* А автор смотрит "Юнону и Авось" от 1983 года и рыдает в голос, не обращая внимания на соседей...*
Если бы Эрик умер в эту ночь в своем подземелье, ждали бы его Кристина и Белл 35 лет? И КАК бы они спели "Дон Жуана"? Они пели бы его всю жизнь в надежде, что однажды вместо Пьянджи им ответит иной голос?

И качнутся бессмысленной высью
Пара фраз залетевших оттуда...

Say you'll share with me
One love, one lifetime…
Lead me, save me
From my solitude…
Say you want me with you,
Here beside you...
Anywhere you go let me go too...

Глава 21, в которой героиня ухаживает за раненым партизаном, уверенно несет знамя революции в массы и ведет себя на удивление глупо, не видя дальше своего носа

Меня выбросило в реальность, как щенка в холодную воду. Открыв глаза, я сразу поняла - что-то изменилось. И не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться.

Эрик проснулся.

Чуть изменилось дыхание, и тишина в комнате… она перестала быть сонной и превратилась в тревожную.

Я скосила глаза в сторону массивных бронзовых часов на бюро – половина восьмого. Так, я закончила операцию около полуночи, перевязка через двенадцать часов, значит, часа четыре у меня есть. Успею одеться, позавтракать и смотаться на первую репетицию. И нужно чем-то кормить Эрика. И неведомым образом удержать его в постели ближайшие дня два.

Задачка…

Ладно, хватит тянуть время, надо просто повернуться и поздороваться, как ни в чем не бывало. А заодно сказать свое «фи» сидению на камне в мороз и приползанию посреди ночи в невменяемом состоянии. Вот что бы я делала, если бы он умер? И как объясняла бы этот казус полиции? Наверняка он об этом и не подумал, эгоист чертов!

Я приподняла голову, но повернуть уже не смогла – вдоль позвоночника прокатилась волна боли. С шипением схватилась за шею. Как же все затекло, мама мия! И синяки на руках – ой, сколько их… А на ноги мне заранее страшно смотреть. Вот я дура! Вместо того чтобы спать, нужно было хоть свинцовые примочки сделать, все лучше, чем ничего. А я от радости, что операция кончилась, и Эрик живой, совсем позабыла про его «полет навигатора» с приземлением на меня.

Пришлось разворачиваться всем корпусом.

Первое, на что я натолкнулась, был недоуменный взгляд заспанных серо-зеленых глаз.

- Где я? – спросил Эрик и попытался приподняться на локтях.

Но это ему не удалось – больное плечо дало о себе знать, и он с приглушенными ругательствами упал обратно.

- Ш-ш-ш… - я положила руку ему на грудь, - Доброе утро, во-первых. Ты у меня в комнате. Ты явился ко мне вчера вечером, помнишь?

- Н-нет. – Эрик огляделся. – Но почему я… в твоей постели?

- Ты потерял сознание, рана кровоточила, и мне пришлось тащить тебя сюда и промывать ее заново, - про остановку сердца я тактично умолчала.

- А-а-а… Такое странное ощущение… - он снова обвел комнату взглядом и вдруг замер.

Я проследила направление взгляда. Маска. Ну да, ну да. Сейчас начнется…

Эрик отвернулся так резко, что я думала, у него голова отвалится, и, вскинув руку, закрыл растопыренными пальцами правую половину лица.

Я деликатно кашлянула.

- Эрик, тебе не кажется, что уже несколько поздновато прикрываться? За то время, что ты тут провалялся, я могла бы твой портрет написать, а не то, что разглядеть, что там к чему и почему.

Он посмотрел на меня. Господи, сколько же муки было в этих глазах! Мука, любовь, печаль, застарелый страх, что ему рассмеются в лицо, недоумение, почему я все еще сижу на полу возле кровати, а не убегаю в ужасе от того, что это я целовала на колосниках, с этим танцевала на балу, к этому спускалась в мрачное подземное логово.

- Зачем? Зачем, Кристина? – простонал он.

Я вздохнула.

- Как я уже говорила, ты был без сознания, тебе нужен был воздух. А она мешала. Вот и все. Я бы не сделала этого без твоего разрешения, если бы не обстоятельства. Извини.

