Наш Призрачный форум |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Наш Призрачный форум » Законченные фики с низким рейтингом » Requiem
:off: "Девушка не хочет за меня взамуж" не сойдет за состояние аффекта. Если б Эрик пришел домой, а там злой Рауль зарезал Кристину и их семерых детей, поджег дом и танцует голым на пепелище, ну тогда ладно, аффект, можно и голову откусить - ничего за это не будет.
Касательно фика - если это первые шаги Эрика на сем поприще, то вполне возможно, он еще молодой и добрый. Лишь бы таким пушистым он не оставался до конца...
Одно скажу - дождитесь конца ф-ка. А там видно будет, кто из героев чего стоит, кто белый и пушистый, а кто не очень. 
Хумулус, не издевайся! 
У него вся жизнь на контрасте: много дадено, но много отнято. Если к тебе всю жизнь относятся, как к чудовищу, то в конце концов в это начинаешь верить.
Автору "Реквиема" можно попенять только на то, что в течение всей юности Эрику постоянно попадались люди, которым было наплевать на его внешность (Пилар, преподаватель из консерватории, архитектор, те же цыгане, дарога). Вон и шахиня его лица не испугалась. Ломает она его в силу его незаурядности, а не из-за презрения к внешности.
Получается, жизнь почти, как у всех. Подобные превратности могут случиться в жизни любого человека.
Спрашивается, чего с ума сходить в таком случае?
Отредактировано Bastet (2007-03-30 20:15:35)
Бастет, ага, кто хотел бы повторить его жизненный путь, становись! "В очередь, сукины дети, в очередь!" (с)
Да, в юности Эрику встречались и нормальные люди. Потому что иначе его гениальность - такая, как нам явлена в первоисточнике - никогда бы не развилась. Она была бы уничтожена в зародыше. Любые задатки нужно развивать и до определенного момента пестовать. Ни с того, ни с чего человек гением не станет, даже обладая выдающимися способностями. Их важно вовремя заметить и направить в нужное русло.
Еще про хороших людей - обратили ли вы внимание на то обстоятельство, что и Пилар, и Дювалье, и Клеман были пожилыми, много повидавшими людьми, опыт которых позволял относиться к Эрику так, как он того заслуживал? Они могли не обращать внимания на его физический порок. А вот полноценного контакта со сверстниками у него никогда не было. Скажете, это неважно? ЩАС! То есть среди ровесников он всегда изгой, везде чувство второсортности. Даже дарога, который был немногим старше Эрика, проникся к нему участием не потому, что Эрик такой весь из себя незаурядный, а потому что чувствовал себя виноватым из-за того, что он привез его в Персию, зная, что его там ждет (или предполагая). А цыганам было просто на Эрика наплевать, за редким исключением вроде Романа. Думаете, кто-нибудь из них отдал бы за Эрика, например, свою дочь? Я так думаю, что вряд ли. А ведь он во всем, что касается внешности, полноценен. Ему ничто человеческое не чуждо. Ему не нужно сочувствие, ему важно понимание и такое же отношение, как к остальным. Неприятие общества тем сильнее бьет, что сам он знает про себя, что его талант поистине выдающийся. А получается, что даже такой дар не смог ничего изменить. Разве не горько? Не обидно?
И не забывайте также о том, что в "радужном" детстве Эрика отсутствовало главное звено, которое делает человека полноценным - контакт с родителями. Особенно, с матерью. Именно она своим поведением, незаслуженно отторгая и обижая своего ребенка, заложила в нем глубокое чувство неполноценности, раздражения на себя, на свое врожденное несчастье. А последующая жизнь только усугубила начатое саморазрушение. я уже не говорю про то, что Эрику пришлось делать в Персии... Его вынудили, а потом и заставили убивать. И в какой-то момент человек стал таким, каким его хотели видеть. Зверем.
Где счастье? Покажите мне? Где спокойная жизнь и события "как у всех"? Скорее уж череда травмирующих психику обстоятельств.
Отредактировано Nemon (2007-03-31 03:06:05)
Для того, чтоб получить весь комплект несчастий Эрика, нет необходимости быть уродом. Можно просто чуть отличаться от других (складом характера, поведением, особенностями мышления). И свертники радостной гурьбой кинутся травить изгоя.
Нелюбовь матери - тоже нередкое явление.
Можно в довершение всего родиться абсолютно бесталанным, заурядным.
И есть очень много шансов, что отрочество или юность такой человек не переживет. Затравят или втянут во что-то грязное и опасное.
Вашему Эрику все-таки моментами везло. Спокойной жизни у него не могло быть по-определению (внешность и таланты не дали бы такому случиться). Но сказать, что вся она состоит из сплошного кошмара, тоже нельзя.
И потом, в реальности, мне кажется, все было бы не так мрачно и среди сверстников. Не все ж поголовно идиоты.
Не пугаюсь, не ужасаюсь, 
не сопоставляю(у каждого свой Эрик-сто раз было говорено)-просто с удовольствием читаю. *-) *fi*
И пусть шахиня будет тем кем будет-не хватало и ей рыдать в подушку от неразделенной любви. Мне ТАКИЕ сильные тетки нравятся. Полностью реализовалась. Хоть и восточная дама. Жестокость понятна-либо ты, либо тебя.
Нельзя ей обнаружить перед подданными свое расположение к Эрику.
Да никуда этот ребенок и из героя Леру не делся! Если у человека не было нормального детства и нормальной юности, он это всю жизнь пытается компенсировать. Вспомните, как он похож на мальчишку, когда хвастается своими изобретениями! И - насколько доверчиво и безоглядно он раскрывается перед Кристиной!
