Наш Призрачный форум |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Наш Призрачный форум » Другое творчество » Стихотворные "сказки" от Targhis
Поскольку погода была кошмарно жаркая, а вентилятор стоит рядом с компом, в поисках повода просидеть за ним подольше, собралась, наконец, выложить свои творения в интернет.
То же самое, и еще кое-что лежит на стихах.ру, и время от времени добавляется, пара-тройка книжек есть и на прозе, но их я тоже попозже выложу здесь... здесь как-то роднее 
Может быть, кому-нибудь понравится... 
Отредактировано Targhis (2010-08-01 22:41:00)
БРОНЗОВЫЙ ЩИТ
1.
Сегодня здесь пески пустынные
Слегка волнуются от ветра,
Да твари племени змеиного
На солнце жмутся по камням,
Но под трухой тысячелетнею,
Под уходящей вглубь на метры
Тяжелой пылью безответною
Покоится забытый храм.
Еще до храма был здесь Холм,
Ручьями звонкими распорот,
На нем ковер душистый цвел
Под благодатный шум воды,
А у подножия Холма
Раскинулся прекрасный город,
Крепки богатые дома,
Пестры торговые ряды.
И вот, с заката, иль с полудня –
Теперь уже не восстановишь –
Явился в город юный путник,
Под вечер, или в самый зной,
В простых одеждах темно-серых,
Смотреть стараясь посуровей,
Адепт какой-то новой веры,
Пришелец из страны чужой.
Хотя глупцы и зубоскалили,
Себе велел он не смущаться,
Он делал росписи талантливо,
Благочестив он был и строг…
Но можно ли творить усидчиво,
Когда тебе сравнялось двадцать?
Его легендами и притчами
Вел молодой, но мудрый Бог…
Юнец глядел во все глаза,
Скрыть не умея восхищенья,
Как здесь кудрявится лоза,
Как плющ крадется по стене,
Узнав, где обитает царь,
Он умолял о позволенье
Поставить на Холме алтарь,
Вверху, от шума в стороне.
Царь разрешенье дал, и все же
Свои он выразил сомненья:
Мой мальчик, право не похоже,
Что будет Бог твой здесь в чести.
Богов здесь разных почитают,
Но новшеств, как везде, не ценят,
А как, даров не получая,
Ты будешь свой алтарь блюсти?
Идет у нас народ воинственный
В свой храм просить удачи в битве,
И бог, свирепый и неистовый
Солдата выслушать готов,
Идет торговец предприимчивый
В свое святилище с молитвой,
С доходов аккуратно высчитав –
Зарезать двух иль трех волов?
Девицы шепчутся подчас
С богиней ласковой и светлой,
С лукавым блеском ясных глаз, –
Так говорил великий царь, –
Когда же выпадет мне срок
Суд совершить, помочь советом,
Я удалюсь в златой чертог,
Где славных предков ждет алтарь,
Чтоб прадеды, чей глубже опыт,
Не дали совершить ошибку,
Кто ведал недовольства ропот,
Но мудро правил до седин, –
Он молвил, выпрямившись гордо,
Но слушал юноша с улыбкой,
Ведь Бог для всех, то знал он твердо,
Как ни служи Ему, Един.
2.
В небесах разливалась беззвездная тьма
В час, когда он взошел на вершину Холма,
Поспевая вослед вдохновенью,
Над плетением улиц горели огни,
Рысьих глаз желтизной полыхали они,
Там плясали и корчились тени
В лабиринте дворов, от мозаик рябом,
Только Холм поднимался косматым горбом,
Неподвижным, задумчивым зверем.
Стиснув потной рукою кольцо фонаря,
Парень шел, лихорадкой творенья горя,
Без сомнений, надеясь и веря.
И во мгле, проглотившей мильоны планет,
Фонаря золотистый, мятущийся свет
Вдруг наткнулся на отблеск ответный.
И увидел он, что на вершине лежит
Черепахой гигантскою – бронзовый щит,
Погребен в разнотравье несметном.
Кто ковал этот щит, может быть, великан
Из далеких времен, из неведомых стран? –
Не признается славная бронза.
Парень поднял его, утвердил меж камней,
И тотчас по поверхности сотни огней
Заскользили красиво и грозно.
Краски взяв, он наметил таинственный лик
На поверхности гладкой, и в самый тот миг
Стало странно светло, даже слишком –
Это звезды, что к высям священным зовут,
Озарили художника радостный труд,
Словно Бог улыбнулся парнишке…
Вскоре некие вести с родной стороны
В путь погнали его, и от самой стены,
Отделявшей от города пустошь,
Все смотрел он в рассветную хмарь над Холмом,
Словно роспись свою мог увидеть на нем,
С непонятным трепещущим чувством.
Если б кто-то взошел на вершину, на ней
Он увидел бы щит, укреплен меж камней,
И, открытый и ветру, и граду
Этот образ – в плаще темно-сером, простом,
С молодым, загорелым в дороге лицом,
С беспокойным и ищущим взглядом.
3.
Наверно, лет тридцать иль сорок прошло,
И как-то – кто вспомнит – с полудня, с заката?
Иль в сумерках, или едва рассвело,
В тот город пришел караван пребогатый.
То шли поклониться в прославленный храм,
Возникший над городом Божиим чудом,
Паломники, счета не зная дарам,
Нагруженным тяжко коням и верблюдам.
А вел их суровый мужчина в летах,
Он крепок был слишком, чтоб звать его старцем,
Казалось, вовеки сомненье иль страх
В лице его каменном не отразятся.
В простом темно-сером плаще шерстяном,
С лицом благородным, в глубоких морщинах,
Иссеченным всеми ветрами лицом,
Он двигался с гордостью истинно львиной…
Спрямила широкая лестница склон,
Над нею – ворот золоченые створки,
Но тот же ручьев переливчатый звон,
И птичьего щебета скороговорка…
Внутри было сумрачно, только в углах
Горели уголья изящных жаровен,
И мелкую дрожь ощущал он в руках,
Но шаг, как обычно, широк был и ровен.
