* * *

В письме Эрик предложил Кристине выбор: остаться в Париже и заниматься с учениками до конца недели, или присоединиться к Эрику и Кавеху в Руане, в поместье Шаньи, за три дня до свадьбы. Кристина, не теряя времени, оповестила учеников, что она будет недоступна «в обозримом будущем» и что она свяжется с ними, как только вернётся в город.

Она ненадолго зашла в Оперу, чтобы отнести свои ноты, а также навестить мадам Жири и малышку Мег. Она попросила их обеих зайти вместе с ней в комнату для частных уроков и плотно прикрыла дверь.

— Что у тебя за секрет, Кристина? — нетерпеливо потребовала Мег.

Ее мать спокойно улыбнулась:

— Держу пари, я знаю, о чём пойдёт речь — теперь, когда он вернулся.

Кристина, слегка смутившись, хихикнула и сказала:

— Я позвала вас сюда, потому что хотела бы пригласить вас обеих на мою свадьбу в пятницу утром.

Мег вскрикнула от волнения, а мадам Жири лишь понимающе рассмеялась.

— Твоя свадьба? Кристина! За кого ты выходишь замуж? Я его знаю? Почему я не знала, что у тебя появился жених? Ты хранила от меня секреты! — все обвинения и вопросы Мег выпалила на одном дыхании.

— В пятницу утром, подумать только, всё произошло так быстро, вам не кажется? — мадам Жири мягко поддразнила Кристину. — Я впервые увидела вас с ним всего неделю назад!

— С кем? Кто это? Он красивый? Скажи же, Кристина! Я должна знать! — умоляла Мег.

Кристина, сияя от счастья, сдалась и рассказала своей юной подруге всё, что та хотела знать:

— Его зовут Эрик де Карпентьер. Мы познакомились много лет назад и были друзьями, но только недавно снова нашли друг друга. Он вовсе не красив, — сказала она откровенно, — но он удивительный человек, и я очень его люблю.

— Ох! — проникнувшись романтикой момента, Мег сложила руки на сердце и испустила восторженный вздох.

Мадам Жири протянула руку Кристине, и та сжала её в ладонях.

— Я желаю вам всего самого лучшего, моя дорогая. — Не желая раскрывать своей дочери тайну Призрака Оперы, она сказала только: — Очень приятно, наконец, узнать имя этого джентльмена. Я надеюсь, что вы оба будете счастливы.

— Эрик? Твоего жениха зовут Эрик? Значит, ты назвала Эрика-Дааэ в его честь? Ты сказала, что знала его много лет назад. Как вы познакомились? — Любопытство Мег было неутолимым.

Кристина рассмеялась.

— Наша история наполнена случайностями и совпадениями настолько, Мег, что ты не поверишь даже половине из них, если я расскажу! Много лет назад он был моим учителем вокала, великим и талантливым человеком. Однако состояние его здоровья оставляло желать лучшего, и я узнала, что он умер — ещё до того, как мы с Раулем уехали из Парижа. Но оказалось, что он не умер, а наоборот, поправился. Недавно он приехал в Париж, и мы снова встретились и... ну... — Она беспомощно развела руками. — Мы женимся. В Руане, в пятницу утром. И я хотела бы, чтобы вы обе были нашими гостями на свадьбе.

— Ох, ну разве это не романтично! — воскликнула Мег.

— Безусловно, — согласилась мадам Жири. — Это замечательно, что вы с этим господином будете счастливы вместе — после того, как были разлучены столь долго. Да, — решительно кивнула она. — Мы будем рады прийти.

— Ах, прекрасно! — воскликнула Кристина. — Мы на это надеялись! Эрик всё устроил, вы сможете забрать свои билеты на поезд и выехать в четверг утром, и тогда уже к субботе станете нашими гостями в его руанском поместье.

— Он владеет поместьем в Руане? — спросила Мег, широко раскрыв тёмные глаза.

— По правде говоря, — пояснила Кристина, — он владеет моим поместьем в Руане. Это одно из самых странных совпадений. Эрик оказался законным наследником титула графа де Шаньи. Судя по всему, титул не должен был отойти той ветви семьи, которой принадлежал Рауль. — Кристина отступила назад и нахмурилась. — Однако запомните, что вам нельзя обращать внимание на его внешний вид. Внешность Эрика весьма своеобразна. — Она порывисто обняла подругу. — Просто подожди, пока вы с ним познакомитесь, Мег. Ты увидишь, как мы счастливы!

Мег рассмеялась.

— Не сомневаюсь! Маман, как вы думаете, господа Ришар и Моншармен нас отпустят?

Кристина хихикнула.

— Уверена, что да. Эрик им уже написал.

Она помахала обеим рукой и поспешила найти Сорелли, чтобы доставить приглашение и ей.

Лица директоров приняли довольно странное выражение, когда обе Жири пришли поговорить с ними о предоставлении выходных, чтобы присутствовать на свадьбе подруги.

— А кто... кто эта подруга? — спросил Моншармен.

— Кристина де Шаньи, урожденная Дааэ, — ответила мадам Жири.

Ришар судорожно сглотнул и взял со стола письмо. Оно было написано чёрными чернилами, но высокопарным стилем и слишком хорошо узнаваемой рукой, как если бы его писал ребёнок, ещё не обучившийся чистописанию.

— И мадам де Шаньи планирует выйти замуж за составителя этого письма? — спросил он испуганным шёпотом.

— Если письмо написано человеком, носящим христианское имя Эрик, то да, — ответила Мег.

Менеджеры с ужасом посмотрели друг на друга.

— Неужели это... он? — выдохнул Моншармен.

Ришар принялся обмахиваться письмом.

— Я узнаю его руку где угодно, Моншармен! Это он! Должен быть он! Подумать только, он был прямо здесь, всего два дня назад... — Он бросил письмо на стол и заскрежетал зубами. — Мы помогли ему вынести его вещи, боже правый! Из его собственного дома!

Моншармен застонал и опустился в кресло, положив голову на руки и массируя пальцами виски.

— Боже, что же нам делать? — простонал он.

Мадам Жири откашлялась.

— Мы здесь как раз затем, чтобы это выяснить, — напомнила она, — собираетесь ли вы отпустить меня и мою дочь на свадьбу или нет.

— О, господи! — пробормотал Ришар. — Как будто мы можем отказаться! Если мы не могли отказать ему раньше, когда он был всего лишь местным привидением, то как мы можем отказать ему теперь, когда знаем его социальный статус! Да, мадам, вы можете поехать. Да, ваша дочь может поехать. Но, пожалуйста, пожалуйста, не позволяйте ему снова возвращаться к его старым трюкам, умоляю!

—  «Местным привидением»? Что вы имеете в виду? — спросила Мег.

Она не думала, что лицо Моншармена может стать ещё краснее, но это произошло.

— Что я имею в виду? — проревел он. — Что я имею в виду? Её подруга выходит замуж за Призрака Оперы, а у неё хватает наглости спрашивать меня, что я имею в виду! — Завершив эту тираду бессвязным криком ярости, он выбежал из кабинета.

Ришар уставился на обеих Жири ненавидящим взглядом.

— У вас на этом всё?

— Да, сударь, — быстро сказала мадам Жири, приседая в реверансе. — Идём, Мег. — Она закрыла отвисшую челюсть дочери, схватила её за руку и вытолкала из кабинета.

— Маман, — тихо позвала Мег, пока мать тащила её по коридорам Оперы. — Маман?

— Не сейчас, Мег, и не здесь, — приказала мадам Жири.

— Но Кристина... и Призрак Оперы?

— Я сказала, не здесь!

* * *

На следующий день Кристина поднялась рано утром и села на поезд вместе с Эриком-Дааэ, его няней, Аннеке и Дариусом. Кавех предусмотрительно оставил ей своего слугу, чтобы Кристина могла путешествовать в безопасности. Эрик встречал её на вокзале; она открыла дверь едва ли не раньше, чем поезд остановился, и бросилась в объятия Эрика.

— О, я скучала по тебе! — прошептала она ему на ухо.

Он на мгновение прижал её к себе, а затем отпустил, коротко прикоснувшись к щеке.

— И я тоже. Но я бы предпочел уединиться дома, прежде чем показать тебе, насколько.

Кристина, слегка смутившись, рассмеялась и согласилась.

— А ещё я хочу увидеть дом! Рауль никогда не привозил меня сюда, поэтому я его никогда не видела.

Она поманила своего сына к выходу. Няня легонько подтолкнула его, и Эрик-Дааэ вышел. После чего направился прямиком к Кристине и спрятал лицо у неё в юбках. На протяжении всей поездки он не произнёс ни слова, все три часа в поезде панически прижимаясь к матери.

Эрик присел на корточки, чтобы оказаться на одном с ним уровне.

— Добрый день, молодой человек, — серьёзно поприветствовал он мальчика. — Я надеюсь, вы не возражаете, что я достал для вас новые игрушки. Я не знал, хватит ли вам своих, чтобы поставить целую оперу, а в моём новом доме довольно большая детская. Вы же не против новых игрушек, надеюсь?

Эрик-Дааэ, не мигая, рассматривал Эрика тёмно-синими глазами. Он молча покачал головой.

— Это хорошо. Надеюсь, вместе с теми, что вы привезли, будет достаточно. Та сцена битвы, о которой я вам рассказывал, потребует много дополнительных фигур. Возможно, нам придётся достать ещё несколько штук. — Эрик говорил очень серьёзно, как будто разговаривал с другим взрослым, обсуждая политику или что-нибудь столь же глубокое.

Эрик-Дааэ моргнул.

— А мы можем... можем достать быка? — робко спросил он.

— Быка?

Мальчик энергично закивал.

— Да. У меня нет быка. Чтобы Эскамильо мог с ним бороться.

Эрик опустил голову и подавил стон. Снова «Кармен». Он вздохнул.

— Да, молодой Эрик-Дааэ, я полагаю, мы сможем достать быка. Но сейчас я бы хотел отвезти вас с матерью в наш новый дом и показать его вам. Вы согласны?

Эрик-Дааэ кивнул. Он протянул руки к Эрику, чтобы тот его поднял. Кристина, встревожившись, придержала его.

— О, Эрик-Дааэ, милый, господин Эрик, возможно, не захочет тебя нести.

— Всё в порядке, Кристина, — тихо сказал Эрик. Он наклонился и поднял мальчика на руки. Эрик-Дааэ спокойно обхватил его за шею, и Эрик поразился тому, как приняло его это дитя. Было очень странно держать на руках маленького ребёнка (и не слышать при этом испуганных криков), но ещё более странно было смотреть на этого ребёнка и не видеть никакого отвращения — ничего, кроме напряжённого интереса к его лицу.

Эрик наслаждался, показывая Кристине дом, который теперь принадлежал ему. Сначала они прошли в детскую, поскольку Эрику-Дааэ не терпелось увидеть, какие игрушки купил для него новый друг.

— Ой! Маман! — Всё, что он смог сказать, когда увидел многочисленные игрушки, животных и старый сценический реквизит, который Эрик вынес из своего прежнего дома и привёз сюда для маленького мальчика. — О, маман!

— Мне кажется, он будет здесь вполне счастлив, — заметила Кристина, классически преуменьшая степень обоюдного восторга.

— Я на это надеялся. А теперь, могу я показать вам остальную часть дома?

Проходя через комнаты, Кристина раскрыла рот, когда увидела богатые, но потрёпанные гобелены и роскошную мебель, обитую бархатом, ворс на котором по большей части был протёртым.

— О, Эрик, это так... — Она покачала головой, не зная, как выразить свою мысль.

— Напыщенно? Вычурно? Безвкусно? Претенциозно? Помпезно? — предложил Эрик, фыркнув с отвращением.

Кристина хихикнула.

— Звучит так, будто ты проглотил словарь. Это очень... «старинное наследство», не так ли?

Эрик пожал плечами.

— Если не считать того, что было в моём доме, это всё, что у нас сейчас есть, моя дорогая. Видимо, старый граф Эрик купил эту мебель, когда впервые стал графом, более пятидесяти лет назад. После этого никто ничего не покупал, не менял и даже... — Эрик повозил ногой по ковру, который от начала до конца оказался протёртым насквозь, — не озаботился отремонтировать хоть что-нибудь. Но не волнуйтесь. Я собираюсь переделать здесь буквально каждую комнату, даже если на это уйдут годы. А начну я отсюда, — сказал он с отвращением, открывая дверь в спальню.

Кристина вошла, огляделась и поморщилась.

— Здесь слегка темновато, не так ли? — Она обратила сверкающий взор на своего жениха. — Ваш гроб здесь будет смотреться как дома!

Эрик закрыл глаза.

— Мой гроб, — размеренно сообщил он, — останется в моей могиле, которой он и принадлежит. Зато эта комната в конце концов будет переделана в такую, где мы оба сможем жить и вместе наслаждаться счастьем.

Кристина обвила его руками и на мгновение прижала к себе.

— Мне это кажется очень хорошей идеей, — улыбнулась она и указала на смежную дверь. — А что там?

Эрик подошёл и открыл дверь. Хлынувший через открытый проём солнечный свет осветил затемнённую спальню хозяев.

— Это будет ваша комната до пятницы, — тихо сказал он. — В пятницу вечером она станет нашей комнатой. — Он устремил взгляд на дальнюю стену, чтобы скрыть смущение. — До тех пор смежная дверь, конечно же, будет закрыта на замок.

Кристина ничего не сказала, лишь приподняла его маску и нежно поцеловала в щеку.

— А потом? — спросила она, слегка флиртуя.

— А потом она будет открыта, — ответил Эрик, — до субботы.

— Что произойдёт в субботу?

— В субботу мы сядем на поезд и укатим в наш медовый месяц, — сказал он.

— И куда же направится этот поезд?

— Сначала в Париж. Я подумал, что вам будет приятно проводить мадам Жири и её дочь обратно в город, так как нам всё равно по пути. А после этого — в Прованс.

— О! — воскликнула Кристина. — Значит, я наконец увижу твой дом?

Он кивнул.

— Полагаю, мне следует отвезти тебя в какое-нибудь экзотическое место — Италию, Грецию, возможно, — но правда заключается в том, что я объездил всю Европу и половину Азии, однако маленькая деревушка в Провансе является самым красивым местом из всех, что я когда-либо видел. Я уже всё организовал, и пока мы будем там, я сделаю в этом доме кое-какие улучшения.

— Вот как? Что-то ещё помимо декора, ты имеешь в виду?

Он мрачно кивнул.

— У меня там сейчас целое крыло сносят, я собираюсь полностью его перестроить.

Кристина приподняла бровь.

— Какое крыло? С ним что-то не так?

Он ответил странным тоном:

— С ним ничего плохого, за исключением одного. — Он встретился с ней пылающим взглядом. — Это то самое, в котором меня держали.

— Ох. Тогда я тебя не виню.

Следующую главу лучше читать под саундтрек "Санта-Барбары" на заднем плане. 

Глава 16
Ранний посетитель

За день до свадьбы Эрик встал рано и направился в музыкальный салон, чтобы завершить мессу, которую писал для свадьбы. Однако через час или около того его прервал дворецкий.

— Сударь, вас желает видеть одна дама, — Гийом замешкался, а затем пояснил: — Мадам Сильвия де Шаньи. Я провёл её в библиотеку.

— Сильвия? — спросил Эрик. — Кто это?

Он надеялся избегать до свадьбы каких-либо столкновений со своими новыми родственниками. Он не любил всех Шаньи в принципе и не хотел, чтобы одна из них штурмовала его дом и изводила его обвинениями в посягательстве на чужие права. Эрик вздохнул. Всё же, ради Кристины и её сына, ему придётся быть вежливым с Шаньи, хочет он этого или нет.

— Я не уверен, сударь, прошу прощения. Я работаю здесь всего лишь пару лет, — извинился дворецкий.

— Что ж, сейчас я занят и не могу отвлекаться, чтобы идти к ней. Лучше приведи её сюда, Гийом, — решил Эрик. — И не уходи далеко. Подозреваю, что надолго она здесь не задержится.

Гийом поклонился и отступил в коридор.

Дама, о которой шла речь, была стройной и довольно высокой, с грациозными движениями. В чёрных волосах виднелось несколько серебряных нитей, а глаза были большими, тёмно-золотистого цвета. Услышав, как Гийом зашёл в библиотеку, она повернулась к нему. Глядя в какую-то точку за его левым плечом, она спросила:

— Он примет меня?

— Да, мадам. Будьте любезны следовать за мной. — Гийом был слишком хорошо вышколен, чтобы оглядываться через плечо и выяснять, на что она так смотрит.

Она медленно последовала за ним, хмуря свой ясный лоб в сосредоточенном выражении. Гийом проводил её в музыкальный салон, где Эрик смотрел на клавиатуру рояля с таким выражением, будто инструмент его лично чем-то оскорбил.

— Мадам Сильвия де Шаньи, сударь. — Гийом вышел и остановился посреди коридора в ожидании.

Эрик встал.

— Мадам де Шаньи, чему я обязан удовольствием видеть вас прямо перед завтраком? — На часах не было ещё и восьми, её прибытие было неприлично ранним.

— Сударь, я бы хотела обсудить ваши притязания на титул графа. Простите меня за столь ранний визит, но я должна была добраться до вас прежде, чем вы приступите к своим ежедневным обязанностям.

Эрик нахмурился.

— На самом деле, с этим вы опоздали. Вы уже прервали мою первую обязанность, посвящённую этому музыкальному произведению. Но не важно. Присядьте и расскажите, что вы там хотели высказать о моих притязаниях.

Он ожидал возмущения и обвинений — и был удивлён, когда женщина села, залезла в ридикюль, висевший на её запястье, и вытащила оттуда старинный лист бумаги. Было заметно, что его складывали и разворачивали много раз. Она разложила его у себя на коленях.

— Как много вы знаете о своей семье? — спросила она.

— Мало, — коротко ответил Эрик. — Я знаю имена своих родителей и обстоятельства, связанные с моим рождением и детством. Мне известно, что у меня есть пара младших сестёр, но о них я ничего не знаю, даже имён. А что?

— Как звали ваших родителей?

— Эрик и Мария-Тереза де Карпентьер. Эрик был первым графом де Шаньи.

Сильвия быстро заморгала, но не успела сдержать слезы, блеснувшие в жёлто-карих глазах.

— Значит, это правда, — прошептала она. — Я всегда гадала!

Эрик нахмурился.

— Что правда?

— Умоляю, скажите, под каким именем вас крестили?

— Эрик, в честь отца, хотя он и отказался меня признать. А теперь ваш черёд объясняться, сударыня. — Тон Эрика давал понять, что вопросов он больше не потерпит.

— Сударь, я ваша сестра, — просто сказала она.

Эрик встал и отошёл на другую сторону комнаты. Повернувшись к ней спиной, он спросил:

— Чего вы от меня хотите? Денег? Хотите, чтобы я отказался от титула графа? Чего?

Сильвия высоко задрала подбородок и повернулась в сторону голоса Эрика.

— Что ж, раз вы спрашиваете, то я хочу, чтобы вы сели обратно и выслушали меня. — Её тон был таким же решительным, как и у Эрика, и он заметил сходство. — Ничего больше.

— Очень хорошо. — Он снова сел и уставился на неё. — Я слушаю.

— Я не знаю, с чего начать. Я хотела бы расспросить вас о детстве, но не хочу показаться невежливой. Я получила некоторые сведения от отца Арно, но бóльшая часть того, что я знаю, написана в этом письме. — Выражение её лица было задумчивым, а взгляд, казалось, проходил прямо сквозь него — словно глаза были сосредоточены на чём-то за его спиной.

Эрик оглянулся через плечо, но ничего не заметил. Должно быть, она смотрит так, чтобы не разглядывать его лицо, решил он. Наверное, лучше сразу начать с худшего. Он спросил её прямо:

— Вы не хотите спросить, почему я надел маску?

Она удивлённо моргнула.

— Вообще-то, нет. Я не знала о вашей маске. Я слепа.

Эрик открыл рот. Редко кому удавалось вот так застигнуть его врасплох, но она казалась такой уверенной в себе и двигалась столь ровно, что он даже ничего не заподозрил. Он напомнил себе, что она выросла в этом доме, и с момента её ухода здесь ничего не изменилось. Это также объясняло тайну, почему она смотрела поверх его плеча: она просто не знала, где находятся его глаза.

Сильвия разгладила письмо и продолжила говорить, будто и не заметила, что он потерял дар речи от изумления.

— Если вы носите маску, то это, полагаю, из-за того, что ваше лицо изуродовано. Мать написала мне об этом в письме незадолго до смерти. Вот почему я приехала сюда. Я подумала, что вы, возможно, захотите его прочитать.

Она передала письмо. Эрик взял его дрожащей рукой.

— Не могли бы вы... — начала Сильвия и сглотнула. — Не могли бы вы прочесть его вслух? Прошло много лет с тех пор, как я могла прочитать его самостоятельно, а это письмо не из тех, что можно доверять чужим глазам, так что и попросить других прочитать его мне я не могла. Пожалуйста.

Эрик прочистил горло и начал.

«Моя дорогая Сильвия,

Я знаю, что умираю. Доктор пытается скрыть это от меня, но я знаю правду. Я не возражаю. Я не хочу больше жить, ибо тайное знание, которое я вынуждена хранить, сжигает меня изнутри. Последние двадцать пять лет я прожила во лжи, и теперь должна открыться кому-нибудь прежде, чем умру, иначе я никогда не обрету покоя.

Сильвия, ты не старший мой ребёнок. Я знаю, что пожилые слуги наверняка сплетничали о том, что у меня был сын на два года старше тебя, который умер при рождении, но правда заключается в том, что он не умер. Мне так стыдно признаваться в этом тебе, Сильвия, тебе, которая всегда любила и уважала меня. Но я не могу сойти в могилу, оставив между нами эту ложь.

Ты так красива, моя дорогая девочка. Когда ты родилась, я плакала от счастья, видя, как ты прекрасна. Повитуха была заметно изумлена тем, как я восхищалась твоей красотой, но она не знала той правды, что скрывалась за моими возгласами.

Видишь ли, твой брат родился более чем живым, но ужасно изуродованным. Его лицо... Я так и не смогла его забыть. Оно было похоже на череп, обтянутый бумажно-тонкой, серовато-жёлтой кожей. У него не было носа, а глаза почти нельзя было разглядеть — так глубоко они сидели в этих ужасных глазницах. На висках отчетливо выделялись синие вены, а в его щеках, казалось, вообще не было плоти, будто кожа была натянута на сами кости.

Остальное его тело было таким же: кожа, обтягивающая кости. Он был настолько уродлив, Сильвия, что, увидев его, я закричала, подумав, что он умер и начал гнить уже в моей утробе! Но потом он открыл рот и завопил, а я закричала ещё громче при мысли, что нечто, выглядевшее настолько мёртвым, в действительности может жить и дышать.

Сейчас же я почти не могу писать, ибо слёзы стыда застилают мне глаза и падают на бумагу. Я настолько неправильно обращалась с этим ребёнком, Сильвия, я допустила столько ошибок, что буду очень удивлена, если после смерти вдруг окажусь в раю. О, если бы я могла увидеть его сейчас, хотя бы раз, и рассказать ему, как я обо всём сожалею! Но спустя столько лет извинения, скорее всего, будут бессмысленны.

Видишь ли, когда я пришла в себя, то поняла, что твой отец никогда не признает сына, который похож лишь на крошечный труп. Он мог бы даже попытаться убить ребёнка, особенно если никто о нём не узнает, кроме повитухи и меня. Ребёнок мог быть уродливым и отвратительным, но он не заслуживал того, чтобы умереть за это! Я сговорилась с повитухой, чтобы она послала за священником. Им оказался молодой отец Арно. Он зашёл в дом и узнал, как обстоят дела, а затем мы вместе с ним отправились к твоему отцу, чтобы обсудить случившееся.

Твой отец был в ярости. Я была права, решив, что он попытается убить малыша. Он обвинил меня в уродстве ребёнка, но присутствие отца Арно удержало его от насилия. Однако священник не сумел убедить твоего отца, чтобы он признал мальчика своим или назвал его наследником. Хотя отец Арно, выяснив первое имя твоего отца, окрестил ребёнка под именем «Эрик». (В глубине души, думаю, отец Арно, скорее всего, наслаждался этим поступком! Я помню, как он улыбался, делая это, а повитуха хихикала.) После этого мы с ним предприняли все усилия к тому, чтобы существование мальчика осталось в тайне, отведя для его содержания неиспользуемое крыло дома. Отец Арно нашёл для него няню, которая не выдала бы тайну о существовании или о внешности Эрика. Я позаботилась о том, чтобы ещё до её приезда на ребёнка надели маску: ей так или иначе придётся увидеть его лицо, когда она будет купать или кормить его, но ей не было никакой необходимости смотреть на него постоянно.

Ты родилась, когда Эрику было два года, и мы решили тебе о нём не говорить; твой отец сказал, что чем меньше людей знают о нём, тем лучше. Это было ещё одним решением, о котором я сожалею. После твоего рождения я снова стала бояться за жизнь Эрика; я была очень рада, что ты родилась девочкой, ибо уверена — твой отец убил бы Эрика, если бы ты оказалась мальчиком.

Я боялась, что мой следующий ребёнок будет мальчиком, поэтому предприняла некоторые шаги, чтобы защитить Эрика. С помощью отца Арно я отправила письмо с информацией о рождении Эрика господину Коту-старшему, семейному нотариусу. Я попросила его хранить это дело в тайне до смерти моего мужа, когда я планировала объявить Эрика нашим сыном и наследником, несмотря на его внешность. (Я также сообщила мужу об этом письме — оно остановило бы его руку и обеспечило бы Эрику безопасность, даже если бы у нас в какой-то момент родился ещё один сын.)

Однако, когда мальчику было девять лет, произошёл несчастный случай, что-то вроде драки между ним и его няней. Мы нашли её лежащей без признаков жизни у подножия лестницы, а Эрик бесследно исчез. Мы думаем, что его могли похитить цыгане, находившиеся в том районе, но муж запретил мне заниматься его поисками. «Туда ему и дорога, хорошо, что избавились», — так он считал, ведь теперь, когда его маленькая грязная тайна исчезла, он чувствовал себя в большей безопасности.

После этого, к своему стыду, я попыталась забыть, что у меня когда-то был сын. Но не смогла, и только в последние годы поняла, что люблю его. Он был ужасно уродлив, Сильвия, но у него был самый прекрасный голос из всех, что я когда-либо слышала. Он любил музыку и пел, как ангел. Мне всегда казалось, что красота, которая отсутствовала в его лице, была стократно отдана его голосу.

Я понятия не имею, что с ним стало. Я ничего не слышала о нём с тех пор, как он исчез в возрасте девяти лет. Я не знаю, жив ли он или мёртв, но, Сильвия, где-то там может жить твой старший брат. Если ваши пути когда-либо пересекутся, я прошу тебя, передай ему мои извинения и сообщи, что я очень сожалею обо всём, что когда-либо делала с ним — или позволяла делать другим.

Скажи ему, что я любила его со дня его рождения и до дня моей смерти. Если бы я могла увидеть его сейчас, я бы схватила его за руки и попросила прощения за всё, что мы, его родители, с ним сделали!

Сильвия, ты и Сесиль были моим спасением, моей благодатью, и я рада, что Господь дал мне второй шанс вырастить детей. Мы с отцом были не очень-то счастливы вместе, но вы обе подарили мне больше радости, чем я того заслуживала. Я люблю вас обеих так же, как люблю Эрика, и я молюсь о том, чтобы он когда-нибудь сумел вернуть себе то, что ему полагается. Я молюсь, чтобы у тебя когда-нибудь родилась дочь, которая подарит тебе столько радости, сколько ты подарила мне. Спасибо, что прочла это, Сильвия. Ты можешь показать это письмо отцу Арно, если захочешь проверить информацию. Кроме того, господин Кот всё ещё должен хранить моё письмо в своих бумагах.

Моя дражайшая Сильвия, я не думаю, что проживу ещё долго; эта тайна так долго пожирала меня изнутри, что избавиться от неё будет для меня облегчением. Я прощаюсь с тобой и прошу Божьего благословения для тебя и для Сесиль. Надеюсь, вы найдёте хороших мужей, вырастите много детей и проживёте счастливую жизнь.

С огромной любовью,
Мама.»

Когда Эрик закончил читать письмо, Сильвия уже плакала, не скрываясь. Эрик снова прочистил горло и тихо спросил:

— Что случилось с Сесиль?

Сильвия сглотнула и ответила через мгновение:

— Она умерла во время родов, около восемнадцати лет назад. Её мужа тоже уже нет в живых.

— А с вами?

— Я заболела, когда мне было около двадцати трёх, и тогда же ослепла. Я никогда не была замужем.

— И поэтому в нашей семье не было других сыновей, которым можно было передать титул, — заключил он.

Она кивнула.

Некоторое время Эрик молчал; каждый раз, когда он пытался заговорить, у него перехватывало горло.

Сильвия заговорила первой.

— Вы позволите мне называть вас Эриком?

Эрик откашлялся.

— Да, конечно. Вы моя сестра, — Эрик помешкал и добавил: — Сильвия.

Она грустно улыбнулась.

— Всё не так очевидно, Эрик. У вас мало оснований любить кого-либо в нашей семье.

Эрик с сожалением улыбнулся.

— Это правда. Однако вы пока не вызываете у меня такого раздражения, какого я боялся.

Сильвия удивленно рассмеялась, услышав это осторожное поддразнивание.

— Разве это не обязанность младшей сестры — быть раздражающей? — поддразнила она его в ответ. Затем опомнилась. — Эрик, у меня есть к вам просьба, но я не буду возражать, если вы мне откажете.

— Как мне повезло, — сухо ответил Эрик, — поскольку я не привык оказывать любезности Шаньи. Что за просьба?

— Я бы хотела увидеть ваше лицо, — сказала она и подняла руки, демонстрируя, как именно она собирается это сделать.

— Зачем? — Его голос звучал настороженно.

— Вы для меня настолько нереальны, — призналась она. — Последние двадцать лет я знала, что у меня есть брат, но никогда не предполагала встретиться с вами. В письме матери столько рассказывалось о вас, как о ребёнке, что в моём сознании вы так и остались изуродованным младенцем. Я бы хотела познакомиться с моим братом, каким он является сегодня, если вы не возражаете. Но я пойму вас, если вы не захотите.

Эрик задумался. Он надеялся, что на ощупь его лицо будет не таким отвратительным, как для глаз. Сильвия пока не демонстрировала ему ничего, кроме доброты. Кажется, она приняла слова своей матери близко к сердцу. Эрик кивнул сам себе и встал.

— Хорошо. Подойдите ближе.

Сильвия встала и медленно подошла к нему. Он развязал свою белую шёлковую маску и положил её на стол. Когда Сильвия приблизилась к нему, он взял её руки и поднял их к своему лицу.

Он стоял неподвижно, пока её длинные тонкие пальцы, — такие же, как и у него, — порхали по его костлявым щекам, выпирающему лбу, почти несуществующему носу. Он закрыл глаза, почувствовав её лёгкое, как у бабочки, прикосновение к своим запавшим векам. Она погладила его виски, потянулась, чтобы пощупать редкие чёрные волосы, а затем её руки спустились вниз, чтобы коснуться его груди и плеч.

— Вы очень худой, — прошептала она.

— Да, — ответил Эрик. — А раньше был ещё более худым.

Она обхватила его руками на уровне груди, ощупывая его костлявые плечи, получилось почти объятие. Слёзы снова заблестели в её золотисто-карих глазах, и она улыбнулась, когда Эрик молча протянул руку, чтобы их вытереть.

Объятия превратились в настоящие, Сильвия повернулась, чтобы поцеловать его впалую щёку, и положила голову на его костлявое плечо.

У Эрика окончательно перехватило горло, и он перестал сдерживать слёзы, поднимая руки, чтобы обнять её в ответ. Сильвия была его семьёй, дочерью его матери, которая любила его, хотя и поняла это слишком поздно.

В этот момент он услышал какой-то звук и, подняв глаза, увидел лишь спину выходящей из комнаты Кристины. Должно быть, она увидела его с сестрой и решила им не мешать. Он улыбнулся. Как раз накануне они спорили о том, как ему следует вести себя с Шаньи. Ей должно быть приятно увидеть, что он обнимает Сильвию, а не ругает её и не отталкивает.

Сильвия тихонько сказала ему на ухо, не отпуская:

— Какого цвета ваши глаза?

