Публика просто ломилась на их представления.
Тяжело было понять, что же больше привлекало публику: виртуозное исполнение причудливых пассажей на скрипке, голос, способный унести в обитель ангелов или ужасное лицо, подаренное самим Сатаной за смертные грехи. Но в одном можно было быть уверенным - их совместные выступления на Нижегородской ярмарке носили оглушительный успех.
Стоило только погаснуть огням в широком шатре, как все, из разных прослоек общества, от мала до велика, затаивали дыхание. Удивительно было наблюдать среди публики аристократию, сидящую плечом к плечу едва ли не с совсем опустившимися на дно нищими, ворами, девицами легкого поведения, содержанками, представителями богемы и еще множеством другого разношерстного люда. И все они были как малые дети, доверчиво смотрящие своими округлившимися глазами на взрослых, готовых продемонстрировать им чудо из чудес.
Их было всего двое на импровизированной сцене. Она со скрипкой в руках, играющая старинную цыганскую мелодию с виртуозностью настоящего мастера. И он, сначала едва слышно, а затем все громче поющий что-то на непонятном для публики языке. Ее фигуру, сидящую на стуле, вырывает из темноты луч яркого света, пока он оставался в тени. Затем девушка исчезала во мраке и музыка прекращалась. И с ней звучание голоса медленно сходило на нет. А потом...
Внезапно высокая фигура в черном плаще и маске оказывалась единственно освещенной. Протянутая правая рука тонула во мгле. И оттуда спустя полминуты выходила та самая девушка, едва касаясь пальцев мужчины. Она останавливалась перед ним, обращенная к публике спиной, и снимала маску. Вскрики и сдавленные стоны проносились над той частью шатра, где сидели зрители. Для них это зрелище было невыносимо. Многие отворачивались и просто уходили прочь. Некоторые оставались на своих местах, словно пригвожденные к стульям. Девушка роняла маску и брала мужчину за обе руки, подводя его к себе и целуя в щеку. Как ни в чем не бывало. Оставшимся на своих местах становилось не по себе от того, что можно было с легкостью целовать это ужасное лицо. Тогда девушка оборачивалась к публике и приветствовала ее низким поклоном, при этом широко и искренне улыбаясь.
И так повторялось из раза в раз. Черноволосая цыганская красавица и ее личный демон, искушающий публику своим ангельским голосом. Игра контрастов, до животного страха пугающая пришедших. Но они все равно возвращаются вновь и вновь. Пощекотать ли себе нервы? Или может быть услышать, как ангелы оплакивают их грешные души людей? Неизвестно. Неважно. Неинтересно. Главное, что неизменно, представление за представлений, шатер снова полон зрителей....
Девушка присела на стул и заглянула в небольшое зеркало, стоящее на маленьком столике перед ней. Оттуда на нее смотрело смуглое лицо с большими голубовато-серыми глазами. Они, эти глаза, были густо подведены черным и выражали неприкрытую дерзость, которую при каждом своем движении источала молодая цыганка.
С улицы послышался едва уловимый шорох, которому девушка не придала особого значения и стала медленно стирать грим с лица.
- Войди, Эрик, - устало произнесла она. - Я всегда могу отличить твою тихую походку от сотен других звуков.
- Я не перестаю удивляться, Шукар*, - тихо произнес гость, войдя внутрь и сев на стул рядом с девушкой. - В который раз...
- Не стоит, - произнесла девушка, отложив зеркало и посмотрев на Эрика. - Что привело тебя ко мне?
- Я хочу поблагодарить тебя, - смущенно ответил он, чувствуя как начинают гореть щеки под ненавистной маской.
- Ты делаешь это после каждого представления, Эрик, - сказала она, заглянув ему в глаза. Казалось, что сейчас Шукар смотрим не на него, а внутрь него, изучая израненную душу. - Этого достаточно. С лихвой....Не нужно приходить ко мне в столь позднее время и говорить все эти слова снова.
- Я не могу, - почти шепча произнес он и встал со стула, направившись к выходу. - Прости.
- Постой, - почувствовал укол совести, воскликнула девушка и схватила его за руку, усадив обратно. - Я бываю иногда резка. Ты можешь остаться и сказать все, что накопилось в душе. Я слушаю.
И она нежно улыбнулась, превратившись всего за мгновение из нелюдимой цыганки в простую и скромную девушку. Ее лицо больше не выражало недовольства, а глаза не светились призрением, которым она обычно одаривала большинство прохожих.
- Сколько уже прошло времени, - начал он. - Год или два?
- Три.
- Три года. А я до сих пор не могу поверить, что ты смотришь мне в лицо и улыбаешься. Не во сне, а на яву...
- Это не сложно, Эрик. Я уже привыкла. Но мне пожалуй стоит извинится за то, что наши с тобой поцелуи - ложь для публики...Я просто не смогу этого сделать, - она опустила взгляд и приобняла себя руками. - Я знаю, как тебе тяжело переносить...Наши выступления.
- Ничего страшного, - со светлой грустью в голосе произнес Эрик, кончиками пальцев дотронувшись до плеча девушки. Это был его первый опрометчивый поступок за все время их знакомства. - Мне этого достаточно. Другое дело, конечно, что я все никак не могу научиться играть на скрипке как ты.
