Итак, едем дальше.
_____________________

Вскоре монахиня привезла им обед, - по тарелке лукового супа с крохотным кусочком сала, по морковной котлете и по кружке теплой коричневатой жидкости со слабым запахом кофе. К трапезе также прилагался кусок  отрубяного хлеба грубого помола. Эрик съел его в первую очередь, запив жидкостью из кружки. Вслед за этим последовали суп и котлета. Они были проглочены в течение минуты, чему обедающий сильно удивился: давно уже он не ел с таким аппетитом.
Эмиль Бедье чавкал неподалеку. Покончив с едой, он сыто рыгнул и поцокал зубом.
- Хорошо покушал. Теперь бы покурить… Мсье Никак, ты, часом, не куришь?
- Нет. – Эрик ощупью нашел кружку и допил кофе. – И тебе не советую.
- Почему?
- Табак плохо действует на легкие. Кстати, ты с чем в больницу попал?
- С ведерком для угля. Понимаешь, только я вышел из своего подвала, чтобы…
- Я спрашиваю – с каким заболеванием?
- А, ты про это… так с язвой я какой-то там кишки.
- При язве тоже курить вредно.
- Так я и не курю, - Бедье снова рыгнул. – Потому что нечего.
- И это прекрасно, - Эрик почесал ухо, отметив некую странность  ощущений, но не придал этому значения.
- Не вижу ничего прекрасного. – Бедье присел к нему на кровать. – Ты-то как сюда попал?
- Так же, как и ты.
- Ну, я – понятное дело. Нам, бродягам, самое место в таких вот больничках. Или на кладбище. Ты – другое дело.
- С чего это?
Бедье потеребил рукав его некогда белоснежной рубашки.
- Да со всего. Взять хоть твою одежку. Это же натуральный шелк, из самого дорогого магазина.
- А ты откуда знаешь?
- Знаю. – Бедье хихикнул. – Между прочим, я не в простом подвале жил.
Эрик усмехнулся:
- В подвале, говоришь? Это интересно.
- Ну да. Я внизу, а наверху большой магазин готового платья. Иногда я туда заходил.
- В качестве покупателя?
- Нет, конечно, - собеседник Эрика вздохнул. – Иногда я там кой-чего… как бы это сказать…
- Говори как есть.
- Ну…заимствовал.
- Понятно. И что, ни разу не попался?
Бродяга недовольно фыркнул.
- Обижаешь, приятель. Эмиль Бедье, может, и не академик, не кончал всяких там Сорбонн, но в своем  деле дока. В подвале был лаз, о котором никто не знал. Когда мадам хозяйка и продавщицы уходили домой, я вылезал наверх и до утра был полным хозяином в магазине. Я ходил по всем залам и трогал все, что  только захочу. А кое-что прихватывал с собой, чтобы продать на улице, жить-то на что-то надо.
- И хозяйка не замечала пропаж?
- Замечала, наверное. Но я брал самое простенькое, и делал это нечасто.
- Весьма предусмотрительная тактика.
- Да. – Бедье шумно вздохнул. – Боюсь только, что мой подвал кто-нибудь займет, пока я тут кувыркаюсь.
- Как же ты язву заработал?
- Да по глупости. – Бродяга стукнул кулаком по одеялу. – И по жадности. Понимаешь, третьего дня нашел я в подвале отличный кусок мяса, парной телятины. Не знаю, как он туда попал, но я его съел.
- Как, сырой?
- Нет, конечно, сперва обжарил. – Бедье причмокнул. – Вкусно было до одури. А вечером живот схватило. К утру вроде полегчало, а к ночи опять. На третий день совсем плохо стало: в животе печет, в глазах туман, и знобит как в лихорадке. Как назло, уголь кончился, вот я и вылез с ведерком наружу…
- Понятно. – Эрик помолчал. – Знаешь, что, приятель?
