opa79, фамилия стандартная, и на русском языке в данном случае она традиционно пишется через одно "к".

Мышь_полевая, скоро. Осталась одна глава

Глава 25

В эту первую субботу апреля в Опере слишком много народу, чтобы мы могли действовать, прежде чем закроются для посетителей доступные публике помещения. Сильвьян Жамм постарела за несколько часов лет на десять. Коллеги подмечают, что глаза у нее красны от слез. Она объясняет свое состояние скоропостижной кончиной придуманной старушки-кузины. Все утешают ее. И как раз когда ей так необходимо выговориться, она вынуждена лгать. Нас сближает наша общая тайна.
Весь день Тома находится при ней. Что до меня, я механически привожу в порядок последние детали моей выставки. Но сердце не лежит к этой работе. К счастью, творческого подхода мои сегодняшне занятия не требуют. Все мысли мои занимает Сильвен. Я думаю о нем постоянно; я вижу его повсюду: он прячется за манекенами, он прислоняется к мраморной колонне большой лестницы… Словно призрак, он незримо присутствует в театре…

Махди вернулся из госпиталя. Он пришел поприветствовать меня. Больничный лист освобождает его от стройки еще на неделю. Чувствует он себя неплохо. Мохаммед все еще нянчится с ним. Не раздумывая, или, скорее, чувствуя, что им можно довериться, я прошу их оказать мне огромную услугу.
– Конечно, мсье, – в один голос отвечают они.
Я говорю им, что они нужны мне для миссии, которая требует соблюдения тайны. Они обещают молчать. Рандеву назначено на 17.30. Они принесут необходимые инструменты.

Жанна тоже вернулась. Вместе с Дельфин и несколькими «малыми ручками» она пришивает украшения прямо к манекенам или одеждам. Предосторожность против случайных воришек. Наша стажерка явно пришла в себя.

Приходят хранитель музея, осветители, ответственный за звук. Даниэль тоже тут. Она сопровождает корейскую телевизионную группу. Жак, не тратя лишних слов, делает снимки. Жизнь продолжается. Странное впечатление. Как будто все эти представители театральных цехов вращаются в вакууме.

В условленный час все мы – мадемуазель Жамм, Тома, Мохаммед, Махди и я – встречаемся у ложи № 5. Главная билетерша решила пройти этим путем. Что-то вроде паломничества, ритуала. Символ. Мы спускаемся в почти благоговейном молчании, словно в церкви. Несмотря на тесноту и лопаты, которые мы несем с собой, обходится без происшествий. Я захватил с собой длинную тунику из белого шелка. (Что охраняю, то имею? – Т.)Наши магрибинские друзья не задают вопросов. Странная же у нас компания: сломленная горем пожилая женщина, школьник, устроитель выставки и двое молодых рабочик, один из которых едва избежал смерти. Если бы не Призрак Оперы, никто из нас никогда не попал бы сюда.

Когда мы заходим в комнату Луи-Филиппа, кажется, что Сильвен спит. Мы собираемся у его изголовья. Сильвьян достает из сумки букет нарциссов. Сильвен и Сильвьян…
Мне до сих пор как-то не приходила в голову общность этих двух имен. (Странно, что не приходила, любой бы сразу об этом подумал – Т.)
– Это его любимые цветы, – поясняет она прежде чем разразиться слезами.
Потом она берет себя в руки и обращается к двум парням:
– Пойдемте, я покажу вам место, где нужно вырыть могилу.

Мгновенье, и я остаюсь наедине с покойным. Не в силах выдержать вид того, кто стал теперь не более чем бледной тенью собственной тени, я отвожу глаза и праздно озираю помещение. Заинтересовавшись ширмой, которую я ранее не замечал, я подхожу к ней и обнаруживаю позади пианино, жизнерадостно инкрустированное растительными мотивами. На нем стоят многочисленные фотографии с автографами. «Сильвену, от всего сердца. Мария Каллас», «Сильвену» за подписью Элизабет Шварцкопф, Тересы Бергансы, Пласидо Доминго, Габриэля Бакье, Лючано Паваротти, Мади Меспле, Руджеро Раймонди, Сержа Лифаря, Рудольфа Нуриева, Джорджа Сольти, Иветт Шовире, Сильви Гиллем… И другие имена, не столь известные, либо канувшие в Лету…
Тихий звук ломкого голоса заставляет меня вздрогнуть.
– Он так гордился своей коллекцией. Программки тоже подписаны. Это я их передавала, – объясняет мне мадемуазель Жамм. – Ему это всегда было бесконечно приятно! Вы знаете, он ведь даже поддерживал с некоторыми из них постоянную переписку. Подобно моей бабушке Жири, я пересылала письма.
– А картины? Это он их написал?
– Конечно, мсье. Он был очень талантлив. Они служили для него окном в мир.
– Что на них, собственно, изображено?
– Путешествия, которых он никогда не совершал. Пейзажи, которые он никогда не видел. Его восторгали почтовые открытки, туристические путеводители, географические журналы. Все это служило ему моделями, остальное – работа его воображения.
– А портреты?
– Его жена, его дети. Придуманная семья, чтобы скрашивать одиночество.
– А полотно на мольберте?
– Это должен был стать его автопортрет. Противоложность его реального внешнего вида. Он добавил краски там, где была лишь бледность. Краски жизни… Незавершенная работа.
На этом, повернувшись ко мне, Сильвьян просит меня оставить ее одну. Она хочет подготовить Сильвена к погребению и переодеть в тунику из белого шелка, которую я принес для него.

Тайный выход из книжного шкафа открыт. Я прохожу в него и направляюсь к остальным на берег подземного озера.

Глава 26

Настал момент скорби. Момент полной сосредоточенности. Мы становимся вокруг той, что взяла на себя функции священника, и слушаем ее молитву.
Если он отвергал или отказывался поверить в то, чему учит Церковь,
Если он сомневался в истинности веры,
Если он потерял надежду на спасение,
Если ему не хватало покорности Провидению Божьему,
Смилостивься над ним, Господи, и прими, несмотря ни на что, эту чистую душу, ибо он не повинен в том, какой стала его жизнь здесь, на земле. Во имя Отца и Сына и Святого Духа.
Махди и Мохаммед, даром что мусульманского вероисповедания, вместе с нами совершают знак креста. Меня глубоко тронула прочитанная мадемуазель Жамм молитва. Тома, выросший в светском окружении, потрясен до глубины души. Нас трогает сама по себе эта часть ее личности, которую она с таким доверием открыла нам. Стало быть, Сильвьян – христианка. Возможно, это объясняет, откуда она нашла силы во имя милосердия принести в жертву собственную жизнь ради Сильвена.

Я взглядом даю понять Тома, что он может включить магнитофон. Звучит Реквием Моцарта. Музыка становится великолепным сопровождением церемонии. Могучий звук овладевает подземным пространством, и эхо разносит его еще дальше. Резонанс возвышает адажио Интроита. Резонанс хоров, вплетенный в звуки оркестра.
«Дай ему, Господи, вечный покой!»
Потом взлетает сопрано в «Kyrie eleison»:
«Господи, помилуй».
Эта часть переносит нас в час Страшного Суда. В день, когда трубный глас поднимет мертвых из могил и соберет пред Престолом Божьим. Природа и смерть слились в ужасе. Страдания на кресте. Всеобщее столпотворение и мука. Освобождение душ всех верных от сил ада и от этого глубокого озера; да не падут более в тени этого ужасного места.

Сильвен там, на дне ямы, вырытой в сырой земле. (А от Эрика гроба не осталось? – Т.) Мы склоняемся над его телом, совсем белым в тунике из незапятнанного шелка. Многочисленные свечи, окружающие могилу, добавляют похоронам торжественности. В слезах Сильвьян рассыпает нарциссы над бренными останками своего друга.
– Теперь можно засыпать землей. Знаете, он был атеистом. Но я так верю… Он меня простит. Я сдержала обещание, которое дала ему: он хотел покоиться на берегах единственного озера, которое знал. Озера мертвых…
Карп-альбинос подпрыгивает в черных водах. Необычный окрас. Главная билетерша просит ее извинить:
– Вы ведь справитесь без меня? Боюсь, что мне не хватит мужества выдержать это до конца.
– Разумеется, мадемуазель. Вы можете идти.
– Буду ждать вас в его комнате.
– Хотите, чтобы Тома составил вам компанию?
– Это очень любезно, но я бы предпочла побыть одна.
Она удаляется во тьму и исчезает, поглощенная тенями, унося с собой воспоминания о невинном человеке, которого, путая с персонажем Гастона Леру, принимали за монстра.

Отредактировано Targhis (2012-10-18 13:21:37)

Глава 27

– Спасибо, мсье. Спасибо, Тома. Спасибо, Махди. Спасибо, Мохаммед.
Сильвьян обнимает каждого из нас.
– Спасибо вам всем. Без вас я бы не сравилась. Красивая получилось церемония. Тайная церемония, такая же, какой была жизнь этого создания света. Но теперь он может упокоиться с миром. Его земные страдания пришли к концу.
Мы снова собрались в комнате Луи-Филиппа, не зная, что делать, что сказать. Мадемуазель Жамм приглашает нас садиться, потом добавляет:
– Думаю, вы в полной мере заслужили право знать правду о том, кого некоторые ошибочно принимали за Призрака Оперы. Сильвен был сыном Сесиль Жамм, лучшей подруги моей тети Мег… В юности обе они были крысками в кордебалете. Моя тетя впоследствии сочеталась браком с бароном Костело-Барбезаком и стала звездой балета (неужели именно в такой последовательности? – Т.)Сесиль в свою очередь вышла замуж за одного из музыкантов оркестра, скрипача. К несчастью, этот парень не мог иметь детей. Было начало XX века, вовсю шла Прекрасная эпоха, ветер свободы веял над Парижем. На балу Сесиль уступила очарованию русского князя, находившегося проездом в столице, и забеременела (знай наших :sp: – Т.) Князь, кузен царя, будучи женат, не мог признать ребенка, но оставил ему крупную сумму денег и уехал на родину. Сесиль, не смея признаться супругу в измене, скрывала беременность сколько могла. Потом моя тетя взяла дело в свои руки. Она пригласила Сесиль составить ей компанию якобы в путешествии на Ривьеру. На самом деле, ни та, ни другая не покидали Парижа. Сесиль устроилась в этой комнате и именно здесь, на этой самой постели, 3 апреля 1905 года появился на свет Сильвен. Да, в вечер окрытия вашей выставки мы отпраздновали бы его 90-летие. Сесиль скончалась несколько месяцев спустя после рождения ребенка и не успела зарегистрировать его гражданское состояние. Это означает, что с правовой точки зрения он никогда не существовал. Когда моя тетя больше не могла заниматься Сильвеном, она доверила мне эту тяжкую тайну и просила заботиться о нем. Как раз тогда я и стала билетершей, приписанной к ложе № 5. Моя служба в Опере позволяла мне приходить и уходить когда заблагорассудится. Стратегия, задуманная Мег и Сесиль, была гениальна: достаточно было заставлять людей верить, что Эрик по-прежнему жив, и поддерживать миф о Призраке Оперы, регулярно вызывая маленькие происшествия.  Все еще пребывали в состоянии шока от открытий, обнародовнных Гастоном Леру в его романе. Людская молва сделала остальное. Возникали самые дикие слухи, повторялись, видоизменялись, преувеличивались. А нам только это и было нужно. Вы даже не представляете, сколько людей, даже в наше время, уверены, что видели фантома! Так легенда стала бессмертной. Со временем немногие люди, знавшие об этом мошенничестве, умерли, и я стала единственной хранительницей тайны, а также единственной, кто мог заботиться о моем кузене.
– Вашем кузене? – восклицает Тома.
– Да, молодой человек, моем кузене! Я ведь говорила, что это довольно запутанная история, но как вы уже знаете, моя мать вышла замуж за брата Сесиль. Так что я его кузина.
– А он об этом знал?
– Нет, мы всегда скрывали от него правду о его происхождении.
– Почему?
– Сесиль и Мег думали, что так ему будет легче. Как объяснить ребенку, что он должен оставаться в тени?   (А почему, собственно, должен? Эрик и то в подвале всю жизнь не сидел, а Сильвен всего лишь альбинос. Уж можно было разобраться с его гражданством и позже, после первой мировой, например - мало ли было людей без паспортов! Добрые тетеньки позаботились о будущем ребеночка, zut! – Т.) Тот факт, что его кожа и глаза не выносили солнечного света, возможно, оказался решающим.  (Это еще не причина сидеть всю жизнь в подвале! Ходил бы с зонтиком – Т.)Я часто подумывала сказать ему, кто его родители. Но он ведь придумал себе собственную историю… Я не осмелилась. Мне кажется, только его мать имела право раскрыть ему правду.

Возвышающиеся на середине каминной полки часы бьют полночь. Несколько конвертов, белизна которых странно контрастирует с чернотой мрамора, ждут своих адресатов… Один предназначен для меня, другие адресованы Тома, Сильвен и последний – тот, который надписан красными чернилами – хранителю музея Оперы. Уже наступило воскресенье. Канун выставки.

Отредактировано Targhis (2012-10-22 15:35:03)

Глава 28

Распрощавшись с остальными, мы с Тома заглянули в мой кабинет, прежде чем идти домой. Мой племянник пользуется тем, что мы с ним остались наедине, чтобы передать мне письмо, которое Сильвен оставил для него. Я открываю конверт, с волнением разворачиваю лежавший в нем листок и читаю вслух:

Мой дорогой Тома,
Я знаю, что завтра утром уже не проснусь. Хотя мы едва знали друг друга, я не хочу, чтобы мой уход огорчил тебя. Даже если благодаря танцу, музыке, чтению и живописи, жизнь здесь внизу проходила не без удовольствия, ты должен понимать, что смерть станет для меня освобождением.
Я не имел возможности посмотреть мир и хочу, чтобы ты объехал его для меня. Сильвьян Жамм получала каждый месяц проценты с капитала, происхождение которого от меня всегда скрывали.  скрывали (а на прямой вопрос отвечала: «Понятия не имею, с чьего счета беру деньги» - Т.) Полагаю, эту сумму положили на счет породившие меня люди, чтобы покрывать мои расходы. Можешь заметить, что я не пишу «отец и мать». Они не заслуживают, чтобы их так называли. Короче говоря, эти деньги, если ты не возражаешь, будут твоими на восемнадцатилетие. Таким образом, мы сможешь повидать далекие страны. (Повезло ребенку! – Т.) И если во время твоих странствий, ты вдруг вспомнишь обо мне, начерти мои инициалы «ПО» на камне, на коре дерева или на песке. (Здесь был… – Т.) Дыши за меня воздухом равнин. Дыши воздухом гор, и пустыни, и моря. Будь свободен. Получай от жизни все – за двоих. Я завещаю тебе мои самые безумные мечты. Любовь, семью, детей, которых у меня не было. Расскажи внукам, которых заведешь вместо меня, каким дедом я мог бы стать. Скажи им, что я мог бы повести их на рыбалку в подземном озере, где научились размножаться столетние карпы, так же лишенные цвета, как и я. Скажи им, что, поднявшись ночью на крышу Дворца Гарнье, я научил бы их собирать мед пчел, что обитают в ульях, которые я там поставил. (А Эрик-то не додумался! – Т.) Скажи им, что ложа № 5 была бы зарезервирована, и они могли бы посещать все спектакли. (Вот лучше бы не «бы», а конкретно написал: удочки хранятся здесь, карпы клюют на такую-то наживку, ульи расставлены там, ложа останется зарезервированной, ходите на здоровье – Т.) Скажи, как бы я любил и лелеял их. Я хочу жить через тебя по доверенности. Через них я мог бы мечтать о продолжении рода. Но прежде всего скажи им, что я никогда не был кровожадным монстром, как Эрик. (Ну вот, zut! Пользуется всем готовеньким и еще оскорбляет – Т.) Бедный Эрик, умерший от любви, тогда как я умираю, не познав ее, чтобы искупить в результате все его ошибки. У нас с ним было кое-что общее: уродство, жизнь в подвале и эта двойная личность, с которой так тяжело жить. Личность Призрака Оперы.(Эрик бы сказал: «Мне бы ваши проблемы…» - Т.)

Когда настанет срок, Сильвьян Жамм передаст тебе мое наследство. Поскольку у меня нет фамилии, это единственное решение. Так, видимо, и живут призраки. Да, ведь фантом – это создание, несуществующие для общества смертных. Преимущество подобного взгляда в том, что и моя смерть в таком случае тем более не существует: существование – лишь иллюзия.
Будь счастлив, мой мальчик. Пора прощаться. Мои последние мысли будут посвящены тебе. Спасибо, что услышал мой призыв и пришел ко мне в дом на озере.

Дворец Гарнье, 1 апреля 1995 года

PS. Позаботься о мадемуазель Жамм. (поскольку ей я денег не оставляю. Неважно, что она со мной всю жизнь нянчилась, мне интереснее оставить деньги постороннему мальчику – Т.) Без меня она окажется совсем одна. Когда будешь путешествовать, присылай ей открытки. Она их коллекционирует.

У Тома леденеют руки. Он дрожит, не в состоянии плакать. «Существование – лишь иллюзия,» – повторяет он. Это фраза, которую он нацарапал, когда у себя дома пытался записать свой сон. Еще он написал: «Приходи ко мне в дом на озере», и так он и сделал. Были и другие слова: «Опера» и «Призраки», именно во множественном числе: Призраки Оперы. Тогда он не обратил внимания на множественное число, но теперь он понимает свои предчувствия. Все становится ясно. Понадобились две трагические судьбы, чтобы создать и обессмертить миф. (Вообще-то и без вас он благополучно обессмертился, верно? – Т.) Когда у Тома появится сын, он назовет его Сильвен. Сильвен, да, нам всем это было бы приятно.
– Хочешь, прочитаю тебе свое?
– Если оно не очень личное, да, прочитай, пожалуйста.
– Нет, оно не очень личное. Да и тебя оно тоже касается.

Дорогой мсье,

Я не хотел бы покидать этот мир, не поблагодарив вас за огромный подарок, который вы сделали мне этой выставкой. В какой-то мере вы рассказываете там историю моей жизни. Историю, которая для меня подошла к последней черте. К точке невозврата, к которой я уже долгое время стремился. В благодарность за эти последние мгновения в вашей компании я завещаю вам свой личный дневник. Сильвьян Жамм вам его передаст. Я записывал туда все с тех пор, как научился писать. Вы увидите, какой поразительной женщиной была Мег Жири. Она всему научила меня: чтению, письму, музыке, пению. Каждый день она спускалась ко мне, приносила игрушки, сладости, рассказывала удивительные истории. (куда барон смотрел? – Т.) Смесь реальности и волшебных сказок. Я знаю, что она не была моей матерью, но именно ей я обязан самыми счатливыми моментами моего детства. Ее смерть стала для меня страшным ударом. Боже, как мне ее не хватало…
Я уже был взрослым, когда место Мег заняла Сильвьян Жамм. Она была так молода, так прекрасна, так щедра! Она полюбилась мне с первого взгляда. Она привнесла в мое существование свежесть и положительный взгляд на жизнь. Благодаря ей, я мог жить дальше в моей норе. По ночам я выбирался из своего убежища и поднимался на поверхность. Мне даже случалось покидать пределы Оперы, выходя через решетку, которая ведет на улицу Скриба. Но окружающий мир пугал меня. Слишком много людей, слишком много шума. Я не принадлежал этому миру. Мое место – тени и одиночество. Все это объясняется в тетрадях, которые я доверяю вам. (И им с мадемуазель так и не пришло в голову, что можно было провести эти годы с большей пользой? А еще французы… Не верю – Т.)

Еще я позволил себе завещать вашему племяннику деньги, которые были помещены в банк, чтобы обеспечивать меня всем необходимым. Надеюсь, что эта сумма принесет ему счастье. Он славный мальчик и, если я правильно понял, подслушивая у дверей, это именно ему мы обязаны расследованием дела Призрака Оперы. Таким образом я выражаю ему свою благодарность.

Итак, мсье, мой срок подходит, я вынужден вас покинуть. Мне было очень приятно закончить свою жизнь в вашей компании. Простите, что не смогу быть с вами на открытии вашей выставки. Хотя, учитывая мой опыт, я надеюсь, что все-таки появлюсь там, чтобы подать вам какой-нибудь знак!

Дворец Гарнье, 1 апреля 1995 года

P.S.Передайте вашей стажерке Жанне мои извинения за то, что так напугал ее, когда мы столкнулись нос к носу на пятом уровне.

Мы глубоко взволнованы этим письмом. Однако не можем и удержаться от улыбки. Черт возьми, что за человек этот фантом! Нам будет его не хватать…

Уже два часа ночи. Пора отдаться во власть Морфея… Но сколько переживаний!

Так до сих пор нормальный был, миленький детский детективчик, а тут пошла такая мелодрама, что у меня, кроме смеха, это ничего не вызывает  :sp: