И - финита ля комедия!  ny_sm
(с в меру открытым финалом  :sp: )

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

19. Храм Науки.

Все началось, как обычный прием у врача, только опрос обо всех прошлых болезнях и образе жизни был подробнее и дотошнее. И вправду, куда теперь было спешить?..
В итоге врачи пришли к выводу, что и крайне повезло – такой экземпляр попал к ним в заботливые, профессиональные руки! Раньше они имели дело только с оголодавшей, толстокожей чернью. Теперь же они и не представляли, с какой стороны подступиться к этому жителю Верхнего мира. Дав подопытному небольшую передышку  между взятием проб крови и проверкой на переносимость некоторых сильнодействующих препаратов, медицинские светила решали, в каком же именно эксперименте разумнее и полезнее будет его использовать.
Вальтер, уже переодетый в больничные штаны и рубашку, сидел в кресле, к которому был привязан кожаными ремнями. Стены в просторной смотровой были белоснежны, а окна  затянуты тонкой решеткой.
То ли оттого, что из него выкачали небольшой батальон пробирок крови, то ли просто от усталости, он впал в странную, не свойственную для него апатию. Дверь в кабинет, где совещались врачи, была приоткрыта, отголоски их негромкого разговора иногда долетали до него, но он не делал попытки напрячь слух. Какая разница? Все равно решат, все равно сделают… Только бы не возились слишком долго.
Наконец, доктора пришли к единому мнению. Ассистенты тут же стали колдовать над  ним. Вальтеру сделали несколько уколов, от которых его тело совсем ослабло, а разум помутился – он то погружался в сон, более похожий на обморок, то просыпался и даже успевал понять, что происходит.
– Почему он в сознании?
– Не понимаю. Вероятно, сильная сопротивляемость препарату.
– Думаю, не стоит волноваться. Он все равно обездвижен. Пусть ассистенты приступают к дальнейшей проверке.
Вальтера уложили на холодный стол и несколько игл вонзилось в его правую руку. Из каждой под его кожу вытекло по капле жгучей жидкости, и плоть отозвалась на это такой болью, что тело содрогнулось само по себе.
– Превосходно, - деловитым тоном отметил кто-то прямо над его головой.
Его оставили на какое-то время, измерили пульс, давление, а затем вновь сцедили целый шприц крови.
От всей той дряни, что бродила в его крови и просто от усталости Вальтер готов был уснуть. В какой-то момент в его утомленном сознании мелькнула обиженная мысль – «почему они не дают мне спать?».

