Что ж, друзья, мы долго сетовали на то, что за рубежом публикуют такую гадость, как "Фаворита", а наши авторы не выходят на пределы Интернета. Теперь, когда и на нашей улице настал праздник (кто еще не знает - заглядывает сюда), можно себе позволить дальше весело постебаться над этим опусом.

Итак, продолжаем.

Глава 24.

Александрия поморщилась, чувствуя, как боль распространяется, охватывая всю её лодыжку. Они довольно долго скакали верхом, а теперь уже вечерело. (Автор, не гнушаясь, вырезала полдня.) За время их поездки пейзаж вокруг поменялся, вместо каменистой пустыни теперь повсюду виднелись деревья. (Березки, осинки, пара дубочков… "Дорогая, не хочу тебя расстраивать, - сказал Эрик, - но мы на прошлой развилке свернули не туда и вместо Османской империи попали в Россию".)

Эрик по-прежнему хранил полное молчание (на самом деле он давно умер), но она решила оставить его в покое (пока запах не забеспокоил её). С каждым днём она понимала его всё лучше и лучше. (Разжижение мозга передаётся половым путем.) Теперь она чувствовала, что его молчание вызвано уже не гневом на неё, а раздражением на самого себя и на ситуацию, в которой они очутились (так она ловко перевела стрелки).

Неожиданно он свернул вправо (руководствуясь правилом – мальчики направо, девочки налево), и она последовала за ним. Море находилось не в этом направлении (Она-то откуда знает? Или по карте маршрут сверяет? С компасом в руках?), но она не собиралась задавать ему какие-либо вопросы (чтоб он её не обнаружил, прежде чем начнет писать). Вскоре она поняла причину его поступка, когда они подъехали к небольшому ручью, текущему по каменному руслу. (Ага, Эрик воду находит по запаху лучше всяких верблюдов - наверное, ко всем своим талантам он в придачу ещё и лозоходец.) Эрик спрыгнул с коня и подошел к воде. Присев на корточки, Эрик потрогал воду рукой. ("Всяк норовит пальцем ткнуть!" – возмутился ручей и отполз в сторону.)

Александрии ужасно хотелось слезть со своего коня, но она не решалась - нога болела просто ужасно. Может быть, если медленно соскользнуть... (рыбкой, головой о камень, то нога даже и не ударится.)

- Даже не думай! (он заподозрил её в каком-то неведомом для неё действии – "думать")

Она с удивлением обнаружила рядом с собой Эрика. Она даже не видела, как он отошёл от ручья. Его взгляд немного смягчился, когда он понял, что напугал её. Он протянул к ней руки.

- Ты не сможешь встать на эту ногу. Я тебя отнесу.

Она заколебалась (и три раза упала с коня и снова вскарабкалась на него), но затем всё-таки позволила ему подхватить себя на руки. Когда он нёс её на руках к ручью, её лицо охватил жар - и она поняла, что покраснела. Будь оно всё проклято (выматерилась про себя нежная воспитанная интеллигентная Алекса).

Эрик был так нежен, когда нёс её, что Александрия удивилась - это, казалось, совсем не соответствовало его характеру. (В его духе было три раза уронить её на камни, два раза на кактус и раз случайно наступить.) Он аккуратно опустил её на землю, осторожно поместив раненую ногу в холодную воду. (Ручей возмущенно булькнул.)

- Это поможет уменьшить отёк. Однако мы не можем оставаться здесь долго. Мы должны ехать дальше.

Вернувшись к лошадям, он повёл их напиться. Конь, на котором ехала Александрия, вздрогнул, когда Эрик протянул руку, чтобы погладить его по шее. (Он видел, что этот живодёр сделал с Рене, и здорово струсил.) Эрик что-то шепнул коню (пообещал сводить на экскурсию в цех по производству евнухов), и тот, к её изумлению, тут же успокоился (конь трепетно относился к некоторым частям своего тела). Эрик успокаивающе похлопал животное (хорошо, оставь их себе), когда то наклонило голову, чтобы напиться. Отвернувшись от коня, мужчина перепрыгнул через ручей (показав при этом Алексе язык – а ты так не можешь, бе-бе-бе). Присев на корточки по другую сторону ручья напротив Александрии, он стал наполнять свою пустую фляжку. (Тот факт, что в воде бултыхалась грязная женская конечность и две лошадиные морды не первой свежести, его не смущал.)