Бастет, по своему опыту скажу и по опыту нынешнего своего общения с одним человеком: то, что в детстве и отрочестве не все сверстники идиоты - мало помогает. Тех идиотов, которые есть, вполне достаточно и для текущего момента, и для двадцати лет спустя - и это при том, что и у меня, и у того человека оснований для комплексов куда меньше, чем у Эрика.
Да, здешнему Эрику временами везло. Но если друзей нет и любви нет - разве ж это нормально для молодого человека?
Бастет, я не и не преследую цель показать, что жизнь Эрика - сплошной кошмар. Так не бывает. Были, конечно были и спокойные моменты. Даже у него.
Отредактировано Nemon (2007-03-31 03:21:32)
Ну, вот я и добралась!!!
Сначала о героях, любимых и нелюбимых: мне кажется, чтобы создать любой хороший образ автор в любом случае должен любить всех своих героев, не зависимо от того, положительные они или самые, что ни наесть отрицательные! Сложно было бы заставить читателя поверить в персонаж, не вложив в него своей любви и хотя бы капельки души. Так вот, это я к чему... по-моему, Немон, вы всё-таки любите всех своих персонажей 
*fi*
Насчёт Кристины: Бедная, несчастная девушка!! Зачем только она когда-то с Эриком встретилась?? Не надо винить её в том, что она погубила его. Он, знаете ли, тоже сломал ей жизнь. А вместе они сделали несчастным и Рауля. "Се ля ви" И "хэппи энда" во всей этой истории по-моему не стоит ждать ни для кого из героев. Доктора тоже жаль. Ещё одна невинная жертва всей этой истории. Чувствую, скоро Крис ему скажет, что Эрик был, есть и будет для неё всем.
Да уж, даже не верится, что из такого добряка и просто чувствительного человека Эрик станет просто "машиной массового уничтожения". А ведь опять же, судьба-злодейка, или вернее Шахиня-злодейка. Если бы не встреча с ней, не испоганила бы она ему душу, думаю, встреча с Кристиной могла иметь позитивный для Призрака Парижской оперы конец. Ведь его жестокость это ИМХО самое главное, что её оттолкнуло.
Хотя могу сказать, что у меня шахиня вызывает какие-то смутные ощущения. Её жестокость и явное желание просто сломить человека, не говоря уж об удовольствии, которое она при этом получает, вызывают отвращение. Но в то же время, чувствуется в ней какая-то большая жизненная сила и, самое главное, ум мудрейшей из женщин. А это, несомненно, заслуживает уважения.
ах да, кстати.
Немон, вам отдельный *-) за вашу аватарку.
:heart: очень люблю этого персонажа! он в теме... &)))
Snowflake, конечно, автор любит своих героев, даже самых неприятных. А иначе не стоило и писать.
Что касается шахини, то тут Вы правы в своих ощущениях. Краски для ее портрета подбирались самые разные, и не только темные. Она еще явит себя с неожиданной стороны
Отредактировано Nemon (2007-04-09 02:21:51)
Ну, стервами же не с рождения бывают. Что-то же кому-то (т.е. себе) хочет доказать человек, когда стремится сломать чужую волю или жизнь?
Имела несчастье шахиня родиться женщиной на мусульманском Востоке в 19 веке. Силы и ум было негде приложить. А в наше время, глядишь, образовалась бы какая-нибудь вполне цивилизованная Железная леди.
Donna, ППКС.
Вот именно, что на Востоке. Там или ты настолько сильна и жестока, что сможешь себя вознести на высоту и на ней удержаться, или ты вещь, более или менее ценная. Ласка и покорность не ценятся, ибо считаются обыденной должной нормой поведения женщины, ее обязанностью.
А шахиня сумела стать необходимой мужу именно как уникальная личность. Красавиц в гареме и без нее хватало.
А кто сказал, что шахиня была не красивая??? Думаю, в этом отношении она вполне вписывалась в весь гарем. А вот, что касается силы и жестокости, так я понимаю, когда человек применяет их к месту и вмеру. Но получать удовольствие от того, что ломаешь кому-то жизнь - это уже клиника на почве переизбытка власти.
Хотя я склонна до конца верить, что в каждом человеке есть что-то хорошее, а вернее, каждый человек по природе своей хороший, просто эти свои качества он часто прячет глубоко внутри. :hmm: жизнь портит людей... и вообще, как говорят, жить опасно - можно умереть!
А кто сказал, что шахиня была не красивая???
Я не говорила, что шахиня не была красивой. Была. Но красавицы в гареме и помимо нее были. Мало быть просто красивой, чтоб быть любимой женой и матерью наследников.
А вот, что касается силы и жестокости, так я понимаю, когда человек применяет их к месту и вмеру. Но получать удовольствие от того, что ломаешь кому-то жизнь - это уже клиника на почве переизбытка власти.
Степень необходимости и мера жестокости могут различаться в разных культурах, разных слоях социальной иерархии, у разных людей.
Персия и Франция того времени жили по разным законам.
И мне не показалось, что шахиня просто развлекается таким образом. Она свои цели преследует. У них с Эриком какое-то противостояние наблюдается. Она ведь подчинилась чарам его голоса - почувствовала его власть над собой. Захотела отыграться.
Противостояние и я увидела. Только, по-моему, пока это противостояние ведётся только с одной стороны. Эрик ведь в отличие от шахини не старается вести некую борьбу. Он лишь пытается выжить и лишний раз не попасть под удар.