… Его куда-то везли. Колеса каталки гремели по кафельному полу. Нет, быстро все это не закончится.
Коридоры, лифт, вновь коридоры. В Академии, опустевшей с наступлением ночи, было тихо, так что лязг и шаги отдавались звонким эхом. Люди отсюда ушли, а когда вернуться… он об этом уже не узнает. А они не узнают, что он был здесь.
Вальтер невесело усмехнулся.
– Похоже, приходит в сознание, - тут же сообщил один из тех, кто его вез другому.
– Ничего страшного. Мы уже на месте.
Они остановились в просторном, светлом помещении. То была какая-то лаборатория или процедурная, залитая ярким электрическим светом. За стеклянным потолком скорее угадывались, чем были видны, матовые тучи вперемежку со смогом, в которых ворочалась бледная луна.
Вальтера перетащили на широкий, обтянутый клеенкой стол, и пристегнули к нему кожаными ремнями. Лежа так и приходя в себя, он видел, как ходят вокруг врачи, как подкатывают ближе столик с медицинскими препаратами и блестящими, чистенькими шприцами, а вслед за этим –какой-то агрегат, размером с небольшой чемодан, увитый проводами.
– Зажарить меня хотите? – поинтересовался Вальтер, обретший, наконец, дар речи.
Доктора не отвечали, зато прямо над ним раздался знакомый голос:
– Я бы тебя зажарил.
Вальтер поднял взор и с удивлением узрел Кристофера МакКлелана.
– Добрый вечер, претор.
– А вы оптимист, господин Корф.
– Что поделаешь! Но какими же судьбами?..
– Решил напоследок – пока вы еще в живых и в состоянии разговаривать – перекинуться с вами парой слов.
– Как это мило. А до объявления приговора ко мне редко просто так захаживали гости.
– Ты лгал в зале суда, Корф. А мне нужна правда.
– Думаете, я разоткровенничаюсь на смертном одре?
Претор склонился чуть ниже.
– А это зависит только от тебя – станет ли этот стол твоим смертным одром. У меня есть право вето на решения суда, касающиеся политических заключенных. Могу даже предложить тебе выбор – пожизненное заключение или двадцать лет каторги на твоем родн6ом Отроге, - тут МакКлелан на мгновение поднял голову. – Доктор, - позвал он, - согласно вашим расчетам, вы закончите с ним к утру?
Пожилой доктор, проверявший вместе с ассистентом готовность блестящего агрегата, отвлекся и растерянно улыбнулся:
– О, боюсь, что нет.
– Будут работать сверхурочно и все ради вас, господин Корф. Думаю, они сильно расстроились бы, исчезни ты сейчас, в самый разгар действия. Расстроились, но пережили бы.
– И что же вы желаете узнать?
– «Голос Эдварда МакКлелана» - где он?
Вальтер рассмеялся.
– Дался вам «Голос МакКлелана»! Надиктуйте сами, в конце концов.
– Корф! У тебя есть последний шанс избежать участи подопытного кролика. То, что с тобой сделают, на мой взгляд, слишком мягкое наказание для такого садиста, как ты. Но тебе хватит, поверь мне. Я знаю, что валики с записью были у тебя. Ты их слушал? О чем там идет речь? Где они теперь?
– Как вы печетесь о последних словах своего дедушки. А вам не плевать на то, что инженеры изрядно поменяли его изначальные планы уже при строительстве?
– Как и при любой стройке, в Вавилон пришлось внести некоторые обоснованные и разумные изменения. Об этом, что же, идет речь на тех валиках?
– Нет, претор. Просто к слову пришлось. А где валики, я не знаю. Честно! Я их не видел.
Претор отступил от стола, с презрением глядя на связанного жреца Сераписа. Вальтер уже не смотрел на него, а просто лежал, устало прикрыв глаза.
– Начинайте, доктор, - бросил МаКлелан.
Он отошел к самым дверям, но выходить не спешил. Он оглянулся и какое-то время смотрел на начинающееся «священнодействие».
Корфа опутывали проводами с длинными иглами на концах, вкалывали один за другим новые препараты.
– Доктор, вводить обезболивающее? – спросил один из ассистентов.
– Нет-нет! Нам нужно, насколько возможно, знать динамику всего процесса.
Тут доктор подошел к еще одному человеку, который сидел в углу, до этой секунды совершенно неприметно. Сжавшийся в громоздком инвалидном кресле, будто бы вросший в него, он напоминал оплавленную восковую фигуру – дефектную и гротескную.
Доктор, похоже, о чем-то посоветовался с ним, склонившись к самому лицу, в котором не хватало нескольких кусков плоти, а затем вернулся к столу с Вальтером.
Еще один ассистент вошел в лабораторию через двери с противоположной стороны. За его спиной, прежде чем сомкнулись створки, претор заметил полутемное помещение, полное горячих, белесых паров.
Решив, что определенно не хочет видеть дальнейшее развитие событий, претор вышел прочь. Ожидавший за дверью охранник смиренно и молчаливо последовал за хозяином. Уже когда они подходили к концу коридора, до них донесся отчаянный крик Вальтера.

20. Рассвет.

Легко и быстро поезд несся вперед. Из-за темноты тоннеля иногда даже трудно было понять, что он вообще движется, а не стоит на месте.
Хэзер долго дремала в широкой, теплой кровати, всем телом прислушиваясь к мерн6ому гулу. Окончательно проснувшись, она набросила халат и вышла из-за высокой ширмы отделявшей спальную часть вагона от кабинетной.
Претор сидел за столом над ворохом документов, но смотрел не на них, а в черное окно.
– Скоро мы выедем на поверхность? – спросила Хэзер. – Все же не по себе ползти так, под землей.
– Мы очень высоко над землей, - напомнил претор. – Но на уровень поверхности Вавилона мы окажемся примерно через четверть часа. Прости, что не смогу провести с тобой все две недели.
– Ничего. Я рада и трем дням. А то место, куда мы едем, действительно настоящий Эдем?
– Оно именно так и называется. Очень тихое, живописное место. О нем знают лишь немногие, так что лучше не рассказывай о нем никому в Вавилоне.
– Эдем в Вавилоне! – мечтательно проговорила Хэзер, подходя к МакКлелану и кладя руки ему на плечи. – Какой красивый анахронизм. А яблони там есть?
– Конечно. И даже плодоносят дважды в год.
– И цветут… - продолжила Хэзер одними губами.
Вскоре действительно впереди забрезжил свет – вначале он просто будто бы обволакивал короткую гусеницу поезда претора, а затем озарил ее целиком. Поезд мчался к рассвету.