Молчание становилось неловким. Пока они ехали, она могла думать лишь о боли в своей ноге. Но теперь, когда боль слегка притупилась, она заметила, как натянуто повисло между ними это молчание. (Можно было сейчас сломать себе руку и продолжать спокойно думать о боли.)

Александрия глубоко вздохнула (и умерла. Эрик заорал, забегал, принялся ее закапывать. Натянутое молчание прекратилось).

- Мне так жаль Рене. (Хорошая погода, не правда ли?)

Сначала она думала, что (сошла с ума, когда услышала вдалеке знакомое конское ржание, потом решила, что это мерещится) он не ответит, поскольку он даже не взглянул на неё. Но в конце концов она услышала его шёпот:

- Мне тоже. (Да, синоптики обещают солнечную и ясную неделю.)

И снова повисло молчание. Она попыталась снова.

- Как далеко до моря?

- Уже недалеко, - тихо сказал он. - Мы будем там ещё до наступления темноты. Порты обычно патрулируются солдатами, лояльными султану. Мы должны найти безопасный корабль, - он по-прежнему не смотрел на неё.

- И потом ещё день плыть по морю (и я буду блевать с палубы), - заметила она.

Эрик покачал головой.

- Чуть подольше (тогда кормиться не будешь). Мы сейчас едем не тем путём, которым добирались до Константинополя. Хоть направление у нас и правильное, но нам пришлось выбрать гораздо более длинный маршрут. Но я думаю, что мы доберёмся до дворца не более чем за два дня. (Ага, то есть они, двигаясь "почти в том же правильном направлении", ухитрились уехать в такую далёкую гавань, что морская поездка от этого займёт вдвое дольше времени - не день, а два? Логика автора снова блещет.)

- И что тогда? - прошептала она. О, почему, чёрт побери, она сейчас спросила об этом? (Нежная интеллигентная Алекса снова загнула такой трёхэтажный мат, что у близстоящего коня свернулись уши. Епифану было далеко до Рене, он к таким выражениям ещё не привык, ибо с Эриком был знаком всего один день, и то Эрик весь этот день молчал.)

- Я закончу дворец (посажу семь розовых кустов и познаю самое себя). Ты вернёшься к мужу (карета превратится в тыкву). Больше ничего (и хрустальные туфельки надо вернуть, они в подотчетной ведомости).

Ей показалось, или его голос звучал напряжённо? Неужели он ничего к ней не чувствует? Неужели это была лишь похоть с его стороны? («Ужас-ужас-ужас!» - синхронно заахали дамы на галерке.)

Александрия опустила глаза и потёрла замёрзшую в воде ногу. (Одежда задралась на ней до пупа.) Когда она снова подняла взгляд, Эрик смотрел на неё, но тут же поспешно отвернулся.

Она закусила губу (нет, оголение на него не действует, попробуем включить интеллект), но затем быстро заговорила.

- Прости, что я не стала... останавливать тебя... Я так устала от этой бесконечной боли... И я просто хотела...

- Прекрати, Александрия, - резко сказал он, снова поглядев на неё. (Как же эта дура не понимает, что когда мужчина хочет жрать, ему не до секса?!)

- Я всего лишь пытаюсь извиниться.

Эрик напрягся, и ей показалось, что он собирается в гневе ударить её (и свалиться в ручей, который их разделял). Однако вместо этого он вздохнул (понял, что не дотянется).

- Ты прекрасно знаешь, чёрт побери, что это не твоя вина, а моя.

- Но я...

- В последний момент ты бы уже не смогла остановить меня, даже если бы попыталась, - он замялся и опустил взгляд. - Я не имею в виду, что взял бы тебя силой... То есть, я бы никогда намеренно не причинил тебе боль. (Только ненамеренно. Ущипнул бы там в запале, ухо бы оторвал, нос откусил – но видит Бог, ненамеренно!) Я просто... Господи, я даже подумать не мог, на что это будет похоже! - сказал он. (Метафоры о сдобном тесте в "Колобке" как-то, знаешь, не давали полного представления... Да и думалка у Эрика, как мы помним, была куда меньше женилки.)

