Наш Призрачный форум

Объявление

Уважаемые пользователи Нашего Призрачного Форума! Форум переехал на новую платформу. Убедительная просьба проверить свои аватары, если они слишком большие и растягивают страницу форума, удалить и заменить на новые. Спасибо!

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Наш Призрачный форум » Другое творчество » Драконёнок


Драконёнок

Сообщений 61 страница 90 из 194

61

***

Горячечный бред оказался явью, суеверия – истиной, сказки – реальностью. Он сам стал героем тех историй, которые в детстве так любил слушать из матушкиных уст и в которые так самонадеянно перестал верить позже.

Увы, он не был болен. Он больше уже никогда не будет болеть.

И, уж конечно, никто не хоронил его живым. Он действительно умер. И уже не воскреснет.

И уже не сможет стать господарем своей страны. Потому как господарь обязан служить отечеству круглые сутки, а не только при свете луны. Разве можно положиться на правителя, который может рассыпаться в прах от солнечного луча?

Солнце… больше никогда ему не увидеть его…

Мужайся! Мужайся! Мужайся! Ибо «…верен же Бог, иже не оставит вас искуситися паче, еже можете, но сотворит со искушением и избытие, яко возмощи вам понести».1 Ты выдержал столь многие испытания, снесёшь и это.

Он подбирает с пола крест с оборванной цепочкой – первый свой, православный. Едва покинув Венгрию, он вновь надел его, считая переход в папскую веру не более чем формальностью. Не в этом ли переходе была причина? В народе говорят, что вампирами становятся именно так… Но ведь его младший брат преспокойно почивал в могиле, несмотря на обращение в ислам… Он крепко сжимает его в ладони. Он найдёт укромное место и сохранит в нём крест до тех пор, пока не встретит человека, который будет достоин его носить. Сам же он больше не смел надеть этот крест. Да наверно, и не имел права.

И его могила в Снагове отныне тоже была для него потеряна. Как он может теперь возвращаться в это святое место, осквернив себя питьём христианской крови? Ему придётся искать для себя иное убежище от света дня.

И отказаться от встреч с семьёй. И с немногочисленными, но оттого ещё более дорогими друзьями.

Ноша кажется чудовищной и непомерной. Но ведь ему дано и облегчение, «избытие».

И оно тоже немало.

***

Вы мечтали избавиться от своего врага? Безжалостного, но справедливого господаря, который не давал вам предаваться блуду, стяжательству и обману? Который не позволял вам растащить Валахию по кускам и жалкими марионетками плясать в умелых руках султана? Что ж, взамен вы получили врага ещё более страшного и беспощадного. А главное – почти неуязвимого.

Он обладает силой льва и лёгкостью серны. Он проходит через запертые двери, просачивается сквозь каменные стены, как ящерица, сбегает вниз головой по отвесным скалам и, будто филин, взлетает в ночное небо. Вы думаете, что он давно обратился в прах, в то время как он всегда рядом с вами: быстроногим волком за околицей, крылатой мышью на чердаке, юркой крысой в подполье и глазастым паучком в затенённом углу. И даже рваной туманной дымкой за вашим порогом. Он следит за каждым вашим шагом. Он знает всё о вас. Бойтесь разгневать того, кого не берут ни меч, ни стрела, ни пуля.

Да, он больше не сядет на валашский трон, не поведёт за собою тысячную рать и даже не велит посадить вас на кол. Он будет сражаться с недругами один, и уничтожать их тоже будет поодиночке. Это не принесёт ему блестящих побед. Об этом даже никто не узнает. Но это лучше, чем беспомощно тлеть в могиле. 

Почти бессмертный рыцарь отправляется в свой последний поход. Отныне ему нет нужды ни в оружии, ни в доспехах. Он и без них будет служить родимой земле сотни лет.

А может быть, вечно.


***

Он стоит на лесной поляне и наблюдает за красавицей луной, что потеплее кутается в белую песцовую шубку. И луна, и облака – он мог ведь больше никогда не увидать их… Ласковые пушистые хлопья скользят по его лицу и мягко ложатся в протянутую ладонь. В аду снега нет. И, несомненно, нет даже в раю. Он может быть только здесь, в земной жизни.

Он запускает руку в сугроб, набирает горсть снега, сжимает. Тот звучно хрустит, со смаком, и сыпется между пальцев. Тогда он погружает в сугроб уже обе руки и с наслаждением зарывается в собранный снег лицом, и чувствует, что тот начинает таять...

Для всего на его родине: и леса, и луга, и поля – поздней осенью приходит время уснуть и проспать всю зиму. Однако никто их не мнит умершими. Да, они проснутся весной, и зазеленеют, и зацветут, и заколосятся. Но ведь и он будет пробуждаться – из ночи в ночь. Почему же он должен считать себя мертвецом? Разве он покойник?

Прежде он думал, что знает о смерти всё. Но как ничтожны были все прежние его знания!

Он снова вскидывает голову и смотрит луне прямо в глаза. И ему кажется, что она в ответ улыбается.

- Я вижу тебя, моя царевна-луна, - шепчет он. – Я слышу твой хрустальный голосок. Я думаю о тебе. Но я помню, и кто я есть, и что должен делать. Я мыслю, и чувствую, и действую, да-да, и один мой враг имел неосторожность в этом убедиться сегодня… Ты понимаешь, что это означает, моя царевна?.. Ведь ты всё понимаешь…

Я живой, царевна-луна.

Я живой.

___________________
1 «…и верен Бог, Который не попустит вам быть искушаемыми сверх сил, но при искушении даст и облегчение, так чтобы вы могли перенести» (1Кор.10:13).

Отредактировано amargo (2010-09-19 00:17:37)

62

Раз уж речь зашла о Бухаресте... Остатки Куртя-Веке - резиденции Дракулы (и позже нескольких ещё валашских князей). С бюстом основателя. :)
http://s08.radikal.ru/i181/1009/02/07e28b581292t.jpg

63

Круто. Просто неимоверно круто. Мне ОЧЕНЬ нравится. Этого, честное слово, стоило подождать.
Браво!