- Я начала преподавать тебе уроки месяц назад, - ответила Шукар и рассмеялась. - А ты уже исполняешь сложные пассажи, которым я научилась только спустя два года практики.
Она взяла его за руку, отчего дыхание у мужчины перехватило, а сердце стало биться чуть быстрее. Взгляд девушки был устремлен на его длинные пальцы.
- Ты настоящий гений музыки, Эрик. Твой голос и вот эти руки околдуют еще не один десяток людских сердец...
"Но только не твое", - подумал Эрик, а в ответ лишь слабо кивнул.
- Ну вот видишь. Не теряй надежды. Никогда. Я приказываю тебе, - наигранно важно произнесла девушка.
- Слушаю и повинуюсь.
Она мягко улыбнулась и отпустила его руку, отвернувшись и убирая в маленький ящичек стола ненужные больше баночки с гримом.
Несколько минут они молчали, пока Эрик не спросил:
- Ты никогда не говорила, почему сбежала из табора вместе со мной?
- Это просто, Эрик. - задумчиво ответила девушка. - Мне хотелось свободы.
- И только? - его голос прозвучал глухо.
Она опешила, едва не уронив склянку с сурьмой.
- Я очень сильно рисковала, уходя неизвестно куда с человеком, которого в нашем таборе, мягко говоря, не любили. Но ты стал мне лучшим другом и мне не хотелось тебя терять...К тому же у меня были и свои, довольно таки эгоистичные причины: я хочу отыскать своего отца.
- Но разве...
- Нет. Мама рассказала мне за несколько дней до твоего..нашего побега, что Ферка не мой отец. Все удалось скрыть только потому, что я была не первым ребенком семьи и родилась очень похожей на свою мать... Я захотела найти его, а мама благословила меня на это, поняв, что не сможет переубедить.
- Ты знаешь, как он выглядит?
Она покачала головой.
- Мама так и не вспомнила. Прошло уже столько времени... Но она сказала, что он приехал откуда-то издалека вместе со своими друзьями-аристократами и говорил с забавным акцентом. Его звали Филипп де Шано... де Шани... де Шаньи. Да, Филипп де Шаньи.
- Он - француз, - произнес Эрик и очень сильно пожалел об этом. Загоревшийся огонек в глазах девушки отчетливо дал понять о том, что Шукар скоро покинет его.
- Значит мой путь теперь лежит во Францию, - упоенно произнесла она, словно пробуя это новое слово на вкус - Франция.
- Путь не близкий, - сухо вставил Эрик, едва сдерживания желание упасть на колени и умолять, умолять, умолять...Лишь бы только она не покидала его.
- Я знаю, - тихо ответила девушка и отвернулась, не выдержав пронзительного взгляда своего гостя. - Но я даю слово, что не уеду раньше, чем не закончу твое обучение игре на скрипке.
Первый раз в жизни Эрик проклял не свое ужасное лицо, а свой талант...Умелые пальцы просто не могли допускать ошибок в исполнении, и через полтора месяца Шукар покинула Россию. Она оставила Эрику свою скрипку, сказав, что это будет поводом для того, чтобы в любом случае вернуться обратно. Он же сам теперь выступав в одиночку, исполняя только свою часть номера. Было чем-то отвратительным и подлым даже подумать о том, чтобы самому играть на скрипке для зрителей...
Через три недели он получил письмо из самой Франции о том, что Шукар успешно добралась до пункта назначения и отыскала своего отца. Благо это оказалось очень легко, потому что его фамилия была довольно известна в Париже. Через несколько дней она планировала нанести ему визит, однако вовсе не надеясь, что он признает в ней дочь. Ей просто хотелось увидеть его и заглянуть в глаза. Плохое предчувствие терзало Эрика на протяжении недели, пока не пришло второе письмо...
В нем девушка рассказывала, что отца ей увидеть удалось, но он, выслушав ее, ничего не сказал и просто выгнал из дома. Его ярость до слез напугала ее, отчего Шукар решила, что оставит всякие попытки достучаться до отца и немедленно вернется в Россию.
Эрик вздохнул, сложив пропитанный девичьими слезами листок бумаги. Девушка вернется обратно, и теперь то он точно не отпустит ее никуда. Пусть даже против ее воли. Открыв конверт, он хотел было обратно убрать письмо, но заметил какую-то газетную вырезку внутри. Он вынул ее и прочитал...
Она гласила, что утром в одном из переулков центра французской столицы был найдет труп молодой девушки, предположительно цыганки. Ее горло было перерезано, однако все ценные вещи остались при девушке. Это исключало убийство с целью ограбления. Скорее всего цыганка нагадала кому-то "не слишком приятное будущее", и ей решили за это отомстить. В итоге дело было закрыто за неимением улик.
Эрик, едва сдерживая нахлынувший гнев, в мелкие клочья разорвал кусок газеты и поклялся, что когда-нибудь виновник будет обязательно наказан...
Филипп де Шаньи заслужил свою смерть.
Шукар - (цыганск.) красавица.
Отредактировано Ангел в Аду (2010-08-09 17:36:49)