Господа, я это сделала. Самый большой кусок проды, какой я только выкладывала единовременно. Данный текст разъясняет основные непонятки, связанные с пониманием поведения персонажей, их прошлым и т.д. и т.п. Надеюсь, получилось не слишком маньячно. Я старалась, как могла. Очень жду отзывов! :poet:
***
На следующее утро я проснулся от дикого грохота и последовавшего за тем крика:
- Нет! Что вы наделали! Я же говорила вам быть осторожнее, олухи! Вы разбили все мои инструменты! Все уничтожено… И что мне делать теперь?!
Этот яростный вопль, без сомнения, принадлежал хозяйке дома и я, проклиная все на свете, легко представил себя на месте жителя падшего Иерихона. Вот уж в чем Веруд никогда не испытывала недостатка, так это в бурном темпераменте. Кое-как продрав глаза, и наскоро завернувшись в свой шелковый халат, я отправился на выяснение обстоятельств утреннего происшествия. Как оказалось, весь дом уже сотрясался от беспорядочной беготни целой толпы совершенно не знакомых мне людей. Одни тащили на себе огромных размеров тюки и мешки с неизвестным содержимым, другие с кряхтением и чудовищными скрипами передвигали в комнатах мебель, несколько девушек деловито стряхивали кисточками пыль с полок и светильников. Спускаясь по лестнице на первый этаж, я, наконец, увидел и ту самую сцену, из-за которой мой день начался не лучшим образом. На самой середине просторной прихожей разыгрывалась шекспировская драма: по мраморному полу во все стороны разлетелись причудливые осколки стекла, разбитые сосуды в лужицах разноцветных жидкостей и странные металлические механизмы, возможно, представлявшие собой совсем недавно единое целое. Над всем этим возвышалась Веруд. Руки ее дрожали от гнева, темные волосы растрепались, глаза почернели, и рабочие, своей неловкостью погубившие плоды трудов шахской фаворитки, едва не падали перед ней на колени. Я счел за благо не вслушиваться в суть ее беспощадной тирады и уже хотел было вернуться в свои апартаменты до окончания бури, как вдруг жуткая мысль пронзила меня ледяной стрелой. «Эрик! Он ни за что не стал бы терпеть такое количество народа в непосредственной близости от себя. Ничего, решительно ничего не мешало ему просто собраться и удалиться в любом приглянувшемся направлении. Ни за что не поверю, что он останется из чувства долга или ответственности… А за такой ор, который устроила здесь Веруд, любого другого человека он давно бы успокоил каким-нибудь извращенным способом.» К счастью, очень вовремя прямо передо мной случился Дариус, очевидно, тоже получивший задание от Веруд.
- Что здесь происходит? Что случилось? – схватил я его за рукав.
- Доброе утро, господин, - запыхавшись, поклонился он и торопливо стал разъяснять мне суть вещей. – Сегодня совсем рано, еще до зари, приехал человек и потребовал, во что бы то ни стало, встретиться с молодой госпожой. Я как раз завершал свою молитву. Услышав шум, я вышел посмотреть, в чем дело и увидел, что человек передал ей письмо и тут же уехал. Она сразу распечатала конверт, сильно побледнела и, заметив меня, отправила в город нанимать людей, что я и сделал. Когда я позволил себе спросить, отчего такой переполох, она сказала, что это приезжал посланец от шаха, в письме ее срочно требуют ко двору, а этот дом нужно подготовить к передаче местным властям. Больше я ничего не знаю…
- Хорошо… - мрачно протянул я, скосившись на постепенно пришедшую в себя Веруд. – Скажи, ты не видел сегодня Эрика?
Дариус скривился, как от зубной боли и даже пробормотал строчку молитвы «от Шайтана».
- Нет, господин… Наверное, все у себя в комнате сидит, заперся…
- Его здесь нет, Адиль, - неожиданно перебила моего слугу Веруд, поднимаясь по ступеням.
- То есть, как?.. – опешил я.
- Очень просто. Вы и сами должны были уже достаточно изучить его привычки. Он не выносит толпы и шума, поэтому ушел сразу, как только понял, что без них не обойдется.
- И куда он мог пойти? – обреченно вопросил я, заранее зная ответ.
- Откуда мне знать? – отчего-то оскорбилась девушка и равнодушно пожала плечами. – В любом случае, вам нечего опасаться. К вечеру он вернется, могу поспорить.
- Откуда такая уверенность, позвольте поинтересоваться?
- Я говорю вам, он вернется! – нервно повторила Веруд, словно на что-то разозлившись. – Теперь он от вас никуда не денется, Адиль, успокойтесь… Это я вам обещаю.
