7.
Ночь тиха. Никаких признаков смуты. Это хорошо. Это значит, что он может сначала уничтожить своих несостоявшихся убийц. Некоторых из них он успел опознать в лицо.
Нет, это не месть. Это правосудие. Он не станет дожидаться, когда вернёт себе престол – ведь за это время они могут ускользнуть. А тот, кто был неверен одному господарю, предаст и другого. Кто изменил однажды, продаст снова. Но он нанесёт предупреждающий удар.
Тем более что никто не ждёт его.
***
Тонкий луч пробивается из-под двери. Отчего же тебе не спится в столь поздний час, боярин Петру? Надеюсь, что ты успел прочитать молитву, потому что отсрочки не будет.
Он негромко стучит.
- Кто там? – скорее недовольный, чем испуганный голос.
- Награда за избавление от Влада-кровопийцы, - отвечает он почтительным тоном.
Дверь распахивается, впуская его. Улыбка на лице краснощёкого человека сменяется безумной гримасой, когда тот видит знакомую фигуру в длинной рубахе. Но уже поздно. Он выставляет вперёд кинжал и тихо шепчет:
- Крикнешь – вся твоя семья последует за тобой.
И бесшумно притворяет дверь. И закрывает её на засов.
Петру вскидывает перед собой дрожащие руки и медленно пятится. Из горла вырывается то ли хрип, то ли стон. Неудивительно. Его стоит бояться… Но почему боярин извлекает из-под ворота крест и загораживается им, бормоча «Свят-свят-свят»? Этот недоумок что, принял его за призрак? Конечно, он вполне сойдёт и за привидение: весь в белом, наверняка без кровинки в лице – после таких-то ран. Что ж, тем лучше.
- Да, сейчас ты предстанешь перед святыми, Петру. И перед Господом Богом. И ответишь перед ними за подлое убийство своего господаря.
Боярин издаёт звук, похожий на писк. Но вместо того, чтобы рухнуть перед ним на колени и молить о пощаде, бросается к окну, срывает с него пучок цветов чеснока и нагло тычет ими прямо ему в лицо. Похоже, что это ничтожество верит в вампиров. Тогда тот ещё глупей, чем он думал. Такое невежество! И когда? В нынешнем просвещённом пятнадцатом веке! Может, тот ещё считает Землю плоской?
Он вдыхает резкий запах чеснока. Тьфу, мерзость! Он вырывает его из трясущихся рук и отшвыривает прочь. Боярин в ужасе пытается заслониться крестом на цепочке.
- Тебя не защитит твой крест, Петру, - произносит он жёстко. – Ты не достоин его носить.
Крест следует за чесноком. Он заносит над боярином кинжал, но внезапно Петру начинает так отчаянно сопротивляться, что ему удаётся выбить кинжал из его руки и вцепиться ему в горло. Раздаётся негромкий треск, и его собственный крест отлетает в сторону. Пальцы боярина сжимаются на его шее так, что он отчётливо ощущает каждый стежок из опоясывающего её шва.
Врёшь, не возьмёшь! Он в ответ тоже впивается в шею боярина, но не руками – руки его удерживают из последних сил вырывающееся тело – нет, прямо зубами. И горячая солёная жидкость, хлынувшая ему в рот, струится по жилам, и он чувствует, как остатки болезни покидают его, как его наполняет целебная сила, с которой не сравнится ничто в целом мире, ни вода, ни мёд, ни вино...
А потом его голова проясняется. Он выпускает из рук обмякшее тело предателя и ошеломлённо вглядывается в шею убитого.
Что он наделал?!
***
Да, он был болен, несомненно, болен. Иначе бы не вздумал пить человечью кровь. Ему ли не знать, какой это страшный грех. Похоже, он был не в себе. Ему мнилось, что он очнулся в гробу, что выбрался из могилы, что прошёл через закрытую дверь и прилетел сюда, обратившись летучей мышью. После такого этот глупый боярин с его замшелыми суевериями представал уже образцом здравомыслия. Должно быть, он бредил и в бреду, едва помня себя, добрался из своих палат к дому Петру. Это было единственное разумное объяснение.
Наверно, его лицо измазано кровью. Он должен попить воды, успокоиться и умыться.
Он отыскивает таз и кувшин с водой, делает пару глотков… и его почти мгновенно выворачивает наизнанку. Да что это с ним такое? Его желудок не отличается нежностью, да и вода не походит совсем на отравленную. Да и кто и зачем тут мог её отравить?
Но ведь хотя бы смыть с лица кровь ею можно?
Он выплёскивает воду в таз и застывает. Затем склоняется ниже над ним, проводит рукой по лицу. Странно… Может быть, здесь просто не хватает света? Зажечь ещё лампу?.. Ничего… Господи, ведь он же должен отражаться?!
Зеркало! Должно же быть в этом доме зеркало! Петру был довольно богат и лишь недавно овдовел, возможно, зеркало он сможет найти, не выходя из опочивальни…
Вот и оно. Он глядит в небольшую овальную раму, ставит рядом обе лампы, несколько раз потрясённо моргает… Затем начинает вращать зеркало в руке. Всё, всё отражается в нём: потолок и стены, огромный кованый сундук и кровать, стулья и дубовый стол, брошенный на пол кинжал, сорванные в пылу схватки кресты и мёртвое тело, простёртое на полу… Он вновь переводит его на себя, поднимает его к лицу, подносит к зеркалу руки…
Ничего!..
Ничего!..
Ничего…
Он тяжело опускается на пол рядом с убитым и сжимает виски руками. Кусочки мозаики складываются в отчётливую картину Апокалипсиса.
«Я снесу нечеловеческие муки. Я заплачу любую цену»…
Ну что ж, вот она и цена!