А то, что она решила отомстить человеку, который никак не хотел ей насолить, как раз и говорит о её желании просто сломить его, получить удовольствие от его безысходного повиновения. Она просто привыкла повеливать всеми, поэтому ей ещё приятнее властвовать над человеком, который если не сильнее её, то точно ничем не уступает. Так я вижу её отношение к Эрику. Правда ещё я чувствую, что она в душе сама ему преклоняется, перед его талантом и силой.
Snowflake, согласна с вышеизложенным.
Мне кажется, тот факт, что преклоняется в глубине души, ее и не устраивает. Не может повелительница восхищаться шутом, чувствовать его превосходство. Это ее слабость. А слабостей у шахини быть не должно, если она не хочет утратить контроль над подчиненными.
Bastet, ППКС! Положение выше всех очень ненадежное, надо его постояынно поддерживать. Кроме того, этика была другая. Восток всегда и во всем любил изощренные тактики: и в сексе, и вро всяких телеснывх и духовных практиках - ну и в политике и придворно-подковерных делах тоже. Вряд ли сломить человека считалось много хуже, чем, например, пытать арестованного.
Сегодня выкладываю первую половину, а завтра, скорее всего, будет остальное.
Тетрадь третья
***
В те далекие дни я был молод, и много размышлял о природе человеческих чувств, в которых замысловато переплетались красота и уродство, являя подчас самые невозможные сочетания.
Одним из ярких примеров причудливого смешения красок была ханум. Каждый раз, находясь рядом с ней, я ощущал себя так, словно стоял у пропасти, и под моими ногами крошилась земля, все ближе и ближе подталкивая меня к самому краю.
Ханум подавляла меня и упивалась этим. Я ненавидел ее всею душой, особенно за ту унизительную власть, что она приобрела над моей жизнью. Она была вольна уничтожить меня или вознести. От нее зависело, чем будет наполнен каждый день моего пребывания в ее стране. И в то же время я должен признаться, что эта женщина вопреки здравому смыслу восхищала меня своей силой и тем, что я ни разу не сумел предсказать ее поступки.
Придворные шептались о моем изменившемся статусе, обещавшем богатство и почести, но вряд ли кто-то из них хотел оказаться на моем месте. Мое положение было шатким, и я не мог предугадать, что со мной будет через день или два; не окажусь ли я в числе тех, кого всемогущая ханум подвергнет опале. Поначалу такая двойственность угнетала меня, но постепенно я привык и к этому.
После случая с казнью невиновного мальчишки я вернулся к исполнению своих придворных обязанностей, но внутри я был черен, как пустыня ночью. Шахиня моментально заметила во мне перемену. Она не ожидала, что случившееся так повлияет на меня.
Или, напротив, желала этого?
Я был искусен и развлекал ее, используя свои многочисленные умения, но делал это без удовольствия, по инерции. Не заметить этого шахиня не могла, и очень скоро я почувствовал ее досаду. Уроки дароги, наставлявшего меня, как вести себя при дворе, пропали втуне. Я не захотел освоить уловки и тонкости, позволявшие другим добиваться почестей и расположения.
Тучи над моей головой начали сгущаться. Ханум был недовольна моим поведением, и меня все реже стали вызывать к ней. С одной стороны, это меня радовало, а с другой… Немилость могла закончиться для меня плачевно.
В Тегеране, куда в конце весны переехал двор вслед за шахиншахом, я остался в одиночестве: дарога нес службу в Мазендаране, и мне очень не хватало советов этого опытного вельможи.
Я купил недорогой дом неподалеку от медресе. В этом районе было спокойно и тихо, хотя любой, кто намеревался сделать карьеру при дворе, предпочитал селиться поближе к богатому кварталу в северной части города, где находились резиденция Наср-эд-дин-шаха, дворцы его родственников, великого визиря и самых влиятельных сановников.
Пробыв в Персии около года, я уже не испытывал недостатка в деньгах и мог позволить себе многое. Через немецких торговцев, поставлявших в страну мануфактурные товары, я обратился в фирму «С. Bechstein». Несмотря на то, что она была еще сравнительно молода, выпускаемые инструменты уже успели прославить ее мастеров. По моему заказу в Берлине был изготовлен большой концертный рояль, который, чтобы не повредить, с превеликими предосторожностями доставили в Тегеран к концу моей второй осени в Персии. Эта покупка обошлась мне в целое состояние, но я был готов отдать за хороший инструмент все, что имел.
Это был музыкальный аристократ – черный, с безупречной механикой, сверкающий свежим лаком, с клавишами из слоновой кости, обладавший насыщенным и в то же время певучим, парящим звучанием. «Bechstein» был много лучше, чем рояль фирмы «Broadwood», на котором я когда-то играл в доме моей матери. Если дела меня не задерживали во дворце, я проводил за своим новым инструментом долгие часы, отрешившись от окружающего мира.
Я с головой погрузился в музыку. Она была моей отдушиной, моей радостью и помогала забыться. И в эту заповедную область не было доступа ни шахиншаху, ни ханум, ни завистливым придворным.
Тогда, в Персии, я серьезно приступил к работе над своей оперой. Она еще не имела названия, но ее сюжет уже был тщательно продуман. Меня привлекла к себе история Дон Жуана, знаменитого обольстителя, натуры сколь порочной, столь и незаурядной, утонченной. Ненавидимый многими, этот отшельник, попиравший мораль и влюблявший в себя женщин, триумфально шествовал сквозь века и захватывал воображение музыкантов, поэтов и художников. И я не стал исключением.
