Мышь_полевая, ты не права по поводу Лондона - там царил не менее изощренный разврат, только менее откровенный.

Недавно, к вящему своему ужасу, вычитала в одном исследовании, что при правлении этой самой высокоморальной Виктории, в Англии водились детские публичные дома, стены которых общивали войлоком, чтобы на улице не было слышно криков.

Отредактировано Hell (2011-08-21 11:49:00)

Третьей грацией «русского посольства красоты» на рю д’Анжу была Надежда Ивановна Нарышкина (1827 – 1895), урожденная баронесса Кнорринг.

Как и Лидия Закревская-Нессельроде, Надежда Кнорринг была единственной дочерью своих родителей – людей хоть и богатых, но скучных и добропорядочных: остзейского немца, действительного статского советника барона Ивана Федоровича Кнорринга и Ольги Федоровны Беклешовой.

Ее судьба – не просто авантюрный роман, но роман, окрашенный детективными красками.

Яркая – рыжеволосая, зеленоглазая дочка с младых ногтей проявляла невесть откуда взявшийся пылкий темперамент, так что батюшке пришлось поскорей сбыть ее замуж, покуда она самовольно не подрастратила свой капиталец (как тогда деликатно выражались).

Надежду выдали за первого посватавшегося «приличного человека» - Александра Григорьевича Нарышкина (не князя, как утверждал Моруа!), который, как водилось, был старше новобрачной, вследствие чего родители наивно полагали, что он сможет держать ее в узде.

Родив Нарышкину дочь, Надежда посчитала свой супружеский долг закрытым и закрутила головокружительный роман с другом дома – тоже Александром -Сухово-Кобылиным.

...Он был очень красив, Александр Васильевич Сухово-Кобылин, в его облике было нечто притягательное: с большими карими удлинёнными глазами, высокого роста, с горделивой осанкой.

Александр Васильевич был талантливым писателем-драматургом — до сих пор не сходит с русской сцены его замечательная пьеса "Свадьба Кречинского". В свои двадцать два года он имел репутацию донжуана, "светского льва".
Надежда Нарышкина и Александр Сухово-Кобылин любили друг друга.

Весной 1842 года в парижском ресторане Александр Васильевич познакомился с девушкой редкой красоты, белокурой и голубоглазой Луизой Симон-Деманш и привёз её в Москву. Их связь продолжалась восемь лет и трагически завершилась осенью 1850 года — Луиза была зверски убита. Труп её нашли на Ходынском поле с перерезанным горлом и следами жестоких побоев.

Подозревали крепостных, недовольных грубым обращением Луизы. Но общественное мнение склонялось к версии убийства на почве ревности.
Вот что об этом писал Л. Н. Толстой, живший тогда в Москве: "Некто Кобылин содержал юную госпожу Симон, которой дал в услужение двух мужчин и одну горничную. Этот Кобылин был раньше в связи с госпожой Нарышкиной, рождённой Кнорринг, женщиной из лучшего московского общества и очень на виду. Кобылин продолжал с ней переписываться, несмотря на связь с госпожой Симон. И вот в одно прекрасное утро госпожу Симон находят убитой, верные улики показывают, что убийца — её собственные люди. Это куда ни шло, но при аресте Кобылина полиция нашла письма Нарышкиной с упрёками, что он её бросил, и с угрозами по адресу госпожи Симон. Таким образом, и с другими возбуждающими подозрение причинами, предполагают, что убийцы были направлены Нарышкиной".

Нарышкина знала о Симон-Деманш и, обладая "демоническим", "инфернальным" характером, была не прочь больно ранить свою соперницу. Один из современников приводил такой эпизод.
"Сухово-Кобылин безуспешно ухаживал в эту пору за одной московской аристократкой. В один из вечеров у этой аристократки был бал, на котором присутствовал Сухово-Кобылин. Проходя мимо окна, хозяйка дома увидела при свете костров, которые горели по тогдашнему обыкновению для кучеров, на противоположном тротуаре кутавшуюся в богатую шубу женщину, пристально смотревшую в окна. Женщина узнала в ней Симон-Деманш, сплетни о безумной ревности которой ходили тогда по Москве. Ей пришла в голову женская злая мысль. Она подозвала Сухово-Кобылина, сказала, что ушла сюда, в нишу окна, потому что ей жарко, отворила огромную форточку и поцеловала ничего не подозревавшего ухаживателя на глазах у несчастной Симон-Деманш.