Щит тускло мерцал, прислоненный к стене,
И новенькой кромкой блистал золотою,
А странник застыл перед ним в тишине,
Едва не касаясь иконы рукою.
Когда-то над ним клокотали шторма,
И солнце палило безжалостным пламнем,
А кто-то, взойдя на вершину Холма,
В икону швырял подвернувшимся камнем.
И ныне блестели при свете углей
На темной поверхности трещины, сколы,
Во вмятинах тени лежали на ней,
Лишь кромка цвела позолотой веселой.
А в центре неясный дрожал силуэт,
Размытое, в трещинах, изображенье,
Казалось, угольев мерцающий свет
Ему придавал ощущенье движенья.
Художник вгляделся в поверхность щита,
Что видит он в сетке царапин? – мужчину
С гранитною твердостью складок у рта,
С лицом благородным, с повадкою львиной.
Потом говорили, не час и не два
Художник стоял пред реликвией храмовой,
Стоял и молчал, а нужны ли слова,
Когда обращаешься… словно бы к равному?
4.
Право, может ли быть, что никто и не знал
В этом городе древнем простейших зеркал
И не ведал чудес отражения?
Да и кто самым первым на мятом щите
В свете солнечном или ночной темноте
Стал свидетелем преображения? –
Ни ученый не скажет о том, ни поэт,
Все сожрали пески и течение лет,
Сохранилось одно лишь предание –
Где стоял меж камней изувеченный щит,
Новый храм возведен был, богат, знаменит,
Это ль не волшебство созидания?
Все другие забыты, ведь сделалось так,
Что собрата в святилище встретил бедняк,
Князь – вельможу в парче или злате,
Старец мудрость увидел, мальчишка – задор,
И с товарищем воин там вел разговор,
Испытавшим отчаянность рати…
А художник шагал за ступенью ступень
Вниз по склону в хрустальный, сияющий день –
В нем тревоги и горести гасли.
Так недавно, дрожа, поднимался он в храм,
Волновался о том, что увидит он там,
А теперь он был искренне счастлив.
18.03.04
ГОТИЧЕСКАЯ СКАЗКА
1.
В небе полуночном
Замирает шепот,
В инее застывшем
Ломкая трава.
Только и хохочет,
Озирая тропы
С черепичной крыши,
Серая сова.
Пять изящных башен,
Вросшие в утесы,
Над непроходимой
Чащею лесной,
Замок весь окрашен
Серебром морозным,
Ни тепла, ни дыма
Из трубы печной.
Отчего-то прахом
Десяти столетий
Заметен безлюдный
Дворик крепостной,
То вздохнет, то ахнет
В драпировках ветер,
Вспрянет в стеклах мутных
Дрожью ледяной…
Сплошь оплел подлесок
Ребра аркбутанов
Замковой часовни,
Виден только шпиль…
Но в спиралях лестниц,
Как это ни странно,
Свежий след неровный
Потревожил пыль…
И порою в полночь
Из центральной залы –
Только кто услышит?
Разве что сова… –
Голос, боли полный
Зазвучит устало,
Загремят над тишью
Странные слова,
Речи позабытой
Ветхое плетенье…
А потом ответит
Многогласый хор –
В зале, мраком крытой,
Люди… или тени
Тянут сквозь столетья
Бесконечный спор.
А потом, возможно,
Старенькая скрипка
Тихо зарыдает,
В темноте ожив,
Очень осторожно –
Так страшась ошибки! –
Робко повторяя
Путаный мотив.
Плач ее взовьется
Между стройных башен
Над стеною скальной,
Порослью лесной,
А потом – сорвется,
Резко, даже страшно,
Прежде, чем восстанет
Солнце над землей.
2.
Здесь когда-то почва дыбилась под плугом,
Здесь звенели инструменты кузнецов,
И сновала расторопная прислуга
Под защитою оскаленных зубцов.
Отдыхали здесь проезжие мерканты,
Пробираясь через грозный перевал,
И, конечно же, бродяги-музыканты,
Чтобы после спеть для тех, кто не слыхал,
И о графе – повелителе твердыни
И разбросанных в округе деревень,
И красавице-затворнице графине,
Что легка и молчалива, словно тень,
О богатых рудниках и щедрых рощах,
Сельских плясках от заката до утра,
Тронной зале, широченной, словно площадь,
Где в веселье коротали вечера.
Но о чем-то майстерзингеры молчали,
Хоть едва ли подводил их острый глаз, –
Пятнах крови на полах в центральной зале,
Что не делались бледней из раза в раз,
Об охоте, до безумия жестокой,
И о травле провинившихся крестьян,
О разбойных экспедициях далеких…
Только слухи расползались сквозь туман…
Говорили – граф горяч был и отчаян,
Нравом крут и на расправу очень скор,
Говорили, будто кровь он пил ночами,
Будто с дьяволом имел он договор.
Но про то нам неизвестно, врать не будем.
А известно нам, что граф еще был щедр
И дарил и церкви, и подвластным людям
Часть того, что выцарапывал из недр.
Так вот жизнь в старинном замке протекала,
И довольство заглушало чей-то плач.
Между тем, в июньский день у перевала
Объявился заблудившийся скрипач…
3.
Замок в июне извелся от скуки –
Что-то давно не случалось гостей.
Графских лютнистов умелые руки
В струнах рождали тягучие звуки,
Жаждали люди любых новостей!
С этой-то скуки цыган-оборванец
Принят был, словно посол короля,
Хоть и шептали, что сей чужестранец
Роскошь шпалер, позолоту и глянец
Видом лохмотьев своих оскорблял…
Ночь была темной за стенами залы,
Ночь накануне Иванова дня,
Небо грозой неминучей дышало,
И танцевал багровее коралла
Там, за деревнями отблеск огня.
В окна струились из пропасти синей
Летние, пряные запахи трав,
Дым от костров, слитый с криком совиным.
Смуглый бродяга шептался с графиней,
Слухи и новости пересказав.
Мысли ее, словно юркие рыбки,
Мчались за духом неведомых стран…
Граф приподнялся с кривою улыбкой
И вопросил – «Что ж молчит твоя скрипка?