Александрия признала, что доля истины в его словах есть. Но ведь не хочет он сказать (самодовольно подумала она), что она настолько превосходит других женщин, которые у него были?

- Разве Мара тебя не удовлетворяла? (тактично спросила нежная Алекса.)

Он резко посмотрел на неё, но вновь отвёл взгляд. Это выглядело почти так, как если бы он был смущён (и почти так, как если бы он вдруг захотел придушить её).

- Эрик? - не отступала она. - Я просто подумала, что она была столь хорошо обучена этому искусству, что... (Алекса тупо жаждала подробностей.)

- Не каждый мужчина спит со своими рабынями! - вдруг рявкнул он, глядя прямо на неё.

Александрия потеряла дар речи. В здешних местах само собой подразумевалось, что именно для этих целей рабынь и приобретали. (И вообще, практически всю живность и некоторые предметы быта тоже приобретали для этих же целей.)

- О, ради бога, не смотри на меня так! - грубо сказал он. (Мара прибраться может, борщик, там, сообразить, но что касается секса, тут она пас.)

- П-прости, я просто не понимаю. Она же такая красивая...

- А тебе не приходило в голову, что мужчина может хотеть большего? (трёх рабынь)

- Чего?

Он вздохнул. (Эротические фантазии тут же полезли ему в голову.)

- Мара красивая, у неё совершенная фигура. Я знаю, что она искренне верит в Бога, и она покорно служит мне. Но ни одна женщина никогда не могла для меня сравниться с Кристиной...

- Ты говорил, что это было уже довольно давно. Как долго ты был один? (и общался с Рене?)

Эрик напрягся и ничего не ответил. Ее глаза расширились, когда она внезапно всё поняла.

- Эрик... это что... был твой первый раз?

Он промолчал, что само по себе было более чем красноречивым ответом.

- О... (тваюжмать) - выдохнула она (и заржала, тыкая в него пальцем). - Что ж, теперь, когда ты (откупорил нефритовым стержнем медовых сосуд райских наслаждений)... Уверена, что ты захочешь использовать Мару, когда мы...

- Я не хочу рабыню, которая ляжет со мной по приказу! - перебил он. - Я вообще не хочу никого использовать! Мара заслуживает лучшего!

Ее сердце стучало от страха или от любви - она сама не понимала.

- Чего же ты хочешь? - прошептала она.

- Я хочу женщину, которая будет со мной потому, что сама этого захочет, а не потому, что я ей прикажу! Я хочу умную женщину, которая не побоится спорить со мной! Я хочу... (безудержного разнузданного секса! Во всех позах! На кровати, на полу, на подоконнике, на Епифане! С умными женщинами, с глупыми женщинами, с резиновыми женщинами! Вдвоем, втроем, свинг-пати, ромашка, групповуха!)

"Тебя". (оборвала все мечты Эрика автор)

Невысказанное слово («сука») повисло в воздухе.

Александрия сглотнула.

- Что мы будем делать? - мягко спросила она. (Эротические фантазии, побродив в голове у Эрика и не найдя там мозг, перешли к ней.)

Закончив наполнять фляжку (ох, ни черта себе у него там фляжечка была, если он всё это время её наполнял! Кубометр влил, не иначе), Эрик встал. (Весь встал.)

- Ничего (снимать штаны и бегать), - жёстко сказал он. - Это была ошибка, и ты это знаешь. Я верну тебя к султану, где тебе и место.

Она вдруг начала дрожать. (Банально замёрзла, нога-то до сих пор в ледяной воде. Скоро уже придётся лечить от обморожения.) От его слов она вдруг почувствовала такую боль в груди. Неужели это её сердце? Она ведь любит султана... разве не так? Обхватив ноги, Александрия положила голову на колени.

И тут же подпрыгнула, когда его рука коснулась её головы.

Эрик присел рядом с ней. Когда он протянул руку и дотронулся до её щеки, она вдруг поняла, что плачет.

