***
- О чем вы думаете, мадам?! Позволить наивным, юным девушкам пойти на эту ежегодную оперную вакханалию? Это воистину безответственно с вашей стороны! Вы, которая должна ограждать их от всего и присматривать за ними, защищать их… - он был оборван.
- Я буду присматривать за ними! Я их сопровождаю. Ты поднимаешь такой шум, как будто я веду их на какую-то попойку! Право, Эрик! Это всеми ожидаемый, респектабельный светский вечер, посещаемый людьми высокого ранга и утонченного вкуса.
- Утонченного вкуса! …черта с два! Не знаю, как ваша Мег, но Кристина совсем еще ребенок… впечатлительный ребенок.
- На самом деле, если ты не заметил, Кристина вполне взрослая... в прошлом месяце ей исполнилось шестнадцать,– констатировала она.
- О, я заметил! Но возраст ничего не значит при оценке чьей-либо взрослости! - возразил он.
- Как будто я не знала, - она кинула на него взгляд из-под приподнятых бровей.
Он, проигнорировав ее комментарий, продолжал:
- Кристина здесь вела очень замкнутую жизнь. Она не представляет, как устроен мир. Я не хочу, чтобы у нее создались ложные представления, основанные на том, с чем она столкнется на шумном празднестве. И где она встретится с этими валяющими дурака гуляками.
- Это верно, что она ведет очень уединенную жизнь. Но я постоянно изумляюсь ее проницательности и суждениям о чем бы то ни было. Я думаю, за многое она должна благодарить тебя; ты учишь ее гораздо большему, чем просто музыке. Она очень развита для своего возраста. И очень сообразительна; меня поражает, что она все еще не раскрыла твой обман… 'Ангел Музыки’, фи!
Сверкнув глазами, и не разжимая челюстей, он прошипел:
- Вы забываетесь. Я вынужден напомнить вам, мадам, - выбирайте слова!
Она выпрямилась, вздернула подбородок и посмотрела ему прямо в лицо.
- Я не боюсь тебя. Я по-прежнему помню, и все так же ясно, того испуганного маленького мальчика с мешком на голове.
- Я уже не тот маленький мальчик, - огрызнулся он.
- Нет?
-Вы испытываете мое терпение, - процедил он.
- Этот разговор ни к чему нас не приведет. - Она сделала паузу, обвела взглядом неиспользуемую учебную комнату, освещенную единственной масляной лампой, которую она принесла с собой. - Что ты хочешь, чтобы я сделала? Держала Кристину запертой в ее комнате, чтобы она отдохнула от своей собственной жизни? И позволяла ей выходить только для того, чтобы выполнять или посещать твои ночные уроки? Ты, в самом деле, полагаешь, что это сделает ее счастливой? Ты действительно веришь, что этого будет достаточно для нее? С таким же успехом ты можешь забрать ее вниз, в твои подвалы, и больше никогда не позволять ей увидеть солнечный свет и услышать пение птиц…
Он издал едва слышный стон и качнул головой.
- Прости, Эрик, - ее тон стал мягче. - Я знаю, ты заботишься о ней; но Кристина не есть то же самое, что и ты, как бы сильно ты этого не хотел.
Он вскинул голову и зло уставился на нее.
- Какого дьявола это все значит? Как это восхитительное создание красоты и света, этот росток свежести и чистоты, может быть хоть как-то подобен мне? Она – ангел. И она нисколько не похожа на меня. Не думаете же вы, что я не знаю это столь же хорошо? Она не смогла бы даже испытывать привязанности ко мне, если б знала, что я представляю собой на самом деле. Нет, мадам, я не ангел, и чертовски в этом уверен. Я далек от ангела, настолько, насколько это возможно. Потому она никогда не должна открыть правду.
- Я не смогу вынести этого, - тихо добавил он, закончив свою тираду.
- Эрик, если бы я не знала тебя лучше, то подумала бы, что ты влюблен в нее, - многозначительно произнесла она.
- Конечно, я люблю Кристину. Я полюбил ее с того момента, когда впервые услышал ее пение.
- Нет, Эрик. Я сказала 'влюблен в нее'.
Он потрясенно взглянул на нее.
