Отвечала Айрин.

Цирилла
А зачем ему семейное счастье? У него есть скальпель и ивовый прутик…

Елена
А почему вздыхаете? Вы против замужества Одиль? В принципе, можно оставить её в старых девах...

Miss
Сорри, а в чём был прав Бедье? Я штой-то не уловила вашу мысль =/

a-tree
Спасибо за «искл. качественный язык» =) Мне очень приятно.

Насчёт тапков – вы правы. Со скитом я перемудрила. В дальнейшем постараюсь обойтись без русизмов.

Hell
Вау! Как приятно, что хоть кому-то его жаль… Кстати, правильно вы его жалеете – на его долю выпадет ещё немало страданий. Это я вам гарантирую =)

(Чёрт, теперь всерьёз начинаю думать о слэше…)

opera
Спасибо за анекдот. Только я как-то не уловила, к чему он…  Хотя смеялась от души.

Насчёт ОЖП:
Спасибо за версию, я её обдумаю. 

Achse
*энергично кивает*
Автор придумает.

Глава  19.

Одиль вернулась в Париж в тот же вечер, несмотря на уговоры мсье Арди остаться и переночевать в его доме.
После неожиданного, но вполне аргументированного совета старого нотариуса, в голове у Одиль сразу появились сомнения. Особенно после того, как он принялся уговаривать ее задержаться в Орлеане хотя бы на пару дней.
Памятуя, как настойчиво дядюшка Моншармен добивался ее руки и состояния, Одиль заподозрила подвох и тут: по местным, орлеанским, меркам ее состояние считалось весьма значительным. То есть, скаковых жеребцов, желающих получить главный приз, нашлось бы немало.
Конечно, вдовец нотариус вряд ли стал бы претендовать на руку и сердце своей клиентки, но у него имелся взрослый сын, которого давно пора женить. Год назад, почти одновременно с Одиль, молодой человек отправился в Париж, дабы погрызть гранит наук в Сорбонне, - его привлекала юриспруденция.
Но очень скоро он разочаровался  в избранном пути, бросил университет и занялся коммерцией: скупал задешево у приезжих крестьян овощи, зерно и скотину и задорого  перепродавал их горожанам. Дела шли успешно, и скоро Антуан Арди стал одним из главных фуражиров, снабжающих славный город Париж свежим мясом и овощами. Теперь для полного счастья ему не хватало умной, образованной жены, чтобы с ее помощью войти в дома зажиточных, власть имущих парижан, то есть,  взобраться на более высокую ступеньку иерархической лестницы. Кандидатура Одиль Пуатье с ее связями и средствами подходила для этой цели идеально.
Из разговора с нотариусом девушка уяснила, что его преуспевающее чадо в данный момент пребывает в Орлеане, отдыхая после заключения очередной успешной сделки. Не желая встречаться с торговцем скотом, Одиль вежливо отклонила предложение нотариуса остаться, сославшись на то, что дома ее ждут неотложные дела, и заторопилась в обратный путь.
Они вернулись домой вечером того же дня, уставшие, но полные впечатлений: Одиль – получив разъяснения и рекомендации нотариуса по интересовавшему ее вопросу; Омели – очарованная  красотой незнакомого города, который ей очень понравился. У той и у другой впервые за долгое время прорезался настоящий аппетит, и девушки вместе пообедали, а потом разошлись по своим комнатам и проспали до утра сном праведниц.   
   