У меня уже имелись некоторые наметки, но я все не мог нащупать суть, задать стержень. В голове бродили какие-то обрывки тем, разрозненные куски мелодий, но мозаика не складывалась. Я много работал, записывал то, что чувствовал, экспериментировал и надеялся, что однажды смогу привести свои планы в соответствие с реальностью.
***
Холодное время года шахиншах почти всегда проводил в Мазендаране, где климат был мягче, а зима из-за близости моря теплее, чем в столице. Поздней осенью двор снова потянулся в Астрабад. Я прибыл в приморский город одним из первых, надеясь до появления ханум приготовить то, что могло бы ее развлечь. Мне совсем не хотелось потерять все, что у меня было, из-за прихоти взбалмошной женщины.
Скоро она послала за мной, и я вновь поразился ее непредсказуемости. Она милостиво поговорила со мной, всем своим видом выражая удовольствие от встречи, а потом подозвала меня поближе.
- Я слышала, ты все свое свободное время посвящаешь музыке. Неужели она имеет такую власть над тобой?
- Она приносит мне наслаждение, госпожа.
- Нелепое занятие для мужчины, - пренебрежительно резюмировала она. – О чем ты думаешь, когда создаешь свою музыку?
- О многом. Иногда я использую готовые сюжеты, но чаще они мои собственные, и я выражаю их с помощью звуков.
- Сочинение, над которым работаешь сейчас, - в тоне шахини появилось любопытство, - кому оно посвящено?
- Боюсь, что адресата нет, госпожа. Это не посвящение. Правильнее будет сказать, что это только наброски, разрозненные куски. Но, возможно, однажды они станут чем-то целым.
- Но кто или что вдохновляет тебя? Это женщина?
- О нет! Только мое воображение.
- Вот как? – Она выглядела несколько разочарованной, словно ждала другого ответа. – И что занимает твою голову сейчас? Какому сюжету ты отдаешь предпочтение?
Я замялся, не зная, стоит ли говорить правду. Но ханум была наблюдательна и сразу почувствовала мое сомнение.
- Ты не хочешь сказать мне?
- Боюсь, вы воспримите это иначе, чем я…
- Предоставь решать мне самой! - Резко оборвала она меня.
- Это очень старая история о знаменитом испанце, который известен миру как Дон Жуан. Он считается величайшим обольстителем всех времен, перед которым не могла устоять ни одна женщина.
- И этот человек привлек тебя своим беспутством? – недоверчиво спросила шахиня.
- О нет, госпожа. Мне интересна его личность. Дон Жуан был очень образованным человеком и отчаянным смельчаком.
- Ты восхищаешься им?
- Он меня забавляет.
Зейнаб-ханум склонила голову набок, как будто перед ней появилась занятная диковинка.
- Ты сказал, что его любили женщины. Что привлекало их в этом недостойном человеке?
- Думаю, что его дерзость, госпожа.
- Дерзость?
- Он был гордецом, который подчинялся единственной воле – своей собственной. Его ненавидели за это, но это же притягивало к нему других людей. Он ничего не боялся и презирал слабость.
- Ты так уверенно говоришь, словно хорошо знаешь его. Это странно.
- Я думал о нем не как о порождении фантазии, но как о реальном человеке. Наверное, все дело в этом. Мне было легко представить его характер.
- Этот твой Дон Жуан… Он был красив?
- Полагаю, что да.
- Хотел бы ты быть похожим на своего героя, Эрик?
- Не знаю, госпожа. - Что-то в лице шахини заставило меня насторожиться. – Возможно... Отчасти.
- Тебе так досаждает уродство? – Она знала, что ее укол достигнет цели и будет болезненным.
- Я давно смирился с тем, что мне дано от рождения, - произнес я с небольшой заминкой.
- Да неужели? – В ее голосе ощутимо прозвучала насмешка.
- Мне не оставалось ничего другого. Нельзя пытаться изменить то, что изменить невозможно. Я был вынужден согласиться с этим.
- Вот это уже вернее. - Она удовлетворенно улыбнулась и была ослепительна в этот момент.
Я промолчал, потому что ханум была права и знала это. Она решительно сняла с безымянного пальца перстень с крупным рубином и бросила мне. Я поймал его и поклонился.
- У тебя очень тонкие пальцы, и он будет тебе впору. Камень в нем обладает большой силой, но он принесет тебе несчастье, если ты дашь ему подчинить себя.
- Благодарю вас, моя госпожа.
В ее взгляде появилась непонятная мне отрешенность; глаза подернулись дымкой и потемнели. Ханум отвернулась, давая понять, что аудиенция закончена.
Дома я хорошо рассмотрел камень, который в Персии ценился наравне с алмазом. Рубин был кроваво-красного, недоброго цвета, но гипнотизировал взгляд игрой света на своих гранях. Когда я надел перстень, овальный камень закрыл всю фалангу, и я неожиданно подумал о том, что перстни с рубинами носят католические кардиналы - это знак их власти над людьми. Интересно, знала ли ханум о таком совпадении?
Рубин напоминал ее саму. Он был так же красив и загадочен, таил в себе неизведанное и был так же… опасен. Не с этой ли целью она подарила его? Чтобы я помнил, с кем имею дело?
***
Со стороны могло показаться, что мне удалось вернуть расположение ханум. Она выглядела довольной, и я вновь почти ежедневно стал бывать во дворце. Но в ее обществе меня не отпускало какое-то тоскливое чувство. В ханум я замечал непонятную мне перемену. И видел, что она тоже исподволь изучает меня. Я не знал, сколько еще сумею продержаться и не наскучить ей. Но судьба вскоре преподнесла мне испытание, которое в корне изменило мою жизнь в Персии.