Ужин и отдых ждут платы, цыган!»
Зыркнул бродяга агатовым глазом,
Так, что служаночки ринулись прочь,
Молвил – «Она не поет по приказу.
И ни за золото, ни за алмазы
Не соглашусь я играть в эту ночь!»
«Мне поучить тебя действовать здраво!» –
Руку прижав к крестовине меча,
Граф посмотрел со значением вправо,
Где порывались с цепей волкодавы,
Пеной плюясь и утробно рыча.
Тот побледнел, очень быстро и странно,
Вся смуглота оттекла от лица,
Рот, заалев, как отверстая рана,
Каркнул – «Внимайте же песне цыгана!
Только внимайте теперь до конца!»
Так и застыла огромная зала,
Свечи погасли, и стало темно.
Скрипка в руках скрипача трепетала,
Будто бы с телом худым и усталым
Слившись на эти мгновенья в одно.
Слушали горы рассказ тот напевный,
Коему были слова ни к чему,
И, позабыв об обрядах додревних,
Молча, крестьяне из дальней деревни
Слушали громко стенавшую тьму.
Что уж стальные поведали струны,
Правду иль вымысел, явь иль обман? –
Только залившийся бледностью лунной,
С трона вскочив, неуклюже и шумно,
Рявкнул граф – «Больше ни звука, цыган!»
Тот как не слышал, иль вправду не слышал –
Дух его мчался куда-то вовне,
С музыкой вместе летел он над крышей
В мглистое небо, где зреющих вишен
Стала краснее луна в вышине.
В ярости дернулся граф, как ошпарен,
Не выдирая из ножен клинка,
И не спуская рыкающих тварей,
Просто шагнул к скрипачу и ударил
С силой, способной повергнуть быка.
Отзвук падения, треск инструмента
Под сокрушившим его каблуком,
Так иногда возникают легенды…
А наверху бесконечным крещендо
Летне-жестокий свирепствовал гром.
Гром отгремел, и гроза миновала,
Мертв был цыган, да и скрипка мертва.
Только под сводом испуганной залы
Миг еще музыки эхо дрожало,
Магией, не облеченной в слова…
Люди смотрели, как сумрак клубится
В сводах, и каждый испуганный взгляд
Все озирал побледневшие лица,
Каждый жалел, что нельзя возвратиться
На день, на час, на минуту назад…
4.
И верите ли – вот уж сотни лет
Довлеет над землею той проклятье,
И душам их успокоенья нет,
Ни челяди, ни стражникам, ни знати.
Удел их ныне – умножая страх,
Неся несчастия, во мгле скитаться…
А в замковых глубоких тайниках
Лежит и только копится богатство…
Один проезжий маг им нагадал,
Как искупить ужасную ошибку –
Закончить то, что гость не досказал,
Дослушать песню той цыганской скрипки.
Итак, за веком век, за годом год –
Разбитый инструмент восстановили
И пламенных созвучий тех черед
Сумели вспомнить, пусть не без усилий…
Но что за гений сможет завершить
Мелодию, оборванную смертью,
И тайну неприкаянной души
На свет поднимет, нотами очертит?
Что ж – по дорогам разлетелся клич,
Суля непревзойденную награду,
И кто-то крепости сумел достичь,
Прельстившись мыслью о несметных кладах.
А в тронной зале храбрых скрипачей,
Что подойти осмелились столь близко,
Ждал взгляд холодный графовых очей,
Безжалостных, как очи василиска…
И вновь пронзала горы до глубин
Мелодия, пугала сов на крышах,
А вышел ли из замка хоть один? –
Нам неизвестно, может быть, и вышел…
Но сколько ни играли скрипачи,
Израненную скрипку ни терзали,
Как прежде, тени прячутся в ночи,
Как прежде мрак клубится в тронной зале.
Не сдержишь лет произнесенных слов,
Удар, уж нанесенный, не умеришь,
И вот уже лет триста, кроме сов,
Никто там не бывает, даже звери…
И вот уже лет триста замок ждет,
Что явится туда скрипач однажды,
И что его, возможно, приведет
Не блеск каменьев и не славы жажда…
Что время как-то обернется вспять,
Удачей увенчается охота,
И кто-нибудь сумеет отыскать
Последние несыгранные ноты…
25.10.2006
[i]Картинка, собственно, тут почти ни при чем, это было нарисовано очень давно и навеяно Танцем вампиров 
(здесь явно должен быть мой любимый смайлик-вампир, которого, увы, больше нет... 
)
Отредактировано Targhis (2010-08-01 17:49:07)
ДЕВЯТЬ МАГОВ
1.
Вы представьте вершины в шатрах серебра
В двух изогнутых гребнях змеиных,
Между ними Орлиная встала гора,
Из-за гребней, ее не тревожат ветра,
А внизу протянулась долина.
Населенье долины от века зовет
Эту странную гору Орлиной,
Оттого, что лишь птицы свободный полет,
Неприступные склоны презрев, достает
До зеленой лесистой вершины.
Помнят люди долины, что прячутся там
Вековые орлиные гнезда,
Девять магов хранят там таинственный храм,
И как служат они позабытым богам,
Знают разве что птицы да звезды.
Поколенья проходят внизу под горой,
У селенья меняется имя,
Девять магов забыли о жизни людской,
В древнем храме царят только тишь да покой,
И столетья проносятся мимо.
Так бывает порой: разольется река,
Или снежная хлынет лавина,
Но пониже вершины плывут облака,
Гасят крики, летящие издалека,
Небеса же величаво пустынны.
И в долине давно не приносится жертв,
И о помощи магов не просят,
Образ древних богов, если был где, то стерт,
Только верят, что храм и поныне не мертв,
В нем извечная властвует осень.
А порою, сияя огнем золотым,
Что глаза обжигает до боли,
Вестник звездного неба является к ним,
Благородный орел, грозен, неустрашим,
Поверяя священную волю…
2.