Эрик готов был выть волком: ему опять чертовски не повезло. Может, кому-то другому на его месте удалось бы ускользнуть, увернуться от рокового удара ножом, но Эрик был не из таких счастливцев. Рана в боку горела огнем, и доктор Марти навещал его трижды в день, принося еду и делая перевязки.
Уже неделю Эрик лежал в отдельной палате, маленькой, тесной и неимоверно скучной. Это была даже не палата, а чулан, переделанный в палату, куда  каким-то чудом затащили кровать для Эрика. Кроме кровати там была еще маленькая тумбочка и колченогий табурет, на который не решался присесть даже доктор Марти, имевший далеко не атлетическое сложение. В палате отсутствовало даже окно, это обстоятельство лишало возможности полюбоваться ярким весенним солнцем и голубым небом, что  очень угнетало Эрика, - лежа неделями в своем коридоре, он привык смотреть в окно и теперь страдал от отсутствия солнечного света. Тусклый газовый светильник на стене, конечно же, не мог компенсировать этой потери.
Угнетало и то, что рядом не было веселого, неунывающего Эмиля Бедье, умевшего одной забавной шуткой отвлечь от мрачных мыслей; не было милой, доброй сиделки Омели, - их обоих  заменил строгий и неулыбчивый доктор Марти. К сожалению, хирург не обладал ни добродушием Эмиля Бедье, ни нежностью и добротой юной Омели.
Странной девушки по имени Одиль Пуатье тоже не было.
Впрочем, последнюю Эрик отвратил от себя сам, употребив для этого все средства, имевшиеся под рукой. Вернее, на языке.
Не назови он свое истинное имя, возможно, все осталось бы как раньше, и Одиль Пуатье приходила по-прежнему. Садилась рядом с его кроватью, приносила яблоко или пригоршню конфет, и они вели разговоры обо всем на свете… 
Впрочем, нет, не вели: убийца все равно бы явился и совершил свое гнусное нападение. Эрик, например, никогда не нападал на человека, лишенного возможности сопротивляться. Но для Реми Ландо не существует, видно, законов чести. Он может, не моргнув глазом, напасть на больного, безоружного человека, не способного дать отпор, и не свернет с намеченного пути, пока не сделает свое черное дело, то есть, не убьет Эрика.
И ни одна живая душа его не остановит…
Эрик вздохнул: видимо, доктор Марти это тоже понимает, потому и не пускает к нему никого, опасаясь повторного покушения.
Да, мсье Марти не желает подвергать Эрика новой опасности. Интересно, чем он так ценен для доктора? Ведь у него даже нет денег, чтобы заплатить за лечение.
Интересно также, с чего вдруг Реми Ландо так неистово желает его смерти? Сколько Эрик себя помнит, он никогда не встречался с Ландо и не имел с ним общих знакомых. Откуда же у секретаря такая ненависть к Призраку Оперы?
Конечно, врагов у Эрика за прожитые годы накопилось немало. Но никто из них не ненавидит его до такой степени, что готов пойти на убийство.
Кроме, пожалуй, одного…
Помнится, не так давно ему пришлось свести счеты с неким типом, именующим себя Жозефом Буке. По-настоящему этого человека звали иначе, и Эрик знал его почти столько, сколько себя помнил. Много лет назад,  в страшный день убийства отца в комнату к маленькому Эрику ввалилась толпа людей во главе с его будущим отчимом. Рядом с негодяем пританцовывал жаждущий крови невысокий человечек с лысым черепом и хищным крысиным взглядом. 
После повторной свадьбы матери Эрик часто встречал  крысоподобного человечка в усадьбе, - он был правой рукой отчима и не отходил от него ни на шаг. Когда спустя год Эрик сбежал из дома, подпалив сеновал со спавшим там отчимом, он прежде всего опасался мести «крысятника».
Много позже, работая на строительстве больницы и здания городского суда в Орлеане, Эрик увидел похожего мужчину среди строителей, но его ввела в заблуждение окладистая борода рабочего – прежде «крысятник» ходил всегда гладко выбритый. Если это был он, тогда понятно, кто сбросил тот злосчастный мешок с песком с крыши, едва не стоивший жизни хорошему человеку.
Когда же «крысятник» появился в Опера Популер, Эрик понял, что это уже не случайное совпадение, а преднамеренные действия. Жозеф Буке не оставил мысли отомстить Эрику за увечья, нанесенные его патрону, и собирался преследовать злодея, пока не свершит «справедливое возмездие».
Но Эрик лишь смеялся над самоуверенным, но недалеким «благородным мстителем», - в лабиринтах своего подземелья он был недосягаем для любого врага. Он не собирался убивать Буке, глупец  все испортил сам. Он давно следил за Эриком, и в конце концов между ними произошла стычка, исход которой был предрешен. Да, Жозеф Буке убит, но Эрик не испытывал по этому поводу угрызений совести: вопрос стоял однозначно – кто-то из них должен был уйти.
Но если мотивы ненависти Жозефа Буке более-менее ясны, абсолютно непонятно, за какие грехи преследует Призрака Оперы  Реми Ландо.   
Да, Эрик не был ангелом. Но он не считал себя и дьяволом. Чем же мог он обидеть человека, чтобы тот возжелал его смерти?
Эрик перебирал в памяти многочисленные эпизоды из своей жизни, но не остановился ни на одном. Прегрешения были, да. Но настоящих злодеяний он не совершал. Если, конечно, не брать во внимание еще одно убийство – негодяя Дрю из бродячего цирка, которого Эрик задушил, чтобы получить свободу. Но это случилось очень давно, и вряд ли найдется человек, желающий отомстить за смерть этого негодяя…
 
