кажется, что ваше лицо мне знакомо…
- Ну и что? Возможно, в вы видели меня на днях в Опере?
- Нет раньше…и у вас не было…шрамов.
- Ну, тогда раньше. Какая разница. Мне кажется, что в этом благословенном всеми ангелами и демоне здании поперебывало полсвета.
Мадам недоверчиво нахмурилась.
- Послушайте, чем пытаться раскопать мое прошлое, и кстати, совершенно бесперспективно, лучше объясните вашему другу, что не стоит казнить себя за прошедшее. Я просто исчерпал все свое красноречие. Объясните ему, что еще не все потеряно. Объясните, в конце концов, что могло быть и хуже…
- Насколько хуже?
- Да Господи! Кристина могла уйти к месье Андре!

Мег проснулась от холода. Из окна дуло. Вообще-то она сама была виновата в том, что от окна дуло. Потому что еще маленькой девочкой она частенько проводила бессонные ночи за тем, что расковыривала замазку, а потом лепила из нее всяческих бяк. Покойный Буке жутко ворчал, натыкаясь на разных крокозябр в самых неожиданных местах. Мама же вздыхала и укоряюще качала головой. Потом Мег надоели эти занятия. Но от окна все равно дуло. Зачинался сырой серый рассвет. Рассвет, особенно зимой и осенью - Пограничье между ночью и днем – Время, когда не сказано ни «да» ни «нет». Самое странное, самое страшное время, когда ушла луна, и не взошло солнце. Когда серый туман ползет по улицам, словно ищет себе пропитание. Мег закуталась поудобнее в одеяло и стала думать. Сегодня в опере были отменены все спектакли. И не удивительно. Господа Фирмин и Андре всеми силами пытаются отвадить комиссаров полиции от здания. Карлотта до сих пор безутешно рыдает в гримерке. Балетные девочки ходят исключительно стайками, под строгим присмотром мадам Жири – от спальни до столовой, где набивают себе пузики - и обратно. Кристина…
Мег перевела взгляд в сторону кровати Кристины. Она так и стояла – разобранная, пустая, холодная. Кристина не возвращалась сегодня ночью сюда. Сердце у Мег сжалось в очередной раз. Кристина была единственным родным и близким ей человеком. И этот человек начинал отдаляться от нее все дальше и дальше с каждым днем после того памятного вечера десять лет тому назад, когда она впервые услышала голос Ангела Музыки.
- Девочки! Держим шаг!
- Кристина, что такое? Ты не спала всю ночь? Ты путаешься в простейших па… что произошло? Ты заболела?
- Ах, Мег! Совсем нет! Мне так хорошо!
- А что случилось?
- Мег, я сегодня слышала Ангела! Он говорил со мной, он пел, он рассказывал, что меня ждет великое будущее и я больше не одна.

…. – Мег?
- Кристина? Что ты здесь делаешь?
Перед Мег стояла Кристина. Видно было, что ей нелегко далась эта ночь. Она похудела, а глаза..глаза были словно полны невыплаканных слез…
- Кристина…Мне так много надо тебе рассказать!
- Подожди Мег, не здесь… Здесь и стены имеют уши… Я просто пришла забрать свои вещи..
- А…
- Рауль за дверью. Его экипаж ждет меня. Мы сейчас уезжаем в Руан, в его поместье.
- А…
- Нет, я не хочу оставаться в Париже…Пока…
- А…
- Тем более я не хочу оставаться в Опере…Пока..
- Кристина, подожди…я хочу тебе рассказать…
- Мег, я убегаю… Если хочешь, Рауль приедет за тобой, и мы побеседуем позже…
Кристина говорила очень нервно, слегка заикаясь, то и дело оглядываясь по сторонам и словно прислушиваясь к чему-то.
- Кристина, - мягко сказала Мег. – Его нет здесь.
Кристина замерла и внимательно посмотрела на Мег.
- Кого?
- Того человека, который живет в подземелье.
- Ты его видела?
- Ну да…
Кристина наклонила голову, словно не понимая чего-то…
- Ну, почти видела…- поправилась Мег. - он стоял ко мне спиной..Но у него был такой красивый голос…
- И что он сказал тебе?
- Кристина, он очень любит тебя и очень страдает…
Дверь скрипнула, и в нее заглянул взъерошенный Рауль.
- Кристина, дорогая… А, мадмуазель Жири, доброе утро. Вы чудесно выглядите…Кристина, пожалуйста, поторопись…Не стоит дразнить зверя.
Мег вспыхнула.
- Он не….
Кристина закрыла ей рот ладонью.
- Рауль немного не в себе. Он просто сам не свой. Поговорим позже. Рауль приедет за тобой. И ты мне расскажешь все. Хорошо?
- Хорошо.

