- Поднимайте!

Огромная сверкающая люстра медленно возносилась к потолку.

- А ведь после пожара думали, что ничего из этой затеи не выйдет. Но вот она, красавица, как новенькая.

Говоривший, темноволосый мужчина средних лет, одетый в дорогой коричневый костюм, улыбнулся второму, ниже ростом и седоватому. Тот поморщился.

-Она и есть новенькая, - кисло ответил он. - Оказалось, что отреставрировать разбитую люстру дороже, чем заказать новую. Так что наша мадам патронесса расщедрилась. Эти ненормальные русские…
- Прекрати ныть, Андрэ, - темноволосый никак не желал терять хорошего настроения. - Вспомни лучше, как мы считали, что разорены, а она появилась, точно в ответ на наши молитвы, и предложила вложить деньги в отстройку Опера Популер. Очень большие деньги, между прочим.
- Для нее – возможно, и не очень. Она получила миллионы после смерти своего мужа. И может позволить спускать их на свои капризы.
- В таком случае, следует возблагодарить Провидение за то, что ее капризы так удачно совпали с нашими нуждами. А вот и она. Ну же, Андрэ, улыбайтесь! День добрый, мадам Елена А-лэк-санд-роф-на ….

Подошедшая женщина приветливо кивнула. Ее все еще немного раздражало, как французы произносят ее имя, поэтому она велела называть себя просто мадам патронесса, или по титулу - баронесса. С другой стороны, старание Фирмена льстило ее самолюбию.

- День добрый господа. Мсье Андрэ, мсье Фирмен. Вижу, вы наблюдаете за окончанием работ? Мы не напрасно приложили столько усилий. («И вложили столько денег», мысленно добавил Андрэ). Опера Популер восстала из пепла, еще прекраснее, чем была.

Ее французский был безукоризнен, но чуткое ухо улавливало легчайший акцент. Впрочем, для того, чтобы распознать в патронессе иностранку, достаточно было просто внимательного взгляда.

Необычная внешность, благодаря которой уроженку далекой и холодной России невозможно ни с кем спутать. Высокая статная фигура, правильный овал лица с четко обрисованными скулами, чистый лоб, тонкий прямой нос, полные губы, серые глаза под темными бровями. Темно-русые волосы, уложенные в строгую, но изящную прическу. Хотя идеальной красавицей ее вряд ли можно было назвать, в ней чувствовалось нечто, куда более значимое, нежели просто красота – спокойная уверенность, достоинство, ум. То, что называют «породой».

За свои 27 лет Елена Александровна Благина успела получить великолепное образование, выйти замуж, несколько лет назад овдоветь, выдержать схватку за право распоряжаться состоянием покойного супруга с многочисленными родственниками, падальщиками, слетевшимися в ее дом сразу же после похорон, и выйти из этой схватки победительницей. Барон Благин слыл одним из богатейших людей России, и после его трагической гибели заботы о многочисленных предприятиях и имениях легли на плечи вдовы. Плечи оказались крепкими.

Устав от назойливых поклонников, жадно заглядывавшихся на ее богатство, она уехала во Францию, где, во многом неожиданно для самой себя, стала Покровительницей Искусств. Музыка чаровала ее с детства, и она с радостью окунулась в водоворот оперы.

Баронесса взглянула на сверкающую тысячами хрустальных подвесок люстру.

…она падала, медленно, словно во сне, вот только проснуться, пусть даже с криком, в холодном поту, было нельзя. Гигантское чудовище опускалось на беззащитные головы зрителей, собравшихся на премьеру «Дон Жуана Торжествующего» в Опера Популер. То, что началось как захватывающее действо, окончилось чудовищной трагедией…
…грохот и брызнувшие во все стороны осколки, пламя сотен свечек, внезапно выросшее и с невероятной скоростью распространяющееся  во все стороны, пожирающее на своем пути бархат и дерево…

Елена вздрогнула и отогнала от себя воспоминания. Даже сейчас, спустя более чем год после пожара, на несколько недель заполонившего умы парижан….
Она не уехала сразу же (например, на воды, как советовала Кати Ухтомская), она осталась и решила взять искалеченный театр под свое покровительство, вкладывая огромные суммы в его восстановление. «Эти странные русские…». Женщина усмехнулась про себя. Ей было прекрасно известно, какого мнения о ее странном решении знакомые, даже эти двое - директора Оперы, ставшие ее партнерами. Но она не могла поступить иначе. После того, что случилось, - не могла.… И мнение знакомых при этом интересовало ее в самую последнюю очередь.

