Набегавшись на работе, получила порцию адреналина, а вместе с ним - вдохновения.  :bang:  :musik: Надеюсь, понравится и вы не зря все боялись 

– Пиши его кровью!
Эрик согласно кивнул, встал на колени и принялся писать прямо на полу.
Бумага нот оказалась плохая, тонкая, поэтому нотная линейка прекрасно просвечивала на другой стороне, а кровь не стекала, а почти сразу пропитывала ее.
Перс вздрагивал каждый раз, когда кончик карандаша касался его кожи, все более приближаясь к надрезу.

Мелодия жила в мозгу Эрика, росла, гремела уже целой симфонией. Ее становилось все боль-ше…
Он уже стал переворачивать листы, писать свои ноты поверх прежних. Когда кончилась бумага, он снял с себя рубашку, разорвал на куски и стал писать на них.
– Все, – выдохнул, наконец, Эрик, поднимаясь с колен.
– Играй, – приказал Родерик.
Эрик сел за орган, не взяв с собой нот (они были ни к чему, он и так прекрасно помнил все) и стал играть.
Да, это воистину, была музыка Эрика. Подобное Перс не спутал бы ни с чем. Пылающая, жуткая, и в то же время – удивительно прекрасная.
Закончив играть, Эрик устало обмяк на стуле.
Родерик оттолкнул Перса прочь ,схватил ноты и убежал. Честный мясник оказался!

…Какая черная пустота в черепе, гудящая тишина. Только кровь в сердце еще горит, и оно стучит, колотится, как ошалелое.
Он снова играл свою бесноватую музыку. Ему иногда казалось, что, играя, он причиняет инстру-менту несказанную боль, выжимая из него звуки, как слезы, как кровь. И в этом агоническом экстазе рождались самые возвышенные творения.
Он открыл глаза и огляделся. Что за черт? Это не его орган. И вообще не его дом, а какой-то храм.
Он откинул волосы с лица. Откуда столько волос? И с лицом что-то не то.
Что это?..
Нос?!
Он в парике и маскировке? Потянув себя за волосы, проведя по носу рукой, он понял, что – нет.
– Хоть плащ на день, а то простуду схватишь.
– Дарога?..
Эрик обернулся и изумленно замер. Почему Перс, человек уже немолодой (насколько он помнил) выглядит лет на тридцать-тридцать пять? Откуда к него разрез на шее?
И почему (от осознания этой мысли он содрогнулся) сам он, Эрик, сидит полуодетый?
Но тут он увидел, что тело его выглядит вовсе не так, как раньше. Это было тело обычного моло-дого человека, весьма стройного, даже худощавого, но никак не похожего на ходячий скелет.
– Дарога, что происходит?.. А?
– То есть?
– Почему я здесь…в таком виде?
Перс слегка растерялся.
– Ну… У тебя нотные листы кончились.
– И я за ними сюда пришел? Не понимаю. Почему я так выгляжу?
– Ты свою рубашку разорвал.
– Зачем?
– Писать было не на чем.
– Черт побери, где я?
– В Берлине.
– Зачем?!
– Эрик, прекрати! Меня только что чуть не зарезали.
– Кто?!
Перс всмотрелся в лицо Эрика.
– Ты, что правда не помнишь?.. Шольц? Игорь?
– Шольц… – прошептал Эрик.
– Уже почти три года прошло после твоей мнимой смерти. Ты служишь доктору Шольцу. Ну!
Эрик сел на ступени у алтаря, потирая виски.
Прошло некоторое время, в течении которого Перс прибывал в совершеннейшем неведении отно-сительно своих дальнейших действий. Эрик, похоже, был в состоянии некоей прострации, аффекта.
– Ты слушал мою музыку? – проронил он, наконец. – Зря, дарога. Простым смертным опасно слышать музыку Эрика.
…В высоких окнах забрезжили первые лучи тусклого городского рассвета.

Отредактировано Leo (2006-09-26 20:45:49)

Делее слегка рискую. Но, как говориться,
кто не рискует - не пьет шампанское!   Может и удачно выйдет... (это относится не только к этой,
но и к следующим продам).

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. ОДНА НОЧЬ.

До гостиницы Перс вел Эрика почти что за руку, как ребенка. Он с ужасом думал, что делать, как довезти его до замка, если в себя он так и не придет…
В любом случае, решил он, хорошенько выспаться Эрику никак не повредит. Может статься, такое  его состояние окажется проходящим, как любой шок. К тому же, ложась, он пробормотал что-то, со-стоящее в основном из слов Шольц-убью-черт!-«кисель». И тут же уснул сном младенца.
– Кисель-кисель… Сюда бы ваш «кисель», – проворчал дарога, обрабатывая перед зеркалом по-рез. Странно, тот был не столь глубоким ,как ему показалось. Плохо только, что от пережитого по-трясения и от потери крови у него дрожали руки.
Наложив легкую повязку, он тоже улегся в кровать.
Где-то в голове еще звучала эхом новая музыка Эрика.