- Мег! – мадам Жири схватила пробегавшую мимо дочь за край рукава. – Мег! Куда мы направились?
- Мам…
- Что «мам»?
- Мам, не знаю, куда направились вы, а я иду по своим делам. Личным! – Мег особенно подчеркнула последнее слово и, показав матери язык, проворно посеменила прочь. Мадам некоторое время стояла опешив. Такого она не ожидала от дочери. Хотя… да, недаром говорили, что среди нынешней труппы есть несколько девочек, которым не повредило бы пара месяцев в монастыре. Вот, к примеру, Анна Дюбуа… Мало того, что шаг не держит, так еще, как ходят слухи, ругается непотребными словами… Нет, надо свою девочку держать построже…

Удачно отвертевшись от матери (хотя сердце до сих пор колотилось от страха от своей храбрости) Мег спускалась вниз. Она помнила советы держать руку на уровне глаз, но не хотела этого делать. Во-первых, потому, что тогда бы она не смогла бы рассмотреть всего того, что творится вокруг нее. А во-вторых, потому что она доверяла тому человеку, с которым разговаривала в темноте.
На каменных стенах выступала влага. Мег поежилась от холода. Все-таки надо было ей накинуть что-нибудь на плечи, потому что так можно добегаться и до воспаления легких. Но ничего, сейчас она переговорит с Ним, и вернется в теплую спальню…
Внезапно наступив в ледяную лужу, она ахнула. Вскрик разнесло эхо…

Родерик вздернул вопросительно бровь.
- Скажите, милейший… У вас тут часто привидения, помимо вас расхаживают? Или это у летучей мыши несварение желудка?
Призрак прислушался.
- Кажется, я знаю кто это.. Это та самая девочка… Малышка Мег Жири, подруга…. Кристины.
Имя Кристины он выговорил с видимым усилием.
- Надеюсь, что ее вы убивать не намерены? Тогда вам придется взять себе кличку Синяя Борода. И душить исключительно юных девственниц, что, учитывая нынешние нравы, будет весьма редким и сложным занятием.
Призрак улыбнулся. В ответ на эту улыбку в глазах Родерика заиграли лукавые чертики. Он разряжал обстановку, он хамил, но он расшевеливал Призрака.
- Нет.. Надо будет привести ее сюда, а то она, чего доброго еще заплутает…
- Тогда я, с вашего позволения, откланяюсь.
- Почему?
- Ну не стоит разводить здесь кунсткамеру уродов. – Изуродованная бровь иронично дернулась. Призрак мрачно расхохотался.
- Итак. Я откланиваюсь… Если что, то я за портьерой, собираю на себя пыль.

Мег вошла несмело, оглядывая по сторонам и внутренне сжимаясь от какого-то неясного предчувствия. Призрак мягко сказал:
- Иди сюда. Не бойся. Я не обижу тебя.
- Да я..и не боюсь…
Она подошла поближе. Потом еще ближе. Она стояла совсем рядом, с любопытством разглядывая маску, стараясь разглядеть или хотя бы угадать то, что прячется под ней.
- Кристина было сегодня в опере… - начала она. И осеклась, увидев, как исказилось под маской лицо.
- …Кристина…
- Кристина зовет меня приехать к себе…
- …зовет…
- Хотите…хотите, я расскажу ей про вас? Хотите, я привезу ее к вам?
- …ко мне…
Он внезапно закрыл лицо руками. Мег стояла растерянная. Она впервые видела, как плачет мужчина.
- Мег, девочка…скажи ей, что я люблю..или нет..не говори… Мег, пожалуйста, расскажи мне про нее…Расскажи. Как она.. Что делает.. Пожалуйста, рассказывай мне про нее…
- Хорошо…
Мег протянула руку и погладила маску.
- Хорошо…я обещаю..я сделаю это..я буду делать это ..для вас

Бархатная портьера тихо зашуршала. Но Мег и Призрак этого не заметили. Девочка что-то шептала мужчине, скорчившемуся у ее ног.

У Родерика на душе было погано. Поэтому, он собственно и шутил и дурачился. Ему казалось, что его нагнала черная туча. Только он не мог понять, что же это такое. Вернее, были подозрения… Не может быть… Но все шло именно к тому… Он предвидел, что события могут разворачиваться именно так. Он знал, что мысль приехать в Париж и более того – заявиться в Оперу, может прийти на ум и другому человеку, но он все-таки надеялся..Теперь же он чувствовал, что эта надежда тает с каждым часом .Но сидеть за душной портьерой и изображать из себя клоуна было больше невыносимо.
Надо подняться наверх, на свежий воздух и там подумать и решить…

Родерик сидел на крыше Оперы и с видимой опаской поглядывал вниз. У его ног прыгал взъерошенный воробей, кося карим глазом. Призрак подошел к нему поближе. Он заметил, что того бьет мелкая дрожь.
- В чем дело? Неужели холодно.
- Нет… Просто..Я немного боюсь высоты..
- Почему?
- Было дело…- туманно ответил Родерик. Видно было, что он не настроен разговаривать. Будь это кто-то другой, Призрак бы давно и без церемоний отправил бы его куда-нибудь подальше. Но почему-то ему не хотелось этого делать. Родерик поражал каким-то молчаливым мрачным романтизмом, одновременно улыбкой и угрюмостью, цинизмом и добротой, начитанностью и наивностью… По вскользь брошенным фразам было понятно, что он очень и очень неплохо разбирается в музыке, живописи.. но почему-то совершенно не хочет об этом говорить. Он был очень странным. Эти шрамы, хромота, изуродованная рука, затянутая в перчатку, периодически проскальзывающий английский акцент, какие-то странные оговорки. Но это как раз и успокаивало. Это был человек со своей тайной и трагедией. И именно такой человек мог понять чужую тайну и трагедию. Он не лез в душу, не вызывал на откровенность. Он просто был рядом. Все время. Ни на минуту не разрешая Призраку оставаться наедине с самим собой, со своими страхами и отчаянием. Он пришел и поставил себя так, что прогнать было невозможно, немыслимо…да и не нужно. И Призрак сам рассказал ему все. И он видел, как побелели у незваного гостя зрачки, как заходили скулы, пересеченные шрамом, как дрогнули губы. И он понял, что если и не сможет назвать этого человека своим другом, то тем не менее, может на него полностью положиться.
- Мег едет к Кристине…
- Я знаю…
- Я попросил…
- Я знаю…что бы я не говорил, ты поступаешь, так, как хочешь…И может…может это и правильно. – Он поднял голову и посмотрел на Призрака снизу вверх. – Может, это и правильно. В конце концов, я не вправе указывать тебе, как поступать. Может, я ошибаюсь в Кристине, и она вернется к тебе. Поверь, я не знаю…я не знаю совсем ничего..