- Я желать это видеть! Немедленно!

Еще одна неотъемлемая часть Опера Популер - ее прима.

- Приветствую вас, сеньора Гуатичелли. Рада вновь видеть вас. Надеюсь, вы пребываете в добром здравии?

Дама ярко выраженного итальянского типа ворвалась подобно торнадо, сея вокруг хаос и разрушения. Вслед за нею семенил эскорт в лице камеристки, в основные обязанности которой, помимо прочего, входила забота о самочувствии любимой  болонки примы, и личного помощника, по совместительству - гримера, парикмахера и удобной мишени для метания флаконов и пудрениц.

Солистки - истинное наказание, дипломатично говорили директора. Честнее было бы сказать: пение Карлотты Гуатичелли доставит вам подлинное удовольствие, если перед этим вам удастся сдержать искренние порывы придушить певицу. Подобные стремления непременно возникали даже у самых мягкосердечных и терпеливых примерно через десять минут после знакомства. К великолепному голосу прилагался на редкость стервозный характер.
Без тени смущения Карлотта растолкала собрание, вырываясь в первый ряд. Более опытные работники Оперы, не первый день знакомые с итальянкой, поспешили убраться с ее пути самостоятельно, недостаточно расторопные оказались попросту сметены.

- Да! Это прекрасно! Мой голос опять будет звучать под эти своды!
- Разумеется, моя дива, - мсье Андрэ приложился к ручке певицы. Немного (а лучше - побольше!) лести во взаимоотношениях с капризными дамами никогда не повредит.
- Ну что ж, господа, - Елена обратилась к присутствующим. - Мы готовы начать все заново. Сейчас я должна вас покинуть, увы, дела не ждут. Всего наилучшего.

Еще две женщины скромно стояли немного в стороне. Высокая блондинка средних лет с ледяными глазами, одетая в темное закрытое платье, и невероятно похожая на нее девушка лет восемнадцати. Мать и дочь. Главный хореограф и руководитель балетной труппы Опера Популер мадам Антуанетта Жири и юная, но весьма перспективная балерина Мег. В последнее время девушка демонстрировала значительный прогресс, и патронесса подумывала о том, чтобы выделить ее. Странно, но этому решительно воспротивилась ее мать, заявив, что Мег недостаточно хороша для солирования. Непонятная женщина…Сильная, решительная, властная, уверенная, но ее глаза…Елена не могла ошибиться - прежде, чем мадам Жири отвела взгляд, она успела поймать его выражение. В ее глазах был страх. И смутная надежда.

Отредактировано Елена (2005-11-11 01:14:53)

Гиллуин, спасибо. Мы старались. Кстати, выложенное начало было написано нами обоими
Мышка, нет, я не Александровна. Честное слово.
Имя выбирала Эсме. Я предлагала назвать Дарьей.

Это всего лишь полторы странички из имеющихся на данный момент тридцати. Так что это УЖЕ макси, а дело не дошло и до середины.

* * *

Елена Александровна сидела за столом в своем кабинете, разбирая бумаги. Счета, счета, прибыло, убыло… Она улыбнулась, припомнив, как вытаращились на нее партнеры, когда она решительно потребовала ознакомить ее со всеми тонкостями бухгалтерии Опера Популер. Интересно, а на что они рассчитывали - что она станет просто выдавать и выдавать им деньги и удовлетворится объяснениями, что все в порядке и средства пошли туда, куда требовалось? Патронесса знала цену деньгам и умела с ними обращаться. А уж от господ, сделавших состояние на металлоломе, она вполне могла ожидать умения не только считать, но и обсчитывать.