- Что?
- Нет у тебя никакой язвы.
- Почему ты так думаешь?
- За три дня язва развиться не может.
- Что же у меня тогда?
- Отравление. Думаю, хозяйка магазина решила выкурить тебя из подвала и использовала для этой цели отравленное мясо.
- Мадам Ламьер?! Нет, она не могла! Она добрая.
- Добрые хозяйки не бросают отравленное мясо в подвал.
- Почему же? Может, это была приманка для крыс.
Эрик ехидно усмехнулся.
- Ну, если мсье Бедье считает себя крысой…
Эмиль Бедье обиженно засопел.
- Нет, мадам Ламьер на такое не способна.
- Тебе, конечно, лучше знать. -  Эрик помолчал. – Но на твоем месте я больше не брал бы от нее подношений. А еще лучше – съехал бы с этой квартирки куда подальше.
- Тебе легко говорить, - Бедье зашмыгал носом с такой интенсивностью, словно там стоял насос. – Вот выйдешь из больнички, а лаковый фаэтон тут же доставит тебя в «Гранд-Палас».
- В «Гранд-Палас»? – Мужчина хрипло рассмеялся. – Ошибаешься, дружище. До последнего времени я жил совсем в другом отеле, и он очень похож на твой.
- Врешь!
- Нет, не вру. 
- А как объяснишь это? – Бедье снова дернул его за рукав. – Нашел на улице, когда рылся в мусорном баке? А это? – Бродяга схватил его за руку, до боли сжав пальцы. – Скажешь, купил за десять су у рыночной торговки? Только она такими штучками не торгует, я точно знаю.
Мужчина вырвал у него руку, ощупал пальцами.
- Черт! – Его левый мизинец был увенчан кольцом. – Откуда?!
-Тебе лучше знать, мой бездомный друг. Колись уж. лучше, кто ты и откуда.
Но Эрик уже ничего не слышал. Плотный комок воспоминаний, недавних и совсем старых, монолитом осел в мозгу. Он крутился в одном направлении, наворачивая мысли  друг на друга, как нитки на клубок, но не позволяя раскручиваться обратно.
Кольцо?
Да, кольцо было. Кольцо Кристины, возвращенное ему вместе с прощальным поцелуем. Но как оно оказалось на пальце? Эрик не любил драгоценностей и никогда их не носил. Может, на этот раз он изменил привычке и надел кольцо в память о потерянной возлюбленной?
Такое предположение казалось вероятным.
Эрик задумчиво крутил на пальце тонкий золотой ободок, гладил выступающую горку драгоценных камней, словно касался руки их недавней владелицы. Помнится, Кристине нравились ювелирные украшения в форме цветка.
В форме цветка!
Неожиданно Эрика прошиб холодный пот. Не доверяя собственным ощущениям, он вновь провел пальцем по выпуклым ограненным камням.
- Черт возьми! – Рука отдернулась, словно обжегшись. – Черт возьми!
Камни были также идеально огранены. Но составлены в форме ладьи.
Ладьи, а не цветка!!!
- Черт! Черт! Черт!
- Э, чего орешь как резаный? – Эмиль Бедье вскочил с кровати. – Припадочный, что ли?
- Сам ты припадочный… - Эрик зевнул и отвернулся к стене. – Уходи, я спать буду.
- Спи, кто тебе мешает.
         Спать, конечно, он не собирался. Открытие оказалось столь ошеломляющим, что отгородиться от него было невозможно.  Эрик зарылся головой в куцую подушку, погрузившись в нелегкие размышления.
На удивление, после обеда думать стало значительно легче. Неужели на его мозговые извилины так подействовал поданный монашкой обед? 
Кроме того, стоило санитару развязать руки, как муравьи под бинтами куда-то делись.  Правда, грудь и плечи по-прежнему жгло огнем, и лицо тоже, но срывать повязки и располосовывать кожу на мелкие ленточки уже  не хотелось.
Эрик устроился поудобнее на своем сверхжестком ложе и попытался восстановить в памяти события, происшедшие после пожара, особенно, после ухода Кристины.
Куда он дел ее кольцо? Бросил в воду? Сунул себе в карман? А может, надел на палец?
Память ответила молчанием.
Вздохнув, Эрик оставил эту тему и взялся за другую.
Итак, он вновь прошел сквозь зеркало в потайной ход, поднялся по лестнице наверх, туда, где находился кабинет директоров. Именно там стоял сейф, куда складывали дневную выручку от продажи билетов. Как правило, деньги оставались в сейфе до следующего утра, потом их пересчитывали и отвозили в банк.
Эрик благополучно миновал коридор который в эти минуты  был пуст, - заслышав о пожаре, люди поспешили покинуть помещение. Он подошел к вожделенному кабинету и взялся было за ручку двери, но вдруг услышал доносившиеся изнутри странные звуки – словно в кабинете кто-то давился чаем или другим напитком. Чертыхнувшись, Эрик отошел от  двери, размышляя, как быть, но звуки неожиданно прекратились, и в кабинете воцарилась тишина. А из-под двери выползли длинные ленты дыма, окутывая ноги Эрика – пожар захватывал все большие площади.
Подождав с минуту и не заметив ничего подозрительного, Эрик толкнул дверь, которая распахнулась с неожиданной легкостью. На него пахнуло дымом и едким запахом гари. Дым плавал по кабинету синими волнами, делая предметы почти неразличимыми. Но один было невозможно не заметить.
- Дьявол, это еще что?!
«Это» лежало на полу перед распахнутым сейфом и было одето в шелковое серое платье.  Рядом валялся маленький аккуратный саквояж, из которого выглядывали пачки денег.
Эрик склонился к лежащей женщине и увидел, что она в глубоком обмороке, - должно быть, надышалась угарного газа. Интересно, кто она такая и что делала в кабинете?
Ответа на первый вопрос не было; ответ на второй содержался в распахнутом настежь сейфе и в маленьком саквояже, доверху набитом деньгами. Похоже, лежащая на полу незнакомка явилась сюда за тем же, за чем и он.   
Помянув добрым словом своего ангела, Эрик подхватил саквояж и, обойдя женщину, двинулся к двери. Дым сгустился до такой степени, что исторгал из глаз слезы.  В голове мелькнула отвлеченная мысль: хорошо, что здесь нет Кристины, она бы тоже могла задохнуться.
И тут судьба – а может, не судьба, что-то другое – сыграла  с ним шутку. Не понимая, зачем это делает, Эрик вернулся в комнату и снова подошел к лежащей.
Это была совсем молоденькая девушка, лет двадцати, не больше. Густые пепельные волосы наполовину скрывали ее лицо Возможно, оно было миловидным, но Эрик этого не заметил. Он увидел только побледневшие щеки и губы, которые и вовсе посинели. 
Если девчонку оставить, она задохнется в дыму, мелькнула досадная мысль. Не до конца сознавая, зачем это делает, он подхватил незнакомку на руки и поспешил к двери. Саквояж мешал идти, мотаясь из стороны в сторону, но Эрик скорей расстался бы с жизнью, чем бросил деньги. Ибо в них и только в них заключалась его жизнь. Теперешняя и будущая.
