Вызывает, еще как вызывает. Например, в данном ф-ке персидские эпизоды будут очень важными. Я считаю, что Эрика сломали именно в этой стране, когда он сделался игрушкой людей, обладающих реальной и практически неограниченной властью. Чтобы выжить, ему приходилось совершать преступления. В противном случае его бы казнили. Вот от этих событий понятия морали, добра и зла у него в сознании здорово сместились.

Если трактовать его поступки, то - да, он сумасшедшим не выглядел. Но то, как он описан у Леру, вызывает очень много вопросов. Просто автор не сумел полно прописать этот образ. Его швыряет в крайности - то он рисует удивительного, гениального человека, то превращает его же в чудовище, наделяя его поистине дьявольскими чертами, то показывает его поступки, говоряще о том, что у Эрика с головой не все в порядке. Я считаю, что Леру не стоило зацикливаться на "демоничности" героя, нагнетать жути и наделять его сверхвозможностями и чертами сверхчеловека. В результате получился психологически недостоверный типаж. Но это мое ИМХО.

Отредактировано Nemon (2006-10-30 01:36:18)

***

"Известие о смерти Дювалье надломило меня. Упорядоченная жизнь последних четырех лет вдруг потрескалась и осыпалась, как старая штукатурка. Я лишился иллюзий, наивных, призрачных надежд на благополучие.

Я был противен сам себе, у меня все валилось из рук. Целыми днями просиживал в библиотеке хозяина, делая для него переводы или просто читая, пытаясь отвлечься от гнетущих мыслей. Я уходил в выдуманный мир чужих страстей и драм, стремясь хотя бы на время забыть о собственном безрадостном настоящем.

В библиотеке я нашел произведения Эдгара По и с головой погрузился в сумрачную и трагичную, но все же прекрасную вселенную самого таинственного из писателей. Его работы завораживали меня. Я пытался представить, что он чувствовал, создавая их. Живший в нищете, он бросал под ноги неблагодарным людям золото собственной фантазии.

Перед моим мысленным взором возникали пугающие видения, навеянные его гением. Строки были похожи на колеблющиеся бесплотные тени, рожденные где-то за гранью добра и зла. Их готическое звучание сменялось острой печалью и пылкостью, грустью.

На творчестве автора лежала тень безумия. Но за словами на бумаге я видел несчастного человека, измотанного непониманием. Того, чей дар окружающие не сумели оценить по достоинству. Я чувствовал колоссальное одиночество этого человека. Мне казалось, что я понимаю его, как никто.

***

Но нужно был как-то жить дальше. Здравый смысл подсказывал, что мне необходимо смириться с потерей, сосредоточиться на хороших воспоминаниях о дорогом для меня человеке, иначе я попросту сожгу себя мыслями о Дювалье и своей вине перед ним.

Вечерами я часто играл на скрипке, подаренной учителем. Каждое прикосновение к струнам напоминало о том, что его больше нет. Но музыка, как бывало всегда, помогала мне забыться.

…Дни сменяли друг друга, складывались в недели, потом в месяцы, которые тянулись медленно и бесцветно.

Меня пробудила пришедшая зима. Я очнулся от транса, в котором находился. Горе, поселившееся в душе, никуда не исчезло, но словно бы покрылось засохшей корочкой, как поджившая рана.

За несколько недель до наступления нового, 1861 года, Клеман сообщил мне, что на Рождество в поместье прибудут гости - его дети. Я подумал о том, что смогу больше времени проводить один, ведь Клеман, скорее всего, будет все дни занят с ними. Никакого желания знакомиться с наследниками хозяина у меня не было, как и ловить на себе их косые взгляды. Я не питал пустых надежд на то, что смогу понравиться им. По рассказам Клемана я уже составил собственное представление о его сыне и дочери.

В особняке меж тем закипела работа. Слуги готовили комнаты для молодых хозяев, повар заказывал продукты и сгорал от нетерпения: ему предоставлялся случай блеснуть своим мастерством. Его темпераментная душа уроженца Гаскони ужасно страдала оттого, что Клеман был очень неприхотлив в еде, тогда как повару хотелось показать свое кулинарное искусство.

Большой зал украсили сосновыми ветками. В центре установили трехметровую ель, которую, смеясь и сплетничая друг с другом о молодом хозяине, нарядили молоденькие служанки. В доме запахло праздником, свежей хвоей и морозным воздухом.

Клеман был оживлен и взволнован. Но в то же время я видел, что его гнетет, не отпускает какая-то мысль, и поэтому хотел, чтобы Рождество поскорее прошло.