Так, а это что такое? Конверт из дорогой бумаги без обратного адреса и почтовых отметок, сургучный череп на печати. У кого-то весьма мрачное чувство юмора…

Из конверта выпал листок. Красивый ровный почерк, Елена даже залюбовалась. А вот то, что этим почерком написано…

«Вы надеетесь, отстроив здание и вновь наполнив его музыкой, переписать свершенное?
Вы вспомните того, кого изгнали, и растерзали.
Месть моя будет страшна. Для  вас наступит  царство ужаса.
Остаюсь вашим покорным слугой, П.О.»

Это «Остаюсь вашим…» чуть не заставило Елену Александровну расхохотаться. Правду говорят, театралы все слегка ненормальные. «Месть моя будет страшна», «царство ужаса» - слова-то какие! Интересно, кто же этот шутник? Был один, примерно за год до того, как баронесса Благина стала покровительницей театра, он как раз любил рассылать подобные записки…

- О, нет! Опять! - не узнать это сопрано было невозможно.

Казалось, крик взвился до небес. Ну, до крыши здания точно. Впрочем, даже когда Карлотта Гуатичелли просто говорила, ее  слышно было на весь театр. Отличная акустика плюс характерное итальянское нежелание сдерживать чувства и мощнейший голос.

Баронесса встала из-за стола. Это пора прекращать. Капризы капризами, но…
Карлотта обнаружилась в обмороке и окружении суетящихся вокруг нее работников. Прима умела устраивать шоу, вот и сейчас – пожалуй, во всем театре не нашлось бы человека, который не знал бы, что певице нехорошо. Камеристка кружила вокруг тела итальянки, обмахивая ее веером, личный помощник заламывал руки, в перерывах раздавая указания работникам перенести то и принести это. Работники без особого энтузиазма выполняли – гримера не любили, как и саму приму, но связываться со скандалисткой не хотелось никому. Болонка вносила свою лепту жизнерадостным лаем. Неподалеку валялся лопнувший мешок, из которого просыпался песок.

- В сторону, - коротко бросила Елена, с тенью удовлетворения наблюдая, как все отскочили прочь, точно перепуганные мыши при виде кота.

Она мягко, но решительно, отстранила камеристку и поднесла к лицу Карлотты маленький флакончик с нюхательными солями (очень полезная вещь при общении с нервными вокалистками). Результат не заставил себя ждать – та чихнула и открыла глаза.

- Это катастрофа! - были первые ее слова. - У меня просто нет слов для этот кошмар!

Елена Александровна вздохнула.

- Что произошло, синьора Гуатичелли? Платье тесно или, наоборот, свободно? Может, туфли? Или вам недостаточно быстро принесли вашу шкатулку? Говорите, и я приму меры.
- Меня пытались убить! - прима закатила глаза, всем своим видом давая понять, что собирается опять потерять сознание. Патронесса была наготове и моментально открыла флакончик, сопроводив свои действия улыбкой, настолько невинной и благожелательной, что величайшие актрисы задохнулись бы от черной зависти. - Это! - Карлотта драматическим жестом указала на мешок. - Оно упало на меня. Его сбросили! Я бы погибла! О Боже, все хотят моей смерти!
- Вы преувеличиваете, синьора. Кому могло прийти в голову причинить вам вред? -  «Если не считать весь персонал театра, директоров, и меня лично», кисло добавила она про себя. Карлотта могла вывести из себя и святого, хотя дальше молчаливых невнятных пожеланий обычно дело не шло. Неужели кто-то решил перейти к активным действиям?

Елена повернулась к окружающим, вопросительно приподнимая брови.