— Золотые. Скорее, как у кошки. Как ваши, но светлее.

— У вас мало волос, — заметила она, скользя одной рукой вверх, чтобы снова коснуться его головы. — Какого они цвета?

— Чёрные.

— У меня тоже.

— Да, только у меня нет седины.

Сильвия напряглась в его объятиях и отступила.

— У меня есть седина?

Это прозвучало столь возмущённо, что Эрик громко рассмеялся.

— Совсем чуть-чуть, — заверил он её, — и контраст выглядит прекрасно.

Сильвия фыркнула.

— Льстец. — Она снова коснулась его лица. — Я знаю, что вы, скорее всего, никогда больше этого не допустите, и потому хочу закрепить вашу внешность в своей памяти.

Щёки Эрика были влажными, и она тепло улыбнулась ему, вытирая их без каких-либо комментариев.

— Зачем вам делать такую глупость? Моя внешность определённо не самая красивая.

Она пожала плечами, опуская руки.

— Это вы, Эрик. Это не что иное, как чудо, что я вообще встретилась с вами! Мне известно, что скоро вы женитесь, и я не знаю, захотите ли вы когда-нибудь снова меня увидеть. Для остальной семья я что-то вроде обузы из-за слепоты и обстоятельств, в которых я живу. Это может быть мой единственный шанс.

Эрика впечатлило, что она говорила об этом совершенно спокойно. Было очевидно, что это вовсе не являлось попыткой добиться расположения нового главы семьи.

Он усмехнулся.

— Если вы считаете себя обузой, то вам бы стоило побыть на моём месте.

Она засмеялась.

Он продолжил.

— Это правда. Такой урод, как я, завтра женится на оперной певице, своей бывшей ученице, которая будет продолжать сценическую карьеру даже после нашего бракосочетания. Я почему-то подозреваю, что семья Шаньи ещё даже не начала испытывать на себе, что такое конфуз и обуза! — Он помог ей вернуться на стул и сел напротив. — Если вы теперь не слишком нас стыдитесь, то не хотите ли вы познакомиться с моей невестой?

Сильвия радостно улыбнулась, не выказывая ни капли смущения.

— С удовольствием, Эрик. Но не могли бы вы сначала...

— Что?

— Если вы настолько хороший музыкант, что обучали оперную певицу, то не позволите ли вы мне услышать, как вы играете или поёте? Особенно поёте. Ваш голос, когда вы просто говорите, звучит прекрасно, и мне было бы особенно приятно услышать его в пении.

Эрик никогда не мог устоять против лести, если кто-либо восхвалял его таланты, а потому улыбнулся и сел за рояль. Он выбрал часть первой арии из «Орфея и Эвридики» и начал петь.

Вообще, конечно, да - в стремлении откомфортить Эрика некоторые поклонницы переходят все границы. Ему и любовь Кристины, и титул графа (причём особо злостно это будет титул де Шаньи), и крепкое здоровье, и определённое улучшение внешности, и богатство, и признание, и кучу заботливых любящих родственников в придачу... Что-то мне подсказывает, что настоящий Эрик от такого "счастья" бы взвыл и бежал куда глаза глядят.

Лили@, я ещё когда в первый раз этот роман читала и для сайта синопсис писала, сама о лимонах мечтала. Увы, здесь вся книга такая приторно-сладкая, что до тошноты. Ни кислинки, ни перчинки автор добавить сюда даже не пыталась.

Он тихонько прокрался в свою комнату, подошёл к смежной двери и прислушался.

Конечно же, Кристина снова расплакалась — громкими, судорожными рыданиями, которые, должно быть, душила в себе во время их разговора. От звуков этого плача глаза Эрика наполнились сочувственными слезами. Он ловко вскрыл замок и распахнул дверь.

Кристина даже не услышала, как он вошёл. Ее припухшие глаза распахнулись, и она удивлённо ахнула, когда Эрик наклонился и подхватил её на руки. Он отнёс её к креслу и сел, усадив её себе на колени. После чего достал носовой платок и протянул ей.

— Так я и думал, — тихо сказал он. — Вы действительно пытались от меня избавиться. Если вас что-то расстроило, моя дорогая, вы должны были сначала обратиться к Эрику. Какая бы проблема ни была, он это исправит. Эрик может решить любую проблему. — Он снова говорил о себе в третьем лице, но теперь это не было проявлением самоиронии — скорее, походило на то, будто он разговаривает с маленьким ребёнком.

Кристина молча помотала головой и отвела глаза.

Ах, вон оно что.

— Ясно. Значит, Эрик и есть тот, кто вас расстроил.

Единственным ответом ему был обиженный взгляд, за которым последовала очередная порция рыданий. Кристина попыталась выпрямиться, чтобы сползти с его коленей, но он покачал головой, крепко удерживая её своими тонкими руками. Задаваясь вопросом, чем же он мог так её расстроить, он проговорил:

— О, нет, моя дорогая. Нет — пока ты со мной не поговоришь. Что я сделал, любимая? Ты же знаешь, чем бы это ни было, я всё исправлю. Я не могу видеть, как ты плачешь.

Она напряглась и отвернулась.

— О, Эрик, слишком поздно что-либо исправлять, — сказала она дрожащим голосом.

Его сердце сжалось, голос понизился:

— Вот как?

Видимо, так оно и было. Он знал, что нет ни прощения, ни оправдания тому, как он обращался с ней пять лет назад, когда находился на самом дне своих физических и психических заболеваний. Не говоря уже о всех тех зверствах, которые он совершил ещё до того, как встретился с ней. Неужели она разорвёт их помолвку за день до свадьбы? Он не винил её, но знал, что его сердце будет разбито навсегда.

Она кивнула, не поднимая головы.

— Да. Понимаете, за последние пару недель — с тех пор, как я узнала, что вы живы, — я никогда не думала о том, с кем ещё вы могли встречаться или проводить время после нашего расставания.

Эрик в замешательстве наклонил голову.

— И это привело вас к слезам?

— Ну, — неуверенно начала Кристина. — Я никогда даже мысли не допускала о каких-нибудь... других женщинах... с которыми вы могли проводить время.

— Что? С какой бы это стати? — Эрик был в замешательстве. Ни одна женщина никогда им не интересовалась. Да, некоторые были заинтригованы мыслью о том, что может скрываться за маской, но он быстро избавлял их от любопытства. Если женщина не являлась Кристиной, то он не хотел иметь с ней ничего общего.

Кристина поняла его по-своему.

— Я всё знаю, — сказала она несчастным голосом. — Я тогда была счастлива в браке — ну, по большей части счастлива, — и для вас было вполне естественно искать себе другую... компанию. Мужчины всегда так делают; если уж на то пошло, то и Рауль так поступал. Наверное, эгоистично, что я не подумала об этом раньше, но Эрик, — продолжила она, садясь прямо и глядя ему в глаза. — Я не собираюсь делить тебя ни с кем. Если мне не следует выражать недовольство из-за твоей любовницы, то это вовсе не означает, что я должна знакомиться с ней или общаться с ней. Если ты не порвёшь с ней окончательно, я не выйду за тебя замуж.

— Из-за моей... кого?! — воскликнул Эрик и вскочил, едва не свалив Кристину на пол. Он тут же быстро поправил её. — Ты сказала...?

— Твоей любовницы. Женщины внизу. — Кристина с трудом сглотнула и продолжила: — Она весьма красива, Эрик; я бы не стала тебя винить, если ты в неё влюбился. То, как она тебя касалась, даже твоего лица... судя по всему, она тоже тебя любит. Если... — Тут у неё снова навернулись слёзы на глаза. — Если ты предпочитаешь быть с ней, то я пойму. Ты не обязан жениться на мне. В конце концов, между нами всё произошло так быстро, учитывая, что всего две недели назад я считала тебя умершим. Может быть, мы слишком поторопились?

Эрик сделал два шага назад, от шока у него отвисла челюсть: Кристина даже видела, как она дрожит под нижним краем маски. Его остановил высокий столбик кровати, и Эрик сразу же схватился за него, словно нуждаясь в поддержке.

— Ч-ч-что? — от волнения он даже начал заикаться.

Неожиданно кусочки информации начали собираться воедино. Кристина просто передумала выходить за него. Она наверняка знает, кем является его гостья. Возможно, она даже встречалась с Сильвией, вместе с сёстрами Рауля. Она не могла на самом деле думать, что какая-то другая женщина согласится стать любовницей Эрика. Зато фальшивого обвинения в сочетании с увиденными ею объятиями будет достаточно, чтобы она получила свободу и была оправдана в глазах всего общества.

Он закрыл глаза и откинулся назад на столбик. Если она сейчас уйдёт от него, то растопчет его окончательно — но он решил, что на этот раз он не даст ей об этом знать. Он примет её отказ как мужчина. Он не будет больше ползать и умолять — не в этот раз!

Эрик решил проверить её. Он заговорил холодно, чтобы скрыть отчаяние, и не стал открывать глаза.

— Думаю, вы просто пришли в чувство и используете это как повод, чтобы не выходить за меня. Вы могли бы просто сказать мне, Кристина. Не было никакой необходимости в этой истерии по поводу моей предполагаемой «любовницы». Не то, чтобы я обвинял вас, — кто же захочет на всю жизнь связать себя с живым трупом?

— «Предполагаемой» любовницы? — резко воскликнула Кристина. — О, нет, Эрик! В том, что я видела, не было ничего «предполагаемого»! Ты позволил ей глядеть на твоё лицо, ты позволил ей прикасаться к тебе! Эрик, ты даже пел ей! Я слышала тебя! — В её голосе прорезались истерические нотки, но она продолжила: — Мне ненавистна сама мысль о том, что твоё сердце и даже твоё тело принадлежали другой — даже если я была замужем и вряд ли могла на них претендовать. Но делиться с ней своей музыкой — это худшее предательство! Я знаю, что ты имеешь на это полное право, но, Эрик, это причиняет мне боль! Зачем ты так поступаешь со мной?

Она глубоко вздохнула и продолжила мягче:

— Я скорбела о твоей смерти. Я оплакивала тебя. Почему ты даже не сообщил мне, что всё ещё жив, если всё равно предпочитаешь быть с ней? Это было нехорошо с твоей стороны, любовь моя. Более того, это было жестоко! — Слёзы снова заявили о себе, когда она опустилась на стул и уткнулась лицом в руки.

Эрик изучал её, стараясь не поддаваться на её рыдания. Возможно ли, что она говорит правду? Театральные навыки у неё были превосходными — он это знал, поскольку сам её этому научил. Однако её отчаяние выглядело неподдельным.

— Кристина, — позвал он. Она зарыдала ещё сильнее. Нахмурившись в беспокойстве, он шагнул вперёд и встал перед ней на колени. Взял её запястья и осторожно отвёл руки от лица. — Кристина, посмотри на меня. — Она отвернулась. — Пожалуйста, — попросил он. Услышав, как сорвался его голос, она повернулась и открыла глаза.

— Ты уверена, что сказала это не для того, чтобы избавиться от брака со мной? — спросил Эрик, пытаясь сохранять голос ровным. Если она действительно не играла, то он начинал чувствовать себя полной скотиной.

— Ты с ума сошёл? — сердито спросила она. — Я провела последние пять лет, влюбляясь в тебя и чувствуя, как с каждым днём всё сильнее умирает моё сердце, поскольку думала, что ты мёртв! Это ты пытаешься избежать свадьбы, уединяясь в музыкальном салоне с этой фифой, прекрасной мадам Облапаю-тебя-с-головы-до-ног!

В его сердце снова начала петь надежда, и про себя Эрик посмеялся над прозвищем, которым Кристина наградила Сильвию, но ему всё ещё было необходимо больше уверенности.

— Ты по-прежнему собираешься выйти за меня завтра? — настойчиво спросил он. — Клянёшься в этом? — Его голос звучал хрипло от волнения. Он с трудом сдерживался, чтобы не рухнуть на пол при виде её слёз, как это бывало раньше; для него было слишком важно хотя бы не подавать виду.

Кристина заморгала и забрала у него одну руку, чтобы сердито стереть со щеки мокрую дорожку.

— Да, Эрик, конечно. Клянусь всей душой! Я ничего не хочу больше, чем стать твоей женой, но ты должен понять прямо сейчас, что я не буду делить тебя с другой женщиной. — Справившись с собой, она вытащила руки из ладоней Эрика и вытерла глаза.

Эрик закрыл глаза и глубоко вздохнул: чувство сладкого, благословенного облегчения смешивалось со стыдом. Она не играла. Она по-прежнему хотела выйти за него замуж! Открыв глаза, он вздрогнул при виде её бледного, жалкого лица. Склонив голову, он стал целовать её пальчики.

— Кристина, я всю жизнь любил только тебя. Даю тебе слово.

Кристина отвернулась.

— Значит, ты её не любишь. Это ничего не значит. Я знаю, что мужчины часто «проводят время» с женщинами, которых не любят.

Эрик раздражённо отмахнулся.

— У меня никогда в жизни не было женщины в этом смысле. Та женщина никогда не была моей любовницей; я думал, что ты это поняла, когда её увидела.

— И как я могла это понять, если вошла и увидела, как она делает с тобой вот так? — Она быстро изобразила, как Сильвия оглаживает грудь и плечи Эрика. Ее слезы к этому моменту уже почти высохли; отчаяние обратилось в праведный гнев. — А затем объятия! Она поцеловала тебя, Эрик. Я видела это!

Эрик опустил голову, охваченный стыдом за свою ошибку.

— Прости, любовь моя. Я думал, ты её знаешь.

Кристина всё ещё недоверчиво посмотрела на него.

— Почему я должна её знать? Я никогда прежде не была в Руане.

Эрик снова поймал её руки и крепко прижал к груди.

— Её зовут Сильвия де Шаньи. Она твоя кузина... и моя сестра.

Продолжаем это карамельно-сиропное повествование... Окончание 17-й главы.
___________________________________________________________________

Визит к Сильвии в этот же день прошёл гладко: они с Кристиной хорошо поладили, и Кристина действительно обнаружила, что Сильвия очень похожа на Эрика. Эрик добродушно спорил с ней об этом до самого дома. Сам он никакого сходства не замечал. Он видел в ней свою полную противоположность: у Сильвии был нос, прекрасные лицо и фигура. У него же не было носа, лицо было ужасным, а фигура похожа на скелет. Кристина, со своей стороны, отмечала сильное сходство: оба — и брат, и сестра — были высокими и худощавыми, с чёрными волосами и золотистыми глазами. У обоих была изящная походка, гордая, почти царственная осанка и похожие голоса. Эрик использовал в разговоре столичный стиль французского, тогда как у Сильвии был более заметен региональный диалект, но голоса у обоих были низкими, выразительными и музыкальными.

Эрик начал вслух размышлять о том, насколько хорошо Сильвия поёт: если у них одна и та же родословная — так, возможно, у них и таланты общие? Он решил попросить её спеть для него, как только они вернутся с медового месяца.

Кристина рассмеялась над этой идеей.

— Только представь, как мы шокируем остальных членов семьи! Не только граф-композитор, но и графиня — оперная певица, ещё и сестра, которая тоже поёт! Клеменс, Мартина и их мужья сгорят от стыда! Им никогда от такого не оправиться.

Эрик усмехнулся.

— Быть посему, любовь моя, ты меня убедила.

Кристина рассмеялась.

— Эрик! И кто из нас теперь плохо себя ведёт?

Он протянул руку и придвинул её ближе к себе в экипаже.

— Меня накажут так же, как в прошлый раз?

— Думаю, да! Ты это заработал. — Она с чувством его поцеловала, и в этот момент экипаж остановился у здания вокзала. — Пусть это будет для тебя уроком.

Кристина с нетерпением ждала встречи со своими оперными друзьями. Она хихикнула при мысли о встрече Кавеха и мадам Жири. Кавех обожал подначивать Эрика, и можно было бы подумать, что он с удовольствием объединил бы усилия с кем-нибудь ещё, кто тоже раздражает Эрика. Однако такого не происходило. Кристина обнаружила, что Перс рьяно защищает своего друга, словно лишь ему одному разрешено изводить Эрика, никому другому он этого не позволял.

Мадам Жири же всегда настолько уважительно относилась к «Оперному Призраку», что Кристина была готова держать пари: её угодливость в рекордные сроки подействует Кавеху на нервы. Она с нетерпением ожидала предстоящего: визит её друзей обещал быть очень увлекательным.

