Глава 2: Скрытая угроза

До представления новой оперы «Дон Жуан» оставалось всего три дня, и царивший в театре обычный предпремьерный хаос лишь усугублялся таинственным происхождением пьесы. Обычно каждая репетиция проходила в напряжении, доводившем актеров до истерики: их взгляды неизменно притягивала царящая над сценой темнота. Никто — от самого дюжего рабочего сцены до самой циничной уборщицы — не осмеливался выходить из комнат поодиночке. Они жили будто в осаде, под гнетом неведомой и невидимой силы.
А сейчас половина работников театра побывала на маскараде, где Призрак, размахивая шпагой, вручил директорам свою пьесу. Им исключительно не повезло узнать, что в стенах Опера Популер следует бояться куда большего, нежели просто тени и сквозняки, что меж мерцающих газовых светильников властвует нечто более материальное, нежели привидение. Теперь в их ночные кошмары проник человек в маске.
Необычность самой оперы тоже не успокаивала страх актеров — а скорее лишь усиливала его. Наполненная неприкрытым сексуальным напряжением и неудовлетворенностью работа откровенно шокировала всех участников, но при этом вызывала ощущение захватывающего дух чуда даже в самых непоколебимых и черствых сердцах. То, что Призрак лично написал «Дон Жуан» и потребовал распределить роли совершенно особенным образом, стало последней искрой, которая взорвала все бурлившие в театре слухи, подобно пороховой бочке.
Теперь каждый знал, что Кристина вновь получила ведущую партию сопрано, как гласили указания на первой странице партитуры, — факт, о котором чесали языками очень многие. И то, что чуть раньше в этом году Кристина была похищена Призраком, давно уже стало главной сплетней среди уборщиц. Несколько вполне заслуживающих доверия свидетелей утверждало, будто она отсутствовала всю ночь и половину следующего дня. Исчезновение Кристины было тем более поразительно, что, когда пропажу заметили, дверь в ее гримерную была заперта снаружи. Как девушка могла просочиться сквозь прочный дуб и каменные стены, было необъяснимо — разве что ее забрал Призрак. Основываясь на этих престранных обстоятельствах и более всего на привилегированном положении Кристины, многие начали думать, что юная дива состоит в сговоре с третирующим весь оперный театр таинственным мужчиной.
Но, конечно, те, кто был близко знаком с мадемуазель Даае, высмеивали эти нелепые обвинения. Они знали, что скорее уж Карлотта выучится играть в оставшиеся три дня, чем Кристина намеренно навредит кому бы то ни было. Девушка была слишком молодым и слишком тихим созданием, чтобы дать почву этим грязным слухам. Ее сердце было, что называется открытой книгой: его с одинаковой легкостью можно было прочесть и исписать — и определенно не в ее натуре было образовывать гнусные союзы с безумцами. Сторонники Кристины, в отличие от сплетников, открыто отстаивали свое мнение, так что заинтересованным сторонам не составляло труда собрать информацию о юной певице и ее недавних неудачах.
— Вы правда верите, что привидение не только похитило одну из ваших актрис, но и написало оперу? — с ноткой сарказма спросила Брилл.
Повисла долгая тяжелая пауза, во время которой она переводила взгляд с одной случайно встреченной хористки на другую. Когда те с энтузиазмом закивали, Брилл возвела очи к стропилам. «Это сводит меня с ума. Как кто-то может верить подобным небылицам? Это же противоречит всякой логике».
Не без трепета вернувшись в Опера Популер, теперь Брилл блуждала по лабиринту закулисья, пытаясь отыскать зацепку — любую зацепку — к тому, на что именно ей указывали сны. Несколько дней назад, возвратившись домой, она поняла, что, несмотря на унизительную встречу с Андре, совесть просто не позволит ей остаться в стороне, зная, что директора подвергают весь театр опасности.
Она задумчиво продолжила:
— И вы поставите эту пьесу всего за три дня?
Девушки снова кивнули; их улыбки медленно истаяли.
— Да, мадам, мы должны успеть. Новые директора совершили ошибку, бросив ему вызов. У него тут повсюду глаза и уши. Когда Призрак выходит на охоту, от него не укрыться, — прошептала худенькая светловолосая хористка, нервно пробежавшись глазами по перекрытиям.
Брилл невозмутимо приподняла бровь и вслед за девушкой подняла взгляд на нависавшую над ними темноту. Темнота ответила им безмолвием. Уперев кулаки в бедра, Брилл покачала головой, глядя на нервно переминавшихся перед ней напуганных хористок. Она чувствовала себя обязанной просветить их насчет глупости театральных слухов.
— Слушайте меня внимательно, — начала она твердым голосом. — Привидений не бывает. Они просто плод воображения, или тени, или скорбь какого-нибудь бедолаги. Наука способна доказать многие поразительные вещи: существование микроскопических форм жизни, эволюцию, возраст самой Земли — но до сих пор ни один ученый не нашел доказательств того, что существуют привидения или другие формы духов. Определенно, из этих фактов можно сделать единственный достоверный и логичный вывод: привидений не бывает.
Обе девушки глазели на нее, разинув рот, явно благоговея перед внушительностью ее речи и не в силах выдавить ни слова. Никто прежде так открыто не заявлял о подобном с тех пор, как возникла легенда о Призраке.
— Поэтому можно с уверенностью сказать, что ваш Призрак Оперы должен быть чем-то совершенно другим. Скорее всего, тот, кого вы все так боитесь, — обыкновенный сбежавший сумасшедший… — Раздавшийся позади них грохот прервал Брилл посреди предложения. Обе хористки пронзительно взвизгнули и скрылись в тусклом коридоре закулисья, оставив Брилл в одиночестве.
Та же резко развернулась в сторону источника шума, на всякий случай подняв руки для самозащиты. Несколько белых прядей выбилось из ее прически, упав на лицо. Брилл стояла с бешено стучащим сердцем, ожидая нападения и обшаривая взглядом окружающее пространство: страх хористок передался и ей, и от каждой тени ее душа едва не уходила в пятки. Внезапно виновник переполоха вышел на свет и мяукнул. Брилл с облегчением расслабилась, когда к ней протопал толстый полосатый кот и принялся тереться об ее черную юбку. Она наклонилась и, подняв кота, почесала его за ушами.
— Ах ты, скверный котяра, переворачиваешь тут все и терроризируешь хористок. — Слабая улыбка озарила ее обычно бесстрастное лицо. Брилл гладила кота, дожидаясь, когда наконец сердце перестанет так колотиться. — Наверное, ты и есть настоящий Призрак Оперы. Да? Не думаю, что половина здешних простофиль заметит разницу. И ты, бесспорно, нагнал на меня страху, несмотря на все мои отважные речи. — Кот смотрел на нее огромными золотистыми глазами и на шутку не реагировал.
Брилл вздохнула и отпустила полосатика, вспомнив причину своего возвращения в театр. «Надо выяснить причину этого ужасного ощущения, омрачающего все мои мысли. Оно становится хуже с каждым днем. Я едва могу думать о чем-то другом». Ее растущую тревогу подтверждали темные тени вокруг глаз. Брилл осторожно пошла по коридору; полосатый кот следовал за ней по пятам.
Она надеялась, что предыдущее вмешательство утихомирит грызущую ее совесть. Иногда, чтобы развеять ее странные ощущения, хватало простого предупреждения. К сожалению, на этот раз все пошло не так, как должно было. Несмотря на встречу с месье Андре и ее предостережение, последние несколько ночей ее мучили кошмары, слишком жуткие, чтобы вспомнить их наутро. Брилл просыпалась задолго до рассвета, с криком и в холодном поту. Она не знала почему. И ненавидела это незнание.
По прошествии дней сны стали отчетливее, хотя и ненамного. Теперь Брилл могла вспомнить красный бархат кресел зрительного зала Оперы и жар обрушивающегося сверху ужасного огня. Но что пробирало ее до костей, так это крики сотен паникующих людей. Помимо этих скудных деталей, Брилл по-прежнему оставалась в неведении, что же уготовано театру в будущем. Именно сны в итоге вновь привели ее в стены Опера Популер. Сны сводили ее с ума.
Ранее этим утром, проснувшись от очередного кошмара, Брилл составила план, как успешно проникнуть в Оперу. Учитывая, чем закончилась ее первая — она же последняя — встреча с руководством, она была уверена, что ее вышвырнут из театра, как только она попадется кому-нибудь на глаза. Однако ее волнения оказались беспочвенны: пробраться тайком было потрясающе легко — она просто вошла в двери. Зайдя за кулисы и ожидая, что ее в любой момент могут задержать, Брилл была удивлена, что никто даже не обратил на нее внимания. На самом деле вокруг не было никого, кто мог бы остановить ее. Бесконечные переходы и коридоры были совершенно пустынны: гулкие и темные, они на вид безо всякой системы тянулись во всех направлениях.
И сейчас, когда Брилл разглядывала странную коллекцию чучел животных, стоявшую в «лесу» из десятифутовых греческих колонн по обе стороны от нее, она ощущала разлившееся, кажется, в самом воздухе, беспочвенное напряжение. «Боже, должно быть, байки этих девушек подействовали и на меня… мне стало не по себе ни с того ни с сего. Это место выглядит таким странным без толп народу. Наверное, большая часть труппы прячется по комнатам. Они все боятся этого своего привидения. Бедолаги…»
Достав из нагрудного кармана свои затемненные очки, Брилл шагнула на участок за сценой, что был освещен лучше прочих; по счастью, он был свободен от неясного присутствия поломанного реквизита. Насколько она понимала, этот коридор вел в гримерные ведущих исполнителей. «Подозреваю, что та самая Кристина, о которой все судачат, живет где-то здесь. Со всеми этими разговорами о привидениях и похищении… наверное, мне придется занять очередь на звание главной сумасшедшей». От этой мысли Брилл тихонько рассмеялась, но сразу же прикрыла рот рукой, окончательно приглушая мягкий звук.
Ее смех быстро превратился в судорожный вздох, когда дверь в конце коридора резко распахнулась, с силой ударившись о стену. Грохот, с каким дерево ударилось о дерево, разнесся по тихому проходу, заставив Брилл слегка подпрыгнуть. В коридор, медленно пятясь, вышла молодая девушка с пышными вьющимися темными волосами. Даже на расстоянии было очевидно, что бедняжка находится на грани нервного срыва.
— Рауль, как я могу предать его? — всхлипывая, сказала девушку кому-то, стоявшему в комнате и не видному со стороны. — Он поддерживал меня в худшие годы моей жизни, подарил свою музыку, когда я умирала в безмолвии! — Ее голос становился все громче, опасно близко к истерике, пока она продолжала пятиться из комнаты. Свет, льющийся сквозь проем, осветил ее залитое слезами лицо. — Я не могу этого сделать! Я не могу все так закончить! Пожалуйста, пожалуйста, Рауль, не проси меня об этом! — Девушка с преисполненным муки стоном закрыла лицо ладонями и дала волю яростным рыданиям. Развернувшись, она бросилась прочь, едва не столкнувшись с Брилл, и скрылась за углом.
Привлекательный молодой человек с гладкими светлыми волосами, доходившими ему до плеч, выскочил за дверь и крикнул:
— Кристина! Это единственный выход! Кристина!
Крик превратился в раздраженное рычание, яркие голубые глаза юноши сверкали упорством и тревогой. Мгновение он смотрел вслед Кристине, затем осознал, что в коридоре есть кто-то помимо него, и вздрогнул, заметив стоящую неподалеку Брилл. Внезапно выпрямившись, он прочистил горло, тщетно пытаясь вернуть себе самообладание перед лицом незнакомки.
Брилл покрутила на пальце свое обручальное кольцо, чувствуя себя слегка не в своей тарелке под пытливым взглядом юноши, чувствуя, что невольно вмешалась в слишком интимную сцену, не предназначенную для глаз и ушей случайных свидетелей. Ее веселье полностью скрылось под привычной маской спокойствия.
— Прошу меня простить. Я не хотела прерывать вашу… э… беседу, — сказала Брилл с мягким акцентом.
