Уффф! Нелегко мне далась эта глава, и все равно все не уложилось. Придется заканчивать этот длинный день в следующей главе. ))

Глава 23, в которой героиня беседует о душе и искусстве, изображает из себя не то Мату Хари, не то миледи Винтер, причем довольно успешно, и литрами поглощает кофе

Кажется, я все же заснула прямо посреди чтения. Последнее, что я помнила – это крестьяне с факелами и вилами, окружившие дом Дон Жуана. Дальше был провал. А во сне мне казалось, будто я лечу, и мне тепло и спокойно, и мои крылья надежно опираются на воздух…

- Кристина, пора вставать, - раздался над головой такой знакомый и родной голос, и меня легонько потрясли за плечо.

- Не-ет... Пожалуйста… Я полежу еще минуточку. Ма-аленькую, кро-ошечную…

Я зарылась носом поглубже в подушку.

Подушку?

Похоже, я снова очутилась в своей кровати. Медленно выплывая из объятий сна, я перевернулась на спину и уставилась в потолок. Веки отказывались моргать и норовили захлопнуться окончательно. Перед мысленным взором постепенно развертывались события минувшей ночи.

Да…

Если уж после этого Эрик не понял, как мы к нему относимся, то… То он – просто упрямый осел, который не видит дальше своего носа.

Я скосила глаза вбок: Эрик, слегка наклонившись, стоял возле кровати. Он успел надеть парик и маску, но… Помимо воли мои губы растянула улыбка, и я прикрыла ее ладонью.

- Что? – удивленно спросил он. Я по глазам видела, как он просчитывает в уме, смеюсь я над ним или рада видеть. Кажется, пока с небольшим перевесом побеждало второе. А зря.

- Я вдруг поняла, что ни разу не видела тебя небритым. Небритый Призрак…

Не в силах сдержаться, я приглушенно хрюкнула. Эрик смутился, но не обиделся.

- Ну уж… Не вижу ничего смешного, - он характерным жестом потер подбородок.

- Я вижу. Это очень мило. – Я чуть приподнялась и потерла шею. – А сколько времени?

- Почти восемь.

- О-ох! Что ж я маленьким не сдох? А ведь мог, и никто же не помог… - по привычке простонала я.

Эрик удивленно приподнял левую бровь.

- Неужели так плохо?

- Прошлая ночь была бессонной, и в эту я проспала не больше четырех часов. По-моему, этого достаточно, чтобы с утра хотелось застрелиться. Это ты меня перенес в кровать или я сама?

- Я проснулся два часа назад и увидел, что ты спишь в кресле в неудобной позе. И да, перенес.

- Угу, значит, спали вахтовым методом. Тоже неплохо.

Сев на кровати, я потянулась за пеньюаром. Эрик опередил меня, сдернув его с ширмы и развернув передо мной.

- Мадемуазель не угодно завтракать?

- Мадемуазель угодно выпить пару чашек крепкого кофе. И пусть мне будет хуже. – Я просунула руки в рукава пеньюара.

Мы прошли к столу, на котором стояла окончательно расплавившаяся свеча и лежала открытая партитура. Я шмякнула свою бренную тушку на стул и, распластавшись грудью по скатерти, уронила голову на руки.

- Умираю - спать хочу, - пожаловалась я мировому пространству.

Пространство в лице Эрика ничего не ответило. Вместо этого Эрик разжег керосинку и поставил на нее турку. Пора было, в самом деле, серьезно поговорить о том, что тут произошло вчера, вернее, уже сегодня.

- Эрик, что ты думаешь об этой ночи?

Он развернулся ко мне. Глаза умоляющие, отчаянные.

- Кристина, пожалуйста, давай забудем о ней… Ничего не было… Не могло быть. Она нам приснилась. Это было наваждение, сон, сказка о сбывающихся мечтах…

О, как!

Я сощурилась.

