Наш Призрачный форум

Объявление

Уважаемые пользователи Нашего Призрачного Форума! Форум переехал на новую платформу. Убедительная просьба проверить свои аватары, если они слишком большие и растягивают страницу форума, удалить и заменить на новые. Спасибо!

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.



Свет в твоих глазах

Сообщений 301 страница 330 из 416

301

Отвечала Айрин

Цирилла
Обещаю: мрак скоро развеется.

Sunset
Правильная мысль: после ночи всегда наступает утро. И вообще – еще не вечер!

Banshee
Да, они поженились, но будут ли жить долго и счастливо – вот вопрос.

AvalonTree
Спасибо за беспристрастную оценку моего творчества  :)
Омели еще не привыкла к новому положении служанки замужней дамы. Но со временем привыкнет (если хватит времени)  :)

opera
Что касается неврастеника, то я все же описала одного ( Этьена Марти). По-моему, типа неврастеничней, чем он, придумать трудно. 

Hell
Что будет дальше, узнаем позже. Сейчас же могу сказать одно: эта глава – не последняя, так что, еще многое может измениться.

302

Глава 36.

Когда церковь опустела, некоторое время в ней стояла тишина. Затем в глубине помещения послышался какой-то шорох. Дверца одной из исповедален в левом притворе открылась, и оттуда вышел человек. Это был невысокий мужчина средних лет с незапоминающейся внешностью. Он неслышно подошел к алтарю, некоторое время разглядывал ковер из белых роз и качал головой, видимо, удивляясь непрактичности людей, выбросивших под ноги – в прямом и переносном смысле – целое  состояние. Потом нагнулся и поднял один цветок. Понюхав розу и насладившись ее ароматом, он сунул колючий бутон себе в петлицу.
- Да, Жан, ты оказался прав. Свадьбы часто преподносят сюрпризы…

Спустя час этот же человек входил в комнату редактора газеты «Паризьен». Хотя было уже довольно поздно, за столом сидел, склонившись над бумагами, грузный мужчина и что-то писал. Увидев вошедшего, он отложил перо и указал на стул по другую сторону стола.
- А, явился? Как успехи?
Человек их церкви развалился на стуле, закинув ногу на ногу.
- Неплохо. А ты был прав. Свадьба – это действительно здорово.
- Тебя заинтересовали парикмахер и скобянщица? Интересно, чем? Кстати, Мишель, он делал прическу невесте сам, или они по такому случаю наняли другого парикмахера?
- Извини, не спросил. Зато узнал кое-что другое.
- Что именно?
- Среди гостей был некто мсье Арди, известный парижский фуражир.
- Ну, ну, я что-то о нем слышал. С чьей стороны он был?
- Со стороны невесты.
- Родственник?
- Нет, жених подруги невесты.
- И что это за подруга?
- Тоже весьма известная личность.
- Чем?
- Слышал об алмазе  «Бонапарт»?
- А как же! Бриллиант в двадцать пять карат, необыкновенного дымчатого цвета.
- Он самый. Так вот, эта женщина…
- Его украла?
- Остряк! Она его хозяйка. А также десятка других, не менее известных бриллиантов.
- Так она – Крез в юбке?
- Вроде того.
Редактор Жан повел круглыми плечами.
- Тогда не пойму, что свело такую богачку с какой-то скобянщицей и парикмахером. С таким богатством ей место в высшем свете.
- Все правильно, она там и была. Но аристократки ее не приняли, посчитав слишком грубой, вульгарной и невоспитанной.
- Ох уж эта голубая кровь! Так она не дворянка?
- Как говорится, и рядом не стояла. Ее отец был владельцем суконных мануфактур в Лионе. Девчонка богата, но необразованна. Вот и потянулась к тому, кто был к ней добр и не требовал больше, чем она может предложить.
- Понимаю… - Жан вновь водрузил очки на глаза. – Если я правильно тебя понял, эта вульгарная богачка и фуражир Арди скоро поженятся?
- Кто их знает… наверное. – Мишель поправил белую розу в петлице. – Хотя девицу немного жаль.
- Это почему же?
- Фуражир высосет из нее деньги, как паук кровь из мухи, сам будет гулять и веселиться, а жену посадит дома и заставит вышивать подушки.
- Не вижу ничего плохого в вышивании подушек. 
- Я тоже. Но поглядел бы ты на эту женщину!
- Что, чудо как хороша?
- Напротив. Нескладная толстуха с носом-пуговкой и губами, как у негритянки. 
- Что же тебя в ней привлекло?
- Глаза. Ей к тридцати, а взгляд – как у ребенка, чистый и бесхитростный.
- Она что, недоразвитая?
- Да нет, просто наивная не по годам, всю жизнь провела в провинции.
- Бедняга. Тогда фуражир ее точно съест. Впрочем, это не наше с тобой дело.
- Согласен. – Мишель повертел между пальцами карандаш. – О чем будем писать?
- О фуражире, конечно. И о мадмуазель «Бонапарт». Как, бишь, ее фамилия?
- Не помню.
- Так вспоминай.
- Хорошо. – Мишель помолчал. – Между прочим, я еще на одной свадьбе побывал.   
- Вот как? – Жан рассмеялся всем телом, как умеют смеяться лишь толстяки. – Сен-Сюльпис устроил воскресный конвейер по заключению брачных союзов?
- Нет, вторая свадьба состоялась в Сен-Жермен-де-Пре.
- О, в Сен-Жермене?! Тогда это наверняка что-то из ряда вон выходящее. Кто тебя на нее навел?
- Никто,- Мишель пожал плечами, - с твоей легкой руки я решил совершить рейд по церквям, а ближайшей к Сен-Сюльпису оказалась базилика Сен-Жермен.
- Понятно. И кто там венчался? 
- Мсье Эрик Венсан, землевладелец из Руана.
Круглый, как мяч, Жан пожевал толстыми губами.
- Эрик Венсан? Не знаю такого. А ты?
- Я тоже. Зато его невесту…
- Так, так, - редактор поудобнее уселся на стуле, который жалобно скрипнул под непомерной тяжестью. - Кто же сия знатная особа?
- Мадмуазель Пуатье из Орлеана. 
- Мадмуазель Пуатье, мадмуазель Пуатье… Постой, не та ли это Пуатье, которая в прошлом году покорила всех на балу в Ратуше?
- Она самая.
- Кажется, она приходится родственницей директору сгоревшей Опера Популер?
- Она племянница одного из директоров, мсье Моншармена.
- Так, так. Значит, дядюшка выдавал племянницу замуж?
- В том-то и дело, что нет!
Жан поднял очки на лоб.
- Прости, не понял. Кто же тогда ее выдавал?
- Да никто, - Мишель откинулся на спинку стула, наслаждаясь удивлением коллеги, - она сама себя выдала.
- Что, без свидетелей? Тогда этот брак недействителен.
- Нет, свидетели как раз были, да еще какие!
- Не томи душу, говори!
- Виконт Рауль де Шаньи с супругой.
- Ого! Это фигуры!
- Несомненно. И благодаря им в церкви произошел скандал.
- Ну-ка, ну-ка, с этого места поподробнее!
- Изволь. – И Мишель пересказал все, что смог услышать и увидеть из своей исповедальни.
Когда он закончил рассказ, тучный Жан поднялся с места и прошелся по заваленному бумагами кабинету, разминая усталое после долгого сидения тело.
- Ничего себе историйка. Сдается мне, что мадам де Шаньи и этот землевладелец прежде были знакомы.
- Конечно, иначе он не называл бы ее по имени и не говорил «ты».
- Значит, она испугалась?
- Да, со стороны все выглядело именно так. Думаю, когда-то они были в близких отношениях. А потом девица нашла себе парня побогаче и познатней и сделала своему землевладельцу ручкой.
- Девица-то хороша?
- Ничего, смазливая. Да ты ее знаешь, это шведка, Кристина Дайе.
- Певичка?! Де Шаньи все-таки на ней женился?
- Выходит, что так.
- Почему же мы не писали об их свадьбе?
- Наверное, они венчались за границей.
- Шуму, значит, не хотели?
- Может быть. – Мишель по привычке грыз кончик карандаша. – Так что писать будем? Про обморок мадмуазель Пуатье упоминать?
Толстый Жан подумал.
- Пожалуй, не надо. Девчонка, наверное, беременна, а может, и нет. Если напишем, а это окажется не так, могут привлечь за клевету. Интересно только, почему на венчании отсутствовал дядюшка. Может, приболел?
- Тогда отменили бы свадьбу. – Мишель сел за соседний стол и придвинул к себе стопку бумаги. – Значит, про дядюшку не упоминаем, про обморок тоже. А что тогда остается?
- Новобрачные. Их свидетели и гости. Пиши коротко, но со значением. – Редактор вдруг что-то вспомнил. – Ты точно уверен, что венчание было легальным?
Мишель скривил губы.
- Обижаете, мсье. Я справлялся у служки: церемония  проведена по всем правилам. Он показал церковную книгу, там черным по белому записаны имена новобрачных.
- Тогда проблем не будет. – Жан посмотрел на часы. – Половина девятого. Строчи поскорей, и пойдем по домам. Меня уже семья заждалась.         

Свадебный кортеж прибыл к месту назначения, - в особняк «Розен палас» - в половине седьмого вечера в том же составе, но в совершенно другом качестве: несколько часов назад в церковь Сен-Жермен-де-Пре направлялись жених и невеста, обратно же они приехали, будучи мужем и женой.
Итак, самое страстное, самое заветное желание молодоженов осуществилось: брак заключен, теперь есть возможность приступать к исполнению следующей части договора, - добыванию денег.  Одиль наметила посещение своего парижского нотариуса на следующий понедельник, - за неделю копии документа о заключении ее брака с Эриком Венсаном должны быть разосланы всем заинтересованным лицам, в том числе, ее банкиру и нотариусу.
Расторопная Омели за несколько минут сервировала праздничный ужин, состоявший из холодных закусок, а Эмиль Бедье принес из погреба бутылку шампанского.
Первый тост был, конечно же, за новобрачных.
Эмиль поднял бокал с искрящимся вином.
- Друзья мои! В этот праздничный вечер я хочу поздравить…
Эрик Венсан поднял на него тяжелый взгляд.
- Можешь не продолжать. Мы все поняли и благодарим.
Бедье поперхнулся на полуслове.
- Эй, ты чего?! На свадьбе так не принято. – Он обратился к бывшей невесте, а теперь жене Эрика Венсана. – Мадмуазель, хоть вы скажите!
Одиль оторвала глаза от своего бокала.
- Спасибо, дорогой Эмиль, но поздравлять с фиктивным браком по меньшей мере неразумно… и даже аморально. Давайте просто выпьем шампанского без всяких тостов.
Бедье вздохнул и пожал плечами.
- Что ж, как говорили древние, чего хочет женщина, того хочет бог. Тогда я выпью… за прекрасных дам!
И он первый пригубил шампанское.
После праздничного ужина, который праздничным не стал, обитатели «Розен паласа» начали готовиться ко сну. Эмиль помог Эрику перенести свои вещи в комнату Омели, потом перетащил нехитрый скарб девушки в бывшую комнату Венсана. Это были чисто символические действия, ибо все знали, что заключенный сегодня брак не имеет ничего общего с настоящим, и территориальная близость молодоженов никоим образом не способствует их физическому сближению.
Пожелав друг другу спокойной ночи, все четверо разошлись по своим комнатам и улеглись в постель, погрузившись… нет, не в сон, а в размышления, которых у каждого за день накопилось немало.

Одиль сняла свой подвенечный наряд и швырнула в угол: никогда больше она не наденет этого платья, не повернется в нем перед зеркалами. Платье красиво, спору нет, но сегодня оно ее опозорило, угодив в лужу, и недостойно того, чтобы быть надетым еще раз.
Девушка вздохнула: боже, какая глупость приходит на ум! Конечно, бедное платье ни в чем не виновато, это все лужа… в которую ее заставил вступить Эрик Венсан! Вот кто виновник всему! Наверное, он хотел представить Одиль в смешном и неприглядном виде, - что и сделал, показав, что для него не ничего святого, что     Одиль ничего для него не значит, и женится он исключительно ради денег.
Но…
Остановись возница чуть-чуть дальше, лужа осталась бы позади, и шлейф платья Одиль не упал в грязь. У возницы не было причин вредить своим пассажирам, так что обвинять его в преднамеренности действий нельзя. Значит, всему виной дождь, на который человек воздействовать не может, и выходит, что во всем виноваты высшие силы, сладить с которыми Одиль бессильна.
Наверное, эти высшие силы внимательно следили за ее действиями, знали о намерениях и не одобряли их, и в последний момент хотели заставить отказаться от задуманной аферы с венчанием. Одиль же не вняла предостережениям и не отменила церемонию. К чему приведет ее безрассудный поступок, сказать трудно. Но одно несомненно: ждать радости и гармонии от этого брака не следует. 
Девушка надела красивую ночную рубашку, купленную для этой ночи: продавщицы белья, увидев, что Одиль выбирает свадебное платье, принесли ей очаровательный бельевой гарнитур, состоящий из полупрозрачной, ажурной ночной сорочки, таких же кокетливых панталончиков с оборками и кружевного чепца для волос.
         Такой прелестный гарнитур приведет в восторг любого новобрачного. Любого, только не Эрика Венсана. Он не увидит Одиль в столь соблазнительном наряде, не восхитится им, так как никогда не переступит порога ее спальни.
Потому что думает о другой женщине, видит в своих снах и грезит о ней наяву…
И надо же было случиться такому, что в самый ответственный момент эта особа оказалась в церкви! Вот и не верь после этого в провидение!
Да, момент был драматический, когда при последних словах святого отца « объявляю ваш брак свершившимся» грянул гром, а в дверях появилась злополучная парочка. А чуть позже, когда Кристина Дайе захотела подойти и поздравить молодоженов?!
Одиль считала себя здоровой и крепкой девушкой, она ни разу в жизни не теряла сознания, даже когда умерла ее мама, а позже – отец. Да, слезы были, и много, но обмороки – никогда.
Но в тот момент, когда Кристина Дайе подошла, и Эрик Венсан шагнул к ней, позабыв про Одиль, ей показалось, что она умирает. Такой сильной боли в груди она не испытывала за всю свою жизнь, а в голове молоточком стучала одна и та же мысль: вот и все, она проиграла. Сейчас Призрак уйдет с женщиной, которую любил всю жизнь, и Одиль останется одна. Снова одна…
Но он не ушел. По словам Омели, он даже подхватил Одиль, когда она стала падать. Наверное, это было сделано из жалости, - других чувств Эрик Венсан к своей невесте испытывать не может. Но Одиль не нуждается в его жалости. В конце концов, их брак  осуществлен, ей осталось вступить в права владения наследством, поразыгрывать месяц-другой комедию «счастливого супружества», а потом развестись. Именно эту истину следует ставить во главу угла, а прочие романтические глупости выбросить из головы раз и навсегда. 
Одиль перевернула подушку холодной стороной и печально улыбнулась самой себе.
- Что ж, мадам Венсан. Приятных сновидений вам в первую брачную ночь.
Но улыбка скоро перешла в гримасу страдания, и через минуту «счастливая новобрачная» горько плакала, уткнувшись лицом в подушку…   
   