Рауль как мог благожелательно покачал головой.
— Не извиняйтесь… мадам, — ответил он, после того как заметил на ее левой руке простое золотое кольцо. — Если уж на то пошло, это мы вас побеспокоили. — Он перевел взгляд с нее на коридор, где скрылась Кристина. Оправив свой жилет, он шагнул вперед, чтобы последовать за девушкой.
Когда Рауль проходил мимо нее, Брилл ощутила, как по сердцу пробежал холодок, и обнаружила, что ее рука, будто движимая неведомой силой, хватает юношу за рукав пальто. Тот с едва сдерживаемым хорошими манерами гневом развернулся к ней, но широко распахнутые, искренние глаза Брилл мигом смягчили его растущее раздражение.
— Прошу, месье. Что бы ни случилось в следующие три дня. Не позволяйте себе забыть о сострадании, — выпалила Брилл. — Это важно: даже во тьме, где никто не видит, останьтесь милосердным, — закончила она и содрогнулась. Загадочность слов, слетевших с ее собственных губ, заставила ее резко покраснеть. Брилл поспешно отпустила Рауля и заправила за ухо выбившуюся прядь. «Откуда это взялось? Я даже не знаю этого человека!»
Рауль пару секунд глядел на нее с недоумением, затем на его лице проступило осторожное понимание. Он решительно вздернул подбородок и перевел ожесточившийся взгляд с ее лица на коридор, к двери гримерки Кристины.
— Увы, мадам, некоторые ситуации требуют забыть о сочувствии. Подобная деликатность неуместна в отношении того, кто уже продал душу Сатане. Я не собираюсь давать послабление подобному человеку — не после всей той боли, что он причинил. — Его мягкий голос стал опасно низким, хотя в глазах все же промелькнула печаль.
Брилл, не сумев сдержать удивления, открыла было рот, чтобы возразить, но Рауль покачал головой и отступил.
— Простите, мадам, но я вынужден откланяться. Меня еще ждут дела. — Он развернулся и быстрым шагом удалился на поиски Кристины. На полпути он остановился и повернулся обратно к Брилл. — Послушайте доброго совета, мадам, покиньте это проклятое место, пока оно не отравило еще и вашу жизнь. — И с этим напутствием Рауль откланялся окончательно.
Оставшись одна, Брилл витиевато выругалась себе под нос — большей части этих, столь неподобающих леди ругательств ее давным-давно научил ее брат Коннер. Выпустив пар, она разгладила свою черную бархатную юбку и взяла себя в руки. Сжав губы, она постаралась расслабиться.
— Вся эта ситуация — полный провал! — пробурчала она в опустевший коридор. Привыкнув разговаривать сама с собой, когда не может решить проблему, Брилл и сейчас поддалась этой давней привычке, пытаясь разобраться в сложившейся ситуации. — Мои предостережения пропускают мимо ушей. Хотя не могу винить их — даже я не знаю, о чем их предупреждаю. Этот Призрак Оперы их всех запугал. Не верится, что столько взрослых людей поверили в столь нелепую историю. Надо благодарить судьбу, что я родилась не такой легковерной.
Брилл вздохнула и пошла в ту сторону, где, как она помнила, должна находиться сцена. Пока она приближалась к своей цели, гул множества повышающихся и понижающихся голосов медленно становился все громче. Брилл остановилась слева от сцены, до странного завороженная звуками, слетающими с губ репетирующих, ее раздражение быстро испарилось. Прислонившись к ближайшей стене, она ощутила, как ее тревоги уплывают под напором омывающих ее почти магических волн звука. «Забавно… — отстраненно размышляла Брилл. — Никогда раньше не думала, что мне нравится опера».
Богатые переливы баритонов и альтов, украшенные парящими высотами сопрано; каждая нота изумительным образом вплеталась в совершенство общей мелодии, и даже Брилл, у которой не было музыкального таланта, могла сказать, что это гениально. Она прижала руку к сердцу и невольно закрыла глаза. Никогда прежде она так не реагировала на музыку. Как будто ноты заключали в себе квинтэссенцию каждой человеческой эмоции.
На мгновение Брилл едва ли не впала в транс, но вдруг ее ушей достиг странный шум, перекрывший музыку. Мягкий трепещущий звук, сопровождаемый шорохом и поскрипыванием старых веревок, раздавался прямо над ее головой, во мраке стропил. Удивляясь странному звуку, она распахнула глаза и задрала голову. Нахмурившись, Брилл сняла затемненные очки, пытаясь рассмотреть хоть что-то в клубящейся над ней темноте. Из теней спорхнул маленький объект и спланировал к ее ногам; Брилл потрясенно осознала, что это конверт.
Машинально наклонившись и подняв письмо, она перевернула его и с недоумением посмотрела на красную сургучную печать в виде черепа. «Как странно. Это место продолжает преподносить сюрпризы». Брилл снова глянула вверх, затем открыла письмо — природное любопытство взяло верх. Она нахмурилась еще сильнее — и внезапно застыла, прочитав послание.
«Дорогая мадам Донован,
Ваши визиты в мой театр становятся все более и более занимательными. Сначала это была интерлюдия с моим слабоумным директором, а теперь распространение слухов среди никудышных хористок. Я нахожу странным, что женщина вашего положения ведет себя подобным образом. Я нахожу совершенно неподобающим леди, мадам, что вы суете нос не в свое дело.
Уверен, что в настоящий момент вы начали осознавать, что ваши усилия тщетны. За этими кулисами не действует ни логика, ни научный подход. Сколько не пытайтесь, вы не сумеете нарушить планы, которые уже осуществляются.
Для вас же будет лучше, если вы немедленно покинете здание.
П.О.
P.S. Будьте осторожны, мадам. В Опера Популер нередки несчастные случаи».
Язык письма выдавал интеллект писавшего, но сам почерк был необычайно примитивен. Словно автор никогда не учился чистописанию.
Скрытая угроза сквозила в нарочитой вежливости каждого слова. И именно ее едва различимые уколы зародили в Брилл ростки гнева. Ничто не могло пробудить в ней ярость сильнее, чем запугивание. Часто унижаемая в детстве из-за цвета глаз и волос, Брилл была прекрасно знакома с тем, как может действовать на других подобное третирование.
Брилл медленно сжала письмо в кулаке — так, что даже костяшки побелели, — и подняла глаза. Обшаривая темноту ледяным взглядом, она отошла от сцены в тени, созданные старыми декорациями и бутафорией.
— Вы ошибаетесь во мне, месье! — с жаром крикнула она во тьму; ее акцент стал заметнее. — Я не такая простодушная дурочка, как те, к кому вы привыкли. Ребяческие угрозы и загадочные письма ничего для меня не значат! — Брилл швырнула письмо наземь. — Меня не запугать! И поверьте моему слову, месье, — если вы попробуете навредить хоть кому-нибудь в этом театре, я сама вам накостыляю!
Затем она резко развернулась, так что юбки завихрились вокруг лодыжек, и направилась к главному входу в Оперу. На сегодня с нее было достаточно. Брилл узнала, что среди слухов, окружающих таинственную личность Призрака, сокрыта толика правды. И где-то в этих историях прятался ключ к причине того, что театр оказался в такой опасности. Все, что ей было нужно — это найти связь между этими зацепками. «Теперь, поговорив со всеми, я знаю, что во время представления «Дон Жуана» случится нечто ужасное. Все это как-то связано».
Упрямо задирая подбородок, Брилл прошествовала в фойе. Вновь нацепив затененные очки, она рывком распахнула парадные двери и пулей вылетела из здания.
Пара сокрытых в тени глаз внимательно следила за уходом молодой женщины, на миг утратив яростный блеск преданной любви. Несколько секунд взгляд Призрака освещало веселое удивление, а не злоба: оно смягчило его напряженные черты, и в уголках его глаз прорезались смешливые морщинки. Он не привык к подобному резкому отпору. «Да еще и от женщины… Она и впрямь грозилась придушить меня голыми руками, просто помереть со смеху».
В этот момент со сцены донеслась фальшивая нота, отвлекая его от безмолвных раздумий. Темноволосый мужчина вздрогнул от этого звука — все его веселье испарилось без следа. Его взгляд вновь налился расчетливостью и жестокостью. Он осторожно поднялся по веревке повыше на стропила, его мысли снова переключились на вмешательство странной девушки — на сей раз с гневом.
— Поглядим, мадам, насколько вы отважны. О да, поглядим.

Отредактировано Lupa (2016-04-01 23:26:57)

Глава 3: Выбора нет

Пока слабое зимнее солнце тонуло за горизонтом, перед главным входом Опера Популер начала выстраиваться шеренга роскошно отделанных экипажей. Элегантные мужчины и изысканно одетые женщины медленно выходили из своих карет и поднимались по парадной лестнице здания, несмотря на морозец, находя время, чтобы откровенно разглядывать равных себе.
Опера сверкала жизнью посреди сгустившегося сумрака — каждое окно десятиэтажного здания сияло, приглашая входящих зрителей. Немногие задерживались, чтобы полюбоваться уникальным обликом самого здания: зимний холод и отсутствие интереса заставляли их всех устремляться в главное фойе. Если бы они замерли на мгновение, козырьки в эффектном стиле барокко и массивные мраморные статуи, мимо которых они проходили, лишили бы дара речи любого здравомыслящего человека. Но, конечно, никто не останавливался, поскольку в стенах театра вскоре должна была разыграться драма иного рода.
Как известно, парижское высшее общество славилось серьезным отношением к искусствам. По крайней мере, они казались таковыми: любой мало-мальски состоятельный аристократ считал своим долгом не пропустить ни одной премьеры. Более того, многие возмущались и боролись за ограниченное число мест в ложах в театре, рассчитанном на две тысячи зрителей, требуя выставить все придерживаемые места на продажу. В действительности никого из богатых парижан особо не интересовал талант певцов или гений композитора, скорее, Опера служила витриной последней моды и украшений дам голубых кровей. Это было то место, где можно было и других посмотреть, и себя показать.
Поднимаясь вверх по главной лестнице к парадному входу, женщины придирчиво оглядывали остальных, мысленно оценивая фасон нарядов и украшения тех, кто стоял с ними на одной социальной ступени, откладывая каждый кусочек собранной информации, чтобы позднее подробно пересказать самые интересные и пикантные новости, перемывая кости в досужей болтовне. Грязные секреты летали туда-сюда среди толпы при каждом появлении новой кареты. Завистливые и мелочные ссоры то и дело вспыхивали меж владелицами наиболее дорогих платьев и украшений так же часто, как между теми, кто пришел своими ногами в выходном платье.
— Господи, во что вырядилось это мелкое ничтожество? Уж поверьте, если бы вырез ее корсета был еще ниже, туда бы заглянул Сатана собственной персоной, — безжалостно шептала своей спутнице одна юная аристократка, прикрываясь кружевным веером.
Женщина, с которой она говорила, рассмеялась и встряхнула головой, заставляя искриться бриллианты в ушах.
— В самом деле! Но мне кажется, ваш муж также наслаждается видом.
От ее комментария злобная усмешка юной аристократки увяла, превратившись в страдающий и сердитый взгляд. С щелчком захлопнув веер, она решительно подошла к невысокому лысеющему мужчине и буквально оттащила его от роскошной рыжеволосой женщины, с которой тот разговаривал. Мужчина и его жена прошли через открытые парадные двери, вполголоса осыпая друг друга упреками сквозь стиснутые зубы и взмахи веера.
Мужчины в толпе, как оказалось, были ничуть не лучше своих спутниц, хотя их тактика изучения себе подобных была гораздо менее заметной. Вместо того чтобы щебетать между собой о нарядах, они откровенно разглядывали женщин или обсуждали разведение лошадей для выездки. Те, кто держал под руку или в упряжи наилучшие образцы, были объектами черной зависти и скупой похвалы. Это был еще один вид соревнований, победа в которых повышала их статус, и здание театра служило прекрасным полем битвы.
