* * *

Денек обещал выдаться на славу – ясный, светлый, не очень жаркий, но и не холодный. В такую погоду хорошо отправиться в парк, послушать пение птиц, вдохнуть аромат цветов или прогуляться по берегу озера. Но, как ни странно, необходимость ехать в Оперу ничуть не расстраивала хорошего настроения Елены Благиной. Титанические усилия, наконец, увенчались некоторым успехом, и в общем хаосе, именуемом оперным театром, начали проявляться ростки упорядоченного. Впрочем, баронесса не обольщалась: порядок противоречит самой природе Оперы, максимум, на что можно надеяться – придать стихии легкий налет управляемости.

А еще Елена Александровна получила письмо от младшей сестры, по которой очень соскучилась.

«…управляющий третьего дня принес полный отчет. Не преминул намекнуть, что хорошие результаты – в первую очередь его заслуга, так что надо бы подумать о повышении жалованья. И так ведь платим ему более чем щедро, да он еще и приворовывает. Неужто не хватает? …

…На прошлой неделе князь Александров давал большой бал, собрался весь свет. Помнишь Натали Барятьеву? Когда ты уезжала, она была белобрысой девочкой, а сейчас уже девица на выданье. Но, увы, не похорошела ни на гран – все такая же длинная, плоская и бесцветная. Зато на бал явилась, вся увешанная огромными бриллиантами (такая безвкусица!), и поручик Шеремской весь вечер за нею увивался. Говорят, он проигрался в дым, и теперь ищет способа спастись от кредиторов. Ну да Барятьев наверняка не станет отказывать капризам дочери, и купит ей и этот бриллиант…».

Баронесса отложила письмо, пытаясь припомнить Натали, ее отца, и поручика Шеремского. То, что так занимало ее в Петербурге, здесь поблекло и отодвинулось на задний план, уступив заботам об Опере.   

- Никита? Распорядись приготовить мой экипаж. Я еду в Оперу.

Расторопный слуга почтительно поклонился.

- Сию секунду, сударыня.

Елена Александровна подошла к зеркалу, легким касанием поправила и так безупречно лежащие волосы, взяла сумочку и накидку, и легко сбежала по ступенькам.

  …Театр приветствовал баронессу своей обычной суматохой, гудя растревоженным ульем. Не очень оригинальное сравнение, признала она, зато верное.

…Она прошла мимо репетирующих балерин, которых безжалостно гоняла мадам Жири Трость мадам вернули - утром она обнаружила ее в запертом танцевальном классе), поздоровалась с дирижером, отступила с пути несущихся по коридорам хористок (девочки были настолько чем-то увлечены, что могли снести и мадам патронессу, не заметив такой незначительной помехи) и направилась в свой кабинет.

У дверей уже дежурили гример и камеристка Карлотты, и хорошее настроение начало стремительно таять.

- Доброе утро, мадам патронесса! – хором приветствовал ее эскорт примадонны.
- Доброе утро, господа. – Елена Александровна нырнула в дверь и захлопнула ее за собой.

Уф, может, обойдется. Мало ли, зачем нелегкая принесла эту парочку под ее кабинет. Например, они просто шли по какому-то поручению Карлотты, увидели патронессу, и решили, что будет невежливо не поздороваться. Только это было бы слишком хорошо.

К сожалению, предчувствия не обманули. Двери кабинета распахнулись, и синьора прима, благоухая духами и блистая новым умопомрачительным туалетом, влетела в кабинет, сразу же по-хозяйски падая в кресло.
«И зачем ставить двери, если в них все равно никто не стучится?» с тоской подумала Елена Александровна, изображая приветливую улыбку.

- Доброе утро, синьора Гуатичелли. Чем обязана?
- Чем? – итальянка вскинула брови. – Этим!

Через стол полетел конверт из плотной бумаги, запечатанный сургучом. Баронесса взяла его, уже заранее предчувствуя, что там увидит. Так и есть: скалящийся череп на печати и, судя по всему, адекватное содержание.
«Вы не вняли моим предупреждениям.
Вы сочли себя выше этого.
Вы сами выбрали свою судьбу.
Скоро пробьет час моей мести.
С наилучшими пожеланиями, П.О.»

