Глава 7 (или Дуракам везет)
Think of me/ Between The Buried And Me – Mirrors
Все бы ничего, но развернувшееся перед моими глазами зрелище внезапно стало неуловимо призрачным. Казалось, секунду назад все было таким четким: поющая Кристина, восхищенные зрители… а теперь перед моими глазами появилось какое-то мерцание. Мне казалось, что я иду, но вокруг я могла видеть исключительно призрачный зал Оперы.
Я, определенно, на месте не стояла, наверное, я не просто шла – я бежала. Так как с бегом в нормальной жизни у меня были проблемы, а другое время дарило только ощущение бесшумной невидимки, после минуты бега мне стало плохо. Но я не останавливалась, призрачный зал Оперы дразнил, мне казалось, что если я прибегу, то все станет четким. Мне было безумно необходимо снова ощутить этот потрясающий эффект четкости, дающий моим близоруким глазам зрение настолько острое, которому и орел бы позавидовал.
Но возможности мои были далеко не беспредельны. Последним, что я увидела перед тем, как потеряла сознание, была ошеломленная публика, поднявшаяся с удобных кресел для того, чтобы как-нибудь выразить восхищение талантами Кристины.
Слишком яркий свет. Вдруг я умерла? Конечно, это вполне естественный итог для пьющей из пробирки дамочки с неполным, но все-таки химическим образованием. Но для убежденной атеистки такой поворот был гораздо интереснее, чем для пылко верующих, те могли и лежать спокойно, готовясь к тому, что писали в священных книгах, мне же надо было немедленно собраться и осмотреться.
Но что я вижу? Ничего потрясающего: белые стены с окнами, люди в халатах…
Все просто: я вовсе не умерла. И, в принципе, судя по ощущениям, даже живее многих живых. Голова только раскалывается, да и конечности чего-то ломит.
Заметившая вернувшееся в мою бренную оболочку сознание медсестра подошла ко мне и быстро затараторила по-французски. Увидев, как я вытаращила глаза, она собралась и честно попыталась говорить медленнее. И хотя у нее это прекрасно получилось, понятнее сей романтичный язык для меня не стал.
- English (Английский), - пробормотала я, еле-еле шевеля губами.
Медсестра явно расстроилась, но тут же попыталась взять себя в руки. Она кивнула, думая, что я догадаюсь, что она знает английский, что я могу продолжать.
Что странно, я сообразила:
- Give me my mobile phone, please (Дайте мне мой мобильный телефон, пожалуйста).
Без лишних вопросов она подошла лежащему на стуле халату (халату?!) и протянула мне мобильник.
Мобильник оказался старым, с российской карточкой. Что он мог делать в халате, который я могла носить исключительно… в лаборатории.
Сразу слишком много вопросов поселилось в моей дотоле приятно пустой после потери сознания голове.
А тем временем медсестра, кажется, знавшая английский примерно на моем уровне, решила напомнить мне, что случилось:
- You was found by local police lying down on the street (Вас нашла местная полиция, вы лежали на улице/ тротуаре).
А что я, черт побери, делала на улице, если последнее, что я помню, - зал Оперы? Ну, или Павлова лаборатория…
- Хотя… я же бежала, - вслух закончила я свои мысли.
Медсестра, которая разговаривала со мной, ничего не поняла, но стоящий рядом с другим пациентом (я в общей палате?!) врач неожиданно обернулся. На секунду задержав взгляд на мне, он кивнул медсестре (та с облегчением встала и быстро покинула палату) и развернулся к своему пациенту.
Не испытывая желания буравить взглядом спину врача, я посмотрела на тумбочку. О, чудо, - там был мой маленький друг!
Схватив плеер, я сразу надела наушники, не подумав понажимать на кнопки. Обычно так я поступала, когда точно знала, что плеер включен. И тут интуиция меня не подвела:
Everything is
a novelty
Everyone grows but me
Глаза непроизвольно закрываются, душа поддается безгранично простой мелодии:
Close one eye
Step to the side
Everyone grows but me
И хочешь делать все, как сказано, ну или хотя бы закрыть один глаз. Но вот беда: они закрыты оба…
Everyone is
in fragments
Close one eye
Step to the side
- Полина Девятова? – обратился ко мне врач.
- Откуда вы знаете мое имя? – ошарашенно выпалила я на великом и могучем.
- Ваш мобильный телефон, - на русском же был ответ.
Нет, это, право, смешно. Если нас оберегают какие-то высшие силы, то их один черт поймет. Сначала они дали мне выпить из пробирки в лаборатории, теперь они не просто уложили меня в больницу, заглаживая свои же проступки, но и ниспослали мне говорящего по-русски доктора. Говорящего по-русски…
Бесцеремонно разглядывая озабоченного врача, я строила всякие теории насчет того, кто он такой. Что-то насторожило меня и мое богатое воображение, мне казалось, что история его жизни обязательно должна оказаться захватывающим приключением.
Но нужно было вернуться к реальности:
- Вы копались в моем телефоне? – на грани тихой истерики медленно произнесла я.
Врач сразу стал выглядеть виноватым. Я бы на его месте так и отпарировала какой-нибудь фразочкой насчет того, что меня нашли валяющейся на улице. Но этот, видимо, был воспитанным. «Слишком воспитанным для российской действительности!» - подхватило мое богатое воображение.
- Я из лучших побуждений… - наконец проговорил он, сохранив при таком признании вполне достойный вид.
Черт, я просто таяла, видя, как он держится. Это, право, казалось мне сейчас гораздо более завораживающим, чем Пашкина непосредственность. Но горбатого только могила исправит, поймать это настроение и отвечать правильно я не могла:
- Какое мне дело до ваших побуждений? Ваше дело – заботиться о моем здоровье, а не действовать согласно личным убеждениям!
Я была противна самой себе, но обидные слова так и слетали с губ. Песня в наушниках играла тихая, в разговоре слышать ничего было нельзя… Воображение тут же наказало меня, вполне справедливо возведя мой гнев в степень «подаю в суд на пожарного за то, что спас меня, когда я была не одета!». Ужаснувшись подобной перспективе, моя честность (взяв под руку искренность, ага) внезапно для меня самой, выпалила:
- Послушайте, не обращайте на мои слова внимания, я сейчас просто сильно не в духе и несу полный бред!
Растерявшийся было от обидных замечаний врач с живым интересом посмотрел на меня.
- Я, конечно, не психотерапевт, но расскажите мне, что с вами произошло, пожалуйста! – быстро проговорил он, садясь на стул, стоявший неподалеку от моей кушетки.
Черепаха тотчас же спряталась под панцирем:
- Мне лучше проконсультироваться со своим домашним врачом.
Врач загадочный сразу вскочил со стула. Собравшись, он как можно более спокойно произнес:
- Вы, в принципе, можете быть выписаны прямо сейчас. Покинете больницу в течение суток, - и ушел, не оглядываясь.
Как же я себя иногда ненавижу…
А песня по энному кругу:
Everyone grows but me
Чистая правда.
Оказавшись на улице, я сначала в панике подумала, что я не помню адрес. Впрочем, нет, припоминаю, успокоила я саму себя и пошла туда, куда вела интуиция. В виде исключения она привела меня в нужное место.
А вот дальнейшее от интуиции не зависело: ключей в кармане халата не оказалось.
По собственному печальному опыту я прекрасно знала, что жильцы домов обычно (сволочи) подозрительные, просто так в подъезд не пустят. И я говорю про домофон, а как быть с консьержем, который, вполне возможно, по-английски ни бельмеса? Впрочем, я не помню, чтобы в доме Павла был консьерж. Ну тогда надежды на человеческий фактор нет никакой.
Хотя… была слабая надежда. Заключалась она в том, чтобы изобразить уверенность. А что, я одета не по сезону, могла пойти в магазин напротив, упасть, пойти обратно – почему бы и нет? Только надо бы отрепетировать…
И, чудо, репетиция сразу перетекла в удачное выступление – выходящий из дома пожилой мужчина даже отскочил, пропуская даму в белом (грязном) халате. Теперь вопрос «быть или не быть» сводился к тому, закрыла ли я дверь Пашкиной квартиры.
Не закрыла.
Второе чудо – ничего, кажется, не тронули.
Хотя, если честно, второе чудо вполне объяснимо. Но как-то не хочется заниматься переводом теории из своей башки на человеческий язык. Хочется позвонить Павлу и, устроив ему разнос, завалиться спать.
Ага, а он явно меня потерял, забытый новый мобильник показал цифру 9 рядом со значком пропущенных вызовов.
- Паш, извини, что не отвечала…
- Ты где была?! – перебил он, явно испытывая дикое облегчение от того, что, наконец, может орать мне в ухо.
- Испытывала веселые последствия твоих долбанных тест-препаратов! – что ж, я тоже могла орать в ответ.
- Какие последствия? – испуганно спросил он. – Не должно быть никаких таких последствий…
- Да ты что? А я вот сглупила и выпила в лаборатории из пузырька «А» и попала в больницу!
На другом конце провода (опять ты за свои провода?!) повисло (его тело) молчание.
Затем Павел сглотнул.
А затем медленно-медленно заговорил, ускоряясь с каждым новым словом:
- Итак. Ты пошла в лабораторию, взяла пузырек «А», выпила из него там же, попала в больницу?
- Ну да, - пробормотала я растерянно.
Снова молчание.
- Да тут надо вообще удивляться - как ты осталась жива!?
Ох и быстро он это сказал. Словно пулеметом раздробил тишину.
- Нет, ну, я, конечно, дура – пить в лаборатории, но ведь смесь та же, а выпила я немного… - наконец сказала я, нарушая вновь установившуюся тишину.
- Какой на*** пузырек «А»?! Какая на*** лаборатория?!
Именно мат в исполнении Павла («не желаете посетить спектакль века?»), мигом вернул мне остатки потерянного разума.
- Так ты мне давал другую смесь…
- А еще я говорил тебе пить ее исключительно на месте! – проорал он, (с трудом сдерживая потоки мата в мой адрес).
- Я забыла… - тихо пробормотала я, желая, чтобы оператор прервал международный разговор.
Но вмешательства заработавшихся операторов не понадобилось:
- Так, я слишком зол, чтобы слушать то, как все прошло. Я перезвоню позже, а до этого вообще не смотри в сторону лаборатории, поняла?
- А закрыть ее можно хотя бы? – выдавило из меня повышенное чувство ответственности.
Ответом был какой-то скрежет. «Наверное, все-таки можно», подумала я, кладя мобильник на журнальный столик рядом с диваном. Теперь закрыть лабораторию и спать, спать, спать…