Поэтому лишь немногие снобы, которые появились на сегодняшнем представлении, хоть в какой-то мере интересовались новой работой, ее неизвестным автором или странными слухами, бродившими по Опере. Сенсационные статьи в парижских газетах, повествующие о странных происшествиях и похищении сопрано, лишь добавляли увлекательности моменту, а наличие привидения просто придавало остроты болтовне перед началом спектакля.
Когда тени удлинились, к Опере подкатил простой черный экипаж, затерявшийся среди выстроившихся в ряд ярко разукрашенных карет. Не дожидаясь, пока экипаж займет надлежащее место, прямо перед главным входом из кареты проворно выскочил весьма привлекательный мужчина лет тридцати на вид; его ботинки ударились о камень мостовой с неподобающе громким стуком. Когда он повернулся, чтобы помочь выйти молодой леди, своей спутнице, его рыжеватые волосы до плеч сверкнули красным в последних лучах заходящего солнца. Многие из присутствовавших при этом юных дам, шокированные нетерпеливостью его прибытия, повернулись и посмотрели на него в изумлении; их осуждающие взгляды из-под нахмуренных бровей довольно быстро сменились оценивающими.
Хотя вновь прибывший был одет, как джентльмен, сложен он был, как простой разнорабочий. Он был высок и широк в плечах, его спина и грудь казались необхватными — покрой вечернего фрака не в силах был хоть сколько-нибудь прилично скрыть перекатывающиеся под тканью великолепно развитые мускулы. Линия его подбородка была квадратной и мощной, а нос — с небольшой горбинкой, что придавало его лицу некоторую жесткость — если бы не постоянная улыбка, изгибающая уголки его губ и пляшущая в ярких зеленых глазах. Но более всего привлекали внимание его манеры. В каждом движении сквозили живость и энергия, которые неизмеримо отличали его от пресыщенных, низеньких и пухлых аристократов, которые обтекали его, заходя в театр.
Молодая женщина, которой он учтиво помог выйти из экипажа, тоже была достаточно приметной, чтобы многие повернули головы в ее сторону. Белоснежные волосы обрамляли ее холодное красивое лицо, черты ее лица своими совершенными пропорциями напоминали о классических греческих статуях. У нее был прямой, можно сказать, королевский нос и округлые щеки и подбородок, придававшие ее чертам мягкость, которую не под силу было скрыть даже серьезному выражению ее лица. Ее полные, изогнутые подобно луку Купидона губы были неулыбчивы и поджаты. В той же мере, в какой ее компаньон был подвижен и изменчив, она была воплощением спокойствия и безмятежности: каждое ее движение было грациозно, подобно снегу, усыпающему зимнюю ночь.
Она помедлила, чтобы оглядеть собравшуюся толпу большими сияющими глазами цвета штормового моря. Отвернувшись от толпы, она глубоко вздохнула и, отряхнув свои запылившиеся серые шелковые юбки, приняла предложенную сопровождающим руку. Мужчина улыбнулся в ответ на ее прикосновение, зелень его глаз заискрилась смехом, но лицо молодой леди осталось безучастным — за исключением небольшой морщинки, прорезавшейся между ее бровями, когда она снова оглядела успевшую собраться толпу. Мужчина в мгновение ока потянулся к ней и забрал себе ее необыкновенно большую черную сумку.
Красивая пара отошла от экипажа и не спеша направилась прямо к входу в Оперу. Подняв руку, беловолосая женщина рассеянно поправила незатейливую серебряную подвеску на шее, с теплом рассматривая архитектуру театра. Несколько женщин тихонько хихикали над отсутствием у девушки драгоценностей и над тем, что она таращилась на здание Оперы, как какая-нибудь деревенщина. Они также нашли забавной очаровательную попытку девушки надеть напудренный парик старого фасона: что за наглость — носить белые волосы в наше время. Нувориши всегда занимательны. И всех их интересовало, что в ней нашел этот невероятно привлекательный мужчина.
— Брилл, расслабься, — тепло сказал мужчина, склонившись, чтобы никто не мог их услышать. — В конечном счете, это была твоя идея. — Та свирепо посмотрела на него; морщинка на ее переносице стала еще глубже. Улыбаясь ей, мужчина продолжил: — Должен признать, я был несколько шокирован твоей просьбой. Ты всегда ненавидела эти фривольные демонстрации статуса. Хотя, надо сказать, я был чрезвычайно счастлив воспользоваться кое-какими услугами, чтобы заполучить эти билеты. Нет ничего веселее, чем развращать необычайно скучную социальную жизнь моей сестры при помощи малой толики моей собственной — яркой и насыщенной.
— Честное слово, Коннер! Это серьезно. Ты прекрасно знаешь, почему я пришла сюда сегодня вечером, — воскликнула Брилл, крепко ухватив брата за руку, когда они миновали группку щебечущих дам. Опустив голову, она старалась не замечать щекочущее ощущение от множества оценивающих взглядов, сверливших ей спину, пока они поднимались по лестнице.
Несмотря на свой невозмутимый вид, Брилл всегда испытывала неловкость в большой толпе. Выросшая в сельской Ирландии, где суеверие было частью повседневной жизни, она всегда привлекала нежелательное внимание своей необычной внешностью. Ходили даже слухи, что она не человеческое дитя, а подменыш, оставленный Маленьким Народцем, чтобы навлечь беду на деревни. И как будто этого было недостаточно, она еще и говорила соседям разные странные вещи — которые позднее становились правдой. Несчастные случаи на фермах, неурожаи, внезапные смерти преследовали ее сны и иногда просачивались в часы ее бодрствования, убеждая всех, что она и впрямь послана дьяволом.
Брилл рано выучилась никогда не рассказывать о вещах, о которых знала. Но даже молчание не уберегало ее от деревенских детей, которые преследовали ее от школы, ходя группками по трое и бросая ей вслед обидные слова и иногда мелкие камушки. Брилл не могла даже защищаться — одна против всех. А после того, как однажды она вернулась домой с порезом над правым глазом, ее отец велел семье окончательно и бесповоротно паковать вещи и насовсем перевез их в город, где работал.
С тех пор много воды утекло, шрам над глазом Брилл стал совсем маленьким и едва заметным, но даже сейчас толпа заставляла ее нервничать. На самом деле более чем нервничать. Как только количество любопытных глаз возрастало, Брилл становилась болезненно стыдлива и неуклюжа. Это была примитивная, первобытная реакция, и, по-видимому, ни логика, ни самоконтроль не могли с нею совладать. Временами, когда давление толпы усиливалось до невыносимых пределов, Брилл казалось, будто ей не хватает дыхания, будто стены тел высасывают воздух прямо из ее легких.
Инстинктивно наклонив голову, Брилл старалась избегать всеобщего внимания, поднимаясь по лестнице; она игнорировала привычный трепет сжавшегося в панике сердца и непрестанное бормотание полного сомнений внутреннего голоса. «Что я тут делаю? Я не должна была ничего говорить. Это была ошибка. Это всего лишь сны, ничего больше. Это всего лишь сны…»
Полностью проигнорировав и отповедь сестры, и суровое выражение ее лица, Коннер продолжил говорить, будто не слышал ответа:
— Правда, я надеялся, что сегодня вечером ты наденешь что-нибудь цветное. Не могу выразить, как я ненавижу черный и серый. Неужели будет чересчур большой наглостью просьба добавить хоть чуточку розового или, может, приятный синий? Синий всегда был тебе так к лицу, Бри. Подобно зимнему дню… — Он на миг прервался, оглядев довольно унылый покрой и цвет ее наряда. — Прошло уже четыре года, Бри. Ты не думаешь, что настало время двигаться дальше?
Избегая встречаться с братом глазами, Брилл коснулась своего украшения, медальона со Святым Иудой. Коннер был прав, со дня гибели Джона прошло четыре года, приличествующий нормам общества год, отведенный на траур, давно истек. Ей больше необязательно было носить черное в знак скорби; теперь для нее считалось приемлемым одеваться в цветные вещи и даже вновь выйти замуж. На самом деле более чем приемлемым. Подразумевалось, что ей, молодой, двадцатипятилетней женщине с маленьким ребенком, необходимо найти себе нового мужчину, способного их обеспечивать. Ей попросту не пристало быть самостоятельной.
Но Брилл была невыносима сама мысль об этом. Джон был единственным человеком помимо ее родных, кто не заставлял ее чувствовать себя белой вороной или безумицей. Он был спокойным и добрым, тихой гаванью, даже когда ее мучили сны, и она будила весь дом своими криками. Он любил ее, несмотря ни на что. И Брилл предпочитала цепляться за свою потерю — пусть даже это было больно, — чем позволить воспоминаниям о Джоне померкнуть. Она не хотела забывать его и чувства, которые он пробудил в ней. Наверное, для нее никогда не наступит подходящее время двигаться дальше и оставить Джона позади. У ее скорби не было срока — и никогда не будет.
Горе нашептывало в ее голове подобно старому знакомому, ее глаза потемнели от непролитых слез. Не в силах ответить, Брилл лишь слабо покачала головой. Печаль, как это часто бывало, перекрыла и панику, и все остальное.
— Как я могу? Ох, Коннер, я не могу, — пробормотала она.
Испугавшись отразившего на ее лице страдания, Коннер скривился. Несколько секунд они шли в тишине, пока он искал подходящую тему, чтобы отвлечь сестру от непреходящей меланхолии.
— Эээ… Я уже говорил тебе, что мне пришлось шантажировать кардинала, чтобы достать билеты на сегодняшний спектакль?
Мгновение Брилл молча смотрела на брата пустым взглядом. Затем в ее глазах вновь зажегся огонек, и недоверие одолело скорбь.
— Что, во имя господа, ты имеешь в виду?
Обрадовавшись, что хоть ненадолго сумел отвлечь ее, Коннер широко улыбнулся:
— Выяснилось, что он частенько причащает крошек в борделе мадам Флоренс.
Шумно выдохнув, Брилл уже в открытую нахмурилась:
— Не вижу в этом ничего дурного…
Расхохотавшись, Коннер обнял рукой ее узкие плечи и, наклонившись ближе, прошептал ей на ухо:
— И это было бы и вполовину не так дурно, если бы все участники оставались в одежде.
Возмущенно втянув воздух, Брилл развернулась и стукнула Коннера по руке; на ее щеках мгновенно заполыхал румянец.
— Ты… просто… невозможен! — воскликнула она, сопровождая каждое слово хорошо поставленным ударом в живот. — Как тебе не стыдно! Все святые мученики наверняка день-деньской проливают слезы, думая о твоей бессмертной душе.
Уклонившись от очередного удара, Коннер со смехом продолжил:
— Я знал, что тебе придется по нраву эта история.
— И не надейся, глупый язычник. Я не верю ни единому твоему слову.
— Да ладно тебе, Бри, ты же знаешь, я вру только по воскресеньям.
Сделав вид, что не слышала этого, Брилл задрала подбородок и припустила к ведущей в Оперу лестнице, оставив Коннера позади. Он прибавил шагу, чтобы нагнать ее, и вскоре поравнялся, хотя Брилл и продолжала его игнорировать. Покосившись на брата, Брилл с досадой поджала губы.
— Чего я не понимаю, так это почему ты настоял на том, чтобы сопровождать меня, — вдруг выпалила она. — Я прекрасно справилась бы сама. Было бы лучше, если бы ты остался дома с Арией. — Повисла тяжелая пауза, и Брилл замедлила свою надменную поступь, растеряв все раздражение. Вздохнув, она взволнованно подняла взгляд на брата. — Это мое дело, Коннер.
— Да неужели? — спросил тот, насмешливо изогнув бровь, его зеленые глаза смеялись. — Ты забыла, как хорошо я тебя знаю. Ты правда думаешь, что хотела бы оказаться в одиночку перед этой толпой? — Брилл открыла было рот, чтобы возразить, но он прервал ее: — И, кроме того, каким бы я был старшим братом, если бы не приглядывал за тобой?
