Дорогие форумчане, маленькое объявление. Некоторое время прода появляться не будет, ибо автор принялся за выполнение заявки к КПП-2011, и никак не может разорваться. Постараюсь вернуться к этому фику как можно скорее. Извините за возможные неудобства. 

О, Аллах, я это сделала!  :sp: Как всегда жду отзывов. Надеюсь, писать не разучилась.))

Итак, я возвращался домой. Признаться, мысль эта с трудом укладывалась в моей голове: слишком много времени прошло с тех пор, как я оставил свою родину, повинуясь капризу маленькой дьяволицы, и теперь где-то в глубине души я чувствовал, как выползает на свет холодный скользкий страх. Мне не потребовалось долгих размышлений, чтобы понять истинную причину этого мерзкого беспокойства. Безусловно, в Тегеране, как и по всей Персии произошло немало важнейших изменений, однако, я остался прежним и, что гораздо серьезнее, – не имел ни малейшего понятия о нынешней обстановке при дворе его величества. В который раз обругав себя законченным идиотом, я заперся в каюте и углубился в чернейшую меланхолию, раздумывая над отнюдь не радужными перспективами, ожидавшими меня в самом недалеком будущем. Конечно, можно было рассчитывать на довольно щедрую награду шахиншаха, обещанную мне перед отплытием, но если ты имеешь дело с женщиной, тем более такой, как наша прелестная ханум, нужно забыть о ценности данного слова, необходимо стать вертким, как пойманная за хвост гадюка, и хладнокровным, как скорпион, готовый к атаке. Чем дальше я углублялся в жуткую паутину моей новой головоломки, тем больше понимал, что единственным моим спасением и совершенно незаменимым союзником  может стать Веруд. Если, конечно, она до сих пор сумела сохранить свое уникальное положение при дворе… если она вообще еще жива.

А потом я подумал об Амире. И ужаснулся, насколько давно не вспоминал о ней. Сколько мы не виделись? Год? Два?.. О, Аллах…Кажется, целую вечность. Я с трудом мог припомнить ее голос, когда-то так легко смягчавший мое ожесточившееся сердце, никто и никогда не любил меня так, как эта юная женщина, умевшая отводить все тревоги и горести одним движением своей маленькой теплой руки. И я любил ее. Безумно. С бесконечной нежностью и уважением, которое едва ли можно заметить даже в современных европейских семьях. Она была моим светом, моим утешением и наградой. А теперь я забыл ее голос.

Наверно, я мог бы терзать себя подобным образом сутками напролет, но тут моя морская болезнь снова дала о себе знать, и полностью измотанный умственно и физически я утонул в ее отвратительной трясине.

За все время нашего путешествия от Нижнего Новгорода до самой Астрахани я появлялся на палубе от силы два-три раза, причем, как оказалось, в своем отшельничестве я отнюдь не был одинок. «Черный скелет» (такое меткое прозвище получил Эрик среди суеверных матросов) вообще не выходил из своей каюты. Более того, два небольших мутных окна под потолком он занавесил какой-то темной тканью и, судя по тому, что дверь его всегда была заперта, все эти дни он обходился без пищи и воды. При любых других обстоятельствах мне было бы наплевать на все его причуды, но тогда я был серьезно обеспокоен. Моя задача состояла в том, чтобы доставить его ко двору целым и невредимым, так что вот такие недельные голодания меня совершенно не устраивали. Сломленный ужасным самочувствием, я едва мог подняться с постели, зато Дариусу пришлось изрядно побегать. Я заставлял его по несколько раз в день наведываться к злополучной каюте, пока однажды не додумался написать короткую записку довольно эмоционального содержания, которую мой слуга затолкнул под дверь этого эксцентричного аскета. Ответ не заставил себя долго ждать – вскоре я развернул аккуратно сложенный листок желтоватой бумаги и прочел всего две строчки, нацарапанные неожиданно сбивчивым неуклюжим почерком на французском:

«Я – скорпион, вы – кузнечик, который высоко прыгает, но мало видит. Советую вам стрекотать потише.»

