Наконец с завтраком было покончено, и я получила долгожданную возможность попристальнее разглядеть Эдварда при свете дня. Более всего меня, конечно, занимала поврежденная рука, да и нога требовала внимания. Черный его костюм был порван в нескольких местах, бляхи на ремнях погнуты, а сам он казался припорошенным белым порошком. Даже в густой черной гриве запутались крупинки, создавая впечатление седины, удивительным образом контрастирующей с молодым или, скорее, вневозрастным лицом. На фоне всего этого его глаза, казалось, жили отдельной жизнью, ярко выражая каждую возникающую в душе эмоцию.
– Какой-то ты пыльный, – заметила я. – Живешь на чердаке?
– Да.
– И рука… там осталась, да? – озвучила я новую догадку.
– Да.
Я подумала о мастерской в задней части дома.
– Вставай. Прогуляемся до твоего чердака.
Пока Эдвард возился, поднимаясь, я сбегала к машине за мотком крепкой веревки.
– Ты знаешь, где там опасные участки? – спросила я, пропуская Эдварда вперед себя в дом.
– Нет, но я почти не хожу по чердаку. Только в правой части. Там безопасно. А рука – в левой.
– Угу.
Из-за ноги Эдвард шел довольно медленно, поэтому на лестнице я его обогнала. Перед входом на чердак я остановилась и, в ожидании, пока он дотелепает до площадки, крепко обвязалась веревкой и защелкнула карабин. Потом обмотала веревку вокруг перил и закрепила второй конец на талии подошедшего Эдварда.
– Твоя задача – удержаться на ногах и не дать мне упасть, если подо мной провалится пол.
О том, что будет, если на меня обрушится потолок, я старалась не думать.
– В… тебе не нужно ходить туда… из-за меня, Габи. Это…
– Опасно, я в курсе. И очень глупо, да. Но знаешь, я никогда особым умом не отличалась.
Я ободряюще улыбнулась, похлопала Эдварда по плечу, подняв облачко пыли, и, пытаясь выкинуть из головы его отчаянно-умоляющий взгляд, шагнула на чердак.
Осторожно ступая по угрожающе провисающим доскам, я размышляла, какого же черта я принимаю такое участие в человеке, да и не в человеке даже, которого знаю меньше двенадцати часов и которого недавно собиралась пристрелить, как бешеную собаку. Ответа на этот вопрос не находилось. Хотя, может, все дело в моем нерастраченном материнском инстинкте? Дара далеко, Тифон на роль младенца ну никак не подходит, а тут буквально под боком оказывается нуждающееся в помощи существо. Робот он там или нет, но действовал он, как человек. Как будто у него есть душа: робкая и одинокая. Вот меня и заколбасило…
От этих мыслей у меня пухла голова.
Чердак был велик и полуразрушен. Крыша явно держалась на соплях, несмотря на многочисленные подпорки. С полом было чуть получше – во всяком случае, ни одна доска подо мной даже не треснула. Издалека приметив наиболее здоровенную кучу из прогнивших стропил, черепицы и кусков штукатурки, я направилась прямиком к ней.
Место, где завалило Эдварда, я нашла почти сразу. Там на полу было коричневое пятно. Кровь… Но откуда? Нет, глупости, смазка какая-нибудь или что там у него… топливо. Я принялась аккуратно отваливать куски черепицы. Тянулись минуты, в проникающих сквозь дыры в крыше солнечных лучах плясали пылинки, а проклятая рука никак не желала находиться…
– Вот зараза. – Я напоролась ладонью на острие, – здравствуй, столбняк…
– Что случилось? – Эдвард переминался на пороге, но не решался войти, видимо, памятуя о моих инструкциях.
Я отмахнулась.
– Руку твою нашла. Не ходи сюда.