Призрак молчал. Он смотрел вниз. Родерик тоже перевел взгляд туда.
Там стоял экипаж Рауля. А в него садилась Мег.
- Маленький ангелочек. Интересно, какую он весть принесет тебе – добрую или злую?
- Не знаю, - покачал головой Призрак. – Мне сейчас нужна просто весть.
- Я все понимаю… Но иногда надо задохнуться, чем дышать ядом.
- Ты предвзят к Кристине! Она ангел..она..она…
- Все может быть. Я не знаю ее. Но не могу простить ей ее поступок. Вот и все. И я просто боюсь, что она может повторить его.
- Но какое тебе дело до меня?
- Никакого. Мне просто жаль, когда погибает хороший человек. Вот и все. И ровным счетом ничего. Почему, если я хочу сделать кому-то доброе дело, я должен объяснять ему, зачем и почему я это делаю? Почему, если я хочу спасти кого-то от смерти, и, что гораздо страшнее - от безумия, я должен объяснять ему свои поступки и действия. Если я буду тонуть, ты начнешь говорить: «Сейчас я сделаю шаг, а потом еще шаг…»? Или ты сразу бросишься спасать?
Призрак задумался. Воробей встряхнулся и взлетел на плечо Родерику. Там он потоптался и начал перебирать его длинные светлые волосы, в которых проскальзывала седина.
- Ты конечно, можешь обидеться, и будешь прав – медленно и размеренно сказал Родерик. - Более того, можешь меня даже ударить. Но мне кажется, что у тебя не только изуродовано лицо. У тебя изуродовано сердце, сожжена душа. И я иногда понимаю Кристину. Она боялась не твоей внешности, а того, что творится у тебя внутри. И пока ты не изменишь себя, все будет по-прежнему. Даже если у девочки все получится, и Кристина вернется… Она снова уйдет, если ты будешь таким.
Призрак молчал.
- Ты прав тихо, - сказал он. – Ты, как всегда, сто раз прав… откуда ты все знаешь?
Родерик мрачно усмехнулся.
- У Смерти в правой руке коса, а вот в левой – свитки с тайнами человеческой души. Если ты увернешься от ее смертоносного лезвия, она позволит тебе заглянуть в ее свиток.
- Кстати. А как выглядит смерть?
- У каждого она своя.
- Хорошо. Как выглядела твоя?
- Моя..- Родерик криво улыбнулся.. – Как красивая девушка с длинными рыжими волосами, зелеными глазами, тонкими пальцами и гибким станом… А на левой руке у нее кольцо с гранатом…Она любит платья с высокими воротниками, обожает черный цвет и умеет разговаривать с растениями…- мечтательно продолжил он.
- Какая красивая смерть…Больше похоже на невесту…или на любимую сестру.
Лицо Родерика внезапно исказила нервная судорога. Затем его передернуло всего. Воробей спорхнул с плеча вниз. А потом снова подскочил поближе.
- Да…совершенно верно. Совершенно верно…Мы иногда не видим зло, которое ходит рядом с нами и заглядывает нам в лицо.
Родерик встал и ушел. Ему показалось, что туча опустилась на его плечи.

Воробей попрыгал еще некоторое время и тоже почувствовал неотвратимо нарастающую тревогу. Опасность находилась не здесь, не на крыше. Воробей поскакал на бордюр и стал крутить головой по сторонам. Все-таки любопытно… И тут он судорожно икнул.
На него пристально смотрели зеленые глаза огромной холеной черной кошки. Кошка нервно подергивала хвостом и била по рукам свою хозяйку. Высокую молодую женщину, вышедшую из экипажа, остановившегося прямо напротив Оперы. Женщину с аккуратно собранными рыжими волосами и в черном платье с высоким воротником. Женщину с тем самым лицом, которое было так знакомо Призраку и мадам Жири.

Глава III
В которой кое-кого называют по имени и чуть-чуть отдает индийским фильмом.