Элеонора и Эдуард приехали за день до праздника. В окошко флигеля я видел, как из кареты вышел очень высокий сутулый человек с надменным лицом. Опершись на его руку, наружу выпорхнула молодая женщина в длинной собольей накидке с капюшоном. Ее лица я не разглядел, но невольно отметил стройность и изящество движений этой дамы.

Клеман встретил гостей на крыльце и поочередно обнял своих детей. Я не заметил особой нежности в том, как они приветствовали отца. Потом троица вошла в дом. Следом слуги потащили чемоданы и коробки с багажом. Я подивился обилию вещей: по словам хозяина, его близкие должны были погостить в родовом поместье всего несколько дней.

Я очень не хотел, чтобы архитектору пришла в голову мысль позвать меня в дом и представить своим отпрыскам. Поэтому решился на хитрость и попросил Раджива сказать хозяину, что сегодня меня в поместье не будет весь вечер. Индус невозмутимо кивнул и важно сказал, что передаст господину мои слова. Воспользовавшись подвернувшейся возможностью побыть одному, я отправился в город.

Опустив поля шляпы и обмотавшись шарфом, чтобы прохожие лишний раз не глазели на мою маску, я бесцельно бродил по Парижу. Город прихорашивался, готовясь к Рождеству, и надевал свои лучшие одежды.

Навстречу мне торопились люди, мимо проезжали повозки, экипажи и кареты с нарядными, смеющимися и возбужденными от предвкушения торжества пассажирами. Из лавок то и дело выносили коробки, украшенные бантами, розами из цветной ткани, бумаги и золотой фольги. Слуги тащили огромные корзины с провизией и вином. Двери богатых магазинов, торгующих ювелирными украшениями, распахивались с мелодичным звоном и выпускали на улицу броско и дорого одетых мужчин, которые самодовольно улыбались своим спутницам. Повсюду витали ароматы ванили, свежей выпечки и конфет. Назойливее обычного были нищие, которые знали, что им не откажут в подаянии.

Я смотрел по сторонам, и всеобщее ожидание праздника все больше захватывало меня. Хотелось вновь мечтать о том, что придет Рождество, а вслед за ним наступит уже новый год, который окажется приветливее и добрее своего предшественника. Не удержавшись, я даже зашел в кондитерскую и купил пакетик леденцов у румяной улыбающейся продавщицы, которая, решив, что я отправляюсь на маскарад, кокетливо мне подмигнула.

Впереди я увидел большую толпу людей. Мужчины одобрительно хлопали и улюлюкали, женщины смеялись. Несколько мальчишек залезли на дерево и оттуда за кем-то заворожено наблюдали.

Протиснувшись вперед, я увидел кибитки цыганского табора. Один из цыган показывал фокусы с исчезновением предметов. Его сменил коренастый, голый по пояс крепыш с опаленными бровями, которого встретили приветственными криками. Он с невозмутимым видом демонстрировал очень опасный трюк: из его рта на выдохе вырывался столб пламени. В толпе шныряли молодые и старые цыганки, которые, сверкая зубами и подмигивая зевакам, предлагали предсказать будущее и продавали амулеты от сглаза и порчи.

Я усмехнулся и неожиданно обрадовался столь знакомой картине. Только теперь я был одним из зрителей, а не участником представления. Мог наблюдать за всем со стороны. Но невольно вспомнил, какой нетерпеливый ор поднимала толпа, когда из своей палатки, опустив голову и держа в руках скрипку, выходил "мальчик с лицом смерти". Я поежился от внезапного озноба и повыше поднял воротник пальто.

Постепенно мне передалось возбуждение толпы. Захотелось беззаботно засмеяться вместе со всеми, отбить ладоши, хлопая мастерству выступавших людей. Я знал, что сегодня цыгане заработают больше обычного. Близость праздника всегда располагает гуляк к щедрости.

Тем временем на импровизированный помост вышли трое. Усатый цыган заиграл на скрипке зажигательную мелодию. Второй, седой гордый старик, ударил по струнам гитары. Мальчишка лет шести в атласной рубахе и широких штанах, заправленных в новенькие щегольские сапожки, пустился в пляс. Цыганенок так лихо выделывал коленца, хлопал себя по груди и бедрам, присвистывал, кружился, гикал, подпрыгивал, что толпа только ахала от восхищения. Завершив выступление, танцор поклонился зрителям и состроил уморительную гримасу. К его ногам, звеня, полетели монеты.