Я не задумался тогда над смыслом этих его слов, хотя, возможно, стоило, но главная моя цель была достигнута: я выяснил, что фокусник не только жив, но даже настолько здоров, что продолжает язвительно острить. Отлично! Большего мне было не нужно.
Кузнечик и скорпион… Видимо, именно тогда они впервые появились в его мозгу, чтобы потом превратиться в болезненно-навязчивые образы. Выбор между кузнечиком и скорпионом. Самый сложный выбор, который только можно представить…
Полагая, что все мои злоключения закончатся, как только мы прибудем в Астрахань, я жестоко ошибался. Началось все с того, что на каспийском побережье за день до нашего приезда воцарилась жаркая до удушливости погода, сопровождавшаяся испепеляющим раскаленным солнцем, и вот, когда нам уже нужно было сходить на берег, я понял, что проклятый фигляр никуда не торопится.

-- Эрик, довольно! Хватит! Можно хотя бы сейчас обойтись без спектаклей?! – орал я, мигом растеряв последние остатки традиционного восточного спокойствия, и сотрясал кулаками неприступную дверь. Надо думать, картина была весьма необычная.

-- Я не намерен выходить отсюда до тех пор, пока вы не найдете судно, готовое доставить нас в Чалус, дарога, - с невероятным спокойствием сказал он, как будто слегка задыхаясь, а я невольно замер, услышав его удивительный голос впервые за последние десять дней.

-- Выходите, и мы все найдем, - упрямо повторял я. – Объясните же, наконец, в чем дело? Вы ломаетесь, как стеснительная барышня, сударь. В своих бесконечных причудах вы доходите до абсурда! Это невыносимо! Вы слышите? Хотя бы скажите мне причину!..

Он так ничего и не ответил мне. Конечно, позднее я понял, в чем дело: он сам объяснил мне однажды. Палящее солнце действовало на него губительно, особенно страдала тонкая влажная кожа: под воздействием солнечных лучей она иссыхала на глазах и покрывалась ужасными язвами, которые, заживая, оставляли многочисленные шрамы. Я видел его мучения, если в силу каких-либо обстоятельств ему приходилось находиться на солнце достаточно длительное время без обычного застегнутого наглухо черного костюма и перчаток. В такое пекло, какое выдалось тогда в Астрахани, ему трудно было даже просто дышать. Он очень плохо переносил жару, я вскоре узнал это, но разве мог он тогда все это рассказать мне, одному из жалких представителей рода человеческого, почти врагу?..

Смертельно обозлившись, я все-таки отправился на поиски подходящего транспорта, оставив Дариуса нести вахту на нижегородском пароходе, дабы наш спутник при желании не смог так просто избавиться от моего общества.

-- Разве это было так сложно, дарога? – миролюбиво проронил Эрик уже вечером, когда в стороне от основной очереди на причале мы ждали возможности взойти на борт.

Я молча воззрился на безносый профиль черной маски и меня передернуло. Он заметил это, и тонкие пальцы сжали железную перекладину ограды с такой силой, что казалось – еще немного, и она переломится, как соломинка.

-- Скажите… - выдавил я, пытаясь вырваться из какого-то незримого темного кокона, которым сковывало меня долгое молчание. – Зачем вы выкупили все билеты на том пароходе, если ни разу даже не вышли из каюты?

Эрик вздохнул, и мне показалось, что это был вздох облегчения, потому что дикая напряженность, проявившаяся во всей его фигуре при первом моем слове, почти мгновенно растворилась, оставив лишь вытянутый силуэт уставшего в дороге путешественника.

-- Мне нужна тишина. Более всего на свете мне нужна тишина…

-- Но зачем? – осторожно продолжил я, пользуясь благоприятным моментом для расспросов. - Шум отвлекает вас от работы?