В самом Вавилоне было еще сумрачно – громоздкие здания жадно отнимая друг у друга клочки солнечного света.
Джейсон не спал всю ночь, хотя, мог бы почивать сном праведника – таковым его и представляли все газеты, таблоиды, все сплетни Вавилона. Несчастный, невинный, голубоглазый принц, чей разум был смущен змеем-искусителем. Что ж, в данный момент его разум действительно был смущен – он не знал, что и думать, что делать дальше.
Он заверял Лефроя и Грево, что представления не имел о политической подоплеке Ложи Сераписа. Чушь! Конечно же, имел.
Он клялся, что готов отречься от всех идей Ложи, что готов предать Вальтера Корфа. И на самом деле предал.
Он раз за разом повторял, что не знает, существует ли вообще «Голос Эдварда МакКлелана»…

В без четверти шесть Джейсон поднялся с кровати и через пустой дом прошел в другое его крыло, в отцовский кабинет. Он без труда открыл дверь своим дубликатом ключа (о существовании которого отец, разумеется, никогда не знал), а после заперся изнутри. Он встал на колени перед огромным, старинным письменным столом и коснулся изящной резьбы, украшавшей его стенки. Один из виноградных листьев углу, под самой сенью столешницы, был особым. Стоило надавить на два его кончика, а третий затем сдвинуть с места, как дощечка рядом с ним открывалась, словно дверца. За ней находилась полость на глубину руки до локтя.
Джейсон нашел этот тайник в восемь лет и до сих пор удивлялся, как отец его не обнаружил. Он прятал туда самые сокровенные, не предназначенные ни для чьих глаз вещи: вначале это была первая пачка дорогих сигарет, затем фотокарточка и письма одной юной, но уже замужней особы…
Теперь же он извлек из тайника два тяжелых свертка, перетянутых бечевкой, взвесил их на ладонях. И положил обратно. То, что разъяренный претор не разнес свой собственный стол в щепки топором, означало, что Вальтер (единственный, кто знал о тайнике) ничего не сказал. Почему он промолчал? Что ж, этот секрет он унес с собой в Академию.
Теперь Вальтера можно считать похороненным заживо, все рыцари Ложи оказались в тюрьме или были сосланы, а отдавать валики кому-либо Джейсон не собирался.
Правда, он не знал, что ему самому делать с этими записями. Он решил ждать – ждать того часа, когда такой Джокер пригодится и сможет сыграть важную роль в истории великого города…

***

На этом не обрывается история Нового Вавилона, но взлет его отныне окончен…

(август 2010 – февраль 2011)

Мышь_полевая
а чуть конкретнее? 

Добрый вечер, садитесь поближе. Альтернативные история с географией продолжаются!  :sp:
Вторая часть пока не дописана, но верно движется к середине (размером будет примерно с предыдущую). Так что начинаю выкладывать заодно и для стимула  :poet:

Итак...

ЗВЕРЬ ОБ ОДНОЙ ГОЛОВЕ

1. В гостях у старушки.
Хрум-хрум-хрум-хрум…
Впервые за долгие-долгие годы такой громкий и неестественный звук потревожил затянутое душными туманами пепелище. Громадный, пузатый паук, размером с небольшой домик, полз по былому полю брани. В брюхе «паука» сидели люди – они то и дело тянули за рычаги, поворачивали вентили, заставляя «паука» то бежать быстрее, то приостанавливаться, то поворачивать. Но главное, что интересовало людей, это окружающий мир – его они разглядывали во все глаза сквозь прозрачные стенки стеклянного брюха.
Людей было трое – лорд Джереми, его верный валет и блестящий механик Брукс и Николай Дурново.
Они покинули Альфа-Вавилон, чтобы в течении нескольких дней вариться в тесном брюхе паука, шагающего по землям старушки-Европы.