Мне тоже захотелось чем-либо отблагодарить ребенка. Подозвав к себе цыганенка, который уже успел накинуть на плечи заячий полушубок, я вывалил на его ладони почти все, что у меня нашлось в карманах. Оставил лишь несколько монет, чтобы хватило добраться до поместья и расплатиться с извозчиком.

Цыганенок ловко, как обезьянка, сгреб деньги и побежал хвастаться добычей скрипачу, который оказался его отцом. Увидев меня, тот чуть вздрогнул и что-то сказал ребенку. Мальчик обиженно надул губы, подошел ко мне и протянул деньги.

- Зачем? - недоуменно спросил я по-цыгански. - Ты замечательно танцевал.

- Ты умеешь говорить по-нашему? - Он выпучил от удивления черные и круглые, как у мыши, глаза.

- Умею.

-Ух, ты! И где ты так научился?

- Неважно.

- Иди к матери, - произнес, подойдя к нам, его отец.

Мальчишка недовольно насупился, но возражать не решился.

- Зачем вы заставили его вернуть деньги? - спросил я цыгана.

- Мы не берем деньги со своих. - Он обнажил в улыбке крупные и белые, как сахар, зубы.

- Своих?

- Я слышал о вас, господин Эрик. И не только я. О вас много рассказывают. Иной раз и не знаешь, что из этого правда.

- Вот как? - Я был не слишком обрадован его словами. - Польщен…

- Цыганская почта все донесла. Да к тому же я кое с кем знаком из вашего табора. А вы, должно, стали богачом? - Он ухмыльнулся и цокнул языком, рассматривая мою одежду. - Какая плотная, хорошая ткань... дорогая, небось?

- Откуда пришел ваш табор?

- Почти все лето мы стояли в Испании, а теперь вот здесь промышляем. Но скоро уйдем и отсюда. Может, на днях снимемся. Наш вожак говорит, что направимся в сторону России. Там, болтают, хоть и холодно, но зато нашего брата любят и платят, не скупясь. Хорошо заработать можно... Может, выпьете с нами вина, Эрик? За встречу?

- Благодарю за приглашение, но мне пора возвращаться.

- Если кого из ваших увижу, может, что передать нужно?

- Не стоит. Спасибо.  Хотя… вы знаете старого Романа? У него еще дочку зовут Мариулой? Жив он еще?

Цыган присвистнул и хлопнул себя по ляжкам.

- Знаю ли я его? Еще бы не знать! Жив старик, что ему сделается! Скрипит еще помаленьку.

- Тогда скажите ему, что видели меня. И передайте, что он оказался прав.

- И больше ничего? - недоверчиво произнес цыган.

- Больше ничего. А это все-таки отдайте вашему сыну. - Я вложил в его ладонь уже изрядно помятые купюры. - Он их честно заработал.

Цыган взял их и, попрощавшись, направился к костру, возле которого стояла женщина и махала ему рукой.

***

Я возвратился в поместье уже поздно вечером. Не успел снять с себя верхнюю одежду, как раздался стук. Я открыл дверь флигеля и увидел Клемана. Он был чем-то взволнован.

- Ты не очень занят, Эрик?

- Нет, - я сделал приглашающий жест, - проходите, месье.

- Почему ты сегодня уехал? Я хотел познакомить тебя со своими детьми.

- Считаете, что это необходимо?

- Я хочу, чтобы ты встречал Рождество с нами, Эрик. Я не приму твоих возражений.

- Простите, но я не думаю, что это разумно. Рождество встречают в кругу семьи. Я буду чувствовать себя лишним. И мне кажется, что ваши сын и дочь не слишком обрадуются моему обществу.

- Вздор! - Он нахмурился, и стало понятно, что Клеман уже все решил за меня. - Ты живешь здесь уже несколько лет и имеешь полное право сидеть за одним столом со мной и моими близкими. Я уже сказал им, что ты будешь встречать Рождество с нами. Не ставь меня в неудобное положение своим отказом, Эрик.

- Хорошо, месье. Я принимаю приглашение. Но только потому, что этого хотите вы.

- Другой разговор. - Его лицо просветлело. - Может, ты сыграешь нам что-нибудь? Держу пари, что исполнения, подобного твоему, Эдуард и Элеонора и не могли услышать в своем прокисшем от высокомерия Лондоне.

- Я подумаю.

Клеман удовлетворенно усмехнулся.

- Но если ты не захочешь, я настаивать не буду.