Эрик опустил глаза, словно примеряясь, достаточно ли веские у меня аргументы. Наконец, снова посмотрел на меня сквозь растопыренные пальцы и выговорил:

- Дай мне ее, пожалуйста.

Я покачала головой.

- Не сейчас. Ты все еще нуждаешься в воздухе, пока твоя рана заживает. Ох, и заставил же ты меня поволноваться! И о чем ты только думал, когда явился сюда?

Взгляд Эрика внезапно стал обиженным. Как же, как же, мы снова пропускаем все слова через призму собственной мнительности.

- О чем ты думал, когда явился сюда, - повторила я с нажимом, - вместо того, чтобы отлежаться у себя дома после такой раны? О чем ты, черт тебя возьми, думал, когда торчал за окном? А если бы ты умер?

- Ты бы огорчилась, – осторожно не спросил Эрик.

- Огорчилась?! Да я бы с ума сошла! Эрик, ты издеваешься, да? Это если бы собачка Карлотты умерла, я бы огорчилась, потому что животных люблю, а ты мне не чужой человек, в конце концов, я тебя знаю десять лет!

Он явно не это хотел услышать, но первая я ему не признаюсь. А то молодец такой, взял моду признаваться в любви с риском для жизни, а я его откачивай. И каждый раз что-то мешает: то виконт, а то и собственная упертость. Особенно в вопросе своей внешности и моего гипотетического к ней отношения. Может, если он увидит, что для меня это не имеет такого значения, как он навоображал, то решится быстрее. Но тогда нужно как можно дольше не отдавать ему маску.

- И какими бы словами я объясняла бы твой труп на своем ковре этому противному Жилю? – продолжила я. - Он бы меня точно посадил как соучастницу. Мне бы уже было все равно, я бы, как уже сказала, с ума сошла, но сам факт! Эрик, ты просто эгоист!

Эх, я! Наехала на больного человека… Хотя, когда он здоровый, ты еще попробуй, наедь на него.

- Извини, Кристина, я не подумал… - убито проговорил Призрак.

- А о чем ты вообще подумал? – взъерепенилась я.

- О тебе, - грустно ответил Эрик, - о… нас, - это слово он произнес так… бережно, будто боялся разбить неосторожным движением. – О том, что не успел сказать на кладбище. А потом тебя повели в кабинет, мне стало интересно, я наскоро перевязал рану и побежал в то крыло, где можно было подслушать, что творится у вас. Вечером все было отлично. А утром я почувствовал себя хуже. Меня лихорадило, показалось, будто я умираю, и тогда я решил, во что бы то ни стало увидеть тебя… в последний раз. Я сидел там, за окном, ждал тебя и умирал. Больше всего я боялся, что умру, так и не увидев тебя, так и не сказав… И ты не узнаешь… Но ты пришла… Что ты сделала, Кристина? Я ничего не помню.

- Ты бредил, - устало ответила я, - а я всего лишь обработала, как следует, твою рану. В полдень я сделаю перевязку и постараюсь подтянуть пластырем концы раны друг к другу.

Я снова бросила взгляд на часы.

- Ох, я уже опаздываю. Так, Эрик, не вздумай вставать, пока я тебе не разрешу, иначе кровотечение снова откроется. Сейчас я уйду на завтрак и попробую тебе тоже принести что-нибудь поесть, может, с помощью Мег. А чтобы ты не волновался, что она тебя увидит, я поставлю ширму.

- Мег знает… обо мне? – удивился Эрик. - Зачем ты ей рассказала?

- Она моя подруга, да и помощник не помешает. И, на случай, если ты не заметил – «народные волнения» - ее рук дело.

- Да, - Эрик заулыбался, - это прекрасно, теперь они все меня защищают, хотя совсем недавно считали воплощением зла…

- Ну, тебя они давно знают, а полицейских первый раз видят. – Я поднялась с колен и, сходив до бюро и обратно, принесла несколько книжек. – Это чтобы ты не скучал.

В этот момент Эрик наконец-то обратил внимание на то, что он несколько… неодет. Судорожно попытался левой рукой натянуть повыше одеяло, продолжая закрывать лицо правой, но скривился от боли и бессильной ярости на собственную беспомощность. Я положила книги на стул и укрыла его одеялом до шеи, откинув уголок над левым плечом.