Мег подлетела к Кристине и обняла её, а мадам Жири присела перед Эриком в глубоком реверансе.

— О, сударь, позвольте мне поздравить вас от всего сердца! — воскликнула она. — Мы были так счастливы, когда мадам де Шаньи сообщила нам эти прекрасные новости!

Эрик поклонился в ответ.

— Спасибо, мадам. Я благодарю вас за то, что вы проделали такой долгий путь, чтобы разделить с нами эту радость.

Мадам Жири хохотнула:

— О, это было не трудно, сударь, особенно после вашего письма директорам. Боюсь, что ваш секрет уже раскрыт. Они узнали ваш почерк, ведь они хорошо запомнили те послания, которые вы постоянно им отправляли.

Эрик ответил, привычно дёрнув одним плечом и подарив своей старой знакомой едва заметный намёк на улыбку.

— И кому они расскажут? Кто им поверит? Сомневаюсь, что мне грозит какая-либо опасность, а вот если они поверят, что им грозит опасность с моей стороны, это сделает их намного более сговорчивыми в части моих предложений по поводу Оперы.

Мег попятилась, глядя на Эрика широко раскрытыми, потемневшими от страха глазами. Кристина увидела это и улыбнулась.

— Подойдите и познакомьтесь, — вполголоса сказала она, поймав подругу за локоть и подтащив её к Эрику. — Эрик, могу я представить вам Маргариту Жири, прима-балерину Оперы? Мег, это мой жених, Эрик де Карпентьер, граф де Шаньи.

Эрик заметил испуг Мег и кивнул ей.

— Конечно, я видел вас в Опере, мадемуазель Жири, — сказал он. — И полагаю, вы тоже встречали меня время от времени, — сказал он с сарказмом, напоминая о тех бесчисленных случаях, когда малышка Мег и малышка Жамм сталкивались с оперным призраком и в ужасе убегали. — Приятно теперь наконец познакомиться. — И вполголоса добавил: — Без всех этих криков.

— Д-д-да, сударь, — нервно кивнула Мег. Набравшись смелости, она протянула ему руку и облегчённо улыбнулась Кристине, когда Эрик просто склонился над ней, как любой воспитанный мужчина. — Могу... могу я поздравить вас, месье де Карпентьер?

— Можете, благодарю. — Эрик резко развернулся и направился к экипажу.

Ужин в этот вечер вышел слегка комичным. Кристина верно предсказала реакцию Кавеха на то, как восхищённо и уважительно обращалась мадам Жири к Эрику. Кавех вздохнул, когда мадам Жири в третий раз глубоко уважительным тоном назвала Эрика «господин Призрак», и начал разговаривать с Эриком преувеличенно громко, пытаясь заглушить пожилую женщину. Единственным слугой, прислуживающим им за столом, был Дариус, и Кристина не раз замечала, как тот прячет улыбку.

Мег вскоре расслабилась: то, с какой лёгкостью Кристина обращалась со своим высоким, устрашающим женихом, помогло Мег быстро привыкнуть к нему, и вскоре она уже довольно приветливо общалась с ними обоими.

Эрик поначалу держался напряжённо, но ласковость Кристины и жизнерадостность Мег в конце концов развеяли его сдержанность. Благоговейный трепет мадам Жири в сочетании с последующей ревнивой болтовнёй Кавеха стали вишенкой на торте. Эрик веселился донельзя, глядя на то, какую ревность демонстрируют его лучший друг и смотрительница его ложи. Он раз за разом запускал острую шпильку в адрес то одной, то другого, а затем сидел и ухмылялся за своей маской, когда они оба снова заводились. Он мог бы развлекаться так весь вечер, но через некоторое время Кристина — которая прекрасно знала, что он делает, — пнула его ногой по щиколотке и прошипела, чтобы он это прекратил!

Мег случайно перехватила его взгляд и была изумлена тем, что такие горящие жёлтые глаза, как у него, могут также мерцать сардоническим юмором. Она неожиданно широко ему улыбнулась, белые зубы блеснули на фоне смуглого личика. Его глаза за маской смягчились, это подсказало ей, что он улыбается, и внезапно её страх перед оперным призраком исчез.

Он просто мужчина, сказала она себе, обычный человек, как и любой другой, хотя его история и внешность куда более странные, чем у большинства. А ещё он граф! Кристина сделала хорошую партию, да не один раз, а дважды!

Мег не смогла удержаться от вопроса:

— Кристина, я должна узнать: как тебе удалось найти двух разных графов де Шаньи, чтобы выйти за них замуж? Я могла бы поклясться, что такое и раз в жизни редко случается! Ты говорила, что это долгая история, но в нашем распоряжении целый вечер. Ты нам не расскажешь?

— На самом деле, это история Эрика, — сказала Кристина, глядя на него с улыбкой в голубых глазах. — Вы нам не расскажете, любовь моя?

Эрик задумчиво оглядел сидящих за столом.

Кристине и Кавеху он доверял и свою жизнь, и свои секреты. Мадам Жири уже много лет хранила его тайну. Единственным неизвестным фактором была Мег. Он обратился к ней прямо:

— Мадемуазель Жири, моя история не из тех, которые мне бы хотелось предать огласке после вашего возвращения в Оперу. Если я её расскажу, вы должны мне поклясться никогда не делиться ею ни с кем, кроме людей в этой комнате, ни одного слова. Пожалуйста, поверьте, безопасность вашей подруги и её сына зависит от того, чтобы я продолжал оставаться инкогнито.

— Я понимаю, сударь, — сказала Мег, затаив дыхание, на её щеках расцвели два ярких пятна. — Я даю вам своё слово. Клянусь могилой моего отца, сударь, что я никому не расскажу вашу историю.

— Очень хорошо.

Эрик кратко рассказал им о своей жизни, обойдя молчанием и то, с какой жестокостью относились к нему люди, и те ужасы и зверства, которыми он отплатил им за такое отношение. Он кратко упомянул, что они с Раулем были соперниками за сердце Кристины, и, глядя на неё с любовью, рассказал о том, как он отпустил её с этим юношей, чтобы они были счастливы, так как сам он понял, что для него нет больше места в этом мире.

Дальше история стала более приятной. Эрик подробно рассказал о том, как Кавех со своим слугой вытащили его из дома, силой заставили его обратиться за медицинской помощью и, не слушая его возражений, перевезли его в Прованс. Там они безжалостно заставляли его купаться в море, работать на свежем воздухе, на солнце и общаться с другими людьми, невзирая на маску. Обо всём этом он рассказывал сухо и сдержанно, и Мег со своей матерью не единожды срывались на хихиканье.

Кавех во время этого рассказа несколько раз то краснел, то бледнел, но затем он заметил, что мадам Жири смотрит на него с выражением... неужели это восхищение? Вот те на! Он слегка вжался в кресло, избегая взгляда Дариуса. Он знал, что слуга будет припоминать ему это до конца своих дней.

Затем Эрик рассказал им о том, как пытался выяснить своё прошлое, как он украл шапку, имя, голос и акцент Кавеха, чтобы спокойно опросить людей. Он снова сымитировал голос и акцент Кавеха, чтобы рассказать о своих встречах с клерком городского архива и со священником. Прислуживающий им Дариус не смог удержаться от широкой улыбки. Мег, Кристина и мадам Жири смеялись без стеснения, их голоса весело звенели в просторной столовой.

— Затем, после исповеди у священника, он открыл мне недостающие фрагменты моей истории, — закончил Эрик уже своим собственным голосом. — Мой отец, умирая, объявил своим наследником не сына, а брата. Сыновьями его брата были Филипп и Рауль де Шаньи. Таким образом, мой давнишний соперник оказался моим собственным кузеном. Он унаследовал мой титул, но теперь я унаследовал титул от него, и завтра его вдова станет моей женой. — Он потянулся через стол, и Кристина взяла его за руку.

— Видишь, что я имела в виду, Мег, говоря тебе о совпадениях? — сказала она, глядя на Мег, но крепко держа руку Эрика. — Что ты скажешь о его истории?

У Мег в глазах стояли слезы.

— Это самая печальная, самая красивая и самая милая история, которую я когда-либо слышала, — сказала она. — О, я так рада за вас обоих!

Эрик, тронутый искренностью её пожеланий, склонил голову.

— Спасибо, мадемуазель Жири. Правда спасибо. А вы, мадам? — он наклонился к матери Мег. — Что вы думаете?

— Месье, я всегда знала, что вы джентльмен, даже когда считала вас призраком. Меня не удивляет, что вы оказались благородных кровей. Но разве не забавно, как порой всё оборачивается к лучшему? — мадам Жири была настроена философски. — Когда вы рассказывали, я не могла удержаться от мысли: боже мой, какая опера могла бы из этого получиться!

— Правда? — рассмеялся Эрик. — Никогда об этом не думал.

— Да, могла бы, господин Призрак, так что в следующий раз, когда захотите сесть за свои композиции, почему бы вам не попробовать написать что-то вроде этого? А что касается вас, господин Таллис, — сказала она, обращаясь к Кавеху. — Я должна вас поблагодарить.

— Поблагодарить меня, мадам? За что? — Кавех пришёл в замешательство, столкнувшись с обычной бесцеремонной откровенностью мадам Жири.

— Видите ли, сударь, я заботилась о ложе месье Призрака, там, в Опере. Он всегда был со мной добр и вежлив, и мне нравилось думать, что я по-своему тоже о нём забочусь. Но, когда мадемуазель Дааэ ушла со своим юным виконтом, Призрак тоже исчез, и я волновалась за него. Я задавалась вопросом, как он поживает, кто о нём заботится, но никогда не рассчитывала всё это выяснить. А теперь я наконец узнаю, что именно вы его выходили! И я просто хотела поблагодарить вас, сударь, за то, что вы так хорошо позаботились о нашем дорогом Призраке, когда он вышел из-под моего попечительства.

Кавех усмехнулся, уже совершенно не стесняясь, когда увидел возможность поддразнить Эрика.

— Всегда пожалуйста, мадам Жири. Хорошо, не правда ли, что господин Призрак окружен такими хорошими друзьями, что ему нет необходимости волноваться, позаботится ли о нём хоть кто-нибудь?

— Да, сударь, это правда. — Мадам Жири несколько раз кивнула головой. Каждый раз, когда она это делала, её шиньон грозился упасть с головы.

Эрик прочистил горло.

— Уверяю вас, господин Таллис, что я вполне способен сам за собой ухаживать, — заявил он категоричным тоном.

Как Перс и рассчитывал, мадам Жири тут же бросилась на его защиту:

— Ах, но в то время, когда вы не могли позаботиться о себе, это ведь не что иное, как благословение Господа, что господин Таллис и его замечательный слуга оказались там, чтобы ухаживать за вами. Разумеется, вы должны признать это, господин Призрак.

Эрик вздохнул. Тратить гнев на мадам Жири было бессмысленно: она этого всё равно бы не заметила. Поэтому он втянул воздух сквозь зубы и согласился.

— Несомненно, это было благословение, — его голос сочился сарказмом.

— О, пожалуйста, Эрик, не стоит, — с усмешкой ответил Кавех. — Я не ожидаю никакой благодарности. Я поступил так, как сделал бы на моём месте любой хороший друг.

Эрик мрачно взглянул на него, и улыбка Кавеха стала ещё шире. У наблюдающей за ними Мег округлились глаза: неужели господин Таллис действительно провоцирует Призрака Оперы? Дразнит его? Даже насмехается? Она была шокирована и слегка опасалась за жизнь Кавеха.

И всё же между ними чувствовался тонкий оттенок привязанности, как будто на самом деле они друг на друга совершенно не обижались, несмотря на все сердитые взгляды и жесты. Она покачала головой, не зная, что с этим делать.

У мужчин такая странная дружба.

Клеменс и Мартина слегка оторопели, увидев дружескую привязанность между их кузенами. Они так долго считали Сильвию изгоем, что почти о ней забыли — и теперь встревожились, увидев её под ручку с новым графом. Изменится ли их положение в семье теперь, когда стало известно, что их отец не был настоящим графом? Что скажут их мужья?

Будучи более практичной, Мартина первой осознала, что Эрик теперь является главой семейства де Шаньи — а поэтому ей следует попытаться добиться его расположения.

— Примите наши извинения, дорогой кузен, — выдохнула она. — Мы с сестрой ни в коем случае не намеревались бросить тень на вашу репутацию. Однако фамилия Шаньи весьма древняя и уважаемая, и я уверена, что вы можете понять наши сомнения, когда мы услышали о новом члене семьи. — Она протянула руку, и Эрик задержал на ней долгий холодный взгляд своих золотых глаз, прежде чем осторожно её принять.

— Мы так мало о вас знаем, понимаете, — добавила Клеменс, явно пытаясь раздобыть побольше сведений.

Эрик проигнорировал эту попытку.

— Я очень скрытный человек, — согласился он.

— Да, но теперь, когда мы одна семья, вы должны дать нам шанс познакомиться с вами! — воскликнула Клеменс.

— Должен? — холодно ответил Эрик. — О, я так не думаю. Полагаю, я уже знаю о вас всё, что нужно. Я знаю, как вы преклонялись перед своим старшим братом, избаловали младшего до такой степени, что он стал ни на что не способным неженкой, оскорбляли его жену, довели до нищеты и отвергли свою собственную кузину. Теперь я нахожу вас здесь, в церкви, накануне моей свадьбы, пытающихся доказать, что я не тот, за кого себя выдаю.
Позвольте мне сказать следующее: фамилия де Шаньи, может быть, древняя и кем-то уважаемая — но только не мной. Если вам станет легче, позвольте вас заверить, что я не буду её использовать. Я не хочу пятнать свою репутацию этой фамилией — а если бы вы знали мою репутацию, то поняли бы, что это за заявление! Мне принадлежит титул графа де Шаньи, но я верну себе фамилию старого графа. Я Эрик де Карпентьер. Моя жена будет Кристина де Карпентьер, и мы оба считаем, что так будет лучше. — Эрик положил руку на ладонь Сильвии, всё ещё покоящуюся на сгибе его локтя. — А теперь простите, мне надо подготовиться к свадьбе. Хорошего вам дня. — Он резко повернулся и вернулся к органу вместе с Сильвией.

Эрик посмотрел, как Мартина и Клеменс безмолвно ретировались на скамью, и усмехнулся.

— Боже, это было забавно, — пробормотал он.

Сильвия хохотнула:

— Браво, Эрик. Неплохой спектакль.

— Нет, моя дорогая. Настоящий спектакль ещё впереди. Это была только увертюра. Подожди, пока они услышат, как я играю, а Кристина поёт. Тогда они поймут, почему она не покинет сцену.

— Возможно, вы введёте новую моду, выступая на публике, — с улыбкой сказала Сильвия.

В этот момент вошёл Кавех, от него пахло табаком. Ощутив в воздухе остаточное напряжение, он огляделся.

— Я что-то пропустил?

— Да, — сказал ему Эрик. — Ты пропустил встречу с моей сестрой. Сильвия, это мой добрый друг, Кавех Таллис. Он будет моим свидетелем. Кавех, это моя сестра, Сильвия де Шаньи.

Когда Сильвия и Кавех закончили ритуалы с приветствиями и целованием руки, Эрик широко ухмыльнулся.

— Сильвия слепа, — пояснил он, — а потому избавлена от необходимости лицезреть твою уродливую рожу.

Кавех просто улыбнулся.

— Оно и к лучшему, — заметил он ровно. — Если твоё лицо типично для стандартов красоты Шаньи, то я понимаю, почему моё может показаться пугающим. Мадам, должно быть, является редким исключением.

Эрик рассмеялся и согласился, подумав о Клеменс и Мартине. Обе были внешне красивы, но их злоба наложила негативный отпечаток на восприятие их внешности. Ему куда больше нравилось лицо сестры с его морщинками от смеха и спокойной красотой.

Кавех спросил:

— Так что ещё я пропустил?

Когда Сильвия начала рассказывать ему о столкновении Эрика с кузинами, взгляд Эрика снова устремился к двери. Церковь начала постепенно заполняться народом, но ему хотелось увидеть экипаж Кристины, как только тот прибудет. Сейчас на нём была резиновая маска, имитирующая живое лицо, и он хотел вовремя прикрыть её своей обычной белой, чтобы не напугать любимую.

