Добавляю еще кусочек)

Эрик стоял у окна, провожая всеми возможными проклятиями, уезжавшего графа. Написанное письмо месье Ильинский пообещал (кому же, в самом деле? Ему или себе?) отправить жене по дороге. Перс тоже собирался уезжать, ему поскорее хотелось вернуться к себе в квартирку на Рю де Риволи. Дарога почему-то медлил, а сейчас остановился позади, в нескольких шагах. Прежде чем, обернуться к нему, Эрик серьезно задумался: ненавидеть Перса или нет… Ответа не было. Как и любой человек, которому не чужд инстинкт самосохранения он должен был благодарить дарогу за вновь спасенную жизнь. Это напрямую связало Эрика со следующим вопросом. Человек ли он до сих пор? Действительно? А ответа не было. Так или иначе, молчание не могло больше продолжаться, и он обернулся.

- Убирайся, тебе небезопасно здесь находиться. Я горю желанием придушить тебя.

- Эрик, я уйду, но я хотел бы дать тебе совет…

- Еще один? – зло усмехнулся он. – Дарога, тебе не кажется, что советов достаточно с твоей стороны? Ты считаешь, что можно меня вот так продать в рабство?

-  Ты преувеличиваешь…

- Нет, дарога, я не преувеличиваю! – глаза Эрика загорелись золотом под спутанными прядями волос. – Что я теперь должен сделать? Если не ты, так эти проклятые подкупленные слуги устроят мне травлю, когда я уйду. И ты считаешь, что я преувеличиваю?

- Но, Эрик, если ты остаешься, то ты должен…

- Я знаю, что я должен, - неожиданно сменив крик шепотом, сказал он. – Но Ильинский уехал, и не он здесь теперь хозяин, а я. К черту все то, что говорил месье граф. Я буду делать все так, как посчитаю нужным. Убирайся, или, может быть, хочешь пожить здесь на правах прислуги?

- Неблагодарный ублюдок, - чуть слышно произнес Перс.

- Взыграли твои царские крови, дарога? – торжествующе спросил Эрик. – Лучше бы ты прикончил меня, когда только нашел в госпитале. А ты втянул меня невесть во что!

- Мне не хотелось терять такого интересного собеседника как ты, - усмехнулся Перс. – Позволь попрощаться. Я уезжаю в Париж.

«Не возвращайся», - про себя подумал Эрик. Он остался один и не придумал ничего лучше прогулки по дому, в котором ему предстояло отныне влачить свое существование. Большие окна были занавешены тяжелыми бархатными портьерами цвета спелой вишни. Они не пропускали свет. На стенах висели разные картины, в большинстве своем портреты. Дом не создавал бы такого неприятного впечатления, если бы не запущенный сад вокруг него. Можно было подумать, что дому специально добавили таинственности и мрачности. Отчасти так и оказалось: как выяснил Эрик, его строили давно для какого-то барона. В остальном, дом просто требовал тщательного ухода. У Ильинского вряд ли было время заниматься им, что, впрочем, оказалось к лучшему. Месье граф, определенно был лишен всякой фантазии, по крайней мере, такой, как у Эрика. Бывший Призрак Оперы, мастер иллюзий, придумавший и построивший свою уникальную комнату пыток, да и не только, почти сразу решил обустроить свое новое жилище под себя. В конце концов, ему здесь придется жить…

Денег, оставленных графом, было вполне достаточно, чтобы потратить часть, на архитектурные решения. Слуги сначала смотрели на вдруг прибывших рабочих, на неожиданный интерес Эрика, на странные и неожиданные изменения с подозрением, но потом, будучи не в силах остановить нового владельца дома, смирились и добавили всю эту затею в список причуд. Те, кому были вверены дела графа Ильинского, не нашли в действиях Эрика ничего предосудительного – он не собирался покидать дом, внимательно относился к приходившим из России письмами об Ольге Дмитриевне и не оставлял эти письма без ответа. В целом, все было слишком спокойно, чтобы называться размеренным течением жизни.

Отредактировано Ребекка Шайн (2005-11-28 23:38:29)

Мышь, а то!

Иначе это бы был не Эрик!

:off:

Наверное мне бы и это пришло в мою бредовую голову, знай я, кто есть Эраст Фандорин (ну всмысле знай я про него больше чем имя!) -0 

Отредактировано smallangel (2008-07-14 03:05:08)

Гиллуин, Эрик еще себя проявит))

Гм.. а как тебе помогут каски против пенджабской удавки?