7 ноября 1850 года Луиза, застав у Александра Васильевича Нарышкину, оскорбила её. Вне себя от ярости Сухово-Кобылин ударил её тяжёлым подсвечником и, попав в висок, убил наповал".

Споры о виновности Сухово-Кобылина продолжаются и по сей день. Однако причастность к этой трагедии Надежды Нарышкиной несомненна. Через несколько недель после убийства, в декабре 1850 года, она уехала в Париж.

Скандал вышел грандиозный. Находившийся под следствием Сухово-Кобылин попросил супругов-Нарышкиных засвидетельствовать свое алиби, оскорбленный Нарышкин собрался разводиться с неверной супругой, да еще грозился забрать дочь-Ольгу.

Сама Надежда ко всем бедам оказалась … в интересном положении, да еще и не от мужа. В общем, поездка пришлась как нельзя кстати. Батюшка с матушкой столь рады были сплавить куда подальше провинившуюся дочку, что забыли, куда ее отправляют.

В общем, таким образом, Нарышкина оказалась в Париже в особняке на рю д’Анжу. Лидия и Мария помогли Надежде втайне родить ребенка от Сухово-Кобылина, вполне оценили цинизм молодой maman, назвавшей дочку Луизой (Луизой звали убиенную Симон-Деманш) и отдавшей ее на воспитание «в хорошие руки» к добродетельным и добросердечным французам, которые носили фамилию Вебер (замечу здесь, что Сухово-Кобылин Луизу после удочерил и сделал своей наследницей).

Приходя в себя после перенесенных страданий, как моральных, так и физических, Надежда – Надин приняла ухаживанья любвеобильного, щедрого, не раз уже поминавшегося здесь на страницах любовных повестей, кого бы вы думали? – герцога Шарля де Морни. 

Бывший ранее послом в Петербурге, де Морни питал самые восторженные воспоминания о красоте и страстности русских женщин (это не голословные утверждения - герцог даже женился на русской княжне! ).

Василий Гроссман писал: "Этот виднейший государственный деятель Второй Империи был отчасти и драматургом. Первые чтения его водевилей происходили, по словам его биографа, в интимной обстановке, при закрытых дверях, у госпожи Нарышкиной, рождённой баронессы Кнорринг".
"Во время чтения, — писал биограф, — герцог просил отзывов об отдельных эпизодах у этой знатной русской дамы, отличавшейся оригинальными привычками, вечно оживлённой, превращавшей ночь в день, проводившей время за книгой, курением или беседой, в полном согласии со своим весёлым характером и возбуждённым шаловливым умом".

Нарышкина, по словам биографа Морни, была начитанной, образованной, красивой женщиной с замечательными "ручками и ножками ребёнка", весьма ценившей людей и жизнь театра.

Благосклонность герцога, конечно, была лестной, но ветреная Надин начала заглядываться на более молодого, чем Морни, и более преуспевающего драматурга – любовника Лидии Нессельроде Александра Дюма-сына.

Впрочем, пока тот принадлежал подруге, Надежда в чужой огород не лезла, зато после дословно передала Дюма прощальные слова Лидии, «завещавшей» ей парижского любовника.

И понеслось - свершилось чудо: словно впервые в жизни Александр не просто увидел, но разглядел подругу своей бывшей любовницы…

Ну что ж, ему было не привыкать «любить по-русски», и он даже обнаружил кое-что общее между подругой прежней и подругой нынешней, между этими «русскими дамами, которых Прометей, должно быть, сотворил из найденной им на Кавказе глыбы льда и солнечного луча, похищенного у Юпитера… женщинами, обладающими особой тонкостью и особой интуицией, которыми они обязаны своей двойственной природе — азиаток и европеянок, своему космополитическому любопытству и своей привычке к лени… эксцентрическими существами, которые говорят на всех языках… охотятся на медведей, питаются одними конфетами, смеются в лицо всякому мужчине, не умеющему подчинить их себе… самками с низким певучим голосом, суеверными и недоверчивыми, нежными и жестокими. Самобытность почвы, которая их взрастила, неизгладима, она не поддается ни анализу, ни подражанию…»