- Так лучше? – я ласково улыбнулась.

- Где моя одежда?

- Я ее спрятала. От полицейских, и чтобы ты не вздумал сбежать, а то знаю я вашего брата: почувствуете себя чуть лучше и давай носиться, а нам потом вас опять откачивать. Придется тебе побыть моим пленником для разнообразия. Или порадовать всю Оперу дивным зрелищем Призрака в кальсонах.

Тут я, не сдержавшись, хихикнула, представив себе эту феерическую картину. Эрик насупился.

- Не хмурься, а то морщины останутся, - задорно сказала я и, взяв его за подбородок, легонько поцеловала в губы.

Глаза Эрика удивленно распахнулись. Похоже, он не верил, что его можно целовать вот так, без плаща, без всех этих элегантных атрибутов Призрака Оперы. И без маски. Можно целовать – и не кривиться от отвращения, и не делать над собой нечеловеческих усилий. А я смотрела на него – и улыбалась. Эрик на мгновение опустил взгляд.

- А знаешь… это – не настоящие волосы… - и он снова посмотрел на меня, как мне показалось, испытующе, будто проверял реакцию, и с какой-то непонятной мне надеждой.

Я пожала плечами.

- Я знаю. Тебе парик мешает? Снять?

Эрик помотал головой. Он успокоился, но и надежда словно бы потухла. К сожалению, у меня уже не оставалось времени, чтобы разобраться в его поведении – часы показывали без десяти восемь.

Так, а теперь умываться-одеваться и марш на завтрак. Носясь по своим апартаментам подобно дорожному бегуну, я уложилась в десять минут. Последним штрихом я приволокла из ванной видавшую виды дырявую ширму с поблекшим рисунком и развернула ее, так чтобы кровати не было видно от двери и стола.

- Ну, все, я побежала. Скоро вернусь, - бросила я Эрику, все это время следившему за моими телодвижениями.

- Кристина, подожди, - позвал он.

Я подошла.

- Помоги мне, пожалуйста… Я хочу сесть повыше.

Беззлобно поругиваясь на некоторых здоровяков, которых не пристало таскать на себе юным девам, я помогла Эрику сесть и подложила под спину побольше подушек.

- Так лучше? – мысленно я уже была за дверью, где меня наверняка поджидала Мег и караулили трое полицейских.

- Да, спасибо, - Эрик поймал мою руку и легонько сжал ее, - большая удача – иметь такого друга, как ты.

- Угу, я просто Матушка Мидоус, - рассеянно ответила я.

Окинув напоследок комнату придирчивым взглядом и посмотрев на Эрика, который уже потянулся за книгой, я подошла к двери и, приоткрыв ее так, чтобы нельзя было заглянуть внутрь, выскользнула в коридор.

Завтрак прошел успешно. Пока я отвлекала полицейских, Мег сунула к себе в кошель несколько вареных яиц, булочку и яблоко. Потом мы поменялись, и моим уловом стали вторая булочка, кусок масла, который пришлось завернуть в обрывок нотной бумаги, и апельсин. К счастью, кофе и джем у меня водились. Сама я от волнения с трудом смогла проглотить несколько кусочков.

- Кристина, как поживает ваша птица? – внезапно спросил Раппно.

- Какая птица? – опешила я.

- Ну, та, что билась в окно.

Молнией пронеслось в мозгу: он знает. Знает, сука, но почему-то не спешит доносить своему боссу. Интересно, почему? Может, метит на его место, поэтому и саботирует операцию?

А может, я становлюсь параноиком…

- Спасибо, прекрасно, - ответила я будто бы невпопад, - передавала вам привет.

- Кристина! – умница Мег подыграла мне, достоверно изобразив возмущение, - о чем ты опять мечтаешь?

- О, простите, - словно очнулась я, - задумалась об этой опере. Она такая… странная…

- Довольно, - со смехом взмолился Раппно, - лекцию на музыкальную тему мои бедные уши, и так истерзанные вашими бесконечными репетициями, не вынесут.

- Так и шли бы домой, - едко заметила я.

- Увы, мадемуазель, долг - прежде всего, - печально ответил полицейский.

После завтрака мы с Мег со всех ног кинулись ко мне – до начала репетиции оставалось минут десять. Скользнув в комнату и захлопнув дверь перед носом Раппно, мы устремились к столу.