- Опять! – Карлотта драматически закатила глаза. «Переигрываем, сударыня», критически подумала Елена. – Он хотеть выжить меня из театра. Это повторяться снова и снова! Этот…(воистину, велик, могуч и богат итальянский язык, особенно если нужно красочно и емко оскорбить). Он считать, нет, он решить, что он может меня запугать!

Далее последовало развернутое перечисление того, что нужно сделать с негодяем, посмевшим посылать свои угрозы самой Карлотте Гуатичелли.
Подобная перспектива заставила бы побледнеть и содрогнуться даже самого Торквемаду.

- Кого вы имеете в виду, синьора? – прервала Благина поток словоизлияний итальянки.
- Разумеется, этого мерзавца, Призрака Оперы! Он снова принялся за свое!
- Это невозможно, синьора. Призрак покинул наш театр. Скорее всего, он давно мертв. К тому времени, как полиция добралась до его убежища, там уже не осталось почти ничего – все было разбито и разорвано. Даже если ему удалось уйти живым, в чем лично я очень сомневаюсь, сюда он уже не вернется. Это было бы верхом безрассудства.
- Вы не быть в Опера Популер три года назад, - Карлотта раскрыла веер и принялась им обмахиваться. – Вы не видеть, что здесь твориться. И это все возвращаться! Мешок…
- Недосмотр. Крепления были заново перепроверены. Больше такого не повторится.
- Розы…
- Глупая шутка.
- У меня пропала любимая сумочка с зеркальцем!
- А вот с этим нужно разобраться. – Баронесса сделала пометку. – Только воровства мне и не хватало. Может, стоит заявить в полицию?
- Полицию! – примадонна презрительно скривилась. – Там, откуда я родом, такие вопросы решать без полиции. И решать куда эффективнее.
- Я наслышана, - кивнула Елена Александровна.

Отстраненно она подумала, что ведь могла взять под покровительство театр не в Париже, а, например, в Милане. И если здесь столько шуму от одной Карлотты, то каково работать там, где таких Карлотт полный состав, а еще музыканты, танцоры, рабочие сцены – и все обладатели столь кипучего темперамента? Баронесса мысленно посочувствовала итальянским управителям.   

…после того, как объединенными усилиями посыльного, камеристки, гримера и самой мадам патронессы певицу удалось привести в чувство, Карлотта сделала три вещи:
открыла рот,
вдохнула полную грудь воздуха,
и закатила грандиознейшую, достойную внесения в анналы и скрижали, истерику, с топтанием несчастных роз, метанием флаконов и пудрениц, разрыванием дорогого шелка и обещаниями уйти из театра. Посыльный еле унес ноги – гордые римляне, предки примадонны, гонцов, принесших дурные вести, обычно казнили…

- Синьора Гуатичелли, если это столь непереносимо для вашей тонкой нервной организации, - вкрадчиво поинтересовалась Елена, - может, вам стоит подумать о дублерше?
- Ни за что! – отрезала итальянка. – У Карлотты Гуатичелли никогда не было и не будет дублерш! Это оговорено в моем контракте!

Директора были настолько рады тому, что ведущее сопрано решила остаться в Опера Популер, что склонились перед всеми ее требованиями. Новый контракт, несмотря на то, что патронесса неоднократно указывала на глупость такого решения, точно так же, как и предыдущий, предусматривал, что Карлотта Гуатичелли остается единственной и незаменимой. Елена припомнила историю с чуть было не сорвавшимся «Ганнибалом». А ведь говорили, что этот самый Призрак Оперы в два счета окорачивал таких вот капризных вокалисток…

- В таком случае, - Благина решила, что достаточно играть в дипломатию, - позвольте мне напомнить вам, что по условиям контракта у вас также имеются и некоторые…обязанности. И что вы хотите от меня?
- Найти управу на этого маньяка! – сразу же ответила примадонна.
- Для того, чтобы найти управу, нужно сначала найти его самого, - почти ласково произнесла мадам баронесса. – А пока что все происходящее в моем театре не выходит за пределы обычной работы. А некоторые… происшествия имеют исключительно земное и разумное объяснение, не требующее привлечения потусторонних сущностей. 
- То же самое менеджеры говорили полтора года назад, - Карлотта встала. – А закончилось все «Дон Жуаном». Подумайте об этом.
Прима вскинула подбородок и гордо прошествовала к выходу.