- Ты просто совсем растерялась и сбита с толку из-за этого жестокого плена, - тихо сказал он. - Это было неправильно с моей стороны. Ты любишь султана, и я действительно верю, что он тебя тоже любит (бла-бла-бла).

- Но тогда в Константинополе... Ты сказал, что он всего лишь...

- Я знаю, что я сказал, Александрия, - он отдёрнул руку. - Я... сам не знаю, почему я тебе наговорил все эти вещи. Скорее всего, потому, что не мог равнодушно смотреть на то, как женщина с твоим уровнем интеллекта попала в его мир - мир, где к тебе никогда не будут относиться как к равной. (Это жестокая правда, детка, но с твоим интеллектом хомячка здесь не выжить. Вот у нас в парижах тебя бы на руках носили, яствами заморскими кормили с золотых подносов с серебряной каемкой… только по приезду отдай свой паспорт мне.)

Она вытерла глаза.

- Не... не потому, что ты что-то чувствуешь ко мне? - прошептала она.

Он отвернулся от неё (зарёванная Алекса представляла собой оружие массового поражения).

- Нет.

- Я тебе не верю. Посмотри мне в глаза и скажи, что ты меня не любишь.

Эрик задрожал. Она прямо увидела, как его трясёт.

- Александрия... это не имеет значения. Этому никогда не бывать.

- Так ты меня любишь?

- Мы уезжаем. (Автор поставила точку, всхлипнула и потянулась к тарелке с печенюшками.)

Прежде чем она успела запротестовать, он поднял её на руки и отнес к невысокому коню. Усевшись, она посмотрела на него сверху вниз.

- Неужели ты мне так и не ответишь?

Эрик стиснул зубы.

- Я уже это сделал.

Он отошёл от неё и сел на другого коня. (Епифан горестно вздохнул. Предыдущий его хозяин весил раза в два меньше.) Не успела она и глазом моргнуть, как они снова были в пути, пересекая эти земли. Эрик был прав. Им никогда не быть вместе. У них была одна ночь, и это никогда больше не повторится. Ей предстоит вернуться к своему мужу, который её любит.

Но сердце её разрывалось на части. (Автор, шмыгая носом, с чувством вгрызлась в очередную печенюшку.)

----

Эрик не осмеливался оглянуться на Александрию (которая тем временем упала с коня и свернула себе шею). Он никак не мог поверить в то, о чём они сейчас говорили. Боже, она знала... Она знала, как он относится ней. Он хотел заглянуть ей в глаза и сказать, что не любит её. Какого чёрта, почему он не может этого сделать?

На мгновение Эрик закрыл глаза (и умер). Он любит её. Мысленно он проклинал себя снова и снова. После случившегося с Кристиной (в далеком Париже виконтесса де Шаньи икнула, подавилась оливкой и умерла) он поклялся себе, что не позволит этому случиться снова. И что же он сделал теперь? Влюбился в женщину, которая снова не может принадлежать ему. Чёрт, он влюбился в жену султана! (в далеком Константинополе султан икнул, подавился рахат-лукумом и умер.) Если бы он оставил её в покое, она была бы вполне удовлетворена своим мужем. (А теперь она всегда будет считать, что у султана маловат...) Он видел, как она сияла рядом с ним в Константинополе. Если бы он не вмешался, она бы жила счастливой, обеспеченной жизнью. (Если бы он не вмешался, Тит бы её убил с особой жестокостью.)

"Только потому, что султан заставил её полюбить себя".

Султан не принуждал и не соблазнял. Любовь к нему вспыхивала у женщин резко, быстро и... естественно. («Сука, сука, сука!!!!» - в бессильном гневе брызгал слюной Эрик, протыкая куклу-вуду султана иголками.) Султан мог так ловко нарисовать картину мира, в котором она могла бы жить и который могла принять, что она не могла не полюбить его. (Страшно представить, что было бы с женщинами, если бы султан им ещё и книжки разрешал читать!..)