- Как вы могли предположить нечто подобное, мадам? Это не только нелепо, это неприлично. И даже не говоря о моем ужасном лице… Я знаю девочку с ее малых лет; я ее учитель – я практически в отцы ей гожусь.
- Значит, у тебя уже есть некоторые соображения по этому поводу, - она приподняла брови, оценивая его реакцию.
Он чуть отвернулся от нее, обратившись лицом к невидимому углу темной комнаты.
- Ты знаешь, Эрик, это не редкость для молодой женщины - симпатизировать мужчине старше ее. В особенности, если она уже испытывает привязанность к нему. Кроме того, едва ли тебя можно назвать стариком.
Тут он обернулся; на лбу залегла складка, его глаза, широко раскрытые, метнули в нее в не поддающийся описанию испуганно-недоверчивый взгляд.
- Вы, как ни странно, поощряете меня к этому? Чтобы вы, как ее наставница, в действительности поддерживали такой союз – это невероятно. Ваш рассудок покинул вас, мадам. Возможно, вам стоит взять отпуск.
- К тому же, что насчет моего ужасного лица? – бросил он.
- Если она любит тебя, твое лицо не будет иметь никакого значения. Кристина не поверхностный человек. Она…
- Ах! В данный момент, обсуждаемая юная барышня сидит у лампы, читая сказку. И знаете, какую сказку, мадам? «Золушку». Ту самую сказку. Сказку о красивой, но пока бедной и нелюбимой девушке, которую умчал прочь прекрасный принц… прекрасный принц! А не обезображенный чудак, который может быть обнаружен на углу высокого здания с желобом у его уст.
- Эрик, ты слишком жесток к себе. Твое лицо не…, -попыталась вставить она, но он не слушал.
- Она мечтает о таких вещах. О красивых мужчинах и счастливом будущем, о прекрасных домах, заполненных радостью и светом. Да и почему она не должна? Она заслуживает этого… она заслуживает всего того, чего я не могу дать ей. - Он остановился на мгновение; мадам Жири хранила молчание.
- В сторону мое лицо и возраст; она заслуживает мужчину, которого она сможет уважать. Наши отношения, в данный момент, основаны на мифе, вымысле. О, она любит своего Ангела Музыки, в этом я не сомневаюсь. Однако, если она узнает правду, правду о том, кто я… я не верю, что даже такое великодушное и доброе сердце как у Кристины Дае сможет простить и забыть это.
- Ох, Эрик. В таком случае, ты не знаешь девушку настолько хорошо, как это утверждаешь, - едва слышно, почти про себя, произнесла она.
Они стояли в молчании до тех пор, пока он, наконец, не нарушил его. Спокойным, ровным голосом, как если бы предшествующей дискуссии не произошло, он произнес:
- И тем не менее, я обеспокоен тем, что Кристине было дозволено пойти на этот вечер. Мне бы не хотелось, чтобы она встретилась с этим с этими не вызывающими доверия людьми.
- Не вызывающими доверия людьми? - повторила она.
- Да. Повесы и невежи. Красавчики, льющие сладкие речи; заботящиеся о ее чести или репутации ничуть ни больше, как если бы она искала работу на одном из узких переулков Монмартра.
(Прим. перев.: Монмартр (фр. Montmartre) — название 130-метрового холма на севере Парижа и древнеримского поселения. В 1860 район стал частью города, дав название 18-му муниципальному округу.
В конце 19 века Монмартр привлекал многочисленных деятелей искусства своими недорогими (по сравнению с центром города) ценами. Здесь жили и творили Ренуар, Ван Гог, Тулуз-Лотрек, Утрилло, Аполлинер, Таможенник Руссо; чуть позже — Пикассо, Брак, Модильяни. Бедные художники и поэты снимали комнатушки в ветхом бараке Бато-Лавуар, где не было света и газа и всего лишь один водопроводный кран на пять этажей. Излюбленными местами встреч парижской богемы были бары и кабаре, такие как «Чёрный кот», «Мулен Руж» и «Проворный кролик»)
- Друг мой, если ты так обеспокоен и убеждён в моей неспособности позаботиться о девочках, почему бы тебе не пойти самому? Ты сможешь не спускать глаз с Кристины, и, может, даже пригласишь ее на танец, - тихонько хмыкнула мадам Жири, закидывая свою длинную золотисто-каштановую косу за плечи.
