Глава 5. Репетиции и уроки, уроки и репетиции
Delicate like rain
Delicate like snow
Delicate like birds
Delicate just so
Delicate like air
Delicate like breeze
Delicate like you and me
A delicate advance
A delicate retreat
Delicately planned
Delicate like peace
Delicate like a touch
That's delicately brief
Delicate like you and me
Terence Trent D’arby, «Delicate», альбом «Symphony Or Damn»
И каждый день я шел за ней
На свет обманчивых огней
И с нею жизнь чужую проживал.
Я знал, что ей не быть со мной –
Она раба любви иной,
И жизнь ее – безумный карнавал!
И рампы свет заменит ей тепло любви моей.
К. Меладзе, «Актриса».
Вечером после неудачной репетиции первого акта «Жуана» Кристина в компании мадам Жири отправилась в комнату для репетиций. Когда они вошли в нее, из темного угла неслышно выступил Призрак.
– Дамы, приветствую вас. Кристина, прошу к роялю. С первого куплета, пожалуйста…
После того, как злосчастные ноты вокализа снова не были взяты, Эрик сказал:
– Кристина Даае, вот к чему приводит перерыв в уроках. Но это еще полбеды. Хуже всего то, что ты, Кристина, исчерпала свое «верхнее дыхание». И чтобы ты не сипела, как чайник, тебе придется научиться «дышать животом». Иначе ноты эти тебе не взять. Сейчас я спою фрагмент из «Жуана», набирая воздух только грудью.
И Эрик пропел пару куплетов арии Жуана на балу. Звучали они почему-то слабовато и тускло.
– А вот теперь я буду «дышать животом». – Продолжил Призрак, и те же куплеты зазвучали совсем по-другому. Звук стал сильней, сочней и ярче.
– Для того, чтобы ты смогла петь лучше, тебе нужно заставить работать весь объем легких. Кристина, подойди ко мне и дай сюда свою руку.
Девушка нерешительно протянула руку, и Эрик положил ее на свой живот.
– А теперь почувствуй, как при вдохе воздух идет вниз, и заполняет все легкие…
Девушка сначала отдернула руку, но потом вернула ее на место – интересно ведь! И почувствовала, как под ее ладошкой напряглись мышцы, и живот Призрака несколько округлился. Затем, на выдохе, мышцы постепенно расслабились, и живот вернулся к нормальному состоянию.
– Попробуй сама, – Предложил Призрак. – Положи руку на живот – да не там, выше! – и глубоко вдохни. Живот надувай, не бойся, от этого фигура не испортится! А теперь выдохни… Хорошо, еще раз… Ну, на первый раз, пожалуй, сойдет. А теперь попробуй пропеть гамму, которую я буду играть.
Кристина старалась изо всех сил, но увы… звук ее голоса остался почти таким же, как и был, а самую высокую ноту она вновь просипела.
– Ну вот, у меня ничего не получается, – расстроилась девушка.
– Получится. Получилось у Аделины Патти, получилось у Эммы Альбани… даже у Ла Карлотты и то получилось. А ты чем хуже? – Спросил Призрак. Хватит жалеть себя, так ты петь вовек не научишься! Иди сюда.
Кристина подошла ближе. Призрак стал за спиной девушки, и положил ей руки на диафрагму под ребра и потребовал:
– Вдыхай!
Оторопевшая от такого поворота событий Кристина послушно вдохнула.
– Животом не работаешь! Я не чувствую, что воздух пошел вниз!
Девушка послушно попыталась надуть живот, вдохнув еще, и закашлялась. Призрак взглядом остановил мадам Жири, которая хотела помочь певице, отпустил девушку и дал ей отдышаться.
– Кристина, с тобой все нормально?- С тревогой спросил Эрик свою ученицу.
И, получив в ответ нетвердое «Да», вновь вернул руки на прежнее место. Руки его, как тут же отметила Кристина, теперь касались ее нежно – и странно дрожали.
– Повторим. Итак, вдо-о-о-х, про живот не забывай! О, отлично, теперь я чувствую, что воздух пошел. Задержи дыхание… На выдохе попытайся взять «соль» второй октавы.
Тут Призрак слегка нажал на диафрагму девушки, Кристина резко вытолкнула воздух, и в результате из ее горла вырвался звук, способный заглушить даже знаменитую «жабу» Ла Карлотты.
– Кристина, осторожнее! Нельзя выдыхать так резко – голос сорвешь!
– Может, хватит для первого раза? – Спросила мадам Жири.
– Антуанетта, дай мне закончить урок. Если она не научится правильно дышать, то будет вечно петь вторые роли, - ответил Призрак.
– Итак, третья попытка. Вд-о-о-о-х, задержала дыхание… Выдыхай потихонечку… Потихонечку, придерживай воздух животом – иначе твоя «жаба» точно затмит «жабу» Ла Карлотты… Молодец, отлично! Отдышись, и попробуем еще раз. Я не буду тебя страховать, работай сама.
После того, как с десятой попытки девушка взяла-таки злосчастную ноту, и отлично спела гамму, колокольчиком зазвеневшую в тиши комнаты для репетиций, Призрак захлопнул крышку рояля:
– Все, на сегодня достаточно.
– А может, попробуем спеть еще? – Спросила его окрыленная своим успехом ученица.
– Нет, уже поздно, мы поднимем на ноги весь театр. Отдыхай. К следующему уроку тренируй дыхание и попытайся сама осилить с диафрагмой «ля» второй октавы. Уверен, тебе это по силам, – улыбнулся Призрак. – Но смотри, не перестарайся – береги голос! Помнишь, куда я тебя учил его направлять? И еще, Антуанетта, проследи, пожалуйста, чтобы Кристине не мешала отдыхать твоя дочь, которая, похоже, не слишком утомлена репетициями – к примеру, она вчера вместе с Кристиной вновь попыталась подбросить Ла Карлотте в гримерку дохлую мышь. А Кристине нужно хорошо отдыхать.
В ответ мадам Жири кивнула.
Эрик провел балетмейстера и ее названную дочь до дверей дортуара. Уже взявшись за дверную ручку, Кристина спросила:
– А почему ты не показал мне этого раньше, когда учил петь в часовне?
– Видишь ли, если ты – бесплотный Ангел Музыки, научить этому невозможно. С тем же успехом можно учить петь письмами. Человеческое существование все же имеет свои преимущества.
Сказав это, Призрак Оперы растворился в ночной тьме.
* * *
Спустя пару дней после первого урока Кристина с Мег поздним вечером возвращались из фойе в дортуар. Проходя мимо выхода за кулисы, Кристина чутким слухом уловила знакомый голос.
– Мег, кто-то поет на сцене.
– Да, и даю голову на отсечение, этот кто-то – Ла Карлотта, – поддержала ее балерина. – Давай глянем, что она делает в театре так поздно вечером.
Девушки прокрались за кулисы и увидели, что свет в зале выключен, а сцена скудно освещена лишь огнями рампы. Прима величественно стояла у вытащенного на сцену рояля и пела арию Инессы. Чуть поодаль сидел Убальдо Пьянджи, а аккомпанировал диве… Призрак Оперы.
Возмущению Кристины не было предела: «Так вот почему он перенес наш урок на завтра! Он здесь с Ла Карлоттой! Хотя… зачем здесь тогда Пьянджи?!».
Она уже хотела выскочить из-за кулис и потребовать объяснений, но Мег, приложив палец к губам, прошептала ей на ухо:
– Т-с-с, давай посмотрим, что будет дальше.
А дальше, когда стихли последние ноты арии, Призрак обратился к приме со словами:
– Синьора, я, конечно, уважаю ваш голос, но, увы, ваше прочтение роли просто убивает. Я понимаю, при вашем опыте, вы считаете зазорным учиться у Кристины Даае, – при этих словах маленькая шведка раздулась от гордости, даже забыв о том, что только что ревновала, а Мег с удивлением посмотрела на автора «Жуана», – но, видите ли, я не хочу, чтобы моя первая опера с треском провалилась. Поэтому слушайте внимательно.
И Эрик запел. Запел арию Инессы, выделяя слова и правильно ставя ударения, подчеркивая чувства интонацией и снижением или повышением голоса. Все слушатели этого странного концерта застыли и молча внимали музыке и голосу гениального композитора и певца. А когда стихли последние ноты, то девушки еле сдерживали слезы, а Карлотта заплакала, и, вынув батистовый платочек, поминутно прикладывала его к глазам.
Мег толкнула локтем в бок Кристину:
– Крис, смотри! Первый раз вижу, чтобы Ла Карлотта на сцене плакала, а не ругалась!
– Да… Мне так никогда не спеть… - Ответила невпопад певица.
Эрик же участливо обратился к приме:
– Синьора, что с вами?
– Я никогда не слышала столь прекрасного пения, – ответила дива из-за своего платка. И, поскольку настоятельные просьбы Призрака успокоиться и продолжить урок никак не действовали на приму, он обратился к тенору:
– Убальдо, поцелуй ее, пусть успокоится. Иначе урок сегодня точно не закончить.
Тенор отвел всхлипывающую жену в сторону, и начал ей что-то тихо втолковывать.
А Мег и Кристина, услыхав из уст грозного Призрака такую фразу, дружно захрюкали, еле сдерживая смех. Чуткое ухо Эрика сразу уловило это хрюканье, но он не придал ему значения. И, как оказалось, зря.
Хитрая Мег, поняв, что последует дальше, немедля позвала посмотреть на бесплатный цирк несколько подружек – балерин и хористок.
И когда успокоившаяся дива вновь начала петь арию по куплетам, отрабатывая интонации и чувства, то сдавленное хихиканье за кулисами возобновилось с новой силой. А когда Призрак отчитал Ла Карлотту за неверно пропетый куплет, хрюканье превратилось в веселый девичий смех. За кулисы одновременно влетели Призрак, Пьянджи и Ла Карлотта, немедля ухватившая за уши Кристину и Мег. Остальные слушательницы урока с писком кинулись врассыпную.
– А, так это вы здесь мешать мне петь!!! Я знаю, это ты, Жири, привель их всех сюда! Думаешь, я не знать, кто на прошлой неделе притащил мне в гримерная мышь?! А ты, Даае, лучше бы учиться петь! Ты даже не взять ноты вокализ!
– Карла, Cara mia, успокойся, - упрашивал ее Пьянджи, – ты можешь сорвать голос!
– Синьора Гуидичелли, отпустите девушек, – веско сказал Эрик. Я сам поговорю с мадемуазель Даае и мадемуазель Жири.
Прима наконец отпустила уши девушек, и, фыркнув, под руку с Пьянджи отправилась на сцену. Когда девушки, красные, как раки, стали перед Призраком, потупив глаза, тот сказал:
– Мег Жири, я знаю, это твоя затея. Лучше бы ты тренировалась танцевать Долорес. Не надейся, я не балетмейстер, и учить тебя правильно танцевать будет именно мадам Жири. И поверь мне, если я еще раз увижу, что ты подслушиваешь на уроке мадам Карлотты, я сумею убедить твою мать не выпускать тебя из танцкласса неделю с перерывами только на еду и сон!
– Кристина, дорогая («Ого! Уже дорогая!» – Подумала малютка Мег), иди, тебе нужно отдыхать. Но не забудь на завтра отработать «ля» второй октавы.
С этими словами Призрак удалился, а девушки остались одни.
– Это все Люсиль, – сказала Мег, потирая красное ухо, - Это все она виновата, не сдержалась. Но зато Крис, ты видела, какое было лицо у Ла Карлотты, когда она увидала нас?
* * *
Мег Жири не теряла времени зря. Быстро сделав выводы из фразы Призрака о том, что нужно отработать ноту «ля», балерина шепнула «по секрету» хористке мадемуазель Жаме, что Призрак дает уроки Кристине.
В результате в течение часа об этом узнал весь хор и кордебалет, а спустя три часа новость достигла ушей жениха певицы. Тогда Рауль де Шаньи, несмотря на протесты семьи, которая была очень недовольна, что наследник титула и состояния рода помолвлен с «какой-то певичкой», практически поселился в Опера Популер. И начал следовать за Кристиной тенью всюду, начиная со столовой (где попробовал еду и очень возмутился тем, что певиц и балерин кормят невкусно), и заканчивая репетициями на сцене. Это вызывало неприкрытую зависть некоторых балерин и хористок; другие же просто смеялись над девушкой за ее спиной. Виконт даже сумел «пробить защиту» в виде мадам Жири и явился на уроки Призрака. Тот обращался к Кристине на «ты», но вел себя с нею исключительно корректно, а с соперником был подчеркнуто вежлив – что очень бесило виконта, который начал искать повод для ссоры. И от решительных действий его удержало только холодное спокойствие Призрака и странное выражение глаз мадам Жири. Не нужно говорить, что послушать, как распекают «эту выскочку Даае» тут же заявилась половина хора – лишь Ла Карлотта не пришла посмотреть на такое зрелище, считая это недостойным примадонны. Мадам Жири удалось отвадить нахальных девиц только с третьего раза– и то лишь после того, как она пообещала лишить сладкого всех, кто будет замечен во время этих уроков у репетиционной комнаты.
После трех недель тяжелой работы Кристина на репетиции наконец сумела спеть почти всю арию «О, замолчите…» – кроме финала вокализа, в котором не смогла все же взять несколько высоких нот. Когда девушка закончила петь, на колосниках что-то сухо щелкнуло, и в руки изумленной Кристины на раскрывшемся белом парашютике плавно опустился букет белых лилий. С привязанной карточкой со знакомой печатью Призрака Оперы. Певица тут же зарылась в букет носом, вдыхая запах цветов...
Тот самый букет белых лилий. Парашют снят нежными пальчиками Кристины.
И вот тут Рауль де Шаньи не выдержал. После репетиции он выловил Кристину в гримерной и, вручив ей букет роз, закатил сцену ревности.
– Кристина, вы принимаете от этого чудовища цветы!
– Он не чудовище! Эрик – мой учитель, и цветы – подарок и знак уважения к моему таланту!
– Он уже для вас просто Эрик! Кристина, этот монстр вас похитил и удерживал против воли, он пытался украсть вас на кладбище!
– Рауль, вы отлично знаете, что это не так. Вы сами свидетель того, что я спокойно молилась у склепа отца. А вот вы в это время пытались устроить смертоубийство, затеяв в святом месте дуэль.
– Кристина, я все время, начиная с той поездки, волновался за вас. Я не хочу, чтобы этот ужас подземелий вновь украл вас и причинил вам зло.
– Рауль, я ценю ваше участие и заботу. Но, во-первых, Эрик никогда не причинит мне зла. А во-вторых, мне скоро в театре житья не будет – и так уже за спиной все смеются, что меня опекают как малое дитя. Разве что Ла Карлотта пока молчит…
– Любимая, мы поженимся, и я заберу вас из театра. Вам даже больше не придется напрягать свой голос, чтобы заработать на жизнь.
– Рауль, я не могу покинуть театр. Опера – моя жизнь, я умру без сцены, я зачахну! Если вы не хотите моей смерти, не лишайте меня возможности выступать!
– Лучше скажите, что вы любите это чудовище из подвалов! Вы насмехаетесь надо мной, мадемуазель Даае, вы любите только себя на сцене! Свет рампы для вас важнее нашей любви! Ваше поведение недостойно будущей виконтессы!
И вот после этих слов Кристина, побледнев, сняла с пальца и вернула жениху кольцо со словами:
– Сударь, прошу вас меня извинить. Я ошибалась, полагая, что хочу связать свою судьбу с вашей. И я возвращаю вам это кольцо – найдите для него руку, более достойную, чем моя.
Рауль забрал кольцо и вышел из гримерной с гордо поднятой головой, которая по приезду домой склонилась в беззвучном рыдании...
* * *
После разрыва с виконтом Кристине вдруг стало тяжело и скучно. Она долго не понимала, в чем дело, и вдруг ее осенило: розы. Раньше, когда она пела отлично, Эрик всегда передавал ей через мадам Жири алую розу без шипов с черной ленточкой. Это было так романтично! Теперь же она от него получала лилии. Только белые лилии. Спору нет, они были прекрасны, но… Роз ей почему-то очень не хватало.
И вот, после очередного урока, сделав скорбную мину, будущая дива заявила:
– Эрик, а почему ты даришь мне теперь только белые лилии? Где мои розы?
Тот опешил:
– Но как же… ты ведь сама сказала, что не любишь роз, а обожаешь белые лилии!
– Я тогда очень расстроилась – ведь ты повез меня без спросу! И просто не помнила себя от обиды.
– Но ведь тебе нравятся лилии? – Не понял намека Эрик.
– Эрик, я люблю лилии – они так замечательно пахнут. Но лилии – это не слишком торжественно.
– А-а-а! Понятно. – Догадался, наконец, «ужас подземелий». – Хорошо, я подумаю над твоей просьбой.
– Ой, спасибо, спасибо! – Ответило юное дарование, и, запрыгав, как коза, захлопало в ладоши и выскочило из комнаты.
– Да, никогда не думал, что Кристина столь капризна, – сказал Призрак Оперы, вытирая со лба холодный пот.
– Эрик, она, в сущности, еще девчонка, – ответила Призраку со вздохом мадам Жири, – со временем это пройдет.
* * *
Репетиции «Жуана» продолжались, как и уроки обеих исполнительниц партии Инессы. В середине февраля на сцену впервые вышли мадемуазель Жаме и мадемуазель Соваж – обе меццо-сопрано из хора, которых выбрал на роль донны Лауры Рейе. На их головы тут же посыпались шишки со стороны как дирижера и концертмейстера, так и взыскательного автора «Жуана». Обеим девушкам стоило немало нервов войти в образ. И обе они вздохнули с огромным облегчением, когда после очередной репетиции наконец получили письма от Призрака со словами «к вашей игре замечаний не имею».
К этому времени в зрительном зале во время репетиций стал регулярно появляться и наш старый знакомый Жан Эли. Толстяк внимательно слушал «Жуана», иногда удовлетворенно хмыкал, а иногда печально кивал головой. Каждый такой кивок выливался в яростный обмен письмами между автором партитуры и критиком при посредничестве мадам Жири. В ожесточенном споре победителем выходил то один, то другой оппонент, а мадам вскоре устала таскать письма вверх и вниз, и заставила Эрика провести из ее комнаты в дом над озером пневмопочту – с отбором воздуха от органа.
Карлотта теперь на каждой репетиции спорила с Кристиной насчет того, кто должен петь Инессу на премьере. Все эти ссоры завершал обычно сам Призрак, громогласно распекая с колосников обеих певиц и обещая в очередной раз пригласить Аделину Патти – ибо обе поют Инессу просто отвратительно. Это вызывало улыбку месье Эли, и внушало ужас директорам, хорошо знавшим величину гонорара знаменитой дивы – они не слишком-то верили обещанию Призрака заплатить Патти из своего кармана. «Дон Жуан» с каждой репетицией нравился месье Эли все больше и больше. Критик сумел убедить прижимистого Фирмена, что оперу ожидает несомненный успех – при условии, что все последуют его рекомендациям. И директор, скрепя сердце, подписывал счета от портных, поставщиков древесины, фанеры, полотна и краски, кузнецов и ювелиров. Господина Андре, как ценителя изящных искусств, месье Эли сумел отвадить от постоянных попыток вмешаться в постановку, что сэкономило немало нервов и самому критику, и Призраку. Эрик в благодарность даже стал прислушиваться к советам толстяка.
Единственным камнем преткновения стал финал «Жуана». Исписав целый ворох бумаги, месье Эли так и не смог убедить Эрика, что финал нужно переделать – уж очень он плаксив. На сторону критика стали месье Рейе и мадам Жири; но, увы, так как бесшабашная либреттистка Мег и обожаемая Эриком Кристина поддержали автора партитуры, убедить его переделать финал так и не удалось.
Отредактировано opa79 (2012-05-22 15:02:07)