-- Да… Мне необходима тишина, чтобы услышать музыку.

-- Музыку? – растерянно переспросил я, холодея от воспоминаний. – Но разве…

Эрик быстро взглянул на меня, сверкнув вновь замерцавшими желтыми искрами, но тут же отвернулся, выпрямился и, резко меняя тон, заметил:

-- Слишком много вопросов, дарога. Слишком много. Пора идти.

Нам действительно пора было идти.

Последний закат, увиденный мною в России, остался в моей памяти каким-то удивительно мягким и прозрачным. На безупречную гладь нежно-голубого неба кто-то накинул легкую радужную вуаль, которая золотилась и переливалась в почти осязаемых лучах заходящего солнца. Шелест желтеющих листьев, смешиваясь с шорохом робкой речной волны, спокойно обволакивал слух и освежал душу, словно долгожданный глоток ледяной воды из горного источника. Хотя провожающих на берегу было очень мало, все пассажиры столпились на палубе, и, дружно навалившись на борт, усиленно махали руками. Вся эта простая картина показалась мне тогда удивительной, забавной и трогательной одновременно. Мне отчего-то вдруг очень захотелось увидеть Эрика. Я был убежден, что настал тот самый момент, когда я смогу разобраться, что за существо передо мной…

Он стоял у противоположного борта, как всегда гордый и одинокий. На этот раз он был без шляпы, и теплый южный ветер свободно перебирал длинные черные пряди его жидких волос. Нескладная высокая фигура, пугающий иссохший силуэт – все это было так неправильно, так чудовищно не сочеталась с меланхоличным очарованием пейзажа, что казалось почти оскорблением! Он не замечал меня… Во всяком случае, казалось, что он полностью поглощен своим занятием. Не отрываясь, методично и тщательно, будто ювелир, занявшийся огранкой великолепного алмаза, тонкими карандашными штрихами он рисовал закат.

Отредактировано Маргарита (2011-01-11 16:50:41)

Продолжим.))

Я не стану утомлять читателя подробным описанием нашего морского путешествия, ибо ничего примечательного за все это время не случилось. Эрик, как и в предыдущий раз, заперся в своей каюте, и я посчитал излишним беспокоить его. Как ни странно, вторая половина пути прошла гораздо спокойнее, я чувствовал себя вполне сносно и потратил время с пользой, прочитав какую-то довольно полезную книгу, которую брал с собой еще при отъезде в Россию. Погода стояла самая благоприятная, попутный ветер облегчал бег тяжеловесного судна, так что мы, сами того не ожидая, оказались у персидских берегов почти на двенадцать часов раньше рассчитанного срока.

Ранее утро, наполненное туманным голубоватым сиянием, стало для меня самым счастливым за последний год. Я еще спал, когда Дариус, забыв о церемониях, ворвался в каюту и принялся трясти меня за плечо, выкрикивая при этом тысячи благодарных молитв, обращенных к Аллаху. С трудом продрав глаза, я изумленно уставился на своего слугу, всегда отличавшегося сдержанностью эмоций, пару минут тщетно пытаясь разобраться в причинах такого странного поведения. Наконец, он объяснил мне, в чем все дело, и вот тогда настала моя очередь восславить Всевышнего.

Случалось ли вам когда-нибудь возвращаться домой после долгих месяцев скитаний в чужой стране без надежды на спасение? Если нет, то вам никогда не понять той неистовой бури, которая гигантской волной захлестнула мое сердце, стоило мне выбраться на палубу и увидеть на горизонте тонкую неровную полоску родной земли. Мне казалось, что все это не более чем сон, я чувствовал, как что-то холодеет в груди, и кровь врывается в голову одичалым потоком… Тогда я понял, что какой бы бедной и варварской не считалась моя страна, какой бы безумец не сидел на ее золотом престоле, какие бы опасности и испытания не ожидали меня в ее границах, я всегда любил ее и буду предан ей вечно, потому что едва ли найдется что-то, способное заменить в душе человека место, отведенное Родине.