- Это мы, - предупреждающе прошептала я, чтобы Эрик не наделал глупостей.

- Доброе утро, месье, - пискнула Мег, старательно не глядя в сторону ширмы.

С рекордной скоростью мы в четыре руки приготовили кофе, разрезали булочки пополам и намазали их маслом, выложили клубничный джем в розетку и нарезали ломтиками фрукты.

- Я быстро, Мег, подожди меня снаружи, пожалуйста – надо поговорить.

Я выпроводила Мег за дверь, подхватила груженый вкусностями поднос и поскакала к Эрику. Тот успел отложить книгу и теперь осторожно прикасался к повязке на плече.

- Не трогай, что ты как ребенок, в самом деле? Хочешь, чтобы тебе руку отрезали? Пусть заживает.

Я взгромоздила поднос ему на колени.

- Вот. Доешь – поставишь на стул, ладно? – И я сняла книги на край кровати. – Я вернусь около полудня.

Эрик нехорошо сощурился. Каким-то макаром он все же дотянулся до маски, и явно почувствовал себя гораздо увереннее.

- По-моему, тебе нравится, что я такой…

- Беспомощный, - подсказала я, - конечно. Нам, женщинам, только дай повод пожалеть кого-нибудь – и мы залюбим его до смерти, окружим такой заботой, что бедолага взвоет и поспешит сбежать из-под нашего крыла, пусть даже и на костылях.

- Откуда у тебя дар оборачивать в шутку самый серьезный разговор? – Эрик взглянул на меня исподлобья.

- От мамы с папой, - хмыкнула я. – Эрик, если ты хочешь поговорить серьезно, то дождись, когда я вернусь с репетиции. У меня все мысли уже там, а здесь одни глупости остались, вот я их и болтаю.

- А зачем тебе идти на репетицию? – вдруг спросил Эрик. – Почему бы тебе не позаниматься со мной?

Я скептически приподняла левую бровь.

- И как ты себе это представляешь? В частности, как я объясню свое отсутствие Раппно? И комиссару? «Извините, месье, но я буду разучивать партию Аминты со своим личным концертмейстером, Призраком Оперы, который совершенно случайно сидит в моих апартаментах в неглиже»? Так, что ли?

Призрак стушевался.

- Ты права… Тогда иди и… не задерживайся.

-Буду лететь, как на крыльях. Жди, я мигом.

- Я дождусь, - пообещал Эрик.

За дверью меня поджидали Мег и трое служителей закона.

- Могу я поговорить с подругой без свидетелей? – зло спросила я, - или для этого мне каждый раз придется уединяться с ней в своей комнате?

Раппно внимательно посмотрел на меня и сделал знак своим товарищам чуть отстать. Я удовлетворенно кивнула и подхватила Мег под локоть.

- Слушай подруга, у меня есть кое-какой план. Это по поводу операции, которую готовит Жиль. Здорово, что он мне про нее рассказал, конечно, это многое говорит о его умственных способностях. Но не в этом дело. Мне нужно встретиться с теми из труппы, у кого нет личного повода не любить Призрака, и кто одновременно с этим склонен к различным авантюрам, ну, там, нечист на руку и все такое…

- Почему ты думаешь, что я вожусь с теми, кто нечист на руку? – шепотом возмутилась Мег.

- Я так не думаю. Но у тебя, в отличие от меня, всегда было здесь много друзей и знакомых. Тебе проще их уговорить. И если они заартачатся, намекни, что полицейские будут вооружены, и в случае чего запросто могут перестрелять полтруппы.

- Ты серьезно? – Мег выглядела испуганной.

- Как никогда. Мне комиссар сам сказал, что дождется, когда публика выйдет из зала и даст отмашку. На нас ему плевать.

- Я не понимаю одного, - немного подумав, сказала Мег, - чем ему так досадил Призрак, что он ловит его, как одержимый? Нагнал полицейских, собирается устроить засаду… Какое ему дело до Призрака? Тот вымогал деньги – таких вымогателей пол-Парижа, тот напал на Буке – тебя защищал. А что задник на Карлотту он свалил, и вовсе не докажешь. Запутанная история.

- Да уж.

