Новый, довольно большой кусочек проды. Принимайте.

-- Вас ожидают, мой господин, - учтиво просипел старик, совершенно проигнорировав Эрика, холодную тень которого я чувствовал за своим плечом. – Проходите. Я провожу вас до гостиной.

-- Не нужно, благодарю, - отказался я, сочувственно оглядывая скрюченную фигуру бедняги.

-- Да, мой господин, - поколебавшись, кивнул араб, и голос его заметно потеплел.

Выслушав подробное описание маршрута, мы прошли в неожиданно просторный овальный зал, на противоположной стороне которого располагалась лестница, ведущая на второй этаж. Окон это просторное помещение было лишено, все освещение заключалось в четырех свечах канделябра, примостившегося на краю маленького столика. Бледные отсветы нежно касались стен, словно тонкие золотистые лепестки; две потемневшие от времени картины, сюжеты которых разобрать теперь не представлялось возможным, наклоняясь, вглядывались во всякого проходящего своими черными провалами. Веруд всегда любила создавать вокруг себя атмосферу мрачной таинственности. Сейчас девушки с подобными склонностями встречаются гораздо чаще: они гордо отстаивают свои права наравне с мужчинами, разбираются в экономических махинациях, естественных и оккультных науках, рассуждают о политике, выпуская клубы сигаретного дыма. Уверен, еще несколько лет, и все это станет скорее правилом, нежели исключением, но тогда, в далеком 1854 году, в стране, где традиционный жизненный уклад не нарушался тысячелетиями, даже невинные по сегодняшним меркам причуды Веруд вызывали во мне глубочайшее изумление, а во многих и бурное возмущение. Эрик остановился в двух шагах от меня и снял, наконец, свою шляпу, правда, избавиться от длинного потрепанного плаща, все никак не решался.

-- Снимите ваш плащ, Эрик, – посоветовал я, сам удивляясь непринужденности собственного тона. – Если вы будете продолжать в подобном духе, вам не избежать теплового удара. К тому же, это противоречит нормам этикета.

Глаза его вспыхнули в полумраке, отразив трепет угасающих свечей. Он ничего мне не ответил, но тонкие пальцы уже коснулись застежки, когда глухую тишину дома пронзила резкая звуковая клякса, затем еще, и еще одна. Необычные для моего слуха звуки фортепиано, казалось, еще больше потрясли Эрика. Он тут же замер на месте, превратившись в неподвижную статую, одну из тех, какие можно встретить порой на христианских кладбищах. Кто-то просто перекладывал руку с одних клавиш на другие, не заботясь о благозвучности получаемых аккордов.

-- Эрик, пойдемте. Нас ждут.

Едва ли он услышал меня в тот момент, скорее всего, он только решил идти на звуки бессмысленной, но все же музыки… К счастью, на этот раз нам было по пути, поэтому я направился на второй этаж, где и находилась в этом странном доме гостиная. Объяснение необычного расположения и планировки дома я нашел сам для себя довольно скоро: вероятно, ранее это здание принадлежало какой-нибудь из европейских миссий, возможно, даже русскому посольству, однако, каким образом все это могло достаться Веруд, я не представлял.

«Интересно, изменилась ли она за это время? Впрочем, я почти забыл, как она выглядит… Изворотливая колдунья, дерзкая плутовка, которой нечего терять… А ведь они так похожи с этим французским фокусником! Она бы понравилась ему, они могли бы сойтись… Может быть, все обойдется, и никто из них не возненавидит меня до гробовой доски?» - так размышлял я, преодолевая последние ступени.

-- Эрик, простите, не могли бы вы подождать здесь немного, - сконфужено проговорил я, намереваясь подготовить Веруд к неминуемому знакомству как можно более деликатно.

Снисходительно-удивленное молчание было мне ответом. Он не привык к просьбам так же, как не привык ждать.

-- Всего пара минут, прошу вас, - почти умоляюще продолжил я, тщетно пытаясь поймать взгляд невидимых глаз.