«Больше всего я люблю в ней то, что она целиком и полностью женщина, от кончиков ногтей до глубины души… - писал Дюма. - Это существо физически очень обольстительное — она пленяет меня изяществом линий и совершенством форм. Все нравится мне в ней: ее душистая кожа, тигриные когти, длинные рыжеватые волосы и глаза цвета морской волны — все это по мне…»

Но если Дюма хотел «перевоспитать» Надин, жениться на ней, завести с ней детей, то сама «Великороссия» к браку с драматургом отнюдь не стремилась. Не для того она бежала от мужа первого, чтобы попасть в сети следующего брака, да и император развода не давал даже в случаях явных и общеизвестных адюльтеров. Кроме того, она была финансово независима – маменька купила ей и внучке виллу под Парижем, где она и проживала в свое удовольствие.

В итоге, Надин родила очередную внебрачную дочь – Мари-Александрину- Анриетту (в семье ее называли Колетт), незаконное происхождение которой изрядно смущало ее отца, только что написавшего душераздирающую пьесу «Внебрачный сын», и веселило парижан, подтрунивавших над приевшимся унылым морализмом Дюма.

В 1864 году первый муж Нарышкиной, наконец, упокоился с миром и Надин стала мадам Дюма. Одновременно с бракосочетанием пара удочерила Колетт.

К сожалению, добившись желанного приза, Александр довольно быстро охладел к своей «зеленоглазой сирене». Характер самой Надин, из обожаемой женщины превратившийся в постылую супругу, также начал стремительно портиться.

Труды пары по произведению на свет Дюма-внука не увенчались успехом (в браке родилась лишь еще одна дочь – Жаннина), а неудачные беременности окончательно подорвали здоровье мадам Дюма.

Последние годы жизни Надежда прожила отдельно от мужа, увлекшегося другой женщиной, у дочери Колетт.

Это сама неукротимая Надин:

Это ее дочь - Колетт:

Отредактировано Hell (2011-08-23 17:18:18)

Любимая женщина механика Гаврилова.

Раз уж речь зашла о русской экспансии на Запад, не могу не рассказать еще об одной выдающейся русской красавице, перед которой II Империя падала ниц и лобызала ноги - а именно о Варваре Дмитриевне Римской-Корсаковой.

Варвара Дмитриевна Римская-Корсакова (1834 – 1879), урожденная Мергасова.
Еще одна Венера, которую в Париже называли: «la Venus Tartar».

Костромская дворянка Варвара Мергасова была просватала и вышла замуж в Москве в 16 лет. Ее избранником стал двадцатилетний  выпускник Московского университета красавец-гусар Николай Римский-Корсаков.

Свадьба состоялась в мае 1850 года. Свидетели венчания писали, что такой эффектной пары город не видел давно. Если верить документам, опубликованным в «Пензенском временнике любителей старины», их первенец появился на свет через три месяца после свадьбы, в августе 1850-го.

На первых порах брак был удачным. Жена принесла мужу троих сыновей, ничуть не утратив своей свежести. Супруг был красив, умен и отважен, в 21 год сделался предводителем дворянства г. Вязьма, имел Георгиевский крест за оборону Севастополя.
Толстой вывел блистательную пару в романе «Анна Каренина» под именем «Корсунских».

А дальше была дуэль …До нашего времени докатилась версия о том, что опасная стычка Николая Корсакова с неким г-ном Козловым произошла из-за Варвары Дмитриевны.

Противник ранил Николая Сергеевича в грудь. Пуля, скользнув по ребрам, застряла возле позвоночника. Судьба, однако, хранила Римского-Корсакова: пулю вытащили после простого надреза ножа… Вскоре дуэлянты попали под суд – правда, не слишком строгий; драчуны отделались легким испугом. Тем не менее военная карьера Николая Сергеевича оказалась под угрозой, и он подал в отставку. И – расстался с женой. В случае развода Римский-Корсаков терял финансовую стабильность, но был тверд в своем решении развестись.
Варвара Дмитриевна, не видя другого выхода, без шума и скандалов перебралась во Францию.

Князь Д.Д. Оболенский, хорошо знавший Варвару Дмитриевну писал о ней, что она “считалась не только петербургскою, но и европейскою красавицей. Блистая на заграничных водах, приморских купаньях, в Биарице и Остенде, а также в Тюильри, в самый разгар безумной роскоши императрицы Евгении и блеска Наполеона III, В.Д. Корсакова делила успехи свои между петербургским великим светом и французским двором, где ее звали la Venus tartar” (игра слов: Татарская Венера или «Венера из Тартара»).