После возвращения в Париж Одиль постоянно думала о совете нотариуса Арди, и вскоре это стало почти манией: она должна найти себе мужа. Причем сделать это надо как можно скорее. Мсье Моншармен, конечно же, предпринял меры для отыскания сбежавшей племянницы. Наверняка он нанял частных сыщиков, которые «прочесывают» парижские кварталы в поисках беглянки, и не остановятся, пока ее не найдут.
Поэтому чем скорее Одиль вступит в законный брак, тем лучше.
Совет нотариуса был хорош, что и говорить. В лице законного супруга Одиль обретала не только защиту от дядюшкиных матримониальных поползновений, но и финансовую свободу. Но…
Легко сказать, - найти мужа!
Это ведь не новую шляпку купить.   
Хоть Одиль и считала себя практичной и рассудительной девушкой, свою свадьбу она представляла неким таинственным,  романтическим действом, свершающимся на небесах. А такое действо не может быть совместимо с поспешностью.
И потом, если уж выходить замуж, то не за первого встречного, а за единственного и любимого, которого ждешь всю жизнь, а, увидев, с первого взгляда поймешь, что это – ОН…
Когда год назад Одиль приехала в Париж, она не сразу нашла общий язык со столичной «золотой» молодежью. Девушка не принадлежала к высшему обществу, хотя была богаче многих  отпрысков из аристократических семейств. Тем не менее, пустота  вокруг нее постепенно заполнилась, и Одиль обрела множество знакомых, как девушек, так и молодых людей. Юные парижанки научили ее думать, говорить и одеваться по-парижски, а молодые люди сопровождали на выставки, в театры и на балы, где даме не пристало появляться одной без провожатого-мужчины. 
Да, после приезда в Париж у Одиль появилось немало знакомых молодых мужчин, но ни один из них не нравился  настолько, чтобы она была готова связать с ним свою судьбу. Даже ради освобождения из-под гнета дяди.  Совет нотариуса Арди был хорош, но, увы, невыполним. Во всяком случае, в ближайшем обозримом будущем.
На другой день после возвращения из Орлеана Одиль первым делом установила статус своей новой служанки.
- Я все решила, Омели. Поскольку прислуга у меня есть, ты будешь…
- Уволена?!
- Нет, с какой стати? Ты будешь выполнять обязанности моей камеристки.
- Камеристки? – Омели с опаской посмотрела на хозяйку. – А это не больно?
- Больно?! – Девушка  от всей души рассмеялась. – Милая моя, ты что говоришь-то?!
Служанка покраснела.
- Простите, мадмуазель. Я не знаю, что такое «камеристка», вот и подумала...
- Что ты подумала?
- Ну… - Омели опустила глаза, чтобы не встретиться со взглядом хозяйки. – Я думала, что «камеристка» - это от слова «камера», то есть комната.
- Допустим, и что же?
Девушка покраснела еще гуще.
- Я думала… человека запирают в комнате и бьют… то есть, делают больно.
- Неплохо. – Одиль внимательно посмотрела на служанку. – А почему ты так подумала, Омели? Кто-нибудь уже делал это с тобой?
- Нет… нет! – Девушка отвернулась. – Что вы, мадмуазель! Никто и никогда!
По горячности, с которой девушка говорила, было ясно, что она лжет. Но Одиль не стала докапываться до истины. Видимо, у бедняжки не слишком приятное прошлое, и не стоит его ворошить, раз это приносит Омели страдание.
Одиль постаралась улыбнуться как можно беззаботнее.
- Ну, раз это не так, слава богу. А теперь послушай меня. Камеристка – это совсем не то, что ты думала. Камеристка есть у каждой дамы. Она вроде компаньонки и горничной одновременно. Камеристка сопровождает свою хозяйку во всех поездках, присутствует на балах и увеселительных прогулках. Она обедает с хозяйкой за одним столом, читает ей книги, причесывает волосы и помогает выбрать наряд к балу… Поняла?
Омели смотрела на хозяйку широко открытыми глазами.
- Но это почти… как подруга?
- Вот именно, - Одиль улыбнулась. – Ты станешь моей подругой, и мы будем прекрасно проводить время. Ну как, согласна?
- О, мадмуазель… - Блестящие глаза девушки закончили фразу за нее.
- Вот и отлично. – Одиль посмотрела на часы. – А теперь пора заняться делом.
- Каким, мадмуазель?
- Поможешь мне одеться, а потом сходим в магазин, нужно кое-что купить.
Приготовления перед выходом «в свет» заняли не так уж мало времени, и девушки вышли на улицу лишь после полудня. Одиль решила пройтись по магазинам, расположенным поблизости, чтобы присмотреть новое платье для себя и какой-нибудь  наряд для своей камеристки, - у девушки не было другой одежды, кроме той, в которой она пришла.