***

Эрик играл на фортепьяно. Каждую бессонную ночь он выходил в огромную гостиную и садился за фортепьяно. Его посещали разные мысли, но в большинстве случаев это была тоска по его комнате в подземельях Оперы, где стояли гроб и орган. Звучание органа невозможно было сравнить со звучанием фортепьяно. Любая музыка, сыгранная на фортепьяно, казалась ему пошлой, фальшивой и какой-то показной. Органная музыка - другое дело. Она затрагивала самые темные глубины души, заставляла заглядывать туда, куда никогда бы не заглянул человек. Еще Эрик думал об Ольге Ильинской. Различные образы связанные с этой женщиной щекотали его воображение. Одним делом было стать ангелом музыки для романтичной хористки, за которой каждый день наблюдал, находясь по ту сторону зеркальной глади, но совсем другим - сыграть в жизни совершенно незнакомого, находящегося вдали человека роль палача. Эрик сожалел о том, что у него не было возможности поговорить с графом «по душам». Конечно, эти размышления не могли не породить в нем воспоминания о жизни на востоке… Он признался себе, что его руки были по локоть в крови еще задолго до того, как он превратил себя в Призрака Оперы, признался, что не чувствовал и, скорее всего, никогда не почувствует раскаяния. Эрик встал и подошел к окну. Ночь была самой обычной: холодной, облачной. Из-за облаков иногда показывалась бледная и очень далекая луна. Он тогда забавлялся… каждый наслаждается тем, чем может…

2
(*махнем-ка мы, читатели, в Россию!)

Занималась заря. Темноволосая женщина, накинув на плечи пеньюар, спускалась по лестнице. Утро было ранним, и все в доме, кроме нее еще спали… Еще спали… а она вообще не ложилась, будь проклята бессонница. Женщина уже знала, кого увидит на пороге, поэтому если такой непригодный для приема гостей вид и смущал ее, то совсем немного. В дверях, переминаясь с ноги на ногу стоял немолодой мужчина, средних лет, ее брат (о чем посторонние, как правило, сразу догадывались по их внешней схожести).

Первыми в дом буквально влетели непоседливые племянники. Двое мальчишек - шести и девяти лет - бросились с радостными криками заключать тетю в объятия. Женщина стояла неподвижно, вымученно улыбаясь и стараясь всеми силами не оттолкнуть от себя детей.

- Ольга… - насторожено позвал ее брат.

Она подняла на него глаза, молча умоляя его занять детей каким-нибудь делом. Ольга Дмитриевна Ильинская никогда не отличалась особой любовью к детям, даже к детям своего брата, ну а сейчас уже по одним ее глазам можно было догадаться, что внешнее спокойствие может обернуться приступом то ли отчаяния, то ли безмерного гнева, и поведение племянников грозило разрушить эту тонкую грань.

- Я не ожидала, что ты приедешь, Алексей, - наконец, выдавила она, осторожно высвобождаясь из детских объятий.

- Я был вынужден приехать без предупрежденья, Ольга, - неуверенно произнес он и сделал несколько шагов по направлению к сестре.

- У тебя что-то случилось? - без малейшего удивления в голосе спросила она.

- Вряд ли дело касается только меня…

- Идите в гостиную, - сказала Ольга, обращаясь к детям. - Алексей, давай поднимемся в кабинет, не стоять же здесь.

- Боюсь, что мне придется остаться пока у тебя, надеюсь, ты приютишь меня? - заговорил он, поднимаясь вслед за ней по лестнице. - Я не мог заранее оповестить тебя о своем приезде, все мои письма отслеживаются. Наблюдение, мне кажется, велось и за домом. Поэтому я уехал. Ольга, скажи, твой муж еще не вернулся? - она промолчала в ответ. - Ольга?

Женщина на какие-то мгновения забылась, и когда брат окликнул ее, рассеяно повернулась к нему.

- Нет… нет. Я потеряла мысль. Подожди. Если за тобой следят, то ты привел слежку сюда?

- Это исключено. Я проверял.

Ольга бесшумно отворила дверь кабинета, оттуда потянуло холодом. Было видно, что в комнату давно не входили: на мебели осела пыль, вещи были аккуратно собраны и лежали на своем месте. В окно проникал тусклый свет. Графиня Ильинская обошла всю комнату и села за стол, сложив руки на груди. Алексей приблизился к сестре и на глаза ему попался смятый листок, оставленный на столе и, подобно остальным предметам интерьера, покрывшийся пылью. Однако единственная строчка, написанная посередине листка красными чернилами, была вполне различима. Алексей, стараясь не потревожить погрузившуюся в раздумья сестру, склонился над столом, вчитываясь в короткое послание на французском языке. «Граф Ильинский мертв», - говорила эта записка. Он вздрогнул и мельком взглянул на Ольгу.