- Знаешь, я в корне не согласна с тобой по этому вопросу. И ты от меня не отделаешься. Мы будем говорить об этом, - с нажимом произнесла я, - Или ты намереваешься оскорбить меня, показав, что я напрасно вчера открыла тебе свою душу? Ты ведь сам хотел узнать меня настоящую, я помню. Узнал – и что? Отмахнулся, как будто это ничего не значит?

Эрик вздохнул и отвернулся.

- Кристина, прости, я тебя обидел. Это вышло невольно, я не хотел. Но… Не сейчас. Я не готов. Пожалуйста, поговорим об этом… позже. Обещаю. Мне нужно немного времени, только и всего. Могу я попросить своего ангела-хранителя дать мне время?

Кажется, мы опять попали мимо цели. И Эрик все-таки осел. Или никак не может справиться с навалившимся счастьем? Правда, для счастливого человека у него слишком уж удрученный вид. И почему-то такое чувство, что скоро мы начнем воспринимать слово «ангел» как изысканное оскорбление…

Что ж так спать-то хочется?

Вскоре в руках у меня очутилась чашка. Кофе был черным и зловещим, как ему и полагается. Первый глоток едва не застрял в горле, второй гулко упал в желудок, а третий разнес по телу восхитительный заряд бодрости. Кажется, я снова становлюсь белым человеком. Я ткнула чашкой в сторону стула напротив.

- Садись, бери вторую чашку. Если не хочешь говорить – не надо.

- Ты обиделась, - с грустью констатировал мой Призрак. Он сел и уставился в темную густоту кофе. – Я знаю, что поступаю неправильно, но… Это слишком для меня. Я никогда и мечтать не смел. Ты дала мне слишком много, чтобы я смог принять это сразу.

Не то, чтобы мы обиделись… Пожалуй, мы уже привыкли к его неверию в природу наших чувств. Видимо, придется еще постараться, может, всю жизнь придется доказывать ему свою любовь… Любовь женщины к мужчине. Мы привыкнем... Уже привыкли, уже. Главное, запастись терпением - надеюсь, у нас хватит сил. Сейчас притворимся, что нам все равно, пусть и в самом деле переварит происшедшее. Но если он и в следующий раз начнет выкаблучиваться и носиться со своей маской, как дурак с писаной торбой, мы его просто убьем. Чтоб не мучился. А что, вполне гуманно…

Я перевела взгляд на папку.

- Эрик, как ты умудрился написать такую красивую оперу про разбойника с большой дороги?

Он аж подпрыгнул.

- Про кого?

- Твой Дон Жуан – форменный бандит. И замашки у него бандитские. Я не понимаю, какую мораль в себе несет эта опера, кроме как «Живем один раз». Извини, конечно…

Эрик посмотрел на партитуру так, словно впервые ее увидел.

- Прости, Кристина, но… до какого места ты добралась?

Я прислонила чашку ко лбу.

- Кажется, до того момента, как селяне решили предать Дон Жуана строгому, но справедливому суду Линча. Кстати, заодно спрошу – чем все кончилось-то?

- Ну, крестьяне захватили Дон Жуана и собирались повесить его на воротах собственного дома. – Эрик поерзал. – И тогда вышла Аминта и напомнила про обычай, согласно которому, если юная девушка согласится взять приговоренного в мужья, то его милуют и отпускают с ней. Крестьянам пришлось подчиниться обычаю, и Дон Жуан вновь обрел свободу. Крестьяне велели обоим убираться и не возвращаться. Дон Жуан и Аминта ускакали на его коне.

- А дальше? – я с интересом подалась вперед.

- Это все, - удивленно ответил Эрик.

Я фыркнула и выразительно покачала опустевшей чашкой. Он правильно понял намек и принялся готовить вторую порцию кофе.