Эрик Венсан ворочался на своем новом ложе, пытаясь заснуть, хотя понимал, что из этой затеи нечего не получится: слишком серьезные изменения произошли сегодня в его жизни, слишком много мыслей и эмоций они вызвали.
Итак, несколько часов назад он стал женатым человеком. Пусть чисто формально, но стал. Теперь у него есть жена, женщина, с которой он некоторое время вынужден быть рядом. Они будут вместе есть, разговаривать, ездить на прогулки. Эрик будет оказывать ей знаки внимания, дарить цветы и ухаживать, когда они будут посещать балы, выставки или театры. Возможно, со временем у них появятся общие интересы и увлечения, они станут лучше понимать друг друга… Но никогда не станут близки, как настоящие супруги, потому что фиктивный брак не предусматривает интимных отношений.
Этот факт, конечно, неприятен, так как, несмотря ни на что, Эрика влечет к этой зеленоглазой сирене, влечет так сильно, что порой он готов грызть собственные пальцы, дабы заглушить неуемное желание, зарождающееся в его чреслах при одном взгляде на Одиль Пуатье.
Возможно, это желание и не позволило ему покинуть в церкви новобрачную, остаться рядом, хотя душой он был рядом с другой, той, что мимолетно заглянула в церковь, пожелала ему счастья с нелюбимой женщиной, а потом упорхнула под крыло к своему обожаемому виконту.
Но хоть Кристина отшатнулась, не захотела подать Эрику своей руки, одно несомненно: она увидела в нем обыкновенного человека, а не урода. Смешно сказать, Кристина даже не узнала его! Правда, она испугалась, но не внешности Эрика, а…
Трудно сказать, чем был вызван испуг Кристины Дайе. Скорей всего, ей стало страшно, что Эрик вновь начнет говорить о  любви, делать признания, когда рядом стоит ее законный супруг…
Полноте, да супруг ли он? Возможно ль, чтобы виконт де Шаньи женился на оперной диве?! В аристократическом обществе такие браки не приветствуются. Может, они просто живут вместе?  Всем известно, что виконт – отчаянный повеса, который меняет женщин, как носовые платки. Вдруг Кристина – одна из его жертв?
Эрик вдруг снова почувствовал себя Призраком Оперы, и его кулаки сами собой сжались: никому и никогда он не позволит унизить женщину, которую любил… любит больше жизни! Если виконт де Шаньи решил просто позабавиться с девушкой, Эрик вызовет его на дуэль и накажет.
Призрак Оперы скрипнул зубами, вспомнив свое постыдное поражение на кладбище. На этот раз все будет не так! Он выйдет победителем из поединка, и Кристина наконец поймет, кто любит ее сильнее…
Нет, не поймет…
Эрик вытер ладонями вспотевшее лицо и прерывисто вздохнул: увы, этого не будет. Перед глазами вдруг возникла картина, когда Кристина, подойдя к нему, стоявшему у алтаря рядом с невестой, сказала:
- Мы с мужем хотим вас поздравить…
«Мы с мужем»! Значит, она действительно замужем и, судя по всему, счастлива в браке.
А потому – Эрик должен оставить мечты о несбыточном.
Девушка, которую он любил все эти годы, выбрала другого мужчину, а поскольку Эрик хотел видеть Кристину счастливой, он должен быть рад ее теперешнему счастью и добровольно отойти в сторону.
Мужчина мрачно усмехнулся: что он и сделал.
Да, он вернулся к невесте и останется с нею столько, сколько потребуется. И пусть этот брак не подарит Эрику любви, зато даст то, о чем он мечтал: финансовую свободу и независимость. Сегодня у него не было времени поговорить об этом с Одиль Пуатье… пардон, с мадам Венсан, но завтра он обязательно затронет эту тему. Ведь, в сущности, комедия с венчанием осуществлялась с одной целью, - сделать независимой Одиль Пуатье, чтобы она могла вступить во владение наследством  и поделиться с Эриком своим имуществом… которого, судя по всему, у нее немало.
И это его вполне устраивает.

Омели стерла слезинки со щек и встала с постели. Как и остальным обитателям дома, ей не спалось. Девушка налила воды из кувшина, стоявшего на подоконнике, и залпом выпила. Вода была такая холодная, что свело зубы, а по телу пробежал озноб. Вот было бы хорошо, если б он мог унять пожар, полыхавший в груди Омели!
Сегодня произошло великое событие: ее хозяйка вышла замуж за странного человека по имени Эрик Венсан. Он стал супругом Одиль Пуатье и, следовательно, хозяином ее, Омели.
Хорошо это или плохо?
Девушка пожала плечами: для нее, наверное, не то и не другое. Мсье Венсан не станет предъявлять права на камеристку своей жены, Омели по-прежнему остается под началом хозяйки, а выполнять приказы нового хозяина будет, по всей видимости, Эмиль. Добрый, верный, исполнительный Эмиль Бедье.
Жаль, конечно, что он отказался от дружбы с Омели. Ведь она ему нравится, это точно. Если б Эмиль согласился, они стали бы жить вместе, и Омели заботилась о нем как самая любящая и преданная жена.
Но Эмиль сказал «нет», сославшись на «преклонный» возраст и отсутствие денег, без которых не мыслит себе создание семьи. Отговорка, конечно, несуразная: многие парижские семьи не слишком-то богаты, но живут себе и живут, и Омели с Эмилем жили бы не хуже. Значит, причина не в деньгах, а в чем-то другом. Возможно, у Эмиля есть на примете женщина, с которой он хочет связать свою жизнь… например, хозяйка магазина, которая его отравила. 
Омели пожала плечами: неужели этот глупый человек способен до сих пор любить особу, едва не лишившую его жизни?! Но если даже так, Омели не может этому помешать, - несмотря на кажущуюся мягкость, Эмиль Бедье знает, чего хочет, и позволяет управлять собой только до определенного момента. И раз он не хочет жениться на Омели, его решение окончательно и бесповоротно… наверное.
Надо быть откровенной, страстной влюбленности к Эмилю Омели не испытывает, такие сильные чувства теперь не для нее. Никогда больше она не сможет отдаться всем сердцем мужчине, сказать ему волшебные слова, которые говорят только раз в жизни. Ее разбитое сердце не откроется навстречу новой, прекрасной любви…
Потому что вся его нежность и теплота без остатка потрачена на другого человека, которому этот дар оказался совершенно не нужен.
И пусть Эмиль ответил отказом, хорошо уже то, что  он просто есть на свете. Дружеская забота Эмиля помогает позабыть о другом человеке, разрушившим мир ее девичьих грез, растоптавшим первое, светлое чувство.
Этьен Марти.
Самая большая любовь и самая большая и тяжелая утрата ее жизни. Омели любила этого человека больше жизни, больше самой себя. А он… он растоптал ее чувства и бросил в грязь, как ненужную вещь.
Этьен не пришел на венчание в церковь, и поначалу Омели была рада этому. Но в какой-то момент она вдруг ощутила резкую боль в груди и поняла, что с мужчиной случилось что-то плохое.
Но тут хозяйка упала в обморок, и тревоги об Этьене Марти отошли на задний план.
И только теперь, оставшись наедине со своими мыслями и чувствами, Омели поняла: человеку, которого она любила, грозит  опасность, быть может, смертельная. И если она не придет ему на помощь, он погибнет… погибнет по ее вине.

На что Эмиль Бедье обладал спокойным и уравновешенным нравом, но даже он нынче чувствовал себя не в своей тарелке. Странная свадьба Норманна (читай «Эрик Венсан») и мадмуазель Пуатье выбила из колеи.
Да нет, свадьба была не странная, а самая обычная, до тех пор, пока в церковь не ввалилась эта чокнутая парочка. Девице приспичило пожелать счастья новобрачным, а дальше началось такое, о чем и вспоминать страшно.
Эмиль не был ревностным католиком, посещал церковь от случая к случаю, но он никогда не сделал бы того, что совершил Венсан. Мало того, что жених, стоя перед алтарем, обратил свой взор на другую женщину, так он еще посмел оставить законную жену и ринуться за той, другой!
Хорошо, что Эмиль стоял позади новобрачных и, когда Венсан бросился вслед уходящей мадам Кристине, он незаметно подставил новоиспеченному муженьку ножку, от чего тот едва не рухнул на каменные плиты церкви (очень неблагоприятная примета).
Поддержав Венсана, Эмиль тем самым спас его от падения в прямом и переносном смысле… После чего молодой муж также спас потерявшую сознание жену, подхватив ее в самый последний момент буквально в дюйме от пола.
Но это так, к слову. Сейчас Эмиля больше тревожили мысли о другом, - он вспоминал преградивший им путь другой свадебный поезд. С дальнего расстояния он не рассмотрел жениха и невесту, зато прекрасно видел гостей, ехавших сзади. Среди них было много красивых девушек в нарядных платьях.
Эмилю всегда нравились нарядные, ухоженные женщины, такие, например, как Марго Ламьер. В какой-то момент ему  показалось даже, что в одной из открытых колясок  сидит она. Конечно, это было игрой воображения, но его сердце как-то странно затрепетало.
Интересно: если представить на миг, что Марго придет к нему и попросит прощения за свое вероломство, согласится он вернуться или нет?
Эмиль усмехнулся этой несуразной мысли и закрыл глаза: Марго Ламьер не придет, ожидай он хоть сто лет, так что лучше об этом не думать.   

303

вот это да!
не то что любовный треугольник - многогранник прямо! неравносторонний..))
интересно-о..

304

Отвечала Айрин

Цирилла
Это ещё что! Вот Мышь предлагает устроить выставку портретов персонажей фика, тогда вы точно запутаетесь =) 

305

Глава 37.