Выудила из кармана платок, перевязала ладонь. Порез оказался длинным, но неглубоким. Заживет быстро, но болеть будет, как сволочь. Потом раскидала еще несколько обломков, освобождая лезвия и кисть. Теперь была очередь балки, которая и прижимала Эдвардову руку предплечьем к полу – острый край размозжил механизм и фактически отрезал ее, подобно гильотине. Балка оказалась тяжелой, но в итоге я ее сдвинула. Мне было проще, так как я вытаскивала руку с другой стороны.
– Вот. – Я гордо помахала трофеем перед Эдвардом. – Посмотрим, что можно сделать.
– Ты порезалась? – Он выглядел таким виноватым, будто лично покромсал меня в лапшу.
– Да, рука была такая грязная, что я бы ее и не заметила, если бы не порезалась. И не надо на меня так смотреть. Обычный несчастный случай, никто от такого не застрахован. Разве если я спрыгну с моста, в этом виноваты его строители?
Эдварда помотал головой, и взгляд его прояснился.
– И ты… можешь ее починить?
– Понятия не имею. – Я пожала плечами. – Нужно будет как следует в ней поковыряться, так что потопали-ка мы в мастерскую. К тому же, там наверняка есть запчасти.
И мы потопали в мастерскую.
На месте я подтащила верстак поближе к окну и помогла Эдварду на него взобраться. Самый поверхностный осмотр дал понять, что в одиночку, да еще без серьезных инструментов я с этим не справлюсь. Нет, с культей было все в относительном порядке, но вот в оторванной руке все «внутренности» сплющило и перекорежило, а погода довершила начатое – они слиплись в отвратительную мокрую и ржавую массу.
– А это что? – я показала на потрескавшуюся каучуковую трубку на конце культи, пережатую стальным зажимом.
– Мммм… оттуда идет кровь.
– Как это? – не поняла я.
– В этой трубке моя кровь.
Я недоверчиво уставилась на Эдварда – он ответил мне спокойным и ясным взглядом.
– Ты не против, если я проверю? Я не буду снимать зажим, только чуть ослаблю.
– Если так нужно…
– Вот и славно.
Я нажала на концы зажима, его бранши чуть ослабли, и на поверхность верстака упали густые алые капли. В испуге я перекрыла трубку обратно. Неужели правда? Я мазнула по капле кончиком пальца и поднесла ко рту. Знакомый медно-солоноватый привкус. Кровь. Как это может быть? Ну как? Вся моя предыдущая жизнь, весь технический опыт в один голос кричали, что так не бывает. Однако же вот он, Эдвард, лежит передо мной, и где-то в его механическом теле пролегают резиновые трубки, наполненные вполне настоящей кровью. Либо предельно достоверной ее имитацией, но в эту версию верилось слабо.
Я взглянула на трубку новым взглядом – и ужаснулась. Она вся была покрыта трещинами. Я знала, что срок службы резины невысок, со временем она разрушается. И, кажется, эта трубка находится на пределе своей прочности. Нет оснований считать, что остальные тру… сосуды выглядят лучше. А это означает, что если в ближайшее время не сделать полную замену, Эдвард просто-напросто… истечет кровью.
Меня передернуло.
– Полежи здесь немного, ладно? – Я ласково улыбнулась тревожно глядевшему на меня Эдварду. – Я быстренько позвоню кое-кому и сразу вернусь.
Через маленькую заднюю дверь я вышла в сад – в доме телефон ловил отвратно, толстый камень глушил волны за милую душу – и набрала номер Ларри.
– Здравствуй, свет очей моих! – радостно пробасило в трубке. – Что-то еще случилось?
– Ларри, – укоризненно ответила я, – по-твоему я не в состоянии позвонить тебе просто так, без повода?
– Неа, – отозвался Ларри. – Крайний раз, когда ты звонила мне без повода, у меня был день рожденья. Упс, это ведь тоже повод!
Ларри довольно расхохотался. Я пожала плечами, признавая его правоту, словно он мог меня видеть.
– Окей. Скажи мне, ты ведь не только в машинах разбираешься?