Времени на размышления больше не было: в дальнем конце коридора бушевало пламя; ковёр под ногами дымился, грозя загореться в любую минуту. Путь к потайной лестнице перекрывал огонь. Чертыхнувшись, наверное, в сотый раз, мужчина поспешил к черному ходу, подступ к которому был еще возможен.
  Он спускался по лестнице, когда над головой что-то оглушительно треснуло и разлетелось на мелкие куски, - это лопнул оконный витраж, не выдержав яростного напора огня. На голову Эрика посыпались разноцветные стекла. Тлеющая деревянная балка рухнула сзади, осыпав  Эрика дождем золотистых искр. Возможно, это было красивое зрелище, но на любование сейчас не было времени.
Незнакомка на руках с каждой минутой становилась все тяжелее, словно кровь в ее жилах превратилась в свинец; Маленький дамский саквояж  приобрел  вес  чемодана.  В  голове гудело  от криков мечущихся в панике людей; перед слезящимися от дыма глазами плыли золотые круги. Но самое страшное было еще впереди.
Эрик спускался по лестнице, минуя горящие ступени и стараясь не касаться раскаленных металлических перил. Ту, последнюю стойку, он даже не увидел, а почувствовал кожей,  инстинктивно откачнувшись в сторону. Это спасло ему жизнь. Пылающая деревянная махина чуть не сбила его с ног, ударив сзади. Удар пришелся на голову, но не прямо, а по касательной. Вспыхнули волосы, стало нестерпимо горячо глазам. Казалось, еще немного – и они лопнут, выскочат из орбит.
И тут незнакомка начала подавать признаки жизни. Она пронзительно закричала и вцепилась в Эрика  руками, прижимаясь всем телом. Растрепанные длинные волосы набились ему в нос и рот, мешая дышать. Он отворачивался и плевался, пытался высвободиться из  цепких, конвульсивных объятий, но девушка по-прежнему голосила и хватала его за руки. Кончилось тем, что Эрик легонько стукнул ее по шее, заставив угомониться. Это был особый прием – удар по сонной артерии. Девушка тут же обмякла и больше не мешала.
Эрик последним усилием толкнул дверь и оказался на улице. Там суетились какие-то люди.
- Вот, возьмите, - он передал кому-то девушку и  осел рядом на землю, прижав руки к слезящимся глазам. 
Кожу лица жгло огнем, опаленные пожаром легкие с хрипом вдыхали холодный уличный воздух. Эрик закрыл глаза и с облегчением расправил плечи: теперь все будет в порядке. Девчонка спасена, сам он тоже сумел выйти живым из этой переделки. А с такой прорвой денег может без проблем начать новую жизнь… Любую, какую пожелает.
Мысль о деньгах заставила вновь открыть глаза. Возле спасенной девушки хлопотал врач, но саквояжа там не было. Неужели…
В следующее мгновение Эрик был на ногах, в послеследующее –  распахивал дверь горящего здания. 
- Остановись, безумец, - кричали позади, - перекрытия сейчас рухнут!
Но Эрик их не слышал. В два прыжка он достиг подножия лестницы. Она горела, но казалась достаточно крепкой. Ступеньки трещали и качались под  тяжелыми шагами, но Эрик не сбавлял темпа, пока не достиг площадки, где тоже властвовал огонь. Оглушенный ударом по голове, наполовину ослепленный ожогами и едким дымом, мужчина опустился на колени, дюйм за дюймом обшаривая площадку, ибо саквояж мог быть только здесь.
И не ошибся: искомый предмет лежал в углу возле стены, присыпанный осколками стекол и обвалившейся штукатуркой.   
- Нашел!!!
Крепко сжав ручку драгоценного саквояжа, Эрик бросился вниз…