Сама того не замечая, Мег озвучила почти все мои сомнения. Я подозревала, что комиссар ведет какую-то свою игру, но не понимала, какую.

Мы подошли к репетиционному залу, где меня ждал штатный концертмейстер – личного мне пока по рангу не полагалось, да и зачем он мне, когда есть Эрик? Но не вписывать же его в штат еще и на эту должность, в самом-то деле? Мег попрощалась со мной, пообещав зайти ближе к вечеру, и побежала к матери, которая стояла возле танцкласса. Из-за двери зала показалась Карлотта в окружении свиты и пуделей. Среди пуделей затерялся и монументальный Пьянджи, очевидно, ждавший, пока дама сердца закончит со своей партией.

- Ах, вот и наша новая знаменитость! – театрально возвестила прима.

Я отвесила ей шутливый поклон.

- И где же твой покровитель, Кристина? – продолжала глумиться Карлотта. – Затаился? Наверное, трудно ему теперь управлять своей Оперой? Может, Призраку следует снять с себя полномочия и передать их тебе?

- Непременно передам ему ваши соображения, когда вновь увижу, - парировала я. - Благо, это нетрудно.

- Вот как? Сам комиссар полиции не знает, где прячется неуловимый Призрак Оперы, а ты знаешь?

-  Знаю, - невозмутимо отозвалась я.

- И где же? – поинтересовалась Карлотта с издевкой.

- В моей постели, - ответила я с впечатляющим хладнокровием.

Мадам Жири, которой была прекрасно слышна вся наша перепалка, побелела, Мег в ужасе округлила рот. Карлотта потеряла дар речи, Пьянджи, кажется, впервые в жизни, глянул на меня с интересом, а остальные… Остальные улыбались и ржали. Разумеется, они мне не поверили, следовательно, отныне моя комната – это последнее место, где станут искать Призрака Оперы.

Получив накануне в руки свою партитуру «Дон Жуана», я в нее даже не заглянула – как-то не то настроение было. Впрочем, по меньшей мере, одну арию я знала на пять. Так я и сказала старичку за пианино.

Я врала Эрику, когда говорила, что мысленно уже на репетиции. На самом деле я все время думала о нем. Но вести серьезные разговоры на бегу было, и в самом деле, довольно глупо. И все же… И все же я считала минуты до полудня.

Освободившись, я зайцем помчалась к себе. Но не тут-то было. Почти у финиша меня выловил Рейе.

- О, моя дорогая, вас-то я и искал! – он приобнял меня за плечи и оглянулся на полицейских, по-прежнему державших довольно приличную дистанцию. – Понимаете, у меня не выстраивается одна мизансцена… Вы не могли бы передать… моему помощнику эту записку?

- Да, конечно, как только увижу, - беспечно отозвалась я. Похоже, все считают меня личным секретарем нашего оперного привидения.

- Отлично. Вот, держите.

Он сунул мне в руку листок, испещренный трудночитаемыми каракулями, и растворился где-то в бесконечных переходах Оперы.

Раппно для проформы сунул в записку нос, но ничего не понял.

- Это шпаргалка для солистов, - соврала я на всякий случай.

Больше никто по дороге не попался.

В пять минут первого я уже захлопывала дверь своей комнаты. Я спешила так, что аж закололо в боку.

- Эрик, все в порядке? – спросила я больше для проформы. Ну, и чтобы просто услышать, как он ответит.

- Все прекрасно.

О, а мы уже демонстрируем сарказм и скверный характер? Чудненько. Значит, больной будет жить, невзирая на усилия врачей.

И правду говорят, что даже самый добродушный мужчина, заболев, превращается в ночной кошмар.

Я ради приличия постучала по ширме и заглянула за нее. Завтрак был съеден начисто, а мой пациент снова читал.

- Рейе просил передать тебе это, - я протянула ему записку. – Ты чего-то там намудрил с расстановкой хора и выходом кордебалета. Получается, что Аминта торчит как дура посреди балерин и поет, то и дело уклоняясь от проносящихся над нею ног.

Эрик скептически хмыкнул и углубился в изучение дирижерских каракулей. А я, прихватив поднос, пошла собирать все необходимое для перевязки.