- Я не оценил ваш юмор, мадам. Вы решительно хотите, чтобы этим вечером вам сломали шею, или только испытываете судьбу?
- Я вовсе не шучу, Эрик. Насколько я помню, однажды, очень давно, ты присутствовал на маскараде… Я думаю, ты на самом деле получил от этого удовольствие.
- Я не хочу когда-либо снова попасть на бал-маскарад, - отрезал он.
- Ты пригласил меня на танец. Помнишь? Это был последний раз, когда я видела твою искреннюю улыбку… По-моему, это был вальс, и твои глаза искрились светом.
- Вы ошибаетесь.
- Нисколько. Ты был там, и я также… Я ясно это помню. Красивый юноша во фраке возник передо мной. Он был высок и худ, с темными волосами и глазами цвета моря после шторма… слушай меня… я становлюсь поэтичной, - мадам Жири замерла на мгновение, пристально глядя перед собой, и воскрешая эти события в девичьей памяти. Легкая задумчивая улыбка возникла на ее обычно серьёзном лице. Она издала короткий смешок и посмотрела на своего собеседника, который все это время казался глубоко погруженным в свои собственные мысли.
- Это был вальс; 'Лорелея’, я полагаю.
- Вторая скрипка фальшивила, – тихо добавил он.
- Ты помнишь, - сказала она, сдерживая ликование.
- Вскоре после этого ты убежала… с тем мужчиной, - едко прибавил он.
- Ты сбежал тоже… и пропадал где-то гораздо дольше, - отозвалась она.
Она продолжила, нарушив неловкое молчание:
- Я волновалась за тебя все эти годы. Ни слова от тебя. Гадала, куда ты мог уйти… все ли у тебя в порядке. Гадала, что ты делаешь… что с тобой происходит.
- Вы никогда не тревожились за меня. У вас есть ребенок. На вас балетная труппа. С каких это пор я стал вас волновать? – сплюнул он.
- С той самой ночи, когда я открыла клетку, - прямо ответила она.
- Вы никогда не заботились обо мне. Вы отвели меня вниз, в эти подвалы и оставили меня там с крысами. Вы только постоянно беспокоились о том, что я мог быть пойман, и вам пришлось бы держать ответ, - с презрением ответил он.
- Это неправда, Эрик. Я всегда беспокоилась о твоем благополучии. Но я сама была только ребенком, Эрик. Глупым, испуганным ребенком, который, пожалуй, не хотел быть ответственным за действия не по годам развитого несчастного мальчика. - Она сделала успокаивающий вздох.
Он хранил молчание; в небольшом помещении витало ощутимое напряжение.
Она продолжила оправдывающимся тоном:
- Я думала, что ты мог позаботиться о себе сам. Ты всегда был таким самоуверенным. К тому же, ты никогда ничего не говорил… никогда ничего не просил… ох, Эрик, чего ты хочешь от меня? - от отчаянья ее голос становился все выше.
После секундного раздумья он ровно ответил:
- Ничего… ничего такого, что бы вы могли дать мне.
Она вздохнула.
- Я старалась сделать для тебя, все что могла. Я поставила себя и свою дочь в рискованное положение, став твоим вестником… став твоим другом.
- Мы - друзья? У меня нет друзей, мадам. Возможно – знакомые, но не друзья. Если вы считаете, что я из их числа, мне жаль вас, - с презрением произнес он.
Она всплеснула руками и хлопнула себя по бедрам:
- Я сдаюсь.
Он выразительно приподнял бровь, но ничего не сказал.
- Я должна идти - нужно проверить девочек. Удостовериться, что они все укладываются спать.
Она уже развернулась, чтобы выйти, но остановилась и оглянулась на него. Он стоял, все так же отвернувшись к дальней стене.
- Меня всегда интересовало кое-что… где ты был все эти годы? Ты никогда не говорил.
После минутного раздумья он все же ответил:
- На постройке богатого дворца для развлечений шаха Персии.
Она округлила глаза и фыркнула.
- Конечно, ты был… забудь о том, что я спрашивала.
С этими словами она вышла, унося лампу с собой и оставляя его блуждать в своих мыслях, таких же смутных и неразличимых, как и стены вокруг него.
***