Он знаком предложил Сильвии сесть на переднюю скамью (подальше от кузин). Священник подошёл и предложил:

— Если вы хотите ещё раз исповедаться перед началом церемонии, Эрик, я к вашим услугам.

Эрик нахмурился.

— Нет.

— Не совершали никаких грехов с прошлого раза, да? — легонько подтолкнул его Арно. — Не запугивали пожилых священников, не подкупали муниципальных чиновников? Не выдавали себя за честных полицейских? Не допускали грязных мыслей о своей невесте?

Глаза Эрика сверкнули золотом.

— Все мысли о моей невесте чисты, как слеза. Она — ангел, незапятнанный ангел. Любые мысли о ней, которые у меня возникали, с нетерпением ждут, пока мы поженимся, и потому их можно назвать скорее таинством, чем грязью. Я не буду исповедаться в том, что грехом не является.

Арно был священником уже несколько десятилетий, но ответ Эрика ему понравился.

— Что ж, хорошо. Значит, за последнее время вы больше не лгали?

— Нет.

— А как же насчёт директоров Оперы? — запротестовал Кавех. — Вряд ли ты можешь утверждать, что рассказал им всю правду, Эрик!

Тот покачал головой.

— Возможно, часть правды я от них и утаил, но при этом ни разу не солгал. Нет, святой отец, — сказал он, возвращаясь к Арно. — Мне не в чем исповедаться.

— Хорошо. А вон и ваша невеста приехала.

Эрик быстро повернулся и увидел, как экипаж останавливается, чтобы выпустить пассажиров. Он выхватил из кармана свою белую маску и надел её, после чего отправился на встречу с Кристиной.

Из экипажа первым вышел Дариус и галантно предложил руку Мег и её матери. Он снова повернулся, чтобы помочь Кристине, но Эрик его опередил, ловко скользнув вперёд и протянув руку своей невесте.

Когда она появилась, Эрик застыл от изумления. Её свадебное платье было прелестным: бледно-голубой шёлк, выгодно оттеняющий глаза, облегал её фигуру и роскошно шелестел, пока она спускалась вниз. Он взял обе её ладони в свои:

— Ты выглядишь ещё прекраснее, чем раньше, моя дорогая.

— Ты тоже очень красиво смотришься, любовь моя, — с улыбкой сказала Кристина. Она привстала на цыпочки, чтобы поцеловать его, но Эрик сделал шаг назад. Она нахмурилась: с его белой маской что-то было не в порядке, её форма была странной, с какой-то выпуклостью в центре.

— Подожди, Кристина. Идём со мной, у меня есть для тебя сюрприз. — Он привёл её в тёмную прохладу церкви. Остальные следовали за ними на расстоянии, уважая их право на уединение.

— И что это за сюрприз? Видимо, это нечто действительно важное, если ты даже поцеловать себя перед этим не даёшь, — поддразнила она.

— Не столь важное, как поцелуй, но я думаю, тебе это понравится, — ответил Эрик. Протянув руку назад, он развязал маску и медленно отвёл её от лица.

Кристина ахнула. Эрик выглядел как нормальный человек.

— Что... как... — пробормотала она в недоумении.

Он улыбнулся, и выражение его лица в этой новой маске стало совершенно иным.

— Помнишь, давным-давно под Оперой... Я нёс тогда много бреда, но в числе прочего сказал тебе, что сделал маску, благодаря которой могу выглядеть как обычный человек? Я вернулся туда и нашел её. И подумал, что будет неплохо надеть её на нашу свадьбу. Как считаешь?

Кристина пристально посмотрела на маску. Внимательно её изучая, она смогла различить края — вокруг глаз и над верхней губой. Маска не делала его красивым, о нет, его подбородок всё равно был слишком костлявым, а брови выдавались вперёд над глубоко запавшими золотыми глазами, но она позволяла ему выглядеть обычным. Никто не станет оглядываться на Эрика, если он пройдёт по улице в этой маске!

— Жаль, что мы не можем играть свадьбу вообще без маски, любовь моя, но эта несравненно лучше, чем другие твои маски. — Она снова привстала на цыпочки. — Теперь я могу тебя поцеловать?

Улыбаясь, Эрик нагнулся, слегка коснулся губами её губ, после чего выпрямился и предложил ей руку:

— Идём, моя дорогая. Давай наконец поженимся?

— Думаю, это прекрасная идея, сударь. Определённо одна из лучших!

— Что ж, я тоже так считаю, — скромно ответил он.

Отец Арно встречал их обоих у алтаря.

— Доброе утро, мадам! — поприветствовал он Кристину. — Всё ещё хотите выйти замуж за этого уродливого парня, да? — Он настолько лучился дружелюбием, что Эрик даже не стал заострять внимание на этих словах. В конце концов, это правда, не так ли?

— Конечно, святой отец, — ответила она, улыбаясь. — И чем скорее, тем лучше!

— Хорошо, тогда давайте начнём.

Пока Эрик с Кристиной разговаривали, прибыли остальные гости. Оглянувшись, Эрик увидел Аннеке, Дариуса и ещё нескольких слуг, последовавших за ними в другом экипаже. Кристина пригласила всю прислугу, которая пожелала присутствовать на свадьбе.

— О, дорогой, — пробормотала Кристина. Эрик обернулся к ней и увидел, что её взгляд застыл на Клеменс и Мартине, сидевших во втором ряду.

— Сестры Рауля, — пояснила она. — Я надеялась, что они передумают приходить.

Эрик похлопал её по руке.

— Не беспокойся о них, моя сладкая. От них не будет никаких проблем. Я об этом позаботился.

— О, Эрик, — с тревогой воскликнула Кристина. — Ты им не угрожал?

— Угрожать им? За кого ты меня принимаешь? — невинно спросил Эрик. — Я хочу, чтобы ты знала: я никогда никому не угрожаю. — Он оскалился в волчьей усмешке, белые зубы сверкнули на его обычном благодаря маске лице. — Я иногда предупреждаю о возможных последствиях, но никогда не угрожаю.

Кристина строго посмотрела на него.

— Ты ведь их ни о каких возможных последствиях не предупреждал, не так ли, Эрик?

— Нет, — признался он. — Наш разговор застопорился раньше, до этого не дошло. Думаю, все были этому рады.

Кристина вздохнула и с улыбкой покачала головой.

Эрик усмехнулся и указал на только что вошедшую пару гостей. Кристина улыбнулась и помахала Эрику-Дааэ и его няне: румяная добродушная женщина, одетая в чёрную тафту, вела за руку тихого темноволосого херувима с огромными голубыми глазами.

Накануне Кристина разговаривала с сыном и сообщила ему, что собирается выйти замуж за Эрика, — тот станет частью их семьи, и все они будут любить друг друга. Эрик-Дааэ слегка скептически отнёсся к предстоящей свадебной церемонии (он не любил находиться среди чужих людей), но ему очень хотелось, чтобы Эрик стал частью их семьи.

— После того, как мы с Эриком поженимся, он станет твоим отчимом, — объяснила Кристина мальчику. — Твоим beau-père.*

— Beau? — переспросил Эрик-Дааэ, указывая на своё собственное лицо. — Он станет красивым, когда вы поженитесь?

Кристина печально улыбнулась. Она должна была догадаться, что Эрика-Дааэ может смутить слово «отчим», которое во французском было так похоже на слово «красивый».

— Нет, милый. Месье Эрик никогда не будет красивым. «Beau-père» означает, что он хоть и не твой настоящий отец, но будет женат на мне и с тобой будет обращаться как отец, — объяснила Кристина.

— Что такое отец?

Кристина недоверчиво моргнула. Она рассказывала сыну о его папе, о его смерти и обо всём, что он, по её мнению, мог понять. Однако он никогда не видел Рауля и не понимал, что может значить понятие «отец».

— Отец... ну, отец точно такой же, как мама, только он мужчина, — наконец объяснила она. — И его называют не maman, а papa.

— О. — К её удивлению, это неказистое объяснение, похоже, мальчика удовлетворило. Он некоторое время обдумывал сказанное, после чего спросил: — Значит, месье Эрик станет моим папой?

— Да, всё верно. Завтра, когда мы с Эриком поженимся, он станет твоим папой так же, как я твоя мама.

Эрик-Дааэ кивнул, довольный.

— И тогда он мне принесет быка для Эскамильо.

Кристина хихикнула.

— Да, вполне может быть. Или, что более вероятно, несколько солдатиков для «Фауста», если я только знаю Эрика, — продолжила она про себя.

Теперь, наблюдая, как они входят и садятся, Кристина улыбнулась сынишке и помахала рукой. Он очень торжественно поднял руку, помахал в ответ, а затем снова положил руку к себе на колени и огляделся, чтобы понять, заметил ли кто-нибудь его действия. Ей показалось, что Эрик рядом с ней посмеивается.

— А я думал, что это я неуверенно чувствую себя в толпе, — тихо заметил он, веселясь. — Твой сын меня переплюнул.

Кавех подошёл и занял своё место рядом с Эриком, а Кристина коснулась руки жениха и отошла назад, ко входу, откуда ей предстояло идти к алтарю в сопровождении Мег. Она ненадолго остановилась, чтобы поговорить с Сильвией, а затем повернулась, готовясь к вступлению.

Эрик улыбнулся, снова садясь за орган. Несколько лет назад он написал этот свадебный марш для Кристины, и теперь, когда он наконец смог подарить его ей, сердце его переполняла острая радость. Кристина была такой прелестной в своём простом платье бледно-голубого цвета, что его глаза наполнились слезами. Она несла букет цветов, которые Мег принесла для неё в церковь по просьбе Эрика.

Отец Арно начал церемонию с благословения пары, а затем спросил, есть ли у присутствующих какие-либо законные возражения против этого брака.

Эрик посмотрел на двух своих кузин, и те отвели глаза. Возражений не было.

Священник продолжал — настал черёд вопросов к Эрику и Кристине, согласны ли они пожениться. Он говорил на церковной латыни, обращаясь к Эрику: согласен ли тот признать Кристину своей законной женой в святом таинстве брака? Если согласен, то должен ответить: «Volo».

Эрик встретился глазами с Кристиной и тихо ответил:

— Volo. Я согласен.

Арно спросил то же самое у Кристины.

— Volo, — ответила она.

Отец Арно взял их руки и соединил их вместе, правую руку с правой рукой.

— Теперь вы можете принести клятву невесте, — тихо сказал он.

Эрик не захотел повторять слова клятвы за священником, он пожелал сам произнести слова обета:

— Я, Эрик де Карпентьер, беру тебя, Кристина Дааэ, своей законной женой и клянусь хранить и беречь с этого дня, в горе и радости, в богатстве и бедности, в болезни и здравии, пока смерть не разлучит нас. — По мере произнесения клятвы его голос становился всё громче и громче, так, что даже слугам, сидящим в последних рядах, было слышно каждое слово.

Кристина постаралась скрыть, как её позабавил тот факт, что Эрик «забыл» упомянуть её фамилию Шаньи и произнёс свою собственную клятву.

Отец Арно улыбнулся и выпрямился, провозгласив:

— Ego conjugo vos in matrimonium, in nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti. Я объявляю вас мужем и женой, во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. — С этими словами он слегка окропил их святой водой и усмехнулся, услышав удивлённый вздох Эрика, которого это явно застало врасплох.

Затем он протянул ладонь, и Эрик вложил в неё кольцо, простой золотой ободок, который Кристина сразу узнала. Её рука невольно взлетела к губам — она не ожидала вновь увидеть это кольцо! Ведь она оставила его в шкатулке вместе со всеми своими письмами!

Отец Арно продолжал говорить на латыни, благословляя их обоих, а затем поднял кольцо, окропил его святой водой и перекрестил. Вознеся молитву, он протянул кольцо Эрику, и тот взял Кристину за руку, поцеловал её и с благоговением надел кольцо на её палец.

— Надевая это кольцо, я беру тебя в жёны, — сказал он низким, чуть дрожащим голосом, — и обещаю хранить тебе верность.

Услышав это едва ли не преклонение в голосе Эрика, отец Арно улыбнулся и продолжил:

— In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti. Amen. — После чего закрыл глаза и продолжил молитву на латыни.

Когда он добрался до «Kyrie eleison», Эрик и Кристина откликнулись тихим шёпотом:

— Christe eleison.

— Kyrie eleison, — повторил Арно и продолжил молитву. Его голос приобрел особую выразительность, когда он вознёс Господу мольбу: — Esto eis, Domine, turris fortitudinis a facie enimici. Будь для них, Господи, надёжной опорой и защитником перед лицом врага. — Видимо, Арно полагал, что жизнь ещё не раз подкинет неприятные сюрпризы этой необычной паре, и защита Господа от недоброжелателей им ещё понадобится.

— Аминь, — согласился Эрик, а затем вопрошающе посмотрел своими жёлтыми глазами на священника. — Что дальше?

Арно улыбнулся и сказал:

— Всё, Эрик. Перед лицом Бога и человечества, к добру или к худу... вы теперь женаты.

— Ничего, что он забыл включить мою предыдущую фамилию? — спросила Кристина.

Священник кивнул.

— В данный момент это не имеет особого значения, поскольку теперь вы носите его фамилию. Да, вы женаты. Итак, мальчик мой, вы собираетесь поцеловать свою жену или будете ждать, пока кто-нибудь другой не сделает это за вас? Поскольку вы знаете, как бы мне этого ни хотелось, но мне не разрешено... — Он замолчал и прекратил их поддразнивать, когда Эрик повернулся к Кристине и мягко, нежно обхватил её лицо своими ладонями и прикоснулся губами к её губам.

— Так-то лучше, — пробормотал Арно. — Иначе не знаю, как бы я объяснил это своему епископу.

Поцелуй продолжался несколько секунд, а затем Эрик положил руку Кристины на свой локоть и повел её к органу. Она встала рядом с ним, и он начал играть. Когда он кивнул ей, она открыла рот и запела гимн «Глория». Ее чистое, ясное сопрано звенело, эхом отражаясь в почти пустой церкви, когда она без особых усилий пропевала сложные латинские фразы:

Gloria in excelsis Deo et in terra pax hominibus bonae voluntatis.
Laudamus te. Benedicimus te. Adoramus te.
Glorificamus te. Gratias agimus tibi propter magnam gloriam tuam,
Domine Deus, Rex caelestis, Deus Pater omnipotens.
Domine Fili unigenite, Jesu Christe.
Domine Deus, Agnus Dei, Filius Patris.
Qui tollis peccata mundi, miserere nobis.
Qui tollis peccata mundi, suscipe deprecationem nostram.
Qui sedes ad dexteram Patris, miserere nobis.
Quoniam tu solus Sanctus. Tu solus Dominus, Tu solus Altissimus, Jesu Christe.
Cum Sancto Spiritu in gloria Dei Patris. Amen. **

Гимн звучал невероятно, и было совершенно очевидно, что Эрик исполнял свою собственную аранжировку. Кристина закрыла глаза, выдавая ясный, кристально чистый звук. Она с лёгкостью достигла самых высоких нот, беря их безупречно и без какого-либо напряжения. Будучи священником, Арно никогда не бывал в Опере. Ему не с чем было сравнивать голос Кристины — разве что, возможно, с его собственным представлением о том, как звучат ангелы, когда ради чистой радости поют славу Господу. Он был изумлён тем, что смертный человек вообще может издавать такие звуки. Так оно и было: Кристина пела, как ангел с Небес.

Но если Кристина звучала как небесный ангел, то Эрик, когда он присоединился к ней в песне, был похож на падшего серафима. Его голос отличался той же ясностью, звучностью и гибкостью, как у Кристины, но в нём слышалась определённая земная страсть, которой ей не хватало. Всё это как-то иронично, подумал Арно, мы будто слушаем, как поёт Люцифер — сразу после того, как его сбросили с Небес. Даже в счастье голос Эрика выражал какое-то страдание и надломленность, вызывавшие слёзы на глазах слушателей.

Затем зазвучал инструментальный проигрыш, и Арно впервые услышал, как Эрик играет соло. Он играл, даже не глядя клавиши органа, его горящие жёлтые глаза не отрывались от лица Кристины. Сложность музыки была недоступна для понимания священника, зато он мог оценить умение и поразительный талант, особенно когда вспомнил, что всё это написал сам Эрик.