Вояж по магазинам оказался успешным: Одиль нашла себе прелестное платье из голубого шелка и такую же шляпку, а для Омели купила целую гору вещей, начиная с нижнего белья и кончая ажурными чулками и настоящими кожаными ботинками. Такой роскоши у девушки не было никогда в жизни.
Один из последних рейдов привел девушек в магазин, который нравился Одиль более других и поэтому был оставлен «на десерт». Его владелица была симпатичной дамой, весьма сведущей в современной моде. Она сама вышла в зал, чтобы обслужить состоятельную покупательницу.
- Мои наилучшие пожелания мадмуазель. Вы сегодня выглядите как никогда прекрасно.
- Благодарю. – Одиль оглядела выставленные наряды. – Есть у вас что-нибудь на это время года?
- А как же! Вчера поступили комплекты из Италии; есть также английские шерстяные костюмы. Они хороши как для деловых переговоров, так и для дальних путешествий.
- Нет, нет, нам нужно не это. Скажите, мадам, есть у вас какое-нибудь теплое и не слишком дорогое пальто? – Одиль вытащила прятавшуюся у нее за спиной Омели. – Вот на эту особу.
Хозяйка окинула опытным взглядом стройную фигурку девушки.
- О, конечно! Прошу вас подойти сюда. – Она отодвинула занавесь, и взорам покупательниц открылся ряд манекенов, одетых  в весенние пальто и плащи, сшитые из разнообразных тканей всевозможных цветов и оттенков. – Пожалуйста, выбирайте.
От обилия выставленных образцов глаза у девушек разбежались; выбор грозил затянуться. В конце концов искомое пальто было куплено, упаковано в бумагу и уложено в коробку. Оставив покупки в магазине, Омели расплатилась с хозяйкой и назвала адрес, по которому следовало отвезти купленный товар.
- Пусть посыльный не слишком торопится, мы будем дома часа через полтора.
Когда за ними захлопнулись двери магазина, новоиспеченная компаньонка-камеристка начала понемногу приходить в себя. И первое, что она сделала, - расплакалась.
- Что с тобой, Омели? Устала с непривычки?
- Нет… - девушка оглянулась на оставшийся позади магазин. – Дело в том… дело в том…
- Ну, говори же!
- Дело в том, - девушка утерла слезы, - что у меня никогда не было таких красивых нарядов.
Одиль пожала плечами.
- Зато теперь есть. Когда-то надо начинать носить и их. Ты ведь хочешь выглядеть красивой?
- Не знаю…
- Думаю, хочешь. Этого хочет любая девушка. Скажи, у тебя есть человек, которому ты хотела бы понравиться?
Омели покраснела.
- Да… то есть, нет.
- Так да или нет?
- Не знаю…Мадмуазель…
- Что, милая?
- Та дама в магазине… вы ее знаете?
- В общем, да.
- Ее зовут мадам Ламьер.
- Да, я знаю. Но откуда знаешь ее ты?
Омели опустила голову.
- Видела в больнице. Она… нехорошая женщина. Она бросила мсье Бедье.
- Вот как? Эмиль Бедье и мадам Ламьер знакомы?
- Да. – Омели вздохнула. – Он жил в подвале ее магазина. А потом эта женщина отравила его крысиным ядом и отвезла в больницу, чтобы он больше не жил в ее подвале.
- Быть не может! Мадам Ламьер не могла так поступить.  Должно быть, это просто несчастный случай.
- Нет, не несчастный! Мадам Ламьер решила устроить в подвале мастерскую, вот и выгнала оттуда мсье Бедье.
- Вот как? – Одиль подумала. – А знаешь, она права. Травить крысиным ядом мсье Бедье, конечно, не следовало, но ведь подвал ему не принадлежал, он был собственностью хозяйки, верно? 
- Верно…
- Значит, мадам Ламьер могла распорядиться им по своему усмотрению.
- Она и распорядилась, - Омели тяжело вздохнула. – А теперь Эмилю негде жить. Когда он выйдет из больницы, у него не будет крыши над головой.
- Прости, но при всем моем уважении к мсье Эмилю я считаю, что он не должен рассчитывать на других. Согласись, никто не обязан его содержать. Он – здоровый, сильный мужчина и может сам о себе позаботиться… Я не права?
- Вы правы. – Омели помолчала. – Но мне все равно его жалко.
- Мне тоже его жалко. Но мы не можем жалеть всех на свете. – Одиль указала на вывеску впереди. – А вот и кафе. Давай-ка зайдем и выпьем по чашечке кофе с пирожными.
Перекусив, девушки отправились прогуляться пешком, благо погода стояла великолепная, и через час были дома.
А потом посыльный доставил их покупки, и вечер прошел очень приятно, - ведь он был посвящен примерке обновок.