Проспав, как упырь, целый день, Перс проснулся только в девятом часу вечера.
Эрик сидел у зеркала, держась за голову, с лица стекали капли воды (кто знает – может среди них были и слезы?).
– Ты как? – спросил Перс.
Эрик устало прикрыл глаза и невесело улыбнулся.
– Лучше. Шольца с Игорем вспомнил. Все-равно в голове сумбур какой-то.
– Я думаю, это пройдет. Хорошо, что музыка вернулась…
– Хорошо?.. – холодно прошелестел голос Эрика. – Ты думаешь, дарога, я бы написал все это, сидя в теплом кабинете, макая пушистое перо в пузатую чернильницу? Нет! Моя музыка всегда ро-ждалась из боли, из крови и еще больше ранила разорванное в клочья сердце.
Перс попытался положить руку на его плечо, но Эрик отшатнулся.
– Ради бога, дарога! Прошу - без сантиментов.
– Как скажешь. А что мы будем делать с Родериком, где искать?..
– Сегодня я его искать не намерен.
Перс вздохнул.
– Когда?
– Когда-нибудь.
– Что будешь делать сейчас?
– Тебя это не касается, – он встал и начал собираться.
– Эрик, это несерьезно.
– Да что ты?
– У нас есть дело.
– Займись им, если желаешь.
Эрик ушел, хлопнув дверью.

В порыве гнева, зарезав кинжалом подушку, Перс поразмыслил и решил тоже не сидеть в четырех стенах. Чем же он хуже?
Спустившись вниз, он спросил у хозяйки, где есть ближайшая таверна. Та, ухмыляясь, ответила, что ближе дешевого кабаре при борделе (от вокзала – налево) ничего не имеется.
Смерив презренное создание надменным взглядом, Перс направился туда. Ему просто хотелось уйти куда-то. А что до услуг подобного рода – там будет видно.
Кабаре действительно оказалось весьма низкого сорта, как «жрицы любви», населявшие его.
Сев за столик, он огляделся и, к своему величайшему удивлению, в дальнем, темном углу заметил одиноко сидящую знакомую фигуру.
Эрик сидел вполоборота ко всей зале, не видя и не слыша, казалось, ничего. Видимо, тоже при-шел сюда лишь бы сбежать от всего. Он что-то чиркал в блокноте. Только вот - что? Бессмыслен-ный рисунок, порожденный беспокойством и волнением? Или новое «Торжество дон Жуана»?
До чего же дароге сделалось тоскливо и скверно на душе! Эрик ведь называл себя его другом. Почему же он не удосужился спросить о его состоянии? Или возможность его смерти воспринима-лась бывшим «призраком» как благо, ибо он черпал из этого свое вдохновение?..
Эрику всегда была нужна лишь его музыка…
Однако, насладиться в полной мере мыслями о своей несчастной доле, Персу так и не дали.

%#-)

***
Стояло раннее утро. Этого дня, следующего, месяц спустя – какая, в сущности, разница.
Родерик сидел на берегу озера и перелистывал ноты. Его ноты, которые ему, наконец, подарили. Те, кого он убил ранее, наверное, раскаялись бы, что не подарили ему, всеми брошенному, такую безделицу, как мелодия. Всего-то несколько абстрактных ниточек, унизанных черными точками. Их (нот) ведь только семь – что за пустяк, расставить их по-новому…
…Последним, что он увидел, был рассвет над озером…
…Последним, что он услышал, был свист рассекаемого воздуха.
От уверенно брошенного лассо, шейные позвонки сломались мгновенно. Родерик даже не успел осознать, что умирает, просто упал на берег озера. Ноты, выпавшие из его рук, тут же подхватил ветер и разметал по водной глади. Те, что были написаны на лоскутах материи, пошли ко дну сразу же. Другие, подхваченные легкой рябью, понеслись прочь, и вскоре скрылись за пеленой неразве-евшегося тумана и, склонившимися к самой воде, ветвями плакучих ив.
Эрик, Призрак в отставке, сидел среди ветвей дерева, провожая их взглядом.

ГЛАВА ПЯТАЯ. ПОЧЕМУ ЖЕ ШОЛЬЦ НЕ ЛЕЧИТ ГОЛОВУ?..

Они снова ехали в поезде. На сей раз – обратно в замок. Перс поймал себя на мысли, что воспри-нимает замок почти, как дом. Или же он отвык, забыл, что это такое – «дом»?..
Вот, уже и знакомые пейзажи стали мелькать за окном.
Тут-то Перс и задумался всерьез.
– Кто же это все-таки был?.. – произнес он вслух совершенно случайно, будто в продолжении сво-их мыслей.
– Что? – мгновенно отозвался Эрик.
– Да это я – так, размышляю. Интересно, кем же все-таки был этот Родерик? Сумасшедший, убий-ца – это ясно. Но кто еще? Почему Шольц взялся его оперировать, раз говорит, что тогда только на-чал постигать тайны мозга? Понимаю, он экспериментатор, любящий риск… Но не настолько же!
Эрик тогда отложил свой блокнот в сторону и задумчиво посмотрел на Перса. Затем – на горы за окном, и снова – на Перса.
– А ведь правда! Он из тебя вытянул рассказ о моем провале. Пускай теперь попробует не рассказать о своем!
Дарога только слегка кивнул головой. Оставалось надеяться, что Эрик найдет мирный способ уговорить Шольца.
Хотя в последнее время, как ни крути, а кончается все благополучно, слава Аллаху…