Эрик же не показывал ей ничего, кроме своего ужасного характера. Она видела его гнев во дворце султана. Он ни разу не предложил ей ничего другого. В её усталости Эрик винил ту ночь, которую они провели вместе. И себя он тоже винил - за то, что воспользовался ею. (- Не поверите капитан, е** и плáчу, е** и плáчу! – воскликнул поручик ©)

Но она даже не пыталась остановить его той ночью. Неужели она его тоже полюбила?

(Тут у Эрика от усталости и переживаний последних дней поехала крыша, и он стал разговаривать сам с собой):

"Ох, да заткнись ты, идиот. Тебе что, мало было Кристины? Хочется испытать ещё больше боли?" – на этой неделе секс закончен
"Нет... Мне хочется лишь одного шанса, единственного в жизни шанса испытать... любовь". – я хочу еще днем
"Ты знаешь, что любовь не для тебя. Ты родился с таким лицом, которое никто не сможет полюбить". – фигушки, тут нет тебе на голову бумажных пакетов
"Мне всё равно". – мне всё равно
"Она не любит тебя. Это была похоть. Вот и всё". – она тебя изнасиловала
"Она меня не остановила". – наглая ложь
"Ты воспользовался ею". – ну тогда это ты её изнасиловал, в темноте было не разобрать, кто кого
"Она меня не остановила. Она... хотела меня". – не виноватый я, она сама пришел!

(Александрия и оба коня с удивлением прислушивались к этому монологу и лишь качали головами. Похоже, бедняга реально тронулся умом. Какая жалость.)

Эрик устал от своих беспочвенных размышлений и вздохнул с облегчением, когда они, наконец, приехали к морю. Впереди виднелась маленькая портовая деревушка. Когда они подъехали ближе, Эрик попытался не обращать внимания на пристальные взгляды, которыми его сопровождали живущие здесь люди. Разумеется, маска казалась им довольно странной. Эрик увидел солдата в форме одного из верных султану подразделений. Но не успел он ему ничего сказать, как у того расширились глаза - и он убежал.

- Что нам делать? - спросила Александрия, ехавшая с ним бок о бок.

Прежде чем он успел ответить, из расположенного неподалёку здания высыпала группа мужчин. Солдат, которого они увидели первым, указывал на них. (Вот они, они сперли серебряную ложку господина полковника!)

- Александрия, - тихо сказал Эрик. - Поскольку начальник стражи оказался предателем, мы не можем быть уверены, что эти лояльны султану. (Да и в своей лояльности султану я, честно говоря, сомневаюсь.) Если я скажу тебе бежать, делай это без вопросов - что бы ни случилось. (Скачи в пустыню, без еды и воды, так у тебя всё равно будет больше шансов).

Она нервно кивнула.

- Вы Эрик? - спросил мужчина, который, кажется, был здесь главным - поскольку остальные следовали за ним (гуськом, прячась за спиной друг у друга и боязливо поглядывая на страшного человека в маске).

- Да.

И сразу же все мужчины поклонились ему (так же, как та милая семейка кланялась Алексе, когда узнала, что она того… лысая. Эрику б насторожиться). Когда начальник поднял голову, Эрик вздохнул с облегчением, увидев, что тот улыбается. (А надо было бы вдвойне насторожиться!)

- Султан будет очень рад! Когда вы уехали, наши разведчики донесли, что вражеские солдаты последовали за вами. (Опа! Так султан туда и разведчиков послал? А что ж, в таком случае, сопроводительный отряд послать не смог? Алекса-то уже была в руках Эрика, риска не было. Снова блестящая авторская логика.) Когда султан узнал о том, что вы поехали кружным путём, чтобы избежать столкновения с ними, он покинул Константинополь и отправился обратно в свой дворец, надеясь, что вы вернётесь туда. Перед тем, как отплыть, он приказал нам обойти побережье на сутки пути, надеясь, что мы найдём вас в этой деревне. (Ага, то есть на сутки пути по морскому побережью это была единственная портовая деревушка? И об этом знали и Эрик, и султан? И француз Эрик целенаправленно ехал через пустыню прямо сюда, прекрасно зная все ориентиры... Я уже в полном отпаде.) Мы здесь для того, чтобы защитить вас по пути домой.

Эрик спешился.

- Хорошо. У Александрии растяжение связок на ноге. Ей нужно больше холодной воды, чтобы облегчить боль.

