Кусочек второй главы.
Не знаю, насколько хорошо расположился текст, так как выкладываю его не через компьютер (и делаю это впервые ). Если что, поправлю через несколько дней.
Глава 2
“Les habits d’or et d’argent” «Одежды злата и серебра»
31 декабря 1869
Две девушки, практически выскочившие через черный ход дома 7 на Де Ла Паикс, теперь тщательно балансировали, держа упакованные платья. Если бы восторг мог обнаружить себя физически, он бы превратился в пары радости вокруг голов девушек и следовал за ними вниз по улице, словно легкая сверкающая дымка, заражая безудержным весельем всех прохожих.
- Как мы собираемся уместиться в омнибус? – все еще с улыбкой на губах спросила Кристина, теребя внушительный пакет в руках.
- Не знаю. Возможно, нам придется заплатить отдельно за платья, так что у них будут свои собственные места, - рассмеялась Мег.
- Ой, Мег, - Кристина присоединилась к веселью.
Кристина сделала важный вид - губы сжаты, нос вдернут кверху - и произнесла, все так же сохраняя серьезный вид:
- Да, месье, четыре места, пожалуйста, до здания Оперы. Одно для меня, одно для моей подруги и два для наших изумительных платьев.
Девушки что-то выкрикивали и смеялись весь путь до остановки.
По прибытии туда и после непродолжительной решительной борьбы с пакетами одежды и недовольством пассажиров они достигли своих мест в омнибусе и степенно поехали обратно в Оперу.
***
Эрик проснулся внезапно; причиной тому был дурной сон. Он не мог вспомнить подробностей, но, как это было в случае с большинством его сновидений, это было что-то связанное с Кристиной. Он лежал, протирая глаза, усталые и слипшиеся – результат его неожиданного путешествия, совершенного этой ночью в приступе жалости к себе.
Он старался не думать об этом эмоциональном упадке прошлым вечером. С некоторых пор он уже прекрасно осознавал свои истинные чувства к мадмуазель Кристин Даае. Но услышать эту правду от мадам Жири… Это привело его разум в смятение и разрушило душевное равновесие. Это было безрассудством со стороны женщины - дать его сердцу хотя бы крошечный проблеск надежды в этой такой жесткой реальности, которая оставила его рыдающим и задыхающимся на волю вод озера.
Скатившись с постели и добредя до столика с умывальными принадлежностями, Эрик вспомнил урок с Кристиной; урок, впервые вызвавший подобное столкновение. Давние скрытые чувства страха и его лучшего друга, паники, накинулись на него со страшной силой, как только Кристина заговорила о том, что может покинуть Оперу. Это причинило ему боль. Его первым порывом, как мастера-самоучки манипулирования, было желание «отвернуться» от нее, что заставило бы ее чувствовать вину и стыд даже за это всего лишь предположение. «Маленькая неблагодарщина», - думалось ему в тот момент, - «как ты смеешь думать о том, чтобы оставить меня, после всего того, что я сделал для тебя». И все же, если подумать, не для того ли он развивал ее голос чтобы она могла идти вперед и достичь успеха в жизни? Не должен ли он, наконец, отпустить ее? Разве можно было этого избежать? Он любил ее слишком сильно, чтобы не желать ей счастья.
Он осознавал - не столько мысль о том, что она исчезнет, вызвала такую горечь, сколько то, что это может быть вызвано присутствием другого мужчины. Грядущий бал был ярким напоминанием, что это только вопрос времени. А затем найдется прекрасный сказочный принц и освободит Кристину от влияния ее ангела. За минувший год она стала просто красавицей; Эрик был уверен - не потребуется много времени, чтобы это заметил другой мужчина.
Вдобавок к этой унылой мысли было осознание того, что этим самым вечером она и предстанет во всем своем великолепии; каждый мужчина Парижа сможет восхищаться ею и добиваться ее благосклонности.
