Глава первая

Станислас Лефор яростно заколотил палочкой о дирижерский пульт.
- Нет, это решительно невозможно! Вы, вы! Почему вы все время болтаете?! У вас, очевидно, язык без костей… - обрушился он на двух музыкантов, которые тут же изобразили вежливое и чуть обиженное изумление на лицах. Но едва Лефор раскрыл рот, чтобы с позором прогнать болтунов с репетиции, как парадный вход в зал Оперы распахнулся.

- Ahtung!!! LUMIER!

Музыканты подскочили, Лефор выронил палочку, рабочие, украшавшие верхний ярус лож, перестали стучать молотками и, разинув рты, столпились на балконе.

Комиссар Ашбах и с десяток солдат ворвались в зал. Ашбах на право на лево вопил приказания, затем, щелкнув каблуками, обратился к Лефору.

- Все остаются на своих местах! Выходить из зала запрещено! Господин дирижер! Мы вынуждены прервать репетицию. В 9 утра над Парижем был сбит вражеский самолет, один из пилотов-парашютистов очутился на крыше оперы. Он проник сюда. – комиссар обвел весь оркестр свирепым взглядом. – ОКАЗЫВАТЬ ЕМУ ПОМОЩЬ СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО, ИНАЧЕ - РАССТРЕЛ!!!

Но тут Ашбах заметил, что притихшие музыканты смотрят вовсе не на него. Он повернул голову. Белый от злости Станислас Лефор, с дрожащими руками испепелял тучного немца взглядом. Казалось, что молчавший дирижер производил на оркестр куда более ужасное впечатление, чем рявкающий комиссар. Все замерли. Дирижер перво-наперво стиснул в пальцах палочку, и тут же стал её ломать на мелкие кусочки.

- ВСЁ! Репетиция отменяется! Вы слышали, да? Вечером сядем в лужу! Да, господа, мы вынуждены прервать репетицию под дулом автомата! Всё. Я умываю руки. – Лефор швырнул под ноги комиссару жалкие щепки, которые когда-то были палочкой. Пнув ногой дирижерский пульт, разгневанный Лефор, бормоча про себя проклятия, вылетел прочь.

***
Эрик, более известный в театре, как Призрак Оперы, дремал в ложе номер 5. Уже почти тридцать лет он и в самом деле был призраком, да, да, настоящим призраком. Ему даже предлагали (бесплатно!) гремящие при малейшем движении цепи и кандалы, но сославшись на то, что эта атрибутика вообще не из его оперы, Эрик пообещал лично продумать призрачную тактику запугивания и устрашения, приличествующую порядочному духу. Итак, Эрик  был водворен обратно в театр, на правах полноценного привидения, закрепленного за парижским театром.

За это время Эрик понял две вещи. Первая – быть призраком отнюдь не такое веселое занятие, как играть его роль. На самом деле это откровенно скучно. Вторая – ах, как же вовремя он обеспокоился о своем загробном будущем! Слава, слава пришла к нему, когда утратив бренное тело и последнюю надежду, Эрик стал самым популярным приведением всего мира. При жизни он бы наверняка пристукнул перса за болтливость и длинный язык. Дарога растрепал одному репортеришке абсолютно все, что приключилось с ним, с Раулем, Кристиной и самим персом в те далекие времена, когда Эрик был так несчастен, что даже мыши в подземелье оплакивали несчастного гения. Зато теперь…  Ложа номер 5 теперь навечно была закреплена за ним, хорошенькие посетительницы,  так выразительно закатывали глазки и падали в обморок перед дверью в его ложу, что сама Ла Карлотта могла бы у них этому поучится. Призрак теперь всячески оберегали, новые директора приказали перед каждым открытием сезона обновлять бархатную обивку и портьеры в ложе Призрака, стульчик для ног теперь стоял там всегда, а любопытным строго-настрого воспретили и близко подходить к ложе номер 5.

Прознав об этом, призрак Жозефа Буке, обитавший все также на третьем подземном этаже, пригрозил самолично отлупить зарвавшегося ПризракаОперы. Буке страшно повезло, что он был уже давным-давно мертв, иначе Эрик с большим удовольствием замерял длину своей удавки, используя благословенного служителя декораций в качестве подвесного лота. А так он всего лишь получил пару пинков от Господина Призрака, что вообще должен был бы посчитать за честь. Буке ещё долго выл, сидя среди старых декораций и задников, чем доводил до истерик немолодых уборщиц и старого крысолова. После того, как последний пригрозил скормить мышам аппетитные трухлявые полотнища, в которых жил теперь Жозеф Буке, тот угомонился, но всякий раз, как при нем упоминали Призрака, недовольно фыркал и сплевывал на землю.

Итак, Эрик сидел в ложе, вполуха слушая, как идет репетиция. Станислас Лефор, не чета мсье Рэе, обладал уникальным слухом, большим талантом и самым склочным характером, чем все предшествующие дирижеры вместе взятые. Каждую репетицию он доводил до изнеможения своих подопечных, заставляя по тридцать раз репетировать те места в партитуре, которые, как казалось Лефору, звучат недостаточно величественно. Вспыльчивый Станислас чем-то напоминал Эрику всё ту же Ла Карлотту, с той лишь разницей, что дирижер ему импонировал. Призак так и видел, что будь он дирижером, обязательно был бы таким, как Лефор, по крайней мере, таким же требовательным и строгим. Ах, как жаль, что Станислас Лефор появился в его жизни, когда та перекочевал в призрачную вечность. Вот у кого ему следовало поучиться, КАК вести себя с непослушными ученицами, которые кроме как о замужестве с виконтами ни о чем думать не могут, пропускают занятия и смеют при этом быть отчаянно неблагодарными своему учителю.

Под возмущенные крики Лефора Эрик задремал. Неожиданно кто-то завопил внизу, и тут же в зале зажегся свет. Призрак выглянул из ложи. 

Толстый комиссар стоял внизу и орал на солдат, которые разбрелись по залу. Лефор яростно ломал палочку, онемевшие музыканты молча наблюдали за происходящим. 

Эрик внимательно слушал толстого бюргера. В глазах призрака появился давно забытый подозрительный блеск. Боже, какое счастье, что теперь ни один перс в мире не в силах его остановить!

ой... ну как приятно... нет слов!
скоро будет ещё кусик! *-p