На следующее утро мужчины преподнесли новобрачной  подарок. После завтрака Эрик Венсан предложил дамам  прогуляться, благо погода стояла великолепная, и вся компания вышла в сад. Они миновали цветник и завернули за хозяйственные постройки. Каково же было удивление Одиль, когда она увидела там стоявшие посреди газона… шахматы!
Но это были не обыкновенные шахматы. Они достигали  высоты в половину человеческого роста, были сделаны из дерева и стояли на настоящей шахматной доске, похожей на небольшую площадку для танцев, разграфленную на белые и черные квадраты.  Все шахматные фигуры стояли на своих местах, и Одиль вдруг вспомнила, как подглядывала за Эмилем Бедье, когда тот обрабатывал нечто, напоминавшее конскую голову. Значит, она не ошиблась, и мужчины делали шахматы, чтобы подарить ей! Но как они…
Эрик Венсан с легкой улыбкой смотрел на Одиль.
- Нравится?
- О, еще бы! Но как вы…
- Как узнал? – Мужчина чуть заметно улыбнулся. – Однажды в разговоре вы обронили фразу, что я снова делаю рокировку в сторону.
- Что-то не припомню такого.
- А вот я помню прекрасно.  Я лежал тогда в больнице, и вы приходили ко мне с визитами… и с ножницами. 
- Да, вспомнила… и что же?
- А то, что понятие рокировки относится в первую очередь к шахматам.
- Не только к шахматам. В фехтовании, например, тоже применяют этот термин.
- Согласен. Но вероятность того, что вы играете в шахматы, казалась мне гораздо выше той, что вы деретесь на дуэлях.
Одиль от души рассмеялась.
- В логике вам не откажешь. Да, я действительно люблю играть в шахматы.
- Теперь у вас будет такая возможность.
Омели тряхнула кудряшками.
- Но они такие огромные! Мадам не сможет сдвинуть их с места.
- Вы так думаете? Тогда попробуйте сами.
Девушка неуверенно подошла к заинтересовавшей ее фигуре коня и взяла за голову. Конь оторвался от доски неожиданно легко.
- Ой, они и вправду легкие!
- Они полые внутри. Эмиль потратил немало времени, выскабливая внутренности, чтобы облегчить их вес.
- Звучит довольно зловеще.
Венсан рассмеялся. Сейчас он стоял вполоборота к Одиль, и его лицо было обращено той стороной, которая меньше пострадала при пожаре. В этом ракурсе оно казалось почти красивым.
Мужчина поймал ее взгляд.
- Почему вы так смотрите… Одиль?
Она смутилась, пойманная на запретном, и отвела глаза в сторону.
- Вы… ваше лицо быстро загорает.
- Да, как у всех белокожих людей. – Он быстро провел ладонью по лицу. – Доктор Марти приказал больше бывать на солнце, но, кажется, я перестарался.
- Нисколько, - Одиль откашлялась, изгоняя из голоса невесть откуда взявшуюся сипоту, - загар вам идет… Эрик.
- Благодарю. – Венсан помолчал. – Не желаете партию в шахматы?
- С вами?
- В общем, да… Но если хотите сыграть с Эмилем, я не стану возражать.
- Я? В шахматы? – Эмиль Бедье хмыкнул и отступил назад. – Благодарю покорно, друзья мои.
- В чем дело, - удивилась Одиль, - Эмиль, вы не хотите со мной играть?
- В трик-трак – пожалуйста, в буриме – с превеликим удовольствием. Но в шахматы…
- Откуда такое отвращение к благородной игре?
- Отвращения нет. – Эмиль помолчал. – Есть предубеждение. Шахматы – игра королей и дипломатов. Я же не отношусь ни к тем, ни к другим.
- Мы тоже не относимся ни к одному из названных вами сообществ, тем не менее, не отвергаем эту игру столь категорично. Скажите просто, что не умеете играть.
- Да, не умею. – Видя, что девушка хочет возразить, Эмиль поспешно добавил. – И не хочу учиться.
- Что ж, вольному воля. – Эрик Венсан обратился к жене. – Итак, дорогая, у вас нет выбора. Придется играть со мной.
- Придется. – Одиль с улыбкой посмотрела на мужа. – Но, по-моему, я и не возражала.
- Вот и отлично. – Эмиль взял под локоток Омели. – А пока эти шахматные гении будут сражаться за корону, которую нельзя надеть на голову, мы, детка, прогуляемся по саду и соберем букет, чтобы украсить обеденный стол.
Оставшись вдвоем, молодожены почувствовали себя еще скованней, чем прежде. Одиль гладила деревянную голову коня; ее супруг мерил шагами свободное пространство шахматного поля. Наконец он не выдержал.
- Я знаю, о чем вы думаете, Одиль.
- О чем же? – Спросила она, не прерывая своего занятия.
- Не можете простить мне того, что произошло в церкви.
Девушка пожала плечами.
- Ошибаетесь, сударь. Особенности нашего брака позволяют каждому вести собственную жизнь. И если кто-то из друзей решил поздравить вас в день бракосочетания, вы имеет полное право принять… поздравления.
- Не «кто-то»! В церкви была…
- Не продолжайте. Я знаю, кто эта женщина.
- Вот как? Откуда?!
Одиль покачала головой.
- Ай-яй-яй, мсье! Надеюсь, вы не забыли, что я – племянница директора Опера Популер? Я бывала в театре и имела представление о том, что там происходит. Слухи о протеже  Призрака Оперы достигли и моих ушей.
- Ах да, верно. – Эрик Венсан вздохнул. – Что ж, это упрощает дело.
- Разумеется. И хотя Кристина Дайе является супругой виконта де Шаньи, это не мешает вам оставаться с ней добрыми друзьями.
- Друзьями?! – Венсан в раздражении пнул ногой деревянного слона так, что тот улетел за пределы шахматного поля. – Черта с два! Я любил эту женщину!
Одиль кивнула.
- И влюблены до сих пор. Что ж, любите себе на здоровье. Только не знаю, придется ли ваша любовь по вкусу виконту де Шаньи.
- Это мое дело! – Мужчина воинственно вздернул подбородок. – Вы не имеете к нему никакого отношения!
- Разумеется. Так мы играем или нет?
- Играем, черт возьми!
         Одиль шагнула на середину поля и взялась за пешку.
- Тогда – чур, мои белые.
- Хоть зеленые, - буркнул мужчина и сделал ответный ход. Он также не блистал оригинальностью: Е2 – Е4. – Что дальше?
Дальше игра пошла оживленнее, оба партнера – а, может, противника – увлеклись шахматными ходами. В середине партии силы были примерно равны, но в эндшпиле небольшой перевес оказался на стороне Одиль. Видя, что противник начинает нервничать, Одиль приняла мудрое решение. Она не хотела ссориться с мужем, а это неизбежно произошло бы, проиграй он партию. Поэтому девушка как бы незаметно пожертвовала пешку, а вскоре и вторую. Теперь позиции стали равны, и Одиль предложила ничью.
Эрик Венсан подумал и с недовольным видом согласился.
- Так и быть, - он протянул руку.
Его пожатие было дружеским, более чем дружеским. В какой-то момент Одиль подумала, что мужчина хочет поцеловать ее руку. Но он лишь прикоснулся к ее вздрогнувшим пальчикам, задержав их в своей ладони на мгновение дольше, чем следовало.
- А вы неплохо играете.
- Вы тоже.
Венсан поглядел на солнце.
- Хотел предложить реванш, но сейчас поздно, скоро обед.
Одиль подняла брови.
- О каком реванше вы говорите? Мы сыграли вничью.
Мужчина рассмеялся.
- Оставьте, сударыня! Мы оба знаем, что две последние фигуры вы мне подарили. Это, конечно, очень благородно с вашей стороны, но я подачек не принимаю.
Одиль покраснела.
- Все-таки заметили.
- Конечно, я же не круглый идиот.
- Не круглый? – Девушка смешно наморщила нос. – А какой? Квадратный?
-Трапецеидальный. – Мужчина покачал головой. – Странная вы особа.
- Вы только сейчас это заметили?
- Заметил давно, а теперь убедился еще раз.
Их шутливое препирательство потушило не успевшую разгореться ссору. Они оставили шахматный настил и медленно двинулись к дорожке, беседуя о пустяках.
- Я заметила, что шахматные фигуры отшлифованы и покрыты лаком.
- Да, верно.
- Но для лака вредна вода. Как вы с Эмилем намерены оберегать шахматы от дождя?
- Очень просто, - мужчина пожал плечами, - в укрытии. Вы заметили, что фигуры очень легки?
- Да, конечно.
- Так вот, на ночь и на время дождя их можно спрятать в сарае.
- Да, верно…
Эрик Венсан посмотрел на нее с некоторым удивлением.
- А вы, оказывается, неплохо разбираетесь в обработке древесины. 
- С чего вы взяли? – Удивилась Одиль.
- Ну как же! Помнится, набирая дрова в первый день вашего пребывания в особняке, вы взяли те, которые могут дольше гореть и давать больше тепла. 
- А, вы имеете в виду мокрые обломки, которые хитростью присвоили себе?
- Не совсем так. – Мужчина помолчал. – Я хотел просто их просушить и отдать вам.
- Что ж не отдали?
Мужчина смущенно улыбнулся.
- Как-то не сложилось…
- Увиливаете от ответа? А, по-моему, вы просто-напросто их присвоили.
Мужчина шутливо поднял обе руки.
- Сдаюсь, так все и было. Ваши дрова оказались на редкость теплоемкими.  Но сейчас я о другом. Как вы заметили, что шахматные фигуры не только покрыты лаком, но и предварительно отшлифованы?
- Ах, это… – Девушка пожала плечами. – Разве я не говорила? У нас в поместье была фабрика по обработке древесины. Отец построил ее много лет назад.
- И вы, конечно, не могли оставаться в стороне, ходили и всюду совали свой любопытный маленький носик?
- В общем, да. – Одиль улыбнулась воспоминаниям. – В детстве я больше играла с разными машинками и механизмами, которые отец приносил с фабрики…
- Чем с куклами, которые покупала ваша матушка?
- Пожалуй… А когда я подросла, стала помогать отцу на фабрике и лесопилке.
- У вас была еще и лесопилка?
- Разумеется. Иначе откуда брать сырье? – Одиль помолчала. – Между прочим, продукция, которая производилась на нашей фабрике, пользовалась большим спросом в Орлеане и других городах. Многие парижские аристократы заказывали на фабрике отца деревянные панели с инкрустацией или резными работами.
- В Орлеане, вы сказали?
- Да, а что?
- Так, ничего.
- Нет, постойте! – В голове у Одиль словно повернулся ключик. – Как-то вы рассказывали, что…
- Что? 
Девушка провела рукой по лицу, как бы снимая невидимую паутину.
- Вы говорили, что спасли человека, на которого с крыши дома сбросили мешок с песком.
- Ну…да. Хотя вообще-то мишенью был я.
- Это было в Орлеане?
- Да.
- И спасенный вами человек был седой мужчина лет сорока, который поставлял древесину для строительства?
- Не знаю, что он там поставлял, но выглядел так, как вы говорите.
Одиль прижала руки к груди.
- Боже мой… так это были вы! – Она бросилась к мужчине, обхватила за шею. – Вы спасли моего отца! Он рассказывал об этом!
Ее поступок был спонтанный, и поцелуй длился всего несколько мгновений, однако Одиль ощутила, что ей ответили… или ей только показалось?
Она не могла ничего утверждать, потому что в следующую секунду Эрик Венсан осторожно, но решительно оторвал ее от себя и поставил на землю.
- Что с вами, дорогая? – Его голос звучал осуждающе.
- П…простите… - Одиль опустила голову, боясь встретиться со взглядом мужчины.
- Не делайте больше этого. – Он обошел ее сбоку и зашагал к дому. – Никогда больше не делайте!
Одиль в растерянности стояла, опустив руки и ругая себя последними словами за несдержанность. Когда она оглянулась,  мужчина быстро уходил, и даже его широкая спина ясно выражала неодобрение по поводу поступка Одиль.
Вот и погуляли…

