Мои дорогие читатели!
Скажите, вам продолжение сейчас или вы еще пообсуждаете почерки?

Мисс, я даже не сомневалась

* * *

 Путь к директорскому креслу вовсе не покрыт алой ковровой дорожкой, а тернист и труден. Тем слаще казалось шампанское, которое распили по случаю удачной сделки с Лефевром, тем приятнее пахло розами и духами в гримуборных артисток, тем ярче горели огни рампы, и тем безоблачнее мнились дни директорствования. Тем эффектнее представлялись вечера, проведенные сначала в гримуборных вышеупомянутых артисток, затем – в собственной ложе второго яруса, облюбованной за открывающийся из нее вид на богемную публику, а вовсе не из-за возможности обозревать действие на сцене, затем ужин со сливками общества…и ночи, упоительные ночи из тех, о которых лишь многозначительно молчат и перемигиваются с приятелями, тщательно скрывая события и соучастников от жен и официальных любовниц.

О да, богема притягивает, высшее общество манит, а театр представляется квинтэссенцией всего самого завлекательного, что придумали парижане, этот веселый народ, умеющий повеселиться, знающий толк в вине и женщинах, народ, породивший на свет Массне, Гаварни, Гуно, Бизе, Скриба… всех тех, кем привыкли восхищаться истинные ценители искусств.

 Надо ли говорить, что будни оказались вовсе не такими привлекательными, как их рисовали себе в воображении что Фирмен Ришар, что Жиль Андрэ по отдельности, а то и оба хором?

Назойливые посетители, которых иной раз не мог сдержать даже проявлявший чудеса изворотливости секретарь Реми.

Капризные артисты, и – что еще хуже – артистки, королевой скандала среди которых была, разумеется, синьора Гуатичелли.

Ну и венец всего – Призрак Оперы, на корню разрушивший остатки иллюзий обоих директоров.

Какое-то время они цеплялись за мысль о том, что их наглым образом разыгрывают. Вплоть до смерти Жозефа Буке – мнили, что способны справиться с такой незначительной помехой, как Призрак Оперы. Черта с два.

Призрак смеялся над ними. Играл. Писал оскорбительные записки. Крал и возвращал на место документы, деньги, личные вещи господ директоров. Пугал хористок. Требовал ложу и жалованье. Поймать наглеца не представлялось возможным, потому что как поймать того, кто знает обо всех твоих мыслях?

Впрочем, как ни крути, а прибыль в те "веселенькие" времена в Опера Популер была такая, что не снилась и в лучшие дни их "мусорного" бизнеса… Точнее, "металлоломного", как они всегда утверждали.

Публика, как в старых баснях, желала, чтобы ее развлекали, а когда развлечения приедались, начинала требовать, чтобы ее напугали. Развлечений в Опере было предостаточно, а Призрак, сам того не желая, обеспечивал вторую составляющую приятного времяпрепровождения обывателей – он пугал. Но пугал как-то нестрашно, скорее, забавно. Знать, что во-о-он в той ложе сидит не кто иной, как персональный призрак Опера Популер, было приятно. От этого делалось щекотно где-то в желудке, а барышня, которая пришла с тобой на спектакль, кокетливо прижималась к тебе в притворном страхе. Публика с каждым днем желала слышать все новые подробности "из жизни Призрака Оперы". Бульварные газетенки со знанием дела принимались сочинительствовать, и Реми, вовремя подсуетившись, навел директоров на дельную мысль управлять потоком людского сознания с помощью прессы. Кому, как не директорам Опера Популер, известно все о том, кто ежедневно угрожает их жизням? Кто, как не директора Опера Популер, успешно держат оборону? И благодаря  кому публика каждый вечер имеет удовольствие лицезреть очередной спектакль?

Счастье кончилось внезапно. Фирмен и Андрэ едва-едва успели понять, что заполучили в свои руки стабильный, хотя и слегка неуправляемый источник дохода, как вдруг этот источник взял да и уронил люстру на головы тех, кто готов был отдавать деньги за право быть сопричастным его тайне.

Разумеется, директора потом стали самыми желанными гостями на всех званых ужинах, ибо все хотели знать подробности их отношений с Призраком. Но вот театр пострадал действительно серьезно. После известных событий, потеряв покровительство виконта де Шаньи, не имея возможности поднять театр за счет собственных средств, Андрэ и Фирмен готовы были признать себя банкротами, но колесо фортуны снова повернулось, вознося – уже в который раз – незадачливую парочку к вершинам успеха и благополучия.