- Видать, плохо закрепили, вот он и грохнулся, - услужливо подсказал один из работников. - Глупый недосмотр. Я с этим разберусь. К сожалению, как раз в это время синьора Гуатичелли репетировала свою партию. Мешок упал и напугал ее светлость.
- Разберитесь, сделайте одолжение. Где это произошло? - патронесса встала.
- Он упал сюда, - рабочий показал рукой.
- А где были вы? - обратилась она к приме.
- Я стоять вон там, - итальянка небрежно махнула в дальний край сцены.
- Это очень далеко. Вас напугал звук, но все обошлось. Это ни в коем случае не было покушением на вашу драгоценную жизнь, - успокаивающе заговорила Елена Александровна. Она никогда не была певицей, но голосом владела отменно. - Господа, - обратилась она к работникам, - я очень не люблю повторяться, поэтому искренне надеюсь, что вы поймете все с первого раза. Еще один такой «недосмотр», - это слово она особо выделила, - и вы будете уволены. Все. Немедленно проверить крепления и доложить мне. Принимайтесь за работу. Я не допущу несчастных случаев в моем театре!
- Если это действительно был несчастный случай.

Патронесса резко обернулась. Мадам Жири умела двигаться абсолютно бесшумно и появляться, словно из ниоткуда. Часто было невозможно сказать, как давно она стоит рядом. Это удивляло, а иногда – откровенно пугало. 
- Что вы имеете в виду? Извольте объясниться!
- Вы новый человек в нашем театре, - хореограф позволила себе тонкую улыбку. - Поверьте, Опера Популер – не обычный оперный театр. Он не похож на другие. В нем есть свои истории. И свои тайны.
- Я люблю тайны и загадки, - русская смотрела прямо, принимая вызов. Две пары светлых глаз скрестились ледяными клинками. - И особенное удовольствие мне доставляет их решение.
- Моя дива! Позвольте пасть перед вами на колени! О, скажите, что с вами и вашим божественным голосом все в порядке!

Мсье Фирмен появился как нельзя кстати, разряжая обстановку.

Напряжение спало. Мадам Жири опять слегка улыбнулась и отошла, а Елена Александровна направилась к виновнику суматохи, лежащему на полу неподалеку. Она осторожно подняла оборванную веревку и внимательно ее рассмотрела. Кончик был измочален, обрывки нитей беспомощно топорщились. С одной стороны. С другой - они были ровными. Веревка оборвалась не сама, ее слегка надрезали и оставили, ожидая, пока сила земного притяжения сделает свое дело. Когда это проделали, сказать было невозможно. Может, несколько дней назад. Может, неделю. Недосмотр? Глупая шутка кого-то, кто особенно сильно не любит приму? Или нападение? Точнее, поправилась патронесса, пока это больше напоминает предупреждение - никто не пострадал, но предсказать, что будет в будущем, никто не решится. 
Карлотта явно пришла в себя, но решительно заявила, что репетиция на сегодня для нее окончена. С этим Елена согласилась. Она отдала несколько распоряжений и приказала убрать сцену.

Значит, «в нашем театре есть свои истории и свои тайны»? Новичку этого не понять? За тот год, что Елена Благина провела здесь, ее не перестали считать чужой. «Эти странные русские…». Что вполне устраивало баронессу. Не нужно, чтобы ее сочли слишком проницательной. Пока.

Русская вновь обратила внимание на высокую фигуру в темном. Мадам Жири наблюдала за происходящим с отстраненной улыбкой знающего человека. Да, в этом все дело - она постоянно выглядит так, будто  знает нечто такое, что другим недоступно. Это раздражает, как и ее привычка говорить загадками.  Итак, свои истории и свои тайны.

Об историях и тайнах Опера Популер Елена Александровна Благина была осведомлена лучше многих. Одна из таких историй и заставила ее в свое время задержаться в этом театре.

Отредактировано Елена (2005-11-12 02:00:48)

Скорее всего, меня не будет в сети до завтра, поэтому сегодняшнюю порцию выкладываю сейчас.
Но - продолжение будет только в пнд.

Лита, я НЕ Александровна.
А так - приятно познакомиться, тезка

Отредактировано Елена (2005-11-12 13:55:31)

* * *

Утренняя репетиция прошла довольно спокойно, и это спокойствие обмануло тоненький "сверчок" внутреннего голоса. Мадам Жири доверяла интуиции, "сверчку", часто предупреждавшему ее об опасности. Мешок, напугавший Карлотту, оказался полной неожиданностью. Полнейшей.

Потому что уже около года Призрака не было в Опере.

- Антуанетта, какая ты неуклюжая! - воскликнула Клоэ Ру, поправляя волосы. Девочки репетировали у станка, их было много в классе, они двигались по возможности слаженно, иначе, неудачный взмах рукой - и можно вот так, как маленькая Жири, задеть тугой пучок стоящей впереди тебя товарки.
- Мадамочки, - горячо зашептала Сюзон, наклоняясь к Клоэ, - за углом появился шапито! Пойдемте?
- Шапито? Шапито! - послышались нестройные голоса, и седенькому балетмейстеру составило большого труда утихомирить своих подопечных.

Кто-то из девочек сетовал, что потратил все деньги, кто-то отнес деньги семье, и теперь им нечем заплатить за вход. Обладательницы лишних су горделиво задирали носы.

В цирк решено было идти сегодня же вечером. Антуанетта мучительно разрывалась между горячим желанием посмотреть на бородатую женщину и необходимостью бежать домой, где от пневмонии умирала тетка, единственная родственница Антуанетты. Цирк победил.

- Мама, у Китти пропали пуанты, - наябедничала Мег, когда Карлотта более-менее успокоилась и перестала верещать о том, что ее пытались убить.
- Как они могли у нее пропасть, она ведь утром в них репетировала?
- О, она… - Мег замялась, не зная, то ли соврать, что она все придумала, то ли окончательно разоблачить Китти, которую недолюбливала.
- Не трудись, - прервала ее сомнения мадам Жири, - не стоит ее покрывать. Она снова бегала на свидание с молочником. И кто-то взял ее пуанты.
- Да, - кивнула Мег. - Но наша комната была заперта! Понимаешь, мама? А вчера у Люсинды пропала пудреница.… А третьего дня у меня куда-то делась шаль…

Мадам Жири видела, как блестят у девушки глаза, как румянец заливает ее щеки. Причина была понятна. Уже год, как балеринам и ученицам было не на кого сваливать вину за пропавшие вещи. Мелкие неприятности, которые случались с ними теперь, были делом рук своих же, а не таинственного Призрака. А тут – упавший мешок, и, в особенности, слова примадонны вернули к жизни не просто слухи, но призрака Призрака, если можно так выразиться, призрака некоей силы, некоего духа, на которого опять спокойно можно было сваливать все несчастья.

- Маргарита! - строго сказала мадам Жири, постукивая об пол тростью. - Иди в репетиционный зал, я сейчас туда вернусь. Пусть Китти возьмет у кого-нибудь запасные пуанты. Я еще поговорю с ней вечером. Возмутительная небрежность!

Мег ойкнула и убежала.

Гомон театрального закулисья, такой обыденный, такой привычный и знакомый, был густым, гулким, как полноводная река. То и дело в общем шуме можно было различить отдельные голоса: вот прошмыгнул по коридору посыльный с корзинкой цветов, вот разругались вдрызг закадычные подружки-белошвейки, вырывая друг у друга из рук ленту, вот месье Реер высоким тенорком распекал какого-то скрипача за восьмые доли.… Все такое знакомое, родное… домашнее.

- А там что? - шепнула Жанна, теребя за рукав Сюзон.

Возле какой-то большой клетки стояла толпа, люди громко смеялись, переговаривались, в общем, стало понятно, что самое интересное именно там.

- Пошли, пошли! - сгорая от нетерпения загомонили девочки и стайкой побежали к клетке.

Тоненькие и хрупкие из-за  постоянного недоедания и физических нагрузок, они с легкостью просочились сквозь толпу и оказались возле самой решетки.
На полу в дальнем углу была постелена соломенная циновка, и на ней спиной к толпе лежало грязное и оборванное существо. Еще в клетке стоял здоровенный детина, на его заросшей щетиной физиономии блуждала пьяная ухмылка. И в руке у него была палка. В ту самую минуту, когда детина развернулся к публике спиной, нагнулся и поднял за шкирку замурзанное существо, в ту самую минуту, когда существо подняло голову, когда в прорези мешковины, которой было прикрыто лицо, блеснули ненавистью  глаза, именно тогда Антуанетта Жири впервые ощутила внутри слабенький голосок "сверчка"…

К вечеру стало известно, что пуанты Китти канули в Лету. А вместе с ними – поясок Жюли Маршан, старый ридикюль Бабетты, дублерши Сорелли, с записочками от поклонников, а также – вот наглость! – трость самой мадам Жири. Когда она отвлеклась на пару минут, чтобы переговорить с месье Рейером по поводу третьего акта, и прислонила трость к стене, та, таинственным и необъяснимым образом, пропала.

Вечерний прогон был сущим кошмаром. Мадам Жири была в гневе, а посему нещадно гоняла не только юных барышень из кордебалета, но и солировавшего Свенсона, танцора, болезненно реагирующего на критику. Через  сорок минут после начала прогона Свенсон со всеми признаками нервного срыва удалился в свою гримуборную и не выходил до тех пор, пока к нему не проник, отперев дверь запасным ключом, месье Фирмен, и чуть ли не на коленях умолил строптивого шведа вернуться к коллективу.
В общем, веселенькие денечки Опера Популер времен безраздельного господства Призрака возвращались. А "сверчок" все молчал.

- Хочешь есть? - спросила Антуанетта, когда спасенный ею цирковой уродец, смешно поводя выступающими лопатками, обследовал помещение.
Он походил на настороженного зверька со злыми глазами и резкими движениями. Мальчик моментально обернулся, словно ища подвох, и  встретился со своей спасительницей взглядом. Потом кивнул. Антуанетта достала из кармана завернутый в бумагу ужин - тонкую полоску мяса между двух кусков хлеба. С легким вздохом она протянула еду мальчику, решив, что ему она будет нужнее. Мальчик колебался несколько секунд, затем схватил предложенный ужин одной рукой, а второй стянул мешок с головы. Через секунду он уже работал челюстями.

- Спасибо, - с набитым ртом сказал он спустя некоторое время, и это были первые его слова.

Антуанетта передернула плечиками. Фи, так жадно поглощать пищу - ну не настолько же он голоден, право слово… или настолько?

- Тебя вообще как зовут? - спросила она, чинно присаживаясь на наименее запыленный краешек старой лавки и складывая руки на коленях.

Мальчик что-то невнятно пробурчал, не отрываясь от еды. Слизнув языком крошки с бумаги, в которую еда была завернута, он утер рот ладонью и исподлобья посмотрел на Антуанетту. Та приподняла уголки губ в подобии вежливой улыбки. За толстым слоем грязи, в полумраке подвала, лицо мальчика вовсе не было таким уж кошмарным, как расписывал тот детина, которого…

…Антуанетта услышала тяжелый всхрип, обернулась - мальчишка уже отпирал клетку, а возле его ног валялось тело… с веревкой на шее…

- Ну, так как тебя зовут?
- Не знаю, мадемуазель, - сказал мальчик, пожимая плечами.
- Как это? Ты не крещен? У всех есть имена.
- Значит, я не все, - пробурчал он, отворачиваясь.
- Ну, вот что, - решительно сказала Антуанетта, вставая со скамейки и запахиваясь в плащ. - Можешь остаться тут на ночь. Я приду утром, принесу еще еды.

Она строго посмотрела на мальчика, для пущей убедительности кивнула, развернулась на мысочках и упорхнула.

Отредактировано Елена (2005-11-12 14:01:31)