Отредактировано Мышь (2005-12-25 22:20:59)

А почему бы Призраку не быть корыстным? Я вообще считаю, что это единственно верная манера поведения в той ситуации. Вот, если бы он остался в своём жилище и встретил разгневанную толпу, криком: «Стреляйте гады, мне уже всё равно!» - тогда понятно. Но он ведь сбежал, следовательно, решил выжить, не смотря ни на что. А с его… эммм… проблемами прожить без денег уж никак нельзя.
Так что, я думаю, всё логично.

Елена
А по-моему отрубяной хлеб – нормально звучит… Или ты имеешь в виду – слишком современно? 

Рядом с эклерами, чай с бергамотом. Угощайтесь товарищи-женщины!
 

Глава 2.

- Мсье, мсье, проснитесь!
Спящий не шевельнулся.
- Мсье, ну, пожалуйста, - умоляющий женский голос превратился в жалобное поскуливание, - прошу вас…
Эрик открыл глаза, но, как и следовало ожидать, ничего не увидел. За пеленой бинта было темно, и он сделал вывод, что наступила ночь. Или ко всем его недугам прибавился еще один – слепота.
Странно, но он воспринял этот факт почти равнодушно.
- Я не сплю.
Он говорил очень тихо, но женщина услышала.
- Слава Богу, мсье, я уж думала, что вы…
- Умер? – Мужчина скривил губы. – Может, это было бы наилучшим выходом.
- Для кого?
- Для всех. И в первую очередь – для меня.
- Нет, нет, сударь, так нельзя говорить.
- Почему?
- Потому что грех.
Эрик усмехнулся.
- Знаете, мадам, в своей жизни я столько грешил, что теперь не имеет значения: одним грехом больше, одним меньше…
- Господь простит вас! Он всемилостив и великодушен, и прощает раскаявшихся грешников.
- А нераскаявшихся?
Женщина словно поперхнулась словами и замолчала. Потом неуверенно произнесла.
- Их тоже.
Теперь уже задумался мужчина. Но не о том, что сказала неведомая дама. Мысли вновь вернулись к потерянным деньгам, то есть, к саквояжу.
- Мадам, вы из благотворительного комитета?
- О нет, - кажется, женщина смутилась, - я принесла вам ужин.
- Кто же вы?
- Послушница монастыря Пресвятой девы Марии, в больнице которого вы нашли приют.
- Понятно.
- Меня приставили ухаживать за вами.
- Зачем?
- Затем, что вам не справиться одному.
- И вы тут с первого дня?
- Да, с самого первого.
Мысли Эрика работали в прежнем направлении.
- В таком случае, вы должны были видеть, в каком состоянии меня сюда доставили.
- В плачевном, сударь, в самом плачевном. Вы получили сильные ожоги лица и тела и долгое время были без сознания. Доктор потратил не один час, чтобы вернуть вас к жизни.
Мужчина мрачно улыбнулся.
- Низкий поклон ему за это… Скажите, а не было ли при мне каких-нибудь вещей? Мешка, например, сумки или саквояжа?
Ответ последовал без промедления.
- Ничего, сударь, абсолютно ничего. Мы не нашли даже вашего сюртука. Наверное, вы потеряли его на пожаре.
- Наверное…
Эрик закрыл глаза. На него вдруг навалилась неимоверная усталость, а в голове пульсировала одна-единственная мысль: все пропало, саквояж утерян. А с ним утеряны надежды на новую жизнь.
Просящий голос монахини вывел из транса.
- Сударь, вы можете приподняться? Я покормлю вас ужином.
- Спасибо, я сам.
- Но я должна…
Эрик повозился на скрипучей кровати и сел.
- Вы ничего не должны, мадам. – Он нащупал миску и ложку. – Впрочем, если хотите, можете рассказать о здешних порядках.
- Монастырских?
- Больничных.
- Извольте. – Женщина откашлялась. – Наша больница была основана при монастыре более века назад, и в первое время предназначалась для отдыха для паломников, совершающим хадж к святым местам.
- То есть, была странноприимным домом?
- Да.  Позже здесь стали принимать страждущих, живущих неподалеку, их пользовал монастырский лекарь.  А лет двадцать назад  больницу объявили общегородской, и сюда стали свозить больных со всего Парижа. – Монахиня помолчала. – Не думайте, сударь, здесь очень хорошие врачи, они не дадут вам умереть.
Больной усмехнулся.
- Поэтому меня поместили на пороге морга?