— Только одно на самом деле заслуживает внимания, — пробормотала Брилл. — Я говорила тебе, что не знаю, что может произойти этой ночью. Это может быть все, что угодно. Ты и Ария — вот единственная семья, которая у меня осталась, Коннер. Если из-за моих дурацких галлюцинаций с тобой что-нибудь случится, я не знаю, что мне…
При этих словах веселая улыбка на лице Коннера сменилась свирепым оскалом.
— Не говори о себе так, Бри. Ты — самая проницательная особа, какую я когда-либо имел удовольствие знать. Я доверяю твоим инстинктам. Если ты чувствуешь, что здесь должно что-то произойти, это произойдет. Ты всегда заранее знала о многих вещах. И это ведь нельзя объяснить обычными галлюцинациями, так? Поэтому я хочу быть рядом, чтобы помочь, чем сумею. Не забывай, что и ты — единственная семья, которая есть у меня! — напомнил он, когда они прошли сквозь парадный вход театра в ярко освещенный холл.
Быстро заморгав, когда свет резанул по ее восприимчивым глазам, Брилл тихо заметила:
— Прости, Коннер. Я не подумала о твоих чувствах. — Кивком принимая ее извинения, тот посмотрел на нее смягчившимся взглядом. — Я рада, что ты со мной, — продолжила она, одарив его столь редкой последнее время сияющей улыбкой, и Коннер обнадеживающе пожал ей руку. Заручившись поддержкой брата, Брилл ощутила, как камень свалился с ее души, пускай и всего лишь на время.
Коннер вздохнул и с любопытством оглядел пышное убранство.
— В одном французам нельзя отказать… — начал он серьезно, — они эксперты по части расширения границ благопристойности, — он захохотал, намекающе указывая бровями на непристойные формы статуй обнаженных женщин, обрамляющих главную лестницу.
На секунду Брилл хотела было прийти в ужас от бесконечных непристойностей брата, но потом отказалась от этой идеи. Да и какой смысл? Он постоянно подтверждал звание полного и законченного прохвоста. Кроме того, это и впрямь было очень смешно.
Брилл прижала ладонь ко рту, пряча смешок, слетевший с ее губ в ответ на возмутительный комментарий. Ее брат был одним из тех немногих людей, которые могли пробиться сквозь пелену скорби, которая, казалось, навечно отделила ее от остального мира. Коннер заставлял ее забыть, что она отличается от других, забыть о том, что она нашла и потеряла. Рядом с ним она вновь чувствовала себя юной. Он напоминал Брилл о времени, когда они по ночам рассказывали друг другу истории о привидениях и корчили рожи через обеденный стол. Всегда напоминал ей о времени, когда они все были счастливы, до того, как умерли отец и мать, до того, как она похоронила мужа и была вынуждена растить дочь в одиночку.
Но, как это обычно бывало, смех бежал из глаз Брилл, сделав выражение лица каким-то пустым — хотя она и продолжала улыбаться.
— А ты эксперт по благопристойности? Сдается мне, дорогой братец, что именно ты голым и пьяным носился по шотландским пустошам после вечеринки в честь твоего восемнадцатилетия, — ответила она, надеясь смутить его воспоминаниями. Но, вместо того чтобы выказать малейший признак стыда, Коннер запрокинул голову и разразился смехом; веснушки на его носу резко выделились в свете ламп.
— Я забыл об этом, Бри! Черт меня возьми, если это не была лучшая попойка в моей жизни! Ирландский виски лучший в мире.
Брилл выразительно возвела глаза к небу и потянула его вверх по главной лестнице.
— Пойдем. Давай выбираться из толпы. Я устала от того, что все эти богатые старые курицы глазеют на меня.
Коннер огляделся поверх головы сестры; его взгляд ожесточился. «Если бы на нее таращились только престарелые богатые аристократки, я бы так не тревожился. Она даже не осознает, что мужчины никогда не обращают внимания на ее волосы — их чересчур отвлекает ее лицо», — думал он, коротко оскалившись на пялящегося в их сторону французского аристократа. Тот вздрогнул от столь неподобающего джентльмену поведения Коннера и быстро отвернулся. Брилл, продолжая тянуть брата за руку, не подозревала ни об обмене взглядами, происходящем у нее над головой, ни о том, что разыгрывалось в это самое время за кулисами театра.

* * *
Кристина сидела перед огромным зеркалом в своей гримерной, рассеянно глядя на свое бледное отражение. Рукав костюма испанской крестьянки незаметно сполз с ее кремового плеча. Девушка словно бы погрузилась в транс и не осознавала происходящее вокруг. Две молодые ассистентки были заняты укладкой ее длинных локонов для предстоящего спектакля, но она никак не реагировала на их присутствие.
Она лишь смотрела в зеркало, которое теперь хранило так много воспоминаний — хороших и плохих. Одинокая слеза выкатилась из ее больших карих глаз и сползла по щеке. Трясущейся рукой она быстро вытерла ее, по-прежнему не двигаясь. Улучив момент, Кристина сделала несколько глубоких вдохов, пытаясь унять дрожь во всем теле.
Она знала, что сегодня уничтожит мужчину, который был ее защитником и учителем многие годы. Она разобьет ему сердце на тысячи осколков, и когда сделает это, часть ее собственного сердца разобьется вместе с ним. Привязанность и уважение, которые она когда-то испытывала к своему ангелу, бежали от ревнивого и темпераментного мужчины, которого она узнала. Его властные и импульсивные поступки испугали ее больше, чем когда-либо могло напугать его обнаженное лицо. Но она видела, что других вариантов нет. Если она хочет быть счастлива, ей придется сделать так, как сказал Рауль. А она отчаянно жаждала быть счастливой. Счастливой со своим прекрасным и нежным Раулем.
Кристина отвернулась от зеркала и оцепенело вышла в коридор. Ассистентки последовали за ней, совершая последние манипуляции над ее волосами и костюмом, перед тем как прозвучит сигнал о ее выходе на сцену.
Она не могла лгать самой себе и утверждать, что лицо Ангела не оттолкнуло ее. Шок от вида его уродства лишил ее на время дара речи, ужаснув до глубины души. Она никогда в жизни не думала, что человеческое существо может быть настолько уродливо, что нормальные черты лица могут быть так искажены и нарушены. Даже сейчас при мысли об этом ее сердце пустилось вскачь, а живот скрутило. То, что она увидела на правой половине его лица, составляло ужасающий контраст с левой. Словно в насмешку, левая половина его лица была непростительно хороша. Строгая линия челюсти, прямой аристократический нос и ярко-синие глаза вместе создавали картину совершенной мужской красоты. «А между тем правая сторона его лица…»
Только она начала погружаться в свои мысли, как заметила Рауля, с напряженным лицом выходящего из бокового коридора. При виде него Кристина оставила размышления и бросилась в его объятия. Юные ассистентки отстали, оставив их наедине.
— Рауль, я боюсь, — рыдала Кристина, пока он успокаивал ее и покрывал нежными поцелуями ее лоб.
— Все будет в порядке, Кристина. После этой ночи мы сможем быть вместе. — Та кивнула и неохотно высвободилась из объятий Рауля. — Я буду следить из зрительного зала. У каждой двери будет стоять охрана. Он больше не сможет никому причинить вреда. — Рауль проводил ее до сцены и оставил с остальными исполнителями. Он бросил на нее последний ободряющий взгляд, после чего развернулся и поспешил на свое место в зрительном зале.
Кристина стояла, заламывая руки, пока гасло освещение в зале, а огни рампы разгорались ярче. Занавес подняли, открывая хор, стоящий среди декораций, изображающих ад. Деревянные языки пламени и клубы искусственного дыма заставили зрителей благоговейно вздохнуть, но когда хор запел, все прочие звуки прекратились.
Пьянджи, ведущий тенор, занял свое место на сцене рядом с ведущим баритоном. Полноватый певец вскоре исчез за красным занавесом, сигнализируя о выходе Кристины. Когда она шагнула прямо к рампе, ее дрожь утихла, а тревога на ее личике сменилась мечтательным выражением. Помимо прочего, она была великолепной актрисой. «И смилуйся надо мною небо за то, что я должна сейчас сделать».

Отредактировано Lupa (2016-04-01 23:28:21)

Мышь_полевая, я сама угорала, когда это переводила.    Причем автор там такие термины уничижительные подбирает, я сделала для себя много чудных открытий.

Глава 5: Небесный огонь

Люстра над головами зловеще застонала, резко провалившись на несколько футов. Толпа внизу мгновенно забыла об изуродованном мужчине на сцене — все взгляды устремились вверх; раздался дружный захлебывающийся вздох. Брилл пришла в себя и, клацнув зубами, закрыла рот. Быстро оглядевшись, она подняла с пола большую черную сумку.
Пульсирующее давление в ее голове исчезло подобно утренней дымке под солнцем, от чего резко проступили полузабытые обрывки ее снов. Теперь она ясно видела их мысленным оком, как будто смотрела четкие фотографии. Брилл видела качающуюся люстру, трескающийся потолок, куски штукатурки, дождем осыпающиеся на застывшую внизу толпу. Она видела, как люстра срывается с креплений и падает в зал. Она видела корчившиеся в муках чернеющие тела, объятые пламенем, слышала, как кричат люди, пока дыхание не выжгло из их легких.
Брилл видела это все так, словно это уже случилось. Но это еще не случилось. У них еще было время.
— Бегите! Бегите, люстра падает! — крикнула она во весь голос, выталкивая в проход джентльмена слева от себя.
Мужчина вздрогнул от ее прикосновения, выйдя из панического ступора и начав двигаться. Продолжая проталкиваться вперед, Брилл быстро оглянулась через плечо — лишь для того, чтобы обнаружить Коннера прямо позади себя. При виде него облегчение прорвалось сквозь растущую панику, но размышления по-прежнему были мрачными. «Она вот-вот упадет. Времени не осталось!»
Словно прочитав ее мысли, Коннер перемахнул через ряд перед ними и принялся сгонять зрителей с их мест к проходу. В считанные секунды он расчистил половину прохода. Высокая фигура и зычный выразительный голос помогали ему привлекать внимание и командовать.
Прямо над головами огромная люстра еще раз накренилась — вниз низвергнулся водопад белоснежной штукатурки, — оторвалась от потолка под собственным весом и полетела на оторопевших зрителей. Цепочки из искусно выполненных кристаллов дружно зазвенели во время падения, и этот до странности невинный звук послужил фоном вселяющей трепет сцене.
Толпа больше не стояла, замерев от ужаса — стремительное падение люстры заставило их удариться в паническое бегство. В следующую секунду благовоспитанную публику словно подменили: животный страх, пронизывающий воздух, вырвался на волю. Безукоризненно одетые джентльмены без извинений карабкались по юным леди, чтобы добраться до выхода, юные леди рвали друг на друге платья и расталкивали на бегу соседей. В этот момент все узы привязанности были забыты в неистовом стремлении спасти свою жизнь.
Брилл, все еще пытавшуюся убрать людей с дороги, сначала грубо толкнули в одну сторону, затем в другую: она больше не контролировала собственные действия. Нахлынувший вал людей, бросившихся к выходам, просто-напросто смел ее. Она была невысокой от рождения, ее рост едва ли достигал пяти футов пяти дюймов, поэтому натиск толпы почти ослепил ее, она не могла ничего разглядеть поверх плеч, сдавивших ее со всех сторон. В море плеч и торсов Брилл никак не удавалось понять, сколько времени осталось до того, как люстра разобьется.
— Коннер! Где ты?! — задыхаясь, крикнула она, перекрыв гул панических воплей.
Брилл пихнула локтем истеричного джентльмена рядом с собой, пытавшегося оттолкнуть ее с дороги. Она смутно слышала, как кто-то выкрикивает ее имя, но в царившей вокруг неразберихе не смогла определить источник голоса.