Обедали втроем: Омели, сославшись на неотложное дело, ушла, пообещав вернуться  до темноты.
- Куда это она? – Недоумевала Одиль, обнаружив отсутствие камеристки.
Эмиль Бедье пожал плечами.
- Омели сказала что-то о дне Ангела матушки-настоятельницы. Может, решила проведать?
- Надеюсь, что так.
Третий же сидящий за столом человек не проронил ни слова. Когда с обедом было покончено, Одиль вышла подышать свежим воздухом. Она медленно прохаживалась по нагретым солнцем каменным плитам, теплота которых ощущалась даже сквозь тонкую подошву туфель. Мысли крутились вокруг одного и того же: злополучного поцелуя, которым она «одарила» своего мужа.
Да, Одиль сделала это, повинуясь порыву. Эрик Венсан спас ее отца от смерти! Чем еще можно выразить благодарность человеку, совершившему такой подвиг?!
Деньгами, вот чем. Призрак Оперы помешан на них и считает самым главным достоянием из существующих в мире. Но у Одиль нет пока денег, поэтому…
Поэтому она могла просто вежливо поблагодарить мужчину, а не вешаться ему на шею, как последняя…
- Мадмуазель, уделите мне минуту вашего драгоценного времени!
Одиль обернулась. Ее муж стоял возле скамьи, на которой они когда-то вели разговор о заключении брака. Кажется, это было сто лет назад…
- Слушаю вас… мсье.
Он усмехнулся.
- Кажется, я нарушил семейный этикет, установленный мною же: никаких «мадмуазель» и «мсье».
- Это всего лишь форма, а не содержание.
- Согласен, - он кивнул, - не желаете ли присесть? Я бы хотел поговорить с вами.
- Почему бы нет, - Одиль села на скамью; мужчина последовал ее примеру. – Так о чем вы хотели поговорить… мой друг?
- О некоторых нюансах нашей семейной жизни.
- Извольте.
Венсан откашлялся. Видимо, ему этот разговор тоже давался нелегко. Но Одиль не собиралась ему помогать.
- Говорите же… Эрик!
Он потер ладонями лицо. Одиль уже знала, что сей жест означает волнение. А поскольку этот человек волновался только в двух случаях,  - когда речь заходила о деньгах или о потерянной любви, - тема беседы была ясна до начала беседы. Одиль стиснула зубы: кажется, сейчас ее будут пороть розгами, как крепостную крестьянку на конюшне.
- Итак, уважаемая супруга, я хочу еще раз уточнить принцип, на основе которого мы решили строить наши взаимоотношения.
- Я их прекрасно помню… уважаемый супруг.
- Правда? Тогда чем вы объясните то, что произошло в саду часом раньше?
- Обыкновенными человеческими эмоциями. – Одиль сделала над собой усилие и взглянула на мужчину. – Я выразила благодарность за спасение отца. Возможно, вам это неизвестно, но человеческие эмоции включают в себя в числе прочих и любовь к родителям. Я очень любила своего отца.
- Я тоже любил своего. Но не уверен, что бросился бы на шею его спасителю и чуть не задушил в своих объятиях.
- Я не душила вас объятиями… только поцеловала.
- Что было совершенно излишне. По-моему, мы договорились еще до венчания, что наши отношения не будут выходить за рамки товарищеских.   
- Вот как? Тогда чем вы объясните собственные вольности?
- Мои вольности?!
- Да, ваши! Вспомните: не вы ли недавно целовали мне руку?
- Я? Вам?! – Интонация, с которой был задан вопрос, была поистине уничтожающей. – Когда это?
- Уже забыли? Что ж, напомню. Вы рассказывали о креплении люстры в Опера Популер…   
- Ах да, вспомнил… - Мужчина вновь потер лицо руками. – Да, я действительно поцеловал вам руку. Это вышло случайно. Я восхитился вашей сообразительностью, только и всего.
- А я восхитилась вашей решительностью. – Одиль помолчала. – Вы спасли дорогого для меня человека. Как, по-вашему, я должна была на это ответить?
- Ну, не знаю…
- Не знаете? Тогда представьте, что человек, который дорог вам, подвергался смертельной опасности, и кто-то его спас. Что бы сделали вы?
Мужчина насупился.
- Не знаю. У меня нет такого человека.
- Неправда! А ваша божествнная Кристина?
- Не смейте касаться ее имени!     
- Прошу прощения. Не знала, что произносить имя вашей пассии запрещено. – Одиль повела плечами, раздраженная твердолобостью мужчины. – Интересно, что еще мне нельзя делать в собственном доме?   
- Ничего. Простите.
- А если не прощу?
- Тогда, наверное, мне придется покинуть этот дом.
- Согласна, - Одиль кивнула, соглашаясь с мужчиной, - при вашей вспыльчивости и независимости это был бы самый правильный выход. Только вы этого не сделаете.
- Вы так считаете?
- Да. Вступили в брак с одной целью – получить деньги, вы останетесь в моем доме, пока их не получите. А это произойдет не слишком скоро.
Мужчина мрачно усмехнулся.
- Поэтому вы как работодательница оставляете за собой право вмешиваться в мою личную жизнь?
- Лишь в той степени, в которой это касается меня.
- Мое отношение к Кристине Дайе вас не касается.
- Как сказать, мой друг. – Одиль сверкнула глазами. – Когда вы во время венчания устремились за ней, бросив невесту у алтаря, это коснулось и меня.
- Простите, я забылся.
- «Забылся»?! 
- Да, черт возьми! Вам этого не понять, сударыня, вы никогда не любили.
- Чужого мужа?       
- Какого еще мужа?
- Никакого. А вот вы, сударь, не можете позабыть замужнюю женщину, которая предпочла вам другого мужчину.
- Вас это не касается.
- Да нет, теперь касается. Неужели не ясно, Эрик, что Кристина Дайе ушла к тому, кого любила? В противном случае она осталась бы с вами. А делать то, что делаете сейчас вы, значит махать кулаками после драки.
Эрик Венсан вскочил со скамьи. Его кулаки были сжаты, серые глаза метали молнии.
- Вы… вы… низкая, приземленная личность! Для вас нет ничего святого! – И он бросился прочь с террасы.
Оставшись одна, его супруга некоторое время сидела неподвижно, потом встала и подошла к перилам. Кажется, она опять все испортила. Вместо того, чтобы поговорить с Венсаном по-хорошему, она снова его разозлила.
Одиль вздохнула. Она не могла понять неугасающей страсти Призрака к своей бывшей возлюбленной.
Бывшей? – О нет, судя по реакции Венсана, Кристина Дайе остается его единственной любовью по сей день.
Но девушка его не любит и, скорее всего, никогда не любила. В церкви Одиль заметила, как Кристина отшатнулась, когда Венсан назвал ее по имени. На лице девушки явственно читался ужас.
Но Призраку, похоже, на это наплевать, он одержим манией любви к своей избраннице и отвергает всех, кто рядом с ним.
Одиль Венсан задумчиво покачала головой. Жаль, конечно, что их отношения, вместо того чтобы налаживаться, с каждым днем становятся все хуже. Если бы ее муж не был таким упрямым и оглянулся вокруг, он бы увидел, что мир совсем не одноцветен, а состоит из множества красок и оттенков, увидел и понял, что кроме несравненной Кристины Дайе существуют и другие девушки, ничуть не хуже ее.
А может быть, даже лучше…

Омели вышла из фиакра.
- Подождите немного, я скоро вернусь.
- Да, мадам.
Войдя через широкую дверь внутрь, девушка всей грудью вдохнула знакомый больничный запах, - смесь лекарств, карболки и… человеческого страдания.         
Кабинет Этьена Марти располагался в левом крыле здания, и Омели поспешила туда. Но, чем ближе была заветная дверь, тем медленнее становилась поступь посетительницы. Когда же до кабинета оставалось несколько шагов, Омели словно окаменела, не в силах сдвинуться с места.   
В тот миг, когда она поняла, что не сможет преодолеть последний рубеж, дверь кабинета распахнулась, и на пороге появился мужчина в белом халате. Но это был не Этьен Марти. Увидев замершую девушку, он широко улыбнулся.
- О, мадмуазель Омели, здрвыствуйте. Вы снова к нам вернулись?
         Это был один из врачей-ординаторов.
- Нет, я… доктор Марти у себя?
- Доктор Марти? – Врач как-то странно посмотрел на нее. – Так вы ничего не знаете?
- Что я должна знать?!
- Мсье Марти здесь больше не работает.
- А где, где он работает?
- Нигде, - ординатор пожал плечами, - и вряд ли когда-нибудь станет.
Омели побледнела как полотно.
- Что… с ним?
- Вы правда ничего не знаете? Доктор Марти тяжело болен.
Омели почувствовала, как сердце у нее в груди болезненно стукнуло и остановилось.
- Что с ним?
- Неделю назад на него было совершено покушение.
- О боже! Но он… жив?
Врач неопределенно пожал плечами.
- Да… если только его состояние можно охарактеризовать этим словом.
К Омели вернулась способность дышать.
- Где он? Я хочу его видеть!
- Извольте, я провожу.
Палата, в которой содержался доктор Марти, по странной иронии судьбы оказалась той, в которую Одиль Пуатье хотела перевести пациента по имени Норманн.
Этьен Марти лежал на койке, закрыв глаза; возле его постели прикорнула на стуле дневная сиделка. Увидев вошедших, она протерла глаза.
- Все в порядке, мсье доктор. Больной пока не просыпался.
Омели медленно приблизилась к лежащему на койке мужчине. Да, это был Этьен, но что с ним стало! Доктор Марти и раньше не отличался геркулесовым сложением, но сейчас Омели показалось, что на больничной койке лежит лишь оболочка человека, которого она знала и любила. Его лицо осунулось, скулы обтянула сухая, полупрозрачная кожа. Это была лишь копия того человека, которым Этьен Марти был раньше.
Тем не менее, это был он. Живой, но…
Омели оглянулась на врача.
- Когда он проснется, доктор?
Врач пожал плечами.
- Этого никто не знает. Мсье Марти находится в коме с момента поступления в больницу.
- Что с ним случилось?
- Ножевое ранение в область грудной клетки. Поврежден позвоночник. Возможно, задет спинной мозг.
- Что это значит?
- Это значит, что больной может умереть в любой момент, не приходя в сознание.
- Но может и выжить, верно?!
- Да, может и выжить. Но тогда скорей всего мсье Марти останется парализованным на всю жизнь. А это немногим лучше, чем смерть.
- Думаю, мсье Марти мог бы с вами поспорить. – Омели о чем-то подумала. – Он живет уже целую неделю.
Врач пожал плечами.
- Да, если только ЭТО можно назвать жизнью.
Но девушка его уже не слышала, размышляя вслух.
- Раз он прожил неделю, значит, не умрет… Доктор, я могу приходить к нему?
- Почему бы нет? Только вряд ли это ему поможет. – Врач покачал головой. – А жаль. Он был замечательным хирургом. 

306

Ну и черт упрямый ваш Эрик, подумаешь, поцеловали, и то из благодарности.

"- Вы… вы… низкая, приземленная личность! " "Вы жалкий, ничтожный человек"(с) :)
Нравится мне ваша Одиль и как все развивается, притом что Эрик носится со своей Кристиной, как с писаной торбой, возникает только снисходительное - ну попрыгай, попрыгай, все равно наш будешь, куда денешься. Такая разумная девушка, я за нее спокойна, она себя в обиду не даст.

Бедный доктор. Это по многочисленным заявкам радиослушателей его так "оживили", или так и было задумано? :)

307

А я с одним, но увесистым тапком. ;)^^-0

Одиль шагнула на середину поля и взялась за пешку.
- Тогда – чур, мои белые.
- Хоть зеленые, - буркнул мужчина и сделал ответный ход. Он также не блистал оригинальностью: Е2 – Е4. – Что дальше?

Видно, что автор понятия не имеет в шахматах, уж простите. Здесь допущена серьезная ошибка. Если Одиль играет белыми, а Эрик - черными, то он никак не может сделать хода Е2-Е4.  :a: Ибо этот ход в начале партии могут сделать ТОЛЬКО БЕЛЫЕ. Достаточно посмотреть на доску.

Однажды в разговоре вы обронили фразу, что я снова делаю рокировку в сторону.

Тоже ошибка. Нет такого выражения "рокировка в сторону". Шахматисты обычно употребляют выражение "короткая рокировка" - то есть рокировка в сторону королевского фланга и "длинная рокировка" - в сторону ферзевого фланга.

Дальше игра пошла оживленнее, оба партнера – а, может, противника – увлеклись шахматными ходами.

Э-э-э... пардон, это как? Что значит - "увлечься ходами"? Они вообще в шахматы играли или во что? А партия и состоит из ходов, которые по очереди делают белые и черные.

Поэтому девушка как бы незаметно пожертвовала пешку, а вскоре и вторую. Теперь позиции стали равны, и Одиль предложила ничью.

НЕЗАМЕТНО пожертвовать пешку нельзя. Это нонсенс. Иначе один из игроков - дубина из дубин и страдает к тому же сильной близорукостью. Как тут не вспомнить хрестоматийное: "Здесь стояла моя ладья!" И еще: в пешечном эндшпиле даже одна лишняя пешка - серьезное подспорье. Пешка проводится в ферзи и партия почти всегда заканчивается победой того, кто ее провел. Кроме случаев, когда тот, кто протащил пешку в ферзи, не поставит пат. А если человек начинает терять преимущество и "как бы незаметно" жертвовать материал, то это уже не партия, а полная профанация.

Уж простите за занудство, но обидно, когда хороший текст портят такие несуразные ляпы.  :(

308

Как я рад, что я не один такой зануда, и главное - что мотивация у второго зануды такая же, как у меня - за хороший текст обидно!:)

309

Странные тапки. Ошибка одна и легкоисправимая.
Мне регулярно скарлмивают утешительные пешки, и я, хоть и бесталанный игрок, вижу, где были поддавки, чтоб мне было не так грустно проигрывать. Незаметно вряд ли означает сунуть пешку в рукав. Незаметно - это не совсем удачный ход, которым противник может воспользоваться. А что была профанация, а не полноценная партия, так и написано немного ниже.

Отредактировано Sunset (2006-04-25 16:54:49)

310

ИМХО, тапки как тапки. Ляп как ляп.
А глава замечательная, спасибо за доктора, прям от сердца отлегло...на время =)

311

Рокировка в сторону - общеупотребимое разговорное выражение.   Правда чтоб не быть сильно хорошей - кажется, ранее в тексте не проскальзывавшее. Или я забыла, или его бы задним числом вписать в разговор, чтобы мы тоже могли его "вспомнить".

312

Sunset, если уж на то пошло, то далекие от шахмат люди говорят: "сделать рокировку", но при этом они вряд ли представляют, что имеется в виду на самом деле. Они используют выражение в значении "переставить местами". Но, я подчеркиваю, шахматист скажет не "рокировка в сторону", а "короткая рокировка" или "длинная рокировка". А чаще всего профессионалы и те, кто более-менее серьезно занимается шахматами, говорят: "два ноля" и "три ноля", т.к. в шахматной нотации рокировка обозначается "0-0" (короткая) и "0-0-0" (длинная). В крайнем случае шахматист произнесет: "рокировка в сторону королевского (ферзевого) фланга".

Пусть автор на меня не обижается. Потому что текст действительно очень хороший; красивый литературный язык. А диалоги - вообще авторский конек. Но на кусочке с игрой в шахматы мой глаз, что называется, "споткнулся". Плюс шероховатости вроде "увлеклись шахматными ходами". Ведь можно было сказать: "увлеклись игрой (сражением)" или "баталия, развернувшаяся на шахматной доске, захватила обоих" и т.д. Автор может описать все, что угодно. 

Поэтому девушка как бы незаметно пожертвовала пешку, а вскоре и вторую. Теперь позиции стали равны, и Одиль предложила ничью.

Кстати, я настаиваю на своем. Формулировка некорректна. Жертва в шахматах делается не просто так, а предполагает какую-либо компенсацию. Героиня ф-ка не жертвовала, а поддавалась более слабому сопернику. И, чтобы пощадить его мужское самолюбие, ПРОИГРАЛА две пешки. А после этого еще имела наглость предложить ничью. ;) На месте Призрака нужно было не соглашаться.

Но, чую, меня скоро погонят отсюда поганой метлой. Поэтому незамедлительно умолкаю. ;))))) ^^-0

Opera, получается, мы с тобой самые занудные?  ^^-0  :D Какой кошмар!  <_< ^^-0

Отредактировано Nemon (2006-04-26 02:09:42)

313

Sunset, если уж на то пошло, то далекие от шахмат люди говорят: "сделать рокировку", но при этом они вряд ли представляют, что имеется в виду на самом деле. Они используют выражение в значении "переставить местами". Но, я подчеркиваю, шахматист скажет не "рокировка в сторону", а "короткая рокировка" или "длинная рокировка".