Я смотрел вдаль, как завороженный. Сонную предрассветную тишину нарушал лишь пульсирующий гул корабельных механизмов и оживленная болтовня матросов, доносившаяся откуда-то издалека. Серебристые гребни растревоженных нашим движением волн с мягким шипением рассыпались на сотни мельчайших капель и без следа растворялись в породившей их стихии. Пористые хлопья легчайших облаков уже окрасились розоватым сиянием скорого восхода, и все вокруг казалось таким прекрасным, таким утонченно-восхитительным, словно я впервые увидел мир.

-- Поздравляю вас, дарога. Должно быть, вы очень рады своему возвращению.

Я вздрогнул, никак не ожидая услышать этот голос теперь, когда его хозяин должен был сидеть, запершись в своей каюте. Пожалуй, любой другой человек, вздумавший в такую минуту нарушить мое уединение, вызвал бы только раздражение, но Эрик… Его удивительный голос прозвучал тогда необычайно просто, в нем не было ни сарказма, ни гнева, ни угрозы, только распевная плавность звучания, от которой пробежали по спине колкие мурашки и на какой-то краткий миг перехватило дыхание.

-- Да, благодарю… - рассеянно ответил я, не оглядываясь и отчего-то улыбаясь. – Я покинул свой дом больше года назад. Надеюсь, такого больше никогда не повторится.

Эрик ничего не сказал на это и совершенно беззвучно скользнул к борту, остановившись в двух метрах от меня. Я не мог объяснить, почему ему вдруг захотелось моего общества, возможно, он просто устал изображать из себя бездушного монстра, каким на самом деле никогда не являлся. Как и раньше, черный, безликий, почти бестелесный, он казался выходцем из потустороннего мира, неприкаянной тенью, в которой жили одни глаза, да и то лишь с наступлением темноты. Он был таким же, как всегда, но что-то в его облике все же неуловимо изменилось. В ту минуту он был больше человеком, чем когда-либо.

-- А вы… Вы давно не были на родине? – рискнул поинтересоваться я, разрушая хрупкую паузу.

-- У меня нет родины. Я не нуждаюсь в ней.

Сухо и ожидаемо, но хотя бы какой-то ответ. Уже хорошо… Надо сменить тему.

-- Вы, должно быть, много путешествовали. Не сочтите за праздное любопытство, но в каких странах вы бывали?

Он смерил меня неопределимым взглядом черных глазниц маски и довольно долго молчал, очевидно, мучительно пытаясь преодолеть какой-то внутренний барьер, мешавший ему нормально реагировать на сам факт человеческого общения. Я подумал тогда, говорил ли вообще с ним кто-то вот так, слышал ли он в своей жизни хотя бы одно доброе слово?

-- Я видел многие европейские столицы, но не хочу вспоминать об этом, дарога. Не думаю, что вам бы понравился такой способ перемещения по миру, каким пришлось довольствоваться мне.

Я прикусил язык, досадуя, что каждый мой вопрос задевает самые болезненные струны его оголенных нервов. Неужели нет такой темы, которую можно было бы обсудить, не опасаясь перспективы быть спущенным за борт?..

-- Вам понравится моя страна… Она очень красива. Вы сможете увидеть роскошные дворцы и древние руины, вы увидите тенистые горные склоны, окутанные туманной дымкой, изумрудные долины, где стройными рядами прячутся виноградники. Вы увидите изящные минареты мечетей, пронзающих небеса заостренными иглами, искусные мозаики, отливающие яркими цветами при свете ночных факелов. Вы увидите сплетение замысловатых узоров на коврах голестанских ткачей и филигранное мастерство тегеранских ювелиров. Вы сможете иметь все, что захотите! Вы увидите, как прекрасны наши женщины, чьи бездонные глаза подведены черной тушью…

Он резко дернулся, будто пораженный электрическим разрядом, и я на расстоянии ощутил, как все его тело пронзила почти физическая боль. Дьявол!.. А ведь мне уже казалось, что я нашел верный путь. Женщины… Конечно, вот что привело его в такое жуткое состояние. Все дело в маске. Как я мог быть таким глупцом, чтобы не понять? Не просто так ведь он носит ее…и этот безносый профиль… гротескная фигура, потрясенные лица зевак в ярмарочном балагане, ужасные прозвища…Так значит, он урод!