На исходе зимы тяжело заболел младший сын шахиншаха. Его болезнь была внезапной. Еще днем мальчик был оживлен и весел, а вечером он вдруг лишился чувств, и с ним сделались судороги. Тахир-хан слег с лихорадкой. Его мучил сильный жар, и все усилия врачей вывести его из этого состояния не приносили успеха.
О болезни мальчика я узнал от дароги, который как-то под вечер навестил меня. Когда я спросил его, не в курсе ли он, почему меня не хочет видеть шахиня, тот ответил, отводя глаза:
– Ей сейчас не до тебя. Ее младший сын болен, да спасет его Аллах и подарит ему здоровье.
- Погоди, о чем это ты? Кто болен?
- Тахир-хан.
- Что с ним?
- Никто не знает. - Он передернул плечами. – С принцем стало плохо после прогулки к морю. Мальчик уже пять дней лежит в горячке. Жар не спадает, и Тахир-хана несколько раз били судороги. Лекари говорят, что надежды нет. Он при смерти.
- Не может того быть! Он не должен умереть.
- Мы не в силах изменить волю Всевышнего, - грустно проговорил перс и тут же переменил тему: - Ты знаешь, зачем я приехал? Я хочу предупредить тебя.
Его тон меня насторожил.
- Ну, что еще случилось? – раздраженно спросил я.
- У меня плохие вести. Болезнь принца кое-кто связывает с тобой.
- Что?!
- Постарайся выслушать меня спокойно. Тебя слишком многие здесь не любят, и во дворце шепчутся, что на мальчика ты наслал порчу, ведь в последнее время ты чаще других был рядом с ним. Шахиншах пока не верит в эти россказни, и потому ты еще жив. Но если Тахир-хан умрет… - Он выразительно посмотрел на меня. – Тебя никто не сумеет защитить.
- Это какая-то дикость! Чертовщина... Бред!
- Я не верю в слухи, поэтому и приехал, чтобы тебя предостеречь.
- И что же теперь ты прикажешь мне делать?
- Не знаю.
Я лихорадочно соображал, что предпринять. Мне стало не по себе от слов перса, но я понимал, что страх сейчас – плохой советчик. Моя жизнь висела на волоске, и я не собирался вкладывать в руки своим врагам ножницы, которые бы его перерезали.
- Ты сможешь мне устроить встречу с Зейнаб-ханум? Наедине?
Дарога посмотрел на меня, как на сумасшедшего, и покачал головой.
- Ты хоть представляешь, о чем просишь? Аллах лишил тебя рассудка, если ты посмел сказать подобное вслух.
- Теперь ты выслушай меня. - Я схватил его за локоть. – Это очень важно. Я знаю, что ты сможешь все устроить. В твоих руках вся стража, вся полиция провинции… тебя уважают во дворце, ты знаешь там каждый угол... Никто и не заподозрит, что ты мне помогаешь.
- О, Аллах! - Он воздел руки к небу. – Вразуми этого глупца! Он играет со своей смертью.
- Он не поможет мне, дарога. А вот ты способен это сделать.
- Ханум не станет защищать тебя. Ты лишишься головы скорее, чем увидишь ее.
- Я смогу вылечить ее сына.
- Молчи, безумный! – В глазах перса, обычно колючих и непроницаемых, отразился ужас.
- Ты не веришь мне, я знаю. Но я очень хорошо разбираюсь в лекарственных травах, дарога. Если то, что ты мне рассказал о болезни мальчика, правда, то я уверен, что сумею излечить его. Я знаю эту болезнь. Мне нужно попасть во дворец. Тайно. Я сумею убедить ханум дать ее сыну шанс.
Перс минуты три молчал, тяжело дыша. Внутри него шла борьба, от которой зависели жизни Тахир-хана, моя и, возможно, его собственная.
Наконец, он поднял на меня глаза и так сжал рукоять кинжала, что побелели костяшки пальцев.
- Хорошо. Я передам ей твои слова. Но если ты солгал, я сам перережу тебе горло.
- Я знаю, что у меня получится. Буду ждать тебя здесь.
Перс напряженной походкой вышел из комнаты. В окно я видел, как он вскочил в седло и бешено стегнул коня плетью.
Отредактировано Nemon (2008-05-06 02:56:03)
Cкорее нам давайте проду! *fi* *fi* *fi*
У Эрика ведь получится спасти принца? Если бы не получилось, он не успел бы дойти до своего дома, а не только сбежать в Европу.
Отредактировано Vika SP (2007-04-21 14:05:57)
Тапок, как всегда, нет.
Особенно понравился диалог ханум с Эриком.
А вообще, проды хочется. Вы так по-садистски остановили повествование на самом интересном месте. -0
Прода будет, скорее всего, завтра. Ну так надо же чуть-чуть подержать читателей в напряжении. Благо, что события в следующем отрывке будут того стоить.
Отредактировано Nemon (2007-04-21 14:45:45)
Прода будет, скорее всего, завтра. Ну так надо же чуть-чуть подержать читателей в напряжении.
Заинтриговали.
Знаете ведь, как нежно я люблю ханум, а вы уже полгода меня в напряжении держите.
Бастет, так вы уже полгода читатете фанфик? Шахиня появилась на форе 10 февраля. )) Да... а "Реквием" я уже пишу два года. Кошмар.
Отредактировано Nemon (2007-04-21 15:25:22)
Бастет, так вы уже полгода читатете фанфик? Шахиня появилась на форе 10 февраля.
Вы забыли ма-а-ахонький спойлерный кусочек, которым соблазнили меня еще по-осени. -0 После чего у меня случилась "любофф с первого взгляда" к данному персонажу. С тех пор вы очень скупо выкладываете проду, а я вся в печали и нетерпении.
***
Дарога вернулся около полуночи. Он выглядел очень усталым и неуверенным, будто сомневался, правильно ли делает, помогая мне. Вместе с ним в дом вошел высокий человек, в котором я узнал одного из дворцовых стражников.
- Вы обменяетесь одеждой, – хмуро пояснил перс, - Рашид останется здесь, а ты поедешь со мной. Время от времени он будет проходить на фоне освещенного окна, чтобы те, кто следит за твоим домом, были уверены, что ты на месте. Если бы это зависело от меня, я бы снял охрану. Но эти люди подчиняются лично шахиншаху.
Я вопросительно взглянул на дарогу, опасаясь незнакомца. В этой проклятой стране нельзя было верить никому.
- Не беспокойся, Рашид предан мне. Я, не колеблясь, доверил бы ему свою жизнь. Но поторопись, мы должны спешить.
Я больше не стал задавать вопросов, надеясь, что перс все объяснит позже. Меня волновало, что решила Зейнаб-ханум, согласилась ли она на встречу со мной. «А вдруг это ловушка? – мелькнула предательская мысль. – Где гарантия, что меня не возьмут под стражу, как только я войду в покои шахини?» Но суровое лицо начальника полиции, в котором читалось огромное напряжение, меня обнадежило. Если бы он хотел предать меня, то наверняка вел бы себя иначе.
Мы с Рашидом обменялись одеждой.
- Маску оставишь здесь, - тоном, не терпящим возражений, приказал дарога. – Никто не должен заподозрить, что это ты, а она тебя сразу выдаст.
Когда я показался в тюрбане и темной одежде стражника, он довольно кивнул, а Рашид не смог сдержать потрясенного восклицания, увидев меня без маски. Но, присмирев под взглядом своего начальника, прижал правую руку к груди и поклонился.
- Теперь вот так. - Дарога по самые глаза затянул мое лицо черной тканью. – Охранники, стерегущие дворец ханум, должны внушать страх. Ты выглядишь грозно, а значит, сойдешь за одного из них. Тебя не узнают: я позаботился о том, чтобы сегодня заступили новички, которые еще не знакомы друг с другом.
- Спасибо - Я взял лекарство, приготовленное за то время, что ждал перса.
Он фыркнул, стараясь за пренебрежением скрыть нервозность.
- Поблагодаришь потом, если вернешься оттуда. - Он устремил взгляд на своего подручного, точно спрашивая, понял ли тот, что нужно делать; Рашид ответил наклоном головы. Перс повернулся ко мне и коротко бросил: - Идем.
Ночная темень была нам на руку. Те, кто следил за моим домом, и кого не видели мы, могли лишь заметить, как на улице показались двое мужчин - начальник полиции и стражник. Я обернулся и посмотрел на ярко освещенное окно, мысленно поблагодарив предприимчивость дароги: мы с Рашидом были одного роста и он, выполняя приказ своего господина, нарочно маячил на фоне шторы. Тень от его головы показалась чуть деформированной, и я догадался, что он надел мою маску. На несколько часов он должен заменить меня. Я взмолился: только бы у него все получилось, только бы никто не заподозрил подмены.
Кобыла, на которой приехал Рашид, оказалась на редкость спокойной, и никак не отреагировала на чужого седока. Дарога знаком показал следовать за ним. Когда мы отъехали на приличное расстояние, он остановил жеребца и спешился. Я последовал его примеру.
- Веди себя естественно, иначе ты нас погубишь, - тихо начал он. - Стань моей тенью – безмолвной и незаметной. - Увидев, что я согласен подчиняться, он продолжил: - Принца перенесли во дворец шахини, чтобы мать постоянно могла быть рядом с ним. – Ханум лично ухаживает за мальчиком и не подпускает к нему никого из слуг. К ребенку сейчас могут войти только шахиншах и главный лекарь. Я провожу тебя в покои ханум. Она ждет тебя и даст знак. Только тогда – не раньше! – ты сможешь появиться перед ней. Ты поймешь все на месте. И еще. Если случится непредвиденное, и тебя обнаружат, твоей участи не позавидует никто. Тогда тебе лучше не дожидаться тюрьмы.
Он сверкнул глазами, молча вскочил в седло и тронул поводья.
Мы подъехали к дворцу шахини. Я следовал за персом на почтительном расстоянии, уважительно склонив голову, как и подобало вести себя в обществе такого важного человека, как дарога.
Мы беспрепятственно миновали наружную охрану – на меня никто из стражников не обратил ровным счетом никакого внимания. Я заметил, что у многих из них были закрыты лица, как и у меня. Видимо, я не вызвал у них подозрений.
Дарога вел меня по каким-то коридорам, мы то поднимались, то спускались по лестницам, пока, наконец, не очутились в длинном узком проходе, в котором было жарко и темно, как в преисподней.
- Когда я оставлю тебя, ты двинешься вперед. Как упрешься в стену, отожми вниз рычажок справа – его легко нащупать. Откроется проход, и через несколько метров ты окажешься перед завесой. За ней – личные покои ханум. Этот потайной ход был сделан давно, и до сегодняшнего дня о нем знали два человека, один из которых я.