Я сравняюсь по занудству, мне вожжа под мантию попала.  *-p Да причем тут шахматисты, да еще и профессиональные. Выражение про рокировку употребляют сплошь и рядом, представляя, что такое рокировка вообще, но не в смысле "переставить местами". Что-то в таком духе, первое попавшееся: "Рокировка в сторону стран Евросоюза отражает сложившуюся ситуацию в американской экономике".
Остальное автору оставлю, чтобы не вдаваться. :)

314

Рискуя навлечь на себя гнев ВСЕХ, напомню Сансет нашу давнюю дискуссию про "скучать за". Общеупотребимость общеупотребимых выражений - вещь очень относительная.
В данном случае я согласен со своим собратом-занудой Немоном: такого рода мелкий ляп режет глаз в тексте, к которому в иных случаях претензии могут быть только... хм... идейного плана.:)

315

В _прямой_ речи общеупотребимые выражения не только ненаказуемы, а даже естественны. Люди не разговаривают пафосными книжными фразами. Вот будет авторская речь - несите словари.
Что касается давно исправленного "скучать", то я польщена, что спустя полгода вам еще доставляет столько радости осознание, какая украинка Сансет возмутительно безграмотная. И прошу не провоцировать меня на флейм в чужом топике

Отредактировано Sunset (2006-04-26 11:18:30)

316

Э, товарищи, брэк! Давайте дождемся того, что скажет автор. ;) А я всего лишь высказываю свое мнение и никого не хочу ни обижать, ни провоцировать. Только указываю на некоторые... хм... "технические" акспекты. На все - воля автора, захочет оставить "рокировка в сторону" - так это его святое право. Хотя "Е2-Е4" все равно надо бы исправить. Уж простите человека, немножко знакомого с шахматами. ;) Пусть этот ход сделает Одиль, а Эрик ответит ей: "Е7-Е6" (французская защита) или "С7-С5" (сицилианская защита), "D7-D5" (скандинавская защита). 

Опера, спасибо за поддержку!  :)

Отредактировано Nemon (2006-04-26 11:51:14)

317

Сансет - я же извинился заранее и вспомнил тот давно заросший быльем случай только и исключительно в качестве яркого примера разговорного выражения, которое может быть ФОРМАЛЬНО неправильным.
И мне кажется, что в моем посте не было НИКАКИХ личных нападок.
Если они почудились - я еще раз прошу прощения.

И все равно в рамках фика любая речь является "авторской": проблема с рокировкой - такого же плана, как если бы Призрак вдруг сказал - "пойду заведу машину". Это побочный эффект модернизации диалогов, которые уже отмечались в теме - в том числе, например, мадам Еленой.:)

Автор - я искренне прошу прощения за дурацкий лингвистический оффтоп.:)

318

Отвечала Айрин.

Ага, свежей крови захотелось?  :0
А вообще я довольна, что смогла вас расшевелить, а то последние две главы в меня практически никто не бросал камней, так что стало даже как-то не по себе.))
Теперь о тех МЕЛКИХ погрешностях, от которых бедная Мышь чуть не легла в обморок.
На мой взгляд, главный просчет в описании шахматной партии –     Е2 : Е4. Надо было Эрику сделать другой ход.
Он и сделал, а этот принадлежал его супруге, но по причине беспечности автора попал не на ту строчку. 
Впрочем, не стану делать хорошую мину при плохой игре: виновата, недоглядела.
P.S. Писала ответ по горячим следам, а на другой день снова заглянула на сайт и увидела, что уважаемый Nemon сам подсказал, как выйти из положения. Гран мерси!
Что до остальных шахматных недочетов, на кои любезно указывает уважаемый Nemon, то я их не принимаю.
Не считая себя Львом Николаичем, все же отмечу, что писала литературное произведение, а не отчет о шахматном турнире. Не стану отрицать, вышивание на машинке мне ближе, чем пешечный эндшпиль, поэтому клянусь на белой розе эту тему больше  не затрагивать.
Касаемо РОКИРОВКИ, якобы ранее упоминаемой в фике.
Вы верно заметили, дорогая Sunset, такого слова не было, как и многого другого, например, упоминания о машинках и механизмах, коими мадмуазель Пуатье забавлялась в детстве.
Данное повествование охватывает период в несколько месяцев, и если пересказывать от слова до слова все диалоги персонажей, мы до сих пор  топтались бы в начале фика. Поэтому многое осталось, так сказать, за кадром.
Доктора я решила сберечь раньше, чем поступили предложения, но мысль сделать его больным и несчастным пришла недавно: согласитесь, нельзя же допустить, чтобы он снова обижал бедную Омели! Пускай теперь она его обижает  :)
А вообще – большое спасибо всем, кто принял участие в обсуждении малограмотного произведения Айрин. Рада, что пробудила ваш интерес. Без дураков  :)

319

И вот тут вылезает Елена со своим тоже занудством.
Очень прошу потом, когда фик будет дописан, а автор сядет его редактировать, внести в текст все диалоги или поясняющие абзацы, которых в тексте нет, но на которые персонажи ссылаются.
Это так называемый "прием с ружьями".
Помните, "если в первом акте на стене висит ружье" и далее по тексту.

Дело в том, что когда в тексте идут отсылки к прошлому, мол, ты помнишь, ты мне тогда-то и тогда-то сказала то-то и то-то? Как в случае с шахматами: Призрак напомнил жене разговор, которого читатели в глаза не видели, но наблюдают последствия этого разговора в виде шахмат.
Автору, который наблюдает за своими персонажами постоянно, такие детали кажутся мелочами, но с точки зрения правил построения литературного текста необходимо соблюдать причинно-следственную связь.

То есть схема "Одиль видит, как мужчины что-то вырезают из дерева" - "Призрак говорит, что понял, что она любит шахматы, а потому их сделал" неустойчива, потому что отсутствует перед глазами условие "Одиль в разговоре с Призраком упомянула шахматный термин".

Извините, что я так подробно и занудно поясняю мелкую, казалось бы, деталь, но из таких деталей складывается каркас текста.
Именно поэтому я обращала внимание, почему в тексте нет мелких деталей, указывающих на садизм доктора...

320

Мышка, миленькая, ну дальше, ну пожалуйста! Вы так занимательно пишите, мне ваши Эрик с Одиль пару раз снились уже!  &))) От коментариев пока воздержусь, дождусь финала сей эпической истории. Но фик мне очень нравится. *-)

321

Нала
Ето не я пишу, это Айрин – я только публикую, так что от меня мало что зависит =/ Но я передам ваши слова автору, и думаю, после такого тёплого комментария она начнёт работать с удвоенной скоростью =)

322

Отвечала Айрин.

Елена
Согласна с вами относительно причинно-следственной связи.  Повесить ружье на стенку нетрудно, только вот зачем? Я думала, что читатели прочитают мой шедевр и благополучно его забудут. А я, возможно, даже не стану распечатывать на бумаге, потому что Мышь хает его, не оставляя камня на камне ( вообще она очень строгий критик).
Впрочем, если владелица сайта требует корректировки текста, придется подчиниться, воля хозяйки -закон.                                                                                 
Теперь по поводу садизма мсье Марти. Мелкие детали, подтверждающие эту его слабость, были: во-первых, Эмиль обратил внимание Эрика на потертые веревкой запястья Омели, а сам Эрик заметил ссадину на лбу девушки. Но если считаете, что этого недостаточно, могу добавить. Мы с Мышью мастера по части мелких деталей (см. фик «Ночная гостья»)  :)

Нала
Благодарю за столь высокую оценку моего скромного таланта. Никто из читателей еще не сообщал, что видел моих героев во сне. Надеюсь, они привиделись вам не в кошмарном сне?
Но если мое произведение так впечатляет, может, стоит переработать его в сценарий фильма и предложить Уорнер Бразерс или Коламбии Пикчерс?  :)
Кстати, мы с Мышью начали подыскивать актеров, а название я уже придумала: «ППП» (Призрак После Пожара)   :)

323

Отвечала Мышь

Я бы сказала, что мы с Айрин мастера по части сладких деталей  (см. фик «Ночная гостья» =)

324

Глава  38.

Омели вернулась в «Розен палас» глубоким вечером. На расспросы хозяйки, где она пропадала столько времени, девушка ответила, что навещала матушку-настоятельницу, которая ее  задержала.
- Она болеет, - пояснила Омели, - и была очень рада моему приходу. Мадам…
- Что?
- Нельзя ли мне навещать ее время от времени?
- Конечно, дорогая. Только при одном условии: ты не будешь задерживаться в больнице допоздна.
- Да, мадам! – Девушка вздохнула с явным облегчением. – Что если я буду уходить после завтрака и возвращаться к обеду?
- Хорошо. Пожалуй, в это время я смогу обойтись без тебя.
- Спасибо, мадам! - Воскликнула Омели с таким жаром, что ее хозяйка невольно засомневалась: не кроется ли за горячностью ее камеристки иная причина, нежели посещение престарелой монахини?
Впрочем, учинять допрос служанке она не собиралась: у каждого есть свои маленькие тайны, и если пытаться их раскрыть… в общем, все та же мудрость древних: не следует будить собаку, если та спит.

Эмиль Бедье был настроен не столь благодушно. Узнав на другой день о «занедужившей» настоятельнице, он недоверчиво посмотрел на девушку.
- Ты уверена, что следует к ней ездить? Насколько я помню, эта  настоятельница морила тебя и других послушниц голодом, в то время как сама предавалась чревоугодию вместе со своими монахинями.
Омели опустила глаза. Ей не хотелось обманывать друга, но и говорить правду было нельзя: Эмиль не понял бы ее порыва. Хуже того, - запретил покидать пределы усадьбы, а то и вовсе запер в комнате.
- Ты прав, Эмиль, все так и было. Но бог велел прощать. Мать-настоятельница тяжело больна, и я больше не держу на нее зла.
- Ладно, мадмуазель праведница, убедила. Верши свои богоугодные дела. Только как быть с обедом? Кто его будет   готовить?
- Я, Эмиль, я! Ты только закупи продукты, а все остальное сделаю я!
- Так и быть, уговорила. – Эмиль порылся в карманах. – Вот деньги, найми фиакр, чтобы поскорей доехать.
- Спасибо…
Проводив девушку, Эмиль задумался. Ему не нравилась затея Омели с поездкой в монастырь. Насколько он помнил, девушка терпеть не могла мать-настоятельницу. Откуда вдруг взялась такая горячая любовь к старухе?
Впрочем, об этом он поговорит с Омели позже, когда та вернется. Сейчас же надо отправляться за продуктами.
Ближайший от дома рынок находился на пересечении улицы Севр и бульвара Монпарнас. Эмиль купил к обеду прекрасный кусок паровой телятины и немного овощей и уже возвращался обратно, когда на выходе из рынка него налетел, чуть не сбив с ног, мальчишка-разносчик.
- Свежие газеты! Самые свежие новости! В Сене утонула лошадь вместе с коляской и седоками! Доходный дом господина Орли сгорел дотла! Последний парижский маркиз скончался от несварения желудка! Две превосходные свадьбы произошли в минувшее воскресенье!
Эмиль порылся в кармане, вытряхивая мелочь.
Мальчишка мгновенно сделал стойку и принялся выкрикивать новости прямо в лицо потенциальному покупателю.
Эмиль поморщился.
- Эй, Гаврош!
- Да, мсье!
- Перестань орать как резаный и подойди сюда.
- Я не Гаврош, мсье, мое имя Артюр. Так зовет меня матушка.
- Не грусти, малыш, - утешил его Бедье, - бывают имена и похуже. Дай-ка лучше газету.
- Какую вам, мсье?
- Любую, где побольше новостей. Дай ту, что пишет про свадьбы.
- А, значит, «Паризьен». – Пересчитав деньги, несостоявшийся Гаврош сунул ему в руки газету и помчался дальше, вновь оглашая улицу истошными воплями.
Покачав головой, Эмиль похлопал себя по уху, приводя в порядок слуховую систему, и, сунув  купленную газету в корзинку с продуктами, отправился в обратный путь.
Он вернулся в поместье в час пополудни. В доме царила тишина: Омели, естественно, еще не вернулась, а господа умеют ругаться даже молча, не открывая рта. В том, что молодожены снова «поцапались», у Эмиля не было сомнения. Странное поведение новобрачных  не укладывалось в голове. Эмиль  вообще не понимал, чего этим двоим не хватает для нормальной жизни. Оба – молодые, здоровые, и любят друг друга, хотя пока не догадывабтся об этом.
По его мнению, парочка просто изнывала от безделья. Дать бы им в руки по лопате, да приказать сделать пару цветочных клумб перед домом, - хандру у обоих как рукой бы сняло. 
Поставив телятину вариться, Эмиль порезал овощи для гарнира и выложил на сковороду, а сам уселся на скамью у стола и взял газету.
И тут же выругался: мальчишка-газетчик обманул! Вместо того, чтобы дать сегодняшнюю газету, он продал Эмилю вчерашнюю, причем по цене новой! Вот пройдоха!
Вздохнув, Эмиль развернул понедельничный «Паризьен» и стал просматривать заголовки. Заметки о погорельце мсье Орли он не увидел, зато нашел интересный материал про скандал во Дворце Правосудия, где истец подрался с ответчиком и сильно его помял. Разнять дерущихся удалось только с помощью конвойных солдат, сопровождавших ответчика.
Далее внимание Бедье привлекла статья, посвященная проблемам благоустройства города. В ней говорилось о приведении в надлежащий вид Центрального рынка, а также других парижских рынков. Эмиль был полностью согласен с автором материала: добавить порядка в этой области городской торговли не помешало бы. 
К счастью, Гаврош оказался не законченным вруном, и сообщение о происшедших в воскресенье свадьбах в газете имелось. Собственно, речь шла не о свадьбах, а о венчаниях. Первое состоялось в церкви Сен-Сюльпис, - видимо, то самое, участников которого их «свадебному кортежу» пришлось пропустить на перекрестке бульвара Распай и улицы Варрен. В заметке назывались имена молодоженов, а также некоторых гостей, и Эмиль с тайным трепетом пробежал их глазами, но имя, которое искал среди них, не нашел. Наверное, ему просто померещилось, что в одной из колясок была Марго, а может, в газете названы имена не всех гостей. Тем не менее, одно из первых мест в списке занимала некая мадмуазель Пинель, хозяйка уникального алмаза «Бонапарт», а также ее спутник, мсье Антуан Арди.
Последнее имя было Эмилю знакомо, - ведь именно его телятиной Бедье собирался угощать сегодня своих патронов. Мясо, бесспорно, было великолепным, зато цена – почти запредельной, и, несмотря на умение Эмиля торговаться, было куплено задорого. Хорошо, что его хозяева – обеспеченные люди и могут позволить себе такую еду. А теперь, после заключения брака, состояние мадам Венсан перейдет к ней, и их маленькая коммуна заживет еще лучше.
Вот если б молодожены еще и не ссорились…
Эмиль взял отложенную газету и продолжил чтение.
Второе венчание…
Мужчина ахнул и едва не выпустил газету из рук: вторая заметка описывала венчание в церкви Сен-Жермен-де-Пре… Венчание мсье Эрика Венсана и мадмуазель Одиллии Женевьев Пуатье!
Автор заметки описывал ритуал с такой дотошностью, словно сам присутствовал на нем, упомянув даже о ковре из белых роз возле алтаря. Но Эмиль точно помнил, что во время венчания в церкви не было посторонних! Кроме, конечно, появившихся в конце церемонии супругов де Шаньи.
О них неведомый автор тоже упомянул не вскользь, а так, словно они и были главными гостями на церемонии. И не только гостями, но даже свидетелями новобрачных. Это было заведомой ложью, так как роли свидетелей на самом деле исполняли Эмиль и Омели, но о них в заметке не было сказано ни слова.
Эмиль усмехнулся: конечно, зачем писать о каких-то слугах, когда есть личности поинтересней?
Любопытно, что автор ни словом не обмолвился о происшедшем в церкви скандале.
Но более всего Эмиля удивил сам факт появления заметки: откуда газетный писака узнал о венчании? Ведь кроме священника, новобрачных, свидетелей и свалившихся с неба «гостей» в церкви никого не было. Неужели проныре-газетчику рассказал обо всем святой отец?
Это было крайне сомнительно. Супруги де Шаньи тоже были заняты больше собой, а после беспрецедентной выходки жениха, едва не бросившего свою невесту, певичка и ее муж сбежали с поля боя… то бишь, из церкви проворней быстроногих ланей. Вряд ли они стали бы исповедоваться перед газетчиками.
Значит, вывод таков: автор заметки был в церкви во время венчания и видел все собственными глазами. Странно только то, что представитель второй древнейшей и продажнейшей профессии не воспользовался случаем и не открыл своим читателям пикантных подробностей этого венчания: как жених едва не убежал к другой женщине, и как невеста от расстройства упала в обморок.
Думается, умалчивание этих «жареных» фактов было кем-то хорошо оплачено. А поскольку ни супруги Венсан, ни тем более Эмиль с Омели ничего не платили, а чета де Шаньи убежала еще раньше и не знала ни о каком репортере, остается только один вывод: взятку газетчику вручил… сам господь бог или его полномочный представитель на земле. То есть, святой отец.
Эмиль покачал головой: нет, нелогично. Священнику нет дела до того, падают обвенчанные им новобрачные в обморок или нет. Он не стал бы платить репортеру деньги. И выходит, что молчание газетчика оплатили люди, которые боялись огласки, то есть, супруги де Шаньи.
А почему бы и нет? Узнав в церкви виконта и его жену, репортер выяснил, где они живут, и поехал к ним, потребовав определенную сумму за свою деликатность. Не желая скандала, супруги согласились и заплатили.
На этом размышления по поводу заметки были закончены. Эмиль со спокойной душой перешел к чтению следующего материала, и по мере того, как он читал, волосы у него на голове и на всем теле вставали дыбом…
 