64

opera, спасибо, я очень переживала за этот кусок, он вот только час всего как дописан, совсем невылежавшийся.  :give:

65

Поразительно красиво.
Превращение человека в сверхчеловеческую сущность описано так естественно и... Достоверно.
Он сам удивляется, что с ним происходит - но это по машстабам, по силе его личности - как раз скорее награда. Он уже при жизни вышел на такие уровни существования.
И не жаль предателя, но очень трогательна его забота о монахах.
И вот эти слова

Почти бессмертный рыцарь отправляется в свой последний поход

- это как эпиграф.
Да, это рыцарь. Паладин даже.

66

amargo, прода дивная. Недавно попала на этот фик, сейчас сижу и тихо радуюсь. :)
Какой у вас Влад Государь. Для него, кажется, пока вампирские штучки второстепенны. Да и вообще он осознает себя не через современный эпос о вампирах - а через свой собственный, народный, как я понимаю. И это очень интересно читать.

67

Марти, насчёт заботы о монахах)) - не нравится мне приписывание Дракуле конфликтов с церковью. В фильме "Князь Дракула", о кот. я тут уже писала, его вообще убивают при содействии некоего отца Стефана в этом самом Снаговом монастыре. Зачем? Дракула опекал этот монастырь, и основал ещё другие, и строил церкви. Это уже в 19-м в. его изображения начали уничтожать в румынских церквях. А теперь опять почитать начали.))

Я колебалась, обращать ли в фике Дракулу в католичество.  :unsure:  Дело в том, что это только предполагается, но точно неизвестно. Михай считает, что он не мог изменить православию, т.к. потерял бы тогда право на престол. Но ведь тот же самый престол во время его заточения занимал его младший брат Раду, кот., как я тут упомянула, вообще принял ислам. Выходит, православие не так уж строго обязательно? В общем, не стала приглаживать ситуацию.

68

amargo, даже не это!
Просто - чтобы не пострадал из-за него совершенно невинный человек. А кто он - монах, стражник или кто-то еще - неважно.
Вот это ОЧЕНЬ о многом говорящий штрих. Просто не подставить другого, когда сам находится в такой беде.

69

Hell, да, Вы правильно поняли.  :)
Правда, вампирские штучки в какой-то степени второстепенны и для самого Дракулы-Ланджеллы. Не зря же он настоял, чтобы у его героя не было красных глаз и клыков. В док. фильме The Revamping of Dracula (где-то лежит на Ютьюбе, но без перевода) то ли он, то ли режиссёр говорил, что они хотели показать Дракулу как человека, оказавшегося вне общества, но стремящегося стать его частью. И его жажда жизни (а не только крови) сыграна Ланджеллой очень ярко. С каким нескрываемым удовольствием он предаётся всему: любви, танцу, беседе))). Я ему верю.

Отредактировано amargo (2010-09-18 23:58:27)

70

Марти, конечно, просто и то, что при жизни не было у него особенного конфликта с церковью, мне тоже показать хотелось.
У меня о реальном Дракуле сложилось такое впечатление, что он обычно казнил людей за конкретные их поступки, а не просто за статус или происхождение. Поэтому и к незаслуженным обвинениям должен был отнестись серьёзно. Тем более, что на собственном опыте испытал, что это такое.

71

Мне церковь безразлична совершенно, а вот забота о конкретном человеке в такой момент - на это не каждый способен.

72

amargo, великолепно! appl  appl
Прочитала на одном дыхании. Снова повторюсь - до чего же у вас Влад живым получается, настоящим. И его превращение получилось... естественным, другого слова не подберу. И правильным.
Мне очень-очень нравится! :give:

73

Я же говорю, он был больше, чем просто человек, и поэтому как раз сейчас его сила - так сказать, "по плечу" его личности.

74

Вчера ознакомила с "Драконёнком" свою маму, которая о вампирах знала лишь понаслышке. У неё был настоящий культурный шок. :D В хорошем смысле. Она к себе на работу утащила видеоклип и сказала, что тоже прописывается в этой теме. :)

75

Амарго, и это вы считаете невылежавшимся куском?  :)
Вы знаете, для меня ваш фик, как бальзам: приятный слог, простые, но емкие слова, мягкие и легкие фразы - все это создает неповторимый эликсир для моих глаз и мозга. Очень приятно читать, даже если бы это было не про Дракулу, а так, как это про него, вдвойне приятней  :)
Спасибо вам за ваш талант и творчество!

http://s005.radikal.ru/i212/1009/8f/c46c478148d6.gif

Отредактировано Pandora (2010-09-23 11:36:19)

76

amargo, это настолько здорово, настолько красиво и глубоко, и щемяще, что у меня... ну просто не хватает слов. :give:  :give:  :give:

Одновременно: поэтично и реально. Потому что ты даешь возможность мне как читателю, побыть им - твоим героем, практически ощутить на собственной шкуре - каково это - стать нежитью, причем первым на земле. Настолько невероятной силой, целеустремленностью и жаждой жизни обладал Дракула, что он не ушел в небытие, не исчез, он переродился... в ИНОЕ существо, но он по прежнему активен и может воздействовать на людей физически, и по прежнему может влиять на ход событий и подчинять себе обстоятельства.., заплатив конечно за все это сполна одиночеством и вечной тьмой в его жизни после жизни.

Вообщем, я в полнейшем восторге от тебя и твоего героя.  :hey:

77

Ох как необычно и интересно, я зачиталась, и с нетерпением теперь буду ждать продолжения.

78

Мышь_полевая, рада новому читателю.  :)

Только у меня сегодня тоже был от собственного текста шок. Притом совсем в нехорошем смысле.  :( Стала перечитывать и увидела, что приписала Дракуле лишних 100 лет. Не мог он погибнуть 522 года назад,если действие у меня начинается в 1899 г. (это не упоминалось пока, но это так), а погиб он примерно в декабре 1476 г. Сейчас буду исправлять. :blush:
Стыдно. Зато теперь я знаю, как 10 тысяч казнённых превращаются у историков в 100 тысяч.  :sp:

79

Исправила.

Pandora, большое спасибо за отзыв и за розу.  :give:
Невылежавшийся - потому что я обычно выкладываю тексты не сразу, как напишу, а на другой день, внимательно перечитав их на свежую голову. А тут захотелось вывесить сразу же.

Astarta, спасибо-спасибо-спасибо!  :give:
Только не первым на земле, нет.))) Просто Дракула у меня человек трезвомыслящий и в мифических существ верил только в детстве.