Это слово, по бог весть каким причинам так поздно пришедшее мне на ум, полоснуло сердце, как поржавевшая бритва. На самом деле, я уже давно знал это, но только сейчас по-настоящему осознал. Все его причуды и странности – вовсе не дань эксцентричному образу демонического волшебника, а горькая необходимость скрываться от вездесущих безжалостных взглядов. Вероятно, единственное, что он видел в глазах женщин – это непреодолимое отвращение и страх, если только особенно впечатлительные натуры вовсе не лишались чувств.

Эрик все понял, он без труда мог прочитать все мои мысли, мгновенно отражавшиеся на лице. Я заметил, как сжались в кулаки его красивые тонкие руки, как подрагивает от прерывистого дыхания черный шелк маски… Если бы он тогда задушил меня на месте, я бы нисколько не удивился. Несколько секунд он смотрел прямо на меня и, хотя я не мог видеть его глаз, всей кожей ощущал смешение боли и разочарования, ненависти и усталой обреченности, раздиравшей его изнутри.

До сих пор я не могу понять, что удержало его тогда от убийства. Неужели к тому времени наши взаимоотношения достигли такой степени, когда он уже не мог просто так избавиться от меня? Неужели та ничтожная связь между нами, которую я с такими трудами пытался наладить, уже могла сдерживать его бешеную ярость? Кто знает… В конце концов, он ведь был Ангелом Музыки…

В следующую минуту он исчез, так же бесшумно и неуловимо, как и появился, и единственное, что меня утешало, так это то, что теперь ему некуда было деться. Я еще долго стоял на ветру, стараясь вернуть потерянное ощущение безмятежного счастья. Вскоре на палубу высыпали из своих апартаментов другие пассажиры, и я невольно втянулся во всеобщее бурление волнительного ожидания. Желанный берег медленно, но верно приближался, многие направили к горизонту взявшиеся неизвестно откуда бинокли, а я отправился в свою каюту, чувствуя острейшую потребность выпить не меньше литра самого крепкого чая, какой только можно представить.

Обещанная прода.

-- Я не потащусь с вами неизвестно куда сквозь эту жуткую толпу! – не терпящим возражений тоном заявил мне Эрик, с отвращением взирая на пестрое столпотворение, которое действительно выглядело устрашающе.

По правде говоря, мне и самому не слишком хотелось толкаться среди такого количества народа, но настроение у меня было превосходное, я был счастлив уже тем, что слышал со всех сторон родную речь, и решительно ничто не могло меня смутить или расстроить. Единственная проблема заключалась в том, что я, как оказалось, совершенно не продумал план действий по возвращению в Персию… Денег у меня оставалось разве что на одну ночь в гостинице, а от Чалуса до Тегерана, где в это время года должен был располагаться двор, расстояние нешуточное. Я не сомневался, что у Эрика имелась при себе крупная сумма, но просить в долг, тем более у него, не соответствовало моей жизненной позиции.

-- О чем это вы задумались, дарога? Разве сейчас вы не должны препроводить меня к своему шаху, как можно скорее? Полагаю, ваш подвиг будет оценен по достоинству, может быть, вам даже вручат какой-нибудь милый сувенир на память.