Когда всё закончилось и Арно тайком вытер глаза рукавом своей рясы, он подошёл, чтобы поздравить новобрачных.

— Я знал, что вы хотите играть собственную мессу, но не ожидал ничего подобного! — легко признался он. — Но я не могу не спросить, почему вы оба решили выступить на своей свадьбе? Мне казалось, вы были бы рады, если бы эту задачу взял на себя кто-нибудь другой, чтобы вы могли сосредоточиться на самом бракосочетании.

Эрик приподнял одну бровь и протянул священнику ноты.

— Вы знаете кого-нибудь ещё, кто мог бы это спеть? — спросил он. — Или сыграть?

Арно едва не присвистнул, когда увидел сложные диссонансы и замысловатые гармонии на нотах Эрика. Эрик написал всё это для двух певцов с невероятными диапазонами — специально для себя и Кристины. Наконец Арно сдался и засмеялся, передав папку назад Эрику.

— Мне следовало догадаться, что такой человек, как Эрик де Карпентьер, просто обязан всё усложнить и сделать всё по-своему — даже свою собственную свадьбу!

— Особенно свою свадьбу, — с улыбкой уточнил Эрик.

После этого они спустились вниз и начали принимать поздравления от своих друзей и соседей (несколько соседей и жителей городка пришли в церковь, услышав, что новый граф де Шаньи собрался жениться на вдове прежнего!). На этот раз даже Эрик улыбался и любезно беседовал со своими гостями. Казалось, что им не будет конца; многие пришли в конце, во время их пения, и теперь хвалили как невесту, так и жениха за их музыкальных таланты, наравне с поздравлениями с бракосочетанием.

Всё это настолько напоминало Кристине её триумф в Опере, что она не могла удержаться от улыбки. Это было намного лучше, чем она только могла мечтать: она нашла Эрика живым и по-прежнему любящим её, она вышла за него замуж, и люди наконец-то — в день их свадьбы, ни больше, ни меньше! — начали восхищаться и хвалить его, чего он ждал так долго.

Спустя некоторое время Эрик начал чувствовать себя слегка неуютно. Он всё ещё не привык к большим скоплениям людей, и хотя все они были дружелюбны и желали ему здоровья, ему хотелось поскорее убраться отсюда. Он бросил панический взгляд поверх чьей-то головы на Кавеха, который стоял в сторонке, наблюдая за ними со снисходительной улыбкой.

Перс хорошо знал своего друга. Если он не вытащит Эрика отсюда, то вскоре его вспыльчивость даст о себе знать, и это послужит дурным предзнаменованием для начала его семейной жизни. Поэтому Перс начал мягко, но настойчиво расталкивать людей, пока не добрался до Эрика.

— Тебе уже достаточно общества на сегодня? — тихо спросил он.

— О, Боже, да! — прозвучал искренний ответ.

— Без паники. Я позабочусь об этом, — заверил его Кавех. Он громко заговорил, перекрывая шум поздравлений: — Друзья мои, графу пора возвращаться домой со своей молодой женой! — объявил он, хлопая Эрика по плечу, чтобы помочь ему продвинуться сквозь толпу. Эрик обнял Кристину, прижав её к себе, и последовал за Кавехом, наблюдая, как тот прорезает толпу, словно нос лодки — воду.

Кавех усадил их в карету и уже собирался отвернуться, когда Эрик сунул ему в руку кожаный мешочек. Он что-то прошептал Кавеху, который сначала выглядел удивлённым, но затем пожал плечами и знаком велел кучеру уезжать. После чего он повернулся и обратился к толпе:

— Мой друг граф де Шаньи хочет, чтобы вы знали, как он ценит ваши добрые пожелания, и желает выразить признательность всем вам, своим новым соседям! — С этими словами Кавех сунул обе руки в мешочек и вытащил полную горсть золотых монет. С улыбкой он подбросил их в воздух над гостями, а затем начал готовиться к частному празднованию.

Он нашел Сильвию и тихонько пригласил её вернуться в дом, улыбнувшись, когда она согласилась. Он помог мадам и мадемуазель Жири усесться в экипаж вместе со слугами и Эриком-Дааэ, а затем они с Дариусом сели на двух лошадей, которые везли их с Эриком в церковь.

Вернувшись в поместье Шаньи, Кристина была впечатлена. Слуги действительно преуспели в подготовке свадебного завтрака. Огромные блюда с ветчиной, сыром, пирожными и хлебом покрывали буфет, а на маленьком столике рядом стояли несколько изысканно украшенных чайников с разными видами чая.

— Эрик, это замечательно! — воскликнула Кристина. — Но почему ты позволил всем этим людям смотреть, как мы женимся? Я думала, ты предпочитаешь приватность.

Он пожал плечами — вернее, одним плечом, обычным своим скупым жестом.

— Я впервые в жизни находился в толпе людей, которые не убегали в ужасе и не собирались меня каким-либо образом покалечить. Возможно, мне просто хотелось насладиться этим новшеством.

— О, Эрик! — Кристина покачала головой, слегка неодобрительно поджав губы.

— Кроме того, — продолжал он, подходя к ней, — я хочу, чтобы все мои соседи узнали, как я счастлив с такой красивой молодой женой, которая поёт, как ангел! — Он наклонился для поцелуя, а затем продолжил: — Я хотел дать тебе возможность познакомиться с нашими соседями, чтобы после нашего возвращения тебе было с кем общаться.

Восхищённая его предусмотрительностью Кристина улыбнулась, её глаза засияли. Время от временем он напоминал ей, случайным словом или прикосновением, насколько хорошо он её изучил, прочитав все её письма. Он вспомнил, как несчастна она была в Швеции, не имея друзей, с которыми можно было поболтать, и не имея возможности проводить много времени с мужем. Эрик знал, что сам он не будет общительным соседом, однако, несмотря на всю свою нелюбовь к толпе, он хотел убедиться, что Кристине здесь будет с кем дружить. Она вознаградила его за великодушие ещё одним поцелуем, и как раз в этот момент вошёл Кавех со священником и всеми гостями.

— О, как это мило! — воскликнула мадам Жири.

— И не говорите, маман, — согласилась Мег. — И теперь я задаюсь вопросом, почему Кристина и месье де Карпентьер не поженились раньше, ещё несколько лет назад! На её свадьбу с Раулем нас не приглашали!

— Это было в Швеции, Мег, это было бы слишком долгое путешествие для не слишком интересного события, — засмеялась Кристина.

Эрик, услышав это, покачал головой.

— Если бы этот мальчишка сегодня был жив, я бы его задушил, — заметил он.

— Эрик, — предупредил его Кавех. — Пожалуйста, не говори об удушениях за завтраком. Это расстраивает мне пищеварение.

Эрик принял невинный вид.

— Я не говорил об удушении за завтраком, мой дорогой друг. Я говорил об удушении в Швеции. К счастью, однако, в Библейских текстах есть какая-то заповедь, которая велит нам оставить нашу месть Господу. Я бы, конечно, никогда не додумался сбросить его через фальшборт корабля в Атлантический океан — для этого потребовался Всемогущий.

— Эрик! — шокировано воскликнула Кристина.

Отец Арно рассмеялся.

— По крайней мере, вас в этом обвинить нельзя, — весело сказал он.

— В этом, возможно, да, — пробормотал Кавех, — но как насчёт...

— Месье Таллис, пожалуйста, — перебил его священник. — Какими бы ни были грехи Эрика, они уже были отпущены. И в день его свадьбы нет никакой необходимости поднимать тему насилия в прошлом. Пусть мёртвецы останутся погребёнными.

— Да, — согласился Эрик. Затем с кривым юморком, который удивил как его старого друга, так и молодую жену, продолжил: — Только проследите за тем, чтобы не похоронить вместе с ними жениха; меня довольно сложно от них отличить.

На протяжении нескольких секунд ошеломлённой тишины Кавех и священник переваривали это непринуждённое признание Эриком своей внешности, после чего отец Арно начал хихикать. За ним улыбнулся Эрик, а следом рассмеялся и Кавех. Кристина обменялась удивлёнными взглядами с Мег, а мадам Жири широко улыбнулась. Ни одна из Жири никогда не видела настоящего лица Эрика, но обе слышали гулявшие по театру слухи, вдобавок Кристина рассказала им о резиновой маске Эрика.

Когда напряжение схлынуло, гости начали разговаривать и смеяться, и тут подошли ещё несколько гостей. Приглашены из них были далеко не все; Эрик подозрительно посмотрел на Клеменс и Мартину, которые налетели на фуршет, словно голодная саранча.

— По крайней мере, они как следует насытятся, — пробормотал он в сторону отца Арно, который подошёл к нему с тарелкой, доверху наполненной закусками.

— И мы все вам за это благодарны, мальчик мой, — ответил тот искренне. — И не переживайте, мы с господином Таллисом позаботимся, чтобы к пятичасовому чаепитию все они отсюда ушли, оставив вас в покое.

— К вечернему чаю? Спасибо, — сухо сказал Эрик. На часах едва миновал полдень. Он мысленно застонал и огляделся в поисках Кристины. Та счастливо болтала с обеими Жири и одним из соседей, которых он видел в церкви. Эрик поймал её взгляд, она улыбнулась и извинилась перед собеседниками.

— Соскучился по мне? — спросила она легко, взяв мужа под руку.

— Ужасно. Не оставляй среди этой оравы, пожалуйста.

Оравы? Кристина огляделась. Здесь находились отец Арно, Кавех и обе Жири. Сильвия о чём-то разговаривала с Мартиной и Клеменс, рядом стояли ещё пара соседей. Кристина улыбнулась. Видимо, по меркам Эрика это была действительно орава.

— Я с удовольствием побуду с тобой. Всё равно ты, безусловно, самый интересный человек в этой комнате.

Всё оставшееся время Кристина стояла рядом с Эриком, слишком счастливая, чтобы делать что-либо ещё, кроме как улыбаться и время от времени прикасаться к нему.

Эрик же, со своей стороны, наслаждался этими лёгкими прикосновениями, а один раз даже вежливо извинился, прервав разговор с Кавехом и Сильвией, чтобы вытащить Кристину из комнаты и поцеловать её в коридоре.

Когда гости покончили со свадебным «завтраком», перевалило уже далеко за полдень. Все перешли в гостиную, где молодожёны стали развлекать своих гостей музыкой. В середине пьесы Эрик случайно взглянул на Мег, которая едва ли не дрожала от сдерживаемого напряжения. Интуитивно понимая, от чего она страдает, он улыбнулся про себя. Эрик знал, что она чувствует: если в комнате был рояль, он должен был сидеть за ним; точно так же, если в комнате звучала музыка и был просторный паркет, Мег должна была танцевать.

Он слегка улыбнулся и кивнул на центр комнаты. Мег тут же сняла туфли и в мгновение ока одним ловким пируэтом очутилась там.

Мег прошла долгий путь с тех пор, как Эрик критиковал её и малышку Жамм, о которой он говорил: «Танцует, как телёнок». Она выросла высокой, тонкой и гибкой, с врождённой грацией, которая проявлялась в каждом её движении. На протяжении нескольких лет Эрик не имел возможности наблюдать за её танцем, и теперь был приятно впечатлён тем прогрессом, который наблюдал. Её движения казались идеальным физическим воплощением его игры и великолепного голоса Кристины.

Он поймал взгляд Кристины и одобрительно кивнул, она улыбнулась и кивнула в ответ, продолжая петь.

В глазах мадам Жири, наблюдающей за дочерью, горел огонь гордости. Она была всего лишь скромной смотрительницей ложи, нелепой и грузной, зато её высокая черноглазая дочь поднялась на одну из самых высоких ступеней в мире балета. И должна была подняться ещё выше: мадам Жири свято верила в старое обещание Эрика, что её дочь однажды станет императрицей.

Она заметила, что зеленоглазый персидский джентльмен не может оторвать взгляда от её дочери. Кавех с изумлённым восхищением смотрел, как Мег прыгает и кружится с удивительной точностью, изяществом и гибкостью. Мадам Жири улыбнулась про себя, жалея, что её муж Жюль не может находиться здесь прямо сейчас, чтобы увидеть это — хотя бы на мгновение.

_____________________________________

* Игра слов:  beau-père — отчим, beau — красивый (франц.)

**
Слава в вышних Богу и на земле мир, людям Его благоволения.
Хвалим Тебя. Благословляем Тебя, поклоняемся Тебе.
Славословим Тебя. Благодарим Тебя, ибо велика Слава Твоя,
Господи Боже, Царь Небесный, Боже Отче Всемогущий.
Господи, Сын Единородный, Иисусе Христе.
Господи Боже, Агнец Божий, Сын Отца.
Берущий на Себя грехи мира, помилуй нас.
Берущий на Себя грехи мира, прими молитву нашу.
Сидящий одесную Отца — помилуй нас.
Ибо Ты один свят. Ты один Господь, Ты один Всевышний, Иисус Христос.
Со Святым Духом во славе Бога Отца. Аминь.

А теперь - клубничка в сиропе! Брачная ночь!

Глава 19
Осуществление заветных желаний

Добравшись до своей комнаты, Эрик первым делом заметил, что дверь между спальнями открыта. И лишь затем увидел, что Кристина сидит в его комнате, читая при свете газового рожка. Тёплый жёлтый свет превращал её светлые волосы в сверкающее золото, а её голубые глаза, когда она с улыбкой взглянула на него, казались глубокими и таинственными.

— Любовь моя, — выдохнул Эрик, ощущая внезапную слабость при виде жены — его жены! — сидящей здесь, в его спальне, в ожидании их брачной ночи.

Кристина ничего не сказала; она отложила книгу и подошла к нему. Потянувшись вверх, она осторожно распустила завязки, которые держали его резиновую маску, и стянула её.

— Это был прекрасный сюрприз, — тихо сказала она, — и ради тебя я счастлива, что она у тебя есть. Но мне очень жаль, что ты не мог открыть своё настоящее лицо во время нашего бракосочетания. — Она осторожно положила ладонь на его впалую щеку, лаская большим пальцем выпирающую скулу.

Эрик пожал плечами.

— Если бы там находились только мы, я бы это сделал. Но мне не хочется, чтобы пошли слухи, будто новый граф де Шаньи — живой труп. Ты же знаешь, что другие люди не такие... лояльные к моей... внешности, как ты.

— Ну, по крайней мере, теперь ты выглядишь как обычно, и я могу поцеловать своего мужа так, как должна целовать жена. — Сказав это, она притянула к себе его голову, и их губы встретились.

Поцелуй продолжался несколько минут, и в конце концов Кристине пришлось опустить голову на его плечо, чтобы отдышаться.

— О, Кристина, — пробормотал Эрик. — Ты хоть представляешь, как сильно я тебя люблю?

Она кивнула.

— Мне только жаль, что я не всегда любила тебя так же сильно, как сейчас, — прошептала она. — Стоит мне подумать о том, сколько времени мы потеряли друг без друга... — Она покачала головой и виновато заглянула в его горящие жёлтые глаза.

— Нам нужно было время, — успокоил её Эрик. — Нам нужно было время, чтобы стать тем, кем мы являемся сейчас, и научиться любить друг друга как следует. — Он погладил её по спине, крепко прижал к себе и снова потянулся к губам. Их губы встретились и слились в поцелуе, и когда он почувствовал, что её теплые губы приоткрылись, пуская его внутрь, когда ощутил языком вкус Кристины, то едва не заплакал. Его дыхание стало резким, на грани рыдания, его руки, удерживающие Кристину за талию, задрожали.

Эрик отступил. Вынужден был отступить. Снова проснулась неуверенность в себе, и он, глядя на Кристину, даже не почувствовал, как по его измождённой щеке катится слеза.

— Эрик? Эрик, что случилось? — спросила Кристина, подходя ближе.

Он поднял руку, удерживая её на расстоянии.

— Кристина... о, Кристина, я недостоин тебя, — сказал он надломленным голосом. — Ты не должна потворствовать  моим чудовищным желаниям, любовь моя. Ты не обязана через это проходить. Ни одна женщина не должна спать с трупом.

— Что? — воскликнула Кристина. — Каким ещё "чудовищным желаниям"? Эрик, мы ведь через это уже проходили?! — Она глубоко вдохнула и, чувствуя, как заклокотало в груди, разочарованно выдохнула. Когда она сделала ещё один глубокий вдох, чтобы успокоиться, её внезапно осенило: Эрик боится! Он никогда не делал этого раньше, и теперь буквально хватается за соломинку, чтобы не потонуть в своей неуверенности.