Реми вымыл тарелку и чашку и поставил их в специальную сушилку для посуды, придуманную им самим. Сушилка была сделана из тонкой проволоки и подвешивалась к стене. В ней было удобно держать вымытую посуду: вода стекала сквозь проволочные ячейки в поддон, и тарелки не нужно было вытирать.
Такую же сушилку Реми сделал перед отъездом из дома своей матушке. Когда он вернется, то сделает ей другую, больше размером, из новой, блестящей проволоки, которая не темнеет от воды…
На кровати лежали газеты, купленные на перекрестке возле дома. Реми потянулся за ними. Первой попавшей под руку была «Паризьен». Реми не очень любил эту газету, считая ее слишком аристократичной и снобистской. Но газета была вчерашняя, уцененная чуть ли не вполовину, и он не удержался от соблазна ее купить. Он лениво просматривал заголовки, зевая и подумывая, не лечь ли в постель, благо время было позднее, когда взгляд внезапно уперся в крупные буквы одной из заметок. Она называлась «Странное венчание» и говорила о том, что…
При первом же упоминании имен новобрачных сон Реми как рукой сняло. Он впился глазами в черные строчки и не отрывался, пока не прочитал заметку до конца.
- Проклятье! Он опять от меня ушел! Мразь! Подонок! И эта белобрысая тварь заодно с ним!
Ландо швырнул газету на пол и придавил каблуком, как ядовитую змею.  Не далее как в воскресенье утром он прогуливался возле Люксембургского дворца, откуда рукой подать до церкви Сен-Жермен-де-Пре. Ну почему, почему они не подали объявление в газету раньше, как делают все нормальные люди?! Как, например, поступила другая пара, венчавшаяся в тот же день в Сен-Сюльписе?!
Попади к Реми сообщение вовремя, дело было бы сделано в тот же день, и сегодня он ехал бы домой к матушке, чтобы порадовать ее долгожданным сообщением, что убийца его сестры понес заслуженное наказание...
Итак, судьба снова посмеялась над Реми. Впрочем, из газетного сообщения явствует, что раз молодожены венчались в Париже, значит, проживают они в столице, причем враг рода человеческого обосновался в доме своей жены, поскольку после разрушения Опера Популер собственного жилья у него нет.
Итак, чутье его не обмануло: мерзавка Пуатье оказалась связана с негодяем. Какая жалость, что в прошлый раз не удалось ее выследить. Так же, как и лохматого приспешника негодяя, которого Реми ранил ножом.
Ох, если б удалось узнать, где они скрываются!…
Будучи секретарем директора, Реми имел доступ ко многим документам, среди которых встречались и упоминания о недвижимости, принадлежавшей племяннице Моншармена. Жаль, что в те времена Реми не предполагал о таком повороте событий и не интересовался адресами ее домов в Париже. К тому же, теперь этих бумаг все равно нет, они сгорели во время пожара.
Конечно, сами дома остались целыми и невредимыми, и мсье Моншармен наверняка помнит их адреса. Только вот почему-то не спешит по ним проехаться и поймать сбежавшую племянницу.
А может, он был там и не нашел беглянку? Что если мадмуазель Пуатье сняла квартиру в каком-нибудь доходном доме? Тогда отыскать ее будет архи трудно, почти невозможно.
Но Реми Ландо не намерен опускать руки. Завтра же утром он отправится в церковь Сен-Жермен-де-Пре, а потом в редакцию газеты «Паризьен» и постарается выведать все, что возможно об интересующих его людях. 

Антуан Арди поднял с пола упавший клубок зеленой шерсти, из которого его нареченная пыталась вязать шарф, положил в ее рабочую корзинку и вернулся к своему занятию: он перебирал газеты, в которых упоминалось о состоявшемся в воскресенье бракосочетании парикмахера мсье Симона.
         Как он и предполагал, газет, затронувших эту тему, оказалось две, - столько репортеров присутствовало на венчании в церкви. Наиболее обстоятельно и подробно описала церемонию венчания газета «Паризьен». Автор заметки остановился не только на главных действующих лицах этого действа, но и подробно описал присутствующих дам, их наряды и драгоценности. Как и следовало ожидать, мадмуазель Жервеза заняла среди дам первое место по количеству надетых на нее бриллиантов.
- Дорогая Жерве, тут написано про вас.
- Где?
- Вот, - Антуан протянул ей газету. – Тут сказано, что вы своим туалетом уложили дам на обе лопатки.
- Фи, мой друг, это вульгарно! – Жервеза наморщила свой нос- картошечку. – Разве можно так говорить о дамах?
- Но вы вправду убили их своим «Бонапартом».
Девушка звякнула спицами и нахмурилась.
- Ну вот, опять вы меня отвлекли, мсье. Я спустила петлю, теперь придется перевязывать целый ряд.
- Не беда, душа моя. – Антуан с содроганием поглядел на зеленую змею, которой ему в скором времени придется обматывать свою шею. – Времени до осени много, успеете связать три таких шарфа.
- Зачем же три? Хватит и одного. Просто нужно сделать его подлиннее.
« Ну да, чтобы можно было на нем повеситься».
Девушка отложила вязание.
- Расскажите что-нибудь интересное, Антуан, вы знаете столько увлекательных историй.
«Ничего я не знаю, коровища, разве только то, что с нетерпением жду момента, когда можно будет уйти из твоего дома. Потому что в другом меня ждет та, которой я действительно хочу рассказать много занятных историй… а может, она расскажет их мне…»
Роман с девицей Пинель перешел в стадию вялотекущего ухаживания. Увлекшаяся Антуаном девушка в первое время глядела ему в рот, ловила каждое слово, будто он был пророком, изрекавшим непреходящие истины. Арди уже уверился, что девица у него в кармане, но черт ее дернул пойти на свадьбу этой скобянщицы! Там было много молодых мужчин, на которых алмаз «Бонапарт» произвел гипнотическое действие. Весь вечер Жервеза не знала отбоя от желающих с ней потанцевать, а когда стали играть в «письма», получила не менее десятка посланий, о содержании которых Антуану оставалось только догадываться. Впрочем, круглая и довольная физиономия невесты не оставляла сомнений, что письма содержали признания в любви и верности до гроба.
Поняв, что шхуна «Бонапарт» в любой момент может дать крен на другой борт, Антуан остаток вечера не отходил от невесты, держал ее за ручку, давая понять соискателям, что место жениха занято. Единственное, чего ему не удалось сделать, так это выудить у Жервезы письма, присланные воздыхателями. Девушка спрятала их на своей пышной груди в вырезе платья. Если б она положила письма в ридикюль, Антуан вытащил бы их без зазрения совести, но лезть в декольте подруги все же не осмелился.
Чтобы ослабить воздействие чужих комплиментов на впечатлительную натуру своей невесты, Антуан решил проводить с ней больше времени, контролируя каждый шаг. А поскольку Жервеза была по натуре домоседкой, он уже второй день подряд с утра до вечера просиживал на диване у нее в гостиной, с тоскою слушая скучнейшие рассказы о жизни в Лионе и наивные рассуждения о столице, в которой Жервеза была еще новичком.
Такое времяпрепровождение было тяжким испытанием для деятельной натуры Антуана Арди, к тому же, страдала работа, ибо требовалось его присутствие, - положиться целиком на помощников Антуан не мог. Но он приказал себе стиснуть зубы и терпеть, делая все возможное, чтобы приблизить день, когда женится на этой толстой гусыне. Тогда уж он покажет, кто в доме хозяин.
Следующее сообщение повергло Антуана в шок: газета писала о бракосочетании девицы Одиль Пуатье с неким Эриком Венсаном, землевладельцем из Руана.
Арди перечитал еще раз. Сомнений быть не могло: это она, девчонка, на которую указал ему отец, и которая оставила Антуана с носом. Вот это прыть! Не успела отказать одному жениху, как выскочила замуж за другого. Выходит, мсье Моншармен тоже остался на бобах, теперь племянница сама распорядится своим состоянием… если только этого не сделает ее дражайший супруг.
Молодой фуражир от всей души пожелал своему неведомому преемнику обчистить молодую жену до нитки. Может, оставшись нищей, Одиль Пуатье наконец поймет, как это  плохо, - обманывать честных людей, убегая из дома перед самой помолвкой…
 