Для начала поставила кипятиться воду для солевого раствора. Потом долго думала, наложить швы или ограничиться пластырем, в итоге решила действовать по ситуации. Составив с подноса посуду и застелив его чистой тканью, выложила на него марлевые тампоны, флаконы с антисептиками и залитые спиртом инструменты. Отнесла поднос на стул возле кровати и сбегала за «грязным» тазиком для отходов.

Эрик с интересом следил за моими приготовлениями, но молчал. А я во время очередного рейда со всей очевидностью поняла, что он вставал и осматривал мою комнату. Да, дурные привычки совать всюду нос неискоренимы. Наконец, вода закипела. Выждав минуту, я сняла чайник с огня и, ополоснув миску, налила в нее необходимое количество воды. Теперь соль. Замечательно.

- Я собираюсь снять повязку, вынуть тампоны и проверить состояние твоей раны, потом промою ее и перевяжу заново, - пояснила я свои будущие действия. – Будет больно, поэтому если хочешь, можешь взять в зубы деревянный брусок. – Я внимательно посмотрела на Эрика. – И придется снять маску, тебе нужен воздух, да и если ты вдруг снова потеряешь сознание, она будет мешать мне. Ну?

Я протянула руку.

Эрик медлил. Я уже было решила, что он не станет, и смирилась с его упрямством, как вдруг…

- Держи. Только отложи ее… подальше. Чтобы не было соблазна, - пояснил он в ответ на мой изумленный взгляд.

Он все так же прикрывал лицо ладонью – наверное, должно было пройти гораздо больше времени, чтобы он перестал бояться взглядов окружающих. Я не стала прикасаться к нему, чтобы не волновать еще больше. От деревяшки Эрик высокомерно отказался. Его право.

Аккуратно размотав повязку и сняв кусок марли, я увидела, что тампоны приобрели желтовато-розоватый оттенок. Это значит, что экссудат выходит из раны, что она очищается. Пожалуй, вечером можно будет обойтись и без тампонады. И уже тогда зашить.

Когда я принялась пинцетом вытаскивать из раны марлю, Эрик зашипел и отвернулся. А я предупреждала. То ли еще будет, когда я полью салицилкой… Я осмотрела рану – хорошее состояние, признаков нагноения нет, точно вечером можно будет… зашить, пожалуй, а то рубец останется некрасивый.

- Сейчас будет больно, - предупредила я, открывая флакон с кислотой. – Очень.

Эрик стиснул зубы, но без толку: когда я плеснула в рану антисептик, он все равно выгнулся и застонал.

- Тише, полицейские услышат, - зашептала я, навалившись на ставшее твердым, как камень, тело и лихорадочно зажимая ему рот. – Ну, все, сейчас закончу. Потерпи, пожалуйста.

Я промокнула рану сухой марлей, удаляя остатки салицилки, и повторила процедуру вчерашней перевязки.

- Все, теперь до вечера, - устало выдохнула я, утирая пот со лба.

Эрик был бледен, дыхание вырывалось из его груди со свистом, но глаза оказались неожиданно внимательными, хотя и затуманенными следами перенесенной только что боли.

- Где ты этому научилась? – требовательно спросил он.

- Там же, где и готовить пасту, - вызывающе ответила я.

Пусть ломает голову, может, тогда до него дойдет, что все, рассказанное на балу – правда.

Эрик завозился, устраиваясь поудобнее.

- И что дальше? Сколько ты меня продержишь в «плену»?

- Наилучшим вариантом было бы оставить тебя тут дней на пять, но, учитывая твою свободолюбивую натуру, отпущу послезавтра, - пообещала я.

Потом был обед, и снова репетиция. Зашла Мег, сообщила радостные вести – почти вся труппа горит желанием досадить полиции, и подала идею заказать у Дюрана двойные порции блюд, но чтобы их принесли как для одного человека. А после ужина я вернулась к Эрику окончательно и все ждала, ждала признания…

Он молчал. Вернее, не совсем молчал: мы болтали о каких-то пустяках, обсуждали какие-то арии – все, кроме «Дон Жуана», - посмеивались над нерасторопными полицейскими, но о самом главном Эрик и не заикался.

Ну и хрен с ним.

Я обиделась.

