Кстати да, по нашей "букашечке" что-то уже соскучилась. Как он там поживает-то, один-одинёшенек, даже без попугая?
А вот и он!
Эрик
********
Кирпичная кладка самоотверженно и сосредоточенно ползла по водосточной трубе к окну. Она взгромоздилась на подоконник, меланхолично выставила раму и, пробравшись в комнату, оказалась Призраком Оперы, более известным как П.О.
П.О., он же Призрак Оперы, как мы уже сказали, он же Зови Меня Просто Ангел, он же Проклятое Чудовище, а если совсем скромно, то Наш Слегка Специфический Гений – мрачно огляделся по сторонам. В гостиной со времени прошлой ночи кое-что изменилось.
Исчез горшок с настурцией. Под комодом была припрятана правая туфля. Одна из половиц выглядела свежевставленной на место. Откуда-то нежно подпахивало дохлой мышью.
Он сочувственно – к сочувствию, правда, примешивалась изрядная доля ехидства – покачал головой и прошествовал к спальне Кристины.
Около заветной двери он остановился, ухмыльнулся – и тихонько постучал.
- Кто там? – спросила замочная скважина.
- Я это, - угрюмо ответил он. – Эрик, Призрак Оперы.
- Кто-кто? – ехидно переспросила скважина.
И получила струю из пульверизатора.
По глухому бумку об пол он понял, что попугай готов.
Замок на двери был примитивный – хотя без ложной скромности надо сказать, что для него все замки были примитивны. Эх, какой талант… ладно, не отвлекаемся.
Попугай лежал на полу. Даже во сне вид у него был презрительный и наглый.
- ….то это значит только, что она, будучи индивидуализирована, становится им известна в качестве их собственной сущности и произведения, - пробормотал попугай.
Да, точно спит.
И она тоже… он осторожно оглянулся… тоже спит.
Он подошел совсем близко – да, рискуя, рискуя, безумно рискуя, но в этот миг риск был ему так неважен и нестрашен – и долго, долго, невероятно долго – ему казалось, что несколько часов, дней, лет – смотрел на нее.
Потом наклонился и поцеловал край подушки, на которой покоилась ее голова.
И что-то сказал – так тихо, что не услышал даже сам.
А потом перекинул попугая через плечо, как замороженную курицу, и направился к выходу.
Уже спускаясь по лестнице, остановился и задумался.
Нет… нельзя… так нельзя. Так невежливо. Призраку Оперы не пристало тырить попугаев, как мелкому воришке.
Он еще немного подумал, вернулся в гостиную, порыскал по шкафам – ему почему-то было совершенно не стыдно это делать, ибо в данный момент он был не мелким воришкой, а благородным избавителем… ну… типа Нибор Адуга… грабит убогих, оставляет себе… – нашел листочек бумаги и карандаш. Эх… черного цвета… ну да ладно.
Снова подумал пару минут и написал:
«А птичку вашу заберу с собой. П.О.»
Улыбнулся и пошел к выходу.
Уже на пороге мысль осторожно постучалась к нему и спросила, понял ли он, что сделал. Он понял, охнул и побежал обратно.
Тушка попугая мерно постукивала о его плечо во время этих передвижений в пространстве и бубнила:
- …дух, который был средним термином непостоянных крайних терминов, ушел теперь в крайность самосознания, постигающего себя как сущность...
Записка была исправлена.
«А птичку вашу заберу с собой. ДоП.рО.желатель».
Он гнусно захихикал - но заметив это, тут же остановился.
И снова покрался к выходу.
- Существование чистого понятия, в которое удалился дух, покинув свое тело, есть некоторый индивид, которого дух выбирает себе сосудом своей скорби, - сонно пробормотал попугай.
Отредактировано amargo (2011-02-09 22:02:40)