Кстати, читала, что есть румынская поэма 19 в. "Цыганиада" (текст вроде бы переводился на русский, но я пока не нашла), где Дракула выведен именно как борец ПРОТИВ вампиров. А Стокер всё сделал наоборот.

И у Дракулы не только тьма, у него луна есть. И звёзды.  :)

Милли, спасибо, постараюсь долго не затягивать.

Отредактировано amargo (2010-09-23 19:44:26)

80

Амарго, так, может, это наоборот хорошо, что вы его выложили сразу? Подумаешь, постарше стал Дракула  :)  И не такое бывает  :)

Раз уж речь зашла о Бухаресте... Остатки Куртя-Веке - резиденции Дракулы (и позже нескольких ещё валашских князей). С бюстом основателя. :)
http://s08.radikal.ru/i181/1009/02/07e28b581292t.jpg

Мне нравятся такие постройки, даже полуразрушенные.
Синие био-туалеты портят все зрелище  :)

81

Продолжение.  :)  Несколько глав с эпизодическим персонажем, действие которых происходит в Данциге.

8.

Два с лишним столетия прошли для него в непрерывном служении, в непрестанных скитаниях по Валахии, Молдове, Трансильвании, бесчисленных ночных вылазках, которые теперь он вынужден был совершать в одиночку. Если бы кто-то догадался о его присутствии в этом мире, то без труда проследил бы его путь по внезапным и необъяснимым смертям в самых разных городах и селениях турецких чиновников, воинов и сочувствующих им лиц, а также взяточников, излишне скупых ростовщиков и торговцев, воров и насильников, клятвопреступников и убийц. Порой в народе говорили, что сии грешники погибли от рук, точнее, зубов вурдалака, но редко кто предполагал, кто именно совершил над ними расправу. Мало ли в Дунайских княжествах вампиров?

Он делал всё, что только было в его силах, а порой даже выше его нечеловеческих сил. Но в одиночку он не мог уже удерживать колесо истории, всё стремительнее оно разворачивалось вспять, всё большей становилась зависимость его страны от Порты. Найти себе помощников он не мог, да и не желал: люди окончательно утратили его доверие, а положиться на бессмертное существо было бы и вовсе непростительной ошибкой. Считанные годы славного правления Михая Храброго были почти единственной его отрадой за эти годы. И, наконец, когда на валашский трон был возведён грек, терпение его истощилось…

Или, скорее, напротив, он словно бы окончательно проснулся от сна и с обжигающей ясностью осознал, что возрождение его страны должно быть делом её народа, всего народа. Оно не может исходить от создания, стоящего по другую сторону жизни. Кроме того, у Дунайских княжеств теперь был достаточно сильный и решительно настроенный политический и военный союзник – Россия.

А он… что он? С него довольно. Ещё будучи человеком, он старался как можно больше сделать сам, почти не зная обычных для правителей развлечений, отказывая себе в сне и отдыхе, и даже в разведку ходил в одиночку. Но то, что должны совершить другие, не следует делать за них. Каждый обязан выполнить свой долг. Он же свой исполнил, и многократно.

Двести шестьдесят восемь лет он служил своей стране: до и после смерти. Разве он не может со спокойной совестью уйти в отставку? Или хотя бы в отпуск?

Разве бессмертие даровано ему не для того, чтобы познать этот такой необъятный, прекрасный, изменчивый мир? Чтобы пройти по его неисчислимым дорогам? Чтобы встретить людей, которые могли бы стать для него не только осуждёнными на казнь, но и приятными собеседниками, если не кем-то большим? 

Ведь не может же быть, чтобы среди них не осталось никого достойного его общества. Никого, интересного ему.

Ведь ни один человек в здравом уме не станет всю свою жизнь питаться только протухшей пищей.

Так в 1716 году он ещё раз начал всё сначала – и совсем по-другому.

А несколько лет спустя скитания привели его в Данциг.

***

Впрочем, Данциг был тогда ещё Гданьском, одним из роскошнейших славянских городов, гостеприимным к чужеземцам. Он полюбил этот редкостно красивый город, в котором всё: улицы, церкви, дома – были узки и высоки, словно направленные в небо стрелы. И в улицах этих свободно гулял прохладный ветер с сурового моря.

«Когда-нибудь и я переплыву это море», - думал он часто, - «и увижу те страны, что лежат за ним, к примеру, Англию, до которой нельзя добраться по суше. Но не сейчас, когда-нибудь позже, у меня впереди бесконечная жизнь».

Он приобрёл в центре Гданьска изящную четырёхэтажную каменицу шириной в два окна, и стал останавливаться в нём чаще, чем в любом из других европейских городов, даже в период его упадка. А уж сейчас, в дни нового расцвета, тем более.

Дом был не так уж велик, и обыкновенно он управлялся с ведением хозяйства и сам. Но лет пятнадцать назад ему вдруг пришло в голову найти себе домоправителя, хотя бы на время. В объявлении среди необходимых для претендента качеств он указал скромность, опрятность, а среди желательных – владение каким-либо из славянских языков и православную веру.

Он не скоро рассчитывал найти в этом, теперь уже немецком, городе того, кто удовлетворил бы всем его требованиям, однако в первый же вечер в его дверь позвонил человек, едва взглянув на которого, он понял: более искать ему не нужно.

Человек, который на несколько лет принёс тепло в его дом.

Благодаря которому он, помимо воли, начал доверять людям.

Благодаря которому он утратил бдительность.

Благодаря памяти о котором он завёл себе домоправителя в Англии – и погубил всё.

Николай Францевич Беккер. 

82

***

Они сидят в его гостиной. Он и чистенький уютный старичок с белой бородкой и улыбчивыми голубыми глазами. Учтивый, но лишённый подобострастия. Человек неназойливо, но  с живым интересом окидывает взглядом богатое убранство дома и безукоризненный костюм его владельца. Затем объясняет, что малым ребёнком был увезён родителями в Россию, провёл там всю жизнь, зарабатывая на хлеб уроками немецкого, и прикипел к этой непостижимой стране, однако на склоне лет почувствовал неодолимое желание увидеть родину и умереть на ней.

- Что ж, русский язык – это лучшее, чего я мог желать, - отвечает он по-русски.

- О, вы говорите на нём, пожалуй, не хуже, чем я! – оживляется Николай Францевич.

