Глава 9: Плач над пролитым молоком

Забрезжило утро — холодное и пасмурное. Огромные клубящиеся тучи кружили по небу, отбрасывая на мир внизу унылые серые тени. Ветер завывал и бился в стекла, заставляя их дребезжать в рамах: ужасный звук отдавался по всему дому. Снег бешено кружился под порывами ветра, пряча мир за покрытыми инеем окнами.
Брилл сонно села, когда порыв ветра распахнул окно в ее комнате, с грохотом впечатав его в стену. Брилл ворча перелезла через крохотное тело с эбеново-черными волосами, лежащее рядом с ней, и бросилась закрывать зияющее окно.
Когда она напряглась, чтобы дотянуться до распахнутой фрамуги, ветер ворвался прямо под ее тонкую хлопковую ночную рубашку, и холод пробрал Брилл до костей. На ее спутанные волосы опустился снег, усыпав голову мелкими искрящимися капельками воды. Со сдавленными проклятьями Брилл до половины высунулась в окно и наконец ухватилась за задвижку и дернула ее, захлопывая окно. Задвижка со стуком плотно опустилась в пазы, и Брилл обхватила себя руками.
Переминаясь с ноги на ногу, чтобы согреться, Брилл направилась обратно в кровать. Сев на край, она ласково положила руку на темноволосую голову ребенка, продолжающего безмятежно спать. Маленькая девочка вздохнула во сне и перевернулась, сунув в рот большой палец.
Брилл улыбнулась и провела пальцем по пухлой детской щечке, затем поднялась и направилась к стенному шкафу. Она открыла дверцу и уставилась на его содержимое. Будучи женщиной практичной, она не носила одежду ярких цветов и с оборками с тех пор, как вышла из детского возраста. Работа добровольцем в больнице ветеранов не располагала к кружеву и жемчугам. «Боже, быть практичной иногда надоедает. Не то чтобы мне было на кого производить впечатление. Но все же…»
Достав простой жакет цвета морской волны и подходящую юбку, Брилл бесшумно повесила их на спинку стула, стянула через голову ночную рубашку и надела чистую сорочку. Скривившись, она обернула корсет вокруг талии и застегнула его впереди. Только у женщин, которые могут позволить себе горничную, корсеты зашнуровываются на спине, и у Брилл определенно не было времени, чтобы тратить его на подобные глупости, хотя состояние семьи ее покойного мужа легко бы предоставило ей такую роскошь.
Однако еще десяток лет назад ей пришлось остаться за стеной, которую возвело богатство, когда могущественные Донованы не одобрили ее брак с их младшим сыном. Даже после смерти Джона лорд и леди Донован отказались поддерживать свою убитую горем беременную невестку. Лишь старший брат Джона, Эндрю, остался с ней. Предоставив ей жилье и использовав свои связи, чтобы обеспечить ее безопасность. Если бы не он, Брилл пришлось бы жить в нужде и обременять Коннера.
Теперь она жила так, как ей было удобно, чувствуя удовлетворение, которое совершенно не подобало жене богатого английского аристократа. У Брилл был прекрасно обставленный дом, приносящая удовлетворение работа и любящая семья. У нее было все, на что только может надеяться молодая вдова.
Быстро натянув белую блузку, юбку и жакет, Брилл подошла к двери и тихо вышла из комнаты. Расчесав рукой волосы, она заплела пряди в небрежную косу.
— Какой унылый день, — пробормотала Брилл про себя, проходя мимо окна.
Тряхнув головой, она побрела на кухню и поставила чайник кипятиться на печке.
Брилл никогда не была гением от домашнего хозяйства, у нее не было способностей в кулинарии. Отец растил ее не в том окружении, которое принято называть женским. На самом деле он воспитывал ее больше как сына, нежели как дочь, содействуя ее далекому от принятых норм образованию и позволяя ассистировать ему в работе. И все же натура перфекционистки требовала совершенства вопреки ее абсолютной незаинтересованности в данном предмете, независимо от места. Брилл тратила несчетные часы, корпя над комковатой подливкой и подгоревшими пирогами, когда была моложе. В итоге она научилась готовить вполне сносно, хоть и не похвально. В любом случае, она скорее предпочла бы очистить зараженную рану, чем испечь пирог.