Солдат кивнул.

- Мы уже наняли корабль, который отвезёт вас (и когда только успели?), - он указал на солдат, бегущих в сторону причала (с воплями "спасайся кто может"). - Мы немедленно подготовим для неё каюту на корабле.

- Что за корабль? (спросил Эрик, обозревая гавань. Здесь был всего лишь один огромный имперский корабль и так много мелких судёнышек, что Эрик совершенно растерялся, гадая, какое именно было приготовлено для них.)

Когда солдат указал на огромный пришвартованный корабль, Эрик не удивился. ("Ах, ну да, конечно, этот... Я даже не сомневался", - показал он всем своим видом.) Хоть Александрия была всего лишь одной из трёх жен (мелкая сошка), с ней обращались, как с членом королевской семьи. Эрик подошёл к ней и снял её с коня. Неся её на руках, он ощутил, как крепко её руки обхватили его шею (она попыталась его задушить), и почувствовал, как подскочило в ответ его сердце (и другие части тела), что заставило его ещё сильнее разозлиться на себя.

Когда он поднялся на борт, ему показали её каюту, где он осторожно уложил её на кровать. Две рабыни уже ждали здесь, собираясь прислуживать ей. Сопровождавший Эрика солдат был готов показать ему его каюту.

Эрик и Александрия с минуту смотрели друг на друга, словно понимая, что это были последние ночи, которые они провели вместе. Теперь они будут разлучены. (И не видать Эрику секса как своих ушей.) Он кивнул ей, и она ответила ему слабой улыбкой, её глаза смотрели на него так, словно умоляли его остаться. Скорее всего, это был лишь плод его воображения (учитывая, какое оно у Эрика скудное... нет, это была всё-таки правда).

Когда солдат открыл дверь в каюту Эрика, тот изо всех сил попытался сдержать проклятия. Его ждали две прекрасные светловолосые рабыни, почти обнажённые. Солдат улыбнулся.

- Султан велел передать вам свою благодарность, если мы найдём вас и Александрию живыми.

Эрик нахмурился. (Он же уточнял султану, что любит брунэток!)

- Путешествие было долгим, и я очень устал. Сегодня вечером я предпочитаю остаться в одиночестве.

Слава Богу, солдат, кажется, его понял. ("Аааа! Ты всю дорогу трахал жену султана! - расплылся в улыбке он. - Тогда конечно, отдыхай, брат!")

- Конечно, - сказал он, кивая. - Они будут ждать, когда вы будете готовы.

Эрик тупо (как и всё, что он делал до этого) кивнул, глядя, как они уходят. Ни одна из рабынь даже не взглянула на него. ("Импотент", - разочарованно подумали они.) Оставшись один, он лёг на кровать и закрыл глаза. Его последней мыслью перед тем, как уснуть, было то, что он вернёт Александрию султану, а потом... уедет. (Ага, так султан ему и позволит! Дворец сначала дострой, дезертир!)

Дамы, если автор совершенно коряво излагает свои мысли, это уже никаким переводом не исправишь. Поверьте, если бы я переводила этот роман дословно, не облагораживая текст, его вообще было бы невозможно читать. Уровень языка у автора - как у третьеклассника-двоечника. Мне для перевода сего опуса даже словарь не требуется, ибо словарный запас у автора сравним с запасом Эллочки-Людоедочки.
Попробуйте сунуть нос в оригинал (некоторые это уже сделали) - и поймёте, что я имею в виду. Убогий текст, убогий во всех отношениях. И по содержанию, и по стилю. Только стебаться над ним и остаётся.

Отредактировано Мышь_полевая (2011-06-16 15:55:33)

Ну вот, можно считать, напросилась на похвалу.
А с комментами тут в последнее время в основном беты отжигают. Меня что-то смерть Рене здорово подкосила, я до сих пор с трудом этот текст комментирую.

Гы. Зато переводчик не готов. Переводчик наивно думал, что бета будет, как полагается, гулять три дня, не высовываясь в сеть, потому следующую главу даже не открывал. :tease:
Я исправлюсь, обещаю... завтра возьмусь.