- Выучил, когда принимал участие в русско-турецких войнах.

- В последней из них, вы хотите сказать? Для Крымской войны вы ещё слишком молоды.

- Я старше, чем выгляжу, - поясняет он.

На самом деле он подразумевает, что участвовал во всех русско-турецких войнах, начиная с 1711 года. И даже отправив самого себя в отставку – или в долгосрочный отпуск – со страстью возвращался к прежней жизни всегда, когда его страна и Россия вступали в столкновение с Портой. Его ночные вылазки в места расположения турок бывали настолько удачны, что потом он омолаживался настолько, что встречаясь со знающими его людьми, был вынужден выдавать себя за собственного сына или племянника. Но его будущему домоправителю достаточно знать и о двух из этих кампаний.

- Во всяком случае, русский язык – это лучше, чем польский, - продолжает он.

- Чем же лучше, ваше сиятельство?

- Кириллическая письменность. Я предпочитаю её латинице.

- Но ведь румыны – а судя по вашей фамилии, вы румын – пользуются именно латинским алфавитом.

- К моему прискорбию, теперь да. Утешает меня лишь то, что мой народ сохранил свою веру. И что обрёл, наконец, свободу… А вы какого вероисповедания, Николай Францевич?

- Я православный.

- А родители ваши?

- Они были лютеране.

- Отчего же вы изменили вере?

Старичок грустнеет, но не теряется:

- Чтобы жениться на девушке, которую я любил.

- Женились?

- Нет, не пришлось…

- Отчего же?

- Её родители сочли меня слишком скромным женихом для неё.

- А сейчас у вас есть семья?

- Родители мои давно умерли.

- Стало быть, вы так и не женились больше?

- Нет, не женился.

Он молчит, вглядываясь в ясное и доброе лицо.

- У вас есть свой дом или квартира?

- Нет, я лишь снимаю комнату.

- Николай Францевич, в моём доме на первом этаже есть свободная комнатка. Если вы согласитесь соблюдать все правила, которые я установлю, то можете переехать сюда со всеми своими вещами. Вашего жалования вам хватит на то, чтобы безбедно прожить до конца ваших дней… Ну как, вы согласны?

***

- Мои правила просты, - поясняет он, пока они обходят дом. – Днём я обыкновенно занимаюсь, поэтому прошу меня не беспокоить, а в случае необходимости стучаться, прежде чем войти. В подвале у меня находится лаборатория для научных экспериментов, порядок в которой я навожу всегда сам, поэтому ключ вам от неё я не даю. В дневное время все шторы на окнах должны быть плотно закрыты. Но если я буду в отъезде, то вы можете подержать их открытыми. О причине прошу вас не спрашивать, принять это правило просто как данность.

- Хорошо, - отвечает старичок мягко.

- Кухня, как вы видели, невелика, но больше вам и не нужно. Если вы умеете готовить, то сможете питаться по-королевски.

- Я скромен в еде, но кухарничаю неплохо, - улыбается Николай Францевич. – Со мной вы не будете нуждаться ни в каких ресторанах.

- Благодарю вас, не стоит. Я никогда не обедаю дома.

- А как насчёт завтрака?

- Не завтракаю и не ужинаю. И не пью чай.

***

Николай Францевич был ненавязчивый и милый старичок. Достаточно ещё бодрый, чтобы успевать поддерживать в доме по-немецки безупречную чистоту, и достаточно увлечённый чтением, чтобы не путаться у своего хозяина под ногами. Однако стоило лишь заговорить с ним, как он становился на редкость словоохотливым – неизменное свойство одинокой старости.

И он невольно тоже становился словоохотливым в ответ.

По вечерам они часами могли беседовать о России и других странах, в которых каждый из них бывал. А ещё о живописи, музыке, книгах. Порою немецких, но чаще румынских и русских…

- Не стану возражать вам насчёт величия Пушкина, но вы прочтите нашего Эминеску!
«Для вас родился я и рос.
И в смерти буду весь вам роздан,
Чтоб птицы из моих волос
Сплетали памятные гнёзда.
Чтоб змеи сердце унесли
Туда, где грешным зреет кара.
Оно спасёт и исцелит
Всех: от Иуды – до Икара»
1.

- Для вас всё румынское – самое лучшее, - кивает головой Николай Францевич.

- Так и есть.

- Потому что оно ваше, - улыбается тот.

- Нет, потому что оно в самом деле лучшее.

- Почему же тогда вы живёте здесь, господин граф, а не в Румынии?

- Я там часто бываю.

- Вы тоскуете по родине, но не возвращаетесь туда навсегда.

- На то есть причины. К тому же, Николай Францевич, моя родина всегда со мной.

- В вашем сердце?

- И в сердце тоже. 

______

1 - пер. А. Назарова.

Отредактировано amargo (2011-02-26 21:09:40)

83

***

- Ваше сиятельство, не хотите ли, я прочту вам стихи, которые вам непременно понравятся? – говорит порой чудаковатый старичок.

- Извольте.
- «Счастлив, кто посетил сей мир
В его минуты роковые…»

- «Его призвали Всеблагие,
Как собеседника на пир…»,
- подхватывает он. – Как же, это Тютчев. Он часто пишет о знании, недоступном обыкновенным смертным. Впрочем, с поэтами это случается.

- Вы весьма начитанный человек, ваше сиятельство. Но редкая книга вызывает у вас восхищение.

- Видите ли, Николай Францевич, я читал довольно много из русской литературы: и про слезинку ребёнка, и про солнце Аустерлица… Но в моих глазах сотни томов, написанных в последние двести лет, не стоят одной страницы «Слова о полку Игореве». «Комонь въ полуночи Овлуръ свисну за рекою - велить князю разумети: князю Игорю не быть! Кликну, стукну земля, въшуме трава, вежи ся половецкии подвизашася. А Игорь князь поскочи горнастаемъ къ тростию и белымъ гоголемъ на воду, въвръжеся на бръзъ комонь и скочи съ него босымъ влъкомъ, и потече къ лугу Донца, и полете соколомъ подъ мьглами…»

Он умолкает.

- Неужели нет ни одной книги в веке девятнадцатом, которая бы не тронула вашего сердца? – вопрошает Николай Францевич.