- А второй? Это…? – вырвалось у меня прежде, чем я успел догадаться, что он имеет в виду шахиню.
- Ни о чем меня не спрашивай, только слушай, - прошипел он. – Да, теперь посвященных трое. Ты должен дождаться, когда тебя позовут, а до тех пор умри, но не выдай себя. Ты все понял?
- Да. Но как мне выбраться обратно?
- Тем же путем. Чтобы открыть проход с той стороны, нажми посильнее выпуклость в стене – она небольшая, размером с грецкий орех, и будет примерно на уровне твоей груди. Я же позабочусь, чтобы тебя никто не увидел, и никто вам не помешал. Удачи тебе. - Он быстро развернулся и зашагал обратно, оставив меня наедине со своими мыслями.
Несколько минут я собирался с духом и пытался успокоить бешено колотившееся сердце. Мне казалось, что его удары слышно в другом конце дворца. Шутка ли: по персидским законам то, что я готовился совершить, каралось лютой смертью.
Я двинулся вперед. Становилось все темнее. Скоро я уперся в гладкую стену. Нащупал рычаг и надавил на него. Послышался тихий щелчок, и часть стены бесшумно отъехала в сторону. Я вошел внутрь и оказался в небольшой комнате, пол и стены которой были покрыты мягкими коврами. Памятуя о наставлениях перса, я осторожно прошел еще около пяти метров и протянул руку вперед. Пальцы коснулись толстой ткани, и я понял, что нахожусь у цели.
Внезапно я услышал долгий жалобный стон ребенка. От неожиданности у меня вспотели ладони.
- О, мой сын, мой сын… свет очей моих… любимый мой… - раздался голос ханум, в котором звучала такая мука, что в первое мгновение я не поверил, что это действительно говорит шахиня.
Я затаился. Послышался скрип открываемой двери. Кто-то вошел в комнату.
- Зейнаб, тебе нужно отдохнуть. Я прикажу, чтобы о нем позаботились. – В тоне шахиншаха звучала горечь. Ни он, ни ханум не могли предположить, что их разговор кто-то подслушивает.
- Нет! Мой повелитель, позволь мне остаться с ним… Я не могу покинуть моего сына, - ханум сказала это с таким жаром, от которого, наверное, могли расплавиться камни. – Прошу твоей милости, господин мой! Я мать и должна быть здесь. До его последнего часа.
Ответом ей была тишина. Потом я различил шепот, но смог разобрать лишь отдельные слова: «надежда», «молитва» и «воля Аллаха».
Снова заскрипела дверь, и я догадался, что шахиншах ушел. Я боялся выдать себя и старался даже дышать через раз. В темноте счет времени был потерян. Сколько я простоял так? Час? Два? Три?
Ханум не подавала никакого знака и ничем не обнаруживала того, что ждет тайного гостя. Может быть, дарога ошибся или что напутал? А если она вовсе не позовет меня? Что же делать?
Минуты текли, а я все стоял, обливаясь потом от духоты. Почувствовав, что у меня от неподвижности затекают ноги, я решился на свой страх и риск обнаружить себя.
Я чуть отодвинул в сторону ткань и заглянул в образовавшуюся щель.
Метрах в трех от меня сидела женщина, которая беспрестанно гладила руку лежащего на постели ребенка. Она так же мало напоминала жестокую шахиню, которую я знал, как день походит на ночь. Ее голова была горестно склонена, а лицо впервые за то время, что мы были знакомы, ничем не было скрыто. Я видел, что скорбь не ожесточила обычно высокомерные черты, но придала всему облику ханум трагическую одухотворенность.
Я невольно залюбовался ею, на миг позабыв о цели своего визита в покои любимой жены шахиншаха.
Услышав мой вздох, ханум моментально повернулась к завесе, все еще скрывавшей меня. Я наблюдал за тем, как она поднялась, подошла к двери и плотно ее закрыла. Потом направилась в мою сторону. Остановившись в шаге от моего укрытия, резко дернула тяжелую завесу.
- Ты все-таки пришел, - произнесла она, почти не разжимая губ. Ее брови двумя изломанными посередине линиями чернели на бледном лице. Она смерила меня невидящим взглядом покрасневших от долгой бессонницы глаз. - Я рискую своей головой, позволяя тебе проникнуть сюда.
- Я понимаю, моя госпожа, - прошептал я. - Не волнуйтесь, я принес лекарство.
Ее рука, сжимавшая ткань завесы, дрогнула.
- Ты спасешь его? – Как ни стремилась она казаться бесстрастной, я все равно уловил в ее интонации зародившуюся робкую надежду. – Но берегись, если твое лечение не поможет. Ты сто тысяч раз пожалеешь, что родился на свет, если окажется… - Ее голос сел до хрипа; она облизала губы. - Если окажется, что ты напрасно заставил меня поверить.
- Я сделаю все возможное, госпожа. У нас мало времени. Позвольте мне осмотреть вашего сына.
Она опустила веки, что означало согласие. Затем снова отошла к двери и прислонилась к ней, как если бы ее внезапно оставили силы.
Я наклонился над кроватью и быстро осмотрел мальчика. Огонь, снедающий принца, был у него внутри. Ребенок будто горел заживо. Пульс едва прослушивался. Но я почувствовал громадное облегчение, поскольку теперь не сомневался, что пришел вовремя. Тахир-хана еще можно было спасти.