Когда тела остальных сталкивались с ее собственным, природное отвращение Брилл к большим толпам заставляло ее сердце колотиться где-то в горле, перекрывая дыхание. Она отчаянно расталкивала окруживших ее людей, но, кажется, толпа только сильнее сжималась вокруг. На мгновение в ее голове не осталось ничего, кроме потребности выбраться. Чтобы дышать. Брилл неистово сражалась с теми, кто пытался грубо карабкаться по ней, и с трудом сумела остаться на ногах.
Падение люстры ознаменовалось оглушительным взрывом: та приземлилась на первые три ряда партера. Брилл, как и остальных, от силы удара бросило на колени. На мгновение она растянулась на полу, оглушенная и задыхающаяся. Она ощущала вес придавившего ее колена — люди карабкались по ее ногам; слышала звук множества шагов — люди поднялись на ноги и побежали. Брилл осторожно приняла сидячее положение и ошеломленно огляделась; после взрывной волны в ушах болезненно звенело.
Зал пьяно качался перед глазами. Брилл заморгала, глядя на царящий вокруг хаос. Из оркестровой ямы гигантскими клубами валил густой черный дым, заволакивая сцену и быстро наполняя огромное пространство над головой Брилл. Снизу прорывался жуткий неверный отсвет пляшущих языков пламени. Из самого центра этой геенны доносились странные вопли и стоны — это гибли в пожаре брошенные музыкантами инструменты: струны выскакивали из пазов, и раскаленный металл неестественно скручивался среди огня.
Потянувшись вверх, Брилл ухватилась за подлокотник для опоры и, подтянувшись, сначала села на корточки, а затем, когда прошли головокружение и дезориентация, встала.
В те мгновения, когда она впала в шок, тяжесть тел на ней каким-то образом уменьшилась, так что Брилл легко смогла повернуться и увидеть жадные языки огня, полностью охватившего оркестровую яму. «Господи, спаси их души, если там еще кто-то оставался». Ужасные, полные муки крики раздались в передней части зала, перекрывая треск и рев пламени. Вопли пострадавших вскоре перекрыли голоса убегающих зрителей, наполнив театр страдальческими вздохами и испуганными мольбами.
Брилл быстро глянула в сторону ближайшего выхода: ее чувствами мгновенно овладело желание сбежать прочь от шума и дыма. Она сделала несколько неуверенных шагов к распахнутым дверям; ее сердце бешено колотилось, дыхание с хрипом вырывалось из легких. Но потому Брилл поспешно развернулась и пошла по направлению к разрухе позади.
Жар от поистине адского пламени ударил ее в лицо; кожа на носу и щеках высохла и словно бы чересчур натянулась на костях. Брилл сощурилась от яркого ослепляющего света огня и могла разглядеть лишь темные контуры рассеянных по боковым проходам людей. Страх когтями впился в ее внутренности, ворочаясь там, как живое существо. Ждущие за спиной выход и прохладный чистый воздух так и манили к себе.
И вновь взгляд Брилл вернулся к оставшимся в театре людям — лежащим на полу и зажимающим раны; отовсюду доносились причитания. Как она могла бросить их? Зачем было все это, если сейчас она развернется и убежит?
Брилл нахмурилась и на миг прикрыла глаза, успокаивая себя. Ее руки тряслись; она облизала губы и окончательно отвернулась от выхода. До белых костяшек сжимая ручки своей черной сумки, Брилл, спотыкаясь, побрела в сторону пожара.
Она притормозила и уронила сумку, когда заметила юную леди, с безумным видом бегущую вверх по проходу; ее юбки были охвачены огнем. Устремившись за девушкой, Брилл ухватила ее сзади. Они тяжело рухнули на пол, но Брилл быстро вскочила и, используя собственные юбки, сбила языки пламени, пляшущие вокруг лодыжек девушки. Та разразилась слезами облегчения, пока Брилл помогала ей подняться на ноги.
— Вы не очень пострадали, поэтому поторопитесь и уходите отсюда. Скажите любому снаружи, кто согласится выслушать, что нам нужна подмога. Здесь много пострадавших, которых нужно лечить одновременно. Вы понимаете меня? — Девушка быстро закивала, более чем готовая бежать прочь от разгорающегося на сцене пожара.
Когда девушка побежала вверх по центральному проходу, Брилл повернулась и подняла свою кожаную сумку. Открыв ее, она вынула несколько рулонов марли, бутылку крепкого виски, острые ножницы и набор для наложения швов. Она упаковала все эти вещи днем ранее, достав дома из личного медицинского набора.
Балансируя медицинскими принадлежностями, Брилл двигалась через проходы, быстро оценивая состояние пострадавших, мимо которых проходила. Ее действия вскоре стали механическими, поскольку она бинтовала и обеззараживала массу ран и ожогов. Большинство из тех, к кому она подходила, могли выйти из театра на своих двоих, но было несколько человек, которые вряд ли смогут когда-нибудь подняться.
Тех, кто мог идти или хотя бы ползти, Брилл практически выталкивала к выходам, надеясь, что дальше они смогут выбраться самостоятельно. Но когда число тяжелораненых перевалило за две дюжины, Брилл почувствовала усталость, поскольку ей приходилось разрываться на части. «Я не настолько сильная, чтобы вытащить всех этих людей. Здесь я больше ничего не могу для них сделать. Их нужно вынести отсюда и отвезти в больницу».
Пожилой джентльмен, чью ногу она в данный момент бинтовала, пристально посмотрел на нее.
— Вы медсестра, юная леди? — спросил он вежливо, отмечая профессионализм ее действий.
— Нет, месье, я не медсестра, — ответила Брилл с блистательной напускной безмятежностью на лице, принуждая себя игнорировать жар и рев за спиной. Заметив смущение мужчины, она продолжила с некоторой неохотой: — Мой отец много лет был полевым хирургом. Я выросла, наблюдая за его работой. Я часто навещала его в больницах и провела много времени за чтением медицинских книг в его кабинетах.
Мужчина кивнул и похлопал ее по руке.
— Как это ужасно для такой прекрасной юной девушки.
Брилл нахмурилась на его замечание, поскольку в этом вовсе не было ничего ужасного. Это было познавательно. Когда умерла мама, Брилл была еще ребенком, и отцу пришлось в одиночку растить двоих детей. Не имея за плечами никакого опыта помимо воспоминаний о собственном воспитании, отец растил ее, скорее, как сына, чем как дочь: учил ее ботанике, анатомии, медицине и математике. Он поощрял ее склонность к анализу и независимости суждений; чаще покупая ей на дни рождения микроскопы и учебники по медицине, нежели платья и ленточки.
Когда Брилл стала постарше, отец даже брал ее с собой на работу, где она не только наблюдала различные заболевания и хирургические операции, но и помогала отцу ухаживать за пациентами. Именно здесь, рядом с ним, Брилл впервые увидела вред, который может причинить человеческому телу одна-единственная крохотная мина: миг — и оно превращается в перемолотые кости и разорванную плоть, и единственный выход, чтобы спасти жизнь — ампутация. И такой солдат еще может считать себя везунчиком.
Но куда чаще им не так везло. В результате Брилл еще подростком близко познакомилась со смертью. И ее не уставало поражать, как в один момент молодой человек еще здесь: его сердце бьется, легкие дышат, его разум мыслит и чувствует — а в следующий момент его уже нет. Искра, что давала ему жизнь и подвижность, угасла, и он просто исчез.
В коридорах и палатах этих больниц Брилл ухаживала за жертвами величайшей людской жестокости, поэтому теперь ничто не могло ее удивить. Неважно, как отвратителен поступок, она видела и похуже.
— Нет, месье, это не было ужасно, — пробормотала Брилл, туго перематывая лодыжку мужчины длинной хлопковой лентой. — Я всегда была благодарна за свое воспитание. Даже несмотря на то, что оно было довольно необычным.
Судя по виду, не особо впечатлившись этим, мужчина поморщился, когда она завязала тугой узел, чтобы закрепить бинт.
— Полагаю, изучение вами подобных вещей имело и свои недостатки. Осталось ли у вас время, чтобы научиться вещам, более подходящим для юных леди?
Брилл посмотрела на мужчину долгим изучающим взглядом. Было время, когда подобное утверждение могло разжечь в ней гнев и подвигнуть на колкий ответ. Но теперь она ощутила лишь краткую вспышку раздражения, которая едва ли заставила ее даже нахмуриться; гнев был подавлен в мгновение ока.
Отвернувшись от мужчины, Брилл сунула оставшиеся бинты обратно в сумку.
— Я также получила и эту часть образования, — проворчала она с легким оттенком неприязни.
Долгие годы Брилл притворялась, что однажды станет врачом, совсем как отец. Она впитывала каждую частичку знания, которую только могла, чтобы достичь этой единственной цели. Но потом, когда Брилл было тринадцать, один из коллег отца объяснил, что девушки просто не имеют права поступать в медицинское училище. Что ее никогда не примут ни в один проект. Склонность женщин выставлять напоказ эмоции и их природное отвращение к низменным проявлениям жизни делают это невозможным. И благовоспитанные леди не могут обращаться с пациентами-мужчинами и некоторыми частями их анатомии без риска быть обесчещенными.
Для Брилл оказалось страшным ударом осознание, что как бы она ни училась и какой бы ни стала умелой, к ней всегда будут относиться всего лишь как к женщине, вздумавшей поиграться в доктора.
Примерно в это же время ее отец начал настаивать, чтобы она изучала предметы, более подобающие ее полу. Он поддался мягким увещеваниям коллег и их жен и поверил, что, возможно, ошибся в воспитании Брилл, что обрек ее на жизнь, полную разочарований.
Поэтому Брилл стала учиться вышивать подушки и рисовать акварелью, все это время втайне планируя доказать всем, что они были неправы. Каким-то образом она собиралась стать исключением из правил. Каким-то образом ее станут воспринимать всерьез, и она сможет помогать людям. Но потом отец сильно заболел и вслед за матерью отошел в могилу, и все надежды Брилл на блистательный триумф и карьеру превратились в ничто. Отец оставил их с Коннером одних самим пробивать себе путь в этом мире.
Пожилой джентльмен отечески улыбнулся ей:
— Ну, в любом случае, вы справляетесь лучше, чем мой сын, мадам, хотя он и настоящий доктор. — В ответ на это заявление Брилл лишь равнодушно улыбнулась и покачала головой. Мужчина улыбнулся вместе с ней, не заметив скрытые за ее внешним безразличием эмоции. — Дайте мне немного виски, и я смогу помогать вам. Я уже два года как отошел от дел, но, думаю, неплохо справлюсь. Полагаю, что врачи никогда не теряют навыки.
Брилл кивнула, благодаря за помощь, и подняла мужчину на ноги. Тот медленно похромал на своей вывихнутой лодыжке к другому пострадавшему в нескольких футах от него.
Теперь, получив какую-никакую помощь, Брилл устало выпрямилась и вытерла пот со лба. Ее сизо-серое, цвета олова, платье было забрызгано кровью, а замысловатая прическа растрепалась. Пряди белых волос небрежно упали Брилл на лицо, пока та рассеянно вытирала руки о юбку.
Брилл застыла лишь на миг, устало оглядывая некогда красивый театр. Серые клочья пепла жутковато плыли по воздуху, ложась на красные бархатные кресла подобно грязному снегу. Брилл ощущала их легкое прикосновение к ее волосам, слышала, как хлопья шепчут ей в уши. Она боролась с усталостью, ее сердце вновь билось медленно и размеренно. Даже дышать было невмоготу в тяжелом, пропитанном жаром воздухе.
Брилл отвернулась от сцены, услышав сквозь постоянное шипение огня ни с чем не сравнимый ирландский акцент брата. На ее лице промелькнула облегченная улыбка — она увидела Коннера, вбегающего в театр во главе бригады пожарных. Брилл подняла руку и медленно помахала, чтобы привлечь его внимание в сгустившемся дыму.
— Сюда, Коннер! Нам нужны носилки, чтобы вынести раненых!
Тот кивнул, показывая, что понял ее, и повернулся к бригадиру пожарных, чтобы передать просьбу. Круглолицый брандмайор вразвалку вышел из театра, чтобы обратиться к знатным юношам с просьбой поработать санитарами.