- Отчего же? И в нём порой создавалось нечто достойное, взять те же поэмы этого словно из мира иного пришедшего юноши, Лермонтова: «Мцыри» и особенно «Демон». А вот его прославленный роман… Я не понимаю, точнее, отказываюсь понять этих так называемых «лишних людей», о которых в нынешнем столетии не пишет только ленивый. Да, окружающий мир может сделать всё, чтобы вычеркнуть тебя из него. Но никто - кроме самого Господа Бога – не может заставить тебя почувствовать себя лишним. Никто не может тебя растоптать. Никто не может тебя сломить. Даже убить тебя не может – если этого не позволишь ты сам.

- Вы очень гордый человек, господин граф, - произносит тот.

- Нет, милейший Николай Францевич, это совсем не гордыня. Это чувство долга. Мы рождены на этот свет ради какой-то цели, у каждого собственной. И невыполнение её в моих глазах не меньший грех, чем самоубийство. И уж точно не меньшая слабость.

Старичок вздыхает.

- Но ведь выполнить её бывает невыносимо трудно.

- Господь никогда не возложит на нас непосильной ноши. Она может только показаться нам непосильной. Пока не придёт час испытаний, ни один человек даже не догадывается, на сколь многое он способен. Ни один из нас не знает до срока, как много готова преодолеть его воля.

- А вы знаете, господин граф?

- А я знаю.

***

Но больше всего Николай Францевич любил народное слово: предания, былины, песни и особенно сказки. В отведённой ему комнатке, если не считать икон, самое почётное место занимали издания Афанасьева и братьев Гримм. Заметив, что и его новый хозяин неравнодушен к фольклору, он не раз пытался его убедить, что русские сказки мудрее и чудесней любых иных на земле.

Разумеется, он утверждал то же самое о сказках своего народа. Против Ивана-царевича у него находился обожаемый с детства Фэт-Фрумос, против Елены Прекрасной и Василисы Премудрой – Иляна-Косынзяна, а уж русский Серый Волк и вовсе не шёл ни в какое сравнение с Волшебным Волком, который мог обратиться и в муху, и в коня, и в парня, и даже в прекрасную девицу, «в золотой косе которой розы-цветы поют». А уж если сей зверь прикидывался мёртвым, то даже зловоние начинало от него исходить.

- Что ж, и правда красивы ваши румынские сказки, - отвечает Николай Францевич. – Мне также доводилось читать, что у вас особенно много сказок и легенд о вампирах.

- Это так.

- А самих вампиров?

Он пристально смотрит на собеседника, но в его детских глазах не замечается никакого подвоха.

- Самих вампиров? Ну как вам ответить, много ли… Для людей, возможно, и много, а для немёртвых… Скажу так, встречаются.

Он надеется, что домоправитель расценит его слова как забавную шутку, как обыкновенно случалось  с людьми, когда он говорил правду.

Но тот лишь очень серьёзно кивает.

- А могу ли я попросить вас поведать какую-нибудь из этих сказок?

- С удовольствием.

И он рассказывает ему свою любимую с детства историю, ту самую, в которой говорилось о тех незапамятных временах, когда «вампиры были столь же обычны, как листва, или трава, или ягоды в ведре».

Николай Францевич по-прежнему спокойно и задумчиво кивает, а  по окончании рассказа благодарит его и тихо спрашивает:

- Господин граф, а может, я всё-таки приготовлю вам чаю?

- Не стоит, Николай Францевич, к тому же мне пора перед сном прогуляться.

- А вы не боитесь выходить один в столь поздний час?

Он смеётся:

- Не беспокойтесь обо мне, голубчик, и ложитесь-ка лучше спать… Не забывайте, Николай Францевич, что мне доводилось воевать с турками. После этого мне уже ничего не страшно… Покойной ночи!

84

9.

Долгое время он пребывал в наивной уверенности, что его седовласый любитель народной премудрости ни о чём не подозревает. Ибо хорошо образованные современные люди никогда не воспримут её буквально, даже если они являются страстными приверженцами мифологической школы. Однако время показало, что он ошибался.

В его обиталище, благодаря стараниям Николая Францевича, стало настолько уютно, что полгода спустя появления того в его доме он решил перевезти из своего особняка в Бухаресте копию своего прижизненного портрета, который очень любил. И который всегда заменял ему зеркало.

Вскоре портрет прибывает. Он освобождает его от многочисленных слоёв обёртки и водружает на стол перед Николаем Францевичем.

- Недурная парсуна, вы не находите?

Старичок долго рассматривает картину, а затем вдруг ласково дотрагивается до рамы.

- Какие грустные и мечтательные глаза! И какое бледное, измученное лицо!

- Иначе и быть не могло. Это портрет узника, прошедшего пытки, - объясняет он. – Но это единственное правдивое изображение этого человека.

- Это и чувствуется, - произносит Николай Францевич. – Сейчас вы выглядите много лучше.

На миг он замирает.

- Причём тут я? Это портрет моего далёкого предка. Парсуна написана в пятнадцатом веке. Хотя… между нами, возможно, есть определённое сходство.

Его скромный домоправитель смотрит прямо ему в глаза и улыбается:

- Конечно, ваше сиятельство, как вам не быть похожим на самого себя?

- А как я могу быть человеком, погибшим четыреста лет назад?

- А разве вы не бессмертны?

***

Проходит минута.

Он кладёт руку на щуплое плечо старичка, который ниже его почти на голову, и железной хваткой стискивает его:

- Каков бы я ни был, вы-то точно бренны, Николай Францевич. Не желаете ли проверить?

Голубоглазый чудак качает головой с укоризной:

- И-и, молодой человек, надумали старика пугать смертью… Годы мои всё равно сочтены.

Он чуть ослабляет хватку.

- Николай Францевич, да вы в своём ли уме? Вы же только что заявили сами, что мне четыреста с лишним лет. Какой я вам молодой человек? Да вы в праправнуки мне годитесь.

- Душой вы ещё очень молоды. У вас огонь в глазах. Вы полны интереса к жизни. Вы смотрите в будущее так, словно у вас многое ещё впереди. Это-то долгое время и вводило меня в заблуждение.

Он выпускает его плечо.

- А как вы догадались?

***

Николай Францевич совершенно спокоен.