В храм вошел старейший маг,
Был неспешен грузный шаг,
На глаза нависли брови,
Перед ним лежал рубин,
Полыхавший до глубин
Светом жизни, цветом крови.
С незапамятных времен
В алтаре хранился он,
Дар от жителей долины,
Но давно оборвалась
Ради вечных знаний, связь
Меж селеньем и Орлиной…
Вдруг доносится извне
Шелест крыльев в тишине,
Распахнулись старца очи:
Там, где запах хвойных смол,
За дверями ждет орел
И призывчиво клекочет.
Младший маг из девяти,
Не решаясь подойти,
Озирал большую птицу –
Вестник дышит тяжело,
И помятое крыло
С краю, кажется, дымится.
Молвил старец: «Страж небес,
Что за вести ты принес?
Что в пути с тобой случилось?
Что за сила возмогла
Ранить горного орла –
Расскажи мне, сделай милость!»
«Я, – сказал орел златой, –
Был в селенье под горой,
Там, где рос и ты когда-то.
Вся долина сожжена,
Нынче там идет война,
Брат родной пошел на брата».
Маг невольно отступил,
Руки в сетке синих жил
Он простер к орлу в смятенье,
Словно вспомнилось сейчас,
За столетья в первый раз
То подгорное селенье.
На него взглянув без слов,
Понимающ и суров,
Царь орлов взмахнул крылами,
Канул в облачную муть,
Перед тем успев блеснуть,
Как немеркнущее пламя.
Девять вместе собрались,
Напряженно смотрят вниз,
Вот, орел летит обратно,
И в стальных его когтях
Извивается дитя,
Ноет жалко и невнятно.
Ношу опустив скорей,
Показал орел на ней
Драгоценные обручья,
«Так распорядился рок –
Для людей она залог
Мира и благополучья.
Той, что править рождена,
Гибелью грозит война.
Вы – одно ее спасенье».
Так сказал и вновь исчез
В бесконечности небес,
Вслед за ветром быстрой тенью.
Старший к крошке подошел,
Замер, как древесный ствол –
Руки меленько трясутся.
Как уродливой змеи,
Как холодной чешуи,
Он не смел ее коснуться.
«Как же так? – промолвил он, –
Это явь, иль страшный сон,
Разве боги так беспечны?
Как бы с теми, кто внизу
Не навлечь на храм грозу –
Как же наши знанья, вечность!?
Дочь царя – опасный враг!»
Только самый младший маг
Головой качнул седою,
Хмыкнул тихо – в чем вопрос? –
Поднял девочку, отнес
В сад, исполненный покоя.
Кто превыше всех высот,
Кто меж равными живет, –
Все мы только Божьи твари…
С грешной, суетной земли
Токи воздуха несли
Клочья пепла, запах гари…
3.
Царь орлов летел, как над бездной,
Ослепленный мглою белесою,
Над большой долиной чудесной,
Возрожденной новыми веснами.
Вот и узкий пик меж хребтами, –
Не найти приметнее вех! –
И играет под облаками
Серебристый девичий смех.
На горе теперь есть царица,
Подросла в безлюдии храмовом,
Где на стенах идолов лица,
Что суровы, кажется, нравами…
Слуги ей и отцы стали старцы,
На карнизах опасных высот
Грациозные козы и барсы
С ней играли года напролет.
Все б ей мчаться в кружеве пены
В легкой лодочке над стремниною!
На груди же – камень священный
Полыхает пламнем рубиновым.
Драгоценный лал сами маги
Принесли любимице в дар,
Ей по нраву был цвет отваги,
Был по сердцу удали жар.
И сегодня высей посланца
Увидала-встретила первая,
Обняла, и тонкие пальцы
Заскользили нежно под перьями.
«Что ты видел, вестник крылатый,
На колючих спинах холмов,
В небесах твоих необъятных,
Над студеной мглой облаков?»
Рассказал ей орел о ветре
И снегов слепящем сверкании,
Мире сосен больших и кедров,
Мире звезд, полуночных странников.
Но царица, вместо ответа,
Показала тонкий платок –
«Милый друг, посмотри – вот это
Мне принес воздушный поток.
С детства знала я только магов,
Полагала себя единственной,
Я страшусь последнего шага,
Но желаю изведать истину.
Я слыхала много историй,
Ты еще одну расскажи –
Вправду что ль, под облачным морем,
Там, в долине, тоже есть жизнь?»
И орел посмотрел печально
На девицу взором отеческим
И раскрыл великую тайну
Ей о племени человеческом.
Рассказал о любви и боли,
И желанья ярком огне,
И о царской особой доле,
И о страшной, тупой войне…
Долог был и тяжел тот вечер
Для высокой горной обители,
И сжимались узкие плечи
Многомудрых вершинных жителей.
Как решатся исполнить ныне
Этот новый ее каприз –
Возвратить царицу долине,
Отпустить любимицу вниз?
А девица встала пред ними,
Золотыми тряхнула кудрями,
Разгораясь огнем незримым,
«Вы сумеете все. Вы мудрые».
Старший молвил: «К чему метанья?
Перемены для нас страшны.
Наши жизни хрупки, а знанья
Невообразимо ценны!»
«Вы не сможете жить, как прежде!
Наступило мгновенье истины!» –
Говорила она с надеждой,
Горячо говорила, искренне.
Старший маг качнул головою,
Семь других отказались вслед,
Младший дергался, беспокоясь,
Но и он ей ответил нет…
Над горой растянула крылья,
Распростерлась полночь бездонная,
На карнизе сжалась бессильно
Девяти отцов дочь приемная.
Там внизу селенье ютится
Мир ее, коль верить орлу,
«Я иду!» – сказала царица
И шагнула в белую мглу…
Шли наутро толпою шумной
Маги горной тропою длинною,
Старший за ночь успел придумать,
Как покинуть им высь Орлиную.
Вышли к храму и встали рядом,
Вдруг нахлынула пустота,
Перед каждым смятенным взглядом –
Только небо и два хребта.