– Поразительно! – выдохнул, едва обретя дар речи, Николай. – Никакие фотографии не сравнятся…
– О, мой друг, мы с вами сами сделали такие снимки, от которых весь Вавилон будет в восторге, - пообещал лорд Джереми. – Брукс, поддай-ка пару!
– Слушаюсь, сэр! – радостно отозвался Брукс и потянул за один из рычагов.
В самом нутре паука что-то заклокотало и он бодрее понесся вперед. Вавилон они покинули ровно в 7.30 утра, но лишь к вечеру, наконец, вырвались из-под его сени. Теперь он был не над ними, а прямо за их спинами. Николай даже испугался в тот момент, когда впервые обернулся назад.
Все, что он знал, осталось там, в Элизиуме наверху. А эта костлявая, закоптелая махина, затмевающая собой небо, такое теперь далекое, была чужой, совсем непонятной. Лес ржавых мачт, похожих на остова виселиц, а  среди этих косточек – гигантские столбы-шахты, пронзающие и Альфа-Вавилон, и Землю.
Последний такой столб, увиденный ими, был давно заброшен и почти насквозь проржавел.
«Непременно сообщить инженерам, когда вернемся! – отметил Николай. – Нельзя это так оставлять». И лишь затем он вспомнил, что нет в этом деле никакой срочности – одна колонна для этого колосса даже не винтик, а лишь частичка винтика.
С легким сердцем они оставили Альфа-Вавилон позади и теперь двигались на Север.

В три часа по полудни они вошли в пустой Париж. Остановившись на одной из его площадей, «паук» затих – впервые после отбытия. Тогда люди услышали ветер.
В Вавилоне, с его заслонками, барьерами, вентиляцией, ветер метался лишь по самой окраине, да и там вел себя неприметно. Но здесь…
Да, если бы Земля была жива, то прохожие должны были бы предусмотрительно придерживать свои шляпы. Облака мелкой пыли неслись мимо вездехода, как привидения. В стенах полуразрушенных домов, в узких улочках слышался тихий, угасающий стон.
– Ветер воет! – восторженно прошептал Николай.
– Так пойдем, встретимся с ним! – предложил лорд Джереми.
Все трое перебрались из своих кресел в верхний отсек, тесный и служивший одновременно и кладовкой, и спальней, и столовой. В центре отсека стоял небольшой круглый стол с тремя табуретками, а вокруг, изголовьями к стенам, находились три узких походных кровати. Над ними, на крючьях висели защитные костюмы для выхода на поверхность: длинные, прорезиненные двубортные плащи, фуражки с плотным, широким козырьком, очки-окуляры с респираторы.
Облачившись в эти латы новой эпохи, путешественники стали по одному выбираться в последний отсек – крохотный тамбур, где можно было уместиться только сидя, и лишь затем – наружу. Последним на спину «паука» вылез Брукс. С собой он притащил два саквояжа разного размера.
Откинув лестницу, люди спустились, наконец, на Землю. В первую секунду у Николая закружилась голова и похолодели ноги – ему не верилось, что под подошвами тяжелых ботинок не полая оболочка с сотами жилых этажей, а настоящая плоть небесной сферы.
«Земля… - подумалось Николаю. Он вдруг присел на корточки и погладил затянутой в перчатку рукой темный, пыльный булыжник. – Мостовая Парижа…»
– Николас, друг мой! – окликнул его лорд Джереми. – Идите же сюда – надо запечатлеть сей замечательный момент!
Николай подошел к нему и к Бруксу, который в эту минуту как раз открывал принесенные саквояжи. Из того, что был поменьше, он извлек, к изумлению Николая, бутыль шампанского и коробку с двумя бокалами.
– Шампанское?! Но мы ведь все равно не сможем… - Николай указал на свой респиратор.
Лорд Джереми махнул рукой.
– Важен сам ритуал, а нам совершенно ни к чему дурманить свой разум алкоголем. Мы в Париже, друг мой – в Париже, черт побери!
Тем временем, Брукс достал из второго саквояжа, побольше, фотокамеру, а с ней – набор сверхмощных ламп, недавно заменивших собою обычные пороховые вспышки. Хотя, хватало такой лампы на один снимок, зато получался он более четким. К тому же, лампы были незаменимы в условиях, где любая искра была нежелательна – например, во все еще насыщенной газами атмосферы Земли.
Путешественники встали на фоне самого живописно разрушенного фасада на площади и Брукс запечатлел на фотопластинах торжественное открытие бутылки шампанского, а затем – обоих господ с бокалами в руках.
Игристое вино они затем просто вылили на землю, - будто совершая ритуальное возлияние предкам и Гее – а бокалы от души разбили вдребезги. Початую бутылку оставили на ступенях парадной.
Николай вышел на середину площади и еще раз огляделся кругом. В полуразрушенной мансарде одного из домов ему вдруг почудилось движение. Затаив дыхание, он протер окуляры очков и подошел ближе к дому, но движущимся объектом оказалась истерзанная ветром, грязная занавеска – каким-то чудом удержавшаяся на сломанной раме окна.

Мышь_полевая
Да что же я вас каждый раз расстраиваю? Чес слово, не хочу! :give:

Хотя, на счет "великих планов и проектов" и их винтиков - я согласна))

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

2. На берегу…

Поджав лапы, «паук» отдыхал на берегу Ла-Манша. Наступала последняя ночь перед возвращением в Вавилон.
Породистый русский дворянин, истинный английский джентльмен и простой добряк-механик сидели за круглым столом в жилом отсеке вездехода и, деля скромный походный ужин, делились впечатлениями от прожитых на Земле дней. Лорд Джереми уже строил планы на будущее – как они усовершенствуют вездеход и в следующий раз переберутся через пролив на Альбион.
- Лелею мечту, - признавался он, - побывать в фамильном поместье. Увидеть настоящее, старинное кладбище, а не стеллажи с урнами.
Брукс закивал:
- Если в Англии такие же туманы, как мы видели тут, все кладбища сейчас выглядят краше прежнего.
Николаю вспомнились иллюстрации к готическим романам и пейзажи с покосившимися, замшелыми надгробиями. Старое кладбище, где век за веком находили покой представители одного древнего рода… Хотя, теперь вся Земля представляла собою колоссальное кладбище. Вся Земля.
Николай даже вздрогнул – казалось, эта мысль, размахнувшись во всем своем масштабе, ударилась о стенки его черепа. Вся Земля – это значит действительно вся, до последнего островка с тремя папуасами и одной пальмой.
Ну, воевали Европа, Азия, Япония, за ними – Китай и Штаты. Повоевали, потравились и, как тараканы, поползли на Альфа-Вавилон. А эти три папуаса – может так и сидят вокруг своей пальмы? Разве что кашляют почаще. А что если?..
Тут Николаю пришла на ум и вовсе крамольная мысль – что если и тут еще кто-то живет? Да, казалось бы, все знают, что вода и воздух Европы отравлены. Но что если кто-то сумел тут выжить, приспособиться? Или, положим, не прямо здесь, а в той же Австралии.
«Нет, полно! Полно! – одернул себя Николай. – Разве мы бы тогда о них не знали? Даже если бы и власти скрывали, то люди бы узнали рано или поздно».
Но как Николай не успокаивал себя, навязчивая мысль о возможности жизни на Земле никак не шла у него из головы.
Спать ему уже совершенно не хотелось и он с охотой согласился дежурить первым (каждую ночь они бодрствовали по очереди на случай возможных непредвиденных обстоятельств). Однако, стоило лорду Джереми и Бруксу уснуть, Николай едва не пожалел о своем выборе: теперь его начало гложить желание взять да и проверить, выйти во внешний мир без защитного костюма.
Ко всему прочему, еще и крышка верхнего люка была проложена резиной и желании ее можно было открыть практически бесшумно.
Надеясь отогнать странные, почти бредовые мысли, Николай стал прохаживаться вокруг стола, но, проходя мимо спящих спутников, видел, что сон их безмятежен и крепок.
Николай спустился в брюхо «паука» (а, вправду, что такого в том, что он решил проверить, все ли в порядке в отсеке управления?). Первым, что попалось ему там на глаза, был наружный термометр: он показывал +18 по Цельсию. На берегу Ла-Манша стоял теплый вечер. Нет, преодолеть дьявольское наваждение было решительно невозможно! Николай вернулся в жилой отсек. Там он тихо достал из аптечки целое полотнище марли и смочил его водой из графина, гнездившегося в лунке в центре стола. Затем он отстегнул от фуражки и надел защитные очки. Эксперимент экспериментом, а рисковать зрением он не собирался.
Закончив таким образом приготовления и чувствуя себя полным безумцем, Николай взобрался по лесенке к самому люку и стал медленно поворачивать ручку клапана.
Перебравшись в тамбур, Николай закрыл за собой крышку люка и выждал с минуту. Наконец, стараясь не раздумывать, Николай приложил марлю к лицу и открыл верхний люк, ведущий наружу.

Тепло. Так, что-то он позабыл. Ах да, дышать! Убедившись, что влажная марля плотно прилегает к лицу, Николай сделал вдох. Медленно выдохнул, а затем вдохнул. Да, теперь он ощущал горьковатый запах паров и пыли, но дышать мог! На радостях он попытался сделать неглубокий вдох без марли, но его горло тут же перехватило, а легкие сдавило приступом кашля. Снова прижав к лицу марлю, Николай немного отдышался и вернулся в вездеход. К счастью, его утомленные спутники спали и ничего не услышали.
Николай тут же достал из шкафчика флягу с коньяком, нацедил половину ее серебряной крышечки и залпом выпил.
С одной стороны, хорошо, что никто не задавал вопросов, не говорил, какой он сумасшедший, но с другой – он остался один на один со своей безумной вылазкой. Так же, как и с тем фактом, что человек, выросший на Альфа-Вавилоне вряд ли смог бы полной грудью дышать в центре современной Европы…

Deydra
О, еще знакомые лица)) Проходите, располагайтесь

Эта экспедиция - целиком задел на будущее. Это будет очень важно в следующих частях, а нынешняя представляет из себя детектив. В нем мы скоро вернемся обратно на Вавилон.

А им действительно некого бояться на Земле. Даже если кто-то и есть, то вряд ли могут представлять опасность для пришельцев с Вавилона.

Мышь_полевая

Аффтор с вами определенно согласен!  :friends:

Но на данный момент мы возвращаемся на Вавилон... 

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

3. Старые планы.

В последний час их путешествия, когда казалось, они уже почти дома, вдруг произошло непредвиденное.
Пыльный холм, по которому взбирался «паук», оказался заметенной песком и прахом крышей какого-то ветхого строения. Крыша, разумеется, рухнула и «паук» повалился на бок, окруженный взметнувшейся черной тучей. Раздался неприятный хруст и жалобное скрипение.
Через несколько минут, поняв, что сами они в порядке, путешественники решились вновь одеть защитные костюмы и выйти наружу. К общему ужасу, оказалось, что у «паука» сломана одна из шести его ног. Да и повалился он крайне неудачно – так, что без помощи подъемников или, по крайне мере, десятка крепких мужчин, вряд ли смог бы теперь подняться.
Какое-то время все трое стояли  и с болью в сердце взирали на своего искалеченного монстра. Им ничего не оставалось, кроме как продолжить путь своим ходом. Конечно, о том чтобы в назначенный срок достичь нужного подъемника, не могло быть и речи – надо было хоть я подняться на Вавилон до темноты. К счастью, они уже находились под жилой частью полиса и главным приоритетом становились поиски действующего подъемника, предназначенного для остановки на поверхности Земли.
С собой взяли  только необходимое: фляги с водой, фонарь, карты и фотопластины в герметичном ящике.
– За остальным, может быть, вернемся в следующий раз, - вздохнул лорд Джереми, закрывая вездеход.
Судя по имевшимся у них сведениям, ближайший подходящий им подъемник находился в двадцати километрах от места аварии. Успеть надо было до заката так что мешать не стоило, тем более, что под Вавилоном и без того было сумрачно круглые сутки.
Шли молча, все еще будучи под впечатлением от произошедшего. Николаю казалось, что они, как дети, идут по огромному чердаку – по ровному, зачищенному, пыльному полу, на котором взрослые строители позабыли всяческие мусор и ветошь.
Цель своего пути они заметили задолго до того, как достигли ее. Подъемник с выходом на поверхность имелся при сталелитейном заводе. Вентиляция завода была проведена не только наверх, но и вниз, под днище полиса: клубы пара и дыма, окрашенные отблесками пламени манили лучше любого путеводного маяка.
Колонна подъемника была в обхвате шире древнего баобаба. Дверца, ведущая внутрь, проржавела и на треть была занесена письмом. Снаружи открыть ее, разумеется, было невозможно, так что лорд Джереми поднял с земли крупный камень и стал ритмично стучать по стальной стене. Стук раздавался внутри колонны гулким эхом и вскоре, будто в ответ на него, сверху послышался скрежет механизмов. Ошибки быть не могло – с Вавилона за ними спускались люди.
Наконец, скрежет прекратился – подъемник замер на уровне поверхности – и дверь открылась. Открылась затем, чтобы затем мгновенно захлопнуться, едва впустив троих путешественников.
Рабочие, пара здоровых ребят, смотрели на них, как на привидений и в первые мгновения даже не знали, что сказать. Правда, то, что под респираторами оказались человеческие лица, их немного успокоило.
– Я – лорд Джереми Блэйк, - кратко представился лорд Джереми. – Со мной мои спутники – Николай Дурново и Брукс, мой механик. Мы совершали путешествие на вездеходе, но он, к сожалению, вышел из строя. Так что ваш подъемник – наш единственный путь домой. Благодарю вас, господа.
Рабочие, похоже, не поняли и половины того, что им сказали, но двух господ и их механика наверх отвезли. Вопросы задавать не решались.
Поднимаясь к пятнышку багрового света по темной шахте, Николай стянул с головы фуражку и вздохнул:
– Ну, почти дома.

Как оказалось, он жестоко ошибался.
Из одного завода они попали в другой, затем – в следующий. Тут лорд Джереми впервые недоуменно тряхнул головой – судя по картам Вавилона, что имелись у него, здесь должны были начаться жилые кварталы рабочих.
– Ничего не понимаю. Точнее этих планов в Вавилоне нету! Почти полная копия планов Эдварда МакКлелана с внесенными корректировками.
Поскольку друзья лорда Джереми ждали их в совершенно ином месте, надо было, если не добраться до них как можно скорее, то хотя бы сообщить о сложившемся положении. Когда они отправились на поиски телефонного аппарата, на заводах начался пересменок – после дневной началась ночная смена. Бесконечные коридоры, ведущие неведомо куда, наполнились невероятным количеством народа. Заплутавшим путешественникам не оставалось ничего другого, кроме как встать на высокий выступ у самой стены и ждать, пока людской поток иссякнет.
Затем они отправились на поиски управляющего хотя бы одного завода. Однако дальше надзирателей они пробиться не смогли, да и те, похоже, вовсе не понимали, с кем говорят и чего странным господам надо. А когда они в третий раз наткнулись на одного крайне нелюбезного надзирателя, Николай понял, что они заблудились – тут уже никакие карты и планы не могли помочь. Связи с верхним городом у них не было, а точной дороги туда не знал ни один из окружавших их жителей подземелий – слишком глубоко под Вавилоном они находились.
Наконец, когда время перевалило уже за полночь, они вышли к тоннелю, по которому пролегала железная дорога. На платформе толпились рабочие, ожидавшие поезда.
– Доберемся ли мы по этой дороге к выходу из Нижнего города? – поспешил спросить лорд Джереми.
– Доберетесь, - отвечали рабочие. – Если до конца доедите.
Решив, что альтернативы все равно нет, путешественники сели в подошедший поезд вместе с рабочими.
Скамьи были  жесткими, вместо стекол в окнах – деревянные решетки, зато за проезд не нужно было платить.
– Откровенно говоря, я чувствую себя бесконечно виноватым за то, что втянул вас в эту авантюру, друг мой, - признался лорд Джереми, когда поезд тронулся.
Николай поморщился.
– Бросьте! Зато мы увидели поистине все сферы мира. Верно, Брукс?
Механик в ответ на это лишь передернул плечами и еще раз опасливо огляделся по сторонам.

5. Кружево и кровь.

На третий день после их прибытия в Вавилон, лордом Джереми был запланирован торжественный прием с небольшой экспозицией «Хроники путешествия по Европе». Публике должны были представить снимки, которые путешественники сделали за время пути. Хотели также похвастаться и вездеходом, но, коль скоро тот оказался утерян, пришлось довольствоваться пробным образцом, рассчитанным на одного водителя, без жилого отсека.
Лорд Джереми и Брукс с головой ушли в подготовку. Николай помогал им по мере сил, но непосредственно накануне приема отправился на ужин к князьям Гагариным. Отказать этому семейству у него не было никакой возможности, ибо тетушка его имела серьезные виды на брак племянника с младшей дочерью Гагариных – Машей. А Николай не имел ничего против ни этих видом, ни самой Маши. Вот перспектива союза с ее сестрой Ириной заставила бы его задуматься о принятии пострига. Красавица с незабудковыми глазами и коралловыми губками, Ирина Гагарина очаровывала всех новых знакомых, но очень скоро теряла большую их часть.
– Скверная девка, - заметил как-то Николаю по секрету его крестный. И Николай не смог не согласиться.
Он в жизни не встречал более расчетливой и себялюбивой натуры, чем княжна Ирина. Ей многие прочили унылую долю старой девы, но ее саму это либо вовсе не тревожило, либо не представлялось возможным.
Но, коль скоро Николай не пал жертвой этого ясноглазого чудовища, присутствие Ирины на ужине его мало волновало. Главное, что там будет Маша.

Николай позволил себе явиться с небольшим опоздание, подготовив оправдание, что он-де еще не привык к режиму Вавилона. Впрочем, объяснений у него никто не стал спрашивать – в доме князей Гагариных он считался уже практически затем.
В трехэтажном особняке, перенесенном когда-то с одной из набережных Петербурга, было, как обычно, по-семейному шумно и уютно. Хозяйка дома, Анна Сергеевна, первая встретила гостя, едва он вошел в просторную залу.
– Николай Константинович, вот и вы! Ох, как мы все переживали за вас – как вы там в этих дебрях, в этой пустыне!
– Анна Сергеевна, к вам я бы выбрался из любых дебрей.
– Ну, пойдемте же к остальным – все хотят посмотреть на героя, узнать подробности приключения из первых уст. Девочки как всегда задержались, вы уж простите их. Но они вот-вот спустятся.
Анна Сергеевна подвела гостя к хозяину дома, князю Дмитрию Апполоновичу Гагарину. Тот сидел в кресле возле камина. Он часто проводил вечера именно так – все друзья и близкие знали, что у старика больные ноги и он не может ходить по залам, привечая гостей. Так что изрядная часть их собиралась вокруг хозяина – выглядело это даже несколько торжественно, особенно учитывая, что князь был очень высок ростом, статен, а его худой лик с большими внимательными глазами казался сошедшим со старинных икон.
– Николай Константинович, - протянул он, увидав будущего зятя, и улыбнулся. – Ну, подойдите же, дорогой мой. А мне все про вас утром доложили!
– Кто же про меня доложил? – искренне удивился Николай.
– Управляющий с моего завода сегодня телеграфировал. Ему надзиратели, мол, доложили, что трое странных личностей по округе блуждали и спрашивали выхода. Скажете, не вы с лордом Джереми и его лакеем то были?
Гости, стоящие вокруг, рассмеялись.
– Где он был, ваш администратор, когда мы там метались, как Данте с Вергилием? – вздохнул Николай, посмеявшись вместе с остальными.
Тут все гости и в этой зале, и в соседних с нею, смолкли, насторожившись. Никто не мог понять, действительно ли сверху только что раздался полный ужаса женский крик. Быть может, им всего лишь померещилось?
Но второй крик, еще более отчаянный и громкий, развеял их сомнения.

Несколько человек из мужской прислуги, что была в залах, тут же бросились наверх. Николай с Анной Сергеевной поспешили следом.
– Ах, должно быть, это какая-то дурная шутка Ирины, - нервно пробормотала Анна Сергеевна.
Николай, конечно, понимал, что она сама ни на грош не верит собственным словам. Тем более, что кричала явно Маша.
Но, стоило им подняться на второй этаж, как сама Маша бросилась к ним навстречу. Бледная, перепуганная, она лишилась чувств на руках у матери. Девушку сразу уложили на кушетку тут же, в коридоре. Убедившись, что с невестой все в порядке, Николай поспешил в комнату, из дверей которой она выбежала в такой ужасе – в комнату Ирины.
Николай остолбенел на пороге, увидав кровать, буквально залитую кровью. Кровавые следы и отметины были и повсюду в комнате – на коврах, на светлой обивке стен, на занавесках, колышущихся у распахнутой балконной двери. На маленький балкончик с низкими витыми перилами вышли прибежавшие на крики лакеи. Одного, самого юного, товарищи еле успели подхватить, прежде чем он упал в обморок. Они ввели его в комнату и усадили на табурет у окна. Другой лакей тут же побежал прочь, причитая: «Полицию! Полицию!»
Николай отступил, пропуская его, а сам поспешил к опустевшему балкону. Он не сразу осознал то, что увидел внизу, на гравиевой дорожке внутреннего двора.
– Что там? Что там?! – услышал он встревоженный голос Анны Сергеевны.
Николай едва успел остановить ее на пороге балкона, не дав ей выйти – не дав увидеть, что там!