Реми уже час стоял в подъезде напротив входа в больницу Пресвятой девы Марии, поджидая нужного ему человека. Этим человеком был санитар, дежуривший в больнице в тот день, когда Реми искал обожженного пациента. Этот санитар очень любил поговорить, а еще любил пропустить стаканчик-другой вина, о чем свидетельствовал его красный нос. Выпив, санитар становился еще разговорчивей, и из него можно было вытянуть любые больничные секреты. 
На пристрастии к спиртному Реми и решил сыграть.
Несколько дней он приходил на свой наблюдательный пункт, чтобы выяснить время работы мужчины. Это оказалось непростым делом, потому что санитар выходил из дверей больницы в самое неурочное время: утром, в полдень или ближе к вечеру. Правда, вскоре он возвращался, но его походка была уже не такой уверенной, как раньше. Из этого Реми сделал вывод, что санитар  выходит на улицу, чтобы унять жар души и тела с помощью стаканчика вина.
Это было довольно странно, потому что в любой больнице имеется немало подручных средств, способных вызвать состояние опьянения, не выходя за пределы заведения, - например, все тот же спирт. Многие врачи пьют его, чтобы снять напряжение, согреться… и все такое прочее.
Но, наверное, у санитара не было доступа к чудодейственному напитку, поэтому он утолял жажду из другого источника.
Это было Реми на руку. Понаблюдав за объектом с неделю, он перешел к более решительным действиям:  загримировался так, что его не узнала бы и мать родная, приклеил бороду и усы и занял пост у больницы.
Дождавшись, когда  выйдет санитар, Ландо двинулся за ним, не наступая на пятки, но и не выпуская из поля зрения. Они прошли до перекрестка и ввернули на соседнюю улицу,  слаженно шагая друг за другом, потом снова свернули и оказались в небольшом, но очень уютном тупичке, эффектно декорированном мусорными бачками и прочими отходами большого города. В конце тупика тускло поблескивала в лучах заходящего солнца некогда лаковая вывеска, утверждавшая, что «здесь продаются лучшие вина во всем Париже».
Видимо, санитар всецело доверял написанному, потому что проследовал к дверям без остановки. Выждав с полминуты, Реми вошел следом.
Это была грязноватая распивочная, где можно заказать любое дешевое вино и нехитрую закуску, вроде хлеба, овечьего сыра да еще, пожалуй, вареной требухи с бобами.
Отыскав взглядом санитара, Реми присел за его стол.
- Бонжур. Вы уже сделали заказ?
Скользнув безразличным взглядом по незнакомцу, санитар раздраженно пожал плечами, кивнув на снующего между столиками единственного официанта.
- Разве тут дождешься?
- Ничего, это легко исправить.
Реми поднял руку и по-особому щелкнул пальцами. Официант обернулся и тут же направился к ним, словно загипнотизированный подзывающим жестом клиента.
- Чего изволите, мсье?
- Побольше вина. Марка – на ваш вкус.
- Понятно-с. А что изволите на закуску?
- Охотничьи колбаски с острым соусом. – Реми обернулся к соседу. – А вам?
- Все равно.
- Тогда две порции колбасок и по большому куску хлеба. Я плачу.
- Будет исполнено, мсье!
Санитар настороженно поглядел на своего визави.
- Вам чего-то от меня нужно, мсье?
Реми рассмеялся.
- С чего вы взяли?
Санитар пожевал губами.
- А с того, что я не шлюха, чтоб за меня платили в кабаке. Ну-ка, выкладывай, что у тебя на уме?  - В его руке блеснул нож. – А не то…
- Ба, да вы грозны, как Юпитер в минуты гнева, - рассмеялся Ландо, - но не бойтесь, от меня вам не будет неприятностей. Я только хочу задать несколько вопросов.
- Мне?!
- Вам, санитару больницы Пресвятой девы Марии.
Мужчина выпучил глаза.
- Откуда знаешь…?
Реми Ландо улыбнулся.
- Я видел вас, когда был там.
- А… понятно. А чего узнать хочешь?
- Понимаете, я пытался добиться приема у доктора Марти, но он так занят, что не мог уделить мне ни минуты своего драгоценного времени.
- Да, оне такие…
- Вот я и подумал, не смогу ли попробовать установить с ним контакт через вас.
- Чего установить?
- Контакт. Ну, договориться.
- Не, не получится, - мужчина убежденно покачал головой, - даже не пытайся.
- Почему?
- Потому что мсье доктор не пьют. – Санитар сделал большие глаза. – Ни капельки.   
Подошедший официант с подносом прервал их беседу. Реми налил стакан вина санитару и чуть-чуть плеснул себе. Они выпили и закусили обжигающе горячими и безбожно переперченными колбасками, от которых у бывшего секретаря чуть не полезли глаза на лоб. Отдышавшись немного и погасив пожар во рту глотком вина, он продолжал осторожный допрос.
- Я не о том. Просто хочу узнать, сможет ли он прооперировать моего отца.
- Не смогут. Говорю же, оне занятые, даже по ночам работают.
- Что, делает операции?
- Не, ночью больных не режут, ночью больные спят.
- Чем же тогда он занимается?
- Кто их знает, оне нам не докладывают.
- А сам как думаешь?
- Что я думаю… - санитар в самом деле задумался, и по напряженному выражению лица было видно, что это дается ему с трудом, - Я думаю, оне кого-то лечат. Тайно.
- Зачем же лечить тайно, когда он врач и может делать это открыто?
- Ну, не знаю. – Санитар потянулся за кувшином, который Реми услужливо к нему подвинул. – Может, того придурка, которого чуть не кончили.
- Чуть не кончили?
- Да. Был тут один, еле живой. Так его недавно порезали чуть не до смерти.
- Не до смерти? Разве он не умер?
- Может, умер, - санитар безразлично пожал плечами, - а может, и не умер. Нам про то не сообщают.
- Но вы же выносите тела в покойницкую… и так далее.
- Случается. – Пьяница похрустел жареной колбаской, икнул и снова схватился за стакан. – Но лично я не выносил. И сапог его не видел.
- Каких сапог?
- Обыкновенных, из кожи. Только из очень мягкой кожи, таких ни у кого из больных нет.
- И что же? – Не понял Реми.
- А то, что мертвеца хоронят без сапог, они остаются тому, кто обмывал покойника.   
- То есть, ты хочешь сказать, что раз нет сапог, значит, нет и покойника?
- Именно так я и сказал бы.
- Но если он не умер, то где скрывается?
- А леший его знает. – Санитар опрокинул в себя еще стакан. – Где-то в больнице, про то мсье доктор знают, у их и спрашивай. 
Поздно вечером, придя домой, Реми подвел итог тому, что узнал: во-первых, его враг все еще жив; во-вторых, доктор Марти прячет его в больнице. В-третьих, Реми должен любым способом проникнуть в больницу, узнать, где именно скрывается негодяй, и уничтожить его любым способом.
Пусть даже для этого придется разобрать по камешкам всю больницу.