-- Можно подумать, мое слово что-то значит для вас, дарога, - равнодушно пожал плечами Эрик. – Сидите там хоть сутки напролет, я здесь не для того, чтобы раскланиваться перед местными аристократами. Единственное, что мне необходимо – комната, дверь которой запиралась бы изнутри. Потрудитесь сказать об этом вашему доброжелателю. На утро мы отправимся в Тегеран.

Я инициативно кивнул, обрадовавшись временной отсрочке рокового момента встречи этих двух авантюристов, и прошел по сумрачному коридору навстречу судьбе.

Пронзительный визг дверных петель, шорох платья и свет, всепоглощающий поток солнечной реки, наполняющий комнату прозрачным сиянием целой радуги оттенков лимонада и янтаря. Высокие окна, свободные от плена тяжелых вишневых гардин, пропускали сквозь запыленные стекла с перекрестиями декоративных реек всю живость и яркость южного дня. Ослепленный внезапным солнечным светом, я не сразу разглядел обстановку гостиной, оказавшуюся, между тем, одним из самых выразительных примеров гармоничного сосуществования восточной и западной культуры. У стен вкруговую изгибалась традиционная для персидских интерьеров широкая скамья, закиданная пестрыми подушками и неопределимым барахлом, на полу красовался огромный ковер в цвет гардин, изрядно потертый, но все еще эффектный. Со стен пустыми глазницами взирали на меня картины такого же вида, что и в овальной зале, большая люстра с витыми бронзовыми веточками угрожающей громадой нависала над головой. Пожалуй, только сверкающее зеркальным лаковым покрытием фортепиано, затаившееся в уголке, можно было охарактеризовать, как нечто новое и часто используемое в этом доме причуд и контрастов.

-- Адиль, это вы, неужели!

Какое, оказывается, удивительное, странное чувство: впервые за целый год услышать свое собственное имя, произнесенное к тому же вот так просто и по-детски непосредственно!
На меня смотрела, близоруко прищурившись, молодая женщина с мягкой полуулыбкой на губах. Она стояла, слегка опираясь на выгнутую спинку стула у фортепиано, темно-русые с медным отливом волосы были аккуратно заплетены в косу, точь-в-точь, как у русских крестьянок, однако, запястья охватывали тонкие кольца браслетов, любимые украшения персидских девушек всех сословий, а скромное одеяние скорее могло бы принадлежать какой-нибудь послушной служанке из хорошего дома, чем фаворитке его величества. Веруд, как и прежде, не изменяла себе, она не превратилась в одну из жалких подобострастных теней, вечно окружающих монархов, не почивала на лаврах, но и побиралась нищенкой, лицо ее ни на йоту не прибавило в красоте, разве только разгладилась нервная заостренность черт, а манеры при этом остались такими же скверными. Все это настолько успокоило меня, что от тихой радости, исподволь наполнившей сердце, на какое-то мгновение возникло безрассудное желание обнять эту маленькую мошенницу, своим упрямым постоянством сумевшей возвратить душе давно потерянное равновесие.

-- Вы ничуть не изменились…

-- Чего не скажешь о вас, дарога, - лукаво заметила она, приближаясь ко мне плавной походкой танцовщицы. – А я уже думала, что вы не вернетесь. Вас не было так долго, что, боюсь, многие совсем позабыли о вашем существовании.

-- Меня гораздо больше волнуют те, кто напротив, помнят все очень хорошо.

Она загадочно улыбнулась и предложила присесть, дабы не продолжать беседу, стоя в дверях.

-- Хотите чаю или кофе? У нас здесь все есть, вы не смотрите, что мое пристанище трещит по швам, как старый чемодан. Зато это лучшее место, чтобы отвлечься от всего и собраться с силами. Иногда, особенно ранним утром, здесь тихо, будто в монастыре, и тогда можно представить себя на необитаемом острове посреди океана, где при всем желании никто не может до вас добраться.

Веруд явно находилась в приподнятом настроении и я, как ни старался, так и не смог припомнить момента, когда ранее она вела себя столь же непринужденно и открыто. Похоже, она действительно была рада нашей встрече… В груди приятно потеплело, но анализировать это явление я не стал. Она позвонила в один из колокольчиков, спрятанных в нише стены, и через несколько минут нам принесли крепкий до черноты чай с огромным блюдом фруктов и восточных сладостей.