Эрик что-то досадливо проворчал своему отражению в зеркале, прежде чем зачерпнуть воды в ковш и умыться. Вытершись, он вновь вернулся мыслями к ее простодушной идее, что он сможет легко следовать за ней, где бы она ни находилась. «О, да» - усмехнулся он, обращаясь сам к себе, - так и слышу ее сейчас, объясняющую про меня своему мужу: ‘Не обращай внимания на этого странного мужчину в маске с убийственным взглядом, милый. Это только мой Ангел Музыки. Он живет в гардеробной и поет мне’». Он мрачно рассмеялся.
- Ты берешь время взаймы, Эрик… берешь взаймы, - повторил он своему отражению.
Однако, как большинство доведенных до состояния безысходности людей, он вдруг ощутил смелость; но ни капли безрассудства. Что может помешать принять ему предложение Жири и самому отправиться на бал? Ничего! Это будет маскарад, размышлял Эрик. Безусловно, это заманчиво – никто не сможет увидеть его лица… по крайней мере, до полуночи.
***
Две девушки уже сидели в сорочках и стягивали чулки, когда мадам Жири зашла в комнату, неся три огромных полотенца. Ванна уже была готова, оставалось только наполнить ее теплой водой.
- Так, вы решили, кто идет первым? – осведомилась мадам Жири.
- Мы подбросили сантим, и я проиграла, - ответила Мег, рассматривая мозоль на пальце ноги.
- Тогда ты, Кристина. А так как каждой из нас троих это необходимо, то прошу - не слишком долго. Я меньше всего хочу, чтобы вода была едва теплой, к тому времени, как наступит моя очередь, - зная, что это будет весьма неприятно, добавила мадам Жири.
Она оставила девушек одних, в то время как Кристина опускалась в успокаивающую воду с куском ароматического фиалкового мыла. А пока Кристина купалась, Мег начала расчесывать свои волосы.
- Кристина, я могу сегодня вечером взять одни из твоих новых духов? – спросила Мег.
- Конечно, Мег, - откликнулась Кристина, намыливая губкой руки.
- Ты когда-нибудь задумывалась над этим? Или пыталась разгадать? – спросила Мег.
- Разгадать что?
- Кто присылает тебе эти подарки?
Кристина не ответила, внезапно смутившись.
А Мег упорно продолжала:
- Давай посмотрим - в этом году это были дорогущие духи на Рождество и кашемировая шаль на твое День рождения. В прошлом году… дай подумать…это были прелестные жемчужные сережки и замечательная заколка для волос. А еще год назад…
- Мег, прекрати. Я не хочу говорить об этом, - прервала ее Кристина.
- Прости. Я почти не сомневаюсь, что я просто маленькая завистница. Ты всегда получаешь такие восхитительные подарки. А как насчет новых платьев каждый год? Неужели тебе не было хотя бы чуть-чуть любопытно, от кого они приходят?
Кристина продолжала молчать, смывая мыло.
- Ты когда-нибудь спрашивала маму? Она должна знать, Кристина. Она бы никогда не позволила тебе принимать подарки, если бы не знала этого.
- Я всегда полагала, что это один из старых покровителей моего отца. Кто еще это может быть?
- Так ты никогда не спрашивала маму? Она знает, Кристина…Я готова держать пари - она совершенно точно знает, кто твой благодетель. Мама знает все, что здесь происходит. Пожалуй, она даже знает Призрака Оперы!
Кристина вылезла из воды, резко выхватила одно из полотенец, но ничего не сказала. Только настороженно взглянула на Мег, задержав дыхание и ожидая продолжения.
- Кристина! У тебя даже нет предположений, да? – спросила Мег, хотя, на самом деле, она просто не смогла заставить себя произнести то, что думала.
Кристина начала бледнеть, окончательно ее поняв.
- Мег, я не хочу говорить об этом, - попросила Кристина.
- Ладно, кто бы то ни был… но, он, определенно, имеет хороший вкус.