Эмиль украдкой оглядывал незнакомый, богато обставленный кабинет, в котором находился уже без малого полчаса. Он сидел в глубоком кожаном кресле и ошарашенно слушал человека, хозяина кабинета, который пытался что-то ему втолковать.
- Поймите же, мсье Бедье, ваш отказ равносилен смерти!
- Чьей?
- Вашей, моей, чьей угодно! Вы должны принять решение!
- Я уже принял.
- Это ошибочное решение!
- Не уверен. А вдруг появится законный наследник? Что же, мне снова убираться вон, как много лет назад, когда нас с матерью выгнали из замка поганой метлой, будто мы не люди, а бродячие собаки?
- Этого не будет, мсье! Вы – единственный законный наследник. Кроме того, в завещании покойного маркиза де Шатонеф ясно сказано, что он признает вас своим сыном. Это дает вам право наследовать его состояние.
Эмиль криво усмехнулся.
- Интересно, почему, пока был жив другой его сын… тот, с пятном на физиономии, про меня не вспоминали?
- Ошибаетесь, мсье. Покойный маркиз де Шатонеф, ваш отец, предпринимал попытки разыскать вас и вашу матушку, но поиски не дали положительных результатов. Маркизу донесли, что женщина умерла, а ребенок исчез.
- Да, это случилось много лет назад.
- Поэтому его сиятельство решил, что вас постигла судьба матери. Когда же после смерти маркиза во владение наследством вступил ваш сводный брат…
- Он тем более не был заинтересован в моем появлении.
- Разумеется. Ваш брат даже подкупил моего помощника, чтобы тот вымарал из посмертного завещания маркиза ту часть, где говорится о вашем существовании.
- Вот прохвост!
- Хвала всем святым, я вовремя поймал злоумышленника и прогнал из своего дома. – Нотариус помолчал. – Вот и все, мсье Бедье, что я могу вам сказать.
- Понятно. – Новоявленный маркиз де Шатонеф поерзал в кресле. – Стало быть, я – единственный?
Нотариус пожал плечами.
- Думаю, уверенности в этом не было даже у вашего батюшки. Маркиз де Шатонеф слыл здоровым, сильным мужчиной, и кроме законной супруги и вашей матери, в его жизни наверняка были другие женщины. Последствия этих связей остались для всех неизвестными.
- Значит, у меня могут быть еще братья и сестры?
- Вполне возможно. Но, боюсь, о них вы никогда не узнаете, ибо в документах маркиза де Шатонеф кроме вас и вашей матушки не указано никаких имен. 
Эмиль Бедье взъерошил свои волосы.
- Мда, ситуация… и что я должен делать, если соглашусь вступить во владение имуществом покойного… батюшки?
- Для начала достаточно сменить фамилию на ту, что носил ваш отец.
Эмиль Бедье хохотнул.
- Маркиз де Шатонеф?! Вот уж поистине, - из грязи да в князи!
- Смена фамилии – непременное условие, мсье Бедье. Именно под этим именем вы должны войти в общество.
- Ладно, имя – не кирпич, по голове не стукнет. Что еще?
- Я все вам расскажу и помогу в оформлении документов, но прежде скажите: вы – согласны?
Эмиль Бедье что-то пробормотал себе под нос.
- Да, черт возьми! Это тот редкий случай, когда вода сама течет под лежачий камень.
- Согласен с вами.
- Я буду круглым дураком, если откачусь в сторону.
Нотариус улыбнулся.
- И это ваше умозаключение трудно опровергнуть.
Эмиль протянул руку нотариусу.
- Что ж, мсье законник, тогда я – ваш. Только одно условие.
- Какое, ваше сиятельство?
- Вы должны сделать так, чтобы мое возрождение из пепла произошло не сегодня, а… через некоторое время.
- Какое именно?
- Скажем, через неделю. Я должен подготовить к этой метаморфозе моих друзей…

325

было хорошо.. но мало..))

326

Эмиль вообще не понимал, чего этим двоим не хватает для нормальной жизни. Оба – молодые, здоровые, и любят друг друга, хотя пока не догадывабтся об этом.

Как же мне нравятся трезвомыслящие люди! Рада что на Эмиля свалилось наслдетство. Может теперь Омели им заинтересуется? ;-)

327

Айрин, ведь вы пишете такую объемную вещь, которая никак не тянет на слабенькую графоманскую поделку. Тем страннее мне читать о том, что вы, по сути, довольно небрежно к ней относитесь, мол, все равно потом читатели ее забудут.
Ведь если сам автор относится к своему фику небрежно, то неудивительно, что читатели а) видят в фике несуразности и б) сами относятся к нему небрежно. Я не имею сейчас в виду конкретно вааш фик, а говорю о фике вообще.

Мне кажется, читателя следует уважать и не отказывать ему в праве хотеть читать хорошие фики. А хороший фик в моем понимании - это текст, написанный по законам литературы. Эти законы никто не отменял, и нет ничего плохого или недостойного в том, чтобы им следовать.

Кстати говоря, хозяйка сайта - это не то же, что хозяйка форума. Я здесь не администратор, а модератор. И когда я высказываюсь относительно фиков, и мой пост не подписан "от модератора", то это значит, что пост написан от имени просто читателя :)

328

[Доктора я решила сберечь раньше, чем поступили предложения, но мысль сделать его больным и несчастным пришла недавно: согласитесь, нельзя же допустить, чтобы он снова обижал бедную Омели! Пускай теперь она его обижает  :)

Напомнило. "Горькая луна - 2"  *-p

Рада за Бедье. Любимый персонаж как-никак. Хоть кому-то повезло. Ну или к тому идет, если автор не раздумает. :)

329

Глава 39.

Неделя прошла, как нелепый сон. Четверо людей, по воле судьбы собравшиеся под одним кровом и составлявшие вроде бы одно целое, с каждым днем отдалялись друг от друга. У каждого появились свои секреты, свои тайные замыслы.
Хозяйка усадьбы проводила большую часть времени на балконе, читая книгу или нанизывая на нитку крохотные разноцветные стекляшки, - она вдруг увлеклась бисероплетением.   Она выходила, как положено, к завтраку, обеду и ужину, но после этого возвращалась в свою комнату или уходила прогуляться по саду, причем всегда одна. Дважды за эту неделю Одиль посетила стряпчего, ведущего ее дело, но каждый раз ей говорили, что нужно немного подождать. Тогда она возвращалась домой, садилась на балкон и принималась составлять новое ожерелье из бисера или мелкого жемчуга, а если не было желания работать руками,  открывала книгу и погружалась в мир иллюзий…
Да, в последнее время иллюзии заменяли ей реальную жизнь. Муж тяготился общением с ней, служанка исчезала на целый день и возвращалась только к вечеру, а весельчак Эмиль Бедье в последнее время тоже посерьезнел и был явно чем-то озабочен.
Эрик Венсан старался быть со всеми приветливым, но когда его вовлекали в разговор, придерживался обсуждения двух тем: здоровья и погоды. Почти все время он находился в кабинете в правом крыле дома.
Однажды туда зашел Эмиль Бедье и увидел, как Венсан что-то чертит на листе бумаги, и это «что-то» очень напоминает внутреннюю планировку жилого дома. Не удержавшись, Эмиль спросил.
- Ты что, собираешься сносить «Розен палас» и на его месте строить другой дом?
Эрик Венсан в ответ покачал головой.
- Нет, мой друг, я хочу построить собственное жилище, где буду жить.
- А разве этого дома тебе недостаточно?
- «Розен палас» - не мой дом, он принадлежит Одиль Пуатье.
- «Венсан», - хотел ты сказать?
Мужчина пожал плечами.
- Какая разница? Главное, что ты понял. Я хочу иметь собственный дом, Эмиль.
- Но вы – муж и жена и должны жить вместе.
- Правда? – Эрик Венсан рассмеялся, но Эмилю стало от его смеха не по себе. – Ты же знаешь, все это фикция. Когда мы разведемся, я хочу иметь свою крышу над головой.
Эмиль пожал плечами.
- Свой дом, конечно, великая вещь. Только где ты будешь его строить? У себя в кармане, что ли?
- Почему же в кармане, - Венсан не спеша скрутил чертеж в рулон и разложил на столе новый лист, - когда-то у меня был небольшой клочок земли. На нем и построю.
- А по-моему, все это чушь собачья. Вам нужно не разводиться, не портить жизнь друг другу, а собраться и поговорить, чего вы оба хотите.
Венсан усмехнулся.
- Чего она хочет, я знаю.
- Ну, и чего же?
- Поскорей получить свое наследство и избавиться от меня.
- Дурак.
- Спасибо. – Он взялся за карандаш. – Еще комплименты будут?
- Возможно, позже… А чего хочешь ты?
- Я? – Венсан почесал карандашом за ухом, - я хочу быть свободным. Хочу построить дом и жить в нем. И не зависеть ни от какой Одиль Пуатье.
- Венсан, дорогой. Теперь она Одиль Венсан, твоя жена.
- Да, жена. Которой не нужен муж.
- Если ты всерьез так считаешь, то ты дважды дурак, - сказал Эмиль и вышел из кабинета.
Больше они на эту тему не разговаривали. Эмиль тоже ломал голову, как быть со свалившимся на него титулом и наследством. Он не был бессребреником и не собирался отказываться от того, что само шло в руки, но немного побаивался роли, которую ему предстояло сыграть в новом спектакле под названием «Маркиз из подвала». Он не хотел, чтобы действо переросло в фарс, в пошлую комедию, но, судя по всему, именно это ему и грозило.
Маркиз де Шатонеф, большую часть жизни проведший на улице под забором или прячущийся, подобно крысе, в подвале чужого дома, откуда его, как крысу, и вытравили! Это ли не сюжет для водевиля?
Эмиль понимал, что не приживется среди столичной аристократии. Конечно, деньги – великая сила, способная заткнуть глотки самым свирепым сплетникам и интриганам. Но жить постоянно среди людей, которые уважают тебя только за титул и тугой кошелек?! – Нет, Эмиль этого не хотел. К тому же, стоит ему появиться в свете, как вокруг начнут виться женщины.
Эмиль ничего не имел против женщин. Он всегда благоговел перед этими загадочными, лукавыми, порой непостоянными, противоречивыми существами, но любил их, как гурман любит хорошую еду. Эмиль принимал женщин такими, какими они были, со всеми их странностями и капризами. Они это чувствовали и льнули к нему.
Но если раньше женщины любили Эмиля за то, что он собой представлял, то есть, ради него самого, теперь все изменится. Многие особы захотят быть с ним из-за его денег и титула. А поскольку Эмиль всегда пасовал перед женщинами, становился в их руках мягким, как воск, возникала опасность влюбиться в одну из них. Этакую красотку с улыбкой ангела и зубами акулы, алчущей попробовать на зуб его жизнь и его наследство.
Эмилю этого очень не хотелось, он понимал, что аристократки высшего света расчетливы и корыстолюбивы, и, чтобы разгадать их коварные замыслы, его плебейского ума может просто-напросто не хватить. Выход из создавшейся ситуации виделся только один: жениться на девушке, которая любит его таким, какой он сейчас, - некрасивый, немолодой мужчина сорока двух лет, без гроша в кармане.
Всеми этими качествами обладала только одна девушка – Омели Желлен-Пере, и в один из дней Эмиль после завтрака пошел к ней с намерением поговорить на вполне определенную тему.
Омели, как обычно, готовилась к поездке в больницу, когда в дверях ее комнаты показался Эмиль.
- Детка, можно с тобой поговорить?
- Ох, Эмиль, не сейчас! Я и так опаздываю! Может, перенесем разговор на вечер?     
- Нет. – Эмиль встал в дверях, упрямо наклонив лохматую голову. – Мое дело тоже не терпит отлагательства.
Посмотрев на решительно настроенного друга, девушка вздохнула и отложила в сторону шляпку, которую собиралась надеть.
- Ну что ж, - она присела на стоявший у стола стул и указала мужчине на другой, - садись и рассказывай.
Рассказ Эмиля был коротким, но ошеломляющим. Когда он умолк, Омели некоторое время озадаченно смотрела на друга, потом осторожно тронула его за руку.
- Эмиль, дорогой! А тебе это не приснилось?
- Не приснилось! Черт возьми, Омели, ты что, не веришь?
- Да верю я, верю, - поспешила успокоить девушка, – только…
- Что – только?
- Только все это так неожиданно…
- Согласен. Я сам чуть не рехнулся, когда прочитал газету и понял, что там написано про меня.
Омели снова ткнула его пальцем в грудь.
- Значит, ты – маркиз…
- Выходит, что так.
- Что же теперь будет? Ты уедешь от нас?
- Наверное. Условия завещания гласят, что я должен жить в одном из дворцов семьи де Шатонеф.
- Семьи де Шатонеф, - мечтательно повторила девушка. –     Значит, мы скоро расстанемся? Жаль…
Эмиль понял, что настал момент сказать то, ради чего и был затеян весь разговор.
- Расставаться не обязательно. Можешь уйти вместе со мной.
- С тобой? А как же мадам Венсан? Кто будет за ней ухаживать?
- Да кто угодно! Найти прислугу в Париже не проблема.
- Вот именно, Эмиль! Лучше найди прислугу ты, а я останусь с мадам. Ей будет без меня одиноко.
Эмиль Бедье пробормотал что-то себе под нос.
- Ну и глупа же ты, женщина! Я предлагаю тебе место не прислуги, а супруги!
- Супруги? – Омели растерянно захлопала ресницами. – Твоей супруги?!
- Нет, Наполеона Бонапарта… моей, чьей же еще! Помнишь, недавно сама предлагала мне это?
- Д…да… помню.
- Тогда я отказался, потому что не имел средств к существованию. Теперь они появились, и я могу на тебе жениться. Скажи, ты согласна?
- Постой, не так быстро. – Омели нахмурилась, и это очень не понравилось Эмилю. – Если помнишь, мы еще говорили о любви и выяснили, что не любим друг друга.
- Но и не ненавидим!
- Скажем так: мы испытываем некоторую симпатию друг другу. Но это не любовь.
И тут Эмиль понял, что ему отказывают. Отказывает девушка, в которой он был уверен, как в себе самом. И ему стало страшно.
- Не говори «нет», Омели, сначала подумай. Многие супруги начинают совместную жизнь без любви, она приходит потом, позже. Думаю, у нас с тобой будет то же самое.
- Не уверена. – Омели встала и взяла шляпку. – Я должна идти, Эмиль.
- Да, конечно. – Мужчина поспешил за ней из комнаты. – Прошу тебя, подумай. А ответ дашь вечером.