- А какова, в таком случае мораль басни, в смысле, оперы? Где тут развитие Дон Жуана как персонажа? Развитие Аминты я вижу, и вывод в ее случае очевиден – если ты полюбил, то уже не имеет значения, насколько плох или хорош твой возлюбленный, неважно, убивал он, обманывал или вел распутную жизнь – в твоих глазах он совершенен. А Дон Жуан? Такое впечатление, что стоило им отъехать за ближайший поворот, как он девушку прирезал и спокойно принялся за старое. У других он либо несет наказание, либо сам влюбляется и раскаивается и, таким образом, доказывает, что зло не остается безнаказанным, а любовь способна растопить и обратить к свету и самое черствое сердце. А у тебя? Расскажи мне про Дон Жуана. Кто он, каков он, что он вынес из этой истории?

Эрик протянул мне чашку, но не стал садиться, а вместо этого прошелся туда-сюда по комнате, словно собираясь с мыслями. Я молча следила за ним взглядом, давая возможность обдумать ответ.

- Что он вынес… Там есть момент, когда Дон Жуан стоит с петлей на шее и готовится встретить неминуемую смерть, он понимает, что предстанет перед Творцом, и тот ввергнет его душу в Ад. Ему становится страшно. Появляется Аминта. Он ждет, что она присоединится к толпе и швырнет в него камень, как он и заслуживает. Но она говорит об обычае, говорит, что любит его и готова спасти от гибели, став его женой. Оказывается, есть чистая душа, способная полюбить его, чудовище… несмотря на все его прошлые грехи, несмотря даже на то, что он обманул ее, выдав себя за другого, она все равно увидела в нем что-то, за что можно полюбить… Дон Жуана. И он раскаивается и обращается к богу, клянясь встать на путь исправления и вести отныне честную, полную смирения, жизнь. Как и все люди.

Пока Эрик взволнованно бегал по комнате и, жестикулируя, описывал свое сокровенное желание, причудливо преломившееся в истории коварного соблазнителя Дон Жуана, я отстраненно думала, что в этом, наверное, все и дело…

Ему нужно, чтобы мы были героиней романтической истории… Чтобы все было, как в тех книжках, что он читал... Он читал – и воображал себя главным героем… А когда ему говорит о любви настоящая живая девушка, он не верит, потому что в этот момент он не герой… Не герой, а просто Эрик. И он не верит, что кто-то может любить Эрика как обычного мужчину, со всеми этими его шрамами, ошибками, прошлым... Со всей его жизнью. Бедное Чудовище – у него даже не было волшебной розы, чтобы поддерживать надежду на возможную встречу с Красавицей. Пусть шанс был мал, пусть… Поэтому он хочет, чтобы мы пели, невзирая на опасность. Чтобы он пел с нами. И для него куда страшнее наш предполагаемый отказ, нежели облава. Значит, будем петь…

- Эрик, не мельтеши, - досадливо проговорила я, - у меня голова кружится.

Он как по команде вернулся на стул и выжидательно посмотрел на меня.

- Теперь каков твой вывод о Дон Жуане?

- В его случае, видимо, мораль в том, что раскаявшийся грешник для бога более ценен, чем безучастный праведник, вроде отца Аминты. Что ж…

Но мне не суждено было закончить предложение. В дверь постучали – настойчиво и громко. Мы с Эриком тревожно переглянулись. Я никого не ждала.

- Мадемуазель Даае, прошу вас открыть. Именем закона, - раздался ненавистный голос комиссара Жиля.

Я в ужасе поднесла руку ко рту. В голове вихрем пронеслась мысль: куда спрятать Эрика? Я посмотрела на него – Эрик подобрался, словно хищник перед сворой собак. Я наклонилась вперед и сжала его руку, произнеся одними губами:

- Быстро под стол.

Он в недоумении покачал головой и кивнул в сторону окна. Я покрутила пальцем у виска и прервала нашу пантомиму, чтобы отозваться комиссару:

- Одну минуту, месье Жиль, я только что проснулась и неодета.

- Думаю, я переживу это зрелище, - нахально ответил тот.

- Прошу вас, комиссар, вы вгоняете меня в краску! – как можно более игриво отозвалась я. – Дайте даме минутку!

Эрик вытаращился, точно у меня пробилась вторая голова или что-то в этом роде. Я ответила ему самым своим свирепым выражением лица и сдернула на пол. Опустилась следом.