- Знаете, господин граф, я сразу обратил внимание на вашу фамилию. Ещё юношей в числе прочих древнерусских повестей я прочитал «Сказание о Дракуле воеводе»…

- Глупое собрание нелепых анекдотов, списанное с немецких памфлетов!

- Возможно, ваше сиятельство, вам виднее… Но повесть заинтересовала меня. Я стал искать всевозможные сведения о вас и запомнил, помимо прочего, что Дракула – это не что иное как прозвище, и что среди потомков ваших никто не носит фамилию Дракулешти. Поэтому когда вы назвались графом Дракулой, в голове моей мелькнула мысль, что вы либо самозванец, либо именно тот человек, о котором я читал в дни своей молодости. Но на самозванца вы похожи не были. Мне доводилось видеть прежде гравюру с этой парсуны, и я в первый же вечер заметил сходство. А догадаться, почему вы дожили до наших дней, было несложно. Впрочем, слишком многое сбивало меня с толку. Я никогда не видел вас при свете солнца, но заметил, что вы часто бодрствуете и днём, а спите не только в вашей таинственной «лаборатории», но и на кровати. Вы охотно общались со мной, были доброжелательны и веселы и внешне совершенно не отличались от остальных людей. Ваши манеры, ваши познания создавали впечатление утончённого современного аристократа. Поэтому долгое время я склонялся к мысли, что некоторые ваши… странности не имеют ничего общего с тем, что я предполагал.

- И что же меня выдало? – спрашивает он с недоумением.

Старичок, как всегда, улыбается.

- А вы собственноручно вложили в мои руки разгадку. Когда я приступил к своим обязанностям, мне был выдан новый гроссбух. Но, когда вам нужно было спешно уехать в Лейпциг, вы приказали мне сделать для вас те же покупки, что и вы сами несколько лет назад. Помните, ваше сиятельство? Вы торопились и не стали составлять для меня новый список, а просто вручили мне свой старый гроссбух. И в этом гроссбухе, начатом в 1869 году, все записи, от первой до последней, были сделаны на одном и том же языке.

Николай Францевич умолкает.

- Да, воистину говорят у вас «На всякого мудреца довольно простоты», - мрачно произносит он.

Он ненавидит и чужие, и тем более собственные просчёты и ошибки. 

- Да, господин граф. Этот язык был для вас настолько привычен, что вы вели на нём даже записи о расходах на телеграммы и покупку газет. И этим языком был не румынский, не немецкий, не венгерский, не русский и даже не латынь. Этим языком был старославянский, и даже цифры наедине с собой вы записывали буквами, ставя над ними титло. Да, и в наше время есть любители мёртвых языков. Они исследуют их, они переписывают от руки древние памятники. Я могу даже представить себе такого их почитателя, который вздумал бы вести на каком-то из них дневник. Но учёт хозяйственных расходов на нём, я думаю, стал бы вести лишь тот человек, для которого этот язык был бы с ранних лет основным языком деловой переписки. Но ведь именно на старославянском писали в Валахии до обретения собственной письменности. Именно на этом языке писал Влад III Дракула.

Он с горечью усмехается:

- Да, на славянском я до сих пор ещё думаю… Кстати, милостивый государь, а как, по-вашему, поступил бы с вами упомянутый здесь правитель?

Взгляд старика по-прежнему безмятежен: 

- Он бы не казнил меня, ибо я не совершил ни одного преступления. Но бы и не отпустил меня. И не потому, что мне известна его тайна. А потому именно, что ему необходим человек, который бы знал его тайну.

Он чуть склоняет голову набок, разглядывая это то ли мудрое, то ли безрассудное существо:

- А вы уверены, что ему необходим такой человек?

- Совершенно уверен. А иначе зачем он бы вообще впустил в свой дом человека?

Отредактировано amargo (2011-01-08 11:31:14)

85

10.

В ночь после того, как они повесили в гостиной его любимый портрет, он заметил, что Николай Францевич так и оставил открытым окно своей спальни. Правда, тогда он счёл это случайностью. Но и на следующую ночь, возвращаясь домой, он обнаружил окно домоправителя распахнутым. Когда назавтра всё повторяется снова, он решает прямо спросить старика о причине.

- Да я полагал, что вы тогда захотите влететь в дом через моё окно, господин граф, - отвечает тот, немного смутившись.

- Зачем?

- Хотел увидеть, как летучая мышь принимает человеческий облик. Я ведь давно знаю, что вы редко возвращаетесь домой через дверь.

Он смеётся:

- Какой же вы ребёнок, сущий ребёнок, Николай Францевич!

- Но ведь говорят же: старый что малый.   

Он смотрит на того сверху и милостиво кивает:

- Ну что ж… Красавицу девицу с розами-цветами в золотой косе, как, впрочем, и муху, я вам не обещаю, а вот с волшебным волком и кое-кем ещё вы сейчас познакомитесь.

Миг – и к потолку взлетает огромная летучая мышь. Лицо Николая Францевича сияет, его зачарованный взгляд следит за быстрыми взмахами кожистых крыльев. Мышь делает несколько кругов по комнате, облетает винтовую лестницу, издаёт громкий писк, усаживается на спинке кресла и грациозно складывает крылья. И вот уже перед старичком, небрежно облокотившись о подлокотник, сидит элегантно одетый черноволосый мужчина.   

- Я могу, конечно, обратиться и в крысу, но это уже не так романтично, - произносит он с поддразнивающей улыбкой.

- Нет, что вы, это было бы так по-гофмановски! – шепчет старый чудак.

Щёголь кивает, и в то же мгновение с кресла соскальзывает юркое тёмно-серое существо и со скоростью молнии перебегает комнату. Вперёд, назад, между ног Николая Францевича, под ковром и снова на кресло. Заскочив на сидение, крыса насмешливо стреляет в того бусинкой-глазом и тотчас начинает увеличиваться в размерах. И вот в кресле уже распрямляет спину большой серый волк с оскаленной пастью.

Старичок ошеломлённо всплескивает руками:

- Господи, и в самом деле, как в сказке!

Волк зевает во всю пасть, встряхивается… и внезапно прыгает прямо на противоположную стену. И вот уже по ней бежит громадных размеров чёрный паук, достигает угла и принимается с невероятной скоростью плести паутину. Наконец, по тонкой ниточке он начинает спускаться вниз. Николай Францевич осторожно протягивает руку, и восьминогое существо соскальзывает прямо в его ладонь. И через миг его пальцы уже ощущают крепкое пожатие его хозяина. 

