Глава 2.
Стояла холодная январская ночь 1871 года, а то, что служило мне домом, горело. Это был единственный дом, который я когда-либо знал, и мне пришлось его поджечь. Я не хотел этого, но к этому меня привели ярость и гнев. Ярость и гнев на Кристину, на Рауля, на окружающих меня красивых людей.
Теперь полицейские охотились на меня, а пожарные, не покладая рук, пытались укротить огонь, охвативший театр.
Я - Эрик, и всегда был только Эриком. Моя мать не сочла нужным одарить меня именем. Я выбрал его из книги, хотя для тех, кто жил в своем роскошном мире, я был известен как Призрак, поселившееся в оперном театре привидение. Мне давали и другие имена, но о них сейчас лучше не вспоминать.
Всё это было уничтожено, вместе с моим домом. Одним жестом Кристина расколола мой мир на части. Она сломала меня одним поцелуем. Теперь новая жизнь должна быть создана из обломков старой. Надо принять решение. Я не мог думать об этом здесь, под открытым небом. Поскольку мой дом был потерян для меня навсегда, оставалось только одно место, где меня ждали, одно место, которое я мог считать безопасным, хотя попытка добраться до него была сопряжена с некоторым риском.
Мне повезло встретить на своём пути мадам Жири. Если бы не её быстрое решение несколько лет назад, меня бы так и продавали из одной клетки в другую. Хотя я не был настолько самонадеян, чтобы считать её доброту ко мне чем-то большим, за эти годы мы достигли понимания - возможно, даже до такой степени, чтобы это можно было назвать дружбой.
Именно к её крошечной квартирке и несли меня сейчас ноги. Я брёл по аллеям, крался по тёмным сырым улицам, держась в самой гуще теней. В этот час ночи здесь было мало народу, а те, что были, не осмеливались подходить близко ко мне. Соблюдая величайшую осторожность, я направлялся к единственному человеку, которому я мог доверить свою жизнь, единственному, кто однажды спас меня, давным-давно. Будет ли она готова сделать это снова? Будет ли она готова помочь человеку, который выставил себя убийцей? Только она могла ответить на этот вопрос.
Дыхание паром вырывалось у меня изо рта, когда я нырнул в очередной изогнутый переулок. Хотя добраться по главным улицам было бы быстрее, я не осмеливался выходить туда. Полиция будет сейчас везде, внимательно высматривая свою добычу. На протяжении многих лет рыская по улицам города - как наверху, так и под землей, - я узнал, какие маршруты будут лучше, и какие меньше патрулируются жандармами. Это также помогло мне приобрести знакомых среди не самых респектабельных слоёв общества.
Вот эта улица, с её нависающими балконами и узкая до клаустрофобии, и в дневное время бросала вызов смельчакам, а уж тем более сейчас, в глухую полночь. Но это был тот самый путь, который выводил меня к квартирке Хелены в относительной безопасности. Я без страха шёл через чёрные тени аллей, становившихся ещё темнее из-за мрачных, тяжёлых снежных туч, которые нависали над городом последние несколько дней. Кто бы стал заговаривать здесь со случайным прохожим? Улицы были заполнены отбросами - в том числе и человеческими, - и здесь не было места для обычных воровских банд. Это был их дом, я шёл через их территорию, но здесь проход для меня был открыт. Ибо я стал одним из них задолго до сегодняшнего дня.
Вынырнув на очередном перекрестке, я вдруг поскользнулся. Не сумев сохранить равновесие, я бесславно приземлился на свой зад. Мне не хотелось даже думать, на чём же я мог поскользнуться. Собравшись с мыслями, я ощутил вокруг себя тяжёлый запах железа. В этих переулках, как правило, запахи лучше не замечать, но этот был слишком сильным и слишком свежим, чтобы можно было его игнорировать. Только одно могло так пахнуть. Я поднял руку и увидел на ней кровь, свежую кровь. Не мою, это точно. Аккуратно поднявшись с того места, куда упал, я огляделся. На мостовой повсюду была кровь. Я проследил взглядом по дорожке влаги и увидел комок тряпок. Я с минуту в недоумении смотрел на него, когда ночную тишину вдруг прорезал слабый крик.
Шок, а затем ужас мгновенно охватил меня. Закоулки любого города скрывали безымянные ужасы, тёмные страсти и зловещие преступления. Я привык к боли и тем ужасным вещам, которые одни люди учиняют над другими, но это зрелище на улице было за гранью моего понимания. Только кошки и собаки бросали свои помёты на землю, но даже они затем пытались найти убежище для своих детенышей. Этот ребенок был буквально рождён на улице и брошен собакам, которые стаями бродили здесь, копаясь в отбросах. Если даже его не найдут собаки, он скоро замёрзнет.
Я покачал головой, пытаясь избавиться от охватившего меня ужаса. Мне приходилось убивать, и даже не одним способом, но я никогда не трогал невинных. Я жил в подвалах Оперы, составляя компанию крысам, но я всё ещё был человеком, ибо во мне оставалась хоть какая-то совесть. Неважно, что ждало меня впереди, я не мог оставить этого ребенка здесь, как это сделала его мать. Мать. Это слово явно не устраивало женщину, которая его родила.
Решающую роль сейчас играло время. Ребенок не мог находиться на улице давно, но его движения уже становились слабее. У меня не было ничего, чтобы завернуть его, кроме моей рубашки. Я ничего не взял с собой из дома. Вещи бы только мешали мне во время побега, и среди них не было ничего, что было бы мне дорого или необходимо.
Скинув рубашку с плеч, я завернул в неё ребёнка так плотно, как только мог. Рубашка промокла сначала от пота, а теперь от крови, но это было единственное, что могло укрыть его. Крепко прижав свёрток к груди и надеясь, что тепло поможет ему остаться в живых, я бросился к убежищу, которое называлось квартирой Хелены Жири. Если мы ничего другого не придумаем, ребёнок отправится в приют. Хелена наверняка знает хоть один.
Отредактировано Мышь_полевая (2011-11-27 10:33:09)