Госпожа баронесса оказалась подарком судьбы. Впрочем, Фирмен, менее своего приятеля Андрэ склонный к романтизации окружающей действительности, практически с первого взгляда распознал в Елене Благиной характер еще более мощный, чем у госпожи примадонны. С таким характером запросто можно сворачивать горы, поворачивать реки вспять, строить пирамиды и возрождать Опера Популер из пепла. Если все русские похожи на госпожу Благину, вкралась тогда в голову Фирмена крамольная мысль, то становится понятно, почему Наполеон потерпел неудачу. Загадочная русская душа была заключена к тому же во вполне прелестную, если таковое слово уместно для описания госпожи баронессы, оболочку. Тем ценнее был подарок судьбы, ведь всегда приятнее иметь дело с красивой женщиной, нежели… ну, скажем, с молодым человеком. Женщина всегда признает за мужчиной главенствующую роль, а красивой женщиной, которая к тому же знает, что красива, ничего не стоит управлять с помощью комплиментов и восхищения.
Впрочем, едва ли не через пару дней Фирмен понял, что ошибался. Елена Благина оказалась не просто подарком судьбы, она стала для директоров поистине доброй феей-крестной, решающей проблемы взмахом волшебной палочки. Оказавшись в ряде вопросов компетентнее их обоих вместе взятых, баронесса взяла на себя практически все. Чем создала директорам массу свободного времени, которое они употребили на то, что им было знакомо и понятно - прибыль.

Отредактировано Елена (2005-11-15 22:06:24)

Люди, я вас обожаю.
Слов нет, как одном из авторов приятно читать рассуждения.
Думаю, второму автору тоже.

Но - имейте совесть. Сегодня кусочков не будет.
Разве что сильно под вечер.

* * *

 Антуанетта задержалась в театре допоздна, приводя в порядок свою газовую юбочку, которую умудрилась чем-то заляпать во время вечернего прогона. Унести ее домой, чтобы отстирать, не оставалось времени, утром в ней надо было быть уже на сцене, и отогревая дыханием замерзающие в ледяной воде пальцы, девочка постирала юбочку в прачечной при театре. Уже собравшись домой, она решила почему-то пройти не через служебный вход, а через сцену, затем по парадной лестнице и выйти через парадную дверь, вернее, через маленькую дверку рядом, которой пользовались швейцары.

Сцена тонула в полумраке - освещение было практически выключено. Все декорации уже давно разобрали, и  большей частью – унесли в кладовые. С колосников свисали веревки, кулисы чернели с двух сторон. Темнота еще с детства пугала Антуанетту, ей все время казалось, что там дышит кто-то затаившийся,  большой, бесформенный и опасный. Но наперекор страху она нарочито медленно прошла к краю сцены, царственным жестом откинула плащ, и, чтобы окончательно показать чудовищу из темноты, что тот может прятаться и дышать сколько угодно, но не заставит Антуанетту Жири бежать сломя голову мимо кресел партера к выходу из зала, девушка привстала на мыски и подняла руки, сложив пальцы, как учили чуть ли не с первых дней в балетной школе. Озорство взяло верх над трусостью, и Антуанетта, считая мысленно такты, сделала несколько прыжков, два-три поворота, вошла во вкус, скинула плащ и снова подняла руки.

 Несколько минут она солировала на пустой темной сцене, самозабвенно, как никогда раньше. Перед ее мысленным взором тьма расступилась, уступая место ярким огням, пустоту заполнили декорации, в кулисах толпились ее товарки, восхищенно наблюдая за выразительным танцем вчерашней ученицы, а ныне ведущей балерины Опера Популер. Публика замерла, завороженная утонченными движениями, изумительными арабесками, очарованная свежим лицом юного дарования, ее светящимися радостью  глазами. Вот балерина делает последний поворот и замирает в грациозной позе. И тут же на нее обрушивается шквал аплодисментов.

 Антуанетта замерла и вскрикнула от неожиданности. Она услышала хлопки, и из-за кулисы вышел спасенный ею мальчишка, отчаянно молотящий в ладоши.

- Это было… мадемуазель, это было чудесно! - совершенно искренне воскликнул мальчик, и девушка простила ему свой недавний испуг. Она подобрала плащ, и вдвоем с мальчишкой они покинули здание театра.
- Я наблюдал за вами все время, - признался циркач. - За вами и за всеми остальными. Тут такие все суматошные.… А вечерами я смотрел спектакли. Забирался на самый верх, ложился на балки и смотрел.
- Тебя могли заметить, - укоризненно сказала Анутанетта. Мальчик отмахнулся.
- Нет, конечно. Я умею прятаться. А на самый верх почти никто и не ходит. Только пара человек.
- Наверное, машинисты сцены.
- Не знаю. А ваша прима носит парик.
- Да, мы все над ней посмеиваемся. Но она здорово поет.
- Да ну, скрипит как плохо смазанная дверь.… Хотя голос у нее мощный.
- Ты что, знаток голосов?
- Нет. Просто чувствую.
- Мальчик проводил Антуанетту до дома. На прощание стиснул ее руку и сказал, что уходит.
- Спасибо вам, мадемуазель. Я никогда не забуду вашей доброты. Вы первая, кто был ко мне по-настоящему добр. Я не забуду этого.
- Да ну, что за глупости - смутилась Антуанетта, так не по-детски серьезно прозвучали его слова. Мальчик выпустил ее руку, отошел на два шага, почти слился с темнотой.
- Куда ты теперь? - спросила Антуанетта, чувствуя невольную тревогу за него.
- Мир большой, - последовал ответ. - Но я обязательно вернусь, чтобы посмотреть на вас, когда  вы будете танцевать главные роли.

 Обещание свое он не выполнил.