-- Угощайтесь, Адиль. Вы ведь знаете, что у меня все без лишних церемоний. Разумеется, через час вас будет ждать обед. Наверняка вы очень устали и голодны с дороги.

Я утвердительно кивнул, и мой непривычный к голоданиям желудок предательски выдал сдавленное бульканье.

-- Откуда у вас этот дом, Веруд? Подарок шаха?..

-- Хм… Нет, конечно нет, - слегка смутившись ответила она. – Я сама купила его на заработанные деньги. Его величество, к счастью, по-прежнему щедр в своих вознаграждениях. Обычно за мои услуги он платит драгоценностями или просто дорогими вещами, которые довольно легко выгодно продать.

«Мои услуги…» Интересно, не приобрело ли это словосочетание со временем нового смысла, более привычного для взаимоотношений шаха с юной фавориткой?.. Категоричность Веруд в этом вопросе была мне известна, но кто знает, возможно, и ей пришлось поступиться своими принципами ради достижения цели.

-- Об этом месте никто не знает. Это мой маленький приют, и, кстати говоря, вам повезло, что вы застали меня здесь – большую часть времени я провожу при дворе, иначе нельзя, вы сами понимаете. Однако довольно обо мне. Мы еще успеем обсудить, все, что нужно. Лучше расскажите мне, кто этот таинственный русский волшебник? Вы ведь нашли его, не так ли? Иначе бы вы не вернулись. Он приехал с вами?

Я тяжело вздохнул. Ну почему все так сложно? Почему через пару ничтожных минут все опять должно будет пойти ко всем чертям? Проклятый фигляр… И что мне сказать ей? Она ждет ответов, но их нет еще у меня самого. Не нужно было вообще приходить сюда! Глупая затея…

-- Дарога? Что с вами?

-- Ничего, все в порядке. Я действительно нашел его… - медленно начал я. -  Это необыкновенный человек. Веруд. Во всех смыслах. Я даже не знаю, что вам сказать.

-- Даже так?.. – тихонько засмеялась она, но какая-то неуловимая тень промелькнула в глазах. – Неужели он искуснее меня? Это невозможно, если только он не Мерлин, восставший из могилы. А может, ваш подопечный - сам дьявол во плоти, раз вы так переменились в лице, стоило мне только спросить о нем?

-- Я не знаю, кто этот Мерлин, упомянутый вами, но вот насчет дьявола вы, пожалуй, правы. Я бы посоветовал вам следить за своим острым язычком и не болтать лишнего… и старайтесь не разглядывать его…

-- Где он? – резко перебила она мои неловкие предостережения.

-- Веруд, это очень важно. Он ненавидит пристальные взгляды.

-- Где он? – почти выкрикнула Веруд, вскакивая.

-- Он здесь, ждет за дверью… надеюсь…

-- Так почему же ваш спутник не зашел вместе с вами? Он ведь вам не слуга, чтобы ждать под дверью, как собака!

-- Веруд, я… Постойте!

Но она уже решительно направлялась к двери. Все пошло не так, впрочем, как и всегда. Сам не зная чем, я каким-то образом успел раззадорить ее вспыльчивый темперамент и теперь ожидать от нее деликатности или элементарной сдержанности было, по меньшей мере, наивно. Странная реакция Веруд на мои невнятные фразы уже тогда озадачила меня, но подумать на эту тему я пообещал себе позднее, а пока необходимо было готовиться к худшему. В тот момент я почти мечтал о том, чтобы Эрик исчез в любом понравившемся ему направлении, чтобы его не оказалось ни за этой дверью, ни в этом доме, ни во всей Персии в целом. Что будет, если эти двое возненавидят друг друга со всей силой своей пламенной натуры, если ее принципы столкнутся с его догматами, если ее хитрость вступит на путь войны с его нечеловеческой силой?.. О Аллах, за что мне все это?!
Веруд, между тем, уже остановилась у дверей, еще секунда, и они распахиваются настежь… Отлично. Теперь в Персии начнется совсем другая жизнь.