И из белой глухой пустыни
Снова мчался звезд паладин,
Пролетая, в траву меж ними
Уронил он большой рубин
И унесся навстречу вьюгам,
Где ни разума, ни стремления…
Маги так и стояли кругом
В сбереженном своем безвременье.
4.
На солнце казалась нежнейшей периной
Холодная, влажная мгла облаков,
К вершине горы продвигался мужчина,
Решивший подняться на пик меж хребтов.
Он лихо взбирался стеною отвесной,
По ней распластавшись, как ловкий паук,
В горах было тихо, привольно, чудесно,
Он слышал лишь сердца размеренный стук.
Любил он под небом прозрачным и чистым
С горой оставаться один на один,
Себя он великим считал альпинистом,
Друзья его звали «Властитель вершин».
Недавно он прибыл к подножью Орлиной,
Исследовал гору, прикидывал путь,
Тем временем все населенье долины
Упорно пыталось его отпугнуть.
Он сказок не слушал, в легенды не верил
Про магов каких-то, забытых богов,
А встретить внезапно опасного зверя
На узком уступе вполне был готов.
Он самонадеян и горд был безмерно,
Не страшно сорваться, страшней не долезть!
Насмешнице юной с глазищами серны
На самом верху он сорвет эдельвейс!
Но что-то мелькнуло, в груди заметалось,
Он еле спасительный выступ нашел –
Над ним на карниз, не спеша, опускалась
Гигантская птица, красавец-орел…
Под вечер, спустившись в селенье, он сразу
Пошел собирать чемоданы и – прочь!
Друзья ожидали хвастливых рассказов
О том, как опять он сумел превозмочь
Вершину, что мыслилась неодолимой,
Но он не сказал никому ничего,
И долгие годы, вдали от долины
Святилища образ тревожил его.
Пред взором стояла все та же поляна
И странная скорбная сцена на ней:
Строение, мохом поросшее рдяным…
Рубин и вокруг него – девять камней…
ДРАКОН
1.
Древний город раскинулся вольно
На широком морском побережье,
Где всегда с одинаковым плеском
У причала танцует волна,
Груды скал поместив в изголовье,
Город словно бы смеживал вежды
Под большим покрывалом небесным,
Отдаваясь об'ятиям сна.
И, как принято было веками,
Только день обернулся вчерашним,
Бургомистр, старьевщик, иль герцог,
Все укрылись за стены домов,
Тихо сделалось над площадями,
Но над стройною ратушной башней,
Как биенье могучего сердца,
Отдавались удары часов.
На карнизе под их циферблатом
Притаились извечной угрозой
Безобразные твари, химеры,
Память давних жестоких времен,
Там полночною тьмою об'ятый
Благородной поблескивал бронзой,
Лет теченью не ведая меры,
Длинношеий крылатый дракон.
Ветер мчался от самого порта
И крутился у башни тревожно,
И казалось, чудовище слышит,
Что поет он, куда он зовет...
Вздернув узкую длинную морду,
Зверь крыла распрямил осторожно,
Кинул взгляд на горбатые крыши
И сорвался с карниза в полет...
То ли ветер был так уж настойчив,
То ль часы разбудили дракона,
Но в чешуйчатом бронзовом теле
В глубине разгорелось тепло,
И под пологом царственной ночи
Он помчался под свод небосклона,
Где наверно кружатся метелью
Звезды, градом стучась о стекло...
2.
На широкой террасе прискальной
Замер замок, венец побережья,
Величавые, гордые шпили
Упирая в бока облаков,
В лунном свете, как будто хрустальном,
В звездной дымке, воздушной и нежной,
Галереи и башни застыли,
Как дыханье реальности снов...
Можно сверху спланировать в скалы,
У террасы спуститься на выступ,
Когти в камень вонзив, без отрыва
Устремлять немигающий взгляд
Глаз янтарных, извечно усталых
На прибой в пене ночи искристой,
На неверные улиц извивы
И на дикий призамковый сад...
Нынче помнится только дракону,
Да, возможно, уродливым троллям,
Что, устроившись в скалам, веками
Равнодушно глядят их пещер,
Как у моря в низине зеленой
Город строился твердою волей,
Вырастал под людскими руками,
Как ваяли фигуры химер
Ради самой достойной причины,
Что превыше сомнений и споров,
Ветер ласково гладил ей кудри,
Перед нею склонялись цветы,
Ей в подарок влюбленный мужчина
Создал сказочный замок и город,
Отдавая и силы, и мудрость
На алтарь неземной красоты...
Ящер помнил тот сладостный вечер –
Герцогиня спешила, волнуясь,
У ворот ожидал ее герцог,
Поднял на руки, поцеловал,
Теплый плащ ей накинул на плечи,
Обнимая, повел в мастерскую,
Одинаково бились два сердца,
Юный город спокойно дремал...
В мастерской герцогиня застыла
Возле входа в немом изумленье,
Видя узкую хищную морду,
Два широких крыла позади,
Силуэт, полный сдержанной силы,
Чешую, выступающий гребень...
Муж ее по-мальчишески гордо
Хлопнул зверя по плотной груди.
"Над созданьем легенд персонажа, –
Молвил он, – отливая из бронзы
Воплощение мощи звериной,
Бились двадцать моих мастеров.
Пусть стоит под часами на башне,
Неподкупный, могучий и грозный!"
Герцогиня взглянула в глубины
Вертикальных жестоких зрачков,
Рассмотрела, как взрезаны ноздри,
Как изогнута шея крутая,
Как при факельном свете дрожащем
Страшен яростный волчий оскал,
И шепнула гиганту из бронзы:
"Город свой я тебе доверяю,
Поклянись же хранить его, ящер!"
"Он клянется!" – ей герцог сказал.
3.
Город рос, становился богаче,
Скалы прятали ценные руды,
Очень скоро крылатая слава
Долетела до дальних краев,
И под крики танцующих крачек
Заспешили суда отовсюду
В изумрудную шумную гавань,
Всё флотильи отважных купцов...
Если броситься в воду с причала,
Поджимая широкие крылья,
То найдешь за пределами порта,
В сердце странную горечь вселя,
Под слоями багровых кораллов,
Занесенный тяжелою пылью
Дна морского, оскаленный мертво
Почерневший остов корабля.