Коннер поспешил присоединиться к Брилл, которая передавала пожилому мужчине рулон марли.
— Ты не ранена? — спросил он напряженно, его глаза внимательно изучали ее лицо.
— Со мной все в порядке, — просто ответила Брилл; при виде брата ее голос слегка дрогнул. — Это не моя кровь.
— Господи, Бри. Когда я потерял тебя из виду, я чуть с ума не сошел. Стоило мне пообещать защищать тебя, как я тут же тебя и потерял, — выпалил Коннер: на его лице явственно читались вина и беспокойство.
— Ты ничего не мог с этим поделать, Коннер. Меня подхватила толпа. И я знаю, что ты побежал за пожарной бригадой, — сказала Брилл, глядя на импровизированную пожарную цепочку, передающую ведра с водой, в одном из боковых проходов. Вода выплескивалась на пламя с постоянными интервалами, создавая огромные клубы пара, но в конце концов огонь начал сдаваться. — Ты сделал все, что мог. Я уверена, что твои действия спасли множество жизней. — Потянувшись, Брилл схватила руку Коннера и крепко пожала.
Тот улыбнулся ее заверениям, его неуверенность мгновенно испарилась.
— Ну конечно. Ты не могла бы ожидать меньшего, — заносчиво отозвался он, слегка выпятив грудь. Надменная поза вызвала у Брилл утомленную улыбку.
— Ладно, герой, — вздохнула она, наградив брата тычком. — Иди и сделай еще что-нибудь полезное и позволь мне вернуться к работе!
Коннер сморщил свой веснушчатый нос и развернулся на каблуках, чтобы помочь выводить пострадавших из театра. В проеме, ведущем в фойе, он повернулся и крикнул во весь голос:
— Я бы обнял тебя, детка, но ты выглядишь как смерть! — И с этими словами повернулся обратно и исчез. Его крайне легкомысленные слова утихомирили панику, сжимавшую грудь Брилл.
Она отвернулась обратно к огню — теперь куда более спокойная, — ее серые глаза искали, кому еще нужна помощь. Ее взгляд быстро обшарил проходы, затем поднялся на сцену. Брилл прищурилась, всматриваясь сквозь густую дымку, и вздрогнула, когда разобрала очертания крупного мужчины, лежавшего на сцене всего лишь в ярдах от разбитой люстры. «Как я могла его пропустить!»
Подобрав юбки, Брилл побежала в переднюю часть театра, осторожно уклоняясь от языков пламени в первом и втором рядах. Положив руки на сцену, она подтянулась и сумела зацепиться коленом за край. Она выбрала относительно безопасную часть сцены, хотя все равно приходилось прокладывать путь к потерявшему сознание мужчине среди дымящихся досок.
Опустившись на колени, Брилл потрясла мужчину за плечо и окликнула его. Когда тот не пошевелился, она тряхнула его сильнее, ее охватило беспокойство. Брилл колебалась, стоит ли двигать тучного мужчину, но, наконец, медленно перевернула его на спину. Она мгновенно поняла, что он мертв. Его полное лицо было безжизненно, глаза совершенно пусты. Он явно был одет в костюм Дон Жуана.
«Один из исполнителей, который не смог увернуться от люстры?» Он был первым мертвецом, на которого Брилл наткнулась в театре. Она печально покачала головой, поднимаясь на ноги. Только потом она заметила веревку на его горле и маленький пистолет в руке.
Брилл наклонилась, чтобы осмотреть мужчину более внимательно, когда до ее ушей донесся странный звук, перекрывая треск близкого огня. Как показалось Брилл, он напоминал лопающийся попкорн на теплой плите. Этот чудесный образ медленно угас, стоило ей сделать несколько шагов по краю сцены. Вид досок, с щелчком вылетающих из пазов, застал ее врасплох, стерев с лица выражение хладнокровия. А шум становился все громче.
Брилл потрясенно уставилась себе под ноги, когда пол под ними накренился. Задохнувшись, она отшатнулась в сторону, ее сердце затрепетало в глотке, задушив крик, поднимающийся ко рту. «О нет… нетнетнет. Сцена не может быть непрочной! Огонь даже не забрался так далеко…»
Брилл стояла совершенно неподвижно, ее дыхание вырывалось короткими вдохами. Она крепко зажмурилась, умоляя ужасный лопающийся звук прекратиться. Когда треск стих, она закусила губу и открыла глаза. Облегченная улыбка только начала озарять ее бледные черты, когда доски у нее под ногами разошлись. Доли секунды хватило, чтобы Брилл исчезла из виду. Единственным следом от ее пребывания на сцене осталась дыра, сквозь которую она провалилась.

Отредактировано Lupa (2016-04-01 23:30:12)

Глава 6: Милосердие Господне

Соединенные меж собой подвалы оперного театра, отделенные сокрушительным весом камня над ними, заливала полная и абсолютная тишина. Все суматошные звуки с верхних этажей: грохот пылающей люстры и шум людских голосов — рассеивались, не в силах проникнуть дальше самые верхних слоев, оставляя воздух тяжелым в своем безмолвии и запустении.
Эта давящая тишина медленно привела Брилл в чувство. Ее разум потихоньку боролся с глубоким обмороком, в котором она провалялась довольно долго. Со стоном Брилл ощутила некоторую необычность окружающей ее обстановки. Она лежала лицом вниз на кипе грубой хлопчатобумажной ткани; ее длинные волосы рассыпались по плечам. И она была вполне уверена, что ее юбки порваны в клочья. «Где я?»
Дезориентированная, Брилл перевернулась на спину, зашипев, когда ее избитое тело отозвалось болью. Медленно открывая глаза, она морально готовилась увидеть что-нибудь ужасающее. Быстро заморгав, Брилл посмотрела сначала налево, затем направо, но ничего не увидела. Абсолютно ничего. В испуге Брилл лихорадочно искала хоть какой-то источник света во тьме, но ничего не обнаружила. Ее сердце резко заколотилось, она коротко вскрикнула и села, вытянувшись в струнку и замахав руками перед глазами.
— Я ОСЛЕПЛА! — громко выдохнула Брилл.
Она немедленно разразилась чередой ругательств, которые заставили бы и моряка покраснеть от стыда: тревога и одиночество привели ее речь прямиком в то русло, которое она никогда бы не посмела выдать на публике. Затем, как раз когда первые признаки всепоглощающей паники уже затрепетали в ней, случилось нечто чудесное. Из темноты перед ней начали проявляться смутные серые контуры, едва различимые на окружавшем их черном фоне. Разорвав тишину громким свистящим вздохом облегчения, Брилл сообразила, что ее глазам просто нужно было время, чтобы привыкнуть к темноте. Чувствуя себя идиоткой из-за своего глупого, импульсивного всплеска эмоций, Брилл прижала ладонь ко все еще отчаянно колотящемуся сердцу.
Память о том, что произошло ранее, и как она очутилась в этом странном месте, возвращалась медленно, но когда это случилось, Брилл, болезненно морщась, с трудом встала. Перед ее мысленным взором возникла охваченная пламенем оркестровая яма. Положив руку на гудящий лоб, Брилл вспомнила, как поднялась на сцену, чтобы помощь мужчине, которого там увидела. Ужасный звук рушащихся досок все еще звенел у нее в ушах. Взглянув вверх, она попыталась найти дыру, через которую провалилась, но ее глаза не в силах были уловить наверху ни малейшего проблеска света.
— Они, должно быть, перекрыли газ, пока я была без сознания, — пробормотала Брилл самой себе, стараясь разобраться в обстановке. Заправив выбившуюся длинную прядь за ухо, она покосилась в темноту.
Кипа грубой хлопчатобумажной ткани, на которую она, по-видимому, приземлилась, оказалась несколькими старинными декорациями. Повернувшись, Брилл — ее зрение прояснялось с каждой секундой –разглядела окружавшие ее со всех сторон нагромождения старых декораций и коробок с пришедшими в негодность костюмами. Шагнув вперед, чтобы рассмотреть некоторые предметы поближе, Брилл сурово посмотрела на хаотичную мешанину свернутых тросов, фальшивого оружия и попорченных мышами костюмов, раскиданных кучами по полу.
Осудив беспорядок, даром, что он чем-то напоминал ее рабочий стол, Брилл выдохнула и вернулась в центр комнаты. Ее хождения взад-вперед подняли с пола пласт пыли в четверть дюйма толщиной, забивая воздух, пока у Брилл не запершило в горле. Резко закашлявшись, она осознала, что сюда никто не заходил долгие годы. При этой мысли по ее позвоночнику пробежал холодок. Брилл почувствовала свою изоляцию, словно удушливое прикосновение окутывающего ее савана.
Защищаясь от ледяного воздуха, Брилл обхватила себя руками. Она отошла от кипы декораций, выставив вперед одну руку, чтобы ориентироваться наощупь. Таращась в темноту широко раскрытыми глазами, Брилл отыскала дальнюю стену. Неуверенно продвигаясь вдоль нее, не отрывая ладоней и осторожно переставляя ноги, вскоре она наткнулась на выход.
Нервно хихикая, она медленно открыла дверь.
— Здорово, я нашла дверь. Теперь дайте мне несколько лет, и я найду выход наружу.
Оглянувшись через плечо на потолок, сквозь который пролетела, Брилл заколебалась на пороге.
— Коннер, должно быть, сейчас выводит людей. Если они попадут в больницу, с ними все будет в порядке. — И хотя она уже не могла ничем помочь, но все равно задавалась вопросом, достаточно ли она сделала. «Возможно, следовало захватить больше медикаментов или, может быть, я могла бы наложить шину потуже». — Я должна перестать гадать! Я больше ничего не могла сделать. Просто хватит думать об этом. — Фыркнув, Брилл повернулась и шагнула в дверной проем.
Спотыкаясь во мраке, касаясь одной рукой холодной каменной стены, она тихо двигалась по темному коридору. Единственным звуком, раздававшимся во тьме, было шуршание ее изорванных юбок. Немалое время спустя, так и не обнаружив ни двери, ни лестницы, Брилл начала всерьез сомневаться, что сможет самостоятельно найти выход.
Она со вздохом прислонилась спиной к ближайшей стене, чтобы обдумать дальнейшие действия. Пока что блуждание практически вслепую плодов не принесло. Брилл не знала планировки здания Оперы и не была уверена, что сумела бы выбраться, даже имея источник света. Она тряхнула головой, ненавидя собственную беспомощность.
Разочарованно хлопнув ладонью по стене, Брилл оттолкнулась от нее и снова пошла по проходу. Наконец она с облегчением нашла еще один коридор, пересекающий тот, по которому она шла. Она повернула налево, надеясь обнаружить где-нибудь там лестницу. Пропустив несколько перекрестков, Брилл снова повернула налево, и еще раз. К тому времени, когда она осознала, что коридор, по которому она идет, спускается вниз, Брилл уже никак не смогла бы найти дорогу обратно.
Взлохматив свои распущенные волосы, она зарычала. Брилл была не из тех женщин, которые привыкли терпеть неудачу. Теперешняя ситуация сводила ее с ума.
Когда она была на грани того, чтобы разразиться проклятьями от отчаяния, ее отвлек далекий звук голоса. Выпутав руки из волос, Брилл повернулась на звук и замерла, чтобы лучше уловить, откуда он доносится. Голос становился громче, когда она стояла тихо. И когда ее широко раскрытые глаза заметили далекий отблеск факела, она со всех ног побежала на свет.
— Эй! Подождите, пожалуйста. Я заблудилась и… — Внезапно Брилл замедлила шаг, и ужасное ощущение тяжело опустилось вниз живота.
Хотя это было нелогично, она знала, что от незнакомца не стоит ожидать ничего хорошего. Мужчина, державший факел, повернулся к ней, удивленный ее появлению. Его голова с поросячьей физиономией, заросшей неопрятной бородой, венчала короткое толстое тело. Стоя в нескольких шагах от мужчины, Брилл уловила характерный запах джина. Ее внутренний голос завопил об опасности.