Он ушел, довольный моим послушанием, а мне впору было хвататься за голову. Желание хозяина демонстрировать всем мои способности угнетало меня. Как я хотел бы отказаться от его приглашения! Но не мог этого сделать, поскольку мне не хотелось отвечать неблагодарностью человеку, который много для меня сделал.

Назавтра вечером за мной прислали слугу. Я надел фрак, купленный для походов в Оперу, собрался с духом и взял папку с нотами.

Меня ждали в гостиной. Элеонора сидела в кресле, поигрывая изящным веером. Со слов Клемана я знал, что она только недавно сняла траур по своему престарелому и очень богатому мужу - какому-то английскому пэру, с которым не прожила в браке и года. Детьми они обзавестись не успели.

Я наконец-то смог ее хорошенько рассмотреть. Она выглядела гораздо младше своих тридцати и была очень мила. Черные кудри обрамляли ее лицо в форме сердечка, но утонченные аристократические черты портило выражение пресыщенности всем и вся. Ее темно-карие, слегка навыкате, блестящие глаза уставились на меня, и я уловил в них насмешку.

Брат Элеоноры стоял, облокотившись на каминную полку, и о чем-то беседовал с отцом. При моем появлении он недоуменно поднял брови, и на его длинной английской физиономии мелькнуло раздражение. Кожа на его лице была нездорового оттенка, веки набрякли, точно Эдуард плохо выспался или выпил накануне лишнего. Толстые красные губы размытого рисунка производили неприятное впечатление.

Я поклонился. Клеман поспешил представить меня своим детям. Они вежливо произнесли, что счастливы знакомству, не переставая при этом разглядывать меня.

- Каков род ваших занятий, месье Эрик? - изобразив заинтересованность, спросил Эдуард.

- Я секретарь вашего батюшки, месье. Выполняю его поручения, делаю переводы с нескольких языков.

- Мне рассказали, что вы играете на многих инструментах и превосходно поете, - вступила Элеонора; в ее низком, но приятном голосе прозвучали вкрадчивые ноты.

- Я действительно умею играть на нескольких инструментах. Что до моего пения, то о том, насколько оно заслуживает внимания и похвалы, судить не мне, мадам.

- Эрик очень скромен, - поспешил вставить Клеман. - Лучшего певца и музыканта мне не приходилось прежде встречать.

- Чем вы занимались до того, как попали к моему отцу, месье? - Тон Эдуарда был напыщенным; мужчина смахнул невидимую пылинку с рукава.

- Я… был…

- Он много путешествовал, - вновь вмешался Клеман. - Мы познакомились с ним в Варшаве.

- Вы, должно быть, гастролировали там? - Элеонора с любопытством посмотрела на меня. - И как вас принимала тамошняя публика?

- Да… Гастролировал. - У меня сделалось горько во рту. - Можно сказать, я имел успех.

- О, как бы я хотела услышать вас тогда! - сказал она с легкой усмешкой. - Жалею, что у меня не было такой возможности.

- Думаю, что тебе не стоит сожалеть, ведь наш молодой друг нынче же предоставит тебе такую возможность, дорогая, - томно протянул Эдуард, повернувшись к сестре. - Если он не против, разумеется.

- Конечно, как пожелаете.

Сжав зубы, я подумал о том, зачем Клеману понадобился весь этот фарс. Интересно было бы взглянуть на лица этих благородных господ, скажи я им, каковы на самом деле были мои "гастроли".

Хозяин дома, уловив мое настроение и желая пресечь дальнейшие расспросы, завладел  вниманием своих детей и рассказал какую-то смешную историю. Потом он пригласил всех пройти в зал, где нас ждал роскошно сервированный стол.

Дальнейшее было как в тумане. Меня о чем-то спрашивали, я отвечал невпопад, желая поскорее покинуть столь блестящее собрание. Но моя персона слишком заинтересовала Элеонору. Сузив глаза, она наблюдала за мной, как за диковинным зверем, и задавала больше всех вопросов.

Я почти не притронулся к еде - у меня кусок в горло не лез, несмотря на то, что повар превзошел сам себя, приготовив праздничный ужин из самых изысканных блюд. Это не преминула заметить молодая хозяйка.

- Почему вы почти ничего не кушаете, месье Эрик? - прощебетала она, сделав знак слуге, чтобы тот подлил ей сотерна. - Наш повар - большой мастер своего дела. Не стесняйтесь.

- Элеонора! - предупреждающе произнес Клеман.