Отредактировано Мышь (2006-02-17 23:47:42)

Глава  20.

Омели переживала дни небывалого счастья: наконец-то она освободилась от своих страхов и переживаний! Теперь никто не посмеет заставлять ее делать то, что она не хочет, никто не унизит, не причинит боль. Из осторожных вопросов, которые она время от времени задавала хозяйке, удалось выяснить, что мсье Марти не знает их адреса и не сможет найти Омели, даже если захочет.
Впрочем, девушка не была уверена, что Этьен Марти намерен ее разыскивать. Их отношения были мимолетными и ни к чему не обязывающими, во всяком случае, со стороны доктора Марти; ее же мнением он никогда не интересовался.
Омели понимала, что после того, что с ней случилось, ее жизнь кончена, она падшая женщина и достойна только одного – осуждения. Хорошо, что мадмуазель Одиль ни о чем не догадывается, иначе выгнала бы ее с позором из своего дома в ту же минуту, как только узнала.
Прошло три недели с того дня, как Омели появилась в квартире Одиль Пуатье. Хозяйка по-прежнему была к ней добра и осыпала милостями. Например, на прошлой неделе они вместе посетили церковь Александра Невского. Это была православная церковь и   находилась на той же улице Дарю, где жили девушки.
Одиль Пуатье и Омели шли по улице рядом, как равные, хотя Омели норовила отстать и идти на полшага позади, как принято у служанок знатных дам и послушниц в монастыре, когда впереди вышагивают настоящие монахини.
Внутри церкви были изумительные резные деревянные панели, а на одной из них – изображение… Одиль Пуатье. Когда Омели сказала об этом хозяйке, та грустно улыбнулась и ответила, что это изображение ее матери, а панели изготовлены по эскизам ее отца, мсье Пуатье…
А вчера к ним в гости приходил интересный молодой человек по имени Антуан Арди. Омели сама открыла ему дверь и проводила в гостиную. Она думала, что хозяйка обрадуется приходу гостя, ведь это был сын нотариуса, к которому они ездили недавно в Орлеан.
Но Одиль Пуатье почему-то не обрадовалась, а, наоборот, рассердилась. Она согласилась выйти в гостиную, но приказала Омели идти вместе с ней.
Антуан Арди поцеловал хозяйке руку и справился о ее здоровье. Получив ответ, он передал приветы и наилучшие пожелания от своего отца, мсье Арди-старшего, а хозяйка в изысканных выражениях  поблагодарила за то и за другое.
Затем они немного поговорили о погоде в Париже и Орлеане, о ценах на мясо и овощи на парижских и орлеанских рынках, а также обсудили прогнозы на будущий урожай овощей и зерновых культур.
Потом посетовали на нынешнюю затяжную зиму, из-за которой слякоть на парижских улицах не просохла по сей день…
После этого разговор стал вянуть, спотыкаться, и наконец совсем заглох.
Посидев еще немного, Антуан Арди начал прощаться, а мадмуазель сказала, что не смеет его задерживать, потому что знает, какой он занятой человек.
На это мсье Арди улыбнулся и заявил, что очарован оказанным ему приемом и той, которая этот прием оказала, и с нетерпением будет ждать новой встречи.
Мадмуазель же Пуатье ответила, что никогда бы не позволила себе отвлекать мсье от таких важных дел,  как снабжение парижан парной свининой и свежей редиской, и попросила не пренебрегать своими обязанностями ради сомнительного удовольствия увидеть ее еще раз.
Но мсье Арди возразил, сказав, что удовольствие лицезреть такую очаровательную девушку не может сравниться ни с каким другим, и он будет счастлив увидеть ее еще раз… и так далее, и тому подобное…
В общем, после ухода «куртуазного до тошноты» гостя, как выразилась мадмуазель, она слегка побранила Омели за то, что та впустила мужчину без ее ведома.
- Впредь будешь сначала докладывать мне, а потом уж открывать двери.
- Да, мадмуазель.
- И вообще, впускать в дом гостей – обязанность служанки, а не камеристки.
- Но у мадам Катрин сегодня выходной…
- Ах да, верно. Все равно, запомни на будущее.
- Да, мадмуазель… А можно задать вопрос?
- Ну, задавай.
- Только обещайте не сердиться.
- Хорошо, не буду. – Одиль Пуатье присела перед зеркалами и стала вынимать шпильки из нелепой прически, сооруженной специально в честь прихода незваного гостя. – Что ты хочешь узнать?
- Почему вы так нелюбезно обошлись с мсье Арди?
- Разве? – Одиль подняла брови.  – А по-моему, я была даже чересчур любезна с этим господином.
- Нет, не были. Он принес такой красивый букет, а вы даже не предложили ему чашку чая. 
- И не предложу. – Одиль Пуатье обернулась к Омели. – Знаешь, когда был жив отец, я помогала ему в работе. У нас была деревообрабатывающая фабрика.
Омели выпучила глаза.
- А это тут при чем?
- При том, что в свое время я тоже занималась серьезными делами.
- Что же вы делали?
- Много всего. Следила за приказчиками, заключала сделки с покупателями, вела бухгалтерский учет… Интересно, как бы отнеслись ко мне друзья, если бы я, будучи у них в гостях, стала говорить о ценах на строевой лес, о жаловании для рабочих, о поступлении на фабрику некачественной древесины?
- О нет, вы никогда бы этого не сделали!
- А мсье Арди сделал.
- Это говорит о том, что он очень занятой человек.
- Занятой человек? – Возможно. Но его проблемы меня не интересуют. А если он не может говорить на другие темы, для меня он тоже не интересен… Знаешь ли ты вообще, что он за тип?!
- Откуда? Я видела его в первый раз.
- Я тоже, тем не менее, сразу раскусила: этот зануда хочет стать моим мужем.
- Разве это плохо?
- А разве нет? Скажи, ты могла бы стать женой человека, который абсолютно равнодушен к тебе, и к которому ты сама не испытываешь никаких чувств? Скажем…  к доктору Марти,  или к Эмилю Бедье?
Омели покраснела как помидор.
- Нет. Конечно, нет.
Ее голосу не хватало уверенности, но Одиль Пуатье этого не заметила, погруженная в собственные мысли.
- Вот и я не хочу. Не представляю себя в роли жены скотопромышленника.
- Разве скотопромышленник недостоин быть чьим-то мужем? И потом, он ни словом не обмолвился, что хочет на вас жениться.
- Конечно. Мы ведь только познакомились. Но его отец задался целью нас поженить. Этот брак для них очень выгоден.
- А для вас?
- Для меня? – Одиль вздохнула. – Наверное, тоже… с одной стороны.
- С какой - одной?
- С той, что я выйду из-под опеки дяди.
- У вас есть дядя?
- Есть. – Девушка снова вздохнула. – Ах да, ты же ничего не знаешь…
- Конечно, вы ведь не говорили.
- Ну так слушай…
Рассказ хозяйки был не длинен, но поучителен: Омели вдруг осознала, - может быть, впервые в жизни, - что деньги не всегда означают счастье. Вот, например, мадмуазель Пуатье богата, но и она не слишком-то счастлива…
- Что же вы будете делать, мадмуазель?
- Не знаю. – Одиль задумчиво смотрела на свое отражение в зеркале. – Знаю только одно: надо найти выход из этого положения, и как можно скорее.
- Может, вам стоит уехать из Парижа? Вы говорили, под Орлеаном у вас поместье с  большим, крепким домом и всеми службами. Поезжайте туда!
- Нельзя. Дядя будет искать меня там в первую очередь.
- Да, верно. Но Франция – большая страна, уезжайте в другой город. А еще лучше – за границу.
Одиль Пуатье грустно улыбнулась. 
- До недавнего времени я так и собиралась сделать. Я и… еще один человек.
- Но потом он отказался?
- Нет, не отказался. – Одиль зябко повела плечами, словно по комнате пронесся порыв ледяного ветра. – Он просто взял и… умер.