После полночной – последней, как я надеялась – перевязки, завершившейся стягиванием краев раны пластырем– все-таки пластырем, а не швами, - остро встал вопрос ночлега. Как показал прошлый опыт, спать сидя возле кровати для моего организма неполезно. Я придумала вытереть насухо ванну и завалиться в нее, постелив на дно подушки, плащ Призрака и завернувшись в свою накидку. Не слишком удобно, но и выбор невелик.

- Ни за что! – шепотом закричал Эрик. – Я не позволю тебе спать в ванне! Там лягу я.

- Во-первых, ты там не поместишься! – яростно зашептала я в ответ, - и у тебя плечо… Ты там не заснешь.

- Тогда я лягу на полу!

- Там сквозняки!

- Тогда…

Ну? Остается ведь лишь один вариант, на самом-то деле. Осмелишься ли ты его озвучить, Эрик? Он знал, что остается только этот вариант. И молчал, предоставляя выкручиваться мне. Зараза ты, хоть и любимая. Только и я не лыком шита, и на таких подставах крокодила съела и медведом закусила.

- Что, предлагаешь нам лечь в одну постель? Как Тристану и Изольде? Эх, жаль, мою шпагу конфисковали, придется обойтись стилетом.

Он вскинул на меня отчаянные глаза.

- Кристина, клянусь, я никогда…

- Успокойся, Эрик, нам некому доказывать чистоту наших помыслов, кроме самих себя. Так что двигайся. Обещаю, приставать не буду. Сильно. Правда, второго одеяла у меня нет.

Кажется, мой дорогой Призрак только что испытал самое серьезное потрясение в своей жизни. Но мне так надоело с ним нянчиться… Чай, не развалится от близости любимой девушки, может, наоборот, наконец-то откроет мне, так сказать, всю глубину своей высоты.

Хотя кровать и была широкой, Эрик отодвинулся так далеко к стене, практически вжавшись в нее, что я, грешным делом, подумала, что он сквозь нее просочится. Я бесцеремонно откинула одеяло, села на свою половину и потянулась потушить свечу. Все мои синяки торжественно отозвались на прикосновение края стула. Уй!

- Что случилось? – спросил Эрик дрожащим от волнения голосом, - это из-за меня?

- Ну, в общем, да…

Я закатала рукав ночнушки и продемонстрировала ему всю палитру, расцветшую на предплечье.

- Ты вчера на меня упал, а я забыла их намазать. Теперь вот хожу вся пятнистая, как жирафа. На ногах то же самое. Показать? – поддела я этого недотрогу.

- Не надо! – Эрик залился краской, являя чудный контраст с белой маской.

- Как хочешь… хотя зря, конечно, отказываешься. Эрик, я пошутила! – не выдержав, я откинулась на подушку и залилась смехом, стараясь, впрочем, делать это потише. – Просто пошутила, по-дружески, можно сказать.

- По-дружески… - странным голосом отозвался Эрик. – Ладно. Тогда… спокойной ночи.

- Спокойной… А свою маскировку снимать не будешь? Неудобно, наверное?

- Сначала потуши свет.

- Сейчас.

Я дунула на свечку и забралась под одеяло. Ощутила движение воздуха – это Эрик протянул надо мной руку и положил на стул парик и маску. Как-то он внезапно раскрепостился… И почему мне кажется, что это не к добру?

С этой трезвой мыслью я и уснула.

Отредактировано Lupa (2010-06-08 13:13:55)

ЫЫЫЫЫЫЫЫЫыыыы
opera, где вы были вчера вечером???
У меня даже в шапке написана просьба кидать в автора исторические реалии.
Буду многА и яростнА думать...
В принципе, это не смертельно.

Диалог с Карлоттой мог случиться и на пороге комнаты, где ОЖП ждет эээ... концертмейстер. А Рейе заранее озаботился мизансценами. Такшта все нормально, рабочий процесс, в отличие от хирургии (куда я тоже всунула пару ляпов из любви к искусству), в театральных реалиях я не шарю категорически.

А порежу я-таки 21-ю главу  :sp:

АПД: а где именно солисты разучивают партии? Для этого предусмотрено специальное помещение? И концертмейстер - один на всех или как? Мне надо точно знать, как проходит подготовка оперы к постановке - если есть в сети литература, то можно кинуть ссылкой, а то мне не попалась.
Опера! Подробности, брат, подробности! 

Отредактировано Lupa (2010-05-14 01:49:25)