Результатами сегодняшних утренних усилий были подслащенная овсянка и порезанные фрукты, и на это ушло всего полтора часа. Брилл посчитала удачей, что ничего не сожгла. Сняв кастрюлю с овсянкой с огня, она наполнила маленькую миску и положила на поднос немного фруктов.
Осторожно взяв поднос, Брилл вышла из кухни и направилась по коридору до двери, за которой до недавнего времени располагалась ее спальня. Заколебавшись перед дверью, она приложила к ней ухо и прислушалась, нет ли внутри какого-нибудь движения.
В комнате было тихо, как и всю прошлую ночь, что позволило Брилл насладиться первой за неделю ночью непрерывного сна. Сон в кровати был райским блаженством после недели дремы в неудобном кресле. Теперь, раз незнакомец пришел в себя, она покинула комнату. Было бы совершенно неуместно, если бы она осталась, и Брилл не была полностью уверена, что сумела бы уснуть, зная, что в любой момент тот может открыть свои поразительные глаза и посмотреть на нее. По некоей необъяснимой причине он заставлял ее болезненно осознавать собственные действия. За то короткое время, что они общались, его глаза прожгли ее насквозь, десятикратно увеличив ее природную застенчивость. Это выводило из себя.
Передвинув поднос так, чтобы он упирался ей в бедро, Брилл подняла кулак и постучалась. Выждала секунду и постучала снова. Пожав плечами, она толкнула дверь и вошла в комнату. И успела сделать лишь пару шагов, как едва не споткнулась о распростертое тело Эрика.
Торопливо бросив поднос на ближайший комод, Брилл опустилась на колени рядом с Эриком, положив руку ему между лопаток. «У него такие красивые плечи…» От блуждающих в голове мыслей на ее щеках мгновенно расцвел румянец, хотя она очень старалась не показать своего замешательства.
— С вами все в порядке? Что случилось?
Эрик повернул голову и посмотрел ей в лицо сквозь прорезь в маске. Передернув плечами, он сбросил руку Брилл.
— Я просто пытался убраться из этого проклятого места. И пока не оказался на полпути к двери, не осознавал, что на то, чтобы просто выйти из дома, мне может потребоваться неделя.
Услышав это злобное ворчание, Брилл закатила глаза и потянулась, чтобы прикрыть бедра мужчины простыней, которую он прихватил с собой. И перед тем как это импульсивное действие достаточно укрыло его, была близка к тому, чтобы увидеть обнаженный зад мужчины.
— И вам доброго утра, Эрик, — бодро прощебетала Брилл, зная, что это рассердит его. — Так, давайте попробуем поставить вас на ноги.
С усталым вздохом темноволосый мужчина уступил ее просьбе и не отбивался, когда она постаралась поднять его. Брилл знала, что его гордость страдает от слабости тела. Какой мужчина желал бы, чтобы его опекала женщина? С этой мыслью она принялась болтать о погоде в попытке отвлечь его от сложившейся ситуации.
Они добрались до кровати до того, как тема зимней бури исчерпала себя. Эрик с благодарностью опустился на подушки, и Брилл плотно подоткнула вокруг него одеяло.
— Так-то лучше. — Повернувшись, она пересекла комнату, чтобы снова взять поднос. — Я принесла вам завтрак. Вы не съели ни крошки с того момента, как очутились здесь, так что наверняка голодны. К сожалению, это всего лишь овсянка, я не хочу нагружать ваш желудок.
Тень улыбки скользнула по лицу Брилл, поскольку она опять пыталась быть дружелюбной. Даже крохотная щель в чопорном облике заставляла Брилл испытывать острую неловкость. Мужчина же просто действовал ей на нервы. «Я не чувствовала себя так чудно ни с одним мужчиной с тех пор, как встретила мужа». Размышления заставили ее забыть о смущении и вернуть себе остатки самообладания — застарелая скорбь все еще была сильна.
Эрик выразительно уставился на нее.
— Я не голоден, — проворчал он.
— Конечно же голодны. Вы не ели целую неделю! — воскликнула Брилл, беря в руки миску с овсянкой и садясь на край кровати.
Увидев, что его слова оставлены без внимания, Эрик мгновенно впал в ярость. Слишком часто красивые женщины игнорировали его желания, игнорировали его. Хотя Брилл и была физически полной противоположностью Кристины из-за своей блеклости, на нее легко можно было выплеснуть всю агонию его разбитого сердца.