- Ах, папа, я просто спросила месье Эрика… Прошу прощения за бестактность. - Она обворожительно улыбнулась и тряхнула смоляными кудрями.

- Ничего страшного, мадам. Вы хотели услышать мое пение, а плотно есть перед выступлением не станет ни один певец. Это затрудняет дыхание, дает дополнительную нагрузку на диафрагму.

- Ах, вот в чем дело! - В ее голосе проступила легкая досада; Элеонора зарумянилась. - Извините, я упустила из внимания то обстоятельство, что спрашиваю профессионала.

Она произнесла последнее слово с такой интонацией, что его можно было принять за издевку. Я бросил взгляд на Клемана. Он был так раздражен и так пытался это скрыть, что мне стало жаль его.

- Месье Эрик, вы обещали поразить нас своим пением. - Элеонора снисходительно посмотрела на меня, когда мы вновь вернулись в гостиную. - Я постараюсь не пропустить ни звука и буду самой внимательной слушательницей.

Клеман подошел ко мне и незаметно пожал мою руку, подбадривая. Эдуард сел в кресло.

Я чувствовал себя отвратительно. Хуже всего было то, что меня как будто специально выставляли напоказ. Однако я не мог ударить в грязь лицом перед самонадеянными господами. Я был обижен и зол на Клемана, его детей и ситуацию в целом. Но решил, что покажу им, на что способен, чтобы гости прикусили от потрясения свои заносчивые языки.

Я исполнил несколько красивых старинных баллад и рождественский гимн, аккомпанируя сам себе. В комнате была превосходная акустика, и мой голос звучал так, как я хотел. Видимо, именно злость придала мне сил и уверенности, потому что в тот вечер я оказался на высоте и был полностью удовлетворен своим выступлением. И ничем не выдал своих настоящих эмоций.

- Что ж… Браво. Браво, Эрик! - произнесла Элеонора и подошла ко мне. - Я и представить не могла, что мой отец смог отыскать такой бриллиант.

- Да, это было… внушительно, - нехотя проговорил ее брат.

- У вас потрясающий голос. Но ответьте, почему вы решили сменить сцену на скучную секретарскую работу? - Элеонора положила свою точеную белую кисть на руку Клемана. - Насколько я могу судить, вы превосходите многих знаменитостей.

- Понимаете, мадам, в то время я попал… в затруднительное положение. Месье Клеман великодушно помог мне.

- Спрятав вас в этом поместье? - спросила она, улыбаясь. - Вам не нужно было слушать моего отца, месье. Впрочем, я знаю, каким убедительным он может быть. Ему очень трудно отказать. Вы давно служите у него?

- Уже четыре года, мадам.

- Удивительно, что он ничего нам о вас не рассказывал. - Она с укоризной посмотрела на отца.

- Тем приятнее оказался сюрприз, не так ли, моя милая? - тот смущенно кашлянул и отвел взгляд.

- О, безусловно… Я непременно расскажу об Эрике своим лондонским знакомым. Они наверняка захотят своими глазами увидеть такое дарование. Между прочим, среди них есть очень влиятельные люди. А помощь друзей может оказаться неоценимой. Не так ли, месье?

- Вы слишком добры ко мне, - сказал я, желая в душе одного - поскорее оказаться во флигеле и выбросить этот проклятый вечер из головы.

- Что вы, нисколько. И если вы захотите покинуть это унылое место и отправиться в Англию, дайте мне знать.

- Непременно дайте знать, - поддакнул Эдуард, выражение лица которого явно свидетельствовало о том, что его слова - не более чем долг вежливости, который требовало отдать его чопорное английское воспитание.

- Прошу простить меня, но мне, к сожалению, придется покинуть вас. - Я умоляюще взглянул на Клемана, чтобы тот разрешил мне отлучиться.

- Как, вы уже уходите? - притворно удивился Эдуард. - Очень жаль.

- Эрику действительно пора, у него есть на это веские причины, - Клеман понял мой безмолвный намек и не стал возражать.

Элеонора кивнула мне, и в ее глазах на мгновение промелькнуло что-то хищное, но движением ресниц она погасила пугающий огонек.

- Рада была с вами познакомиться, Эрик. Надеюсь, мы станем друзьями.

Я молча поклонился и быстро вышел из гостиной".

Отредактировано Nemon (2008-05-01 12:08:58)

Разгадка поведения Клемана будет очень скоро. На днях выложу окончание этой длинной главы.

А дикая мысль вовсе и не дикая. )))))))

Отредактировано Nemon (2006-11-01 14:18:18)