Возможность съязвить, очевидно, развязала ему язык, потому что ни разу до того он не был столь разговорчив. Впрочем, все его колкости меня не задевали, потому что сквозь общий саркастичный тон то и дело проскальзывали снисходительные благодушные интонации, которые наделяли его и без того прекрасный голос чарующей мелодичностью. Видимо, призраки тоже бывают в хорошем расположении духа время от времени. Как бы там ни было, Дариус по-прежнему не жаловал нашего спутника и искренне недоумевал, как же я могу спокойно разговаривать с этим безликим демоном, да еще и на «варварском», по его мнению, языке. Поэтому, когда я отправил его разведать все насчет возможных способов дальнейшего путешествия, он с восторгом повиновался.

Все мои предложения, относительно краткого отдыха в каком-либо соответствующем заведении, встречались неопределенным фырканьем. Я понимал, что Эрик всячески пытается избежать контакта с «представителями рода человеческого», как он сам часто выражался, поэтому мне вот уже в который раз пришлось пойти на поводу его капризу. Он почти сразу заприметил небольшой уединенный закуток, незаслуженно обделенный вниманием народа, где можно было довольно удачно спрятаться от солнца и подозрительных взглядов в тени пышных крон невысоких вязов. Место и впрямь оказалось очень удобным – с одной стороны площадка отгораживалась истрескавшейся оранжеватой стеной какого-то двухэтажного здания, слева возвышались стройные серебристые стволы  деревьев, и тонкой сеткой на нежной зелени листвы чернели ветви акации с мелкой россыпью золотистых цветков. Сквозь эту кружевную поволоку легко проникал чуть приглушенный свет, причудливая игра теней, вызванная беспорядочными порывами мягкого ветерка, завораживала взгляд, а прямо внизу, у подножия естественного парапета ласково перешептывались волны.

Конечно, тогда я не был настроен восхищаться природными красотами, но невольно отметил про себя, что Эрик оказался прав, предпочтя этот очаровательный уголок, чудом сохранившийся среди портового хаоса, душным кабакам. 

-- Простите меня за… за то, что я сказал лишнее сегодня утром, - вдруг выдал я, поражаясь, насколько легко вылетело из меня это извинение. – Мне бы не хотелось, чтобы вы считали меня бестактным. Я не хочу ссориться с вами, напротив… Мне кажется, вы достойный человек, хотя всеми силами пытаетесь доказать обратное.

Он оглянулся через плечо, продолжая осторожно держать в своих паучьих пальцах пушистую кисточку желтых цветов, а я малодушно отвел взгляд, стараясь не встречаться с ним глазами. Как же все-таки дико и вызывающе по отношению ко всем правилам мировой гармонии выделялся на золотисто-зеленом фоне его тощий черный силуэт!

-- Я не нуждаюсь ни в чьих извинениях, равно как и в вашем обществе, дарога, - медленно процедил Эрик, возвращаясь к изучению крошечных соцветий. – Я решил отправиться сюда только потому, что, к сожалению, еще не избавился от худшего из человеческих грехов.

-- Какого?

-- Любопытства, дарога… - устало выдохнул он, неожиданно сжимая пальцы своей чудовищной руки. Золотистые цветы мгновенно превратились в безжизненный грязный комок, а я с трудом сглотнул, преодолевая возникшую из ниоткуда боль в горле.

-- Вы жестоки…

-- Не более чем каждый из живущих. К тому же, заметьте, я хотя бы честен.

-- Честны? Но что же тогда такое ваши фокусы, или чем вы там занимаетесь, как не обман?

-- Те, кто приходят посмотреть мои выступления, знают, что все происходящее – иллюзия. Они знают, за что платят. Тогда как мне еще не удалось найти ответа, за что плачу я…

Наши взгляды случайно встретились, и я понял, что Эрик уже очень пожалел о сказанном.

-- Я не знаю, почему говорю сейчас с вами… - почти простонал он, отвернувшись к стене и навалившись на нее, словно его сейчас хватит удар. – Вы ничем не лучше других.

-- Не лучше и не хуже, - рискнул уточнить я.