— Я сказал, что не голоден! — со всей мочи взревел Эрик, выбросив руку вперед и выбив миску из рук Брилл. Миска перевернулась ей на колени, и овсянка расплескалась по чистым юбкам.
После его опрометчивого поступка на мгновение воцарилась потрясенная тишина. Прикрыв ладонью разинутый рот, Брилл уставилась покрывающее ее одежду на месиво. Эрик набрал воздуха, чтобы продолжить свою тираду, но внезапная боль в обычно спокойных глазах Брилл остановила его слова.
Он не задумывался перед своей выходкой, его действиями управляли гнев и душевная боль. Но теперь, когда широко открытые глаза Брилл заблестели от непролитых слез, где-то в глубине его живота заклубились смутные угрызения совести. Сдержанные манеры Брилл были обманом, под слоем безмятежности она была всего лишь усталой молодой девушкой. Изнеможение сделало ее эмоциональной.
Эрик открыл рот, но прежде чем смог сказать хоть слово, Брилл тихо поднялась с края кровати, сжимая керамическую миску побелевшими костяшками пальцев.
Она стояла неподвижно, пытаясь сдержать слезы, ее нижняя губа едва заметно дрожала. Прошло несколько секунд, прежде чем шок начал проходить — и изменения в ее чертах были пугающе резкими.
Ярость медленно заливала багровым бледное горло Брилл, окрашивая щеки ярким румянцем. Боль в ее глазах исчезла подобно тени в солнечном свете, но, вопреки ожиданиям, лед не заморозил черты девушки в маску спокойствия. Вместо этого в глазах расплавленной сталью полыхнула неприкрытая чистая ярость. Брилл полностью утратила невозмутимость.
Она медленно перевела горящий взор на лежащего в постели мужчину. Сжав руки в кулаки, Брилл скользнула взглядом по его взволнованному лицу, затем одним плавным движением повернулась и со стуком поставила миску на поднос. От силы, с которой она это сделала, зашатался столик, да так, что Эрик был уверен — он вот-вот опрокинется.
Крутанувшись обратно, Брилл сделала один угрожающий шаг к кровати, ее губа приподнялась, обнажая зубы, и женщина зарычала:
— Вы… вы… пустоголовый болван… блохастый сукин сын! Как вы посмели, месье, так ужасно обойтись со мной? Кто дал вам право лежать здесь и проклинать каждое мое действие, когда все, что я делала с момента нашей встречи, так это обращалась с вами со всем возможным уважением? Я смирилась с вашим надутым видом и острым языком, я не спала ночами, а теперь вы обходитесь со мной хуже, чем с животным. Я даже пострадала от вашего вызванного лихорадкой нападения без единой жалобы! — закончила она, резко указав на синяк под своим глазом. «Я битый час готовила эту чертову овсянку!»
В течение этой эмоциональной тирады голос Брилл поднялся до крика, от волнения ее мелодичный акцент усилился, искажая слова.
— Ни одно доброе дело не остается безнаказанным, поэтому отныне я больше не буду вашим мальчиком для битья! — рыкнула она, наклонившись вперед и тыча пальцем Эрику в грудь. — Еще раз позволите себе выйти за рамки дозволенного, вымолвите хоть одно оскорбительное слово — и получите то, что заслуживаете! Хороший пинок под зад!
Повернувшись на каблуках, Брилл промчалась через комнату и выскочила за дверь, захлопнув ее за собой с такой силой, что некоторые картины, висевшие на стене, сорвались с гвоздей и разбились. Эрик был ошеломлен ее яростью. Эта вспышка была полной неожиданностью, учитывая обычно спокойную манеру поведения Брилл. «В тихом омуте…»
Брилл неслась по дому, ее коса яростно моталась из стороны в сторону при каждом шаге. Сердце все еще колотилось от кипящего в жилах гнева. «Не могу поверить, что настолько потеряла контроль над собой. Я так не злилась годами! Но уверена, этот мужчина заслужил это! Я никогда не встречала более невыносимого человека, чем он…» Сбавив шаг, Брилл открыла дверь во временно используемую ею комнату. Тихо закрыла ее за собой и сразу направилась к шкафу, чтобы переодеться в чистое. Она еще даже не начала раздеваться, когда тишину раннего утра нарушил заспанный детский голос.