- Николай Францевич, я думаю, вам следует немедленно очистить комнату от этого безобразия, - произносит он строго.

- Ваше сиятельство.., - выдыхает тот. – Да, да, конечно, сейчас…

Потом старичок внимательно рассматривает швабру с намотанной на неё паутиной, дотрагивается до неё и растерянно произносит:

- Совершенно, как настоящая.

Он поправляет:

- Она и есть настоящая. Ибо это не сказка, не чудо и даже не колдовство. Это жизнь, моя жизнь, Николай Францевич. Возможно, не самая лучшая, но не самая и плохая.

И, уже поднимаясь по лестнице, останавливается и добавляет:

- А окно я всё-таки советую вам закрывать. Здесь очень сыро по ночам. А я могу вернуться и через собственное окно. Кроме того, я могу ведь и просочиться сквозь щель. И, в конце концов, Николай Францевич, у меня же есть ключ.

***

Дни проходят за днями, складываясь в годы, одни из многих для него и одни из последних для его теперь уже скорее компаньона, чем домоправителя. Да и здоровье того уже препятствует старичку исполнять возложенные на него обязанности. Николай Францевич всё дряхлеет. Всё чаще он просто сидит в гостиной, закутавшись в плед, и выслушивает его рассказы.

Неважно о чём. О том, как зеленоглазый малыш впервые сел на коня, и о том, как в турецком плену он впервые попробовал кофе. И увидел, как выжигают глаза его ровесникам, отважившимся бежать из этой золотой клетки. О пышных венгерских балах и прославленных немецких турнирах. О разорённых крепостях, о возведённых храмах. О ночных атаках, которые он помнил каждую до единой. О скитаниях по стране, карту которой он, вплоть до последнего ручья, мог начертить с закрытыми глазами. О друзьях и ненавистниках, изменниках и палачах. И о художнике, который имел мужество нарисовать оклеветанного господаря таким, каким на самом деле он был.

- Ах, если бы вы это записали, господин граф, какая бы тогда вышла книга! – восклицает порой Николай Францевич. – Почему бы вам не издать под видом историка-медиевиста биографический труд? Или хотя бы роман?

- Зачем же?

- Зачем? Да чтобы открыть людям правду.

- Люди всегда принимают правду за ложь. А кривду за истину. Это не стоит труда.

- Но…

- Я не нуждаюсь в оправданиях.

- Для чего же тогда вы вновь и вновь возвращаетесь к этому разговору?

- Потому что хочу отвлечь ваши мысли от вас самого, от вашего одиночества.

Старичок качает головой:

- Человек всегда одинок.

- Это так, - соглашается он.

- Значит, вы, в первую голову, спасаетесь от своего одиночества.

- Но я-то не одинок.

- Вы один.

- Это не одно и то же, Николай Францевич. И, не забывайте, я не человек. Уже давно не человек.

- Разве это не сделало вас ещё более одиноким?

Теперь настаёт его очередь улыбаться и качать головой:

- Напротив. Я научился быть единым со всем, что вокруг меня. С дождём и снегом, туманом и ветром. С луной и со звёздами. И даже с солнцем, которого вынужден избегать. С лесами и полями, с землёй... И, кстати о земле… Помните, Николай Францевич, когда-то я заявил вам, что моя родина всегда со мной. Вы, верно, подумали, что я говорил о воспоминаниях? Но я-то имел в виду материальные вещи…

- Я вас не вполне понимаю.

- Николай Францевич, ваши больные ноги позволят вам спуститься в подвал?

- Думаю, да, - недоумевает тот. – А что такое?

- Пойдёмте, я вам покажу свою родину.

Отредактировано amargo (2011-01-08 11:45:08)

86


***

Старичок с нескрываемым удивлением рассматривает подземелье в тусклом свете старого фонаря. Он зажигает ещё один.

- Подойдите сюда, голубчик, не бойтесь.

- Что вы, господин граф, я не боюсь. Но я… ожидал иного.

- Чего же?

- Но… Это самый обычный подвал. Здесь и в самом деле чисто, как в лаборатории. И… здесь нет гроба. Только какие-то ящики.

Он громко смеётся:

- Зачем мне гробы?

- Но разве не в них вам положено спать?

- Положено? Но я сплю так, как мне это удобно. Дело ведь не в гробах. Хотя, говоря откровенно, в них многие спят. В чём я не вижу никакого толку.

- Но в чём же тогда?

Он отбрасывает одну за другой все крышки.

- Смотрите же, Николай Францевич, вот моя родина!

- Земля…

- Земля Трансильвании. Из-под Сигишоары. Там я впервые увидел свет… А это земля моей страны, Валахии. Из города Тырговиште, нашей тогдашней столицы. А это тоже валашская земля, но уже из-под Бухареста. Догадываетесь, что это за место?

- Где вы были похоронены?

Он хмурит брови.

- Нет, я не решаюсь трогать эту святую землю. Это почва с холма, на котором я был убит. Я и ещё несколько человек… Видели бы вы, какая там густая трава! И сколько цветов!

Николай Францевич отворачивается, но он успевает заметить в глазах его слёзы.

- Да, мой друг, это то, что дороже всего золота мира. То, что горожане пренебрежительно называют грязью, а крестьяне – матерью сырой землёй. То, что даёт тебе силу, словно мифическому Атланту. То, что без чего немыслима жизнь.

- Земля..., - повторяет Николай Францевич.

- Земля, в которую всё уходит, и из которой всё возрождается. Любая земля животворна, но только та, на которой ты когда-то родился, может дать тебе полное исцеление. Так как я большую часть времени провожу за границей, то вынужден везти её за сотни и тысячи вёрст, но вы-то, вы родились здесь, в Данциге!..

- О чём вы, ваше сиятельство?

- Послушайте, Николай Францевич, вы очень слабы здоровьем. И вы стары. Вам осталось прожить немного не только по моим, но даже по человеческим меркам. Но вы можете остаться в этом мире. Навсегда здоровым и навсегда молодым. Вы знаете, что мне ничего не стоит это сделать.

Щупленький, как лунь, седой человек впервые за всё время службы у него накрывает его ладонь своей.