Елена Александровна прикрыла глаза. От хорошего настроения, навеянного солнечным утром и письмом из дому, не осталось и следа. Может, бросить все это и вернуться в Россию – разбираться с вороватыми управляющими, сплетничать на балах, отбиваться от назойливых кавалеров? Мечты, мечты, где ваша сладость…

Она вздохнула и обратилась к вороху бумаг, успевших скопиться на ее столе. Все как обычно, кроме одного. Конверт – близнец того, что оставила Карлотта, только запечатанный нетронутой сургучной печатью. Елена Александровна вскрыла конверт и извлекла письмо.

«Очень скоро вы пожалеете о своем опрометчивом решении.
Моя месть настигнет вас и не оставит шансов на спасение.
Всего наилучшего, П.О.»

Баронесса почувствовала, что начинает медленно закипать. Это уже выходит за все рамки. Послание, адресованное певице, лежало рядом, и она в ярости схватила его тоже, сложила оба листка вместе, чтобы порвать на мелкие кусочки, и застыла. Затем поднесла оба листка ближе к глазам, чтобы рассмотреть детали, вновь положила их на стол и выдвинула ящик, в котором лежало увеличительное стекло.

Под сильным увеличением все сомнения рассеялись.

Елена Александровна аккуратно сложила обе записки в чистый конверт и вышла из кабинета. Пришла пора серьезно поговорить с мадам Жири.

Адрилл, спасибо. Хочу заметить в скобках, что авторов двое, так что вас вдохновляют аж два человека
Пишите и выкладывайте хдесь, с удовольствием почитаем.

______________________________

Прода, дамы и господа!

* * *

После того, как полицейские, окончив свою работу, удалились, Елена Александровна, решила все же вернуться к прерванному разговору.

- Мадам Жири? Вы позволите?

Хореограф молча отворила дверь и посторонилась, впуская баронессу в свою комнату.

- Возможно, сейчас не самое лучшее время…
- Отчего же, - печально сказала женщина. – Время ничуть не хуже, чем любое другое. Присаживайтесь. О чем вы хотели поговорить?

Благина села в кресло, и успела подумать, что оно очень подходит владелице – жесткое, с прямой спинкой, заставляющее держать идеальную осанку.

- Ваша дочь была сегодня на высоте, - начала она.
- Да, - кивнула мадам Жири. – Маргарита – сильная натура. Но вы пришли поговорить не об этом.

Патронесса грустно полу усмехнулась ей.

- Не об этом, - подтвердила она, и слегка подалась вперед. – Скажите, вы верите, что смерть Поля – несчастный случай?
- А что еще это может быть? – вопросом на вопрос ответила мадам Жири. – Он был пьян, а лазить по верхам опасно даже трезвому.
- Он не был пьян, - покачала головой Елена. – Запаха не было. А из бутылки, которую нашли жандармы, разило так, что хоть святых выноси. Это такое русское выражение, - добавила она, поймав недоумевающий взгляд собеседницы.
- А-а.
- Кроме того, я предъявляла особые требования к работникам, еще когда их нанимала. Я достаточно им плачу, и считаю, что имею право на качественный труд. В частности, без пьянства.
- Я знаю ваш следующий вопрос, - вмешалась мадам Жири. – И сразу отвечаю: нет. Это не может быть Призрак.
- Почему? Вам что-то о нем известно?

Мадам Жири покачала головой.

- Мне ничего о нем не известно. Я даже не знаю, жив ли он, или мертв. Забавно звучит, Призрак – жив, не правда ли? Но я точно знаю, что его нет в Опере.

Баронесса достала два письма, и протянула их мадам Жири.