Раньше, находясь рядом с ней, он всегда был воплощением абсолютной уверенности и мастерства. Даже тогда, стоя на коленях у её ног и целуя её юбку, он всё равно сохранял контроль над ситуацией. Она поняла, что он чувствует унижение, вынужденный признаться ей — женщине, которую он любит больше всего на свете, — что он ничегошеньки не знает о самом личном и интимном выражении любви.

Кристина обхватила ладонью руку Эрика, которой он продолжал удерживать её на расстоянии. Согнула пальцы, переплетая их с его — длинными, тонкими, прохладными.

— Эрик, — тихо сказала она, — до сих пор ты был учителем, а я ученицей. Но сейчас я хочу научить тебя нескольким вещам. Ты меня слушаешь?

Он молча кивнул, медленно накрыв рукой её ладонь.

— Ты не труп. Ты — тёплый и живой человек, которому немного не повезло с внешностью.

— Очень деликатно сказано, — заметил он.

— Тихо, слушай. Не прерывай учителя. — Кристина перехватила его ладонь поудобнее, чтобы он не мог больше удерживать её на расстоянии вытянутой руки. Продолжая говорить, она сделала шаг вперёд, ближе к нему. Эрик этого не заметил: его глаза не отрывались от её глаз.

— Я люблю тебя больше всего на свете, — продолжила она. — Больше, чем карьеру, больше, чем память об отце, и больше, чем я когда-либо любила Рауля, — закончила она, слегка покраснев. — Поскольку ты меня понимаешь, а он этого никогда не делал. На самом деле, мой дорогой, это я тебя недостойна после того, как я с тобой обошлась. — Она подошла ещё ближе, не прикасаясь к нему, пока не почувствовала жар его тела даже сквозь платье. — И, наконец, какие бы "чудовищные желания" ко мне ты ни ощущал... что ж, они не совсем односторонние.

Эрик выглядел испуганным. Кристина покраснела, но улыбнулась, глядя ему в глаза.

— Вернее, совсем не односторонние, — уточнила она, вставая на цыпочки, чтобы подарить ему короткий поцелуй.

Эрик поцелуй продлил, после чего улыбнулся, увидев довольное выражение её лица. Его голос был низким и хриплым, когда он, сняв туфли и вынимая запонки, произнёс:

— В таком случае, мадам де Карпентьер, я смиренно подчиняюсь вашему руководству.

Одним из величайших навыков Эрика было умение выражать своим ангельским, волшебным голосом каждый нюанс того, что он чувствует в данную минуту. Сейчас его обуревали желание и любовь, и от сочетания тона его голоса и интимности действий, когда он начал раздеваться, по спине его молодой жены пробежала дрожь. Она закрыла глаза. Эрик коротко коснулся её щеки, а затем аккуратно провёл рукой по шее, пока у неё не перехватило дыхание.

— Так каким же будет ваш первый урок? — прошептал он. — Ибо, уверяю вас, ученик готов на всё.

Пытаясь взять себя в руки и преодолеть ту реакцию, которую он в ней вызывал, Кристина открыла глаза.

— Я отпустила Аннеке на ночь, — сказала она.

Эрик заморгал, не сразу поняв, что она имеет в виду, но потом заметил, что на ней всё ещё надето свадебное платье — с замысловатой отделкой и турнюром сзади, застёгнутое на девяносто девять крошечных крючков, до которых сама она дотянуться не могла. Кристина обняла его.

— Твой первый урок — побыть горничной. — Она повернулась к нему спиной и оглянулась через плечо. — Дорогой, ты не поможешь мне с платьем?

Резкий вдох был ей единственным ответом, но после секундного замешательства она почувствовала, как задевают её шею ловкие пальцы, когда Эрик стал расстёгивать верхний крючок. Затем она ощутила, как кожи в этом месте касаются его губы, когда он перешёл к следующему. Ещё несколько крючков были освобождены, раскрывая платье, и он поцеловал её в обнажившееся плечо. Следующие крючки — и его губы получили доступ к середине спины, над верхним краем корсета. Кристина задрожала.

Остальные крючки пошли быстрее, и вскоре платье было расстёгнуто. Кристина повернулась лицом к мужу, и платье сползло с её плеч. На мгновение взглянув на Эрика расширившимися и потемневшими глазами, она положила руки ему на грудь. Провела руками по его плечам, снимая фрак, и прикоснулась губами к его шее, не обращая внимания на своё почти упавшее платье. Теперь настала его очередь дрожать, когда её аккуратные пальчики подобрались к пуговицам его жилета. Через несколько секунд шёлковый галстук последовал за фраком, и её муж остался лишь в рубашке и брюках на подтяжках.

Перестав сдерживать себя, Эрик протянул обе руки и мягко положил их Кристине на плечи. Осторожно погладил их, спускаясь ладонями до локтей и обратно, снова и снова повторяя ласку. С каждым его движением платье спадало всё ниже и ниже, пока она наконец не стряхнула его окончательно, переступив через кипу украшенной кружевами бледно-голубой ткани.

На Кристине остались лишь белая шёлковая нижняя сорочка, вышитый бисером корсет и украшенный мелкими бутончиками роз кринолин с объёмным турнюром. Эрик, с горящими глазами, сделал шаг назад, чтобы полюбоваться тем, как сверкает её кожа цвета слоновой кости при свете свечей.

— Ты и правда очаровательна, — прошептал он, наклоняясь, чтобы попробовать на вкус кожу на её плече. Кристина ахнула, когда его зубы скользнули по чувствительному местечку в основании шеи. Она взяла его руки и обвила их вокруг своей талии.

— Развяжи, любимый, — прошептала она, и Эрик принялся неуклюже дёргать завязки её турнюра. После чего она переступила через упавший турнюр и восторженно поцеловала Эрика, начав расстегивать его рубашку. Кристина повторяла действия мужа, целуя его грудь по мере расстёгивания, и Эрик пару раз нервно взмахнул дрожащими руками, прежде чем осторожно опустить их на её волосы. Тогда Кристина одним резким движением скинула с его плеч сразу и рубашку, и подтяжки.

Затем она вновь оказалась в его объятиях, и Эрик принялся целовать её с таким пылом, что ей казалось — она вот-вот вспыхнет ярким пламенем. Сильные пальцы пианиста нежно перебирали её волосы, гладили по лицу. Она в ответ снова и снова ласкала его обнажённые плечи, между делом рассеянно изучая его кожу на ощупь, знакомясь с его вкусом и запахом.

Завершив поцелуй, Эрик уткнулся лбом ей в плечо.

— Что дальше, моя учительница? — спросил он, усмехаясь, и затаил дыхание.

— Ты не даёшь мне дышать, — обвинила его Кристина. — Я сейчас задохнусь, и это будет на твоей совести. — Она нежно улыбнулась ему, глаза её мерцали.

— Прости, дорогая. Что я могу сделать, чтобы исправить ситуацию?

— Ну, мне кажется, если избавиться от корсета, то дышать мне станет легче.

— Ни слова больше. Всё, чтобы помочь моей дорогой учительнице. — Эрик развернул её и притянул к себе, чтобы она опиралась на него спиной. Его руки обхватили её талию спереди. Кристина откинула голову ему на плечо, а он тем временем расстегнул нижний крючок корсета из китового уса. Расстёгивая следующий, он легонько куснул её за ушко, и Кристина ахнула. В корсете было всего пять крючков, и когда Эрик добрался до верхнего, она почувствовала, как его пальцы гладят её груди, и задрожала. Эрик ненадолго отстранил Кристину, позволив корсету упасть между ними на пол, а затем вновь притянул её к себе. Его руки принялись жадно ласкать её груди, ключицы, снова возвращались к талии и бёдрам.

— О, любовь моя, — выдохнула Кристина, изворачиваясь в его руках, чтобы припасть к его губам в горячем поцелуе. — По-моему, ученик сейчас уже превосходит учителя!

Эрика переполняли эмоции — и он предпочёл, как всегда, прикрыться оперным пением. Однако сейчас он заметно нервничал и потому решил облегчить себе задачу, подменив либретто «Фауста» собственным экспромтом. В ответ на слова Кристины он негромко пропел:

— Ne me permets-tu pas, ma belle professeur, que j’enlève les bras de ta chemise de soie?*

Кристина опешила и невольно хихикнула.

— Эрик! — воскликнула она, ощущая одновременно изумление и веселье. На секунду задумавшись, она одарила его озорной улыбкой и пропела в ответ: —  Oui, monsieur, quoique tu n’es pas jeune ni beau... n’es pas jeune, ni beau. Et j’ai beaucoup besoin qu’on me donne les mains.**

Эрик усмехнулся, оценив её находчивость, и внезапно наклонился, подхватывая её на руки.

— Куда же мы пойдём, моя прекрасная учительница?

Кристина указала на дверь, и Эрик каким-то образом сумел протиснуться через дверной проём вместе с ней. Он нёс её так, словно она ничего не весила. Занёс в смежную спальню и осторожно, как будто она была сделана из стекла, уложил на кровать.

Кристина протянула к нему руки — и он присоединился к ней, оперевшись на локоть, чтобы ещё немного поцеловаться с ней. Затем провёл пальцем по глубокому вырезу её сорочки.

— Перейдём к следующему пункту, моя прекрасная учительница? — спросил он, возвращаясь к своему игривому вопросу о том, чтобы снять с неё сорочку.

Кристина покачала головой, сверкнув глазами.

— Нет. Это, — сказала она, потянув за пояс его брюк.

Эрик замялся. Под её ободряющим взглядом он снова встал и скинул туфли.

— Хорошо, только подожди минутку. — Он прошёл в свою комнату и погасил газовые рожки, а затем вернулся в комнату Кристины и притушил свет до едва заметного мерцания. Затем расстегнул брюки, скинул их — и быстро вернулся в кровать. Слишком быстро, чтобы Кристина могла его разглядеть.

— Эрик, зачем ты погасил свет?

— Так лучше, поверь мне, — послышался тихий ответ. — Моё тело... не то, на что приятно смотреть. Я бы хотел избавить тебя от этого зрелища.

Кристина погладила его грудь и живот, ощущая, как его мышцы сжимаются и дрожат под её пальцами.

— Пожалуйста, Эрик. Твоё тело не может выглядеть хуже твоего лица, а твоё лицо я люблю, как своё собственное. Пожалуйста, позволь мне тебя увидеть.

Эрик испуганно замер, а затем со вздохом свесил ноги с кровати и встал спиной к Кристине. Он пересёк комнату, чтобы зажечь рожки — первый, затем другой. Услышав за спиной шорох, он повернулся к Кристине и обнаружил, что она тоже сняла сорочку. Теперь она стояла возле кровати полностью обнажённая, и её кожа под его взглядом стремительно розовела.

— Надеюсь, ты не против, — прошептала она. — Думаю, так будет честно.

— Ты... — ему пришлось замолчать и прочистить горло, чтобы прогнать образовавшийся комок. — Ты очень, очень очаровательна. Моя жена.

Кристина сделала несколько шагов к нему, откровенно разглядывая его фигуру.

— Эрик, ты такой... — её глаза наткнулись на его испуганный взгляд. — Ты такой красивый!

И это было правдой. Он был высоким и худощавым, до сих пор стройным, но больше похожим на лозу, нежели на скелет, как раньше. Её взгляду открывались контуры его жилистых мышц, очерченные лампой. Эрик приблизился к ней со своим естественным изяществом и гибкостью, обычно скрывавшимися под одеждой, и у неё внезапно ослабли колени.

Когда он подошёл ещё ближе, она наконец поняла, почему он не хотел, чтобы она его видела: он был искалечен. Ужасные, жуткие шрамы по всему телу. На спине и плечах светлели полосы — скорее всего, от кнута; на животе виднелся след от ожога, похожий на звенья цепи; на груди красовался неровный шрам — возможно, от неудачного удара ножом. Ниже шрамов было ещё больше, и Кристина не осмеливалась даже подумать о том, как они там образовались.

— О, любовь моя, — застонала она, и слёзы хлынули из её глаз. — Откуда всё это?

Эрик пожал одним плечом, и Кристина невольно улыбнулась, увидев его любимый жест, исполненный "о натюрель", а не под одеждой, как она привыкла.

— От моих врагов, — просто сказал он. — Я ведь сказал — а я говорил, не так ли? — что не все воспринимают моё лицо так, как вы. — Он подошёл ближе и понизил голос, теперь его слова сочились сарказмом. — Я предупреждал вас, моя дорогая, что я не настолько привлекателен, чтобы меня разглядывать. Вы уже видели моё лицо, так с какой стати моё тело должно было оказаться более привлекательным?

Он остановился в нескольких футах от Кристины. Она подошла ближе — настолько близко, чтобы прикоснуться к нему.

— Если ты считаешь, что эти шрамы делают тебя непривлекательным для меня, Эрик, тогда ты глубоко ошибаешься, — тихо сказала она и улыбнулась, кладя руки на его худые бёдра. — Они лишь указывают на те места, куда мне нужно будет тебя целовать в первую очередь.

Эрик колебался всего лишь мгновение, после чего крепко стиснул её в объятьях, зарывшись лицом в её волосы. Ощущение тёплой, нежной кожи Кристины, прижатой к его обнажённому телу, вызвало у него настоящее потрясение — достаточное, чтобы тут же отвлечься от своих шрамов и наполнить его разнообразными фантазиями.

— Кристина, ты уверена? Точно уверена? — спросил он прерывающимся шёпотом.

Она кивнула, глядя ему в лицо.

— Полностью уверена, — пообещала она. — Пожалуйста, Эрик. Ты теперь мой муж. Так сделай же меня своей женой.

Одним плавным движением он подхватил Кристину на руки и завладел её губами. Не прерывая поцелуя, опустил её на постель и вытянулся рядом с ней. А затем на бесконечно долгое время они окончательно забыли, кто из них был учеником, а кто — учителем, пока они не расцепили объятья и не легли рядом, прижавшись друг к другу, насытившиеся, уставшие и счастливые.

— Я люблю тебя, — прошептал Эрик, когда сумел наконец отдышаться, по его щекам текли слёзы. — О, Кристина! Я даже не знал, что это может быть так. Я мечтал об этом, но все эти годы, желая тебя, я не смел надеяться, что ты сможешь увидеть во мне мужчину.

Кристина перевернулась, положив голову ему на плечо.

— Мы долго к этому шли, это точно. Но, любовь моя, — возразила она, поглаживая его по груди, — ты был для меня мужчиной с того самого дня, когда мы плакали вместе и я поцеловала тебя. Ты называл себя трупом, псом, чудовищем, но в тот раз я действительно впервые увидела в тебе мужчину! Того мужчину, в которого я постепенно влюблялась на протяжении многих лет, даже думая, что ты умер. Того мужчину, которому я писала все эти письма, когда тоска по тебе становилась невыносимой. Того мужчину, за которого я вышла замуж сегодня утром и вместе с которым поклялась прожить всю свою жизнь. И тот, кто только что консуммировал наш брак, определённо является мужчиной! — Она лукаво улыбнулась ему, после чего на секунду задумалась и удивлённо покачала головой. — Хотя я тоже понятия не имела, что это может быть так! — Она поцеловала его в подбородок. — Я ещё никогда такого не испытывала, Эрик, это было восхитительно!

— Значит, всё в порядке? — серьёзно спросил он. — Всё хорошо?

Кристина тихонько засмеялась:

— Это был самый замечательный опыт в моей жизни.

Вместо ответа Эрик поцеловал её. Затем обхватил её руками, прижал к себе, закрыл глаза — и вскоре оба заснули.

На следующее утро Кристина проснулась в объятиях Эрика. Он всем телом прижимался к её спине, небрежно забросив на неё одну ногу. Она улыбнулась, прижимаясь к нему теснее — именно это она всегда мечтала делать с мужем: обниматься в постели, вместе засыпать и вместе просыпаться. Она слегка повернулась, чтобы посмотреть на Эрика. Его гротескное лицо выглядело умиротворённым, даже счастливым, и Кристина осознала, что за всё то время, что они провели вместе в его подземном доме под оперой, она впервые видит его спящим. Она нежно улыбнулась, снова закрыла глаза и устроила голову поуютнее под его подбородком, чтобы заснуть.