Игоря в замке не было. Дверь им открыла и встретила в прихожей Лейла.
– Ну наконец! – улыбнулась она. – А то ведь даже доктор стал беспокоиться!..
– Где он? – спокойно произнес Эрик, прервав ее щебетание.
– Кто?
– Шольц.
– У себя в кабинете. Как раз мне велел кофе сварить.
– Ничего, потерпит. У нас к нему срочное дело.
– Он устал сегодня! – крикнула она уже им вслед.
– Мы тоже устали, а за кофе послать некого! – ответствовал Эрик, перегибаясь через перила лестницы.
– Он очень постарается помягче! – клятвенно заверил Перс, выглянув следом.
Эрик презрительно фыркнул на это и поспешил дальше. А Перс, разумеется, следом.

Шольц все слышал через систему, созданную Эриком, и все понял.
Родерик мертв.
А Эрик с Персом сейчас явятся сюда, жаждущие узнать правду.
Правда… Помилуй Боже, кому он нужна?! Сколько людей погибло из-за правды за всю историю человечества…
Пускай приходят, пускай спрашивают. То, что они услышат, им не понравится.

Благодарю. Как раз за этот кусок я больше всего волновалась.  :friends:
Рассказ Шольца попробую сделать поинтеренее и по... жутковатее что ли.
Люблю жутковатые истории...

А кабаре... Ну как вам сказать. Какая разница че там было? Главное, что "ничего логичного в данных обстоятельствах".  -0

Далась вам эта секретарша! Она не для Эрика. 
А Рауля я обижать не стану, уж айм сорри :oops:

Кстати, всех с Пятницей 13! :0

– Господи! – вырвалось у меня тогда.
– Это мои сыновья – Фредерик и Родерик, – проговорил лорд, будто не заметив. – Уже двадцать лет они влачат такое существование, тогда как по происхождению им положено разъезжать в каретах и искать невест в высшем свете.
– Как я понял, Вы желаете, чтобы я разделил их?
– Верно.
Я склонился к близнецам и внимательно рассмотрел их головы.
– Сожалею, сэр, я не смогу, – покачал я головой.
– Я тоже сожалею, но выбора у Вас нет.
– Но я не уверен в моей способности помочь Вашим сыновьям. Вам лучше обратиться к профессору Спен-серу, он мой наставник. У него намного больше знаний нежели у меня.
– Знаний – да. Но не способностей. Я рассматривал кандидатуру профессора Спенсера – он посредстве-нен.
– Но как я могу браться за то, чего я не знаю?! Особенно, когда речь идет о человеческой жизни! – тут я сам не заметил, как повысил голос с шепота на крик.
Близнецы зашевелились, просыпаясь. Тот, что был от меня слева, открыл глаза первым и посмотрел на лорда, а затем – на меня.
– Отец, кто это? – испуганно спросил он.
Лорд подошел и успокаивающе произнес:
– Родерик, сынок, это – доктор. Он здесь чтобы вылечить вас.

Я был вынужден остаться в этом доме.
Его Светлость, должен заметить, подготовился основательно: в мое пользование была предоставлена на-стоящая, оборудованная всем необходимым операционная, а так же – огромное количество медицинских книг о человеческом мозге, его строении и функционировании.
Времени мне дали – сколько потребуется. А до тех пор я под страхом смерти не мог покидать пределы до-ма.
В котором, к слову, не было окон вовсе. Насколько же Его Светлость боялся пересудов, осмеяния в свете, что осмелился держать собственных детей в таких чудовищных условиях. Как я понял, братья вообще не выходили не улицу в последние лет десять, а с людьми, кроме отца и лакея, приставленного к ним, не обща-лись никогда. Следствием сего явилось недоразвитие их, как личностей, отсутствие полноценного рассудка.
Лакей, которого я упомянул, был персоной крайне неприятной. Еще более холодный и сухой, чем хозяин, он был настолько несловоохотлив, что поначалу я думал, что он – немой. И я не сомневался, что, попытайся я бежать, его рука не дрогнула бы.
Так же, лорд дал мне дал мне одно-единственное указание по поводу операции – сделать фотоснимки ре-шающих моментов.
Итак, я жил в этом фантастическом доме. Я не знал, сколько времени прошло – в доме не было и часов. Я либо изучал многотомные труды, либо спал.
С каждым днем отчаяние все более овладевало мною. Я осознавал, что знаний и навыков моих недоста-точно, чтобы удачно провести операцию. Да будь рядом профессор Спенсер, мы бы и вдвоем вряд ли суме-ли что-либо сделать. Слишком крепко и опасно были соединены братья.
Будь они, как знаменитые сиамцы, Энг и Чанг, все было много проще. Тех могли разделить с легкостью, но они отказались и остались единым целым ради славы, денег и братской любви.
Что ж, решение далось мне нелегко, но принять его я был вынужден.
Я решился на операцию.