- Забирайся под стол и сиди тихо, - зашептала я ему на ухо, - скатерть свисает почти до пола, на всякий случай я сяду в кресло, и комиссар тебя не увидит. Надеюсь, он скоро уйдет. Давай-давай, шеметом.

Эрик убрался под стол, а я выпрямилась, расправила складки скатерти, придвинула поближе кресло, а один из стульев, наоборот, убрала, чтобы не было заметно, что тут сидело двое. Что еще? Ах, да – чашка.

- Мадемуазель, если вы не откроете, я прикажу выбить дверь, - елейным тоном произнес Жиль.

- В таком случае, вам придется платить за ремонт, - ласково ответила я.

Так, быстро в ванную, помыть чашку, заодно поплескать на лицо прохладной водой. Ой, зеркало завешено – полотенце вернуть на крючок. Больше следов нет. Одежда Эрика, свернутая, спрятана в пространстве за выдвижными ящиками бюро, медицинские принадлежности я еще вчера затолкала за решетку вентиляции.

Вернув чашку в буфет, я взбила волосы попышней и решительно приспустила рубашку и пеньюар, обнажая плечи. Попробуем воздействовать на комиссара, может, тогда он не будет глазеть по сторонам. Пощипав для верности щеки и покусав губы, чтобы сделать лицо поярче, я вздохнула поглубже – и решительно отперла дверь.

- Доброе утро, мадемуазель! – до отвращения жизнерадостно поприветствовал меня Жиль и бесцеремонно отодвинул в сторону.

Следом за ним в комнату протиснулись двое моих стражей с подносами, груженными снедью. Я прямо чувствовала, как распахнулись глаза, и отвисла челюсть, делая меня похожей на хрестоматийный образ Кристины.

- Ч-что это? Зачем? – я вытянула дрожащую руку по направлению к полицейским, застывшим почетным караулом.

- Что? Ах, это… Мне нужно было с вами поговорить, и я подумал, что негоже вам из-за меня пропускать завтрак. Венсан, Арман, оставьте подносы и можете быть свободны. Нам с мадемуазель Даае предстоит долгий разговор.

Я уселась в кресло и закинула ногу на ногу, позволив тонкой ткани натянуться, четче обрисовав все имеющиеся округлости. Заодно и перекрыла визуальный доступ к подстольному пространству.

- Слушаю вас, - и я принялась спокойно и не без определенного изящества намазывать масло на хлеб.

- Мадемуазель Даае, до меня дошла информация о вашем вчерашнем выступлении. Вы заявили, будто бы Призрак Оперы бывает в вашей постели. Это так?

- Комиссар, вы интересуетесь, действительно ли я так сказала или действительно ли Призрак греет мою постель?

- Вы прекрасно поняли меня.

Я кивнула.

- А что, если я скажу «да»?

- Тогда я назову вас маленькой лгуньей, ибо не далее, как позавчера вы заявляли, что не знакомы с ним.

- О, мы, женщины, так непостоянны и лживы, это еще от Евы повелось, - я положила на краешек бутерброда немного джема, - вы тоже не далее, как позавчера орали мне «ты» и угрожали каторгой. Попробуйте круассаны, они восхитительно свежие.

- Прекрасно, оставим светскости. – Жиль разлил по чашкам кофе. – Так это правда?

Я пристально посмотрела ему в глаза.

- Да.

Лицо комиссара исказила неприятная усмешка.

- А как же описание, данное покойным месье Буке? Словно желтый пергамент его кожа…

- Мой любимый цвет.

- …Дыра зияет вместо носа…

- Мой любимый размер.

Усмешка комиссара превратилась в глумливую.

- Что, девочка, ты из тех, кто любит уродов?

Я предостерегающе опустила руку с кресла, дотягиваясь пальцами до бахромы скатерти и, приподняв ее, просунула ладонь внутрь. И за нее сразу же крепко ухватились. Ободряюще сжав руку Эрика, я томно поглядела на комиссара и покачала на ноге туфлю.