- Вы что, издеваетесь? – выдохнул я, едва сдерживаясь.
На этот раз Веруд ничего мне не ответила. Дариус куда-то испарился, а мы еще некоторое время молча стояли рядом. Она задумчиво теребила конец своей длинной растрепавшейся косы и несколько раз порывалась что-то сказать мне, останавливаясь в последний момент. Я понимал, что лучше не прерывать ее внутренней борьбы, и тогда, возможно, мне удастся узнать немало интересного. В конце концов, так и произошло. Мое терпение было вознаграждено, да еще с такой щедростью, о которой я не смел и мечтать.
- Пойдемте, я хочу кое-что рассказать вам.
С этими словами Веруд провела меня в свою комнату, заперла дверь изнутри на ключ и налила бокал красного вина. Я ясно видел ее необычайное волнение: на лице проступил лихорадочный румянец, воспаленные от бессонной ночи глаза словно искали в окружающей обстановке предмет, способный вернуть девушке необходимое самообладание. Наконец, она опустилась на стул с противоположной стороны большого овального стола с ножками в виде могучих львиных лап, и очень тихо, сбиваясь на каждом слове, начала свой рассказ.
"Иногда мне кажется, что с тех пор прошла целая вечность… Но на самом деле, это случилось пять лет назад. Мне тогда едва исполнилось восемнадцать. Мой отец служил в русской миссии в Каире и за свою блестящую карьеру причинил много неудобств правительству Великобритании. В частности, это благодаря его усилиям мирный договор между Персией и Россией от 1813 года оказался таким выгодным для Петербурга, не говоря уже о событиях зимы 1828 года. Впрочем, это не важно. Тем летом я была счастлива, наивно полагая, что жизнь всегда будет такой… Беспечной и легкой. Представь себе, Адиль, у меня даже был жених!.. Да… Я была влюблена в него с первой встречи. Он был англичанин, но отец всегда говорил, что не знал человека благороднее и приятнее во всех отношениях. Все было очень хорошо, пока однажды порог нашего дома не переступила смерть… Альфред, мой жених, зная мою любовь к обучению, решил найти мне… учителя. И очень скоро нашел.
Я невольно сглотнул противный комок, подступивший к горлу. К подобным откровенностям я, пожалуй, не был готов.
- Вы уже, конечно, догадались, кто был тот учитель. Это был Эрик. Тогда мне представили его как мсье Ombre. Сейчас я думаю, что это только псевдоним, одно из множества его имен. Одной из причин, по которым отец согласился нанять Эрика, было его чудовищное уродство… Он считал, что благодаря этому обстоятельству можно было не опасаться за мою честь. Первое время я просто дико боялась его, даже не отдавая себе отчета, почему именно. А потом… Я словно сошла с ума. С каждым днем он приобретал все большую власть надо мной, а я с восторгом подчинялась. Он открывал передо мной двери в новые фантастические миры, я могла часами, как завороженная, слушать его негромкий голос, будто украденный у ангелов с небес. Меня бросало в дрожь, стоило лишь представить, как этот божественный голос способен петь… Только однажды мне удалось уговорить его… «Ave Maria» Шуберта. Вы слышали когда-нибудь?"
Я отрицательно покачал головой и сгорбился, словно мне на спину внезапно взвалили тяжкий груз, а она, помолчав немного, вдруг тихонько запела:
- Ave Maria! Unbefleckt!
Wenn wir auf diesen Fels hinsinken
Zum Schlaf, und uns dein Schutz bedeckt
Wird weich der harte Fels uns dünken.
Du lächelst, Rosendüfte wehen
In dieser dumpfen Felsenkluft,
O Mutter, höre Kindes Flehen,
O Jungfrau, eine Jungfrau ruft!
Ave Maria!