Ящер помнил, какой был он прежде,
Как стройны были темные мачты,
Здесь в счастливые давние годы
Он порой отдавал якоря,
Словно лебедь, по водам прибрежным
Он скользил грациозно, изящно,
Но готов был в любую погоду
Снова мчаться в родные моря.
Он был гостем страны незнакомой,
Кораблем чужеземного принца,
Что, прибыв, сразу мчался за город,
В замок к танцам, шарадам, вину,
Ящер пышные помнил приемы,
Молодые веселые лица,
Только, с мужем ведя разговоры,
Принц все время смотрел на жену...
В трюм поспешно грузили товары,
Суета на борту пред отплытьем,
А вверху с неизменным величьем
В небесах разгоралась заря,
Принц, любовным терзаемый жаром,
Герцогиню из замка похитил
И, бесценную спрятав добычу,
Торопился поднять якоря.
Но едва отошел от причала
Гость неверный, собою довольный,
Как гуденье могучего рога
Донеслось от подножия скал,
Только эхо его отзвучало,
Подхватили призыв колокольни,
И войска затрубили тревогу,
А по городу всадник скакал.
Герцог вихрем примчался на пристань,
Конь взлетел над высоким фальшбортом,
В доски бухнул подковы до хруста,
Люди бросились на абордаж,
Очень скоро по девственно чистым
Светлым водам просторного порта
Расплывались кровавые сгустки,
Их волна выносила на пляж.
Пролетели часы, как мгновенья,
И смертельно израненным зверем
Прочь из гавани гость чужестранный
Выполз тихо и канул на дно,
Удлинились на улицах тени,
Горожане считали потери,
Зашивали жестокие раны,
Разливали в бокалы вино...
Каждый в городе искренне верил,
Что за дивную их герцогиню
Быть не может высокой излишне
Никакая на свете цена,
А она затворила все двери,
Ей казался бесплодной пустыней
Сад зеленый, по-летнему пышный,
И сидела в печали одна
У недвижного мертвого тела,
Сам же герцог, отныне незримый,
Поднимался все выше и выше
В тот надзвездный, неведомый край,
Он вознесся над крышами смело
С облаками горячего дыма,
Но и там он отчетливо слышал
Голос женщины: "Не покидай!"
Стало горько, тоскливо и страшно,
Он взглянул на простершийся город,
На сапфировый свод небосклона,
Что казался так близок в тот миг,
Но часы зазвучали на башне,
И столкнулся мятущимся взором
Он с мерцающим тускло драконом
И к холодной скульптуре приник.
Звезды с неба смотрели сердито,
Но легчайшей бесплотною тенью
Дух упрямый проник осторожно
Прямо в злую крылатую тварь,
И гигант, из металла отлитый,
Принял в сердце его без сомненья,
Он хозяина вспомнил, возможно,
И в глазах засветился янтарь.
Звезды скрылись в клубящихся тучах,
Тонкий купол от ярости дрогнул,
Только герцог решился навечно
Оставаться на грешной земле,
Жизнь продолжить созданьем летучим
И, о клятве чудовища помня,
Стражем города стать безупречным,
Пробуждаясь в полуночной мгле.
4.
Город стал, как и прежде, беспечен,
Дни тихонько сливались в недели,
Герцогиня справлялась с делами,
Принимала заморских послов,
Завершая с торговцами встречи,
Торопилась скорей к колыбели
И по саду бродила ночами
С парой верных охотничьих псов.
Ей мерещился в темных вершинах,
Прорисованных четко на небе,
Над широкой террасою, рядом,
На карнизе у скальной стены
Силуэт столь знакомый, звериный,
И встопорщенный бронзовый гребень...
А порой кто-то мчался над садом,
Затмевая сиянье луны...
А однажды доставили вести
О грядущих тяжелых заботах:
Раз'яренный потерею сына,
Отдаленной страны властелин,
Днем и ночью мечтая о мести,
На подходе с огромнейшим флотом,
И кипучая ярость остынет
Лишь при виде горелых руин.
Об'явили советники: "Сами
Мы уйдем, угрожают нам орды,
Бесполезны с безумцами споры!"
Генерал же промолвил: "Смелей!
Если драться решите, я с вами!"
Герцогиня ответила твердо:
"Я любимым построенный город
Сберегу для его сыновей!"
Что-то водная пела стихия
Той таинственной ночью волшебной,
В час, когда и силен, и свободен,
Зверь метался сквозь серый туман,
И прекрасные девы морские
Рассказали о флоте враждебном,
Что же сможет беспомощный в полдень,
Непод'емный, слепой истукан?
Пред зарею, багрово-горящей
Возвратившись на ратушу, с краю
Он завис над стеною, как муха,
Иль коварный полуночный тать,
И застыл в ожидании ящер,
Кирпичи под собой умоляя
И домашних хранителей-духов
Подходящий момент указать.
На рассвете явилась эскадра,
И под грохот орудий сердитый
Без труда проломив оборону,
Через город помчался король,
Засвистели на улицах ядра,
Закипела кровавая битва,
Зазвучали предсмертные стоны,
Все заполнили ужас и боль...
Прибежал он на главную площадь,
Потемнела от крови кираса,
Он охрип от звериного рева,
Герцогиня спокойно ждала
В легких латах, скромнее и проще,
Чем на нем, на челе же – алмазы,
Вся она полыхала от гнева,
Неприступно тверда, как скала.
Герцогиня смотрела с презреньем,
Как порывистый ветер полощет
Плащ в крови засыхающей, бурой,
"Я убью тебя, ведьма!" "Изволь!"
Он рванулся к ней в то же мгновенье,
И испуганно дрогнула площадь
От удара упавшей скульптуры,
Так погиб беспощадный король.
Вдалеке не смолкали орудья,
Продолжалось сражение где-то,
Подошла герцогиня, бледнея,
С покореженной мордой дракон,
Навалясь на противника грудью,
Не дышал, не давал ей ответа,
Робко женщина тронула шею
В чешуе – ей почудился стон...