- Мадмуазель Вифания Ковенант! – месье Фирмен, распахнув объятия, ожидал приехавшую незнакомку в вестибюле Оперы. Дама поморщилась. Кошка недовольно фыркнула.
- Мадмуазель…мы Вас так ждали! Не будете ли любезны, пройти в наш кабинет?
Фирмен провел даму в кабинет, стараясь держаться подальше от кошки – у него на них была аллергия. В кабинете за столом, закопавшись в ворох бумаг, погибал Андре – кредиторы, как всегда вовремя, вспомнили о долгах Оперы.
- Будьте знакомы – Месье Жиль Андре – Мадмуазель Вифания Ковенант.
Дама поморщилась вторично.
- Я бы предпочла, чтобы меня называли Бетани. Во всяком случае, не отдает таким пошлым анахронизмом.
- Ой…прошу прощения… - смутился Фирмен. Андре с некоторым удивлением наблюдал за ними, судя по всему, не понимая, что тут происходит.
- Вы его получили, – дама села в кресло, не ожидая приглашения. Кошка спрыгнула с ее колен, и, распушив хвост, по-хозяйски оглядела кабинет.
- Итак, господа…Я думаю, что мы встретились, чтобы окончательно решить наш вопрос… Итак, вы согласны?
- С чем? – недоуменно спросил Андре.
Бетани вздернула бровь и посмотрела на Фирмена.
- Я думала, что вы компаньоны… или тут какие-то интриги?
- Нет, что Вы! Просто я забыл предупредить. Андре – это та самая дама, которая хочет купить Оперу.
- Купить Оперу? Ах, ну да, но я думал, что это шутка…
- Хороша шутка, - холодно процедила Бетани. – Если Вы не в курсе, я приехала сюда из Англии. А она, да будет Вам известно, находится вовсе не на соседней улице!

Кошка лениво потянулась и вскочила на стол, которым сидел Андре. Прошлась по столу, брезгливо попробовала лапой чернильницу и смахнула хвостом долговые расписки.
Бетани повела взглядом на векселя, которые веером рассыпались по полу.
- А, наверное, я ошибалась, и дела идут у вас как нельзя лучше. Тогда предлагаю забыть произошедшее недоразумение. Возможно, я еще успею на паром, который отплывает в Глазго.
Она попыталась встать с кресла. Фирмен бросился к ней и схватил за локоть.
- Подождите!
Бетани брезгливо высвободила руку. Фирмен смущенно отошел.
- Подождите…мы…мы согласны. Дело в том, что после произошедших событий Опера в упадке. Понимаете…пожар…наша дива Карлотта тяжело заболела от нервного потрясения…балет боится появляться на сцене…Эта легенда о Призраке…
Бетани рассмеялась.
- Господа, сразу видно, что вы никогда ничем не управляли! Последствия пожара легко убираются. С дивой поговорю я сама.. .а балет…я думаю, если пригрозить девчонкам, что выкинем их на улицу, они прекратят бояться выходить на сцену…
Фирмен перебил его:
- А Призрак?
- Господа…поверьте, в наших родовых поместьях водится столько привидений, что ваш Призрак… Боятся будут меня, а не вашего мифического духа!
- Но видите ли в чем дело.. у нас только половина акций Оперы. Вторая, и большая часть – у виконта де Шаньи…
- Так...а где ваш не менее призрачный виконт?
- В своем поместье, в Руане.
- И скажите, не могли бы вы собраться все вместе, или же вы предлагаете мне устроить развлекательное путешествие по просторам вашей страны? Или же вы не хотите продавать Оперу? Поверьте, я просто хотела сделать вам же лучше, но если вы не хотите…
- Как можно, мадам…простите, мадмуазель…Я даю голову на отсечение, что виконт продаст вам свою долю. Видите ли, он молодожен…и ему это совершенно не нужно…
- Тогда я довольна.
- Не хотите ли осмотреть Оперу?
- Да пожалуй… Давно я ее не видела…
- Мадмуазель были в нашей Опере?
- Я что, похожа на отсталую провинциалку? Разумеется, и не раз…
- Тогда прошу…

Директора повели даму по Опере. Ротонда Солнца…Ротонда Луны… Большая лестница…Она разглядывала все со скучающим интересом на своем таком красивом, но холодном лице. Только один раз оно оживилось – когда они проходили мимо зеркальной галереи. Бетани вздрогнула, столкнувшись со своим отражением, и непроизвольно закрылась рукой, словно защищаясь.
- Что-то не так? – обеспокоено спросил Андре.
- Нет, все нормально, - оправившись от непонятного испуга, высокомерно ответила Бетани. – Просто я не люблю зеркала. Когда я стану владелицей этой Оперы, то эта галерея будет уничтожена.
- Но…
- Вам она дорога как память? – язвительно осведомилась Бетани.
- Нет, просто эта галерея всегда пользовалась особой популярностью, особенно во время маскарадов…
- Что ж, тогда придется поискать другое, не менее красивое место. Зеркал здесь не будет.
- Но видите ли…они необходимы в гримуборных, – попробовал справедливо запротестовать Фирмен.
- Где необходимы, там они и останутся. Но не здесь.
- Как хотите – пожал плечами Фирмен. В конце концов, им возвращают деньги за Оперу. А эта странная дама пусть делает, что хочет. Их это уже не будет касаться. И слава Богу. Слишком уж много нервов они потратили за этот год. Теперь же их ожидает покой и уверенность в том ,что завтрашний день не принесет никаких сюрпризов.