Эрика разбудили странные звуки, доносящиеся с улицы и похожие на пение птиц.
«Черт, вот и галлюцинации начались,- подумал он, не открывая глаз, – значит, дело швах…»
Сквозь опущенные веки в глаза проникал свет; странный свет, похожий на солнечный. 
«Нет, я определенно сошел с ума… откуда взяться солнцу в моем склепе?» 
Он открыл глаза и тут же зажмурился от ослепительного света: напротив того места, где он лежал, было окно, огромное, итальянское окно. Их было много, этих окон, они занимали почти всю стену, от пола до потолка, и в каждое лился яркий, ослепляющий свет!
Подождав, когда глаза привыкнут к нестерпимому свету, Эрик продолжил изучение этого феномена.
Выводов было три:
Первый, и самый простой: он умер и попал на небеса, ибо только там бывает такое ослепительное, неземное сияние… 
Второй: он все-таки рехнулся и пребывает в соответствующем лечебном заведении. Непонятно только, почему в комнате нет санитаров, а на окнах – крепких стальных решеток. Ведь сумасшедшие бывают иногда буйными…
Был еще и третий вывод, самый реальный и самый удручающий: он остался жив и пребывает в здравом рассудке и твердой памяти, но каким-то непостижимым образом переместился из темного, но чистого чуланчика без окон в запыленный дворец с окнами до пола.
В конце зала хлопнула дверь; раздались гулкие шаги, которые быстро приближались.
- А, проснулись, мсье Норманн? Славно, славно. – Глаза выхватили из пространства лицо доктора Марти. – Как спалось на новом месте?
- Как в раю. – Эрик пошевелился на непривычно мягком ложе. – Я там?
- Не совсем. – Врач улыбнулся. – Просто в безопасном месте. Там, где вас никто не найдет.
- Мы в Париже? Где именно?
- Точный адрес вам ничего не даст. Могу лишь сказать, что этот дом принадлежал моему отчиму, мсье Шарье.
- Как же ваш отчим довел его до такого состояния?
- До какого? – Не понял хирург.
Эрик кивнул на запыленные окна.
- По-моему, они не мылись лет десять.
- Так и есть, мсье Норманн. Именно столько лет мой отчим здесь не живет.
- Не живет в собственном доме? Почему?
- Потому что он давно умер.
- О, простите… значит, сей захламленный замок есть ваше законное наследие? – Эрик повертел головой, охватывая глазами бесконечный зал. – Да, обстановка подходящая. Грязь и паутина до самого потолка. Не хватает только Спящей Красавицы под пыльным балдахином, в веночке из засохших лилий.
- Красавицы нет, вместо нее будете вы.
- Согласен. Надеюсь, будить поцелуем меня никто не станет? Я вроде сам проснулся.
- В таком случае, доброе утро. 
- И вам того же. – Эрик посмотрел на врача. – Не скажете, как я сюда попал? Что-то ничего не помню.
Доктор Марти усмехнулся.
- Конечно, не помните. Все произошло сегодня ночью.
- Понятно. – Эрик пожевал губами. – А я где в это время был?
- Вы спали. – Доктор подал руку, помогая больному встать. – Очень крепко спали.
Эрик сделал шаг и покачнулся; голова отчаянно кружилась.
- Похоже, я еще не до конца проснулся.
- Вполне возможно, укол был достаточно сильный. – Врач взял его под руку. – Идемте, я познакомлю вас с планировкой дома и расскажу немного о нем самом.
Экскурсия продолжалась минут десять, за это время Эрик успел увидеть и запомнить главное – где располагалась кухня со съестными припасами, а также другое не менее важное помещение. Он также обратил внимание, что в ванной комнате на первом этаже есть великолепный мраморный бассейн, только там, к сожалению, нет воды.
Через полчаса мужчины расположились в просторной кухне, снабженной старинным очагом и куда более современной плитой, работающей на древесном угле. Извинившись за то, что завтрак накрыт на кухне, доктор Марти поставил две тарелки с кашей на длинный, добела выскобленный деревянный стол.
- Прошу прощения, но приводить в порядок столовую у меня не было времени. 
Эрик  придирчиво оглядел помещение.
- Кухня выглядит вполне обжитой.
- Разумеется, я потратил на ее обустройство целых три вечера. 
- Три вечера?
- Да, - Этьен Марти поставил на стол чашки из настоящего фарфора и налил в них кофе из серебряного кофейника. – После работы в больнице я приезжал сюда и делал уборку некоторых помещений, в том числе и этого.
- Но зачем? – Эрик глотнул ароматного кофе и зажмурился от удовольствия. – Мне вполне хватало чуланчика за вашим кабинетом.
- А мне – нет. – Врач придвинул пациенту корзинку со свежими булочками. – Ешьте, мсье Норманн, сейчас вам надо много есть, чтобы скорей поправиться. У вас в запасе всего один месяц.
- Один месяц… а потом?
- А потом будет международный съезд пластических хирургов.
Эрик удивленно воззрился на врача.
- Хотите выставить меня в качестве живого экспоната?
Этьен Марти посмотрел на пациента.
- Вы – мое лучшее творение, мсье Норманн. И коль скоро я вложил в вас столько сил и умения, помогая вернуться в первоначальное состояние, будет справедливо, если и вы поможете мне доказать – и показать! – эффективность моей хирургической методики.
Эрик мрачно усмехнулся.
- Вы уверены, что эта эффективность велика?
- Конечно! – Доктор с такой горячностью поднялся из-за стола, что опрокинул чашку с недопитым кофе. Коричневая жидкость растеклась по белым, гладко оструганным доскам, изобразив извилистый ручеек. – Вспомните, каким было ваше лицо до операции, и сравните с тем, каким оно стало теперь!
- Обязательно сравню, как  только снимете бинты… - Эрик со странным удовольствием продолжал наблюдать за темной струйкой, направлявшейся в его сторону, - кстати, когда это случится?
- Очень скоро. Может быть, даже завтра.
- А почему не сегодня?
- На сегодня намечена другая работа.
- Какая?
- Очень грязная и очень пыльная. – Доктор Марти обвел рукой вокруг. – Мы должны привести дом в порядок. 
Эрик посмотрел на врача как на ненормального.
- Весь дом за один день?
- Нет, конечно. В первую очередь приведем в порядок вашу спальню.
- Что, тот зал? Да там рота солдат за неделю не управится!
- И не надо. Ваша спальня находится в другом месте, и она почти готова. Осталось только протереть окна, повесить занавеси и постелить чистое белье на кровати… Кстати, как ваша рана?
Эрик пошевелил корпусом, поднял и опустил левую руку.
- Немного тянет, но почти не болит.
Доктор Марти довольно кивнул.
- Отлично. На вас, мсье Норманн, как на собаке, все заживает мгновенно.