Я никогда до того не слышал мелодии проще и прекраснее. Голос у Веруд оказался слабым, но очень выразительным, и каждый звук был пронизан такой болезненной нежностью, что у меня защемило сердце. Вспоминая свое приключение в нижегородском соборе, я пытался представить, как мог бы исполнить эту светлую, прозрачную, как вода святого источника, молитву Эрик, но тщетно…
"Когда песня закончилась, и он замолчал, я плакала… Я плакала и никак не могла остановиться, а Эрик только повторял: «Простите… Не нужно было делать этого». На следующий день я предложила ему научиться играть на фортепиано. Он долго не верил, что я говорю серьезно, а когда поверил… Мне казалось, что неделя за неделей пролетают в одно мгновение, через месяц он уже играл много лучше меня, а через два превратил рояль в свою собственную черную вселенную, где немыслимые пассажи, трели и гармонии рассыпались гирляндами звезд… Я знала о его уродстве, более того, как-то раз, страшно разозлившись из-за моего неосторожного слова, в безумном порыве он стянул со своей руки перчатку и я увидела, как ужасно действует обычный солнечный свет на его тонкую, полупрозрачную кожу… И все же, я не могла не восхищаться им. Часто я сидела за рукоделием, а Эрик рассказывал мне легенды древних народов или учения античных философов или просто сущую ерунду. В конце концов, я совершенно потеряла рассудок… Мы стали тайком уходить на вечерние прогулки. Именно тогда он принялся учить меня секретам своего мастерства иллюзиониста. Я смотрела на него, как на самого настоящего волшебника, глупо улыбалась, и, как упрямый ребенок, не хотела, чтобы чудесный сон заканчивался. Чем больше Эрик околдовывал меня своей необъяснимой властью, тем больше я отдалялась от семьи и жениха. До свадьбы оставалось совсем немного, а мы почти не встречались. И мой отец, и Альфред, и Эрик – все они мрачнели не по дням, а по часам. Я должна была почувствовать… моя прежняя жизнь неуклонно катилась к катастрофе.
Однажды погода в Каире выдалась особенно жаркая. Солнце раскаляло землю, и сам воздух, казалось, плавился от беспощадных золотых лучей. К вечеру ничего не изменилось, и, когда Эрик в очередной раз пришел ко мне, я сразу поняла, что он в ужасном состоянии. Он едва стоял на ногах, сквозь маску пробивалось тяжелое дыхание… А ведь он с ног до головы был облачен в черное! Я подала ему руку, чтобы помочь добраться до дивана, но он отшатнулся от меня, как от прокаженной. Никогда за все время нашего знакомства Эрик не допустил ни одного, даже случайного прикосновения. Кое-как ему все-таки удалось пересечь комнату и, совершенно обессилев, он рухнул на софу. Я быстро задернула все шторы и хотела уже бежать за спасительной для него холодной водой, но Эрик остановил меня:
- Останьтесь, прошу вас… Мне нужно сказать вам очень важную вещь…
Я замерла на месте, не понимая, как ангельский голос моего учителя мог в одночасье превратиться в этот железный скрип. Он пытался что-то сказать, но каждый раз сотрясался от странного кашля, буквально разрывавшего легкие.
- Вы можете… снять свою маску, Эрик, - решилась я. – Я же вижу, в каком вы состоянии! Вам трудно в ней дышать. Обещаю, я не буду смотреть. Я отвернусь и встану у окна, а вы расскажете все, что хотите.
- Не говорите глупостей…
- Да что вы, в самом деле! Я просто хочу, чтобы вы не так страдали от жары.
- И вы… вы серьезно думаете, что страдать от унижения легче?
- Я думаю, что вы можете доверять мне, Эрик.
По правде говоря, я и сама не ожидала, что скажу нечто подобное. У меня было такое чувство, что он даже перестал дышать на некоторое время, а потом сверкнул своими золотыми искрами в глубине глазниц и едва слышно вздохнул. Я с невольным трепетом поняла, что он готов, наконец, переступить через страх всей своей жизни, возможно, впервые доверяясь кому-то. И поверь мне, Адиль, я не собиралась разрушать этот хрупкий мостик, только что переброшенный через бездну, отделявшую Эрика от всего остального мира. Я, как и обещала, подошла к окну и стала смотреть на дорогу, убеждая себя, что ничего особенного не происходит, и мне совсем не любопытно увидеть лицо своего учителя… Я помню, как о запыленное стекло билась ошалевшая от жары муха, помню, как тикали часы, сливаясь с хором цикад, помню мягкий шорох шелка, скользнувшего по тонкой коже перчаток.
- Простите меня, Мари… - прошептал мой учитель, будто сухая листва прошелестела на ветру.
А потом… потом дверь в комнату резко распахнулась, и раздался душераздирающий визг. Мгновенно позабыв о данном обещании, я обернулась и увидела свою сестру, побелевшую от ужаса. Она была тогда совсем девочкой, ей не исполнилось и пятнадцати. Мне следовало предусмотреть такое развитие событий и запереть дверь… Но я этого не сделала, а сестра свободно могла заходить ко мне в любое время… И вот теперь, судорожно сцепив руки у груди, она беззвучно пролепетала что-то и упала в обморок."