- Ваше сиятельство, я не боюсь смерти. Я не боюсь предстать перед Богом. Я в самом деле чувствую, что отжил своё. И даже расположение к вам никогда не заставит меня отнимать кровь и жизнь у своих ближних. Вы уж не гневайтесь.

- Я и не гневаюсь, - произносит он, сжимая слабые, холодные из-за тяжело больного сердца пальцы в ответ. – Я знал, что вы всё скажете именно так. Но мне будет искренне жаль расставаться с вами. Ведь наша встреча в ином мире если и произойдёт, то очень нескоро. 

- И мне тоже будет жаль, - улыбается Николай Францевич. – Вы скрасили последние годы моей старости. Возможно, для кого-то это бы показалось странным, но это так.

- Тогда, возможно, вы мне не откажете в одной малости?.. Пусть у меня и на редкость хорошая память, но мне бы хотелось, чтобы от вас у меня осталась и фотографическая карточка. Мне рекомендовали отличного мастера.

- А сами вы не думаете сняться?

- Вы думаете, меня удастся запечатлеть?

- А это невозможно?

- Не знаю. Я думал, по аналогии с зеркалом… Но эта современная техника… А давайте попробуем!

***

Он встаёт и подходит к бюро, на котором стоят два фотопортрета. Один из них – его, открывший ему самому его новый облик, фотопортрет черноглазого молодого человека в самом расцвете сил. Другой – трогательный снимок добродушного старика, похожего то ли на университетского профессора, то ли на доктора. Его рамка уже чуть потёрлась – так часто он брал его в руки…

Николай Францевич тихо скончался полгода спустя. Не имея родственников, библиотеку свою он оставил хозяину. И ещё фотографию. С надписью на обороте, совершенно банальной, похожей на тысячи таких же надписей, если бы не одно слово.

«С глубочайшим уважением его сиятельству графу Дракуле от Н. Ф. Беккера на вечную память».

Вечную.

Отредактировано amargo (2011-01-08 11:49:18)

87

11.

Он часто задумывался, отчего его всегда так неодолимо влекло к людям. И отчего он был настолько равнодушен к себе подобным. Не оттого ли, что в этих смертных существах таилась хрупкая, ускользающая красота, подобная прелести бабочки-однодневки? Красота весеннего цветка, капли дождя, ветром подхваченного листа, тающей на ладони снежинки.

Их срок предельно краток, их исчезновение навевает грусть. Но через год над землёй вновь начинают кружиться лёгкокрылые бабочки, и новые цветы покрывают холмы, и новые дожди скользят по листве деревьев. И каждой следующей зимой на ладони твои осыпаются тысячи снежинок – других, но не менее прекрасных.

Когда уходит близкое тебе существо, кажется, что больше никто не наполнит твою жизнь светом. И, если ты человек, то бывает, что за свою короткую жизнь ты и вправду не успеваешь обрести новую возлюбленную или друга.

Но если ты бессмертен…

Он встретил свою отраду там, где не ждал. И когда не ждал. И пусть они были безжалостно оторваны друг от друга, пусть для возвращения он вынужден был стремиться пока не к ней, а прочь от неё, но именно в этом возвращении сейчас он видел смысл пребывания своего на земле.

В возвращении к ней.

К Люси.


***

Он откладывает фотографию, снимает трубку телефонного аппарата и просит звонкоголосую фройляйн соединить его с телеграфом. Через минуту он уже надиктовывает тексты телеграмм для своих поверенных в Бухаресте, Тыргу-Муреше и Варшаве.

Через пару дней он покинет Данциг.

Через год он должен вновь оказаться в Англии.

Что бы с ним ни случилось.


Продолжение следует...

88

Очень красиво и... осмысленно. Сцена, когда Дракула развлекает старичка превращениями - просто 10 баллов!)))

89

amargo, браво! Изумительно! appl

После Вашего рассказа я, пожалуй, могу снова увлечься вампирской тематикой. :) Такого вИдения Дракулы я пока ни в одном литературном произведении не встречала.
Читается буквально на одном дыхании.

Очень понравился мне Николай Францевич. Настолько мудрый человек. Вот это его замечание:

- Николай Францевич, да вы в своём ли уме? Вы же только что заявили сами, что мне четыреста с лишним лет. Какой я вам молодой человек? Да вы в праправнуки мне годитесь.

- Душой вы ещё очень молоды. У вас огонь в глазах. Вы полны интереса к жизни. Вы смотрите в будущее так, словно у вас многое ещё впереди.

- хоть в рамочку вставляй. Да, именно так, Дракула - молод, а он сам - нет. И годы здесь совершенно ни при чем.

- Он бы не казнил меня, ибо я не совершил ни одного преступления. Но бы и не отпустил меня. И не потому, что мне известна его тайна. А потому именно, что ему необходим человек, который бы знал его тайну.

Он чуть склоняет голову набок, разглядывая это то ли мудрое, то ли безрассудное существо:

- А вы уверены, что ему необходим такой человек?

- Совершенно уверен. А иначе зачем он бы вообще впустил в свой дом человека?

- изумительно верно подмечено. Он видит графа насквозь и понимает его лучше, чем тот сам.

А со сцены превращений и вот с этого просто хохотала:

- А окно я всё-таки советую вам закрывать. Здесь очень сыро по ночам. А я могу вернуться и через собственное окно. Кроме того, я могу ведь и просочиться сквозь щель. И, в конце концов, Николай Францевич, у меня же есть ключ.

Обожаю людей с хорошим чувством юмора. И не-людей тоже. :)

Пошла отправлять маме... Это одна из немногих тем, на которые она у меня "подписана". :)

90

opera, Мышь_полевая, спасибо!  :blush: Я хотела написать про Н.Ф. всего одну главку страницы на 2, но он и Дракулу разговорил, и меня расписал.)) И я переживала, не вышел ли у меня с этим героем перебор. И насчёт того, не лишней ли в сюжете о Дракуле вышла Польша. И русская тема.

Кстати, вот в какой дом я "поселила" Дракулу (серый, посередине):

http://s006.radikal.ru/i213/1101/89/c685910cae02t.jpg

Фото моё.
Кстати, в Гданьске и правда сыро, я там простудилась. Что нисколько не испортило мои впечатления от города.


Вы здесь » Наш Призрачный форум » Другое творчество » Драконёнок