Однако уснуть не получилось — дали о себе знать телесные потребности. Кристина осторожно встала, чтобы не потревожить постель и не разбудить мужа, накинула халат и вышла в спальню Эрика, чтобы позвать Аннеке.

Она нашла и использовала ночной горшок, затем умылась. Вода в тазу Эрика была холодной, и Кристина поплотнее запахнулась в халат. К двери подошла Аннеке, и Кристина шёпотом перечислила, что им требуется: свежая вода, цветы, полотенца, чай и завтрак. Ожидая возвращения Аннеке, она прикрыла межкомнатную дверь, оставив небольшую щёлку, и слегка прибралась: подняла одежду, которую они разбросали по комнате, и выудила из кармана упавшего жилета Эриковы часы. Ещё рано.

Горничная вернулась намного быстрее, чем она ожидала, ведя за собой ещё трёх служанок, которые несли воду, цветы и подносы с завтраком. Сама Аннеке несла полотенца, перекинув их через руку. Кристина шёпотом указала, куда положить вещи, а затем выставила служанок за дверь.

— Поезд уходит только через два часа, — сказала она горничной. — Подойди через час, чтобы помочь мне одеться, и мы поедем с гостями на вокзал.

Аннеке присела в реверансе, улыбаясь при виде своей счастливой хозяйки, и вышла. Кристина вернулась в смежную спальню. Эрик всё ещё спал, перекатившись на спину. У Кристины заблестели глаза. Скинув халат, она скользнула в постель к Эрику, прижалась к его обнажённому телу и приподнялась на локте, чтобы поцеловать его.

Глубоко посаженные глаза сонно заморгали. Кристина наклонилась, чтобы снова его поцеловать. На его губах появилась едва заметная улыбка, и он легонько приподнял её за подбородок.

— Мадам, — прошептал он, — это, без сомнения, самое приятное пробуждение в моей жизни.

Кристина широко улыбнулась.

— Вот теперь, любовь моя, — заметила она, — только теперь ты испытал всё счастье, которое может предложить тебе мир.

Эрик не сразу вспомнил собственные слова, сказанные им на прошлой неделе после того, как она плакала вместе с ним и впервые его поцеловала, а когда вспомнил, громко рассмеялся. Так вот что имела в виду Кристина, когда ответила ему: «Нет, нет», с такой загадочной улыбкой! Она уже тогда это планировала. Вот шалунья!

— Теперь я это попробовал, что правда, то правда, — ответил он, улыбаясь. — Но по-настоящему насладиться этим ещё не успел, поэтому, если ты позволишь... — он сжал её в объятьях и перекатился вместе с ней, чтобы оказаться сверху, — я хочу попробовать ещё раз.

— Позволю, — заверила Кристина, поглаживая его испещрённую шрамами спину, худые бока и бёдра. — Позволю всегда, когда захочешь, любовь моя. У тебя впереди годы, чтобы наверстать упущенное, — и я теперь твоя.

Эрик, наклонившись, лизнул краешек её нижней губы.

— Тогда, пожалуй, в этот раз слегка растянем удовольствие, — пробормотал он и заглушил её ответ поцелуем.

Чай, завтрак и горячая вода — к тому моменту, когда до них добрались, всё давно остыло... Но никого это уже не волновало.

____________________________
* Фауст: "Ne permettez-vous pas, ma belle demoiselle, Qu'on vous offre le bras pour faire le chemin?"
(Позвольте, моя прекрасная юная леди, предложить руку, чтобы проводить вас?)
Эрик: Ne me permets-tu pas, ma belle professeur, que j’enlève les bras de ta chemise de soie?
(Позвольте, моя прекрасная учительница, удалить с ваших рук шёлковую сорочку?)

** Маргарита: "Non Monsieur, Je ne suis demoiselle ni belle, demoiselle ni belle. Et je n'ai pas besoin qu’on me donne la main."
(Нет, сударь, я не юна и не красива, не юна и не красива, и я не нуждаюсь в вашей руке.)
Кристина: "Oui, Monsieur, quoique tu n'es pas jeune ni beau... n'es pas jeune, ni beau. Et j'ai vraiment besoin qu'on me donne les mains."
(Да, сударь, хотя вы и не молоды и не красивы, не молоды и не красивы, я очень нуждаюсь в ваших руках.)

Лили@, да я тоже не могу. И перевожу через силу.
На самом деле, если читать этот фанфик залпом, по диагонали и очень быстро (как я его читала в первый раз, делая обзор для сайта) и пропускать большую часть всех этих милований, сю-сю-сю и ми-ми-ми, то оно воспринимается неплохо. На вполне приличную четвёрочку, я бы сказала. Но вот когда дело дошло до вдумчивого чтения, медленного смакования и перевода... Мать моя женщина, я в этом сиропе утонула. И да, персонажи здесь совершенно ООС.

Глава 21
Прованс

Эрик разбудил её, когда поезд въехал в Сет.

— Кристина, любовь моя. Мы здесь.

Она пошевелилась и подняла голову с его плеча, разминая мышцы шеи.

— Где это «здесь»? — спросила она, глядя в окно.

Эрик распахнул дверь, и Кристина почувствовала характерный запах морской воды.

— Сет.

Эрик протянул их чемоданы носильщику, и тот отнёс их к карете, пробормотав пару слов сонному кучеру. Эрик помог жене усесться в экипаж, кучер щёлкнул кнутом, и они поехали.

Кристина внезапно перехотела спать.

Холодный, пропитанный запахом соли воздух подействовал на неё, как тонизирующий напиток, напомнив о тех счастливых днях, когда она была юна.

— О, Эрик, это восхитительно! — воскликнула она, высовывая лицо из окошка, чтобы ощутить дуновение ночного воздуха. — Здесь всё время так?

Он обнял её и наклонился, чтобы поцеловать шейку под ухом.

— Воздух? Да. Именно благодаря этому воздуху я и восстановил здоровье, пока жил здесь. Ну, это одна из основных причин. Ещё Кавех со своим упрямством, который никак не позволял мне умереть.

— И спасибо ему за это, — выразительно сказала Кристина, после чего спросила: — Как далеко до коттеджа?

— Недалеко. Городок не очень большой.

Добравшись до места, они обнаружили еду и сервированный стол.

— Эрик, откуда взялся ужин? — полюбопытствовала Кристина.

Эрик ухмыльнулся. Она до сих пор ещё не привыкла к тому, что видит выражение его лица. Раньше, на протяжении долгого времени, она была вынуждена различать его эмоции по одному лишь голосу, или по выражению его светящихся жёлтых глаз, или по движению плеч. Теперь же было странно и довольно интересно наблюдать, как чувства проявляются на неровной коже его обнаженного лица, поскольку резиновую маску он снял сразу, как только они вошли в дом.

— Я послал вперёд экономку, чтобы она подготовила дом к нашему возвращению. Она живёт в городке. Нам, наверное, стоит быстро поужинать и сразу лечь спать, потому что я готов биться об заклад — она появится здесь с утра пораньше, чтобы поглазеть на жену мужчины в маске.

Кристина засмеялась и бросила на него кокетливый взгляд.

— Хорошо, будем надеяться, что она достаточно воспитанна, чтобы не приходить слишком рано, иначе она может увидеть то, что для её глаз не предназначено!

Услышав от жены такой комментарий, Эрик приподнял брови, его ухмылка превратилась в настоящую, полную веселья улыбку.

— Кристина! Я и не подозревал, что ты такая чертовка.

Она слегка покраснела, усаживаясь за стол.

— Я тоже не подозревала. Должно быть, от тебя нахваталась.

— Ты мне льстишь, — ответил он с усмешкой и наклонился, чтобы её поцеловать.

После ужина Эрику снова пришлось превратиться в горничную, чтобы помочь Кристине избавиться от дорожной одежды. Впрочем, он не возражал, поскольку затем уже ей пришлось стать его камердинером и помочь ему с костюмом. А затем Кристина заснула в объятиях любимого мужчины, прижавшись к его худощавому обнажённому телу и чувствуя себя совершенно удовлетворённой.

Так начался самый счастливый месяц в их жизни. Экономка, мадам Блейн, каждый день приезжала из городка, чтобы убираться и готовить для них еду (и, конечно же, в первое утро она пришла особенно рано!). Но в остальном она им не мешала. Эрик с удовольствием показал Кристине маленький, но уютный коттедж, где он прожил последние пять лет. Больше всего Кристине понравилась музыкальная комната, в которой она увидела многие предметы из его дома под Оперой.

Эрик вытащил её с собой к морю — и с удивлением обнаружил, что она плавает, как рыба. Он сам, прожив столько лет на берегу озера, тоже хорошо умел плавать, и теперь они частенько целыми днями плескались в воде. Коттедж располагался рядом с длинным участком песчаного пляжа, где, по словам Эрика, вряд ли бывал кто-то, кроме них самих.

Свою старую белую шёлковую маску он надевал лишь для регулярных набегов в городок, где мадам Блейн уже всем разболтала о прекрасной молодой жене мужчины в маске. Кристина вскоре завоевала сердца местных жителей благодаря своей доброте, дружелюбной улыбке и — что самое лучшее, по мнению любопытных горожан — коротеньким рассказам о том, как они познакомились с Эриком.

История была такой романтической, что вскоре уже все в городке о ней знали и восхищённо пересказывали её друг другу шёпотом, как только Эрик и Кристина появлялись на рынке.

— Она говорит, что была певицей, а он был её учителем. Он заболел — помнишь, каким он был, когда тот персидский приятель впервые привёз его сюда? — и она думала, что он умер, и поэтому вышла замуж за другого. Её муж умер на флоте, а она только недавно обнаружила, что её учитель ещё жив!

Кристина слушала эти шепотки и улыбалась про себя. Если бы они знали всю историю, а не сокращённую версию, которую она обнародовала!

Но Эрик настолько отличался от того мужчины, который раньше жил под оперным театром, что рядом с ним часы пролетали как одно мгновение — целыми днями она только и делала, что разговаривала с ним и заново его узнавала. Эрик же наслаждался её вниманием... особенно в те дни, когда они не покидали спальню.

Он пришёл к выводу, что мадам Блейн наверняка разболтала по всему городку и об этом, но ему было всё равно. Он с удовольствием думал о том, что теперь, наконец, спустя почти полвека, он живёт с женой, как любой другой мужчина.

Кристина каждую неделю отправляла письма в Париж: обеим Жири, Сорелли, а также домой, чтобы узнать, как поживает Эрик-Дааэ. Она ужасно скучала по своему маленькому сынишке и обещала Эрику взять сына с собой в следующий раз, когда они отправятся путешествовать.

Эрик же всё свободное время проводил, составляя планы по расширению коттеджа, чтобы все его домочадцы могли перезимовать здесь, и уже неделю спустя нанял подрядчика.

— Когда мы вернёмся сюда на зиму, коттедж будет выглядеть уже совершено иначе, — сказал он, нетерпеливо потирая руки.

— Жаль, — сказала Кристина, задумчиво улыбаясь. — У меня останутся очень приятные воспоминания о проведённом здесь медовом месяце.

Эрик обнял её.

— И медовый месяц здесь, с тобой, помог мне излечиться от собственных воспоминаний, что было очень кстати. — В ответ на озадаченный взгляд Кристины он скупо пояснил: — Я здесь болел, очень долго.

Эрик замолчал. Он никогда не рассказывал Кристине, что Кавеху и Дариусу пришлось несколько недель следить за ним днём и ночью, чтобы не допустить его самоубийства. На самом деле, ему повезло, что он был слишком слаб, чтобы сопротивляться Кавеху, когда тот заставил его встать с постели и потащил прямиком в море.

В первый раз, когда Кавех окунул его в море, Эрик едва не утонул. Кавех держал голову под водой, как ему показалось, часами, пока у Эрика не проснулось чувство самосохранения. Он оттолкнул Кавеха и с трудом выбрался на поверхность, кидая на друга яростные взгляды.

Мокрый Кавех, тяжело дыша, кивнул:

— Так я и думал. Ты не потерял волю к жизни, иначе позволил бы мне убить тебя, Эрик. А теперь, когда ты осознал, что всё ещё хочешь жить, — может, начнём с начала?

В тот вечер Эрик впервые за несколько дней принял пищу, а на следующее утро уже встал с постели и сам оделся. Это усилие так его изнурило, что он сразу же заснул, но на следующий день он сделал это снова и бодрствовал дольше. На следующий день ещё дольше.

Кавех не был жестоким человеком. Он лишь сделал то, что было необходимо. Это был тяжёлый урок, но теперь Эрик был за него благодарен.

Он уже рассказывал Кристине о других случаях, когда Кавех спасал ему жизнь; когда-нибудь он расскажет и об этом тоже... но ещё не сейчас. Их счастье было пока новорождённым, слишком хрупким и изысканно нежным. Ему даже рисковать не хотелось.

По крайней мере, у него были и другие вопросы, требующие решения. У Кристины подходило время для прослушиваний в Оперу. Эрик работал с ней по несколько часов в день, и в один прекрасный момент её голос вернулся в форму, став ещё лучше, чем прежде. Эрик восхищённо вздохнул, услышав, как она самостоятельно распевает гаммы, расхаживая кругами по коттеджу. Её голос звучал лучше, чем когда-либо раньше, даже когда она поставила Париж на колени. Эрик кивнул сам себе. Она пройдёт прослушивания.

Когда он сказал ей об этом, она улыбнулась, но затем улыбка исчезла.

— Эм, Эрик? А как... как насчёт моих учеников?

— А что с ними такое?

— Ну, если я буду петь, на что я очень надеюсь, то из-за репетиций не буду успевать заниматься с ними.

Эрик нахмурился. По правде говоря, её ученики волновали его меньше всего.

— Им придётся найти кого-то другого.

— Но больше никого нет, — возразила она. — Никого по-настоящему хорошего. Помнишь, я писала тебе, насколько ужасны нынешние педагоги по вокалу? Я жалела, что не могу найти такого, как ты... — Она внезапно замолчала и, наклонив голову в сторону, задумчиво посмотрела на мужа.

— Какие мысли крутятся в твоей прекрасной светловолосой головке, моя дорогая? — игриво спросил Эрик, оборачивая один из её локонов вокруг пальца.

— Эрик... почему бы тебе не взять себе моих учеников?

— Мне?!

— Да! Ты замечательный учитель. Посмотри, что ты сделал с моим голосом!

— Начнём с того, что твой голос был сам по себе исключительным, а кроме того, всё, что я сделал для твоего голоса, было сделано лишь из любви к моей ученице, — напомнил он ей.

Она растаяла в его объятиях и прижалась к его губам в поцелуе.

— И сейчас каждый раз, когда я пою, я делаю это ради любви к учителю, — тихо призналась она.

Но озвученная идея продолжала её волновать, отвлекая от поцелуев и ласк.

— Тогда подумай о том, что ты будешь обучать будущих оперных певцов, как солистов, так и хористов. Ради качества самой музыки. По крайней мере, пообещай мне, что подумаешь?

— Ради качества самой музыки, да? — задумался он. — Следовало догадаться, что ты выберешь один из двух аргументов, против которых я не могу устоять. Хорошо, родная, я подумаю об этом.

— Замечательно! Вспомни, что ты сделал с голосом Жана-Мишеля всего за один урок, хотя он даже не подозревал, что ты там находился! Я знаю, что ты бы мог создать лучшую оперную труппу во всей Европе, если бы захотел! — Она помолчала, а затем скользнула одной рукой по его затылку, поигрывая тонкими чёрными волосами. — Просто из любопытства, любовь моя... а какой второй аргумент, против которого ты не мог бы устоять?

Он опустил голову и прикоснулся губами к её лбу.

— Когда ты позволяешь мне целовать себя, моя дорогая, — сказал он смиренно, — моё сердце тает. И тогда ты можешь делать со мной всё, что захочешь. — Он снова поцеловал её, задержав губы у тёплой, гладкой кожи. — Ох, до чего же хорошо целовать кого-то в лоб, Кристина! — промычал он с наслаждением. — Ты представить себе не можешь, до чего же это хорошо.

Кристина притянула его голову к себе и прижалась к его губам в пылком поцелуе.

— Ты можешь целовать меня куда угодно, — прошептала она. — Я твоя, Эрик. Вся твоя.

После этого тема об учениках Кристины ушла куда-то далеко на второй план.