Эээ... lily_sekret, вообще, я уже думала, что все разобрались, что к чему в этой истории и кто есть кто. Если что, для справки, см. "Жертвы иллюзий" - на отдельный фик сие не тянет, скорее, предисловие с истолкованием некторых событий "Золотого скорпиона". Там как раз и объяснено, откуда Веруд такая образованная и вообще, в чем суть конфликта.
Веруд по идее состояла при дворе шаха в качестве штатной иллюзионистки - это все описано в начале "... скорпиона", а вот откуда она этому научилась и кто в принципе такая - это все опять отсылка к "Жертвам..." Пока не раскладываю все по полочкам, но если кто-то еще запутается - подробно все распишу прямо здесь.

Обещанный кусочек с претензией на некое подобие романтики в преддверии 8 марта.

-- А вот и вы! – не оборачиваясь, провозгласила Веруд, продолжая невозмутимо пить свой чай, глядя в окно. – Наверное, я ошибаюсь, но мне всегда казалось, что опоздание на встречу – исключительно дамская привилегия. То, что в отношении женщины можно назвать невинным капризом, для мужчины – проявление неуважения к окружающим и показатель грубости манер.

Да… Она явно не собиралась следовать моему совету быть с французом повежливее. Впрочем, теперь мне впору было взять у нее парочку уроков по обращению с нашим общим другом. Я отвлекся от бумаг, разложенных повсюду на столе и даже на ковре, и только тогда заметил Эрика, возникшего у декоративного мраморного камина, никогда не использовавшегося по своему прямому назначению. Чудно! Она что, еще и умеет вслепую чувствовать его появление?.. Прелестная, очаровательная компания!

-- Не думаю, что я нуждаюсь в ваших нотациях, мадемуазель, - равнодушно скользнув взглядом по устроенной мною в гостиной канцелярии, ответил Эрик. – Если вы поставили своей целью вызвать мое раздражение или перевоспитать меня, то вынужден вас разочаровать – все усилия будут напрасны.

-- Я вовсе не… О нет, довольно! Иначе все кончится тем, что мне придется оправдываться перед вами, чего я делать не собираюсь. Как у вас успехи, Адиль?

Веруд налила себе еще чаю и села рядом со мной прямо на пол, где я как раз сортировал какие-то документы и счета, аккуратно раскладывая их по четырем стопкам.

-- Надеюсь, вам это поможет.

-- Безусловно, - подтвердил я и улыбнулся. - Я снова ваш должник, и вы в праве потребовать от меня всего, что пожелаете.

-- Неужели? – рассмеялась она. – А вы не боитесь моих желаний? Вдруг я попрошу что-нибудь такое, чего вы не сможете исполнить?

-- В таком случае, вам самой не выгодно придумывать такое пожелание, Веруд.

-- Верно. Вы как всегда правы, Адиль, - согласилась она, поднимаясь  с ковра. - Однако у меня в запасе есть одна маленькая, вполне исполнимая просьба, которую, я готова поспорить, ни вы, ни даже мсье Эрик не согласитесь удовлетворить.

-- Очень интересно, - скептически усмехнулся я. – Если угодно, я готов заключить с вами такое пари. Ставлю, скажем, свои часы против… вашей жемчужной нитки. Согласны?

Веруд только заговорщически прищурилась и отправилась в дальний угол просторной комнаты. Я заинтриговано следил за ее действиями, размышляя, экспромт все это или очередная запланированная сцена, призванная выставить дураком меня или француза, или нас обоих вместе. Маленькая смешливая бестия! Время меняло ее не в лучшую сторону.
До моего слуха донесся глухой стеклянный перезвон. Я покосился на Эрика, все так же стоявшего у камина, но понять его реакцию на происходящее не представлялось возможным – черная шелковая маска надежно скрывала лицо, а вместе с ним и все чувства и переживания этого человека. Только вот сжатых в кулаки рук, до предела натянувших кожу перчаток, страшный тонкий лоскут скрыть был не в силах.