Кристина завернулась в полотенце и оставила Мег одну в спальне мадам Жири, где и находилась ванна (ванна = кадка с водой?). Она прошла в небольшую соседнюю комнату. Конечно, у нее и у Мег имелись собственные кровати в общей спальне. Когда шли репетиции или очередной сезон, они спали там вместе с другими девушками. Эта отдельная комната в апартаментах мадам Жири использовалась ими как спальня, когда одна из девушек болела или в таких особых случаях, как их Дни рождения.
Кроме небольшой кровати в комнате находились комод и платяной шкаф, в который было запихнуто столько платьев, что дверца едва закрывалась. Комод Мег и Кристина делили, храня в нем ту одежду, которая не смогла уместиться в их маленьких шкафчиках в общей спальне.
Так как наступающая ночь была особенной ночью, Кристина выдвинула один из своих ящиков комода в поисках того, что она называла своей «необычной» сорочкой. Сорочку делали особенной искусные кружева по краю ворота и тот факт, что Кристина одевала ее нечасто. Но едва она начала вытаскивать белье, как ее взгляд упал на нечто аккуратно сложенное и лежащее в уголке ящика.
- О, - у нее вырвалось негромкое восклицание.
Она сейчас не собиралась доставать его, но этот маленький кусочек белого хлопка, казалось, так и звал ее рассмотреть его. Она отложила сорочку на кровать и осторожно, почти благоговейно, достала из комода сложенную в квадрат ткань. Усевшись на кровать, стоящую позади нее, она аккуратно положила материю на матрац и развернула этот квадрат в полный размер.
Она рассматривала его, касаясь лишь кончиками пальцев – мужской носовой платок, из превосходнейшего и мягчайшего хлопка. В одном из углов была вышитая красной шелковой нитью монограмма – витиеватая буква «Э».
Она вспомнила ту ночь, когда приобрела его. Это было много лет назад. Сейчас, оглядываясь назад, она понимала то, что еще не могла осознать тогда - это была ночь, которая навсегда изменила ее жизнь.
Мадам Жири привела ее жить в Оперу только неделю назад. Ее возлюбленный отец умер всего за несколько дней до этого, оставив восьмилетнее дитя совсем одиноким. В последние минуты перед смертью он утешал свою любимую дочь, уверяя, что, как только попадет на небеса, пришлет присматривать за ней Ангела Музыки.
Считая, что это несколько утешит снедаемого горем ребенка, мадам Жири попросила свою дочь, Мег, показать Кристине путь к молельне, где та смогла бы зажечь свечу и помолиться за своего отца. Кристина возвращалась туда каждый вечер, зажигала свечу, и, становясь на колени, молча молила отца исполнить данное ей обещание. Каждый вечер - всю неделю, она возвращалась в общую спа льню так и получив ответа на свои молитвы. На восьмую ночь Кристина также зажгла свою свечу, преклонила колени для молитвы, но больше не могла сдержать эту боль и несчастье, навалившееся на нее. Громкие несдерживаемые рыдания сорвались с ее уст, неистово сотрясая ее крошечное тело. Она упала на холодный каменный пол, свернулась в клубок и продолжала рыдать, пока не оказалось, что слезы иссякли. Пока она, икая, вытирала опухшие глаза и щеки тыльной стороной ладони, откуда-то сверху спланировал и приземлился на пол белый кусок ткани. Думая, что в комнате кроме нее находится кто-то еще, Кристина, вздрогнув, встала и огляделась. Но, никого не увидев, она осторожно потянулась к платку и подобрала его. А затем она услышала его голос, голос Ангела Музыки: «Вытри глаза, дитя, и не плачь больше».
Кристина улыбнулась, вспоминая ту ночь и все ночи, прошедшие с тех пор. Она еще раз взглянула на белый хлопковый квадрат и свернула его, как свернул бы священник драгоценную реликвию, и осторожно положила его обратно в уголок своего ящика.
***