- Как давно тебе пришло это… письмо?

Она подняла на брата глаза и ответила, как ни в чем не бывало.

- Четыре с половиной месяца назад.

- И ты молчала?

Ольга пожала плечами и углубилась в воспоминания. Она вышла замуж в юности и по расчету. Ее жизнь сложилась более чем банально, если не считать того, что привычные уговоры вроде «стерпится - слюбится» не сумели пробить стену, разделявшую ее с мужем. Когда старший брат женился на какой-то гувернантке, Ольга стала единственной, кто мог (и был обязан) поправить материальное положение семьи. Она вспомнила весьма занятный разговор, который произошел между ней и Ильинским при их первой встрече.

-----

А вот что это за интересный диалог узнаете позже)

Отредактировано Ребекка Шайн (2005-12-01 09:16:55)

Martian, буду по мере сил писать дальше..)

Ну... насколько, как и когда это взорвется я еще точно тебе сказать не могу... но сама надеюсь, что взорвется.. тут герои без меня друг с другом разбираются.. я только записываю)) Говорю же - у девочки (то бишь меня) глюки))))) творческие.

Оффтоп - Обрыв - очень хорошая вещь!

Лита, к своему стыду не знаю о чем ты)

А вот насчет Веры.. нет.. не могу.. не люблю это имя.. после Героя Нашего Времени

Гиллуин, как оказалось в данной версии(ну захотелось мне такую версию рассмотреть! не бейте!), Эрик Крисю... счел... дамой.. кхм.. ну в общем намек понятен:)))

Разговорчик будет) Только уже не сегодня.

Выкладываю еще чуть-чуть.. знаю, что так мало выкладывать - хамство со стороны автора, но поскольку я пишу и вне дома.. то мне надо откуда-то брать то, на чем я остановилась.. вот и делаю два дела сразу: и себе, и вам, любимым!

За обедом все сидели в молчании, даже вечно неугомонные племянники. На мальчиков будто бы подействовало молчание дома Ильинской. Все в этом loca tacentia*  принимало правило молчания и бессловесной напряженности. Даже Ольга, переступив впервые порог дома, принадлежавшего ее мужу, не смогла, как ни старалась, разрушить эту глухую преграду.  Алексей не мог есть, чувствуя на себе пристальный взгляд сестры, она, напротив, ела со своим обычным аппетитом (вернее, с полным его отсутствием), и неустанно следила за каждым его движением.

- Что-то не так? – наконец, не выдержав, спросил он.

Ольга пожала плечами.

- Не понимаю, о чем ты. Разве я не могу просто смотреть на брата? – просто ответила она.

- Зная тебя, Ольга? Нет. Ты что-то знаешь?

- Знаю? Алексей, ты говоришь со мной так, будто бы тебе есть что скрывать.

- Ольга, я не шучу…

- Я тоже не шучу, - глухо сказала женщина и поднялась из-за стола. – Мальчики, идите, поиграйте в другой комнате. Мне надо поговорить с вашим отцом с глазу на глаз.

Алексей проводил детей взглядом. Его сестра медленно приближалась к нему, обходя стол кругом. В ее взгляде читалась угроза.

- Я хочу знать, Алексей. Я хочу все знать. За сколько ты им продался?

- Ольга…

- Не делай из меня наивную и добрую сестру милосердия. Я приютила тебя из жалости, но я знаю тебя даже лучше, чем ты сам. Отвечай. Слежка – это слишком глупое оправдание. Если бы слежка существовала, ты бы не смог и шагу ступить за пределы столицы, тебя бы арестовали.

- И давно ты до всего этого додумалась? – с горечью спросил Алексей.

- Я знала с самого начала. Я не хотела верить… но я знала. Мой глупый брат, они тебя обманут.

- Нет, Ольга. Я все прекрасно понимаю. Я не просил сохранить жизнь себе. Я просил не трогать детей. И слежка, она действительно была. Они приходили ко мне домой. И мы заключили сделку. Я должен был выяснить, где вы с мужем храните свое состояние… для них.

Ольга глубоко вздохнула.

- Глупец. Я ничего не знаю. Знал только Евгений. Когда они здесь будут?

- Сегодня вечером.

*Мир безмолвия, лат.