В 60-тые годы Римская-Корсакова предпочитала жить в Париже и Ницце. И, наверное, она была одной из самых самой дерзких женщин при блистательном дворе Второй Империи Наполеона III.

На один из костюмированных балов зимой 1863 года она явилась в костюме жрицы Танит — Саломбо Флобера тогда была в большой моде. Весь наряд Варвары Дмитриевны состоял из наброшенной газовой ткани.

Разумеется, ее великолепная фигура предстала перед восхищенными взорами завсегдатаев Тюильри почти что во всей своей первозданности. Гости замерли. Лицо императрицы Евгении, отчаянной щеголихи, очень ревностно относившейся к тому, какое впечатление она производит на окружающих, пошло красными пятнами. Через несколько минут к Корсаковой подошли жандармские чины и предложили покинуть дворец. Скандал вышел на славу.

Вероятно, она была единственной женщиной, которую в известном своей фривольностью Париже покарали за излишнее свободомыслие … в нарядах!

"Я вольна и самостоятельна, — говорила Варвара Дмитриевна. — Ошибки — это мои ошибки. Удачи — это мои удачи. Я верю в себя, я иду одна и не печалюсь этим".

Исследователи ее биографии посчитали, что эпатирующие наряды (подобные фокусы она не раз повторяла потом на курорте в Биаррице) – не что иное, как протест против вычурной и глупой моды. Может, оно и так, но что-то буйное, необузданное и страстное все же бродило в этой загадочной женщине.

Русская богиня была окружена вечной толпой воздыхателей, но когда ее в очередной раз звали под венец, она лишь смеялась: «У меня муж красавец, умный, прекрасный, гораздо лучше вас…»

Известнейший портретист Франц Винтерхальтер (тот самый, что  создал портрет императрицы Сиси со звездами в волосах – памятный нам всем образ!) писал русскую красавицу дважды.

Один портрет висит в пензенском музее, второй занял почётное место в парижском музее д’Орсе. И, кажется, художник сам был не равнодушен к этой великолепной светской львице. На его картине Римская-Корсакова не просто красива, она ослепительно прекрасна. Даже самый придирчивый ценитель женской красоты не найдёт ни малейшего изъяна в этом безукоризненном лице. А заметная личная симпатия художника не позволяет отнести изображение Варвары Дмитриевны к числу обычных парадных портретов, мастером которых считался Винтерхальтер.

Умерла Римская-Корсакова сорокапятилетней вследствие сердечной болезни. Сын Николай продал ее поместье во Франции и вернулся в Россию к отцу, где позже женился на Катеньке Араповой (дочь Натальи Николаевны Пушкиной от ее второго брака с Ланским в свое время вышла замуж в семью Араповых). Дочку Николай Николаевич назвал Варей – в честь своей матери.

Возможно, вы сочтете меня излишне пристрастной, но если говорить о красоте - равных нашей Вареньке тут нет!

Отредактировано Hell (2011-09-18 14:41:01)

Dancer in the Dark, ну она, конечно, не оперного маргинала любила, а герцога , но меня такое совпадение поразило.
Врядли ее Призрак мог бы своим личиком удивить или напугать.

Жаль, что Эмманюэль де Крюсоль умер молодым (38 лет) ... Герцогиня еще и всех детей похоронила, после мужа, кроме второго сына . В общем, не сказать, чтобы прожила легкую жизнь.

Мышь_полевая, мне все же показалось, что до травмы он ей просто нравился, а уже после - она его за муки полюбила. И пожалела, что никто не возьмет "бедного мальчика" . Я примерно то же писала. Причем теми же словами. 

Отредактировано Hell (2011-09-18 14:50:57)

Еще портреты Анны и Эмманюэля де Крюсоль д'Юзе

И - неизменная амазонка:

Кстати, охотничий титул герцогини звучал: "Lieutenant de Louveterie" т.е. Мадам предпочитала охотиться на волков.

Эта амазонка, если честно, внешне нравится мне больше, зато первая - настоящая!

Отредактировано Hell (2011-09-18 16:41:47)