Мадам Жири выходила из своей комнаты, когда не поверила своим глазам.
- Мадам Жири…Мадмуазель Ви…Бетани Ковенант, будущая владелица Оперы.
Мадам Жири стояла ошеломленная. Второй раз за эти два дня она видела это же самое лицо. Это лицо с тонкими точеными чертами. Волнистые рыжие волосы были собраны в высокую прическу. Зеленые, чуть восточного разреза, глаза за пушистыми черными ресницами. Красиво очерченные губы. Жесткие скулы. Тонкий нос с легкой горбинкой. Это то же самое лицо…которое она видела в подземелье, только то было исчерчено шрамами и горечь таилась в тех зеленых глазах. Здесь же в глазах светилась Власть и Сила. Но мадам знала, что она видела это лицо еще раньше…Много, много лет тому назад… И тогда в его глазах светилась тихая доброта и умиротворенность. Кто же они такие?
- Мадам Жири, вы слышите нас?
Тонкие губы искривились в ироничной усмешке. Кошка дернула ухом.
- Да, конечно…
- Мадам Жири…мадмуазель Ковенант собирается стать владелицей Оперы… Не могли бы вы показать ей балет?
- Да..но не сейчас..девочки отдыхают…
- От чего? – холодно поинтересовалась Бетани.
- От…от переживаний….
- Мда…
- Я покажу их Вам вечером, хорошо?
- А я должна торчать в этом полуразрушенном сарае до вечера? Великолепно. Просто нет слов…
- Мадмуазель..не хотите ли пройти дальше? – подхватил месье Фирмен.
Бетани сощурилась, став похожей на свою кошку.
- Не хочу!
Фирмен обескуражено замолчал.
- Ладно, - властно рассмеялась дама. - Где ваша капризная примадонна?
Кортеж проследовал дальше.

Мадам Жири стояла, словно громом пораженная. В ее голове все смешалось. Во-первых, продажа Оперы. Как так? Как можно? Кто эта женщина? Что теперь будет с ними? Явно, что женщина англичанка, и как так можно – продавать французское достояние иностранке, причем иностранке с плохим, как смогла понять Жири, характером. А Рауль – патрон Оперы, да и Кристина, которой теперь тоже принадлежат права на нее…разве они пойдут на это? Но больше всего мадам Жири была поражена тем, что она увидела. Поэтому она поспешила в подземелье, чтобы расспросить того странного человека внизу.
Она бежала вниз по ступенькам, когда вдруг остановилась. Бетани…Бетани Ковенант…Где же она слышала это имя…Бетани…Бетани и…и… и Александр Ковенант! Она вспомнила….Десять лет назад… Очередной маскарад в Опере….Пир беснующихся масок… Ураган жажды жизни… Маски безумствовали и пили до краев вино неузнанности, радости и буйства. Маски бесновались - золото, серебро, парча, бронза, птицы, звери, перья, шелка – вихрь эмоций, веселья и тайны.
Бал расцветал на глазах, словно диковинный цветок.

- Мег, Мег, девочка, где ты?
Она искала свою дочь, которая в очередной раз пропала. Мег не было нигде – ни в комнатах юных балерин, ни за кулисами сцены, ни в уже известных мадам Жири детских тайниках.
- Мадам, это не ваш ангелочек не желает вылезать из-под портьеры? – на полу на животе лежал юноша, а из-за портьеры, подперев щеки кулачками, выглядывало довольное личико Мег.
- Да, конечно, спасибо вам…
- Александр! – раздался за спиной металлический голос. Мадам Жири оглянулась – и вздрогнула от неожиданности. Стояла девушка – точная копия юноши.
- Александр - повторила она. – Будь добр, не позорь меня, встань и отряхнись…
- Прошу прощения, мадам… - юноша встал и смущенно стал отряхиваться… - Это моя сестра, Бетани Ковенант, а я - Александр Ковенант.
- Мадам Жири, руководительница балета труппы Оперы, а это моя дочь…
- Мег…- пролепетала девочка, старательно делая реверанс.
Парень расхохотался, но сестра облила его таким ледяным презрением, что он сразу стушевался и замолчал. Потом они повернулись и ушли. Девушка что-то выговаривала юноше, а тот послушно кивал головой. А мадам..она о чем-то думала…но о чем? Ей была знакома эта фамилия…Она еще думала о том, что вот, они дети… Но чьи? Чьи же? Как это давно было…

Она вошла в подземелье. Родерик стоял к ней спиной. Они с Призраком пытались восстановить макет театра, который Призрак порушил два дня назад в порыве гнева и отчаяния.
Сейчас она проверит свою догадку.
- Александр. – вполголоса произнесла Жири. Родерик не оглянулся. Только из его рук выпал противовес .и покатился по полу.
- Откуда? – глухо спросил он. – Нет…я, кажется, знаю…Бетани здесь?
- Да и она хочет купить Оперу.
- Что ж…Это похоже на нее…
- Простите, конечно, - вмешался Призрак, но мне бы хотелось знать, что здесь происходит?
Мадам Жири повернулась было к нему, и ахнула…Теперь она вспомнила все… Вспомнила, что за мысль преследовала ее на том маскараде…Вспомнила и поняла, почему же ей так были знакомы лица Бетани и Родерика… Вспомнила все… Что ж, очевидно, так сошлись звезды…

…Двадцать семь лет назад… когда она привела Призрака с ярмарки в Оперу… В тот день она не могла найти его…Она бегала по подземелью, звала. Но не знала, куда же делся мальчик… Он куда ушел. Но куда? Неужели он где-то в зале, в гримерках, в балетном классе? Его же могут увидеть, поймать, обидеть… Что же теперь делать?
И вот она оказалась перед дверью. Она знала, что единственный человек в этой Опере, да и, пожалуй, во всем мире, который может помочь ей, находится за этой дверью.
Это была гримерка Анны Валери. Лучшая Норма и Маргарита, которую когда-либо знал Париж….Великая певица, и еще более великий человек.. Она была самой добротой. Добротой не показной, но очень мягкой и щедрой. Будучи великой, она не была капризной. Самая еще совсем молодая…она была для балетных девочек, как мать. Жири поняла, что только у нее она сможет спросить совета. Она постучалась.
- Да?
Анна сидела перед большим зеркалом, в окружении цветов, которые каждое утро приносили ей благоговеющие поклонники, и расчесывала длинные рыжие волосы, которые так любили заплетать девочки.
- Да? Что-то случилось?
Жири долго мялась, не зная, как же начать… Что же сказать ей? Всю правду? Да, конечно…Но с чего же начать? Она взглянула на Анну. Та смотрела на нее…и в тоже время сквозь нее…нежно улыбаясь каким-то своим мыслям. Жири вспомнила, что девочки шептались о том, что Анна изменилась в последнее время – стала рассеянной, задумчивой, очень часто улыбалась просто так, не обращаясь ни к кому, и пела как ангел – невесомо и неземно. Что-то происходило в ее душе… Что-то хорошее… И девочки радовались за своего кумира, хотя любопытство и грызло их. Жири глубоко вздохнула и решилась.
- Видите ли… - и тут она замолчала в ужасе. Зеркало отодвинулось в сторону, и из него на них смотрел Призрак.
Анна повернулась и вздрогнула от неожиданности. Больше она ничем не высказала ни страха, ни отвращения.
- А откуда здесь мальчик? – спросила она с удивлением.
- Э-э-э-э мммммм…. – не знала, что и ответить Жири.
Мальчик выглядел очень усталым. Еще бы – он ведь все утро обшаривал свои новые владения.
- Иди сюда, приляг. – Анна встала и приобняла его за плечи. Затем повела к кушетке. Мальчик смотрел на нее с интересом, любопытством и доверчивостью.
- Ложись, - мягко сказала Анна, укладывая мальчика и укрывая его своей шалью. Призрак благодарно улыбнулся и протянул руку к ее волосам. Анна отвела прядь в сторону и шепнула: - Спи!
Мальчик закрыл глаза. Анна посидела еще несколько минут, убедилась, что он заснул и повернулась в девочке.
Жири рассказала ей все.
Валери смотрела на мальчика с тоской и нежностью.
- Девочка, ты помогаешь ему?
- Да…
- Девочка…я бы помогла вам… но.. никто еще здесь не знает…я выхожу замуж…я уезжаю отсюда… Но….все-таки…все-таки я постараюсь помочь вам….пиши мне. Пиши в поместье Ковенант.
Жири писала. Анна присылала ей книги, по которым мальчик учился. А потом одним мартовским дождливым днем пришло письмо, написанное чужой рукой. В нем сообщалось, что Анна Валери, леди Ковенант умерла при рождении близнецов.
В тот вечер на маскараде она долго смотрела вслед им и думала..вернее знала, в кого же перевоплотилась душа их матери…Но так и не решилась сказать..Хотя…что она должна была им рассказать?
И вот теперь. Из ниоткуда пришел он, сын той самой женщины. Но что произошло?
- Я думаю, что кто-то должен рассказать теперь свою историю.
Родерик.. (или Александр?) закрыл глаза и вздохнул.
- Хорошо.

Главе IV В которой тяжелые мысли одолевают двух женщин.

Карлотта закрыла глаза и вздохнула. Сколько времени прошло? День? Два? Неделя? Месяц? Она не знала… Долгие безумные тяжелые ночи…не менее мрачные дни… Она не понимала ничего..И не могла понять… Когда это началось? Да, наверное, именно тогда, когда в Опере стали происходить какие-то непонятные, таинственные вещи. Все сразу стали шептаться о Призраке, о таинственном оперном духе. Балетные девочки…Карлотта тихо рассмеялась. Глупые балетные девочки стали придумывать разные легенды. И о том, что это композитор, который продал душу дьяволу, и о том, что это привидение великого певца, покончившего с собой от несчастной любви, и о том, что в Оперу перебазировалась часть духов из переполненной призраками Бастилии… Легенды, легенды, сказки… Реальность оказалась гораздо более жестокой… Реальность обрушилась на нее тяжелым задником из «Ганнибала». Реальность лишила ее голоса на «Немом»… Реальность швырнула на зрительный зал люстру и обрушила Оперу в огненный ад… Реальность убила Пьянджи… Пъянджи… Карлотта мечтательно удыбнулась…
Когда она познакомилась с ним? Да…давно..совсем давно.. Еще молоденькая девочка, она приехала в Париж… Ей повезло, да, каким-то чудом, ближайшим другом тогдашнего патрона Оперы оказался ее знакомый. Он и порекомендовал прослушать ее как певицу. Ну, просто так, на будущее. Да и, скорее всего, просто, чтобы отвязаться от так некстати появившейся знакомой девчонки. И тут второй раз произошло чудо. Примадонна Анна Валери в этот же самый день объявила, что выходит замуж и уезжает в Англию. И Карлотта, пятнадцатилетняя Карлотта так наивно-чисто смотрела своими широко распахнутыми еще совсем детскими глазами на великую певицу, что та улыбнулась и предложила спеть. «Casta Diva».. Да, в тот вечер, перед полупустым залом Карлотта пела «Casta diva»… Божественные звуки поднимались все выше и выше…Они сжимали сердце в тугой комок, они заставляли слезы подступать к горлу, они были…они были ангельским пением… Карлотта пела и не верила сама себе…Неужели это она?
Анна подошла со слезами на глазах и поцеловала ее.
- Девочка, тебя ждет большое будущее. Я верю в тебя. Когда-нибудь я приду посмотреть на твой триумф.
Анна так и не пришла. Через два года она умерла. Карлотта никогда больше не пела «Casta Diva». Она вообще больше никогда не пела прекрасных арий из великих опер. Теперь здесь ставили что-то комическое или что-то помпезное, но никогда – красивое и великое… Словно с уходом Анны ушла частица Истины, Красоты и Доброты.
Триумфальный взлет Карлотты, ее успех, благословение самой Анны
Валери– все это имело и оборотную сторону. Завистники, злопыхатели, да и просто обыватели все время сравнивали ее с Анной. И разумеется, не в пользу Карлотты. Она не знала, что ей делать. Она рыдала по ночам в подушку. Она вздрагивала от каждого резкого звука. Она дрожащими руками разворачивала утренние газеты, зная, что сейчас с их девственно-белых страниц на нее польется поток грязи. Она была на грани отчаяния.
И тут появился он. Пьянджи. Он приехал в Париж не просто так. Пьянджи был уже известным певцом, и тогдашние директора буквально на коленях упросили его приехать в Оперу. Тогда он был молод…строен…ну, не совсем…но тем не менее…. И в тот вечер они пели вместе. Что это было? Она уже и не помнит. Что-то вроде того же самого «Ганнибала»… Кажется, что-то про Клеопатру… Разумеется, Клеопатрой была Карлотта. Антонием был Пьянджи. В тот же вечер он опустился перед дверью в гримерку на колени и сказал, что за такую Клеопатру он готов отдавать свою жизнь хоть каждый час. Впервые девочку признали. Именно такое признание ей было нужно – тихое и очень искреннее. Пьянджи стал ее верным пажом. Он одобрял каждый ее шаг, любой ее поступок. Они поделили роли и стали играть их в жизни. Ах, если бы это видели газетные критики! Тогда бы они признали, что Карлотта Гвидичелли и Убальдо Пьянджи – величайшие актеры в мире! Но – увы – самые великие актеры - именно те, игру которых никто не знамечает.
И именно тогда Карлотта поняла – если все говорят, что она не способна быть второй Анной Валери, что ж, тогда она будет Карлоттой Гвидичелли. Она будет другой. И они - слышите, они все! – полюбят ее такой. Они должны будут ее полюбить такой. У них просто не будет другого выхода.
Так родилась капризная примадонна. Сначала все экскапады старательно продумывались в тишине бессонных ночей, потом стали импровизироваться на ходу…а потом..потом…да, в какой-то момент Карлотта поняла, что она больше уже не играет. Она стала такой. Она стала грубой, взбалмошной, капризной, неестественной… Но ее любили! Она стала нервной и агрессивной… Но ей поклонялись!
Но она понимала, что, приобретя поклонников, она потеряла себя. Как-то раз, спустя десять лет, она вновь попыталась спеть «Casta Diva». Одна, в тишине своей гримерки. И поняла, что никогда больше не сможет петь так, как раньше. Что для нее нет больше опер. И ее больше нет для оперы. Для буффонады, помпы, показухи… но не для настоящей оперы. Никогда, никогда она больше не сможет петь по-настоящему, всем сердцем, всей душой, как пела в тот день перед Анной Валери… Просто не сможет…
Только раз, один раз она услышала то, что хотела бы исполнить сама. Но тогда в первый раз в жизни она находилась не на первых ролях, а в массовке… Тот самый так и не доигранный «Торжествующий Дон Жуан»… Эта музыка перевернула все в ее душе… Ах, если бы тогда все закончилось по другому! Она бы приползла на коленях и упросила – да-да, упросила, любыми мольбами и унижениями – только один-единственный раз спеть в этой опере. Спеть, чтобы освободиться. Спеть, чтобы стать прежней Карлоттой. А потом уехать. Навсегда.
Но, увы… То, что могло стать ее освобождением, стало ее гибелью. Потому что со смертью Пьянджи умерла последняя частица той маленькой девочки, которая еще жила в душе Карлотты, которая и была ее душой. Убальдо больше нет…Нет ее верного рыцаря, нет человека, который безропотно сносил любые капризы, нет того, перед кем она могла быть предельно честной и искренней, быть хоть отчасти, насколько осталось, сама собой…
С того памятного момента пылкого признания прошло двадцать семь лет. Они постарели, изменились… но продолжали играть в ту же самую игру. Взбалмошной девчонки и верного пажа. Только теперь она должна доигрывать в одиночестве….
Странно..как громко тикают часы… Но ведь у нее нет часов…. Что это? Ах, да, в дверь кто-то стучится…Кто же это? Надо открыть…
В дверях стояли люди… Какие-то люди…Кто они? Ах, да…Это же господа Фирмен и Андре…
- Добрый вечер, господа.
…Да, надо что-то сделать…Надо махнуть рукой, улыбнуться…. Надо крикнуть или съязвить..как она делала это раньше… Но просто нет сил… Нет желания и сил…. Нет… Ничего больше нет…. И никого… А кто эта женщина рядом с ними? Красивая…красивая… и такая молодая… В трауре…. Почему она в трауре? Или нет.. это просто черное платье…просто черное платье…просто… Никто не носит траур, это просто Карлотте так кажется…. Ей часто в последнее время кажется…
- Госпожа Карлотта Гвидичелли…. Мадмуазель Бетани Ковенант, будущая владелица Оперы.
Бетани пристально смотрела на Карлотту. Ее мужской логический ум совершенно точно понимал, что примадонна вышла из игры. Теперь это раздавленная слабая женщина. Кто бы мог подумать, что еще месяц назад вся Опера дрожит в страхе от ее капризов. Что же здесь произошло, черт побери? Какие силы обрушились на эту Оперу? Кто смог сделать такое? Бетани вдруг почувствовала уважение к этому человеку. Или как они там называли его, Призраку? Интересно, кто же он? Надо прощупать почву, надо узнать. Если он действительно существует, то надо склонить его на свою сторону, если же нет…что ж, легенды подчас имеют гораздо большую власть, чем реальные люди.
А вот, что делать с примадонной…. С одной стороны, на нее нельзя делать ставку. Но с другой… Она все-таки дива, ее имя собирало кассы и должно собирать кассы теперь. Так что придется пока понадеяться на нее. Придется заставить ее выступать. Как угодно. Чем угодно. Пока это не будет неугодно.
Рыжеволосая женщина рассеянно потрепала свою черную кошку за ухом. Та благодарно зевнула, обнажив острые белые зубы. Карлотта посмотрела на кошку…Где-то же и ее песики…Где они? Кто их кормит? Куда они подевались? Она оглянулась, ища взглядом собак. Куда же они делись? Кис-кис…нет собак же зовут не так, а как?
Бетани недоуменно вздернула бровь, наблюдая за тем, как у Карлотты затуманился взгляд, и она стала напряженно вглядываться в полумрак комнаты. Мда… с примадонной явно творится что-то не то… Тем более нужно как можно скорее брать инициативу в свои руки. У кого, они сказали, большая часть акций?
Но тут в плавный ход ее мыслей вклинился месье Фирмен:
- Мадмуазель Ковенант, хотите ли осмотреть ваш балет?
- С удовольствием. Но мне же сказали, что девочки должны отдохнуть до вечера. А до вечера мне необходимо чем-то заняться…
- Мы были бы рады пригласить вас на обед.
Андре попытался что-то возразить, но Фирмен очень удачно наступил ему на ногу. От глаз Бетани не ускользнули телодвижения директоров, она внутренне посмеялась, но ответила совершенно серьезно
- С превеликим удовольствием. Тем более, что мне хотелось бы кое о чем вас расспросить…