Болезнь, от которой он умирал, была разновидностью лихорадки: в нашем таборе ее называли «momeli», что означало «свеча». И действительно, человек, подхвативший ее, угасал, подобно свече. Его сердце не выдерживало плавящего тело и разум жара и останавливалось. Взрослый мог протянуть не больше двух недель, а ребенок погибал вдвое быстрее. Суеверные цыгане считали, что «момели» переносят злые духи. Но за время скитаний по миру кочевой народ нашел снадобье, способное излечить опасную болезнь. К счастью, мне был известен его рецепт.
Я выпрямился и повернулся к ханум. Она следила за мной, страшась увидеть в выражении моих глаз приговор своему сыну.
- Тахир-хана можно вылечить, моя госпожа.
Она на секунду зажмурилась. Ее лицо пошло пунцовыми пятнами. Потом ханум устремила на меня неподвижный взгляд. Я видел, что она сомневается во мне, и ей тяжело сознавать, что жизнь ее ребенка зависит от какого-то цыганского факира. И еще я понял, что она меня боится.
- Здесь лекарство. - Я поставил на резной столик у изножья кровати пузырек. – Десять капель этой настойки нужно разбавить в ложке воды и дать мальчику. Процедуру необходимо повторять через каждые четыре часа. Если все сделать правильно, жар скоро спадет. Принцу полегчает уже к утру.
- Ты... уверен?
- Ваш сын очень дорог мне, госпожа. Это лекарство исцелит его, поверьте.
- Попробуй сам свою отраву!
Я не удивился ни приказу, ни ярости, которая прозвучала в ее словах. Но когда я уже вынул пробку из пузырька и собрался сделать глоток, шахиня меня остановила:
- Хватит. Не нужно. Я верю тебе.
- Через несколько дней, когда ему станет лучше, я передам еще одно средство, которое восстановит силы больного. Сначала мне нужно найти для лекарства необходимые ингредиенты. Но я справлюсь, госпожа.
- Если… твое снадобье поможет, значит, ты великий лекарь… Тогда тебе нужно будет лишь сказать, что требуется, какие вещества или травы. Все доставят в тот же день.
- Слушаюсь, госпожа.
- Ступай. - Ее глаза вновь приобрели выражение, которое приводило в трепет всех ее подчиненных. В этой маленькой женщине ощущалась сила двадцати мужчин, и была непреклонность клинка. Ханум держалась с редким самообладанием.
Я низко поклонился. Когда я вновь оказался в ковровой комнате и перевел дыхание, мне вслед едва слышно прошелестели слова:
- Благодарю тебя.
…Дарога ждал меня и заметно нервничал. Увидев, что я цел и невредим, он помотал головой, как будто перед ним предстало привидение.
- Теперь возвращайся домой. Но ты поедешь один. Я останусь здесь. Будь осторожен и убей любого, кто посмеет тебя задержать.
Однако удача сопутствовала мне этой ночью, и я без приключений добрался до дома, который вскоре после моего приезда покинул не скрывающий облегчения Рашид.
Я был так измотан тем, что случилось за последние часы, что заснул, едва моя голова коснулась подушки. Проснулся я лишь на следующий день к вечеру. Меня никто не потревожил, за мной не пришли вооруженные люди. Палачи не готовили свои инструменты, чтобы устроить мне адские муки еще до того момента, когда я перестану дышать.
Из этого следовал только один вывод: мое лекарство помогло, и опасность для жизни Тахир-хана миновала.
Мне снова повезло.
Отредактировано Nemon (2008-05-06 02:54:48)
Отлично! Ах, какая бы могла быть жизнь у Эрика!
Уважаемый лекарь на Востоке(неважно, что чужеземец).
appl appl appl
Жаль, что теперь продолжение еще не скоро.
Отлично! Ах, какая бы могла быть жизнь у Эрика!
Уважаемый лекарь на Востоке(неважно, что чужеземец).
Верно, только шахиня в итоге оказалась не такой уж благодарной, раз впоследствии заставила Эрика соорудить комнату пыток, да ещё и устроила с его участием аттракцион по удушению неугодных, кадждый раз, между прочим, подвергая опасности жизнь человека, который спас от смерти её сына. При всём моём восхищении шахиней такие поступки не способствуют лишнему уважению. Мне была понятна её жестокость по отношению к придворному факиру, пусть даже и настолько одаренному. Но по отношению к человеку, который оказал тебе такую услугу.....это уже не признак черствости характера, обусловленный нелегким положением женщины на Востоке, это подлость и черная неблагодарность. Хоть её поступки и были вызваны страхом перед столь неординарным человеком, оправдать их после такого поступка Эрика никак нельзя.
эх... вот теперь мне ханум больше всех жалко... комментировать, пожалуй, не буду :cray:
Кстати, о Доне Жуане. По-моему, все женщины влюблялись в него, прежде всего, потому что он сам искренне влюблялся в них всех и, самое главное, умел любить. Хотя характер, конечно, не последнюю роль сыграл.
О Дон Жуане-вообще.
Мысля эта посетила на заре юности и до сих пор я от нее не отказываюсь.
Дамы, вступавшие с ним в порочащую связь(буде девицы или замужние донны) отлично знали, ЧТО он из себя представляет. Слух о соблазнителе гремел по всей Испании. Думаю, что их привлекал порок, и своя сопричастность к пороку. Желание вкусить именно греховной страсти, не задумываясь о последствиях. Желание узнать любовь необычайной силы. Слава о том, что брошенные им женщины сходили с ума, уходили в монастырь и т.д.-вроде бы должна была отпугнуть последовательниц, но нет, напротив, все наоборот.
Вы здесь » Наш Призрачный форум » Законченные фики с низким рейтингом » Requiem