Кто-то крикнул ей: "Наша победа!
И чудовищу вечная слава!
Я не знал, что такая вот малость
Все решит! – то пришел генерал, –
Он отвел от нас худшие беды,
И теперь мы обязаны, право,
Починить ему все, что сломалось,
Чтобы снова он нас охранял".
Он напрасно растрачивал фразы,
Герцогиня с безумной надеждой
Все шептала холодным змеиным
Золотисто сверкавшим глазам –
Человечий в них прятался разум –
"Я люблю тебя, милый, как прежде!"
И, как дальнее эхо в вершинах,
Ей послышалось: "Я не предам!"
5.
На земле пролетают столетья,
Непрестанно меняется город,
Только замок изящной короной,
Как и прежде, стоит на виду,
С моря дует тревожащий ветер,
Облака задевают за горы,
И последний из древних драконов
Ищет в небе одну лишь звезду.
Улетает он в дальние сферы,
Сквозь снежинок алмазную россыпь,
Он стремительно машет крылами,
Торопясь за хвостами комет,
Сохранив неизменную веру,
Задается извечным вопросом
И, как бражник несется на пламя,
Догоняет блуждающий свет...
В вышине ослепляет сиянье,
Холод режет острейшею сталью,
Но, достигнув границ небосклона,
Застывает дракон, не дыша,
Там, за тонкой стеклянною гранью,
Из неясной, неведомой дали,
Улыбаясь, навстречу дракону
Устремляется чья-то душа.
Став прохладной, воздушною тенью,
Обнимает горячее тело,
Слышит сердца глухие удары,
Прижимаясь к широкой груди,
Замирает в тепле без движенья,
Над чешуями дымкою белой
Поднимается облако пара,
"Ты пришел!" "Ты всегда меня жди!"…
…Побережье в тумане рассвета
Умывается в пенистых водах,
Скалы смотрят в морские просторы
И мечтают пуститься в полет,
Потускнели чужие планеты
На дорогах небесного свода,
Просыпается нехотя город,
Бьют часы, новый день настает...
Каждый школьник на улице знает,
Что на башне скульптура из бронзы
Все грозится свирепым оскалом,
Но заметит ли кто из людей,
Что встопорщенный гребень сияет,
Будто пылью усыпанный звездной,
И, где зверь оскользнулся устало, –
На стене отпечаток когтей…
1.12.2000
[реклама вместо картинки]
Targhis, изумительно!
Понравились все, но последняя - аж до слёз.
Спасибо! :give:
Спасибо, Мышь_полевая!
Очень рада, что Вам понравилось!
" О, сколько нам открытий чудных..."(с)
Targhis, Ваше творчество для меня открытие не просто чудное - чудесное! appl
Люблю удивляться, тем более - удивляться приятно. 
СПАСИБО!
Спасибо, lyusi! :give:
Отредактировано Targhis (2010-08-02 18:44:32)
Таргис, брависсимо!!! На разумный комментарий слов нет. Твои сказки чудесны. Сын подрастет - обязательно подсуну почитать А пока... я знаю, кому еще они понравятся, и дам ссыль на топик
Поразмыслила. Меня по-прежнему больше всего впечатляет сказка про цыгана - я помню, ты ее читала на одной нашей посиделке. Вспоминается формановский "Амадей". Почему Сальери - не Моцарт? Потому что для него музыка не самодостаточна. Это для него средство получить славу и деньги. Вот собственное эго и тянет к земле. Моцарт, для которого есть только музыка, может воспарить ввысь.
Так и тут. Почему ни один музыкант не может угадать несыгранную музыку? Потому что ни одного из них не ведет милосердие или творчество. Но в этой истории главные - не музыканты, а слушатели. Не зря небо дает именно такой шанс на спасение: надо, чтобы кто-то доиграл мелодию, чтобы граф таким образом исправил совершенное зло. Но для этого надо, чтобы он стал не тем человеком, который убил скрипача. Музыка для него была платой за отдых и еду, и музыкой оборванец обязан угодить ему, графу. Беда случилась потому, что для музыканта музыка была... просто музыкой. И теперь он пытается привлечь музыкантов наградой. И за наградой к нему и идут. А, чтобы пришел человек, для которого само доброе дело или новая мелодия были наградой, надо смиренно попросить Господа, ничего взамен не предлагать человеку и ничего от него не требовать... Спасение не станет везением: оно придет, когда и если граф его заслужит.
Отредактировано Donna (2010-08-03 10:08:50)
Donna, благодарю! И за добрые слова, и за комментарий.
Ты совершенно точно все разложила по полочкам. appl
Музыка для него была платой за отдых и еду, и музыкой оборванец обязан угодить ему, графу. Беда случилась потому, что для музыканта музыка была... просто музыкой.
Тут еще и ночь была особая. Цыган не отказывался выступать, в принципе, и если бы граф согласился подождать до завтра, песня прозвучала бы иначе, и все пошло бы по-другому, а если бы и так же, не возникло бы заклятье. Но граф привык добиваться своего за счет страха или денег, и для него невозможна сама мысль, что он приказал, и не бросились со всех ног исполнять.
А, ну да Ночь накануне Иванова дня и с соответствующими атмосферными явлениями И музыкант не простой, а довольно жутенький.
Отредактировано Donna (2010-08-03 10:10:09)
Вот уже несколько лет почти все, что я пишу - и проза, и стихи - имеют отношению к театру или сцене. :wub: В этот раз не знаю какое сочетание впечатлений привело к созданию такой вот драматичной картины: война, разбитый бомбардировками город, единственная отдушина местного населения - театр, вечерний налет... и актер, вернувшийся на руины и осознавший, что его родного театра больше не существует, принимается от отчаяния и растерянности читать роль...
"Сказкой" это назвать, правда, язык не очень поворачивается... Хотя, может быть, именно "сказка" это и есть...
ПОСЛЕДНИЙ СПЕКТАКЛЬ
Театр был мертв, в том не было сомнений:
Из окон стлался дым.