Похоже, он усмехнулся, но знать этого наверняка по понятным причинам я не мог. Как же все-таки трудно говорить с человеком без лица… А ведь я даже не мог определить его возраст! Все его движения, выверенные и точные, как поступь опытного канатоходца, в то же самое время отличались невероятной грациозной пластикой, казалось, он не ступает по земле, как все нормальные люди, а перетекает над ее поверхностью, подобно самому настоящему приведению. Иногда я задавал себе смешной по своей сути вопрос: чем, собственно так уж отличается сам Эрик от отбрасываемой им тени? Разве что, неимением у последней голоса…

Неизвестно, чем закончился бы наш странный разговор, с какой еще стороны открылся бы мне этот философствующий фигляр, если бы не возвратившийся раньше условленного Дариус. Эрик отступил как можно дальше в тень, и я уже готов был обратиться к слуге с расспросами, как вдруг заметил за его спиной щуплого мальчика лет тринадцати в одних шароварах, которые, впрочем, отличались почти стерильной белизной. Едва завидев меня, он отвесил почтительный поклон, едва не рухнув на колени прямо в песок. 

-- Простите, мой господин, но он догнал меня на улице и вручил вот этот конверт. Здесь ваше имя, - в ответ на мое удивление объяснил Дариус, протягивая тонкий конверт из дорогой плотной бумаги, запечатанный сургучной печатью.

-- Но зачем… Зачем ты здесь? Кто тебя послал?

И тут я удивился еще больше. Невозмутимо хлопая круглыми черными глазами, мальчишка вместо ответа стал бурно жестикулировать, настойчиво тыча пальцем на конверт в моих руках.

-- Ты еще кривляться будешь? Только этого мне не хватало…

Мальчик ничуть не смутился, продолжая умоляюще глядеть попеременно, то на меня, то на конверт, производивший, кстати, впечатление довольно старого. Подчинившись самому страшному из людских грехов, по мнению моего недавнего собеседника, я сломал незнакомую печать и извлек белоснежный листок, исписанный на безумной смеси фарси и французского. Очевидно, автор письма имел намерение зашифровать послание, но, так ничего и не придумав, ограничился использованием двух известных ему языков поочередно. Кому-то может показаться невероятным, но у меня и по сей день хранится это письмо… Почему я его сохранил тогда, сложно даже предположить. Вот его точный текст:

« С возвращением, дарога!

Если вы читаете эти строки, значит ваша миссия так или иначе почти завершена. Вероятно, теперь вы раздумываете над следующим своим шагом. Я не сомневаюсь в вашем уме, проницательности и осторожности, однако, позволю себе заметить, что после столь длительного отсутствия при дворе, вы не сможете в полной мере оценить действительное положение вещей и правильно истолковать многочисленные изменения, произошедшие за это время. Разумеется, вы имеете полное право поступать так, как считаете нужным, но если вы все же решите прислушаться к моим словам, я готова буду встретить вас и ваших спутников, как желанных гостей. Думаю, многие факты, которые я могу сообщить вам, окажутся не только весьма интересными, но даже очень важными для вас.

Мальчик, передавший вам это письмо, немой от рождения, что становится его неоспоримым достоинством в некоторых делах. Однако при этом он все прекрасно понимает и, если вы решитесь стать моим гостем на некоторое время, он проводит вас прямо к моему дому.

В.»

Мышь_полевая, lily_sekret, Deydra, спасибо большое за отзывы. :give: Самое главное для автора знать, что кто-то его творчество читает.))
На самом деле, у меня сейчас большие сложности в связи с тем, что мой комп умер окончательно и бесповоротно, забрав с собой в могилу все, что только можно. В инет выбираюсь крайне редко и с чужого компа, поэтому, к сожалению, выкладывать проду буду по возможности. Надеюсь, вы меня за это простите.))
Имеется чудом сохранившийся кусочек, который я выкладываю по просьбе некоторых читателей в качестве аванса.  :poet:
Бейте, но пожалуйста, не насмерть.