…Сгущались сумерки. Бетани уже вернулась в свою гостиницу и сейчас обдумывала все, что сегодня увидела и услышала.

На душе у нее было неспокойно. Такое ощущение, что она упустила что-то важное. И как-то некстати вдруг полезли в голову мысли о прошлом. Странно… она же давно их изгнала, перестала даже думать об этом…вспоминать…о нем. В высшей степени странно. Она подошла к окну. Там, в сгущающихся сумерках…в самом конце Авеню Оперы высилось монументальное здание Палас Гарнье. Странно..странно… Что-то в этом здании не то…Почему-то именно сейчас оно навевает на нее тоску. И мысли…Мысли…Самое страшное – мысли о прошлом… Нет! Она была права! Она была совершенно права! Она всего лишь сделала то, что должно было произойти двадцать пять лет назад. Она взяла то, что принадлежит ей по праву. И принадлежало всегда!
Кошка зашипела и метнулась в сторону. Бетани, спотыкаясь, прошла в ванную. И, вздрогнув, остановилась на пороге. Зеркало. Опять зеркало… опять это лицо…опять он…Он… Невозможно…Нельзя…Немыслимо…Ни за что…Никогда…Все кончено…Навеки! Осколки брызнули на пол, обнажив голую беззащитную раму. Бетани стояла, разглядывая окровавленные руки. Она только что разбила кулаками зеркало… Нет. Надо держать себя в руках. Как сегодня утром, в зеркальной галерее в Опере. Так нельзя. А то начнутся сплетни, слухи…Кто-то заинтересуется таким поведением, и тогда… Нет, вряд ли вся правда всплывет наружу, да и никто ничего не сможет доказать…Но не стоит даже давать пищу размышлениям. Она обмотала кисти рук платком и вернулась в комнату. Синева вечера за окном притягивала ее. Что-то происходит…Что-то происходит… Что? И где? Там…несомненно, там, в Опере гнездится что-то опасное для нее, что-то, что сейчас набирает силу, что начинает сворачиваться в тугой клубок. Но что? Непонятно… И, Боже, почему же в голову так настойчиво лезут мысли о прошлом?!!!

уффф...пошла пока...
вернусь, довыкладываю

Отредактировано smallangel (2011-06-26 13:53:52)