Здесь Веруд остановилась, налила себе еще один бокал и выпила его залпом, а я просто отрешенно смотрел в пол и ждал продолжения.
"Меня охватило оцепенение. Я не могла пошевелиться, задавленная, словно могильной плитой, отчаянием, страхом и ненавистью, пропитавшей душный полумрак. Медленно, очень медленно я перевела взгляд с лежавшей без чувств сестры на человека, напугавшего ее. На какое-то мгновение мне показалось, что ничего не изменилось, что все это - только странная иллюзия. Эрик все так же сидел на диване… и смотрел на меня. Я знаю, Адиль, что ты многое повидал в жизни, благодаря своей должности, но лицо Эрика…. Вернее, то, что согласно самому извращенному капризу природы его заменяет… Я не могу описать вам. Это выше всякого человеческого понимания. Представьте себе череп, обтянутый мертвенно-бледной кожей, сквозь которую проступают вздутые вены, представьте себе ужасные шрамы и язвы, изрывающие то, что должно было бы называться лицом… Отвратительно приплюснутый нос, к тому же, свороченный на сторону, безгубый рот, черные провалы глазниц, в глубине которых пылает огонь дьявольских котлов… С тех пор я встречала немало примеров человеческого безобразия, но ни один из них не сравнится с кошмарным уродством этого чудовища… Нет, я не закричала, как сестра, но почти сразу меня стало трясти, как в лихорадке. Я не могла оторвать взгляда от этого жуткого зрелища, колени предательски подкашивались, а тем временем, меня прожигали насквозь желтые глаза затравленного хищника. Только что я называла его учителем, а теперь видела перед собой существо из ночных кошмаров. Кажется, я вообще не воспринимала его в ту минуту как человека. Мне хотелось одним ударом разбить роковое мгновение, словно зеркало, чтобы оно рассыпалось на миллионы осколков и унесло с собой это отвратительное лицо Смерти. Не знаю, как долго длилась эта пытка. Мы молча смотрели друг на друга: я – с неверием и застывшим ужасом, а он… Даже не представляю, как это можно описать.
- Мари… - долетел откуда-то из другого мира голос умирающего ангела. – Почему?.. За что, скажите мне?.. Мари…
Внутри меня все перевернулось, словно могучий горный поток прорвал гнилую плотину… Несмотря ни на что, я слышала его голос, голос неба, голос Эрика! У меня перехватило дыхание, я упала на колени и зарыдала. Мне казалось, что со слезами капля за каплей из меня вытекает душа…
Я не заметила, как он ушел. А может быть, просто растаял в воздухе, как бестелесный призрак. Немного успокоившись, я подбежала к сестре, и привела ее в сознание. Потом мы, обнявшись, долго плакали вместе и просили друг у друга прощения. Уже совсем стемнело, когда мы смогли, наконец, успокоиться и вспомнили, что как раз должны вернуться наши родители с одного из традиционных официальных приемов, проводившихся в роскошном особняке французской миссии каждые полгода. Нас туда не брали, потому что разговоры шли деловые, а от нас мало того, что не было никакого толку, так еще и проблем можно было нажить предостаточно. Катя была так взволнована, что я не могла отказать ей в просьбе… Она захотела пройтись на свежем воздухе, и заодно встретить наших родителей где-нибудь на дороге. Они любили выезжать верхом, у нас были прекрасные лошади, за которых в свое время отец отдал невероятную сумму, так что верховые прогулки всегда были в удовольствие. В общем, мы наскоро собрались и пошли по каменистой дороге, извивающейся между зарослей каких-то колючих кустарников и деревьев с обожженными листьями. Катя вцепилась в мою руку, будто маленький ребенок, и все время пыталась разговаривать на отвлеченные, но очень глупые темы, так что каждый раз краснела и смущенно замолкала. Я ее не слушала.
Ты видел много смертей, дарога? Конечно, как же иначе… А как умерли твои родители?"
Я поднял голову и увидел, как по ее лицу непрерывно катятся слезы.
- Моя мать умерла при родах, а отец пять лет назад скончался от туберкулеза. Меня не было с ним в последний час…
"Считайте, вам повезло, Адиль. А я видела… Я все видела. И ничего не смогла сделать… Ничего, понимаешь?! Пройдя около четверти часа, мы с сестрой услышали за очередным поворотом громкое ржание лошадей и странный шум. Катя тут же радостно вскрикнула и побежала вперед, я за ней следом… Нет, не скажу, что я очень любила своих родителей, но в тот вечер мне как никогда необходима была поддержка отца и утешение матери, пусть и не родной. Только оставшись один на один со всем миром, я поняла, как много потеряла… На этой вечерней дороге мы впервые встретились со смертью во всей ее беспощадной жестокости. Первое, что я увидела, это несущаяся прямо на нас, будто обезумевшая, лошадь. К счастью, я успела притянуть к себе Катю и тем самым, наверное, спасла ей жизнь. Раздались два выстрела и отчаянный женский крик. Крик нашей матери: «Маша! Бегите!..»