Мужчина подпрыгнул, когда Брилл окликнула его, но разглядев ее как следует, ощерился в беззубой ухмылке. Шагнув к ней, мужчина поднял факел повыше, вглядываясь в ее лицо.
— Ну, привет, милашка, — начал он, его глаза масляно заблестели. — Ты меня напугала. Ты похожа в темноте на привидение. Но теперь я тя разглядел и скажу, что ты не привидение. — Улыбка превратилась в плотоядную. — Скажи мне, дорогуша, ты не видела, Призрак тут не пробегал? Я рассчитываю получить награду за его голову до того, как его поймают другие.
Брилл отрицательно покачала головой, ей вдруг захотелось никогда не пересекаться с этим мерзким типом.
— Нет? Ты не видела его там? Проклятье. Знаешь, я готов побиться об заклад, что они заплатили бы за него, живого или мертвого. — Мужчина мимоходом вытащил небольшой карманный нож. — Я надеюсь быть первым, кто найдет его. Никого не убивал до сих пор. Но уверен, что это привидение было как бельмо на глазу. Уверен, если кто и заслуживает смерти, так это он.
Брилл стояла, как парализованная, слушая этого мужчину. Он явно выпил лишку, и она не была уверена, как следует себя с ним вести. Особенно, учитывая, что он только что признался в намерении совершить убийство.
— Я никого не видела, месье. На самом деле я заблудилась. Не могли бы вы сказать мне, где выход?
В ответ на ее вопрос мужчина рассмеялся; из его рта полетели брызги слюны.
— Фу-ты ну-ты, где твои хорошие манеры, дамочка? — он захихикал, одарив ее оценивающим взглядом.
Что-то шевельнулось в глубине его глаз, когда он посмотрел на Брилл. Казалось, что его разумом завладела новая идея. Брилл неловко поежилась под его взглядом. Глаза мужчины словно бы грязно щупали и раздевали ее.
— Вот те на! Неужели моя прекрасная дама не хочет пойти поискать привидение вместе со мной? Обещаю, я действительно хорошо позабочусь о тебе, — усмехнулся он. Брилл с трудом удержалась, чтобы не скорчить гримасу в ответ на намек в его вопросе, тщательно сохраняя бесстрастное выражение лица, хотя внутри все тряслось от отвращения.
— Нет, благодарю вас, месье. Я хочу лишь найти выход. Благодарю за помощь. — Брилл позволила ледяной воде, что, казалось, текла в ее венах, пролиться в голосе. Она шустро отступила на несколько шагов, пытаясь по-быстрому сбежать. Сейчас она стремилась в темноту точно так же, как несколько минут назад стремилась к свету.
Для пьяного мужчина двигался на удивление быстро. Он подался вперед и схватил Брилл за руку, мигом воспрепятствовав ее побегу.
— Ах ты, нахальная девица, — зарычал он, пахнув на нее тошнотворной вонью изо рта. — Я делаю тебе такое прекрасное предложение, а ты его отвергаешь. — Он сильно встряхнул ее руку, от чего у Брилл клацнули зубы. Шагнув вперед, мужчина притиснул ее к стене. — Может, я недостаточно чист для тебя? — заявил он со смехом, поглаживая большими пальцами лиф ее платья.
Ощутив нежелательное прикосновение, Брилл с яростью толкнула мужчину в грудь, собрав все силы своего хрупкого тела. Пьяница, спотыкаясь, отступил на пару шагов, выронив нож, но быстро вернул равновесие. Снова ринувшись вперед, он не обратил внимания на холодную угрозу, плескавшуюся в ее глазах.
— Оставьте меня, месье, или я сделаю с вами что-то плохое.
Тот лишь рассмеялся, вновь потянувшись, чтобы схватить ее за локоть своей сильной рукой. Брилл угрожающе оскалила зубы и сама рванулась ему навстречу. Ее действия застали мужчину врасплох: он ожидал, что она съежится и отпрянет. Алкоголь в его крови не позволил ему прервать движение. Брилл за секунду оказалась в нескольких дюймах от него. Она схватилась за отвороты его пропитанной потом рубашки и двинула ему коленом в пах, используя их общую инерцию для усиления удара.
Лицо мужчины немедленно лишилось всех красок, и он беззвучно рухнул. Факел вылетел из его руки и со стуком упал на пол. Схватившись за пах, мужчина свернулся в позе эмбриона. Его бескровные губы наконец исторгли слабый писк, но голоса он, по-видимому, лишился.
Брилл хладнокровно наклонилась и подобрала факел, крепко ухватившись за деревяшку, чтобы скрыть дрожь в руках. Она обратила внимание на лицо своего обидчика; самодовольная ухмылка медленно вползла в ее серые глаза, хотя так и не добралась до губ.
— Я предупреждала тебя, ты, похотливый сальный ублюдок, — прошипела Брилл с холодной бравадой: ее страх медленно сменялся праведным гневом. — Но спасибо за факел, месье. Он очень поможет мне, я уверена. А теперь можешь гнить здесь, во тьме. Считай, тебе повезло, что я сейчас занята другим, а то я бы обеспечила тебе встречу еще и со своим дорогим братцем. — Выпрямившись, Брилл повернулась на каблуках и помчалась по проходу; свет ее факела плясал меж стен, отбрасывая на них ее тень. Хладнокровное выражение на ее лице мгновенно растаяло, обнаружив под собой давнишнюю панику. «О Господи… Он чуть не…»
Стоило Брилл завернуть за угол, как она бросилась бежать, желая оказаться как можно дальше от оставленного позади пьяницы. Как только тот очнется, он, несомненно, придет в ярость. Она не собиралась находиться в пределах досягаемости, когда это случится.
Брилл бежала, пока не выбилась из сил. Свежеукраденный факел опускался все ниже по мере того, как она все больше уставала. Наконец Брилл тяжело привалилась к стене. Пульс неистово бился где-то в горле. Она нервно засмеялась, прижимая трясущуюся руку к колотящемуся сердцу. Внезапно она испытала прилив благодарности к Коннеру, в юности обучившему ее приемам самообороны. Подобало это леди или нет, но они достаточно доказали свою полезность.
Когда сердцебиение Брилл пришло в норму, она утомленно закрыла глаза, медленно сползла на пол и откинула голову на холодные камни стены. Ее тело исчерпало свой лимит. Каждая мышца горела от недавнего забега, и Брилл знала, что из-за падения под сцену ее тело сплошь покрыто синяками.
Но куда хуже этих недомоганий была острая боль, все сильнее и сильнее сотрясающая ее череп. Казалось, будто мозги плавятся. Подняв руки, Брилл сдавила ладонями виски. Давление на миг уменьшило боль, позволив ей дышать свободнее. Это случалось всякий раз, когда к ней приходили сны или видения. Словно разум восставал против вещей, которые она видела. Иногда это случалось сразу после них. В другой раз, как сейчас, начиналось спустя несколько часов. Брилл знала, что боль быстро пройдет: та всегда проходила в течение получаса. Но в настоящий момент она не воспринимала ничего, погрузившись в свой персональный ад.
Время текло медленно, пока Брилл пыталась мысленно абстрагироваться от агонии в своей голове. Беззвучно повторяя снова и снова, что это должно скоро закончиться, она заставляла себя глубоко дышать. И только когда Брилл подумала, что не сможет больше вынести этого, сквозь боль просочился слабый стон. Она проигнорировала его, решив, что он вырвался из ее собственного горла. Но когда головная боль утихла, Брилл начала понимать, что стоны на самом деле издавала не она. Осторожно подняв голову с колен, она подслеповато оглядела проход.
Внимательно прислушиваясь, она всмотрелась в темноту за кружком света от факела. Когда стоны перешли в мучительные рыдания, она нахмурилась и поджала губы. Никогда в жизни Брилл не слышала такого душераздирающего звука. Даже когда она была маленькой и ездила с отцом по полям сражений, Брилл никогда не ощущала подобного воздействия от простого звука. Ее закованное в броню сердце разбилось на мелкие кусочки.
Брилл потянулась и подняла оставленный факел с того места, куда его воткнула. Потирая висок, чтобы убрать остатки боли, она медленно встала и, подняв факел на уровень глаз, побрела в ту сторону, откуда доносился тихий звук. По мере того как она шла, уровень пола повышался. Чувство облегчения затопило ее существо: Брилл осознала, что снова приближается к поверхности земли.
Испытанный ею душевный подъем постепенно затухал, поскольку плач с каждым шагом становился все громче. В горле Брилл запершило, и она кашлянула несколько раз после чего заметила, что воздух неуклонно становится все более дымным. Пламя факела больше не отбрасывало широкую дугу света перед ней. Теперь дым ограничивал свет до маленького кружка вокруг ее тела. Брилл торопливо подняла руку, чтобы прикрыть рот, и она резко закашлялась от густеющего дыма. Стон, на который она шла, теперь, казалось, раздавался прямо перед ней. Но Брилл никак не могла разглядеть его источник сквозь дымовую завесу.
— Эй? — дрожащим голосом позвала она в темноту, позабыв об осторожности. Рыдания немедленно прекратились. — Здесь есть кто-нибудь? Если вы ранены, я могу вам помочь. — Лишь тишина была ей ответом. Брилл подняла факел повыше, хотя дым уже начал разъедать ей легкие. — Пожалуйста, если здесь кто-то есть, нам надо выбираться отсюда, и немедленно. Это место где-то рядом с театром. Дым будет просачиваться сюда еще несколько часов. Мы должны уйти, иначе задохнемся! — Последние слова она прохрипела и отчаянно попыталась прочистить горло.
Никто ей не ответил. В воздухе разливалась тишина. Затем из дыма донесся звук тихого вздоха, за которым последовал сильный кашель. Поблизости снова раздался стон, сопровождаемый тихим бормотанием. Определив источник звука, Брилл быстро зашагала туда. Теперь она шла вслепую, свет ее факела не способен был пробиться сквозь дым.
Внезапно Брилл почувствовала под ногой нечто мягкое, лежащее прямо на земле. Она наткнулась на стену и опустила факел, свет которого немедленно притух до слабого мерцания. Еще один стон донесся с пола; Брилл повернулась и увидела сквозь дым мужчину, растянувшегося поперек прохода.
Он лежал на холодном каменном полу, уткнувшись лицом в сгиб локтя. Даже в темноте Брилл могла разглядеть его внешность. Он был старше ее, возможно, около тридцати пяти — слабые лучики морщин разбежались от угла его глаза, когда он скривился. Его простая белая хлопковая рубашка была порвана и свободно болталась на теле. Похоже было, что мужчина пострадал от какого-то ужасного несчастья. «Наверное, те гнусные люди приняли его за Призрака».
Брилл быстро опустилась возле него на колени и положила руку ему на плечо.
— Месье, вы ранены? — Мужчина дернулся от ее прикосновения, и она ощутила, как он слегка приподнялся.
Он чуть повернул голову, продолжая что-то бормотать про себя. Его хриплый голос царапал тишину тоннеля, огрубев от дыма и плача.
— Кристина? Не оставляй меня… пожалуйста, — прохрипел мужчина и снова рухнул на пол, теперь уже на спину. Его глаза устало закрылись. Сухой кашель сотряс его тело, и он вновь застонал.
Брилл заколебалась, услышав знакомое имя, затем положила руку мужчине на лоб. Его кожа была горячей на ощупь, но Брилл чувствовала, что его сотрясает озноб, будто ему холодно. Когда мужчина резко отдернул голову от ее прикосновения, Брилл изменила позу, положив одну руку ему на грудь, чтобы привлечь его внимание. Она пробежалась пальцами по лохмотьям, оставшимся от того, что когда-то было хлопковой рубашкой, и внезапно обнаружила, что его одежда полностью пропитана водой. «Неудивительно, что он болен, его одежда вся вымокла».
— Месье, у вас лихорадка. И если вы останетесь в этом дыму слишком долго, это повредит ваши легкие. Вы можете встать? — Брилл взяла его руку в свои и осторожно потянула.