- Поверьте, это случайность! Просто в палатах не было свободных мест… да вы ешьте, ешьте.
Эрик подумал и сунул в рот ложку. На удивление, каша оказалась почти съедобной. По инерции он проглотил еще несколько ложек, продолжая светскую беседу с монашкой.
- Что за врач меня штопал?
- Его зовут мсье Шарье, он молодой, но, говорят, опытный и очень способный хирург.
- Хирург?
- Ну да. Вас сильно обожгло; он промыл раны специальным раствором и смазал лекарством, чтобы не было нагноения.
- Честь и хвала ему за это. Когда я смогу с ним поговорить?
- Завтра после полудня. В это время он осматривает больных…
- И заходит в морг, чтобы проведать тех, кого туда отправил?
- Напрасно вы так, мсье. Мсье Шарье – хороший врач. –  Монахиня взяла из рук больного пустую миску. – А вы молодец, хорошо покушали. Теперь можно и поспать. 
В мозгу у Эрика словно повернулся ключик, отпирая  невидимую дверцу.
- А что с моим соседом? Я его не слышу.
- И не услышите. Пока вы спали, мсье Бедье стало хуже, и его увезли.
- Куда – в морг?!
- Да нет же! – Монахиня нервозно собирала посуду. – Его увезли на промывание желудка.
- Это точно?
- Точнее не бывает. – Женщина усиленно гремела мисками, устраивая их на тележке со скрипучими колесами. – Мне кажется, мсье, вы одержимы манией смерти.
- А если и так?
- Напрасно. Я говорила с доктором Шарье. Он сказал, что ваша жизнь вне опасности. От ожогов на теле останутся шрамы, это неизбежно, но больше вам ничего не грозит.
- Уверены?
Монахиня толкнула тележку, отъезжая от постели больного.
- Завтра придет доктор, спросите у него самого.
Едва скрип колес затих, Эрик встал с кровати. Вожделенное заведение находилось в одиннадцати шагах от него. Интересно, сможет ли он обойтись без постороннего помощи?
Оказалось – смог. Вернувшись спустя четверть часа к исходной позиции,  мужчина поздравил себя с успехом, потом улегся в кровать и снова погрузился в размышления. Ему нужно было  во многом разобраться. 
Итак, согласно уверениям монашки, смерть ему не грозит. Что до шрамов, то к ним Эрику не привыкать. Конечно, тридцать лет назад все было по-другому. Когда его, шестилетнего мальчишку, швырнули с балкона второго этажа в пылающий костер, он думал, что умрет в ту же минуту. Но он выжил, о чем не переставал жалеть до сих пор, но стал калекой, уродцем с обожженным лицом и обожженной душой. Люди, которые встречали его, относились по-разному: одни брезгливо отворачивались, другие стыдливо отводили глаза в сторону, словно увидели нечто непристойное. А некоторые просто тыкали в него пальцами и смеялись.
Правда, таких было немного, но их насмешки ранили детскую душу больнее всего. Уже тогда, в далекие годы детства, Эрик понял, что если не хочет быть раздавленным и униженным, он должен сжать волю в кулак, заковать сердце в броню безразличия и презрения к своим мучителям, поставить непреодолимый барьер между их насмешками и собственным достоинством.
Годы жизни в бродячем цирке приучили его к страданиям, и не только физическим, - куда больней были муки душевные. Но он вынес и их.
  Маленькая белокурая танцовщица на канате была первым человеком, протянувшим ему дружескую руку. Ее звали Жюли, и она была самой красивой девочкой на свете, - для него, Эрика. Они играли вдвоем на арене, когда не было репетиций, прогуливались по улицам городков, в которых останавливался на гастроли цирк. Их отношения были чисты и невинны, какими бывают отношения между восьмилетними детьми.
Но родителям Жюли не понравилось, что их дочка водится с этим «уродом». Они пожаловались хозяину Эрика, и тот избил мальчика до полусмерти, запретив не то что приближаться к девочке, но даже смотреть на нее.
Это было трудно вдвойне: во-первых, как можно не смотреть на звезду, если ее свет бьет прямо в твои глаза? Во-вторых, как каждому человеку, Эрику нужно было во что-то верить, на что-то надеяться. 
Юная Жюли  была его и Верой, и Надеждой.   