Не спас его и частый дождь осенний -
Огонь неумолим.
Мужчина шел по улицам разбитым
Кварталами руин.
В район, бомбардировкою накрытый,
Вернулся он один.
Он шел, оцепенело озирая
Ослепший вдруг фасад.
Был этот дом в аду фрагментом рая
Часы тому назад.
Еще вчера он собирал весь город
Вечернею порой,
Еще вчера прохожий был актером,
Пожалуй что - звездой...
Несмытый грим щипал немилосердно
Усталые глаза,
И по щеке поэтому, наверно,
Упорно шла слеза.
Он пристально смотрел в глазницы окон,
Ища угасший свет,
Но там был только пепла вязкий кокон,
Ни отблеска в ответ.
Он вслушивался в тишину глухую
За мутью дымных штор
И вдруг, как будто хищник, дичь почуяв,
Рванулся он во двор.
Спешил прохожий к входу для артистов -
Привычка долгих лет.
Ему почудилось: сквозь сумрак мглистый
Его позвал кларнет...
Сорвав с петель досок обломки черных,
Актер вошел в проем.
Внутри он не узнал своей гримерной
Под пеплом и углем.
Но сквозь горячее нутро могилы
Мечтаний и страстей
Мелодия - дрожа, теряя силы -
Звали идти за ней.
По коридорам проплутав, он вышел
Из темноты на свет:
Над сценою обрушилась часть крыши.
Там и звучал кларнет.
На месте сцены обойдя завалы,
Актер спустился вниз.
Стоял в проходе зрительного зала
Упрямый кларнетист.
Актер напротив встал с ухмылкой волчьей
Под моросью седой.
Глаза в глаза они смотрели молча
Молчал и зал пустой...
***
День был мрачным с утра,
Злость, тоска и хандра -
Тошно видеть раздолбанный город.
Но в свой срок, как всегда,
Поднялась суета:
Новый выход готовят актеры.
Штат неполон сейчас,
Так что каждый из нас
Делать всякое уполномочен.
Под прикрытьем кулис
Именитый артист -
И портной, и гример, и рабочий.
Выбывает порой
То статист, то герой -
Что ни вечер, в составе замены.
Не учив ни черта,
Роль читаешь с листа
За кого-то другого со сцены.
Все в театре вверх дном,
Торопливость во всем:
Очень рано спектаклей начало.
Чтоб мог зритель уйти,
Не сбиваясь с пути,
По глухим, затемненным кварталам.
На окраинах есть -
Наша гордость и честь -
Заводские кирпичные зданья.
Оттого нас бомбят
День за днем, к ряду ряд,
Мимо цели - с завидным стараньем.
Будут после войны
Победившим нужны
Не сады и дома, а заводы,
И в кварталах жилых
Нет спасенья от них -
Бомбы здесь, что дурная погода.
В центре много следов
Взрывов, мертвых домов,
Но театр сохраняется целым.
Будто заговорен,
Возвышается он
Меж руинами - гордо и смело.
Но бывает подчас,
Возникают у нас
Пред началом спектакля сомнения:
Пуст не будет ли зал? -
Кто в опасный квартал
Поспешит - посмотреть представленье?
По местам собрались,
Мчится занавес ввысь,
В брюхе пусто, но нужно стараться.
С незапамятных пор
Знает каждый актер -
Представленье должно продолжаться.
Зала шумная пасть,
Вишне негде упасть -
Снова будут приливы оваций.
Видно, действен закон
Для обеих сторон:
Представленья должны продолжаться.
Что сюда их влечет?
Нас что гонит вперед
По настилу истоптанной сцены?
Долг, традиции, честь,
Страх, потери - Бог весть...
Знают, может быть, эти вот стены.
Здесь реальна лишь роль,
Притупляется боль -
Сцена действует так неизменно.
Но - легко различим,
Как усталость сквозь грим -
Рвется голос тревожной сирены...
***
Актер, как будто выходя из транса,
Окинул взглядом зал,
Что в хмуро-томном духе декаданса
Еще вчера сиял.
Потом вздохнул, как будто глядя в омут
Перед прыжком во тьму,
И отчего-то монолог знакомый
Пришел на ум ему.
И полились, как песня, строки текста
Заученной рекой
С оборванного накануне места,
Привычный взмах рукой,
И музыкант, подхватывая сцену,
Прижал к губам мундштук.
За весь оркестр трудился вдохновенно
Печальный ломкий звук.
И кто-то из фойе вошел украдкой
Сквозь духоту и мрак,
Зааплодировав, увесисто и кратко,
Им продолжать дал знак.
Другие подошли из хмари стылой,
Был медлен робкий шаг.
Необгорелых кресел не хватило -
Практически аншлаг.
Их было сколько - человек пятнадцать?
Но суть-то не в числе,
А в том, что пьесе должно продолжаться,
Пусть в саже и золе.
А расходились нехотя, с оглядкой,
Актер смотрел им вслед.
Ушел и музыкант походкой шаткой,
Сжимая свой кларнет.
Пронзала горечь, беспощадней пули,
Актер не мог уйти -
Стоял в опустошенном вестибюле
И повторял: прости.
Но думал он о том, манжетой бледной
Стирая грим с лица,
Что в этом зале был спектакль последний
Доигран до конца...
© Targhis, 26.10.2012
Отредактировано Targhis (2012-11-22 09:17:55)
Сильно, очень. appl
Targhis, слушай, это стихотворение надо куда-нибудь отнести, ведь издаются сейчас сборники, посвящённые войне. Ты не пробовала представить издательствам?
Спасибо, Мышь_полевая,
Ой не знаю. По-моему, стихи вообще опубликовать нереально...
Наверное, надо искать не сами издательства, а тех, кто издаёт тематические сборники... Не знаю. По-моему, сейчас вообще что-то опубликовать нереально, если у тебя в паспорте не стоят фамилии "Донцова", "Пелевин", "Чхартишвили" и т. п.
Вы здесь » Наш Призрачный форум » Другое творчество » Стихотворные "сказки" от Targhis