— М-мама, на кого т-ты в-вопила? — вопрос был задан на чистом английском, но с легким заиканием.
Брилл отвернулась от шкафа; поджатые губы растопила ласковая улыбка, когда ее взгляд наткнулся на ребенка, только поднявшегося с постели. Гладкие черные волосы девочки торчали под странными углами, а ее ангельские щечки были все еще розовыми со сна.
— Прости, я разбудила тебя, милая. Мама ни на кого не вопила.
Маленькая девочка уставилась на Брилл на удивление недоверчивыми серыми глазами. Она была невероятно проницательна для своих трех с половиной лет.
— Т-ты к-кричала на с-спящего человека? — спросила девочка, выскочив из постели и подбежав к матери, на ходу поднимая ко рту большой палец.
Брилл раздраженно стянула с себя испачканные жакет и юбку.
— Ария, сколько раз я просила тебя не соваться в бывшую мамину комнату?
— Много, — невнятно промямлила Ария с пальцем во рту и потерла заспанные глаза. — Н-но я не заходила…
— Да неужели? Тогда как ты узнала про спящего человека? — спросила Брилл, переодеваясь в теплое серое хлопковое платье.
— Я в-видела его во сне п-прошлой н-ночью, — сказала девочка, вынув палец изо рта. — Можно я н-надену сегодня свое розовое п-платье?
Брилл замерла, перестав застегивать пуговицы на платье.
— Что ты имеешь в виду, дорогая?
Ария сверкнула широкой улыбкой, продемонстрировав дырку на месте недавно выпавшего зуба.
— Я з-забыла, — сказала она рассеянно, цепко ухватила юбки Брилл и принялась размахивать ими туда-сюда. — П-пожалуйста, м-можно я н-надену розовое платье! — захныкала она, этот разговор явно вызывал у нее скуку.
Вздохнув, Брилл кивнула, вызвав у дочери восторженный визг. Ария убежала к своему комоду и выдвинула ящик, вытащила из него платье и принялась неуклюже натягивать его через голову. Брилл быстро отловила сражающуюся с платьем девочку и с редкостной сноровкой помогла ей просунуть тонкие ручки через правильные отверстия.
— М-можно я поиграю сегодня на п-пианино? — спросила Ария, кружась по комнате и любуясь, как отделанные оборками юбки закручиваются вокруг ее коленок.
— Да, но прошу тебя, дождись окончания ланча, — рассеянно ответила Брилл, закончив застегивать платье и шагая к двери и одновременно застегивая платье.
— М-можно я пойду и п-поздороваюсь со спящим ч-человеком? — застенчиво спросила Ария, дождавшись, когда Брилл отвлечется от пуговиц.
— Д… Нет! Нет, нельзя! Это нехороший, нехороший человек. Он тебе совсем не понравится, — твердо заявила Брилл с ноткой недавнего гнева.
Ария молча надула губки, ее темные брови резко опустились, нависнув над большими серыми глазами.
— Н-но ты говорила м-мне быль вежливой со всеми!
— В данном случае мы сделаем исключение. Арианна, не испытывай мое терпение. Я уже сказала нет!
— Н-но он очень г-грустит, м-мама. Как т-ты о п-папе. М-может, п-поэтому он н-нехороший!
Брилл замерла на месте и медленно повернулась, чтобы посмотреть на Арию, вперед нее проскользнувшую на кухню. Ее дочь всегда обладала врожденным даром чувствовать определенные ситуации и людей, но с годами случайные всплески проницательности становились все более и более частыми. Ария могла унаследовать цвет волос покойного отца, но становилось заметно, что она в первую очередь мамина дочка.
— В любом случае, он гадкий человек, и, возможно, маме придется снова кричать на него. Так что тебе пока нельзя идти и докучать ему, Ария.
— Лааадно! — пропела Ария — теперь ее внимание привлекли кусочки яблока на кухонном столе.
К сожалению, Брилл не владела поразительным талантом дочери прощать и забывать. Вместо этого она была способна цепляться за обиды годами. Сев на стул и наблюдая, как Ария жует свой завтрак, Брилл накручивала себя, вспоминая поступок Эрика. «Грустит он, ага, как же… Я могу распознать грубияна с первого взгляда. И пока он не извинится, буду относиться к нему с тем же уважением, с каким он относится ко мне».

Отредактировано Lupa (2016-04-04 17:24:27)