Мужчина испустил глухой перекатывающийся рык, и его глаза ярко вспыхнули, снова открывшись. Лихорадочный блеск пропал, и он поднял на нее свирепый взгляд — в слабом пламени факела его глаза сверкали почти угольной чернотой.
— Оставь меня, ничтожная женщина, — его огрубевший от дыма голос резко прорезал воздух. — Неужели человек не может упокоиться с миром? — Мужчина ударил ее по рукам, отцепил их от своей руки и снова затих.
Брилл раздраженно вздохнула, но вдох быстро перешел в приступ сильнейшего кашля. «Для этого нет времени. Я еле дышу из-за дыма. Здесь нельзя дольше оставаться. Мы должны уйти». Придя к такому выводу, она наклонилась и грубо дернула мужчину за руку, приведя его в сидячее положение. Тот повернулся, и Брилл скорее почувствовала, чем увидела, что он застыл в удивлении, потрясенный ее нахальным поведением.
— Я не могу бросить вас здесь, месье. И мы не можем остаться. — Она стояла, все еще крепко держа его за плечо обеими руками. — Так что вы должны подняться до того, как мы оба задохнемся.
Брилл чувствовала, что глаза мужчины свирепо смотрят на нее сквозь дымку, но он по-прежнему молчал, возможно, пытаясь сосредоточиться, невзирая на лихорадку. По-видимому, он не привык спорить с другими человеческими существами, не говоря уже о странной женщине. Он попробовал освободить свою руку из ее хватки еще раз, но маленькие ручки Брилл клещами вцепились в его бицепс.
— Мое благополучие — не ваша забота. Для вас было бы предпочтительнее уйти немедленно. Я не имею ни малейшего желания двигаться, — прорычал мужчина, позволяя охрипшему от дыма голосу придать неуловимую угрозу его словам. К сожалению, на Брилл это не произвело должного впечатления. Как бы то ни было, его угроза лишь укрепила ее решимость.
— Ваши желания — не моя забота, месье. Но поскольку я на вас наткнулась, ваша жизнь — моя забота. А сейчас вставайте, или мне придется выволочь вас за волосы! — крикнула Брилл. Услышав эту угрозу, мужчина умолк: шок моментально сделал его уступчивым, позволив Брилл воздеть его на ноги, прежде чем он осознал, что произошло.
Брилл отпустила руку мужчины и осторожно обвила свои руки вокруг его талии. Тот дернулся от ее прикосновения, но, слава богу, оставался нем.
— Вы можете положить руки мне на плечи, месье, — сказала она спокойным и мягким тоном, выработанным за время работы волонтером в местных больницах. В нескольких шагах позади факел выпустил последний язык пламени и окончательно погас, погрузив коридор в полнейшую темноту. Собрав все свое мужество, Брилл продолжила тем же успокаивающим тоном: — Лихорадка изнурила вас. Обопритесь на меня, если возникнет необходимость.
Чувствуя колебание мужчины, заставившее его примерзнуть к месту, Брилл осторожно склонила голову и положила его руку себе на плечи, целесообразности ради приняв решение за него. Тяжело вздохнув, мужчина оперся на нее; тепло его горящей в лихорадке кожи, проникающее сквозь мокрую рубашку, согрело ее, несмотря на холодный воздух. Слегка повернув голову, Брилл вздрогнула, когда ее макушка задела кончик подбородка неприятного мужчины — очевидно, тот смотрел на нее сверху вниз сквозь обрушившуюся темноту. Чуть наклонив голову в сторону от него, Брилл поняла, что ее рост идеален для того, чтобы мужчина мог на нее опереться. Их тела подходили друг другу, словно кусочки мозаики. Это было довольно тревожащим открытием, даже несмотря на то, что в данный момент это соответствие было крайне полезно.
Брилл ощущала пылающий взгляд, которым мужчина продолжал прожигать ее. Она задрожала под этим взглядом, почувствовав себя неуютно в качестве объекта столь пристального внимания.
Брилл подняла глаза туда, где, как она предполагала, пряталось в тени лицо незнакомца, а затем медленно зашагала вперед. Брилл тащила его на себе, плотно стискивая его поясницу ладонями, принуждая к движению. Таинственный мужчина тоже шагнул вперед, но неожиданно споткнулся, его колени подогнулись. Пара зашаталась было, но Брилл собралась с силами и приняла на себя возросший вес. Мужчина свирепо выругался себе под нос, когда она, не останавливаясь, снова двинулась вперед.
— Разве я неясно выразил свое острое желание остаться тут? А теперь из-за вашего упрямого поведения, мадам, я подвергся унижению, будучи ведомым… — приступ кашля застиг темноволосого мужчину врасплох, не дав досказать то, что он собирался. Вопреки его явному сопротивлению этой идее, его тело еще больше навалилось на Брилл, пока они продолжили путь по коридору.
По мере того как проход поднимался к поверхности, дым становился все гуще, заставляя бороться за каждый глоток кислорода. Глаза Брилл начало жечь от едкого воздуха, и она чувствовала, как мужчина рядом с ней тихонько кашляет. Она знала, что им нужно найти выход, и поскорее. Несмотря на уверенные манеры, Брилл все еще понятия не имела, как выбраться из лабиринтов под Оперой, а время утекало. Заставляя себя делать шаг за шагом, она беззвучно вычисляла, как долго еще сможет действовать в насыщенном дымом воздухе, прежде чем сдастся усталости и вдыхаемому дыму.
Они ковыляли сквозь тьму, а затем вдруг что-то изменилось в воздухе, возникло ощущение распахнувшегося слева большего пространства. Игнорируя то, что должно было быть боковым коридором, ведущим бог знает куда, Брилл продолжала идти. Пока они ковыляли через перекресток, Брилл ощутила легкую неуверенность мужчины: тот повернул голову, чтобы посмотреть на другой коридор. Удивленная его внезапным интересом к этому направлению, Брилл медленно остановилась — ее разум посетила новая идея.
— Вы знаете, как выбраться отсюда, месье? — медленно спросила она, пронзенная страшным подозрением.
— Конечно, — прохрипел тот высокомерно.
От этой краткой реплики Брилл досадливо стиснула зубы.
— Почему же вы ничего не сказали?! Мы почти задохнулись, а вы вытворяете подобные шутки?
Мужчина лишь слабо пожал плечами и ответил:
— Вы не спрашивали, мадам.
Брилл захлебнулась внезапно окатившей ее волной гнева, но остроумный ответ, почти сорвавшийся с ее губ, прервало небольшое количество особенно густого дыма, вызвавшего сокрушительный кашель. Брилл слегка пошатнулась и согнулась пополам. Рука мужчины инстинктивно сжала ее плечи, поддерживая ее, невзирая на его собственное ослабленное состояние.
Вновь придя в себя, Брилл метнула в мужчину свирепый взгляд:
— Сделайте одолжение, месье, покажите дорогу.
Тот лишь устало кивнул — их словесная перепалка изнурила его. Мужчина указал на коридор, который она собиралась пересечь. Следуя его указаниям, пара продолжала брести в темноте. Дым сгустился выше разумных пределов.
С каждой минутой мужчина все сильнее опирался на плечи Брилл. Его голова опускалась все ниже, а ноги начали волочиться. Тонкая маска спокойствия Брилл дала трещину, когда она посмотрела на него. Она чувствовала, как блестящие капли пота стекают по коже мужчины в тех местах, где их тела прижимались друг к другу. «Он очень болен», — подумала Брилл с растущим беспокойством. И она знала, что не сможет тащить его, если он потеряет сознание. Сопротивляясь инстинкту самосохранения, который убеждал ее ускорить шаг, сбежать, Брилл сосредоточилась на сохранении равновесия. Она знала, что если пойдет быстрее, мужчина не сможет выдержать этот темп. Она могла бы спастись, но знала, что тогда придется оставить его. Это был неприемлемый выход.
— Чуть быстрее, месье. Пожалуйста, продолжайте в том же духе еще немного, — ободряюще подгоняла Брилл. Мужчина рассеянно кивнул, но больше никак не отреагировал.
Напрягаясь, чтобы увидеть хоть что-то перед собой сквозь непроницаемые тени, Брилл оказалась застигнута врасплох, когда они наткнулись на что-то, похожее на деревянную дверь. Она даже не заметила, как они достигли конца тоннеля. Покрепче обняв мужчину за талию, Брилл двинулась вперед, зашарила в поисках дверной ручки и, как только нашла ее, толкнула старую дверь. Ей в лицо мгновенно ударил порыв резкого холодного ветра. Брилл громко рассмеялась от облегчения и сделала глубокий очищающий вдох. Еле переставляя ноги от усталости, они медленно прошли через дверь.
Быстро заморгав от света ближайшего уличного фонаря, Брилл задержалась в дверном проеме, на миг ослепнув от залитой огнями блистающей белизны улицы. В какой-то момент, пока она часами блуждала в подвалах Оперы, пошел снег. Мир снаружи сейчас покрывал ровный слой белой крупы, придающий всему чистое, свежее сияние. Брилл побрела вперед, понукая себя оставить дверной проем, хотя ее глаза еще не полностью адаптировались после темноты театра. Проход позади нее изрыгнул клубы плотного черного дыма, от которого они едва сумели сбежать, и тот в мгновение ока окутал их одежду, когда они ступили на снег.
Стоило им покинуть театр, как мужчина сложился пополам, как тряпичная кукла. Не в силах удерживать его полный вес, Брилл споткнулась вместе с ним, когда он свалился, и его рука на ее плечах утянула ее за собой. Она вытянула руки, чтобы предотвратить падение, и угодила в снег, покрывавший булыжную мостовую. Встав на колени, она выбралась из-под вялой руки. Повернувшись лицом к таинственному мужчине, Брилл быстро оценила его состояние. Лежа в снегу лицом вверх, тот сильно дрожал на морозном воздухе, но не двигался, чтобы поменять позу или сесть. Нахмурив брови, Брилл нагнулась и быстро очистила его лицо от снега, давая больше пространства для дыхания. Сдув несколько беспорядочно висящих прядей со своего лица, Брилл положила руку мужчине на лоб. Ее испугал обжигающий жар его кожи: лихорадка прогрессировала с поразительной скоростью.
Она потянулась и легонько потрясла мужчину; ее длинные волосы упали ему на щеки.
— Месье, откройте глаза. Не засыпайте пока. Потерпите еще чуть-чуть. — Тот подчинился, открыв свои затуманенные лихорадкой синие глаза. Переведя взгляд вверх, он безучастно уставился ей в лицо. — Оставайтесь в сознании, месье. Я пойду и приведу помощь, — заверила Брилл.
Перенеся свой вес на пятки, она начала подниматься, но мужчина встрепенулся: его рука неуверенно скользнула по снегу, чтобы ухватить ее за запястье. Сжимая ее пальцы, он безмолвно умолял ее не бросать его одного.
Брилл встретилась с ним глазами и с мягкой улыбкой нежно прикоснулась рукой к его щеке. В ответ на ее прикосновение мужчина со свистом втянул воздух.
— Я обещаю, что скоро вернусь. Даю вам слово. Я не хочу оставлять вас.
Несколько минут мужчина смотрел на нее в безмолвном удивлении. Снег падал в ночном воздухе над ее головой, придавая ей неземной облик; кроме того, кажется, искренность в ее голосе успокоила его сильнее, чем потусторонний вид. Веки мужчины медленно закрылись, и он выпустил руку Брилл. Та быстро встала и, подобрав юбки, побежала прочь в снежную ночь, ее голос звенел в холодном воздухе, зовя на помощь.
Когда хруст снега под ее ногами затих в отдалении, таинственный мужчина остался один в тягостной тишине. Он с трудом вытянул белую маску из недр внутреннего кармана своей разорванной рубашки. Собрав последние силы, мужчина приложил маску к правой стороне лица, пряча дефект, который ранее скрывали темнота оперного театра и заснеженная земля. Затем мужчина со вздохом провалился в благословенное забытье.

Отредактировано Lupa (2016-04-17 22:07:50)