Омели склонилась над лежавшим на койке мужчиной. Глаза его были закрыты, на лице застыла маска безмятежного покоя. Этот покой длился уже вторую неделю, и врачи опасались, что может перейти в вечный. Персонал отнесся к Омели как к своей, ее помощь приняли сразу. Некоторые догадывались об отношениях, в которых некогда состояли доктор Марти и его ассистентка, поэтому никто не удивился, увидев девушку рядом с человеком, которого она любила.
Главный врач больницы имел с Омели беседу. Он не утаил от девушки всей сложности состояния больного.
- Возможно, он выживет, возможно, нет. Мы, его коллеги, употребим все свои знания и возможности, чтобы помочь доктору Марти восстановиться. Но и вы, мадмуазель, должны нам  помочь.
- Но я ничего не умею! У меня нет навыков обращения с коматозными больными!
- Зато у вас есть другое.
- Что? Что именно?!
- Ваша любовь. Доброе отношение к нему. В конце концов, ваш голос.       
- Мой голос?!
- Да. Мсье Марти сейчас лежит в коме. Считается, что у него парализованы все органы восприятия, в том числе и слух.
- Разве это не так?
Главный врач покачал головой.
- Человеческий мозг исследован далеко не полностью. Да, большая часть его не функционирует, но могли остаться отдельные, нетронутые островки сознания. На них-то вы и должны воздействовать.
- Думаете, он может меня услышать?
- Не знаю, мадмуазель, не знаю. Но пренебрегать такой возможностью не следует.
- Простите, доктор, мне непонятно одно.
- Что именно?
- Если мсье Марти ранили ножом в спину, почему у него поражена голова?
- Ах, это… Дело в том, что когда убийца нанес удар, мсье Марти упал навзничь и ударился затылком о каменные плиты тротуара. Это привело к ушибу мозга… со всеми вытекающими отсюда последствиями.   
- Что же я должна делать, чтобы пробудить его от…сна?
- Разговаривайте с ним. Больной должен постоянно слышать ваш голос.
- Постоянно?
- То есть, как можно чаще.                 
- А что нужно ему говорить?
- Все, что угодно. Можете рассказывать сказки или о том, как провели день, можете декламировать стихи или таблицу умножения… вы знаете таблицу умножения?
Омели покраснела.
- Знала… но забыла.
- Это не важно. Тогда пойте колыбельные песенки или читайте псалмы. Главное – чтобы больной слышал ваш голос.
- Я поняла, доктор.
- Тогда – за дело. – Врач придвинул белый больничный стул к койке Этьена Марти. – Желаю удачи.

Эрик бросил карандаш на стол и потер усталые глаза. Он работал без передышки почти пять часов,  хотел закончить чертеж поскорей. Это был последний из четырех, остальные три стояли на полу у стены, свернутые в рулон и упакованные в тубус. Когда будет готов последний, Эрик отправится в Руан, в свое поместье, и еще раз проверит правильность привязки к местности. С того момента, как он покинул отчий дом, прошло почти тридцать лет. За это время многое могло измениться, выветриться из памяти. Может быть, место, где стоял дом, выглядит совсем не так, как  казалось Эрику.
Наверное, и Малоне стал другим, и жителей, знавших и помнивших  семью Эрика, осталось немного. Узнает ли кто-нибудь в нем, тридцатипятилетнем мужчине, уродливого мальчишку, сына погибшего архитектора Жана Венсана?
Впрочем, на этот счет можно не тревожиться: документ, удостоверяющий личность Эрика, всегда при нем, - его собственное лицо, обезображенное огнем и слегка подправленное волшебником хирургом по имени Этьен Марти.
Кстати, что-то давно о нем не слышно. Неужели так серьезно болен? Надо бы отправить кого-нибудь в больницу и узнать, что с ним? Ведь Эрик обещал принять участие в каком-то симпозиуме, который состоится в июне. А до него уже рукой подать.   
Венсан бросил карандаш на стол и подошел к окну, разминая затекшую спину и ноги: письменный стол – не лучшее место для занятия черчением. Настоящие чертежники работают на особых наклонных столах. А в Германии, он слышал, ведутся разработки  специальной чертежной доски, которая может принимать любые  положения, от вертикального до горизонтального. И чертить на ней можно как стоя, так и сидя на стуле. Очень удобно, должно быть.
Впрочем, свою работу Эрик почти закончил, так что немецкая доска  ему не понадобится.
За окном светило солнце, уже заметно передвинувшееся к западу. Птицы на все голоса славили теплый весенний денек.
Интересно, вернулась ли домой Одиль Пуатье? Утром она куда-то ушла, сказав, что вернется к обеду. Но обед уже позади, а девушка к столу так и не вышла. Да и по коридору никто не проходил, Эрик бы услышал шаги.
Шаги своей жены он узнавал всегда, независимо от того, в какой обуви и по какой поверхности она ступала. У Одиль Пуатье были особые, мелко-летучие шаги, словно она каждое мгновение готова была вспорхнуть и улететь, но усилием воли заставляла себя оставаться на земле и ходить, как все люди.
Чтобы никто не догадался, что на самом деле она - ангел…
Эрик помотал головой, прогоняя непрошенные поэтические сравнения. Спору нет, его жена красива, как лесная фея, но эта красота не для него. По закону он супруг Одиль Пуатье, но это так, надводная часть айсберга; сущность же их брака скрыта глубоко под водой…
Фиктивный брак! Что может быть абсурднее сочетания этих слов! Что может быть безжалостнее, чем ночи, проведенные без сна, когда перед глазами стоит она, в белом подвенечном платье, прекрасная и недосягаемая, как мечта…
Но чаще он видел ее без платья, одетую лишь в собственную кожу, нежную, как персик, и благоуханную, как букет фиалок…
Эти видения, во сне и наяву, преследовали Эрика постоянно. Даже в первую брачную ночь, которая и отдаленно не напоминала ночь вступивших в брак молодоженов, Эрику представлялась Одиль Пуатье, а не Кристина, женщина, которую он любил долгие годы… и любит сейчас.
Но если он до сих пор влюблен в Кристину, почему думает и мечтает о другой женщине?!
Вот всем вопросам вопрос!
Эрик выругался и сжал руками гудящие виски. Да, Кристина Дайе для него потеряна. У нее своя жизнь, свой дом и муж, которого она любит, и вмешиваться в ее жизнь Эрик не имеет права. Теперь он тоже женатый человек, и должен черпать радости в собственной семейной жизни.
Мужчина мрачно усмехнулся: да уж, его семейных радостей не счесть. «Любимая» супруга разве что не бросается на него с половником, смотрит волком и делает все, чтобы держаться на расстоянии.
Впрочем, Эрик и сам приложил руку к их отчуждению. Он отдалил от себя жену, и сделал бы это снова, и снова, и снова. Пусть лучше все кончится сразу, не начинаясь, чем потом, когда он поверит в красивые слова и намерения, прирастет к ней корнями, а в ответ на свои надежды получит пугливый взгляд и холодный, неприязненный отказ… или презрительную усмешку, которая ранит больнее самого острого стилета.
Да, он старается ее избегать, казаться хуже, чем есть на самом деле. Потому что безмерно, панически боится.
Боится того, что однажды изгнал из своей жизни, изгнал по собственной воле, раз и навсегда. Но сейчас ЭТО властно заявляло о себе снова, выстраданное годами, оплаканное слезами сердца, - желание счастья.
С детских лет мать внушала Эрику, что люди рождены для страданий, именно они составляют суть человеческой жизни. В страданиях люди появляются на свет, в страданиях влачат свое жалкое существование на земле, в страданиях покидают этот мир.
Но Эрик видел множество других примеров, прямо противоположных тому, что ему говорили. 
Как ни странно, его мать и мерзкий человек со шрамом жили счастливо. Они улыбались, ласкали друг друга на глазах у Эрика, клялись друг другу в вечной любви. И не говорили ни о каких страданиях.
Мадам Жири была одинока, но имела дочь по имени Мэг, похожую на хорошенькую фарфоровую куколку. Иногда, пробираясь по тайным ходам Опера Популер, Эрик был невольным свидетелем отношений матери и дочери. Антуанетта Жири казалась суровой женщиной и редко ласкала дочь, но когда расчесывала светлые волосы девочки, в ее глазах светилась любовь, а на лице играла нежная улыбка.
Однажды Мэг простудилась и тяжело заболела, мать не отходила от ее постели несколько ночей. Все в театре радовались, когда девочка поправилась. Антуанетта закатила для нее настоящий пир и подарила красивое платье с блестками. Эрик помнил, какими были в тот миг лица матери и дочери – на них было написано счастье…
Кристина и Рауль де Шарни, Влюбленные с большой буквы. Они прошли через все беды и страдания и тоже обрели свое счастье. Счастье, которое Эрик едва не разрушил.
Эрик стиснул кулаки так, что ногти впились в ладони.
         Счастье…
Мгновение радости в безвременье вековых страданий.
Прекрасная роза, взращенная среди вечных снегов.
Светлый луч солнца, прорвавшийся сквозь пелену мрачных, свинцовых туч…
Счастье…
Эрик не знал, что это такое. Но сейчас вдруг с особой силой почувствовал, что хочет узнать. Пусть ненадолго, пусть на час, на минуту, на один короткий миг. Он хотел стать счастливым. Счастливым собственным счастьем, а не благодаря отраженным чувствам другого человека, как, например, было с Кристиной, когда он радовался ее успехам в пении или, позже, триумфу на сцене.   
Эрик хотел быть счастлив сам по себе.
Он вдруг почувствовал непонятную тяжесть на душе. Неужели такою и бывает тоска о несбыточном?
Внутри него тонко зазвенела какая-то тайная струна, сродни  сожалению, но Эрик тут же ее приглушил, выругавшись вслух. Он задернул оконную штору и быстро вышел, почти выбежал из кабинета.
Эмиль Бедье был на кухне. Мурлыча что-то себе под нос, он шинковал овощи к ужину. Увидев ворвавшегося в кухню приятеля, он поднял бровь, но ничего не сказал.
Эрик Венсан налил стакан воды и залпом выпил.   
- Как, по-твоему, за что женщины любят мужчин?
Вопрос был не праздный и требовал обстоятельного ответа.
- За что? – Эмиль Бедье отложил нож в сторону и ссыпал наструганные овощи в фарфоровую салатницу. – Будто сам не знаешь.
- Знал бы – не спрашивал. Например, за что тебя любила твоя магазинщица?
- Марго? – Бедье покачал головой. – Она меня не любила, она меня ядом травила.
- Ну, ладно! А твоя настоятельница? Она-то любила?
- Ну, настоятельница!... Во-первых, я умел порадовать ее в постели. Во-вторых…
- Постой, постой! Выходит, главное для женщины –  плотские утехи?
- В общем, да. Но некоторым нужно еще кое-что.
- Что именно?
- Например, твоя эрудиция. Некоторые дамы любят поговорить, особенно после  этого дела.  На такой случай  неплохо иметь в запасе пару-тройку занятных историй из жизни или пересказать какую-нибудь занимательную книжицу, поставив себя на место главного героя. Болтовня в постели действует на баб возбуждающе.
- А как насчет внешности? Неужели  для женщины она ничего не значит?
- Ты что! Конечно, значит. Некоторые дамы предпочитают делать это с красавчиками. Но далеко не все.
- То есть, можно быть… не слишком красивым, и все-таки нравиться женщине?
- Точнее не скажешь. С лица, как известно, воду не пить, - Бедье хихикнул, - а в кровати внешность – дело десятое. Главное, чтобы там у тебя все было в порядке.
«Там» у Эрика был полный порядок, но...
- Послушай, еще Фирдоуси сказал, что влюбленность возникает из-за красивой внешности.
- Фирдоси? – Эмиль Бедье наморщил лоб. – Не помню такого.  Он кто?
- Восточный поэт и мудрец. Он говорил, что влюбленность начинается с созерцания красивого лица, а уж потом переходит на созерцание души.
- Ну, не знаю, - Бедье пожал плечами. – Я твоего Фирдоса не читал и, наверное, не буду. А тебе одно скажу: не дрейфь раньше времени.
- Ты о чем?
- Все о том же. Думаешь, не вижу, как ты из-за своих шрамов с ума сходишь?
Эрик машинально провел рукой по лицу.
- Что, очень заметно?
- По-моему, нормально. Так что, напрасно боишься.
- Ничего я не боюсь… 
- Нет, боишься. А мое мнение – если бабу привлекает в мужике одна только внешность, беги от  нее со всех ног.
- От внешности или от бабы?
- Думаю, ты меня понял. – Эмиль Бедье придвинулся к Эрику поближе. – Я, конечно,  не мудрец, как твой Фирдос, но вот что скажу.  Мир состоит не из одних красавцев. Мир – он всякий, и в нем всего поровну, и красоты, и безобразия. Сними, например, кто-нибудь из лучших побуждений  уродин-химер с Нотр-Дам де Пари и посади на их место ангелочков с золотыми крыльями, - парижане возмутятся и назовут доброхота варваром и вандалом. И потребуют вернуть химер обратно.
- Почему?
- Потому что и уродство иногда бывает  прекрасным.
- Вздор.
Эмиль Бедье пожал плечами.
- Думай как хочешь. Мое мнение ты слышал.

330

В этом фике как-то ощущается недостаток женщин :)
Даешь каждому мужчине пару! (Я говорю про Бедье, конечно. Или доктора. Потому что они явно будут делить Омели.)

С утра пораньше не хочется цепляться ни к чему, поэтому просто скажу - понравилась глава. Надеюсь, в следующей нам объяснят, почему Одиль не дают деньги :)