- Я вообще-то высоких люблю. И стройных. А то представьте кого-нибудь с комплекцией Пьянджи – такой же раздавит и не заметит. Ужас.

- То есть иные его… достоинства настолько перевешивают недостатки внешности, что ты, не раздумывая, променяла виконта со всем его богатством и знатностью на Призрака Оперы? – Жиль завладел розеткой с джемом и методично ее опустошал.

- Вам ли не знать, комиссар, что влюбленной женщине не до раздумий? – парировала я.

Ладонь в моих пальцах чуть дрогнула.

- Отлично. Просто отлично. Тогда объясни мне, почему ты согласилась участвовать в облаве? Я сомневаюсь, что тебя испугала перспектива каторги. Я знаю такую породу женщин – вы можете согнуться под обстоятельствами, но не сломаетесь.

-Какой вы недогадливый! – я звонко рассмеялась, запрокидывая голову и позволяя волосам свободно рассыпаться по обнаженным плечам. – Я согласилась лишь потому, что хочу спеть в Его опере. Да мне достаточно пальцами щелкнуть - и ни меня, ни его здесь не будет, и никто нас не остановит. Ищите ветра в поле. Но нам это не нужно. Как бы вы ни пыжились, Жиль, это здание и его Призрак вам не по зубам. Как знать, не сидит ли он сейчас где-нибудь рядом, слушая нашу премилую беседу? Вдруг в этой комнате тоже есть тайный проход?

Комиссар побагровел.

- Я прикажу продолбить здесь каждый сантиметр! Мы выкурим этого зверя из норы!

- Не трудитесь. – Я неспешно завтракала, по-прежнему держа одну руку под столом – на случай, если Эрик решит проявить самодеятельность. – Боюсь, если вы попробуете начать тут все крушить, с вас спросят директора. А чтобы отыскать здешние тайные ходы, вам понадобиться взорвать всю Оперу.

- Возможно, я так и сделаю, - прошипел Жиль, но я видела по его глазам, что битва осталась за мной. Я решила добить его.

- Знаете, это здание… Оно не принадлежит ни вам, ни даже директорам, - тихо, но очень четко проговорила я. – Им владеет Призрак, и все тут подчиняется воле хозяина. Вы бессильны против Него, комиссар. Вам не выиграть. Это Его территория. Это Его Опера. А я – Его женщина.

- Это мы еще посмотрим! – вскричал Жиль и внезапно, больно сжав мне подбородок пальцами, впился поцелуем в губы.

В первое мгновение я опешила от такой наглости, но быстро пришла в себя и укусила его за нижнюю губу. Жиль взвыл и отпрянул назад.

- Чертова мерзавка! – закричал он, трогая окровавленную губу. Увидел на пальцах кровь и озверел окончательно.

Хлоп!

Звук пощечины выстрелом разнесся по комнате. Удар был такой силы, что у меня клацнули зубы, и зазвенело в ушах.

Я изо всех сил сжала руку Эрика - так что ногти впились в кожу, - не позволяя ему выскочить из-под стола и растерзать комиссара на месте.

- А теперь Он просто убьет вас, - спокойно сказала я, глядя снизу вверх прямо в искаженное бешеной злобой окровавленное лицо.

Неизвестно, чем бы кончилось дело, но тут в дверь постучали.

- Что еще? – раздраженно рявкнул Жиль.

- К мадемуазель посетительница.

Жиль выпрямился и поправил шейный платок.

- Очень хорошо. Благодарю вас, мадемуазель за приятно проведенное время. Думаю, это не последняя наша встреча.

- Как знать, - я слегка склонила голову и улыбнулась. – Всего вам хорошего.

Жиль был у самой двери, когда я окликнула его.

- Чуть не забыла самое главное, комиссар.

Он оглянулся.

- В чем дело?

- Держите руку на уровне глаз.

Комиссар рывком распахнул дверь.

На пороге стояла мадам Жири.

Отредактировано Lupa (2010-06-13 01:30:56)