Эрик потрогал забинтованное лицо.
- Не сказал бы. Впрочем, если вести отсчет времени от моего первого ожога…           
Как и наметил доктор Марти, весь день был посвящен уборке помещений. Эрику досталась наиболее простая работа, не требующая особого мозгового напряжения: складывать мусор в мешки и выносить во двор. Там, в самом конце сада, стояла маленькая избушка, вроде дровяного сарая, которую доктор Марти приспособил под мусоросборник.
Эрик прилежно таскал в указанное место мешок за мешком, ссыпая за порог избушки, а сам изучал незнакомое место, в которое угодил по воле судьбы, а, точнее, по желанию доктора Марти.
Снаружи дом производил не такое мрачное впечатление, как внутри: гранитные камни веками хранят свой внешний вид, почти неподвластный разрушительному действию ветров, снегопадов и прочих капризов природы. Глыбы серого нешлифованного гранита, положенные в основу строения, навевали мысли о старинных замках, многомесячных осадах, о рыцарских турнирах и прочей средневековой чепухе, хотя дом был построен в современном стиле и ничем не напоминал монументальные постройки времен Плантагенетов.  Дом был сложен из грубо обработанных гранитных плит и имел три этажа, причем первый этаж состоял почти из одних окон, - во всяком случае, та его часть, что была обращена во двор. Перед окнами проходила широкая каменная терраса, свод которой поддерживали серые гранитные колонны.
Позади дома простиралась обширная территория, по всей видимости, задуманная как сад для отдыха, туда можно было спуститься с террасы по белым мраморным ступеням.
Но за десять лет спланированные архитектором дорожки заросли травой и стали почти неотличимы от газонов; аккуратные декоративные кусты разрослись и превратились в непроходимые дебри, закрывающие собой все надворные постройки. Тем не менее, это запущенное, забытое богом и людьми место навевало  какое-то странное, непонятное очарование. Деревья уже зазеленели, и их нежные побеги издавали немного резкий,  пьянящий запах свежей листвы.
У Эрика вдруг появилось неодолимое желание постоять среди этих проснувшихся деревьев, вдохнуть аромат пробуждающейся жизни, наполнить им свои легкие… и слиться с природой, стать ее естественной, неотъемлемой частью…
Он так и сделал: отбросил пустой мешок в сторону, подставил забинтованное лицо солнцу и закрыл глаза…
Резкий порыв ветра пробежал по кронам деревьев, овеял холодом разгоряченное тело мужчины.
Эрик громко чихнул и открыл глаза. Потом воровато оглянулся на окна, подхватил мешок и поспешно направился к дому, где его ждал доктор Марти с очередной порцией мусора.
Часам к четырем работа была закончена, и мужчины снова пошли на кухню, где Эрик вызвался готовить еду. Его обед не блистал оригинальностью и разнообразием, но был вполне съедобен, а жареный цыпленок заслужил особое одобрение доктора Марти.
- Теперь я за вас абсолютно спокоен, мой друг, с голоду вы не умрете.
- Не умру, если будет достаточно продуктов.
- Об этом не беспокойтесь. Провизии здесь предостаточно. На досуге посмотрите в шкафах, там есть все, что необходимо взрослому человеку на месяц. – Доктор ткнул пальцем в крайний шкаф. – Даже вино. Что до скоропортящихся продуктов, то перед мусорной избушкой стоит погреб со льдом, он не тает до осени. Там я оставил рыбные и мясные продукты. Кстати, чтобы ваша рана скорей затянулась, ешьте побольше даров моря и пейте гранатовый сок. Он восстанавливает кровь.
- Спасибо, доктор. А теперь сядьте в это кресло и расскажите обо всем по порядку.
- Что именно?
- Все. Почему я здесь, а не в больнице, почему именно в этом доме, а не в другом. И из-за чего, в конце концов, такая спешка?
- Что ж, слушайте. Дело в том, что человек, который покушался на вас, кажется, не поверил, что вы мертвы, и готовит новую попытку нападения.
- Откуда такие сведения?
- Из первоисточника, то есть, от меня.
- От вас?!
- Да. – Доктор Марти встал с кресла и, подойдя к заветному шкафчику, достал оттуда бутылку коньяка. – Несколько дней назад я заметил из окна кабинета человека, прячущегося в подъезде дома, что напротив входа в больницу. Хотя на нем был надет плащ, я понял, что у этого господина сломана рука.
- И что же?
- Я не придал бы значения этому факту, если б не знал, что у вашего злоумышленника тоже сломана рука.
- Откуда это известно?
- Мне рассказал мсье Бедье. Он ведь бросился защищать вас и сам был ранен.
- Молодец Эмиль! Значит, он ему сломал руку?
- Не он, а вы. В последний момент, перед тем как убийца нанес вам удар ножом. Мсье Бедье ударил его креслом под колени, ваш недруг упал, а потом вскочил и набросился на мсье Бедье.
- Бедняга Эмиль. Он пострадал из-за меня.
- Как сказать. – Доктор Марти разлил коньяк по бокалам и подвинул один Эрику. – После ночной стычки ваш друг получил ранение в плечо, зато снова начал ходить.
- Не может быть!
- Как видите, может. Выпьем за его здоровье.
Они выпили, потом доктор Марти продолжил рассказ.
- Итак, у загримированного человека за окном тоже была  сломана рука. Я не придал бы этому значения, если б на другой день не увидел его там же. Мужчина приходил несколько дней подряд, и его целью был…
- Доктор Марти?
- Нет, мой друг. Этот человек следил за одним из наших санитаров. Два дня назад у них произошла встреча в кабачке неподалеку отсюда.
- А вы откуда знаете?
Доктор Марти ухмыльнулся.
- Как не знать, если я шел за ними до самого места и даже заглянул внутрь? Чтобы не быть узнанным, я не стал задерживаться и ушел, а после возвращения санитара позвал его к себе и убедил все рассказать.
- И рассказал?
На лице хирурга промелькнуло странное выражение.
- Иногда я могу быть очень убедительным… В общем, человек, которому вы сломали руку, знает, что вы живы, и я решил не рисковать. Я съездил на разведку в этот дом и убедился, что он еще пригоден для жилья. Несколько дней уборки, и вот, - доктор Марти снова обвел рукой кухню, - вы имеете вполне комфортабельное жилье, которым можете пользоваться, сколько хотите.
- Спасибо, доктор.
- Пожалуйста. - Марти посмотрел на часы. – Все, мне пора. Через час у меня вечерний обход.
Эрик что-то прикинул.
- Значит, это место не так близко от больницы.
- Да, не слишком. Поэтому убийце вряд ли удастся вас найти.