– Я разбираюсь во всем, что можно разобрать, – ответил Ларри и загоготал над собственным каламбуром. – А что именно тебя интересует?
– Понимаешь, я тут обнаружила один интересный… механизм. Он в рабочем состоянии, но немного сломан. Нужен серьезный ремонт, возможно, с заменой запчастей. Вот я и подумала…
– Мой ответ – да! Ты меня заинтриговала, чертовка. Какие механизмы могут быть в старом доме? Я даже готов прибыть пораньше.
– Насколько пораньше? – я ощутила приятное возбуждение: все складывалось как нельзя удачно.
– Через пару дней. И прихвачу с собой всех сразу: и механиков, и строителей.
– Спасибо, Ларри. Я твой должник.
– Да брось. Какие счеты между нами! Пока, детка.
– Пока.
Я вернулась в мастерскую. Эдвард все так же лежал на верстаке, едва подергивая лезвиями на уцелевшей руке.
– Нервничаешь?
– Я… ты можешь вернуть мне руку?
Я поняла, что этот вопрос волновал его с самого начала. Конечно же, он нервничал. Занервничаешь тут, когда тебя осматривают, проверяют, идет ли у тебя кровь, а потом вдруг исчезают в неизвестном направлении. Сразу воображение рисует разные ужасы.
– Извини, – я покачала головой. – У меня не хватит умения сделать это в одиночку. Поэтому я вызвала друзей. Вот они-то уж точно смогут все починить и вообще сделают полный осмотр и ремонт. Но ногу я, возможно, подлатаю сама.
С ногой на самом деле не было никаких проблем – просто погнулся штырек поршня, проходящего в икре и сгибающего ее в колене. Нет, там было погнуто кое-что еще, но ходить мешало именно это. Так что я притащила из машины недостающие инструменты (в мастерской, к сожалению, было далеко не все) и в десять минут все выправила. Припаять же наполовину оторванный кусок металлической оболочки у меня возможности не было ввиду отсутствия электричества. Его я тоже выровняла и не придумала ничего лучше, нежели обмотать изолентой. Позже Ларри разберется с этим, а пока и так сойдет. Напоследок я зашила прорехи в коже суровой ниткой.
– Ну вот, как новенький. Принимай работу, – похвасталась я. – Танцевать не сможешь, и прыгать не советую, но ходить будешь, как прежде. Только постарайся ни на что не наткнуться, там все-таки осталась дыра.
Эдвард осторожно свесил ноги с верстака и спустился на пол. Сделал шаг, другой. Я удовлетворенно улыбнулась – хромота исчезла.
– Спасибо. – Он посмотрел на меня своими невозможными глазищами, и я вдруг смутилась, как семилетняя пацанка, застуканная папой в окне второго этажа, куда я клала цветы для мамы. – Почему ты мне помогаешь?
– Ээээ… ну-у-у…
Если б я знала! Не в силах больше выдерживать этот испытующий взгляд, я честно ответила:
– Не имею ни малейшего понятия. Сама у себя спрашиваю. Наверное, потому что тебе нужна помощь, а я могу ее оказать. – Другого ответа не придумалось, но, похоже, Эдварда и этот устроил. Во всяком случае, я не заметила, чтоб он огорчился.
Мы вернулись в сад. Я тащила инструмент обратно в автомобиль, а Эдвард просто шел рядом. Сначала он хотел тоже взять с собой что-нибудь, но я напомнила ему про ногу.
– Вот что мне с тобой делать, интересно? – размышляла я вслух, пока мы возвращались. – Пристроить тебя как часть аттракциона, что ли?
– Какого аттракциона? – Эдвард остановился на крыльце.
– Ну, я ведь купила этот дом специально, чтобы переделать его в отель для любителей всяких ужасов и совместить с аттракционом «дом с привидениями». Я видела нечто подобное в Окленде, но здесь красивее. И теплее.