-- Ну вот. Это и есть моя небольшая прихоть, - объявила Веруд, торжественно шествуя к нам с овальным серебряным подносом в руках, на котором красовалась большая пыльная бутыль зеленого стекла и три хрустальных фужера. – Представьте себе, мсье Эрик, в этой жуткой стране совершенно невозможно достать хорошего вина! К счастью, на дворцовых празднествах традиционные запреты часто забываются, благодаря чему мне удалось завладеть вот этим двухсотлетним сокровищем с шахского стола. Раз уж все мы встретились здесь, господа, предлагаю отметить это событие и поднять бокалы за странное непредсказуемое явление, называемое судьбой. Итак…

Она поставила поднос на стол, наполнила все три бокала и протянула мне один из них, а я понял, что почти проиграл свое пари.

-- Веруд, благодарю, но вы же прекрасно знаете, что я не пью вина. Для мусульманина это недопустимо. Зато мсье Эрик наверняка не откажется – ведь он француз, а все французы, как известно, отлично разбираются в этом вопросе.

-- О, какая глупость! – скривилась она. – Совсем немного, всего пару глотков, Адиль. Разве вашему Аллаху есть дело до того, что вы выпьете перед ужином?

-- Я никого не заставляю следовать обычаям своей страны, а взамен прошу только одного: не пытайтесь изменить мои принципы, и уж тем более – традиции целой религии. 

Веруд, улыбаясь, смотрела на меня, но я сохранял невозмутимую серьезность, возможно, даже несколько преувеличенную в такой ситуации.

-- Фи… Какой вы скучный, дарога! – с напускной игривостью, наконец, сказала она, пряча глаза. – Что ж, тогда вся надежда на вас, Эрик.

Девушка медленно приблизилась к нему вплотную, так, что между ними оставалось расстояние менее одного шага, но француз не отпрянул. Мужчина немного склонил голову, вглядываясь в лицо Веруд, которая рядом с ним казалась особенно миниатюрной и хрупкой. Она храбро, с дерзким вызовом встречала его взгляд, словно маленькая раненая птичка, еще бьющаяся своими крылышками в мягких когтистых лапах дикого кота. Трепещущий пульс под кожей, робкая дрожь похолодевших пальцев, мучительно и жадно искавших запретного прикосновения, растворившееся во времени дыхание, и изощренная пытка молчанием, когда сказать нужно так много! Ненависть? Да. Но разве основой ее не является всегда нечто совсем иное, то, в чем люди порой сами не могут себе признаться? Иногда случаются минуты, когда  мы с удивлением внезапно понимаем, что нет у нас никого ближе своего самого заклятого врага. А ненависть между мужчиной и женщиной… Кто знает, что скрывает обратная сторона этой ржавой медали! Я был уверен – еще чуть-чуть, крошечный толчок, и воплотится в жизнь шанс, выпадающий в судьбе лишь однажды, одно мгновение, и они оба сбросят свои маски… Но увы! Я оказался катастрофически лишним тогда. Возможно, если бы не мое злополучное присутствие в тот момент, ничего из того, что я собираюсь еще рассказать на страницах своей рукописи, не произошло бы. Не было бы ни легендарных «розовых часов Мазендарана», ни моей разрушенной жизни, ни ужасной трагедии, разыгравшейся в стенах дворца Гарнье, а может быть, и самой Оперы. Однако провидение не подчиняется людским желаниям и планам, случай не повинуется законам, а судьба, еще до начала времен определенная высшими силами для каждого человека, не терпит поправок и изменений.

-- Так что же, Эрик, вы не попробуете моего вина?

Осторожно, так и не затронув пальцами ее руки, Эрик подцепил изящный фужер и одним резким движением выплеснул его благородное содержимое за решетку декоративного камина. Все это было произведено в полном молчании. Веруд вздрогнула, губы ее задрожали от перенесенного оскорбления, а Эрик, слегка коснувшись полей своей шляпы, развернулся на месте и покинул гостиную без единого слова.

-- Позёр! – прошипела сквозь зубы девушка, словно совершенно позабыв о моем существовании, а когда заметила меня, наконец, криво улыбнулась и тоже стремительно вышла из комнаты.

Я снова остался один посреди бесчисленных писем, счетов, докладов, отчетов, карт и записок. Солнце тяжеловесно утонуло за горизонтом, и в дом с воровской сноровкой заползли сумерки; где-то в коридоре быстро-быстро, удаляясь, стучали каблучки, перетекая в размеренное тиканье больших напольных часов с золочеными циферблатом и маятником.