- Я хочу, чтобы вы взглянули на это.

Та приняла их, с удивлением рассмотрела, и вернула.

- Странно. Кажется, это его почерк. Но если он и в самом деле жив и вернулся, почему не дал мне знать? Можно я еще раз посмотрю?
- Конечно, - согласилась Елена, мысленно отмечая это «кажется».

На этот раз хореограф рассматривала их долго, пристально, близко поднеся к глазам.

- Если хотите, у меня есть увеличительное стекло, - предложила баронесса.
- Нет, благодарю вас, - отмахнулась мадам Жири. –  Очень похоже на его почерк. И очень похоже на его манеру выражаться. Но что-то не так.
- Да, - согласилась баронесса. – Это не бросается в глаза. Скажите, у вас не сохранились старые записки Призрака? Те, о которых точно известно, что он их автор?

Мадам Жири встала, подошла к небольшому бюро, отперла крохотным ключиком замочек, выдвинула ящичек и достала оттуда  связку писем.

- Вот. Это то, что он писал.

С разрешения хозяйки баронесса присела за рабочий столик и внимательно изучила бумаги. Затем слегка улыбнулась.

- Взгляните, - позвала она. – Вот старое послание Призрака Оперы. А вот это – то, что прислали сегодня мне. Вас ничего не настораживает?

Хореограф склонилась и произнесла:

- Я даже не знаю, как правильно это назвать, но вижу какую-то неправильность.
- На самом деле, все наоборот – излишняя правильность, - поправила ее Елена. – Буквы идеально ровные, все без исключения. Так не бывает, мадам Жири. Если вы напишите одно и то же слово десять раз, будет ясно, что это написали именно вы, благодаря сочетанию многих крохотных деталей. Но у вас не получится написать все абсолютно одинаково – разве что вы будете копировать каждую букву. Видите, - она указала на письмо, - здесь буковка чуть-чуть больше, здесь – чуть-чуть иной наклон, тут – «завиток» длиннее. А здесь, - она взяла второе письмо, - все  абсолютно одинаково. Обращение «вы» – словно бы его вырисовывали по одному шаблону. Как, скорее всего, оно и было.
- Это подделка, - сказала мадам Жири.
- Да, это подделка, - баронесса задумчиво потеребила локон. – В детстве, когда мы проводили лето в деревне, мой отец был очень дружен с нашим соседом, Петром Васильевичем. Как-то раз тот был у нас в гостях и, чтобы развлечь, рассказал, как поймал на мошенничестве управителя. Тот наловчился копировать подпись хозяина и тянул деньги в свой карман. Никто бы и не обратил внимания, да жадность управителя подвела – раскрыли и выгнали с позором. А подписи нам сосед потом показывал, действительно, идеальные – у самого Петра Васильевича так красиво расписаться не получалось. Это было почти пятнадцать лет назад, а вот запомнилось.
Мадам Жири была явно обеспокоена.
- И все же, - сказала она, - если автор этих писем – не Призрак Оперы, что это может означать? Девочки жалуются, что у них пропадают  вещи. Ничего ценного, в основном – мелочи, и я отчитывала их за небрежность… И розы Карлотты. Вчера во время репетиции один из работников упал в люк на сцене, который почему-то не был закрыт. К счастью, все обошлось. А Поль еще несколько дней назад говорил, что ему пришлось заново крепить задники, потому что узлы были плохо завязаны. И теперь это страшное происшествие с ним. Хотя нет никаких доказательств, что это и в самом деле не несчастный случай.
- Я бы не хотела дождаться появления таких доказательств, - заметила Елена Александровна. – Буду откровенна: это меня пугает. Я опасаюсь, что Призрак вернулся в оперу. Подождите, - она подняла руку, сдерживая готовый сорваться с губ хореографа вопрос. – Я опасаюсь, что это другой Призрак, который пока пользуется методами нашего прежнего обитателя, но никто не ведает, как он поведет себя в дальнейшем. А больше всего меня пугает то, что если это всего лишь первое явление пьесы, то кульминация может быть поистине ужасающа.