– Купила? – удивился Эдвард, проходя в дом следом за мной. – Но это мой дом. Я тут живу.
– Живешь, – усмехнулась я, – только знают об этом два человека. Плюс местные жители на уровне сплетен. Нет, это мой дом. Он оформлен на мое имя со всем содержимым, в которое, между прочим, входишь и ты.
Эдвард нахмурился. Невероятно, но, кажется, он начинал злиться.
– Это мой дом. Никому не было до него дела. Никто, кроме меня, не ухаживал за садом.
– Но это не значит, что у тебя есть на него права, – возразила я. Кажется, я тоже начала злиться. – Тебя вообще официально не существует. Ты – выдумка, миф, городская легенда.
– Я существую.
– А какие у тебя доказательства? Удостоверение личности? Водительские права? Медицинская страховка или, может, социальная?
– Но я же стою перед тобой…
Эдвард выглядел таким растерянным, что я почти притормозила. Но только почти. Потому что в следующий момент я закусила удила и меня все-таки понесло:
– Это ты сейчас стоишь. А если бы я тебя не подкараулила, так бы и таился по углам до последнего. Чтобы мир знал о твоем существовании, надо жить в нем, а не рядом с ним! – я практически кричала. – Надо и самому что-то делать, чтобы узнать его. А ты как улитка: высунулся, получил по рогам, испугался и забился обратно, да еще и заперся. Думаешь, этого достаточно? Думаешь, после этого ты узнал мир? Да ты ни черта не знаешь!
Я наступала на Эдварда и, несмотря на то, что он был повыше, умудрялась нависать над ним.
– Это правда, – от его голоса повеяло застарелой болью, – я знаю только, что люди не любят тех, кто от них отличается. И еще люди не верят в установленные ими же правила, говорят одно, делают другое, а думают третье.
Я застыла, пораженная столь длинной речью, которую я меньше всего ожидала услышать от этого тихони.
– Да нет, оказывается, ты очень хорошо знаешь мир… Тогда послушай, что я тебе скажу. Я зарабатывала деньги потом и кровью, я продала родительский дом, чтобы купить эту развалюху. Я влезла в долги, я пашу как проклятая, я полгода не видела дочку. И ты смеешь утверждать, что это твой дом, потому, видите ли, что ты тут живешь? Да ты никто, и звать тебя никак!
– Меня зовут Эдвард, – твердо ответил он.
И, словно в подтверждение своих слов, он резко взмахнул рукой – той, что с ножницами. Мы стояли слишком близко друг к другу… Забывшись, я автоматически вскинула руку, ставя привычный блок, и острые лезвия мазнули по предплечью. Я и глазом моргнуть не успела, как будто по волшебству на коже набухли кровью и разошлись три глубоких пореза. Эдвард ахнул. У меня перехватило дыхание. Как в замедленной съемке я смотрела на него, видела плещущийся в его глазах ужас, видела собственную кровь, собирающуюся в густые капли на кончиках опущенных вниз ножей. Наконец я отмерла, развернулась и выскочила на крыльцо.
Порезы кровоточили, но мне было плевать. Трясущимися руками я вытащила пачку. Долго мусолила в пальцах сигарету, вспоминая, что нужно сделать, чтобы ее зажечь. Чиркнула зажигалкой и выкурила ее в три глубоких затяжки, не останавливаясь, потянулась за второй…
Что ж, это было достойное завершение той безобразной сцены, которую я сама же и устроила. А так невинно все начиналось… И чего я так разозлилась? Потом вспомнила, как ужаснулся Эдвард тому, что наделал. Правда, это была, скорее не его вина, а моя… Меня внезапно пронзило тревожное предчувствие. Влекомая им, я заскочила в дом и ринулась вверх по лестнице.
Отредактировано Lupa (2015-06-10 16:48:17)
Это мне - родное.)))
Подозреваю, это герой какого-то фильма, судя по встретившемуся в шапке "Депп". 