И ещё кусочек от Айрин 
_____________________

Но счастье продолжалось недолго. В одну из холодных зим Жюли простудилась и заболела воспалением легких, а через неделю умерла. Весь цирк горевал о смерти девочки, жизнь которой прервала коварная болезнь. Родители – верховые наездники «два-Орландо-два» были безутешны, ведь Жюли была их единственной дочерью, единственно  радостью в жизни.
Как и для Эрика.     
Непонятно почему, но супруги Орландо посчитали виновным в смерти дочери Эрика, и обрушили на него свой гнев.
Теперь Эрику приходилось тяжелее вдвое, даже втрое: с одной стороны со смертью Жюли из его жизни ушло то единственное, ради чего стоило жить, - нежность, доброта и сострадание, надежды на светлое будущее, в котором есть место добрым чувствам и поступкам.
С другой стороны была непонятная ненависть безутешных родителей. Конечно, Эрик не был виновен в смерти девочки, но для отца и матери Жюли это не имело значения. Возможно, свалив вину на Эрика, они почувствовали облегчение, потому что могли мстить конкретному, живому человеку, а не бесплотной, неосязаемой болезни. Супруги Орландо не упускали случая, чтобы оскорбить, осмеять или даже ударить мальчика, если тот попадался под руку.
Но особенно страшно было вернуться под начало к хозяину. Собственно, Эрик никуда и не уходил, но раньше у него была отдушина, маленький уголок на свете, куда он мог спрятаться хотя бы на время, - общество Жюли. Со смертью девочки этот оазис исчез, растаял, превратившись в мираж.     
Примерно через полгода, когда мучения стали нестерпимыми, Эрик совершил свой первый побег. Ночью, когда хозяин заснул, нагрузившись по самые уши дешевым местным вином, - цирк стоял в небольшом южном городке, жители которого выращивали виноград, - мальчик перегрыз зубами веревку, которой был привязан к дереву, перелез через невысокую изгородь и побежал куда глаза глядят. Никакого плана у него не было, было только желание убежать как можно дальше…
Его нашли на третьи сутки, когда он спал, спрятавшись в  пустой  бочке от вина. Первым делом хозяин его жестоко избил, а на ночь приковал к фургону железной цепью с надежным замком.
Грызть железо Эрик не умел, зато смог открыть замок шпилькой для волос, украденной у одной их танцовщиц. Это случилось месяца через три после первого побега. На дворе стояла осень, было холодно и дождливо, и Эрик простудился. Он нашел убежище на каком-то сеновале, но через пару дней его, изнемогающего от лихорадки, обнаружил крестьянин, владелец сеновала, и сообщил о своей находке в цирк.
На этот раз хозяин не стал сажать мальчика на цепь, даже не стал его бить, что было удивительно. Когда же Эрик поправился, хозяин посадил его в клетку, самую настоящую клетку, в которой держат диких зверей.     
С этого дня клетка стала его постоянным пристанищем.
Долгими зимними ночами, свернувшись клубочком на  тонкой соломенной подстилке, Эрик предавался размышлениям. Не легким, крылатым мечтам, а тяжким, безрадостным думам – все светлое и прекрасное осталось позади, ушло в небытие вместе с Жюли.
Эрик не был виноват в смерти подруги, но все равно винил себя. В том, что недостаточно заботился о девочке, когда они гуляли под дождем или прятались от холодных порывов ветра, прижавшись друг к другу у стены какого-нибудь дома или сарая. Он корил себя за то, что не отдал подруге свою куртку, когда из тучи повалил снег. Шла первая неделя ноября, и так рано снегопада никто не ожидал. На Эрике была лишь поношенная холщовая куртка, надетая на голое тело. Девочку же согревала бархатная шубка с меховой опушкой и шелковый стеганый капор с воланами, - Жюли всегда была модницей. Но она все равно ежилась в своем кокетливом наряде - северный ветер продувал насквозь, - и мальчик предложил ей свою куртку. Правда, Жюли наотрез отказалась, и  Эрик в глубине души этому обрадовался: бродить с голой спиной по улице во время снегопада ему совсем не улыбалось.
Через месяц после этого Жюли заболела. Была ли причиной болезни та прогулка, неизвестно, но Эрик считал, что была.

