конец первой главки))
– Это безумное, ужасное место! – воскликнул Рауль. Мое сердце обагрилось кровью, когда я услышала его голос.
– Месье виконт прав, – сказал Перс. – Это комната пыток Эрика. Мадемуазель Даае, поторопитесь, если он что-нибудь заметит, он повысит температуру, и мы умрем.
Не помня себя от ужаса и отчаяния, я позвала Эрика. Я кричала и умоляла, пока не охрипла почти окончательно. Ах! Как Эрик расстроется… В конце концов, он нерешительно открыл дверь и вошел в комнату. Только тогда я заметила, что он сжимал бедро. Он ранен?
– Эрик, Эрик! – заплакала я. – Ты ранен? Что случилось?
Мне казалось честным, что, если я покажу ему свою жалость и заботу о нем, то он сделает то же самое.
Но нет! Мой маэстро и импресарио только нагнулся к стене, не сводя с меня взгляда своих золотистых зрачков. Я знала: я была мертвенно бледной от ужаса и стыда – за свою ложь, изобличенную так быстро. Но даже если он и раскусил меня тогда, он не стал обострять над этим внимание.
– Наверное, все могло быть иначе, – промурлыкал он, отведя взгляд от моего лица и так же пристально начав смотреть на мои судорожно выворачивающиеся руки. Я правда пыталась освободиться, но Эрик связал меня так, что это было невозможно. Без сомнения, он может не беспокоясь оставить меня вот так. – Но Эрик промахнулся. О, Эрик не промахнулся бы, если бы месье не был таким плохим дуэлиантом. Ему действительно стоило поверить своему брату «Кот, Кот!» – он замолчал и подошел ближе. – Кристина заботится обо мне? Прежде она никогда не делала этого. Чего тебе надо, лживая девчонка? Или, может быть, ты выбрала и хочешь сказать это Эрику? Но, Кристина! Ты же не можешь добраться до фигурок! Они далеко…
– Эрик! – взмолилась я. – Эрик! Ты должен развязать меня, пожалуйста. Эти веревки режут мне кожу, мне больно.
– Но не боли ли ты хотела, когда решила познакомиться поближе с той стеной? – просто спросил он, сделав короткий возмущенный жест.
Мне нечего было ответить, и я отвернулась. А потом я поняла и тихо всхлипнула:
– Если ты любишь меня так сильно, как говоришь, ты развяжешь меня, Эрик. С леди не обходятся вот так…
– А так называемая леди не должна биться головой о стену, – насмешливо сказал он, скрестив руки на груди. – Но, наверное, ты права. Спокойно, а то будет еще больнее.
Он начал неутомимо развязывать ленты, удерживающие меня, а я изо всех сил старалась не дрожать, чтобы не подвести Рауля и Перса: Эрик должен был оставаться в неизвестности. Затем он меланхолично велел мне подняться с пола и идти в гостиную. Там он оставил меня одну, чтобы пойти проверить что-то – он заявил мне, что зазвонил звонок, а что же он будет за хозяин, если заставит гостей ждать. Я больше не обращала внимания на его бормотание и только вяло кивнула.
Как только он ушел, я шмыгнула в музыкальную комнату, боясь даже вздохнуть, потому что мне казалось, что так я не шумела никогда в жизни. Все мои упражнения для правильного дыхания пошли насмарку; я дышала, как рыба, выброшенная на берег. Скоро от недостатка кислорода начала кружиться голова. До этого я уже видела маленькую сумочку жизни и смерти, но и подумать не могла, что от нее будут зависеть жизни Рауля и Перса. Она была легкой и горела в моей руке; что за ужасное чувство – знание, что только от тебя зависит жизнь или смерть человека. Отчасти, это было так, но, на случай, если Эрик пошел искать меня, я была готова быть брошенной на землю и за волосы протащенной по подземельям Коммуны.
Друг Эрика, обсуждающий даже человеческие качества, был прав, заявив, что мой учитель был творческим человеком. Ключи были сделаны с искусством, один – в форме черепа, другой изображал счастливый конец. Я не смогла понять, что именно, но для меня это было чем-то радостным. Я решила, что «счастливый» ключ был именно тем, что нужно, чтобы освободить Рауля и себя и побежала к маленькому окошку на стене. Я хорошо помнила, где оно было, но на полпути меня остановила чья-то ледяная рука.
– Кристина! – закричал Эрик. – Верни Эрику сумочку жизни и смерти или я буду вынужден сломать тебе запястья.
Сказав так, он схватил и оттолкнул меня так, что я почувствовала острую боль в коленях.
– Прости, – тут же воскликнул он и, опустившись на один уровень со мной, попытался взять мои запястья своими холодными руками. Я отшатнулась, как испуганное животное, но он поймал меня. – Ты не хочешь слушать, что же еще остается Эрику?
Ты можешь меня отпустить, ты можешь меня отпустить! Мой разум хотел закричать, но я знала, что лучше и молчала. Это вывело Эрика из себя, и он снова поднял меня, как будто я была тряпичной куклой – и, думаю, я была близка к этому – и потащил туда, куда я стремилась незадолго до того. Осознавая это, я попыталась вырваться из его крепкой хватки, но тщетно. Наконец, он уронил меня на пол без капли милосердия, и заявил, что если я так хочу увидеть лес, то он покажет его мне.
– Лес, какой лес?
– Тот, который горит, Кристина!
Я ничего не видела внутри, ни милого Рауля, ни его друга, там была кромешная тьма. Но иногда я могла услышать судорожные вдохи (была ли это я), и даже чье-то сердцебиение. Или это мое? Я ни в чем не была уверена.