- Мама, мама! – надрывно завизжала Катя, вырываясь из моих рук, но я не отпустила ее.
Я просто окаменела и не могла бы сдвинуться с места, даже если бы от этого зависело спасение наших родителей. Но все уже было кончено. Они лежали рядом на земле, а над ними возвышалась черная фигура дьявола. В длинном плаще, с окровавленной шпагой в руке… и маске. Это был Эрик."
- Нет! – невольно вырвалось у меня. Я ни на минуту не сомневался, что Эрик способен на чудовищные поступки ради своего блага, но убивать вот так, без причины… Пусть даже в припадке самого беспросветного безумия… Нет. Я уже тогда верил, что он все-таки способен сдерживать демона в своей душе, особенно, если дело касается тех представителей рода человеческого, которые, не смотря ни на что, стали дороги ему. – Этого не может быть, Веруд…
"И тем не менее, это так. Он выглядел точно также, как несколько часов назад, когда пришел ко мне… Разве что, несмотря на сумерки, его глаза не горели желтыми искрами. Он вытер кровь со шпаги полой своего плаща и медленно двинулся к нам, только тогда я словно очнулась и быстро шепнула сестре: «Бежим к дому». Не знаю, понимала ли она в тот момент хоть что-нибудь, в результате, я просто крепко схватила ее за руку и потащила за собой. Никогда в жизни я больше не бежала так, как тогда. Задыхаясь, цепляясь платьем за острые иглы ветвей, запинаясь о каждый камень, я все равно летела вперед так, что ветер свистел в ушах, а сердце в груди билось, как похоронный колокол. Добравшись до дома, я закричала слугам в саду, чтобы те убирались как можно быстрее и как можно дальше, но те только непонимающе засуетились и кинулись нас успокаивать. По-моему, я дала кому-то пощечину, и это несколько протрезвило остальных. Из сейфа отца я достала довольно много денег и тяжелый английский револьвер с небольшим запасом патронов. Стрелять я не умела совершенно, однако в такие моменты трудно соображать здраво. После этого мы с сестрой выскочили на улицу и спрятались в заросшем овражке за домом, где когда-то любили играть в тайне от взрослых… Оттуда я заметила черную тень, с чем-то горящим в руках. Через несколько минут огромный особняк уже целиком был объят пламенем. Где-то раздалось еще несколько выстрелов, а потом все стихло, и только грохот от падающих перекрытий под завывания и треск пожара многократным эхом отдавался в моей голове.
Что еще рассказать вам, Адиль? Разве только то, что два полуобгоревших трупа служанок, выдали за нас сестрой, и мой несбывшийся жених подтвердил это, опознав «меня» по обручальному кольцу с огромным бриллиантом на руке несчастной… Это, конечно, была фальшивка. Потому, что то кольцо я до сих пор храню. Вы спросите, как возможно, чтобы никто не помог нам? Знаете, когда человека настигает беда, мир вокруг становится глух к его молитвам. Для всех мы были мертвы. Даже для тех, кто знал нас с детства. На нас смотрели – и не узнавали, я пыталась что-то доказать – нас выставляли вон и захлопывали перед носом двери. Однажды меня и вовсе обвинили в мародерстве, когда я бродила по развалинам собственного дома, в надежде найти хоть что-то уцелевшее. Еще несколько раз Эрик пытался преследовать нас, но я каким-то неуловимым ощущением всегда чувствовала его появление заранее, и мы успевали скрыться. Там, на христианском кладбище Каира есть четыре могилы, и одна из них моя. Помню, как мы с Катей стояли там, и я поклялась перед Богом, что когда-нибудь найду это чудовище и отплачу сполна за все, что он совершил.
О дальнейшем вам знать не обязательно. Скажу только, что жизнь свела нас с гайвази, «чужаками», египетскими цыганами, пришедшими когда-то из Индии. Они нас отчего-то приняли, и мы прожили в их мирке чуть больше года. За это время мы научились всему, благодаря чему я сейчас разговариваю с вами… и собираюсь заставить Эрика заплатить по счетам."
Так закончила свой рассказ Веруд…
***
Продолжение следует. :sp: