С начала декабря Париж будто бы заполонил некий рождественский дух. Пёстрые палатки праздничной ярмарки не могли не привлекать внимание горожан. На улицах то и дело нежно звенели мелодии рождественских песен. За несколько дней до Сочельника Париж чуть присыпало снегом, и городские мальчишки на радостях с криками устраивали настоящие побоища, забрасывая снежками как друг друга, так и – нередко – случайных прохожих.
В последние дни все, кажется, только и думали о Рождестве. Предпраздничная суета, разумеется, просочилась и в здание Гранд Оперы. И дело было не только в подготовке к последнему концерту сезона, а и в том, что болтливые балерины и певицы спешили поделиться друг с дружкой соображениями по поводу того, как стоит нарядиться на это Рождество, что кому подарить и какой рецепт рождественского гуся лучше других. Словом, дух Рождества совершенно бесцеремонно вторгся во владения другого (если можно его так назвать) мистического существа – Призрака Оперы.
Но всё это имело место за несколько дней до праздника. Теперь же, в Сочельник, добропорядочные граждане и гражданки собрались с родными за праздничными столами. Чуть менее добропорядочный Призрак проводил это время в одиночестве. Вряд ли само празднование доставляло ему большое удовольствие, и вряд ли Эрик являлся ревностным католиком. Просто, наверное, в то время, когда в человеческих умах не оставалось достаточно места для Призрака Оперы, самому Призраку тоже было необходимо чем-то заняться.
Конечно, для Эрика очень даже неплохо было бы провести этот вечер вместе с Кристиной (воображение даже вырисовывало ему красочные картины, на которых милая девушка поражалась всему тому, что он, конечно же, подготовил бы для праздника в своём жилище и на пути к нему). Однако такой великолепный вариант сам собой отпал – юная Даэ настроилась встречать Рождество вместе с семейством Жири. А Эрик предпочёл не корректировать её планов. В конце концов – каждый проведёт это Рождество там, где он этого хочет. И чтоб его всё…
Эрик задумчиво глотнул вина и окинул взглядом блюда со «скромными» угощениями, теснившиеся на столе. Зачем он вообще занимался всей готовкой ради самого себя? Хотя, признаться, устрицы ему действительно удались…
Безгубый рот тронула грустная усмешка. А ведь люди и впрямь придают этому вечеру какое-то особое значение. Собираются вместе – у Эрика не было близких ему людей, кроме Кристины, которых он мог бы пригласить, если бы даже вдруг захотел праздновать в компании; высказывают друг другу глупые и однообразные пожелания, которые будто бы сбудутся сами по себе – Призрак уже давно понял, что всё в его жизни зависит только от него, и полагаться он может только на себя, а не ждать у моря погоды. Кем бы он был, если бы – при довольно безрадостных перспективах – предпочитал довольствоваться малым, не выдирая у Фортуны из лап редкие шансы на какое-никакое продвижение вперёд? Эрик мог бы за свою жизнь уже тысячу раз сойти с дистанции: остаться на всю жизнь (хотя какая это жизнь – просто существование) в каком-нибудь цыганском цирке или попросту умереть. Однако… Всё же стоило признать, что с такой стартовой позицией, как у него («…для такого урода как я…» - подумал сам о себе Призрак) теперешние условия жизни были не так уж и плохи.
Эрик вдруг повернулся на стуле, рефлекторно сжав в руке вилку – ему хлестнуло по нервам неприятное ощущение, будто за ним кто-то наблюдает. Он вгляделся в полумрак и даже угрожающе поводил рукой с вилкой по воздуху. Нет, ему наверняка всего лишь показалось – кто, в самом деле, мог следить за Призраком в его собственном доме? Эта мысль теперь уже показалась ему смешной: за ним, Призраком – хозяином Оперы, знающим все помещения и ходы в здании, как свои родные пять пальцев – кто-то тайком наблюдает. Глупость какая… Это всего лишь нервы пошаливают, не более…
Призрак уже хотел продолжить трапезу, но краем глаза заметил в темноте какое-то шевеление, а потом у самого пола сверкнули два желтоватых огонька. На них тут же и сфокусировался взгляд Эрика. Теперь, когда источник шума и обладатель светящихся глаз оказался совсем недалеко от Призрака, Эрику потребовалось не более секунды, чтобы разглядеть в полутьме кошачий силуэт.
Всего лишь животное… Но каким путём оно сюда попало? Спустилось с надземных этажей театра или пришло из катакомб? Нет, зверь вполне мог разгуливать по подземельям (если бы только его не съели крысы), но что ему понадобилось в жилище Эрика?
Призрак недовольно посмотрел на животное, животное с любопытством взглянуло на Призрака. Эрик придвинул стоявший на столе канделябр чуть ближе к себе и разглядел кота получше. Да, уже без сомнений, кота – крупного, тёмно-серого, взлохмаченного, с длинным шрамом через всю нахальную морду. «Нет надобности его убивать», - подумал Эрик. Кошки, в отличие от людей, были ему, пожалуй, даже симпатичны. Хотя морда именно этого кота показалась Эрику очень уж разбойничьей. У Призрака даже мелькнула в голове мысль, мол «этот хвостатый негодяй расхаживает по моему дому, будто ему тут бояться нечего». Призрак подавил в себе желание пригрозить наглой морде пенджабским шнурком и вообще одёрнул себя: с какой вообще радости он вздумал меряться норовом с котом? Это однозначно ниже его, Эрикового, достоинства.
Кот дёрнул ухом и подошёл к мужчине вплотную; он сел у ног Призрака и шевельнул усами, выразительно смотря Эрику в лицо.
«Всё с ним ясно – еды хочет», - подумалось Призраку.
Призрак пару секунд оценивающе смотрел на животное, будто прикидывал, заслуживает ли оно, чтобы его покормили.
Мужчина отковырнул вилкой от лежавшего у него на тарелке ломтика мяса маленький кусочек и бросил коту. Зверь тут же подскочил к упавшему куску и ухватил его зубами. Призрак наблюдал за тем, как кот жевал и заглатывал мясо. А потом, как-то машинально, бросил ему ещё. Животное не выглядело исхудалым, но ело с такой жадностью, будто последний раз пища ему попадалась, по меньшей мере, неделю назад.
«Хватит ему, а то совсем обнаглеет», - решил Призрак и продолжил собственный ужин. Кот же, разделавшись с пищей, какое-то время старательно вылизывался, а после этого вздумал тереться о ногу Эрика. Призрак, почувствовав такую фамильярность, взглянул вниз и встретился взглядом с котом.
«Для них, животных, люди, пожалуй, все одинаково уродливы, а кормящие руки прекрасны, чьи бы они ни были», - Эрик подумал, может быть, даже вслух. Он отпил ещё вина и прикрыл глаза, почему-то позволяя коту тереться об него. Громкое мурчание кота оборачивалось где-то в глубине сознания Призрака старинной мелодией. Эрик немного медлил, выуживая из памяти полузабытые строчки и прислушиваясь к зазвучавшему в его голове знакомому девичьему голоску, а потом запел…
Звенящий металлом голос разнёсся по подземелью, заполняя собой пустоты пространства и заменяя всё то лишнее, что окружало Эрика. Теперь не оставалось ничего, кроме Призрака, окутывавшей его Музыки, да ещё Кристины, к которой Призрак в песне обращался. Эрик не думал о том, что девушка сейчас веселится вместе с Мэг и мадам Жири, о том, что сегодня большой религиозный праздник, или о коте, которому достался сочный кусок ветчины с эриковского стола. Все эти мысли – да что там, мысли вообще – оказались лишними, даже мешающими Призраку делать то, что он умел прекрасно: петь со всей душой, играя звуками и сплетая из них чудесный наряд Музыки.
Уже после того, как отзвучала последняя нота, Эрик стряхнул с себя вдохновленное оцепенение и задумчиво посмотрел на пляшущие огоньки свечей в канделябре. Он совсем забыл о коте. Когда, спустя пару минут, Эрик оглянулся по сторонам, желая поймать некую сбежавшую мысль, то его неожиданно кольнуло понимание того, что он не видит кого-то, кого видеть должен. «Кот…» - всплыло у него в голове, и Призрак оглянулся ещё раз. Зверя нигде не было.