– Но ты ничего не видишь, – сказал Эрик, излишне драматизируя. – Позволь мне осветить комнату для тебя, Кристина, позволь мне…
Я возразила, но он проигнорировал меня – как же мне было страшно, папочка! Мне никогда не было так страшно. Не говорил ли Перс, что если Эрик включит отопительную систему, они встретят свою смерть? Оставалось только надеяться, что то, что сейчас сделал Эрик, не было тем, чего больше всего боялись узники комнаты.
– Теперь ты видишь? – осведомился он.
И он видел, что да. Голубые глаза Рауля умоляюще смотрели на меня, я видела, как открывались и закрывались его губы, произнося мое имя. Дарога – как Эрик иногда зовет его – смотрел на него ни с чем иным, как со смертельной завистью. Я знала, что если душевное здоровье покинуло их, они мертвы. Эрик убьет их без задних мыслей.
– Это ты так жаждала увидеть, дорогая? – от его ледяного спокойного голоса у меня по спине пробежали мурашки.
– Но там ничего нет, Эрик, – лгала я. – Ничего. Правда.
– Тогда, думаю. Ты не будешь возражать, если Эрик тоже посмотрит.
Я упала к его ногам, как подкошенная, хватая его за кайму его брюк, как он однажды сделал со мной. Мы не поменялись местами – я была единственной, кто умолял.
– Он там! – закричал он, отталкивая меня и заглядывая в окно. – О, дарога! И ты тоже тут! Как мило, что вы нанесли мне визит.
– Эрик, ты должен отпустить мадемуазель Даае и месье виконта, – вскричал Перс, в то время как Рауль пронзительно вскрикнул от того, что температура начала подниматься.
Я не помню точно, что было дальше. Разум старается забыть то, что причиняет боль, я знала это от профессора Валериуса, который однажды провел вечер, объясняя мне, как работает мозг. Рауль вопил, Эрик кричал, Перс умолял Аллаха о снисхождении. Рауль пытался сказать мне, что ему плевать на свою жизнь – нам тоже, но все зрители Опера Популер должны были выжить. В ответ я прорыдала, что я не герой, что не способна умереть за свою страну, а только хочу тишины и покоя.
– Я найду тебя везде, куда бы он тебя не отвез! – закашлялся Рауль. Жара была невыносимой, из-за нее он больше не мог дышать нормально.
Не это меня уничтожило, а мысль о том, что Рауль умирает. Папа, о Персе я и не думала, такой эгоисткой я была. И так, я, как сумасшедшая бросилась на Эрика, умоляя его прекратить это безумие, обещая стать его живой женой, но он не хотел, не хотел отпускать Рауля и Перса.
– Но, Кристина! – воскликнул Эрик. – Все в твоих руках, иди, поверни одну из фигурок, взывающих к тебе. Я хочу увидеть твою чистую руку, поворачивающую одну из них.
– Ты клянешься мне, что нужно повернуть скорпиона? – прорыдала я, подползая к маленькому медному существу, так терпеливо ждущему меня. О, Господи, я сумасшедшая! Те животные, они смеялись надо мной! Я видела их искривленные маленькие рты, слышала их смех, смех, смех. Почему они не останавливались?
– Это зависит от того, что ты хочешь, любовь моя, – сказал Эрик. – Поверни скорпиона, и мы поженимся. Выбери его зеленого друга, и ты проведешь бесконечность в раю со своим любовником, потому что мне, как ты понимаешь, туда ход заказан.
Ах, если бы все было так просто. Ничего не взорвалось, когда я, дрожа, заставила скорпиона показать свой маленький танец. Вместо взрыва я услышала крики радости и журчание воды. В комнате пыток! Рауль, мой Рауль был спасен! Его сердце не остановится от невыносимой жары. Но вода не остановилась через несколько минут. Она безжалостно продолжала прибывать, и их торжество вскоре обернулось в ужас, они умоляли Эрика остановить воду, они тонули.
– Ты солгал, солгал мне! – повторяла я. – Ты хотел убить их в любом случае! Моими руками! Как ты мог? Ты жестокий, жестокий человек!
– Чтобы отключился механизм, вода должна достичь определенного уровня, – пробормотал Эрик. – Вот.
Он схватил скорпиона и повернул его в другую сторону, прекращая потоп.
– Сейчас я заберу их оттуда, – сказал он таким тоном, что я подумала, что умру. – Ты должна молчать, Кристина, не издавай ни звука. Если заговоришь, я убью твоего любовника. Дарогу я спасу, он был мне полезен и я обязан ему, но виконту я ничего не должен; и я задушу его голыми руками, если ты сделаешь хоть шаг по направлению к нему.
В изумлении я кивнула и послушно пошла к себе в комнату. И, когда я услышала, что он тащит, как я предположила, Рауля, я тихонько всхлипнула, увидев его. Он был очень бледен, а его губы были синими, и он заикался, прося воды.
– Ты не должна была выходить, – сказал Эрик, остановившись.
Я проигнорировала его и спросила, заикаясь:
– Куда ты несешь его?
– В подземелья Коммуны, – ответил он. – Он узник. Видишь ли, Кристина, сейчас я не ожидаю от тебя повиновения, а он будет его гарантией.
Когда он ушел, я побежала в гостиную и нашла Перса лежащим на полу. Я трясла его и умоляла проснуться, чтобы еще раз помочь Раулю, но он спал. Эрик, должно быть, дал ему какое-то зелье, потому что, казалось, он не дышал. Только когда я приложила ухо к его грудной клетке, я поняла, что он все еще жив.
В отчаянии я прошла к себе в комнату и зарыдала.
Отредактировано DarkGirl (2010-09-29 15:04:46)