- Эй, приятель, ты что, спишь стоя?
Эрик вздрогнул и оторвался от воспоминаний. Голос показался ему  знакомым.
- Это кто?
- Кто, кто. Конь в пальто. – Эмиль Бедье забулькал своим жизнерадостным смехом. – Чего стоишь, как памятник Ришелье?
- Я стою? – Эрик опустил руку, нащупывая то, к чему прислонился, и с удивлением обнаружил спинку кровати. Когда и зачем он поднялся, оставалось загадкой. Может, хотел совершить  променад за угол и обратно?
- Да я…
- Ладно, не суть важно, - успокоил  Бедье. – А у меня для тебя новости. Целых две.
- Какие новости?
- Одна плохая и одна хорошая. С которой начать?
- С любой.
- Тогда начну с плохой. Сегодня в нашу больничку наведались фараоны. Они искали человека, поджегшего Опера Популер и совершившего там убийство.
Эрик насторожился.
- А я тут при чем?
- При том, что его приметы весьма схожи с твоими. Мужчина, которого разыскивают, высок ростом и широкоплеч, и у него изуродовано лицо. Ну прямо вылитый ты.
Эрик почувствовал, как у него свело челюсти.
- После пожара у многих зрителей изуродованы не только лица, но и другие части тела.
- Именно так я и сказал одному из фараонов.
- И что же?
- Да ничего. С полчаса они рыскали по больнице, но так ничего и не нашли. А потом ушли, сказав, что придут завтра, когда на месте будут врачи. – Эмиль Бедье помолчал. – Они говорили, что пожар в Опере устроил Призрак.
- Вот как? – Сказал Эрик, чтобы хоть что-нибудь сказать.
- Да, так. И еще он убил главного певца… не помню имени.
- Он не убивал.
- Да? А ты откуда знаешь?
Эрик закусил губу: кажется, он сказал больше, чем следовало.
- Слышал от кого-то.
- А-а-а… Я тоже так думаю. С чего бы ему убивать бедолагу, если… - Бедье хмыкнул, - если только сам не хотел занять его место?
Эрик не очень убедительно кивнул.
- Вот именно.
- Поэтому, думаю, все это враки. Горлодера убил кто-то другой. А вот поджечь Оперу Призрак мог запросто.
- Почему ты так думаешь?
Бедье пожал плечами.
- Кто его знает? Говорят, у него много врагов. Может, эти люди были в театре, и Призрак решил прикончить всех  одним махом.
- Интересное умозаключение. 
- Спасибо. Говорят, этот Призрак – настоящий сорви-голова, такому палец в рот не клади. Я бы, например, не положил.
Эрика передернуло, когда он представил такую ситуацию.
- А он бы тебе и не позволил.
- Да Бог с ним, с Призраком. Лучше о себе подумай.
- В смысле?
- Завтра фараоны придут снова и прочешут всю больницу. Не знаю, кто ты, но лучше бы тебе на время исчезнуть.
Эрик пренебрежительно повел плечом.
- Мне нечего бояться.
- Ну, гляди, гляди, тебе жить…
Бедье отъехал со своим кресле подальше, а Эрик вернулся к невеселым размышлениям.
Похоже, констебли с набережной Орфевр не теряли времени даром. За три дня они обошли все больницы Парижа в поисках его, Эрика. Если придут завтра, все будет кончено. Врач мсье Шарье расскажет про своего больного, и фараоны поймут, что он и есть тот человек, которого разыскивают.
Стоп! Но это будет только завтра! Впереди целая ночь и, возможно, все утро, - раньше полудня блюстители порядка не явятся. За такое время можно сделать много чего, например,  сбежать отсюда.
- А что за хорошая новость?
Бедье звучно отхлебнул из кружки.
- Тебя разыскивала женщина.
- Меня? С чего ты взял?
- Ни с чего. Просто описала тебя в точности.
- Она назвала свое имя?
- Угу. Кажется, что-то вроде Желе или Жиро…
- Жири!
- Может, и так. Сказала, что придет завтра. Ага, так ты ее знаешь!
- Может быть.
Бедье причмокнул.
- А у тебя есть вкус, приятель, очень аппетитная дамочка.
- Это мой друг. У нее взрослая дочь.
Эмиль Бедье хохотнул.
- Одно другому не мешает.
- Да ладно. Что она еще сказала?
- Ничего. А вот я ей напомнил, что у тебя нет никакого шмотья.  Вроде обещала принести.
- Когда?
- Завтра к вечеру.
Эрик пересек коридор и остановился у противоположной стены. Завтра к вечеру! Да его уже утром здесь не будет!

Елена
Ок. Когда авторесса созреет, напишу админу. Она действительно, будет выходить в сеть с моего компа.

Daisy
Мерси боку за похвалы. Айрин – существо тщеславное, потому радуется как ребёнок каждому новому комментарию. Особенно, если коммент хвалительный =)

А что до ОЖП – в следующем кусочке она появится, так что гадать осталось недолго.

Miss
Почему перевирание фактов? Помнится, из фильма нельзя понять, откуда у Призрака появились шрамы… Или мне неправильно помнится?

Нэ. До Нового Года ждать проды «маскарада» не стоит… Сорри, что пообещала, но просто как-то позабылось немного, сколько времени и сил уходит на подготовку к празднику…

Офф. Кстати, у нас планируется что-то типа маскарада, на котором мы с двумя моими подругами будем в костюмах… нимф. Надеюсь только, что у нас всё пройдёт не так, как в моём фике